Я – помнящий

Евгений Юрьевич Ильичев, 2019

Когда обладаешь бесконечным запасом времени, то начинаешь экспериментировать. Первое, что ты получаешь, это деньги, власть и влияние… Но как долго это будет тебя утешать и радовать? Сколько понадобится жизней, чтобы пресытиться достатком? На каком витке ты начинаешь понимать саму суть жизни? И кто заставит тебя заплатить за столь глупую трату времени? Ответы на все эти вопросы и пытается найти автор в романе. Увлекательный сюжет в антураже петли времени не оставит читателя равнодушными. А бесконечный поиск смысла жизни и обретение истиной любви заставит задуматься даже самого черствого скептика. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Сентябрь 2017 года.

Косте не спалось этой ночью. Под натиском проливного дождя со шквальным ветром панорамные окна дома ходили ходуном, грозясь вылететь из рам. Только к двум часам ночи его сморила тяжелая, полная тревоги и дурного предчувствия дрёма. Он проворочался несколько беспокойных часов в каком-то бреду и уже в половине шестого утра лежал на смятой, мокрой от пота постели с широко открытыми глазами, тщетно пытаясь припомнить свой кошмарный сон. Марина в такую рань ещё крепко спала, а значит, у Кости есть пара часов для себя. Одним решительным рывком он встал с кровати, наспех оделся и вышел из дома на широкую веранду. Ливень бушевал всю ночь. Молнии вперемешку с раскатами грома служили прекрасным антуражем для ураганного ветра, сокрушающего всё на своем пути. Но сейчас зябкое утро проникало в сознание Кости оглушительной тишиной. Он огляделся. В прохладном неподвижном воздухе витал запах озона. Сочная зелень коротко остриженного газона в саду была блестящей от воды, размашистые лапы деревьев под тяжестью мокрых крон клонились к земле. То тут, то там на выложенной декоративным камнем тропинке, петляющей по саду, валялись обломанные ветром ветки. Ночной ураган с грозой, внезапно обрушившийся на Тверскую область, причинил немало разрушений. Костя отметил выломанную с корнем абрикосину у края участка. В самом углу сада лежала, покореженная стихией, метровая лопасть ветряной электростанции ‒ что ж, это объясняет отсутствие в доме электричества. Оценивая ущерб, Костя двинулся по дорожке к озеру. Дом располагался на возвышенности, а весь участок тянулся к воде под небольшим уклоном. Спускаться было легко, но резиновые кеды то и дело скользили на камнях, укрепляющих береговую линию. Он подошёл к калитке метровой высоты и остановился, вглядываясь вдаль. Перед ним предстал тот самый вид, из-за которого Костя и решил поселиться в этом месте. По ртутно-черной блестящей глади озера от дальнего острова ползли густые языки белого тумана, бережно укутывая ее добрую половину. На противоположном берегу, прямо над туманом, величаво раскачиваясь, громоздились вековые сосны, живой стеной укрывая и оберегая уединение, которого так жаждал Костя все эти годы. Ночная гроза сменилась серым утренним безмолвием. Природа, словно приходя в себя, отсыпалась после тяжелой ночной смены. Безупречно ровная черная водная гладь изредка нарушалась правильными кругами от игры рыбы. То тут, то там из-под толщи воды вырывались мириады пузырьков, растворявшихся в воздухе с легким, почти неуловимым шипением. Костя закрыл глаза и полной грудью втянул прохладный утренний воздух, насыщенный влажным ароматом пряных трав и хвои. Этот воздух вкупе со звенящей тишиной одновременно успокаивал и пьянил, расслаблял и придавал сил.

