Ребуха

Евгений Трикоз, 2020

Правдивая история прохождения курса реабилитации в одном из центров, специализирующихся на лечении алкогольной и наркотической зависимости. «Ребуха» – это «дом-тюрьма». Человек, который попадает туда, насильно удерживается в доме несколько месяцев или лет. В книге рассказывается о нарушении прав и свобод человека и применении различных методов воздействия на психику, унижающих человеческое достоинство. Страх, паника, боль, растерянность, испуг, ужас, уныние, отчаяние, насилие, беззаконие – всё это «ребуха».

Глава #3. «Золотые дни»

Когда я очнулся, то не сразу осознал, где нахожусь. Было темно, но достаточно света, чтобы понять — я не дома. Комната была большой, кровати стояли плотно друг к другу. Люди, лежащие на них, явно спали. Кто эти люди и что тут делаю, я не знал. Я попытался вспомнить вчерашний день, что я делал и где был. Единственное, что более-менее ясно всплывало в моём сознании — я дома лежу на кровати и смотрю футбол. Транслировали чемпионат мира по футболу, и наша сборная играла с Саудовской Аравией…

Меня всего трясло и сильно хотелось пить. Я встал и решил выйти из комнаты в поисках воды.

— Ты чё соскочил? Ложись! — кто-то обратился ко мне шёпотом.

Я повернулся и увидел парня, высунувшегося из-под одеяла и смотрящего на меня. Я его не знал.

— А где я?

— Слышь, ложись давай! Не надо никуда идти! — парень стал говорить чуть громче и более убедительным тоном.

— А ты кто?

— Братан, ложись спать, завтра всё узнаешь. Не надо никуда идти!

Я посмотрел на него и, ничего не сказав, повернулся в сторону двери.

— Короче, я тебя предупредил! — сказал он мне вслед и лёг.

Я вышел из комнаты и пошёл по коридору. Он был длинным, метров пятнадцать, может, двадцать. Я проходил мимо комнат, двери которых были открыты. В каждой комнате стояли по шесть-семь кроватей, на которых спали люди. Никакого кулера, кухни или туалета я не нашёл. В конце коридора была лестница, которая вела вниз. Я спустился по ней и попал в просторную комнату с большим количеством стульев и двумя раскладушками посередине. На них тоже кто-то спал. Я прошёл чуть дальше и увидел кухню. Вошёл, взял стакан и начал набирать воду из-под крана.

— Ты что там делаешь? — услышал я голос из темноты, обернулся и увидел стоящего рядом с собой двухметрового человека.

— Я пить хочу, — ответил я, глядя на него и задаваясь снова вопросами, где я и кто это.

— У тебя там стоит вода на тумбочке, иди ложись!

Я вышел из кухни. Прошёл в сторону лестницы пару шагов, повернулся и спросил:

— А где я? Что я тут делаю?

Включился свет в комнате. Помимо стульев и двух раскладушек в ней был небольшой искусственный камин, на котором стоял старый музыкальный центр. На одной из раскладушек лежал человек не меньшего роста, чем тот, которого я встретил в кухне и который сейчас дышал мне в макушку.

— Иди ложись!

— А вы кто?

— Завтра познакомимся, пошли спать, — незнакомец встал с раскладушки и подошёл ко мне. — Пошли!

Меня отвели обратно в комнату. Я лёг на кровать, а когда они вышли, стал смотреть по сторонам в поисках своего телефона. Открыл тумбочку, стоящую рядом, но там ничего не было. Снова попытался вспомнить, что же вчера было и как я здесь оказался… Но в сознании крутилась только одна картина — я на кровати у себя дома, смотрю футбол, а наша сборная играет с Саудовской Аравией. Как я ни старался вспомнить что-то ещё, ничего не получалось. И ответов на вопросы, кто были эти люди и что я тут делаю, у меня не было. Поразмышляв недолгое время, я согласился с тем, что я в больнице.

