Ребуха

Евгений Трикоз, 2020

Правдивая история прохождения курса реабилитации в одном из центров, специализирующихся на лечении алкогольной и наркотической зависимости. «Ребуха» – это «дом-тюрьма». Человек, который попадает туда, насильно удерживается в доме несколько месяцев или лет. В книге рассказывается о нарушении прав и свобод человека и применении различных методов воздействия на психику, унижающих человеческое достоинство. Страх, паника, боль, растерянность, испуг, ужас, уныние, отчаяние, насилие, беззаконие – всё это «ребуха».

Глава #1. Конец

Кто-то растолкал меня, лежащего без сознания на снегу.

— Эй! Всё в порядке? Живой?

Я приподнял голову, ещё не осознавая, что происходит. Резко встал и увидел перед собой незнакомого человека. Был жуткий холод. Я чувствовал боль во всём теле. В сознании вспышками проявлялись воспоминания о случившемся.

«Удар в лицо… головокружение… стараюсь изо всех сил удержать рюкзак, который кто-то вырывает из моих рук… ещё удар…»

Я осмотрелся по сторонам и понял, что рюкзака нет.

— Вызовите, пожалуйста, полицию, — с трудом выговорил я.

— Да, да, сейчас, — сказал парень, повернулся и быстро ушёл.

Простояв несколько минут на месте, оглядываясь по сторонам в поисках рюкзака, я понял, что замерзаю — немели ноги и руки. Я вышел из переулка и зашёл в ближайший магазин. Тело дрожало, было ощущение, будто я весь — один большой синяк. В тот момент это было правдой, как в прямом, так и в переносном смысле.

— Вызовите, пожалуйста, полицию. Меня избили и украли все вещи, — сказал я, с усилием выдавливая из себя слова, и присел на ступеньки у выхода из магазина.

— Пошёл вон отсюда, бомжара! — крикнул мне один из продавцов и направился в мою сторону.

Я с удивлением посмотрел на него, не понимая, почему он так говорит.

— Меня избили только что и обокрали! Я не бомж! Позвоните в полицию, пожалуйста!

— Давай, давай, вали отсюда! Вставай, алкаш!

Он схватил меня за руку и стал приподнимать.

— Что вы делаете? Я говорю правду! Позвоните, пожалуйста, в полицию!

Тут подошёл другой продавец, и вдвоём, взяв под руки, они вытолкали меня за дверь.

Оставаться долго на улице было нельзя, поэтому я пошёл к ближайшему дому в надежде попасть в один из подъездов. Посмотрел на руки — они были в крови. Пока искал хоть одну открытую дверь, постепенно восстанавливал в памяти всё произошедшее.

«Я зашёл в магазин, взял бутылку водки и вышел на улицу… Недалеко от магазина стояли какие-то мужики… Я подошёл к ним… Зачем? Меня позвали или что-то сказали? Не помню… Потом удар в нос… Голова закружилась, и я упал… Меня бьют ногами, вытаскивают всё из карманов… Я лежу и чувствую удары в живот и голову… Кто-то кричит мне в ухо: „ПИН-код какой, урод?! ПИН-код какой, мразь? Говори давай! Убьём сейчас!” Дальше ничего не помню. Значит, меня избили, я потерял сознание, они забрали все вещи… Так, телефона нет… Паспорт? Паспорт во внутреннем кармане. Слава богу! Видимо, я прижал его телом, когда упал».

Какое-то время я ещё бродил по дворам в надежде найти открытую дверь. Постепенно трезвея от холода, я понял, в каком районе нахожусь и что недалеко отсюда — Белорусский вокзал. Решил пойти туда и обратиться в полицию.

У входа в здание вокзала меня сразу остановили сотрудники правоохранительных органов.

— Куда прёшь, алкота? — один из полицейских преградил мне путь перед рамкой.

— Я к вам и шёл.

— Слушай, выведи этого бомжару на улицу, — сказал другой.

— Да я не бомж, меня избили и украли деньги и вещи.

— Кто тебя избил? — усмехнулся первый. — Дружки твои, с которыми ты бухал вместе?