С минуту Костя стоял на берегу, с головой погрузившись в созерцание величия природы. Затем он вновь открыл глаза, прислушался. Из дома не доносилось ни звука. «Спит ещё», ‒ подумал Костя и решил проверить лодки у причала. Пройдя вдоль берега метров тридцать, он обогнул свой небольшой полуостров и оказался в его дальней части. Перед ним открылась не менее захватывающая картина. Огромное озеро раскинулось водной гладью на многие километры, укрывая в своей пойме бесчисленное множество островков, густо поросших зеленью и исполинскими соснами. Метров на десять в глубь озера вдавалась крепкая деревянная пристань на сваях. За саму пристань Костя не волновался, конструкция была надежной, его больше интересовала сохранность лодки и небольшого катера ‒ единственных средств передвижения, связывающих его укромный уголок с остальным миром. К его большому облегчению, оба судна оставались пришвартованными к пристани. Плотно укрытые брезентом, они, казалось, вовсе не пострадали. Костя взобрался на дощатую пристань и прошелся по ней до самого края. Поднялся легкий ветерок, по озеру прошла слабая рябь. Лодки приветливо хлюпали дюралевыми днищами, словно радуясь появлению хозяина. Костя ещё с минуту постоял на краю пристани, любуясь занимающейся зарей. Насладившись пейзажем, он решил было вернуться в дом, но краем глаза метрах в двухстах от себя вдруг заметил то, что заставило его сердце судорожно сжаться. Где-то в груди с новой силой встрепенулась тревога, виновница его ночного бдения. Костя пригляделся. Нет, не показалось ‒ на середине озера медленно и неуклюже дрейфовала наполовину притопленная лодка. Та самая лодка, которую он лично оставлял на другом берегу для связи. Он сам называл ее тревожным плотом, поскольку ее появление не сулило ничего хорошего. Прикинув в голове все варианты, спустя минуту он уже налегал на весла. Марина могла проснуться в любой момент, но оставлять без внимания столь важный знак Костя не мог. Гребя изо всех сил, он мысленно молился, чтобы это оказалось лишь случайностью. Был шторм, уговаривал он себя, лодку могло сорвать и просто унести ветром… но тревожное предчувствие не покидало его. Он лично спрятал эту лодку, надежно заякорив и замаскировав. За свои долгие жизни Костя четко усвоил, что вселенная крайне скупа на случайности и совпадения. Любая случайность чаще всего оказывается результатом чьего-либо умысла, доброго или злого. Единственной живой душой, знавшей про эту лодку, был Вадим. И воспользоваться ею он мог лишь в одном случае. От этой мысли у Кости по спине пробежал холодок, внизу живота противно потянуло. Спустя пару минут он добрался до середины озера и крюком подтянул к себе тревожный плот. Лодка оказалась пуста. Наполовину залитая водой, она чудом оставалась на плаву. Угол плотного брезента был отвернут, возможно, лодку притопило дождевой водой. Внутри плавал раскрытый тревожный чемоданчик, ракетница валялась на дне. Беглый осмотр почти ничего не дал, и Костя решил вернуться к берегу. Взяв тревожный плот на буксир, он направил свою лодку к пристани. Что могло произойти? Вадим мог воспользоваться этим средством связи лишь в одном случае — если за Костей открылась охота. И, к сожалению, Костя знал возможного преследователя. Но куда мог подеваться сам Вадим? Что же произошло на той стороне озера? Отбрасывая самые страшные версии, Костя терялся в догадках. Одно он понимал наверняка — времени было очень мало. Возможно, его уже нет. Дно его лодки заскребло о песчаный берег. Легко перемахнув через борт, Костя оказался по колено в воде. Он быстро вытянул на берег обе лодки и, отдышавшись, принялся изучать свою страшную находку. Развязав все крепления, он откинул брезент в сторону. От увиденного у Кости похолодело всё внутри ‒ вода на дне отливала красным. Кровь? Что же стряслось с Вадимом? Костя принялся лихорадочно перебирать все вещи, находившиеся внутри лодки. Куртка, рубашка, несколько свечей сухого горючего и пустые гильзы от сигнальных ракет. Значит, Вадим пытался дать о себе знать. Естественно, в такую грозу никто не заметил алого свечения сигнальных ракет. Но откуда кровь? Он был ранен? Возможно, его преследователи следили за ним, а когда он добрался до лодки, застали врасплох… Версии стаей назойливых мух роились в голове Кости, но ни одна из них не могла быть ни подтверждена, ни опровергнута. В конце концов, лодку могли найти местные рыбаки и устроить весь этот бедлам. Но плохое предчувствие всё же не покидало его, утягивая фантазию Кости далеко за пределы реальности. Вдруг до его слуха донесся тихий звон ‒ это проснулась Марина. Костя резко поднялся и бросился к дому, но, запутавшись в небрежно отброшенном брезенте, упал на песок. Быстро вскочив на ноги, он сделал ещё пару шагов в сторону дома, как вдруг краем глаза заметил нечто странное. Колокольчик вновь зазвонил, уже более настойчиво. Марина уже волновалась, но Костя стоял как вкопанный. Он медленно вернулся к брезенту и, ухватившись за его край, аккуратно растянул его на песке. На обратной стороне полотнища он увидел надпись, явно сделанную наспех. От увиденного в горле Кости пересохло. Надпись была сделана кровью: «Я — ЭТО ТЫ, БЕГИТЕ!».

