Один миг и вся жизнь

Евгений Парушин

Наша жизнь состоит из повседневности. Однако у каждого человека есть несколько моментов, которые оставляют след в душе, определяют существование на много лет вперёд и служат в конце пути вехами при осмыслении прожитого. Иногда такой всплеск оказывается последним мигом и тогда становится самым важным для человека. Этим важным и редким мигам жизни посвящены рассказы и миниатюры в книге, которая перед вами.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Один миг и вся жизнь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Одни сутки Алексея Николаевича

Алексей Николаевич, с удовольствием досматривал утренний сон, как зазвонил телефон. Поймав на тумбочке верещавший кусок пластмассы, Алексей сначала взглянул на время и изумился. Давненько он не спал почти до полудня в рабочий день. Вызов шёл с рабочего телефона кафедры и ничего хорошо, учитывая события недавнего прошлого, звонок не сулил. Однако надо отвечать, и Алексей решительно нажал зелёную клавишу. Наверняка звонила Катя, секретарь кафедры и вообще мамочка их сумасшедшего хозяйства.

— Слушаю, — прокашлявшись, ответил Алексей невидимому собеседнику.

— Это я, — проговорила трубка голосом Кати, — вас, Алексей Николаевич, хочет видеть сегодня Владимир Иванович по важному вопросу.

Владимир Иванович, он же Шеф, он же заведующий кафедрой, очевидно, стоял рядом, иначе обращение было совершенно иным. Поэтому Алексей, вздохнув, ответил:

— Я сегодня буду, у меня две пары с шестнадцати.

— Да-да, но Владимир Иванович просит вас подойти пораньше, часам к двум, чтобы прийти в норму к началу занятий, — поведала Катя.

— Ага, понятно, меня ждёт полноформатный педагогический акт, мне даже часок дают на то, чтобы от него оклематься. Очень трогательно… — тихо проворчал Алексей. Про себя он подумал: «не всё так плохо, пожуют и выплюнут без особых санкций, похоже. И надо же было так проколоться на Совете института, черт меня подери».

Алексей печально вздохнул, но в трубку сказал спокойным голосом:

— Хорошо, я понял, обязательно буду.

В ответ он услышал короткие гудки.

Сделав несколько кругов по комнате, Алексей остановился у окна. Не стоит переживать, — думал он, — ничего страшного не произойдет, да и что вообще может произойти? Даже не выгонят, — хотя и такой расклад Алексея не пугал, но состояние взвинченности не проходило. За окном было холодно и ветрено. Поздняя осень или начало зимы, а что именно зависит от уровня оптимизма наблюдателя — подумал он и улыбнулся своим мыслям.

Его рыжий, местами полосатый кот, тёрся о ноги, предлагая покормить домашнее животное, как положено приличным людям с утра, а не смотреть в окно без всякого на то резона. Алексей очнулся и быстро прошёл на кухню, включил чайник и от души отвалил кошаку консервов из жестяной банки, которая немедленно полетела в помойное ведро. Сидя на табуретке и запивая горячим кофе из полулитровой чашки огромный бутерброд, он опять прокручивал возможный ход событий, которые ждут его в ближайшее время. Всё говорило за мирный исход, но дискомфорт внизу живота не проходил. В результате Алексей просто разозлился на самого себя: — «что за дурость, нервничать из-за возможного выговора за совершенно дурацкую выходку, и даже не выходку, а нелепую случайность, черт побери». Позавтракав и приведя кухню в порядок, Алексей вернулся в комнату и уселся в любимом старом кресле. Кот немедленно материализовался на коленях и беспокойство отступило. У Алексея было в запасе пара часов, и он предался воспоминаниям.