«Может, мне стало плохо, и меня привезли сюда, чтобы привести в чувство или прокапать? Возможно, это какой-то специальный корпус для перебравших с алкоголем. А телефон, скорее всего, остался дома… Скорее всего, так…» — с такими мыслями я и уснул.

Утром меня разбудил очень громкий, грубый голос.

— Женя, подъём! Давай вставай, заправляй постель, умывайся и спускайся вниз.

Это был один из тех двоих громил, которых я встретил ночью на кухне.

— Ага, сейчас, — промямлил я и сел на кровати.

«Что-то не совсем это место похоже на больницу, а этот громила — на санитара», — мелькнуло в сознании.

Я осмотрелся, в комнате никого не было. Все постели были заправлены, как будто в них никто и не спал. Со стороны выглядело всё идеально. Рядом с несколькими кроватями стояли тумбочки. В углу комнаты — небольшой шкаф. На окнах не было штор, но были решётки. Первое, что пришло на ум: напоминает какой-то лагерь.

Раньше ничего ни о каких реабилитационных центрах я не знал, поэтому сложно было понять, где я и что меня ждёт.

Оглядевшись ещё раз по сторонам, я увидел свой рюкзак.

«Так, ладно, надо позвонить домой».

Я открыл рюкзак и стал искать телефон, но его не было. Всё, что было в рюкзаке, предназначалось скорее для пребывания в стационаре больницы, чем для отдыха в лагере: спортивные штаны, носки, трусы, футболки, зубная щётка, паста, полотенце и тапки.

Я взял зубную пасту с щёткой и вышел из комнаты. В конце коридора стояла большая очередь из незнакомых мне людей. Там были и парни, и девушки. Кто-то мельком взглянул на меня, кто-то продолжал пристально смотреть, а были и такие, кто даже и не обратил на меня никакого внимания.

— Доброе утро! — сказал парень, который ночью пытался меня остановить, и протянул руку: — Дима!

— Женя, — я протянул руку в ответ. — Это все в туалет?

— Ага!

— А что это за больница?

Дима посмотрел на меня и улыбнулся.

— Это реабилитационный центр. Ты не знаешь, куда ехал?

— Нет. Я вообще не помню ничего.

— Как разговаривал с нами, когда мы вели тебя до кровати, тоже не помнишь?

— Нет.

— Как бутылку просил вернуть? — продолжал говорить и улыбаться Дима.

— Я помню только, что дома смотрел футбол, где наша сборная с Саудовской Аравией играла, и потом уже как ночью проснулся здесь и пошёл за водой.

— С Саудовской Аравией?! Серьёзно?! Это же неделю назад было!

— Как неделю назад?

— Может, и больше даже. Нормально ты так, видимо, забухал.

«Неделю назад? Не может такого быть…»

Я моментально вспотел, руки задрожали ещё сильнее, было ужасно плохо и жутко страшно. Что я делал последнюю неделю, я не помнил. Никаких воспоминаний в моей голове, кроме футбольного матча, не было.

— А кто-нибудь может дать телефон, чтобы позвонить? — обратился я к ребятам.

— Тут ни у кого нет телефонов, их забирают.

— А как позвонить можно?

— Никак. Через две-три недели, если будешь хорошо себя вести, дадут позвонить. Точнее, тебе позвонят.

— Две недели? Я не собираюсь находиться здесь две недели!

— Ну, выйти отсюда ты тоже не сможешь. Теперь на полгода, как минимум, это твой дом.

«Полгода?! Что за бред? Куда меня привезли и почему я ничего не помню?» — мыслей в голове было так много, что я не мог сконцентрироваться ни на чём и уж тем более принять всерьёз всю информацию, которую до меня пытаются донести.

— Ну, может, больше, — подхватил диалог кто-то из очереди. — Всё будет зависеть от того, как быстро ты будешь выздоравливать по версии консультантов и психологов.

— Мне на работу надо, я не могу здесь находиться…

— Нет у тебя больше никакой работы, — это был голос уже знакомого мне здоровяка.