***

Марина медленно открыла глаза. Она бросила взгляд на часы ‒ было без четверти шесть утра. Затем перевела взгляд на другую половину комнаты, где стояла кровать Кости. Она была пуста и не заправлена. «Неряха», ‒ подумала девушка и улыбнулась, с нежностью глядя на легкий беспорядок. Обычно Костя просыпался в одно время с ней или немного раньше и принимался готовить завтрак. Но сегодня Марина не чувствовала знакомого запаха поджаренного бекона с яйцами. В доме было очень тихо, лишь громкое тиканье настенных часов выдавало присутствие Кости. Часы были древними, и он каждый день начинал с того, что заводил их. Если часы тикают, значит, Костя уже завел их и ушел в сад. Ночью была гроза, должно быть, он пошел проверить, всё ли в порядке с домом, подумала Марина и немного успокоилась. Она не любила оставаться одна. В ее положении остаться одной означало медленно умереть, и они часто говорили с Костей об этом. Пожалуй, одиночество было её единственным страхом в жизни. К мысли о своей преждевременной смерти она давно привыкла и, как ей казалось, даже смирилась с ней. Но одно дело — уйти из жизни, чувствуя в своей руке горячую ладонь любимого, и совсем другое — отойти в мир иной в полном одиночестве. Это стало её навязчивой фобией, единственным на свете поводом для капризов и истерик. Марина очень гордилась своей способностью не терять присутствия духа. Несмотря на свою ущербность, она могла похвастать несгибаемой силой воли, но всё это было на людях. Стоило ей хоть на полчаса остаться в одиночестве, как вся ее бравада улетучивалась. Она начинала паниковать, теряла способность мыслить рационально и в конце концов превращалась в беспомощного ребенка. Она вновь взглянула на часы. Кости всё не было. Терпеливо отсчитав десять минут, она приняла решение действовать, хотя в ее положении это было не таким уж простым занятием. Девушка вновь повернула голову в сторону часов и сфокусировала взгляд на цепочке, аккуратно лежавшей на подушке рядом с изголовьем. Ценой неимоверных усилий он заставила свою правую руку пошевелиться. Сегодня ей это удалось немного легче, чем вчера. Она обрадовалась этой новости и принялась за тяжелую работу. Сантиметр за сантиметром она продвигала свою руку вверх, к голове. Конечно, можно было сделать это и зубами, ведь голова и шея двигались куда лучше, чем остальные части тела, но она всегда предпочитала идти самым сложным путем, хотя бы в качестве тренировки. Единственной конечностью, которой она всё ещё могла управлять силой воли, была правая рука. Остальные она не чувствовала уже несколько месяцев. Спустя две минуты она смогла дотянуться до своей цели. Онемевшие, словно не свои пальцы нехотя подчинились её воле и медленно обвили цепочку. Марина возликовала. Эта маленькая победа далась ей сегодня гораздо легче. Она медленно потянула за цепочку, раздался звон колокольчика. Тишина. Никто не отозвался. Марина, всё ещё сохраняя победную улыбку на лице, вновь дернула за цепь. Колокольчик зазвенел более требовательно, но ответом ему по-прежнему была тишина. В доме никого не было. И, судя по тому, что Костя всё ещё не появился, он был не в саду. Он никогда не заставлял её ждать долго. За редким исключением, он появлялся не позднее третьего звонка, а потом глупо шутил, что в антракте была очередь в буфет. Эта его идиотская шутка неизменно вызывала на лице Марины улыбку, потому что она знала — это их шутка, только их и ничья больше. После третьего звонка начиналось действие. И этот спектакль продолжался вот уже третий год. Марине нравилось, что никто, кроме Кости, не играл в этом театре. Это была их постановка. Режиссером всегда выступал Костя. Он, собственно, и писал сценарий их жизни. Её жизни. Он единственный, кто не отвернулся от неё. Он один, кто остался рядом. И это именно он нашёл этот замечательный остров. Остров, где они оба были куда счастливее, чем многие другие. А оба ли? Марину всегда занимал этот вопрос. Эта мысль, занозой сидевшая в её голове, саднила всякий раз, как она поддавалась страху. А вдруг он уйдет? Вдруг ему надоест это всё? С чего вдруг молодой, здоровый, обеспеченный парень добровольно взвалил на свои плечи такую обузу? Кому она ТАКАЯ нужна? Марина сама не заметила, как из её глаз градом хлынули слезы. После второго звонка ей уже трудно было унять свою панику. Она не могла крикнуть, не могла встать, не могла даже толком пошевелиться. Без него она умрёт, и он это знает. Он знает и не предаст её. Не предаст. Никогда. Она заливалась слезами в беззвучном рыдании. Не выпуская из рук драгоценную цепочку — единственную нить, связывающую её с внешним миром — она всё же боялась сделать третий звонок. Страх сковывал её и без того безвольное тело. И в тот самый момент, когда она всё же решилась в третий раз потянуть за цепочку, за дверью послышались торопливые шаги. Марина просияла. Паника отступила так же быстро, как и нахлынула. Она не могла вытереть слез и, осознав это, сильно устыдилась своей временной душевной слабости. Но всё же она была бесконечно счастлива, когда на пороге появился Костя. Он влетел в комнату, словно ураган. Мгновенно оценив ситуацию, он сделал три глубоких вдоха, прежде чем начал говорить.