Младшим научным сотрудником Лёша пришёл в институт больше десяти лет назад, но очень быстро понял, что его научная работа никому не нужна, ну никак и ни с какого боку. Без особого труда он освоил преподавательскую работу. Ему сваливали лабораторные работы, семинары и все-все-все, кроме лекций, за которые была жесточайшая конкуренция старших товарищей. Лаборатории никак не финансировались уже много лет, поэтому приходилось их восстанавливать и доводить работы, используя оборудование буквально с помойки. Алексей не возражал, ему было даже интересно копошиться вместе с лаборантами, переходя из одной лаборатории в другую. В какой-то момент финансирование науки вообще умерло, и его перевели в штат кафедры. Для разнообразия стали давать читать лекции на непрофильных факультетах. Это было забавно и весело. Ответственность минимальная, а на стандартный вопрос: «что непонятно?» после лекции из аудитории был всегда один и тот риторический вопрос-ответ: — «а зачем вы нам это рассказываете, нам это совсем и не надо…». Сначала Алексей, уже ставший Алексеем Николаевичем, переживал и пытался со страстью что-то доказывать и объяснять, но со временем смирился и разводил руками, показывая, что таков мир, в котором они живут, и его следует принимать, как он есть. В наследство от научной работы ему досталась комната, которую когда-то была набита доисторическими приборами непонятного назначения и экспериментальными стендами. Они создавались под диссертации и после завершения работ становились никому не нужными. Теперь комнатушку шириной меньше трёх метров и длиной более шести величали его кабинетом. Чтобы ее не реквизировали, на входе стояло нечто олицетворяющее могущество науки, собранное из остатков былой роскоши. Это чудо мысли было в паутине проводов, отобранных по принципу, чем лучше блестит, тем нужнее. Паук был явно нетрезв, приборы обесточены от греха, но на непрофессионала это сооружение производило неизгладимое впечатление. Напротив стоял чудовищного размера лекционный стол, видавший виды и слышавший лекции патриархов. На нем стоял пожилой компьютер, а всё остальное пространство на столе было завалено бумагами. Там было все, от инструкций министерства и планов работы, до журналов и рекламных листовок с выставок и, конечно, ведомостей успеваемости и студенческих работ. Раз в полгода по случаю очередного субботника, нижний слой макулатуры сантиметров эдак в десять разбирался Катей, которая обнаруживала в них давно пропавшие важнейшие документы, которые немедленно подшивались в делопроизводство, а остальное отправлялось на институтскую помойку.

Зато вторая половина комнаты была совершенно иная. За двумя книжными шкафами, перегораживавшими комнату и олицетворявшими научную библиотеку, был уютный уголок. Проход был сделан за установкой по изучению черти-чего, причём так, что его не было видно от двери. Небольшое, высоко расположенное окно с решётками, под которым на улице стояла скамейка, на которой всегда щебетали студенты, создавало неповторимую обстановку отшельничества. В углу приспособился маленький столик с чайными принадлежностями, шкафчик с вкусностями. И, наконец, самое важное в кабинете Алексея — это огромный чёрный кожаный диван, занимавший больше половины закутка, который появился на свет ещё до революции и, кажется, только здесь нашёл своё настоящее место. Своё гнездо Алексей бдительно охранял от посягательств коллег и начальства и пока это ему удавалось. Впереди было тоже, что и позади, вероятность повышения была почти равна нулю, ввиду буйного нрава и неготовности прогнуться ниже копчика перед руководством института. Так что позади вечность, впереди вечность, разве что произойдёт что-то немыслимое.

Очнувшись из состояния лёгкой дремоты, Алексей понял, что тревожность ушла, и мир снова стал вполне пригоден для жизни. Мерзкая погода не раздражала, поскольку машина стояла у самого подъезда. Древний жигуленок, честно послуживший нескольким хозяевам, был в хорошем состоянии, практически не ломался и вполне отвечал пожеланиям Алексея. Ничего круче ему и не хотелось, до работы доехать можно, благо недалеко, в магазин тоже, а для чего ещё нужна нормальному человеку машина.

