Яйца с камнями не танцуют

Евгений Шибаев

Название книги предопределило стиль изложения материала. Краткие, в несколько строк тексты дают представление о непростых отношениях главного героя и его друга с любимыми женщинами, а причудливо разветвлённые семейные хроники двух друзей проникнуты иронией, изрядной долей юмора и магией любви.

Пять баллов по математике

В классе я постоянно ловил на себе взгляд Наташи. Сначала я отводил глаза, а затем перестал. Мы оба принялись в упор смотреть друг на друга. Так продолжалось по несколько секунд. Каждый день. Молча. Никогда ни одного слова друг другу. Но эти безотрывные, долгие взгляды были на каждом уроке. Это было какое-то завораживающее, упоительное состояние. Оно стало моей и её потребностью. Никто из нас не решался заговорить, что-то изменить, словно боясь спугнуть это новое, хрупкое, зарождающееся незнакомое чувство.

Так продолжалось все годы учёбы в школе. На переменках она выходила с соседкой по парте Иркой, безнадёжной троечницей и не очень опрятной девочкой, вечно в мятом мешковатом школьном платье — и они вдвоём прогуливались по просторному коридору школы. Я стоял у стенки и смотрел. Наташа выделялась среди всех учениц. На ней всегда безукоризненно сидела форма, отглаженная, по фигурке. Юбка чуть выше колена, но не настолько, чтобы будить юношескую фантазию. Она не была провокаторшей — в отличие от некоторых, рано созревших для любви девочек нашей школы. Но её ладная фигура притягивала взгляды очень многих мальчишек.

Училась она на «отлично». Наташа была из образованной семьи. Папа работал ректором, а мама преподавала в том же институте. И я, в связи с этим обстоятельством, из кожи вон лез, чтобы тоже учиться на «отлично». Но это у меня получалось плохо. Мысли о Наташе подавляли ту часть мозга, которая отвечала за учёбу. Дело доходило до того, что я не мог усидеть дома. Узнав, где она живёт, по нескольку раз за день прохаживался вдоль их дома в надежде её увидеть. Повезло же мне только однажды. Наташа шла с родителями и о чём-то оживлённо беседовала с ними. Меня она не заметила.

Но всё же в десятом классе я получил пятёрку по своему самому нелюбимому предмету — математике. Нелюбовь к «царице всех наук» корнями уходила в первый класс. С цифрами у меня сразу жизнь как-то не заладилась. Если меня поднимала в классе учительница, дело это было бесперспективное. Она могла дожидаться ответа до звонка на перемену, но так и не дождаться.

Наш класс вела Дарья Сергеевна. В школе она работала давно, но ребята её не любили. Уроки были скучными, и мы с нетерпением ждали окончания занятий. Дарью Сергеевну можно было назвать красивой женщиной, если бы не её вечно недовольное лицо. Мы никогда не видели, как она улыбается, а разговаривала она с нами всегда с сарказмом. Наверное, её бросил муж, а вторую половинку она так больше и не нашла…

Итак, начался урок математики. Взглядом Дарья Сергеевна принялась обводить класс. Эдик залез под парту «в поисках карандашей», которые сам же и столкнул, остальные, сделав нарочито равнодушные лица, водили глазами по сторонам. Взор Дарьи Сергеевны упал на меня, и она произнесла: «Антон Петров». Нехотя и не спеша, я поднялся в надежде дотянуть до спасительного звонка на перемену. Я стоял с глубокомысленным видом, морщил лоб и слегка шевелил губами. Весь класс ждал. Ребята-то вроде ничего, они даже рады были ждать хоть сколько, а вот учительница нет. Она нетерпеливо стучала пальцами по столу и хмуро закатывала глаза к потолку. Я тоже, глядя на неё, закатывал глаза и тяжко вздыхал. Так мы и стояли, время шло, но ничего в нашей диспозиции не менялось.

«Ну, ладно, я не спешу, времени у меня много», — молвила Дарья Сергеевна. Она подошла к окну и принялась смотреть в облачное небо, мысли её унеслись куда-то вдаль. Она стояла и мечтала о том, что где-то живёт её половинка, живёт и не знает о ней. И как она могла быть счастлива, если бы они нашли другу друга. У них мог родиться тоже какой-нибудь «Петров», и она любила бы его без памяти и кормила вкусными оладьями со сметаной, готовить которые её научила бабушка в деревне… К реальности женщину вернул чей-то смех. Она повернулась и увидела, что Петров всё также стоит за партой и всем своим видом изображает глубокий мыслительный процесс. На самом же деле я думал о том, как приду домой, мать возьмёт дневник, увидит «двояк» и денег на кино уж точно не даст, а мне так хотелось посмотреть новый фильм про ковбоев, о котором восторженно гудела вся ребятня.

Первой не выдержала Дарья Сергеевна: «Ну, ты, Петров и тугодум! Садись! Два!» — но я продолжал стоять. Дело в том, что пока я стоял и размышлял, Витька Сметанкин всё моё сидение обмазал своими соплями. У него был постоянно насморк, и он свои сопли клеил везде, где только можно. Зная это, даже учителя подходили к своему стулу, или столу, словно к минному полю и только после тщательного осмотра приступали к своим служебным обязанностям.