— Доброе утро, любимая.

Костя наклонился и нежно поцеловал её в лоб холодными трясущимися губами. Она медленно кивнула ему, улыбаясь, не сводя с него своих огромных ярко-голубых глаз. Он заметил слёзы и, бережно смахнув их ладонью, вновь прильнул к ее лбу губами.

— Прости меня, прости, милая. Я знаю, ты испугалась. Сколько раз ты звонила? Два? Три? Я, — он запнулся, — я проверял, всё ли в порядке.

Марина уставилась на него вопросительным взглядом.

— Ночью прошел ураган, и сад потрепало. Ветряк сломался.

Костя уже вовсю бегал по комнате, собирая всё необходимое для утренних гигиенических процедур.

— Представляешь, — стараясь не показывать своего волнения, продолжал он, — лодку унесло. Пришлось плыть к ней на середину озера. Холодно, жуть, продрог!

Он налил в тазик горячей воды, вооружился тряпкой и приготовил специальный мыльный раствор. От Марины не ускользнул тот факт, что обычные манипуляции, которые он проделывал изо дня в день, этим утром давались ему с трудом. Он старался как можно бережнее приподнимать её до безобразия худые ноги, протирая их поочерёдно. Профилактика пролежней при боковом амиотрофическом склерозе — одна из самых важных процедур. Многие пациенты с этой болезнью не доживают и до сорока, зачастую умирая от развивающегося септического шока на фоне постоянно гниющих пролежней. Всё это Марина прочла в интернете, когда впервые узнала о своей болезни. Прочла, когда ещё могла двигаться и сидеть за компьютером. Редкий диагноз ей поставили в 27 лет. Молодой доктор с упоением рассказывал шокированной Марине о том, что ее случай один на сто тысяч в популяции, что в его практике она первый пациент с таким диагнозом, и старался утешить её тем, что она совсем не потеряет рассудок. Сомнительная радость, с её точки зрения. Умирать от паралича и полностью осознавать этот факт — это, конечно, чудесно, но она предпочла бы пулю в лоб взамен такой радости.

— Пострадать могут только моторные нейроны, — продолжал эскулап, — из-за них вы со временем перестанете двигаться, а мышцы при этом атрофируются настолько, что…

— Я буду напоминать живой скелет, — продолжила за доктора девушка. — Доктор, вы просто душка!… — саркастично улыбнувшись, ответила на всю эту тираду Марина и подписала все необходимые отказы от продолжения пребывания в стационаре.

Умереть она решила дома, а не в больничных стенах. Кто-то из знакомых пытался утешить её тем, что, например, Стивен Хокинг мог жить и даже работать с таким диагнозом. Марине этот утешительный факт тоже показался сомнительным, она же не физик-теоретик. Она простой историк-искусствовед. Музей имени Пушкина будет просто в восторге от такого «мобильного» экскурсовода. Марина тогда много на кого обижалась, а больше всего она обижалась на своих родителей, которых никогда не видела и которые, как выяснилось, наградили её таким чудесным набором хромосом. Может, поэтому они и бросили её младенцем, кто знает?