Алексей встал, потянулся и понял, что времени ещё много и нет смысла суетиться. Можно было бы и подремать, особенно после вчерашнего, но он чувствовал, что не получится. А собственно, что же произошло вчера? Алексей вдруг понял, что не может вспомнить события вчерашнего вечера, хотя ни капли спиртного не допускал за рулём. Он снова уселся в кресло, твёрдо решив восстановить события последних суток. Ну ладно, с утра вёл занятия, четыре часа лекций, пообедал в студенческой столовой, рискуя жизнью, потом писал какую-то дребедень, потом семинар на вечернем отделении. Ага, вот тут то и началось самое интересное, понял Алексей. В конце занятий в аудитории осталось только две девушки, которые тщетно пытались убедить Алексея Николаевича в том, что учебник написан ужасно, хотя бы потому, что они прочли его шесть раз и всё равно ничего не поняли. Попытки убедить их в обратном, были тщетны. Когда они дружно посмотрели на время, которое отсчитывали древние электрические часы на стене аудитории, им стало весело и грустно одновременно. Девушки в один голос запричитали и стали просить Алексея Николаевича пусть даже без зачёта подкинуть их до метро, а то на улице холодно, сыро, страшно, а они отработали полный рабочий день и ещё пару часов впустую сражались с ним в этой унылой аудитории. Он, конечно, не мог им отказать и через пару минут они сидели в промёрзшей до последней железки машине и ждали, когда старый мотор хоть чуть-чуть согреется и согласится стронуть с места эту колымагу. Довольно быстро в салоне потеплело и, поняв из разговора, что до метро почти столько же, сколько до одной из подружек, он предложил подкинуть её до дома. В ответ раздались восторженные вопли с заднего сидения и машина тронулась. Выпустив первую девушку у подъезда, он предложил оставшейся жертве отечественного образования, вместо меню, список ближайших станций метро. Она угрелась и жалобно попросила подкинуть до дома, вроде это совсем и не далеко от места, где они оказались. Вздохнув, Алексей согласился, ему стало очень жалко женщину, которая дожив до четвёртого десятка, непонятно зачем училась в институте, а следовало бы ей повторить учёбу в школе с класса так шестого-седьмого. Подъехав к подъезду, он остановился и неожиданно для себя поинтересовался, найдёт ли она свою квартиру. Девушка совсем не соответствовала его вкусу, такая тихая сутулящаяся конторская крыска в больших очках, выдававших сильную близорукость хозяйки и закутанная в выцветший бабушкин шерстяной платок. Никаких крамольных мыслей у него не было, он чувствовал дикую усталость после десяти академических часов и нестерпимое чувство голода. Она усмехнулась в ответ и поведала, что для того чтобы она не смогла найти дверь ей следовало бы ещё часов шесть сдавать любимому преподавателю зачёт. Однако время позднее, и она не откажется от сопровождения, добавив с усмешкой, что по всему видно, что Алексей Николаевич никуда не спешит и думает только о содержимом своего холодильника. Мысль о чашке горячего сладкого чая вывела Алексея из состояния прострации, и он с неожиданной резвостью выскочил из машины и открыл перед дамой дверь сначала авто, а потом подъезда.

Войдя в квартиру, он удивился, она была очень похожа на его пристанище, та же компоновка, даже мебель мало отличалась. Девушка, казалось, прочла его мысли и сказала, что эта квартира ей досталась по наследству и ничего с ней делать она не собирается. До работы пешком пять минут, что ещё надо? Алексей согласился и, помыв руки, прошёл в кухню, которая, как известно, в наших краях одновременно служит и гостиной. Распотрошив холодильник, они с удовольствием пили чай с бутербродами и пирожными. Алексей обнаружил, что ещё чуть-чуть и он уснёт сидя на мягкой сидушке кухонного уголка. Хозяйка, похоже, была в аналогичном состоянии и, задремав, выронила сначала пирожное, а потом вылила полчашки чая на брюки своего рабочего и, возможно, единственного костюма.

Захлопав глазами и взвизгнув, она выбежала с кухни. Алексей пригубил чашку и провалился в небытие. Прошло не менее получаса, как он услышал сквозь сон весёлый смех. Он смутился и открыл глаза. Перед ним стояла совершенно другая женщина, с распущенными волосами, без очков, под которыми, как оказалось, скрывались большие тёмные глаза. Но самое потрясающее было в том, как она была одета. На ней был огромный тёмно-синий халат с большими ручной вышивки цветами. Это было нечто, не вписывающееся в интерьер помещения, но удивительно гармонирующее с хозяйкой.

Алексей открыл рот, неучтиво захлопал глазами и ляпнул:

— С ума сойти, ну прямо Царевна-Лягушка.

Она расхохоталась, ей очень понравилась реакция сурового на вид мужчины и ответила:

— Лягушачья шкурка хорошо спрятана в стиральной машине. Враги не доберутся. А что, нравится?

Алексей ошарашенный донельзя пробормотал:

— Да уж и хозяйка великолепна, и одёжка роскошная. Здорово.

Он встал с сидения и, сделав шаг к девушке, опустился на одно колено и поцеловал ей ручку со словами:

— Я потрясён Вами Царевна.