Звали его Юра. Выглядел он лет на десять старше меня, но, как оказалось позже, был на три года младше. Ростом он был метра два, лицо напоминало физиономию любого актёра, игравшего роль отмороженного бандита в криминальных фильмах про мафию. Большую часть своей жизни Юра сидел на наркотиках. В этом центре прошёл реабилитацию и остался, чтобы «помогать» другим наркоманам и алкоголикам справиться с их проблемой. Был одним из самых жёстких консультантов.

— Не слишком много разговоров? Или мне кажется? Быстро умываемся и вниз, — он смотрел на меня взглядом человека, который вот-вот применит хук справа и побежит обнимать своего тренера.

Все замолчали и продолжили стоять в очереди, опустив головы.

— Это кто? — спросил я Диму, когда громила спустился вниз.

— Консультант Юра. «Выздоравливающий» наркоман, уже два года в завязке.

«Полгода, выздоравливающий наркоман, отсутствие телефона, решётки на окнах… Что происходит? Нет, я здесь оставаться не собираюсь!»

Я вернулся в комнату, взял рюкзак и в тапках спустился вниз в надежде, что моя обувь находится где-то у выхода. Посмотрел по сторонам в прихожей, не увидел среди обуви своей и попробовал открыть дверь.

— Ты куда собрался? — Юра подскочил со стула и направился ко мне.

— Я не знаю, кто вы и как я тут очутился, но я не собираюсь здесь находиться. Откройте дверь.

— Послушай теперь меня внимательно! Ты отсюда не выйдешь! Если не хочешь проблем, — а эти слова из уст Юры звучали очень убедительно, — иди садись на стул и слушай, что тебе будут говорить.

В ситуации с закрытой дверью и решётками на окнах шансов на успешный побег у меня не было. Я поставил рюкзак и зашёл в большую комнату, в которой уже сидели люди и что-то писали в тетрадях.

«Ладно, — подумал я, — надо успокоиться, понять, что происходит, и потом уже решить, что делать дальше».

Сосредоточиться было очень трудно. Меня всего трясло и от похмелья, и от страха. Я смотрел на людей, которые сидели рядом и молча без остановки что-то писали в тетрадях. Практически никто не поднимал голову, а если и делал это, то отрешённо глядя куда-то в сторону. Все они внешне не были похожи на наркоманов и алкоголиков, тех, кого можно увидеть в популярных роликах в интернете. Они не выглядели усохшими, беззубыми и невменяемыми.

Я пересел поближе к Диме и спросил:

— А кто здесь главный?

— Марина, но её сейчас нет. И разговор с ней ничего не изменит. Тебя отсюда не выпустят.

— Ты прикалываешься? Они не имеют права меня здесь удерживать.

— Слушай, они заключили договор с твоими родными и получили от них деньги. Поэтому ты будешь здесь до тех пор, пока за тебя будут платить.

Я с трудом мог понять, о чём говорит Дима, а уж тем более осознать всё происходящее со мной.

«Неужели родные заплатили деньги, чтобы меня закрыли в каком-то доме и насильно удерживали? Как такое вообще может быть? Нет, что-то тут не так».

— А когда здесь будет Марина?

— Она обычно часам к двенадцати приезжает.

«К двенадцати, сейчас только 8:30… Ладно, как приедет Марина, поговорю с ней. Скажу, что мне нужно завтра на работу, иначе меня уволят. А я не могу потерять работу, у меня семья, дочь, мне нужно их кормить».

Я старался немного успокоиться, но у меня ничего не получалось. Всё напоминало сюжет фильма ужасов, в котором тебя похищают, заставляют что-то делать, а ты пытаешься сбежать. Только это был не фильм… Самое страшное, что я не знал, кто эти люди, чего от них можно ожидать и на что они способны.

— А она нормальная, адекватная? — продолжал я интересоваться у Димы.

В тот момент он был единственным человеком, который вызывал у меня доверие.

— Слушай, она тебя никуда отсюда не выпустит. Это бесполезно. Просто прими это и выполняй то, что тебе будут говорить.