Костя тем временем закончил её туалет и, бережно протерев все складки кремом, переодел в повседневную одежду. Затем он нежно взял её на руки и аккуратно усадил в электрическое кресло-каталку. Её рука привычно обосновалась на джойстике управления. Теперь она не чувствовала себя такой беспомощной. Новейшее чудо инженерной мысли, её кресло, было способно передвигаться с приличной скоростью и преодолевать всевозможные препятствия. Привычные колеса на кресле были заменены на гусеницы с регулируемым углом наклона передних катков, что позволяло без особых усилий преодолевать даже небольшие лестничные пролеты. Резиновые гусеницы позволяли передвигаться почти бесшумно, лишь слабое жужжание электропривода оставалось неизменным спутником ее перемещений, но к этому звуку девушка довольно быстро привыкла. Первым делом Марина подъехала к панорамному окну в гостиной. Легким щелчком на джойстике она перевела кресло в режим манипулятора, и из правого подлокотника сначала робко, но затем более уверенно показалась механическая рука, отдаленно напоминавшая стрелу экскаватора. Этим манипулятором Марина могла выполнять внушительное количество простейших на первый взгляд действий. Здоровому человеку и в голову не приходит, что на свете существуют люди, которым не под силу взяться за дверную ручку и, повернув ее, открыть дверь. Несмотря на свое положение, Марина справлялась и с более сложными задачами. Она могла проворачивать замки, включать и выключать воду в кране. Костя радовался, словно ребенок, когда она впервые продемонстрировала ему процесс наполнения стакана водой. Механическая рука, словно живая, аккуратно взяла стакан со стола, поднесла его к раковине и поставила точно под краном. Затем так же спокойно повернула джойстик холодной воды в сторону и вверх, наполнив стакан доверху. Так же четко эта рука взяла стакан в свою прорезиненную клешню и напоила хозяйку. Весь процесс занял не более пяти минут, но эти пять минут вселили в них уверенность в завтрашнем дне. Такие маленькие победы над болезнью придавали молодым людям сил и позволяли с надеждой смотреть в будущее. Не всё потеряно, жить можно и так. Жить и любить. И они любили. Каждый по-своему.

Марина, как ей казалось, полюбила Костю задолго до того, как он впервые обратил на неё внимание. Тогда молодая и амбициозная стажёрка, только устроившись в его лабораторию, скорее бы сгорела на месте со стыда, чем показала на людях свою увлеченность основателем фирмы. Костя пригласил её в свою команду, впечатлённый её работой в музее. Ярый фанат ультрамодных гаджетов, он вел работу над новейшей интеллектуальной системой сопровождения посетителей выставок. В тот день он испытывал прототип первых отечественных очков дополненной реальности. В элегантной тонкой оправе со встроенными наушниками эти очки, повинуясь программе, написанной самим Костей, в режиме онлайн фиксировали тот или иной шедевр искусства камерами высокого разрешения, а затем предоставляли всю исчерпывающую информацию о нём прямиком из интернета. Первые результаты впечатлили Костю, но к середине экспозиции он начал понимать, что этому чудо-гиду чего-то не хватает. Информации было более чем достаточно. Голос, озвучивающий её, не шел ни в какое сравнение ни с одним из современных голосовых помощников по качеству передачи интонации и эмоциональной окраске. Но, тем не менее, чего-то ему не хватало. Эта мысль, словно заноза, сидела в голове изобретателя, не давая ему покоя. Она преследовала его днем и ночью. Изо дня в день. Костя допиливал программу каждую свободную минуту, меняя параметры изложения и стараясь привнести в текстуру речи больше человечности. Выходило довольно сносно. Все, кто хоть раз испытывал на себе эту разработку, приходили в неописуемый восторг, но сам Костя не разделял мнения фокус-группы. Он чувствовал, что этой программе недостает какой-то важной детали. Чего-то фундаментального. В один из таких экспериментальных дней он и встретил Марину. Он стоял напротив репродукции Давида и внимательно поглощал информационный поток из просторов всемирной паутины, как вдруг до его слуха донеслась «ангельская музыка». Так впоследствии он описал то чувство, которое испытал при встрече с молодым искусствоведом Мариной Ивановой. Она подвела свою небольшую группу к одному из самых знаменитых творений Микеланджело и, выдержав секундную паузу, не просто начала рассказывать ‒ она начала жить той эпохой. Её речь лилась по залам, отражаясь от стен и петляя по лабиринтам музейных комнат, словно нескончаемый поток сознания. Она столь живо и ярко описывала словами то, что великий зодчий пытался передать потомкам, что Костя невольно снял свою дорогую игрушку и уже не смог оторваться от её повествования. Как завороженный он ловил каждое слово искусствоведа, каждую реплику. Запоминал интонацию и силу нажима на слова. Пытался сохранить в памяти всю энергетику её выступления, но вовремя спохватился. Это невозможно было запомнить. Это невозможно было воспроизвести. Этим нужно было жить! Именно этого не хватало его изобретению. Не хватало жизни в том потоке информации, который выливался на слушателя. Вся жизнь была в этом тонком, но всё же сильном, волевом голосе хрупкой девушки. Костя влюбился в её голос с первых минут знакомства с ним. Он пристроился к группе слушателей и в течение следующих полутора часов не мог уже оторваться от её повествования. Возвращаясь домой и размышляя о встрече с девушкой, он не мог поверить в то, что на свете есть такие увлеченные своей работой гиды. Эта девушка не просто работала в музее ‒ она жила искусством. Подходя к дому, он уже знал наверняка, что завтра вновь вернётся в Пушкинский музей и сделает этой девушке такое предложение, от которого она уже не сможет отказаться. Она должна была помочь ему вдохнуть жизнь в его изобретение. Должна была научить машину думать и чувствовать. Соединив её энергетику с колоссальной базой данных его продукта, они могли бы в корне перевернуть представление человечества об искусстве. Вдохнуть новую жизнь в умирающий вид деятельности. Вернуть миру шедевры и заставить по-новому смотреть на них миллионы людей.