Она, изумлённая его выходкой, всплеснула руками и опустила их на плечи Алексея. Дальше память отказала ему. Он вскочил с кресла, сделал круг по комнате, дошёл до кухни, выпил водички. И ничего не вспомнил. Если сон, то это слишком, пора жениться. Если не сон, то почему ничего не помню, неужели ведьма отборная попалась на его пути. После длительных усилий Алексей вспомнил, что очнулся в углу сидушки на кухне в том самом халате. Халат был настолько лёгкий, мягкий, тёплый и невероятно уютный, что Алексей не мог поверить в его реальность. На столике стояла чашка с ледяным чаем, вокруг была абсолютная тишина. Часы показывали четыре часа ночи. Посмотрев на них, Алексей окончательно проснулся, поняв, что он не дома. Везде горел свет, дверь в комнату была приоткрыта. Свернувшись в клубочек, сладко спала его Царевна, свою одежду он обнаружил аккуратно сложенной на стуле у двери. Чтобы наверняка проснуться, Алексей спустился вниз по лестнице, проигнорировав лифт. Машина ждала на месте, мгновенно завелась и охотно отвезла его домой. Дома он принял тёплый душ и уснул сном младенца уже под утро.

С полчаса Алексей просидел, пытаясь понять, что это было. «Точно, пора жениться, а то и не такое присниться может», — проговорил он вслух и начал собираться на работу. Однако, надев пиджак, он обнаружил небольшое пятно на рукаве, которого точно не было накануне. Оно было свежим и по цвету соответствовало пирожному Царевны, как он её теперь про себя называл. Разум взял верх и подсказал Алексею, что через неделю ему снова вести ту самую группу, вот тогда и он разберётся, что же произошло на самом деле.

Осмотрев себя в зеркало и почистив пятнышко, которое стало совсем незаметным, Алексей взял портфель. Кожаное истёртое в ноль чудище было ему абсолютно не нужно, но путешествовало изо дня в день с ним на работу и с работы. Ритуал соблюдался почти десять лет и Алексей не собирался ничего менять.

У института не было мест, и он воткнул свою железяку за углом у магазинчика. За воспоминаниями и ездой он совершенно забыл, зачем так рано припёрся в институт и, войдя к себе в кабинет, повесил плащ в шкаф и не успел даже сосредоточиться, как дверь открылась и вошла Катя.

— Ну как готов получить по башке за свои дурацкие выходки? — вместо приветствия ласково с издёвкой проворковала Катя.

Алексей вспомнил причины своего раннего приезда и вздохнул:

— Конечно, можно подумать у меня есть выбор.

— Это ты правильно, Лёша, думаешь. Шефа с утра проректор за тебя отодрал, потом ещё и ректор добавил немного. Сначала кричали, что надо стереть раздолбая в порошок, уволить, разорвать на части, выписать волчий билет. Потом, вроде приуспокоились и велели тебя примерно наказать, — на одном дыхании поведала Катя.

— Точно, у нас одна старая крыса… — задумчиво проговорил Алексей.

— Ты чего, сошёл с ума от страха, что ли? — изумилась Катя.

— Не, это не я, это Экзюпери в Маленьком принце написал, — после паузы сказал Алексей и, вскочив со стула, спросил, — Аутодафе готово? Идём?

— Пойдём, меня ведь за тобой послали. Шеф с Дедом ждут в кабинете. Да ты не бойся, не должны выгнать, только не лезь в бутылку и не хами, знаю я тебя, — негромко с лёгким раздражением проговорила Катя и открыла дверь.

Итак, Шеф и Дед, думал Алексей, медленно бредя по коридору за Катей. Они были практически одного возраста. Оба когда-то пришли в институт после школы, оба его закончили, подрабатывая лаборантами на кафедре, оба прошли аспирантуру, и оба, в конце концов, получили профессоров и сохранили удивительную дружбу, несмотря на разные ступеньки служебной лестницы, которые они занимали уже много лет. Шеф стал завкафедрой, а Дед остался простым профессором и в качестве общественной нагрузки с середины 80-х отвечал за профсоюзную работу на кафедре. Шеф носил костюмы, на которых не было даже морщинок, каждый волосок на голове и в бороде точно знал своё место. Дед был свободен в одёжке и мог явиться на лекцию в джинсах и рубашке, а клочковатая борода была поводом для шуток студентов в перерывах. Шеф всегда изъяснялся изысканно, подбирая слова и словосочетания порой архаичные, но точные. Дед мог выразиться вполне конкретно, но конечно в узком кругу. Ну и внешне они различались, Дед смотрелся маленьким и тщедушным рядом с шефом, хотя физически был очень даже ничего и мог пробежать десять километров на лыжах, а потом самостоятельно вернуться домой. Общее между ними было, пожалуй, но только одно — они оба не терпели выпивку и вранье, как коллег, так и студентов. Процесс воспоминаний прервался, когда Алексей оказался перед открытой дверью кабинета Шефа.