Я смотрел на Диму, внимательно слушал его, но ничего не понимал.

— Тем более, что у тебя сейчас будут три «золотых дня», от тебя ничего не станут требовать. Просто ходи, наблюдай и задавай вопросы, если что-то будет непонятно. Дальше будет сложнее.

— Три золотых дня?

— Ну да, это дни, когда ты можешь спать или просто лежать, когда хочешь. Ходить курить в любое время и не выполнять задания.

— Это какой-то бред! Это всё незаконно! Меня не имеют права удерживать против моей воли!

Дима улыбнулся.

— Ну да, но ты отсюда не выйдешь. Пока будут платить за тебя — будешь здесь. А платить будут, поверь мне. В любом случае, этот месяц ты проведёшь тут. В этом я уверен на сто процентов!

Я вернулся в комнату, лёг на кровать и стал думать, что сказать Марине, чтобы меня отсюда выпустили. Но что бы я не придумывал, беспокойство и страх внутри только усиливались.

Я встал и подошёл к окну. Дом, в котором мы находились, был двухэтажным, кирпичным, с небольшим садом, неработающим фонтаном и беседкой. За двухметровым забором виднелись другие дома. Видимо, это была какая-то деревня или дачный участок, но точно не город. Мимо проезжали машины, ходили люди, что уже было неплохо с точки зрения безопасности. В принципе, меня могли услышать и увидеть, если бы вдруг я начал кричать и размахивать руками.

«А если люди, которые живут рядом, знают, что здесь происходит? Почему тут все такие спокойные? Почему только я задаюсь вопросами, а они никак не реагируют?» — вопросы продолжали накапливаться в моей голове.

Часов в двенадцать, как и говорил Дима, приехала Марина. Я спустился снова вниз и зашёл к ней в кабинет.

За столом сидела женщина лет сорока. Пышная причёска, хороший макияж, полноватая, но в обтягивающем платье, чтобы можно было подчеркнуть грудь размера XXXL. Эдакая бизнес-леди провинциального масштаба. Хозяйка положения, женщина, которая добилась всего сама, и неважно, какими способами. «Мамочка» района, владелица иномарки уровня «Пежо», любящая свою работу за хороший доход и мнимое чувство гордости за «нужное» и «важное» дело, которому она себя посвятила.

— Здравствуйте. Это вы Марина?

— Да, Женя, привет. Как ты себя чувствуешь?

«Какой заботливый тон. И вы меня уже знаете?»

— Не очень хорошо. Я бы хотел, чтобы меня выпустили отсюда.

— Присядь, давай поговорим.

Она сказала это настолько спокойным голосом, как будто ангел спустился с небес и произнёс: «Всё будет хорошо! Доверься мне».

— Ты здесь побудешь какое-то время, поработаешь со специалистами, пообщаешься с психологами, восстановишь своё здоровье.

— Я понимаю, что у меня есть проблема, но вы не имеете права меня здесь удерживать. Я сам буду решать, как и что мне делать.

— Смотри… Мы с твоими родными всё согласовали, они хотят тебе помочь. Все хотят, чтобы ты выздоровел, ведь ты и сам этого хочешь.

— Да, но не таким способом. Я не хочу находиться среди незнакомых мне людей, в непонятном месте, из которого меня не выпускают. И мне послезавтра нужно быть на работе в Москве. Если я не прилечу, меня уволят.

— Женя, нет у тебя никакой работы… Тебя уволили ещё месяц назад, твоя мама нам всё рассказала. Последние дни ты просто пил без остановки, и им пришлось обратиться за помощью.

— Дайте мне тогда телефон, я поговорю с мамой, и мы всё решим!

— Нет, телефон тебе никто не даст. У нас договорённость с твоими родными. По правилам дома, первый звонок только через две недели.

— Я не хочу здесь быть, это моё право, — я начал срываться, повышая голос.

— Не надо только кричать! Прими это как данность. Тебе хотят помочь, только и всего.

— Не надо мне помогать, я вас об этом не просил. Я не собираюсь здесь оставаться!

