Макошин скит

Евгения Кретова, 2021

В жизни Макса Александрова все утряслось. И именно в этот момент он узнает об исчезновении Карины, двоюродной сестры. Ее парень утверждает, что девушка бросила его, а мать радуется: дочь снова окажется под родительским кровом и влиянием. Мать уверена, что дочь прячется у подруг. Но выясняется, что Карина отказалась от мирской жизни и примкнула к отшельникам. И чем больше Макс узнает о новом увлечении сестры, тем сильнее за нее переживает: все, кто оказался в поселении отшельников, бесследно исчезают. Новые приключения уже знакомых героев в детективе «Макошин скит».

Глава 6

Фото

Пока добрались до локации, продрогли до костей — у Горация в машине сломалась печка, и всей команде пришлось ехать в холодном салоне, на холодных креслах, согревая руки дыханием и по очереди прикладываясь к термосу с горячим чаем, заботливо прихваченным Семеном для Татьяны и Зои — фотомодели. Зои — ясноглазая блондинка с пшеничными волосами, отливающими золотом, высокая, не худощавая, прекрасно «укладывалась» в сформировавшийся на Западе стереотип о русских — а именно на этно-теме Рафаэль и хотел сыграть.

Стас ворчал, когда машину подбрасывало на кочках и с тревогой поглядывал на подвешенные кофры с костюмами — он особенно гордился подготовленным для съемки «рубищем»: плотный лён с вытравленными по подолу, будто прогоревшими, пятнами, тонкая линия мережки и бахромы, зрительно состарившие полотно. Плетеный вручную пояс, налобное украшение и парчовые зарукавья с деревянными бляхами-нашивками.

— Я босиком что ли буду? — уточнила Зои с сомнением посмотрев через запотевшее окно на укрытые колким инеем поля: ночью опять подморозило.

Стас кивнул, напомнил бесстрастно:

— Мы это оговаривали.

— Ну я думала, в машине отогреюсь, а у вас дубак… — Девушка закусила губу, недовольно поморщилась.

Стас вздохнул:

— Не переживай, отогреем тебя, — он полез во внутренний карман, достал оранжевую упаковку со стельками, помахал ими перед моделью: — С подогревом, специально для тебя вчера взял. Так что все норм.

Девушка недоверчиво посмотрела на запечатанную упаковку, пожала плечами: с работой в последнее время все хуже, девочки из агентства берутся за самые сомнительные заказы, ей еще повезло — для крупного журнала фотографироваться, если повезет, на обложке окажется. Так что ради портфолио можно и померзнуть. Зои положила голову на подголовник, мечтательно прикрыла глаза: при таком раскладе ее заметят, предложат контракт и она уедет, благо этот заказ оформила напрямую, не через модельное агентство — спасибо Семену — и в случае победы ей не придется делиться гонораром с этими упырями и выплачивать им отступные.

Зои уже мысленно вышагивала по мощеным улочкам старой Европы со стаканчиком крафтового кофе в руках и в дорогом пальто. Подумав, пририсовала рядом с собой еще и брутального брюнета — для полноты картины: визуализировать так визуализировать.

И Ламборджини пусть стоит на парковке. С водителем. Ее водителем. «Интересно, сколько «Ламба» стоит, это вообще реально — ее купить?» — озадачилась девушка.

Рафаэль, прищурившись, наблюдал за ней — искал нужный ракурс. У девушки красивый, выразительный профиль, высокая линия скул и точеная — подбородка. Красивые запястья и щиколотки, сухие, изящные. Он вспоминал отснятую Семеном локацию, представляя Зои на фоне разрушенной часовни, прикидывал.

Поэтому когда доехали и выгрузили оборудование, он уже точно знал, что делать. Выбравшись из машины первым, сразу пошел к возвышавшемуся на холме строению.

— Семен, стойки закрепляй вот на тех камнях. Ракурс отсюда берем, — он ткнул себе под ноги, придирчиво оглядывая экспозицию. — Го́ра, сделай что-нибудь с печкой… Околеем… Таня, Стас, вам сколько времени надо на мейк и одевание?

— Минут тридцать дай, — Татьяна выглянула из машины с сомнением посмотрела на свой чемоданчик.