Из кабинета вышла Эмма, доцент и образец подражания всей кафедры. Она укоризненно посмотрела на Алексея и, покачав головой, пошла своим путём. Эмма была вовсе не Эмма, просто её имя и отчество было М.М., причём совершенно непроизносимое, поскольку родом она была откуда-то с Алтая. Возраст по ней определить было абсолютно невозможно из-а необычных пропорций лица и удивительно хрупкой фигуры. Догадаться, что она давно бабушка при первом взгляде было невозможно. К сокращению до Эммы она давно привыкла и отзывалась на новое имя, совершенно не обижаясь.

В проёме кабинета Шефа Катя пропустила Алексея вперёд и плотно закрыла за собой дверь. Слегка подтолкнув его к стулу, стоявшему посередине, она скользнула в тень и уселась рядом с Дедом. «Тройка и жертва» — подумал Алексей и, приняв покорный вид, предано посмотрел в глаза Шефу.

Шеф, явно подавляя улыбку, сказал:

— Уважаемый Алексей Николаевич, Вы, конечно понимаете, зачем мы вас пригласили?

— Нет, но вроде догадываюсь, — делая заинтересованное лицо, ответил Алексей.

— Вы только догадываетесь, это крайне интересно звучит. Но тогда скажите, уважаемый, зачем вы на заседании совета института публично так оскорбили Ректора, который вам лично ничего плохого не сделал. Как можно было позволить себе назвать такого серьёзного человека, — тут Шеф призадумался, но ненадолго, преподавательский опыт не пропадает, — лицом с нетрадиционной ориентацией? — и вопросительно посмотрел на Алексея.

— Ну, так это же несчастный случай, а не умысел — ответил Алексей, подавляя усмешку, — так всегда бывает, что шум, гам, как в трамвае, а стоит матюгнуться, так обязательно тихо в этот момент будет.

Шеф вздохнул:

— Вы и в трамвае материтесь значит… Разве так можно себя вести человеку, которому доверено воспитание кадров, молодых, ещё незрелых людей.

— Черт возьми, — тихо проворчал Алексей и понял: «а ведь он не лицемерит, а действительно так думает».

Ему стало не то чтобы стыдно, но как-то некомфортно. Но вслух сказал:

— Да это я к слову, я редко матюгаюсь в транспорте. А тут просто промашка вышла, обещаю, что в дальнейшем буду аккуратнее.

— Надеюсь что будете. Кстати, поясните, пожалуйста, что вы под этим понимаете? Не будете сидеть спиной к докладчику, разговаривать в полный голос или использовать неподобающие слова и словосочетания во время заседания Совета института? — слегка разозлившись, спросил Шеф. Дед ухмыльнулся в усы, а Катя отвернулась, чтобы не фыркнуть от раздирающего её смеха.

Алесей понимал, что каждому из присутствующих надо исполнить свою роль в ритуале, а потом доложить по инстанциям о проведённой воспитательной работе, но бесёнок за него произнёс:

— Ну согласитесь, я ведь почти прав. Вот над вами он сегодня надругался со страшной силой, а вы-то тут при чем?

— Тьфу на вас, Лёша!!! — вмешался Дед, — Из-за вашего хамства отодрали заведующего кафедрой как последнего мальчишку, а вы посмеиваетесь!

— Ну, значит, я прав насчёт лица с нетрадиционной ориентацией, — ляпнул Алексей и понял, что это конец, сейчас его разорвут, как минимум на три части и понесут куски предъявлять ректору.

— Ладно, ладно, я завёлся, не обращаете внимания, я что-то устал в последнее время, заносит немного, — быстро и жалостливо как мог, продолжил Алексей пока собеседники не очухались от его наглости.