— У тебя нет выбора, никто тебя отсюда не выпустит. Побудешь какое-то время, подлечишься, мы тебе поможем, — это уже был голос Юры. — Всё, давай вставай, пошли вниз!

Он взял меня за руку и вывел из кабинета.

— Пойдём, сейчас будем принимать тебя в семью.

— Не надо никуда меня принимать! — я вырвался и пошёл в комнату.

— Ты можешь что угодно говорить и делать. Но запомни, чем дольше ты будешь сопротивляться, тем дольше ты здесь пробудешь!

Я вернулся в комнату и лёг на кровать.

«Твою мать! Что здесь происходит? Почему меня сюда отправили? Это тюрьма какая-то, а не место для лечения! Кто они такие?»

Я чувствовал страх, ненависть, злобу. Мне хотелось просто разбежаться и выпрыгнуть из окна. Но я не мог этого сделать. Невозможно было принять то, что я здесь буду находиться неизвестно сколько времени и непонятно с какими людьми.

Не знаю, как долго я тогда пролежал в размышлениях, моим желанием было только одно — убраться отсюда как можно скорее. Физическое и психологическое состояние было ужасным.

«Выпрыгнуть из окна невозможно. Дверь закрыта. Позвонить нельзя. Начать кричать? А если они что-то сделают потом со мной?»

Позже в комнату вошёл ещё один незнакомый человек. По крайней мере, я его в тот день не видел.

— Привет, Женя! Я Олег. Давай поговорим с тобой.

Олег был одним из консультантов этого центра, в прошлом тоже употреблявший наркотики. При этом внешне он не походил на наркомана с восьмилетним стажем. Последние шесть лет своей жизни он не употреблял. Олег начал работать в этом центре за пару недель до моего появления и параллельно учился в институте на психолога.

Когда я его увидел и услышал впервые, сложилось впечатление, что это «добрый» консультант, в отличие от «злого» Юры.

— О чём поговорим? О том, что меня незаконно здесь удерживают?

— Послушай, тебе надо просто сейчас успокоиться и дать себе пару дней. Постарайся не думать о том, что тебе надо выйти. Попробуй пообщаться с ребятами, понаблюдай, что здесь происходит, а потом мы с тобой поговорим.

— Я не знаю, о чём я должен с вами говорить, но знаю, что здесь совершается преступление! Вы нарушаете права и свободы человека!

— Ты понимаешь, почему ты здесь?

— Нет, не понимаю.

— Ты — алкоголик. Ты это знаешь?

— Я знаю, что у меня проблемы с алкоголем, но не настолько, чтобы находиться здесь, к тому же не по своей воле.

— Ты сейчас находишься в отрицании. Это нормально, но это пройдёт. Тебе нужно просто довериться людям и делать то, о чём тебя просят. Всё будет хорошо… — Олег не успел что-то договорить, появился Юра.

— Слышь, борец за права и свободы, — с усмешкой сказал он, — пойдём, тебя уже все ждут.

— Кто меня ждёт?

— Сейчас всё узнаешь! Идём!

Мы спустились на первый этаж в большую комнату, носившую название «групповая». По её периметру стояли стулья, на которых уже сидели около двадцати человек. Кто-то смотрел на меня, кто-то что-то писал, но все молчали. Юра поставил стул в центре комнаты напротив ребят и велел мне садиться.

— Сегодня мы принимаем в семью Женю. Давайте знакомиться.

«Семья» — это все алкоголики и наркоманы, которые находятся в центре на реабилитации. Каждый реабилитант рассказывает о себе, сколько лет, как долго в употреблении, как сюда попал и сколько чистого времени в копилке на сегодняшний день.

— Привет, Женя. Меня зовут Дима, и я наркоман. Мне двадцать семь лет, в употреблении двенадцать лет, здесь я уже третий месяц — семьдесят три дня «чистоты». Если нужна будет помощь, обращайся, помогу, чем смогу. Это мой третий реабилитационный центр.