Стас молча кивнул, соглашаясь. Пока с моделью работала Татьяна, он пошел к Рафаэлю и Семену.

— Хорошо получится. Колоритно, — отметил, встав за спиной фотографа. Он четко следовал принципу — сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Или похвалит, но недостаточно.

Гораций возился под капотом внедорожника, проверял контакты, ворчал на всех автопроизводителей вместе взятых.

Рафаэль покосился на него, дотронулся до плеча стилиста:

— Пройди вверх по тропинке, встань во-он у той коряги, пожалуйста, — он показал рукой в направлении поломанного дерева, почти перегородившего тропинку к почерневшему остову часовни.

Стас покосился на него:

— Ты меня что ли фотать собрался?

Раф уже снимал крышку с объектива, настраивал аппарат, посмотрел на стилиста:

— Надо четко размерить, куда Зои поставить… Холодно, простынет босая, вон, лед на лужах.

Стас фыркнул:

— У-у ты господи, — но направился к коряге: — Мы так-то ей за это деньги платим.

— Стас не будь свиньей… Стой где стоишь! — Рафаэль поднял вверх руку. — Замри. А теперь ме-е-е-дленно поворачивайся ко мне через левое плечо.

Стас скривился, но сделал, как тот хочет. Рафаэль сделал еще несколько снимков. Семен, поставивший последний фотозонт, развернулся к нему и замер — он всегда чувствовал себя заговоренной коброй, когда наблюдал, как Рафаэль работает. Казалось, фотоаппарат становился с ним одним целым, его глазами, руками, а сам фотограф — будто парил над мерзлой землей. Он передвигался быстро, не спуская пристального взгляда с объекта фотосъемки. Чуть приоткрыв рот, будто на одном вздохе, он следовал за объектом, растворяясь и становясь призраком. Слышались только щелчки затвора фотоаппарата, словно сердцебиение железного робота.

Это завораживало.

Забывшись, Семен облокотился на стойку и едва не перевернул ее. Засмущавшись, чертыхнулся, виновато оглянулся на Рафаэля — тот, кажется, даже не заметил, продолжал работать с камерой, выискивая лучшие ракурсы.

Из салона машины появилась Татьяна:

— Мы готовы. Стас, чего там с костюмом? Колдуй!

Тоже подошла ближе к Рафаэлю, заглянула через его плечо на экран фотоаппарата, хмыкнула.

— Стас, а из тебя отличная модель получается, — засмеялась в голос. — Немного задница широковата, но если подкачать… Хоть нижнее белье от Гуччи рекламируй.

— Вот себе и подкачивай… И нечего на мою задницу пялиться, — Стас, проходя мимо нее, ворчал: — Талантливый человек должен быть талантлив во всем…

— Должен, но не обязан, — Татьяна села на своего фирменного конькка — доставать Стаса за работой.

Стилист посмотрел на нее сердито, но без злости.

Рафаэль отвлекся от объектива, покосился на Татьяну:

— Звезда моя, а ты его смени лучше… Только выше поднимайся, и чтобы угол часовни оказался слева от тебя, — Рафаэль определился с одним из удачных ракурсов, прикинул, как он будет смотреться с Зои. Теперь проверял другой ракурс.

Татьяна послушно заняла нужное ему место, театрально воздела руки к тусклым еще небесам, пропела:

— О боги всемогущие, пошлите температуру плюс шестнадцать, шоколадку и нормальный кофе!

Рафаэль снимал и ее. Не обращая внимания на баловство визажиста, командовал:

— Правее встань. Правая нога выше, как будто шагаешь по лестнице… Нет, развернись. Теперь как будто спускаешься…

— Раф, не старайся, я просто не фотогеничная, — Татьяна лукаво щурилась.

Рафаэль забрался на валун, присел на корточки перед девушкой, поймал в объектив веснушчатое лицо:

— Не напрашивайся на комплимент, — пробормотал рассеянно и снова уткнулся в экран. Встав в полный рост, кивнул девушке: — Все, можешь идти в машину…

Татьяна весело козырнула:

— Есть, босс…

Семен подошел ближе:

— Раф, сухой лед нести? Или ты передумал?