Марина улыбнулась теплому воспоминанию, словно старому другу и, легонько коснувшись пальцами джойстика, развернулась к Косте. Он возился с чем-то в ящике комода в дальнем углу комнаты. Не прошло и минуты, как Марина поняла: он собирает вещи. Она медленно подъехала к нему и, остановившись чуть поодаль, с выразительным вопросом на лице стала наблюдать за его действиями. Костя складывал в небольшой рюкзак их документы, медицинские карты, пачки денег. Её изумлению не было предела, но девушка по-прежнему хранила молчание.

— Нам придется уехать отсюда, — не оборачиваясь, сказал Костя. — Просто поверь, так будет лучше.

Он отошел к шкафу-купе, встроенному в противоположную стену, и принялся укладывать в рюкзак одежду. Не разбирая, он наспех утрамбовывал свои и маринины футболки, брюки, носки и нижнее белье. Стараясь не смотреть ей в глаза, он вновь вернулся к комоду, видимо, вспомнив про ещё какие-то документы и, уткнувшись в недра выдвинутого ящика, замер. В комнате повисла тяжелая тишина. Марина почувствовала сильное напряжение в поведении Кости, и это стало её нервировать. Она ничуть не испугалась, скорее, поведение возлюбленного её даже интриговало, но вместе с тем и напрягало. Почему он не скажет прямо, что произошло? Таким она видела его впервые. Всегда собранный, спокойный и до безобразия флегматичный, сейчас он вел себя, словно студент перед первой сессией. Он явно был напуган или даже растерян, чем сильно подогревал любопытство Марины. Костя тем временем вышел из оцепенения, достал из комода ещё одну небольшую сумку и быстрыми шагами направился на кухню. Там он наспех сгреб в нее всё, что казалось ему пригодным в пищу и, наконец повернувшись к Марине лицом, заявил:

— Нас ждет путешествие. Долгое и трудное. Скорее всего, мы больше сюда не вернемся. Прощайся, — Костя обвел взглядом дом, — и давай к катеру.

Внезапно он понял, что не на шутку испугал Марину. Подойдя к ней и присев на корточки, он сказал:

— Ничего не бойся, слышишь? Я знаю, что делаю. Просто верь мне.

И Марина поверила. Она молча кивнула ему и взглядом показала на катер, мол, давай заводи моторы. Он весело подмигнул ей, стараясь всем своим видом придать ситуации повседневный облик, и пошел к катеру. Марина же, следуя его совету, обвела взглядом такие родные и уютные стены их дома. Девушка мысленно поблагодарила их временное пристанище за уют и тепло. Затем, подгоняемая интригующим предвкушением грядущих перемен, она быстро выкатилась на улицу вслед за Костей.