— Привет, Женя! Меня зовут Лена, и я наркоманка. Мне тридцать лет. В употреблении была восемь лет. Здесь я уже пять месяцев. У меня есть сын. В центр я приехала по собственному желанию. Будут какие-то вопросы, задавай.

«Пять месяцев… О чём вы говорите, ребята? Я не собираюсь здесь находиться и дня. Да, у меня есть проблемы, но не такие. Я не наркоман! Что я делаю здесь со всеми этими людьми? Двадцать семь лет и двенадцать из них наркомании? С пятнадцати лет? Третий реабилитационный центр? Да, я выпивал много в последнее время, но я работал, и всё было нормально. Нет, мне здесь точно не место».

Чем дольше я их слушал, тем яснее у меня складывалось впечатление, что я попал в какую-то секту. Передо мной сидели не люди, а зомби, многие из которых, как мне тогда показалось, смирились со всем, что здесь происходит, и приняли правила игры.

— Привет, Женя. Меня зовут Витя, и я алкоголик и наркоман. Мне сорок два года, употреблял с двадцати лет. Уже десятый месяц в центре, несу функцию «НСО». Если возникнут какие-то трудности, обращайся, всё решим.

Так со мной познакомились все двадцать человек. В итоге знакомства оказалось, что в центре на тот момент находились семнадцать наркоманов и трое алкоголиков вместе со мной.

Последним из присутствующих в групповой должен был говорить я.

— Привет, ребята! Мне, конечно, приятно с вами познакомиться, но я здесь не по своему желанию. Если у меня и есть какие-то проблемы с алкоголем, то уж точно я не собираюсь решать их в заключении и принудительными способами.

Все сидели молча, кто-то, может, и смотрел на меня, но большинству было всё равно, что я говорил.

После этой душещипательной «церемонии принятия в семью» мне рассказали о трех «золотых днях» и сказали, что я могу обращаться к любому из членов семьи, если возникнут какие-то вопросы.

Но «золотые дни» оказались с подвохом. Да и в принципе ничего «золотого» в нахождении здесь и быть не могло. Я не мог самостоятельно передвигаться по дому. Да, у меня была возможность пойти в комнату, когда захочу, или покурить, когда мне вздумается, но только под присмотром кого-то из реабилитантов. Если я уходил, никому ничего не сказав, за мной сразу же кто-то бежал и не отходил ни на метр.

Я попросил сигареты, которые были изъяты в момент моего прибытия в центр, и пошёл на перекур вместе с остальными ребятами.

В курилке собрались все двадцать человек. В небольшой комнатке площадью около 10 м² было несколько полок, на которых лежали только пачки с сигаретами. Посередине комнаты на полу стояла пепельница. Прикуривал сигареты только один человек, у которого была зажигалка. Это был Витя. Я очень быстро выкурил сигарету и попросил прикурить ещё одну.

— Мы по одной только курим, — сказал кто-то из ребят.

— У него же сейчас «золотые дни», ему можно, — ответил Витя и достал зажигалку.

«По одной только курим… Вы серьёзно?».

— А если все ещё курят, я что, не могу быстро выкурить вторую сигарету? — спросил я у Вити.

— Нет.

— А что будет?

— Последствия будут. Кто-нибудь напишет о тебе на «доску негатива», и консультанты накажут.

«Что за бред вы несёте?! Где я нахожусь?! Какая доска негатива?! Какие последствия?»

— Накажут?! За что? За выкуренную сигарету?

— Ну да, есть определённые правила в доме. Сейчас поднимемся, я тебе покажу, где прочитать. Но там не всё написано, поэтому уже по ходу дела будем тебя знакомить, подсказывать, говорить, что и как.

— А что за доска?

— «Доска позитива и негатива». В течение дня каждый должен написать по два «негатива» и два «позитива» на кого-то из членов семьи. Ну, типа, если я сейчас закурю вторую сигарету, кто-то поднимется наверх и напишет на доске моё имя и то, в отношении чего я своевольничал. И мне за это дадут пятьдесят «своеволий».