Фотограф кивнул:

–…Стас! Что Зои, готова? У нас десять минут, пока солнце не переместится, потому всю экспозицию перестраивать…

Фотомодель выбралась из машины, предусмотрительно бросила на мерзлую землю тапочки, сунула в них ноги. Рафаэль поманил ее к себе, указал на место, где только что стояла Татьяна:

— Сюда, — протянул ей руку, помог взобраться по крутой тропе. Дождался, когда девушка снимет тапочки, отдаст их Семену, чтобы не попали в кадр. Удовлетворенно кивнул: — Так… Что тебе навевает это место?.. Не говори. Думай об этом.

Зои огляделась, поежилась, зябко поджала пальцы на ногах. Рафаэль сделал первые кадры, считывая эмоции девушки.

Та прошептала:

— Тоску, уныние, безнадежность. Как последний приют, который не дает успокоение, а только забвение…

— Круто, давай пока с этой эмоцией, поработаем.

Зои то поворачивалась к часовне, то отворачивалась от нее, заплетала волосы, присев на черные камни, щурилась на восходящее из-за часовни солнце. Подходила ближе к почерневшим стенам, дотрагивалась до них пальцами, обнимала себя за плечи. Ветер трепал пшеничные волосы, золотил их. А Рафаэль фотографировал, фиксировал кадр за кадром, отчетливая понимая, что… не то.

Созданный образ не жил, не дышал.

И фотограф не понимал, в чем дело.

Искал. Продвигался ощупью, уже забыв о конкурсе, об ожиданиях команды и собственных амбициях, сосредоточившись только на том, что работа «не идет», кадр не слушается, эмоция утекает, рассыпается.

Подозвал Семена — тот ловко брызнул на руку модели воду из пульверизатора:

— Это чтобы не обжечься, — пояснил.

Зои посмотрела с тревогой на него, перевела взгляд на фотографа. Тот успокаивающе кивнул:

— Один кадр. Две секунды.

Семен положил в центр девичьей ладони плотный ватный шарик.

— На счет три.

Рафаэль приготовился, поднес фотоаппарат к лицу, рассматривая девушку в объектив.

Семен аккуратно поджег шарик в руке девушки, бросил к ее ногам дымовую шашку. Щелчок. Один-единственный кадр прежде, чем Зои испугалась и бросила ватный комок на землю.

— Все, брейк, — скомандовал.

Ему стало стыдно — девушка продрогла. Столько кадров. И почто стопроцентная уверенность, что все впустую.

Отпустив модель, помог ей надеть тапочки и спуститься ближе к машине, где ее перехватили Семен и Стас. Оба уверенные, что проделана отличная работа. Но Рафаэль-то точно знал, что нет. Мрачно уставился в экран, еще раз просмотрел отснятый материал.

— Ну что, Раф. Все? — От машины отделился Гора, махнул рукой. — Я печку починил, поедем до города как приличные люди.

Рафаэль неопределенно кивнул:

— Сейчас, я еще пощелкаю… Собирайтесь.

И не позволив себя отговорить или отвлечь дополнительными вопросами, шагнул за угол, отделившись от ребят.

Слышал, как ребята недоуменно зашептались. Семен крикнул:

— Фотозонты собирать?

Рафаэль махнул рукой. Обошел здание.

Оно сильно повредилось из-за пожара.

Его пытались отреставрировать. Пожар свел все старания к нулю.

Фотограф видел почерневшие леса́. Осторожно перешагнув через гору ломанных кирпичей, взошел на пригорок. Отсюда красивый вид на лес. И на видневшийся за ним небольшой жилой поселок, очевидно — ту самую экодеревню, о которой говорила Татьяна. Надо домами поднимался белый дым затопленных печей, сюда, на холм пахнуло пряно, дразняще.

Рафаэль просто фотографировал. Вид, линию горизонта — она его успокаивала, он даже думал, что стоит ее поставить как заставку на компе, будет хорошо освежать взгляд и успокаивать внимание. Он щелкал затвором фотоаппарата, не сразу заметив в окошко объектива движение — он невольно кого-то сфотографировал с противоположного, менее всего поврежденного пожаром угла здания. По привычке пригляделся через экран, приблизил изображение.