Во время затянувшейся паузы он, превратившись в воплощение кротости, осторожно произнёс:

— Я осознал и больше не буду, честное слово, — и, закрыв глаза, откинулся на стуле.

— Ну вот, так бы сразу, — обрадовался Дед, — незачем всех нервировать и самому заводиться. Теперь нам необходимо принять к тебе, Лёша, меры административного воздействия.

Катя всё-таки фыркнула и отвернулась, закрыв лицо руками, а Шеф повернулся на стуле так, что его профиль на фоне окна с капельками дождя был печален и возвышен.

Алексей успокоился, разборка идёт, как положено, теперь надо придумать себе наказание, да так, что бы в ректорате его пожалели и пожурили Шефа за строгость.

— Ну, давайте объявим мне выговор с занесением, лишим квартальной премии и летнего отпуска, — предложил Алексей, но быстро спохватился, — насчёт премии, я наверно, погорячился.

Но по виду собеседников он понял, что маловато будет, не поймут в ректорате Шефа. Да и выговор не пропустит юрист, не напишешь же в обосновании, что именно сказал Алексей о ректоре. Дед покачал головой и задумался. Шеф сидел как памятник, не шевелясь. Катя тоже собралась и затихла.

Подумав, обращаясь к Деду, Алексей предложил:

— Ну, давайте я выпью всю валерьянку, которую Катя бережёт для Эммы, а потом вы отвезёте меня домой, рыдающего и бесконечно переживающего за свой не слишком тактичный поступок.

Тот изумлённо поднял брови.

— Нет, нет, отвезти надо только в соседний двор, до машины. А Катя поможет вам вынести моё тело из института, — добавил Алексей.

— Ага, давайте ещё и неотложку Лёше вызовем, — с ухмылкой добавила Катя, — а после этого выговор схлопочет уже Владимир Иванович за негуманное обращение с подчинёнными.

— Не, не схлопочет, я объяснюсь с ректором, — приняв игру, неожиданно, заявил, Дед. Он улыбался от души возможности слегка развлечься с пользой для дела.

— Эх, не получится, у меня в четыре семинар, — вспомнил Алексей.

— Ничего страшного, семинар проведёт мой аспирант, Саша, ему полезно. Задачу ему я сейчас поставлю, а Вы, Алексей Николаевич, пожалуйста, дайте ему тему, — вдруг решительно произнёс Шеф, мгновенно став настоящим заведующим и добавил, — идите в свой кабинет, я Сашу пришлю к Вам. И не вздумайте, на самом деле выпить весь пузырь с валерьянкой, там доза на слона, это же опасно.

Алексей хмыкнул, но не сдержался:

— Не видел, чтобы слонов поили валерьянкой, зато на сотню котов хватило бы этого пузырька, да и мне бы осталось, — выдал он мечтательно глядя в потолок.

Дед встал, потянулся и весело сказал:

— Ну давай, Лёша, быстро умирай и мы тебя оттранспортируем в твою берлогу. Катя, давай, ты с одной стороны поддерживай, а я с другой.

Троица боком выползла из кабинета в коридор, а подошедший сзади Шеф добавил в совершенно неестественном для него стиле:

— А в отпуск летом пойдёшь, хулиган несчастный, — и решительно закрыл дверь.

Для любого из коллег это означало беду, кроме Алексея, поскольку летний отпуск означал неучастие в приёмных экзаменах, а значит, существенно уменьшал заработок репетиторством. Алексей терпеть не мог это дело, ему хватило одной попытки, чтобы отбить всякое желание подрабатывать на абитуриентах.

Осторожно положив руку на плечо Деда и, основательно обняв Катю, Алексей побрёл в сторону кабинета, поёживаясь под взглядами студентов и коллег. Зайдя в кабинет, Алексей плюхнулся на свой любимый стул у компа. Дед, ухмыляясь, уселся напротив и задумчиво гладил свою клочковатую бороду, явно забыв об Алексее. Катя проскользнула за перегородку, и оттуда вскоре раздалось гудение чайника. Мир возвращался к своим основам. Через несколько минут они втроём сидели на диване и пили крепкий вкусный чай с конфетками, которые регулярно водились у Алексея. Это было единственное, что он позволял себе принимать в дар от студентов по случаю зачётов и экзаменов. Испив чаю, Дед поднялся и со словами:

— Ну ладно, Лёша, как оклемаешься и соберёшься уезжать — позвони, я тебя торжественно вывезу на своём катафалке, — исчез, оставив Алексея наедине с Катей.