— А зачем кому-то на кого-то писать?

— Такие правила. Если ничего за день не напишешь или напишешь только один «негатив» или один «позитив», то будет наказание. Так что выбора нет. Каждый в течение дня следит за каждым, чтобы что-нибудь на него написать.

— Это же чушня какая-та!

— Ну вот, за это слово ты уже попадаешь на доску. Материться, говорить на сленге тут запрещено. Но так как у тебя три «золотых дня», на тебя пока никто ничего писать не будет. И ты можешь выкурить сейчас хоть всю пачку.

— А что за наказания?

— Ну, в основном, это писанина. Например, за мат дают тридцать «своеволий».

— Что это?

— «Своеволие» — это текст, который надо написать столько раз, сколько тебе скажут консультанты. На доске он есть, сейчас прочитаешь.

Текст был примерно такой:

«Своеволие — это сопротивление или презрение любых идей, не соответствующих собственным».

В случае проявления своевольных поступков могли назначить от тридцати до пятисот «своеволий».

В случае проявления «безответственности» приходилось писать другой текст:

«Безответственность — это отрицательное духовно-нравственное качество личности, выражающееся в нежелании или неспособности человека нести ответственность за свои слова, поступки и деятельность в целом».

Список того, что делать нельзя и за что могут наказать, был немаленький. Пожалуй, он был бесконечным, и получить наказание можно было за что угодно. Даже если бы человек умер, ему бы назначали несколько сотен «своеволий».

А при жизни в реабилитационном центре можно было получить «последствия» за следующие действия:

— не выключил свет в туалете;

— говорил матом;

— говорил на сленге;

— не участвовал в лекции или тренинге;

— встал без разрешения;

— вышел из «групповой» без разрешения;

— заговорил с человеком, с которым тебе запретили разговаривать;

— агрессивно разговаривал;

— опоздал хоть на секунду на любое из мероприятий;

— начал говорить без разрешения;

— не представился перед тем, как начал говорить;

— не исполнил до конца все обязанности по возложенной функции;

— кому-то помог без его просьбы;

— слишком ответственно выполнял свою функцию;

— сидел без носков в «групповой»;

— произнёс вслух название вещества.

В правилах дома было написано следующее:

ЗАПРЕЩАЕТСЯ:

1. Употреблять поверхностно-активные вещества (ПАВ).

2. Вступать в сексуальные и романтические отношения.

3. Проявлять любые виды агрессии, которые могут нанести физический или моральный ущерб.

4. Наносить материальный ущерб имуществу реабилитационного центра.

5. Говорить об употреблении ПАВ.

6. Хранить продукты питания.

7. Заходить на кухню без разрешения ШК.

8. Нарушать режим ночной тишины в доме.

9. Курить в помещении.

10. Брать чужие вещи без спроса.

11. Не соблюдать субординацию с персоналом.

12. Выражаться нецензурными словами.

Да, с одной стороны, это были логичные правила для такого учреждения. Но я продолжал считать, что всё происходящее здесь выглядит очень странным, пугающим и не имеет ничего общего с лечением.

Удерживать человека — это незаконно. Лишать его свободы без права на это — преступление. Я это понимал, но не мог ничего изменить. Я не знал, на что способны эти люди. Мне было очень, очень страшно.

«Писать „негатив” на людей, с которыми ты вместе находишься, общаешься, „выздоравливаешь”, это полный бред. Что мне хотят вложить в сознание? Стукачество, злобу, ненависть, неприязнь, раздражение? Реабилитационный центр? Да мне уже нужна реабилитация после всего лишь одного дня пребывания в этом месте! Это никакой не реабилитационный центр. Это обычный дом с решётками, в котором алкоголики и наркоманы пытаются лечить алкоголиков и наркоманов…»

Именно с таких мыслей началось моё «лечение» от алкогольной зависимости в этом «дворце спасения», собравшем под своими «знамёнами» зависимых от алкоголя и наркотиков со всех уголков России.