Сердце упало и забилось часто-часто. Карина?

Этого не может быть. Приглядевшись, он уже сомневался: странная одежда, девушка казалась старше Карины.

Чтобы не выдать себя, он сделал еще несколько снимков, на этот раз — прицельно, выбирая ракурс так, чтобы лицо незнакомки попало в кадр, и тут же увеличивал его, чтобы убедиться. Руки дрожали.

Девушка, сбросив с плеч куртку, приладила ее на ветку дерева и теперь начала разбирать обугленные леса́ — снимала уцелевшие доски, аккуратно складывала в стороне, выбивала обухом топора нижние опоры, прикрывая глаза от сыпавшейся золы, ждала, когда осядет пыль, чтобы собрать прогоревший мусор в строительные мешки. Ей помогали еще две женщины, в такой же неопределенного цвета одежде: длинные юбки до щиколотки, темные платки, перепачканные сажей лица, куртки распахнуты на груди. Все трое работали молча, без шуток, пения, которыми обычно сопровождается такая работа.

Рафаэль был все еще не уверен.

— Карина, — тихо позвал.

Девушка выпрямилась, огляделась по сторонам. Раф понял — она не видит его, но ветер донес его голос. Он вышел из-за лесов на открытое место.

Девушка уставилась на него. Глаза распахнулись от удивления, но смотрели недоверчиво. Молодой человек шагнул вперед, девушка, будто очнувшись, ахнула, прикрыла рот перепачканной сажей ладонью, отшатнулась. Ее резкое движение привлекло внимание напарниц — те тоже распрямились, посмотрели на Рафаэля настороженно. Та, что постарше, перекрестилась.

— Карина! — сейчас он был абсолютно уверен — это она. Потерянная, с потухшим взором, перепуганная. Его Карина. — Карина, как хорошо, что ты нашлась!

Девушка схватилась за леса, интенсивно затрясла головой:

— Нет.

— Карина, это я, Рафаэль, ты меня узнаешь? — он сделал еще несколько неуверенных шагов навстречу.

К голове прилила кровь, ладони вспотели. Словно за соломинку, Раф вцепился в фотоаппарат, прижал к себе.

Девушка мотнула головой еще сильнее, бросила короткий, умоляющий взгляд на своих напарниц. Те промолчали.

— Нет, вы ошиблись… Я не Карина.

Рафаэль замер. Плечи опустились, в глазах загорелось недоумение — неужели ошибся?

— Я не Карина, меня Агатой зовут.

Рафаэль ничего не понимал.

Перед ним стояла Карина. Ее цвет глаз, ее лицо, ее руки, ее голос. И движения — ее.

Но она утверждает, что она — на самом деле не она.

«Амнезия?» — Рафаэль ругал себя за то, что не проверил после ее ухода больницы. Она ведь, в самом деле, могла попасть в аварию, могла получить травму. Да, нелепо, как в слезливой мелодраме. Но… другого-то объяснения все равно нет.

Девушка, закусив губу, развернулась и, схватив с ветки, куртку, побежала прочь, с пригорка — в сторону леса.

Рафаэль хотел побежать за ней, его остановили напарницы девушки:

— Чего удумал? Сказала — обознался ты! Так и ступай, откуда пришел! — преградив ему дорогу и оттесняя к стене, на него шагнула одна из женщин — та, что постарше и покрупнее. — Агата она, сестра наша.

«Сестра?» — у он знал всех родственников Карины, сестер у нее не было. Это окончательно сбило его с толку. Рафаэль смотрел вслед девушке, так и не решившись последовать за ней.

Махнув рукой, он развернулся и направился к машине.

Когда проходил мимо почерневшего входа в часовню, кто-то схватил его за руку, привлек к себе — Агата, которую он принял за свою Карину, приблизив к нему лицо, прошептала горячо:

— Ты как нашел меня?

— Да я работал здесь, снимал, — Рафаэль приподнял вверх руку с зажатым в ней фотоаппаратом… Карин…

— Нельзя, я для того здесь, чтобы очиститься, за всех нас. Грех с души снять, так что не ходи сюда… Если увидят, плохо мне будет.