— Нет, я не знаю, кто. Их было несколько человек. Я не бомж, вот паспорт, посмотрите.

Я протянул паспорт, полицейский посмотрел на него, на меня и неохотно взял.

— Я помню, что вышел из магазина, зашёл во двор, и меня начали избивать какие-то люди. Забрали деньги, карточки, телефон и рюкзак.

Пролистав и изучив мой паспорт, полицейский спросил:

— А что вы делаете в этом городе, Евгений Сергеевич?

— Я приехал увидеться с дочкой.

Он посмотрел на меня и после небольшой паузы, возвращая мне паспорт, сказал:

— Тогда лучше ей вас не видеть. Заявление будете писать?

— Не знаю…

— Что украли? Денег много было?

— Нет, тысячи две может, не больше. Телефон, ну и вещи в рюкзаке. По-моему, это всё, что со мной было…

— Ну, смотрите, можем пойти в отделение, напишете заявление, потом завтра, а нет, уже в понедельник надо будет приехать и…

— Нет, — прервал я сотрудника полиции, — я не буду писать заявление, тем более меня здесь уже не будет.

— Есть куда поехать? Друзья, родственники, номер телефона помните? Можете позвонить, — он протянул мне мобильник.

Подумав немного, я понял, что ехать мне не к кому, а единственный номер, который я смог вспомнить, был номером моей бывшей жены. Но ехать в таком состоянии к ней и дочери я не хотел.

— А можете в метро попросить, чтобы меня пропустили?

— Да, конечно, — сказал полицейский, и мы направились в сторону станции метро «Белорусская».

Без денег, телефона и вещей я шёл по центру Москвы в грязных джинсах и рванной куртке, с опухшим и избитым лицом, оставляя за собой аромат пшеницы и дрожжей. Я шёл по городу, который приехал «покорять» двадцать один год назад, в котором получил всё, к чему стремился и чего хотел: образование, достойную работу, друзей.

Сколько раз я бывал в этом районе столицы: шёл на работу или возвращался домой, просто гулял, встречался с друзьями, назначал встречи в кафе, которые сейчас окружали меня. В них, как и всегда, сидели люди, счастливые или угрюмые, уставшие или увлечённые, ужинающие или просто пьющие чай и беседующие со своими друзьями.

Всё было, как вчера. Я тоже сидел в одном из таких кафе, обсуждал с друзьями или коллегами насущные проблемы. Улыбался, смеялся, задумывался, грустил, смотрел в окно на проходящих людей. Оплачивал счёт, выходил на улицу и уезжал на такси домой или на работу. А иногда шёл в метро и проходил мимо людей, сидящих у входа в грязной, рваной одежде, плохо пахнущих, с табличками в руках.

Я не раз думал, что же с ними случилось? Ведь когда-то у них была другая жизнь. Они были детьми, учились в школе, работали. У многих, возможно, была семья, есть дети. Почему они выбрали такой образ жизни? Почему перестали бороться и остановились? Что же в их жизни могло произойти, что они сломались, сдались и перестали двигаться вперёд? Ведь у каждого из них могут быть родственники или старые друзья. И, возможно, они смогут им помочь, если те к ним обратятся… Но, видимо, не хотят, стыдятся или боятся. А может у них никого нет, и единственные близкие им люди сейчас сидят рядом с ними.

Как часто в вагоне метро я наблюдал, как пассажиры сторонятся таких людей, лежащих на сиденьях или просто стоящих где-то в конце вагона с котомкой пакетов. Все держались от них в стороне.

Сейчас я был одним из таких людей. Стоял в углу вагона с опущенной вниз головой, плохо пахнущий, грязный, избитый и безнадёжно пропащий. Люди смотрели на меня такими же отталкивающими взглядами, как и я когда-то. Пассажиры, которые заходили в вагон на станциях, сторонились меня, брезгливо посматривали и осуждали.

Да, сейчас я был одним из тех людей, кого осуждал сам и кого обходил стороной. И по внешнему виду и по внутреннему состоянию я был с ними на одном и том же уровне — на дне…