Наше противостояние с Дарьей Сергеевной продолжалось: «В чём дело, Петров? Ещё повспоминать хочешь? Садись же уже. Ответишь… в другой жизни!»

Витьку закладывать мне не хотелось. У нас это не приветствовалось. А если кто-то так делал, то становился изгоем. Я продолжал стоять. Дарья Сергеевна вопрошающе смотрела на меня. Затем нервно встала и с металлом в голосе приказала: «Садись я сказала!».

«Я не могу, — робко произнёс я. — Мне нужна промокашка».

Дарья Сергеевна с подозрением вскинула на меня глаза: «Зачем тебе, Петров, промокашка?»

Вдруг в полной тишине класса раздался голос Саньки Перепёлкина (Санька учился второй год в одном классе, слыл грубияном и матерщинником): «Он обосрался!»

Класс взорвался смехом. Я же залился краской. Стал примеряться к краешку сидения, но не рассчитал и грохнулся на пол. В классе стало ещё веселее. Некоторые от смеха чуть сами не падали следом за мной.

В это время звучит звонок, и Дарья Сергеевна быстрым шагом, чуть ли не бегом, вылетает из класса. Ко мне подходят ребята, все двоечники жмут мне руку…

И вот — я понял, что у меня появился шанс. Математику стала вести Ольга Константиновна, стажёрка из пединститута. Я там бывал на танцах. Надо отметить, что вне школы я был совсем другим — как бы компенсировал свою школьную зажатость подчёркнутой наглостью. Много внимания уделял внешнему виду. Набриолиненные, зачёсанные назад тёмные волосы, немного папиного одеколона и, конечно, одежда. С детства я был весьма избалованным и залюбленным ребёнком, к тому же мама всячески поддерживала моё желание модно одеваться. Для меня были куплены мамой английские лаковые остроносые ботинки вишнёвого цвета — и такого же цвета костюм в полоску, сшитый на заказ в ателье по фотографии из одного модного журнала. Всё это придавало мне самоуверенности. Более того, я был дерзок, раскован, а порой и просто нахален. Нахален до такой степени, что не раз был бит за своё пристрастие снимать сливки с девичьего общества. Все симпатичные девушки давно были поделены между «своими», а тут нарисовался какой-то чужак и пытается разрушить устоявшийся порядок…

Пединститут в этом плане был местом совершенно безопасным. Да и девушек симпатичных там было столько, что хватило бы на всех — и ещё осталось!

Миловидную стажёрку я заприметил сразу. Невысокая, с красивыми, немного раскосыми глазами и большой грудью. Направился к ней из дальнего угла зала, чтобы она могла получше рассмотреть, какой «подарок» идёт к ней в руки. Пригласил на медленный танец. Наверное, я ей понравился, так как она ко мне прижалась так, что у меня дух перехватило. Тогда мы ещё не знали, что я — её будущий ученик, а она в скором времени — моя учительница.

В классе она меня узнала сразу. Я взял с подоконника горшок с цветами, галантно поставил на учительский стол и попросил не спрашивать меня сегодня, потому что у меня — «умерла любимая тётя». Эта рязановская фраза вызвала у неё улыбку, но «сработало». Ни в тот день, ни в последующие дни она меня не поднимала и к доске не вызывала.

Но я решил пойти дальше. Подходила к концу вторая четверть, и я решил получить пятёрку за полугодие по её предмету.

Закончился последний урок, ребята выходят из класса, двое парней замешкались — я предложил им ускориться, — и парни с понимающей ухмылкой быстренько удалились.

Ольга Константиновна собрала в стопку тетради для проверки, сделала записи в журнале и уже собиралась выходить, когда я подошёл к ней и попросил присесть для разговора.

Она почему-то не стала садиться, подошла к графину, налила стакан воды и стала пить.

Я подошёл к ней и решил обратиться по имени-отчеству, несмотря на то, что мы были одни, и я ранее не раз обращался к ней по имени:

«Ольга Константиновна! Вы как умная женщина, конечно, не могли не заметить моего обаяния и того обстоятельства, что мой шарм валит всех наповал, — это была моя коронная фраза при знакомствах и срабатывала она безотказно. — А по сему, я, как никто, заслуживаю получить пятёрку за четверть».

Ольга Константиновна, услышав такую запредельную, обескураживающую наглость, поперхнулась водой — да так сильно, что я чуть было не пожалел о сказанном. Но через минуту она пришла в себя, рассмеялась, и я понял, что девушка оценила экстраординарность моего остроумия… И вот — результат моего недолгого флирта: единственная пятёрка, по математике, украсила мой дневник.

А через шесть месяцев наступил выпускной вечер по окончанию школы. В центре спортивного зала накрыт стол со всякими вкусностями. Играют приглашённые музыканты. Ребята кучкуются по углам: девочки с девочками, мальчики с мальчиками. Смех, шумные разговоры, робкие попытки начать танцевать — и я ловлю на себе снайперский взгляд Наташи с другого конца зала.

Вдруг вижу — она направляется ко мне. Ну, думаю, сейчас-то всё и случится: Наташа признается в любви ко мне.

Наташа подходит, и я слышу такое, что у меня земля поплыла под ногами: «Ты — засранец, дебил, тупица!..»

Дальше я слушать не стал. Медленно попятился и, забыв в раздевалке куртку, в глубоком расстройстве ушёл домой.