Рафаэль ничего не понимал:

— Кто увидит? Почему плохо?! Карина… Тебя здесь силой держат? Тебе угрожают? Какой грех?

Девушка качала головой. Не позволив Рафу договорить, прикрыла его рот пропахшей гарью ладонью. Прошептала:

— Не называй меня мирским именем. Для всех я Агата.

В голове Рафаэля будто что-то щелкнулоь. Схватив девушку за рукав, потянул к выходу:

— К черту все, поехали!

Карина вырвала локоть, отпрянула к стене:

— Сказала тебе — никуда с тобой не пойду. Пожалуйста, услышь меня! И забудь, что видел здесь… Скажи, чтобы не искал никто, сама вернусь, когда смогу, — посмотрела строго.

— Карин… Это неправильно все…

Девушка нахмурилась.

— Оставь меня. Хоть немного уважай мое решение.

Покачала головой и, развернувшись, юркнула в просвет между опорами арки, выпрыгнула в окно.

* * *

Тем же вечером, Смоленск

Снова тот сон. Мучительная попытка закричать. Дотянуться. Карина снова стояла и смотрела в черное нутро разрушенного здания.

«Что же это за место такое?!» — Рафаэль метался в забытьи, не в силах проснуться или что-то изменить, увязая в навязчивом и болезненном видении все глубже.

Но в этот раз что-то было иначе.

На голове Карины — платок, совсем как там, у часовни. Темное платье в пол. Из черноты провала тянулся сырой, мертвенно-сладкий воздух. И будто шевелилось в глубине что-то, приближаясь ко входу.

Рафаэль замер, всматриваясь в пустоту.

Карина качнулась, сделала шаг вперед. Рядом с ней оказалась девочка, еще не подросток, но уже и не малышка. Простенькая сорочка с голубой каймой и туго заплетенные косички, в руках — букет полевых цветов. Девочка держала Карину за руку и вроде как была с ней и прежде, но Рафаэль не видел ее никогда. Обернувшись через плечо, девочка посмотрела прямо на него — и его будто с головой в ледяную воду окунули. Посмотрела строго и неприветливо.

Подняв взгляд на Карину, девочка дернула ту за руку, заставив тоже оглянуться.

— Карина!

Ему удалось закричать. Всего мгновение сна. В котором он увидел ее потерянное, заплаканное лицо, искусанные в кровь губы. Успел заметить ссадины на руках и кровоподтеки на оголенной шее. Что с ней?! Где она?

Его выбросило из сна, тело в одно мгновение стало тяжелым, а мысли потеряли ясность.

Карина. С ней что-то не так. Она в опасности.

Рафаэль убрал влажные волосы со лба и шумно выдохнул. «Нет, это все неправильно», — решительно встал, подошел к окну.

За городом расцветал новый день, рассвет прорывался тонкой розовой полосой за горизонтом, отражаясь в стеклах сонных домов.

Что-то смутное ворочалось в душе странным, тревожным воспоминанием. Однажды он проснулся посреди ночи — Карина сидела на кровати, обхватив колени руками и раскачиваясь. Взгляд ее был устремлен в одну точку, будто видел кого-то в темном углу.

— Карин, ты чего?

— Та девочка, которую откопали под погребом в доме родителей… Как думаешь, она бы пережила ту войну? Наверно, выросла бы, родила ребеночка. И продолжала жить в этом доме… Она, а не я…

Карина говорила тихим, потерянным голосом. Чужим и бесцветным.

Рафаэль нахмурился:

— Не говори глупости. Ты, как все творческие люди, впечатлительна. Вот и лезут в голову дурные мысли. Какой ребеночек. И вообще, при чем тут ты? — он зевнул.

Карина продолжала раскачиваться, словно не слышала его.

Рафаэль сел, нетерпеливо откашлялся:

— Если тебя это так триггерит, обратись к психологу.

Карина взвилась, резко обернулась к нему — в темноте сверкнули ее глаза:

— Ты считаешь, что я ненормальная?!

— Ну, почему сразу ненормальная, — Раф смутился. — И вообще я имел в виду не это. Вон, к невесте Макса, например, можно обратиться. Поговорить с ней… Она же психолог вроде.

Конец ознакомительного фрагмента.