— Ну что, пришёл в себя? Маловато Шеф тебя погрыз, ох маловато, — заявила, ехидно ухмыляясь, Катя, сидя с ногами на глубоко обожаемом ею диване.

— Вполне нормально, я ничего такого и не сделал, ну ляпнул в тишине, а какого лешего ректор припёрся в середине Совета? — проворчал Алексей, наливая себе вторую чашку.

Катя молчала, и Алексей опять провалился в воспоминания. Она появилась на кафедре практически одновременно с Алексеем. Привела скромную девушку подружка из деканата. Долго умолять Шефа не пришлось и через неделю, переоформившись с дневного на вечернее отделение, Катя вышла на работу. Числилась она, конечно, не секретарём, а старшим лаборантом, но это никого не волновало. Постепенно она нашла общий язык со всеми преподавателями, а это ведь очень непростое дело. Свою жизнь она не выставляла напоказ, но вскоре стало известно, что у неё пара мальчишек, живёт с мамой и умудряется успевать всё дома и на работе. При этом всегда приветливая и улыбчивая девушка вызывала только положительные эмоции. Важнейшей её обязанностью было отпаивание преподавателей чаем с булочками и печеньем после приёма экзаменов и зачётов. Даже опытным людям было трудно переварить тот поток бреда и чуши, который им сообщали студенты в доверительной форме. И, вообще, дел ей на кафедре хватало, особенно с планами и графиком работы. Все преподаватели хотели чего-то несбыточного, например, ходить пару дней в неделю на работу, не иметь окон между парами и читать только те курсы, которые отрабатывались годами.

Алексей от коллег отличался хотя бы тем, что ему было всё равно когда и кому преподавать. Окна между занятиями он заполнял чаепитием и работой в лабораториях, гоняя нещадно лаборантов, которые почему-то не обижались. Алексей соглашался с лёгкостью как на резьбу по дубу, то есть лекционные курсы на дневном отделении профильного факультета, так и на плотницкие работы — семинары и лабораторные на непрофильных факультетах и у заочников. В результате он за пару лет стал абсолютно незаменимым сотрудником, поскольку мог подменить кого угодно, причём практически без подготовки.

Жизнь шла своим чередом, но как-то Шефу прислали пустографку отчёта на 10 страниц для министерства, посмотрев на которую, он тихо загрустил. Катя беспомощно развела руками, и тогда на глаза Шефу попался довольный Алексей, вернувшийся с обеда. Шеф в непререкаемой форме поручил Алексею разобраться, заполнить документ без ошибок и как положено. Добавив, что утром следующего дня следует положить ему на стол готовый документ, Шеф исчез, справедливо полагая, что поняв проблему, даже Алексей заорёт нечеловеческим голосом. Провозились Алексей с Катей допоздна. Больше половины цифр пришлось просто прикинуть на глаз, а кое-что заполнить, воспользовавшись монеткой в качестве рандомайзера. Съестное на кафедре закончилось, и они перебрались в логово Алексея. Уютный диван, вкусный чай сделали своё дело, и природа взяла своё. Около полуночи они снова попили чаю и стали прикидывать, что дальше делать. Катя позвонила маме и получила добро не мотаться по ночам. В итоге она душевно выспалась на диване, а Алексей сидел за компом и мучал очередную методичку почти до утра, пока не уснул, положив голову на клавиатуру. Та обрадовалась, и отредактированный текст методички едва влез на жёсткий диск. Никто на кафедре ничего не заподозрил и лишь изредка они оставались вдвоём после работы поговорить, попить чаю и отвести душу. Вспоминая этот кусок жизни, Алексей изумился, осознав, что прошло почти десять лет, а казалось, что это было вчера.

Очнулся Алексей от стука. Катя стучала костяшками пальцев по столику перед ним, и лицо её выражало полное умиление.

— Ты чего? — изумился Алексей.

— А ты где? Уснул что ли после педагогического акта? Или ещё, по какой причине засыпаешь стоя? — нахально глядя в глаза, спросила Катя.

— Я не сплю, просто задумался, вспомнил годы на кафедре, ничего такого, — бестолково захлопав глазами начал отговариваться Алексей.

— Ага, вроде очухался, ну и отлично, — уже совсем ласковым голосом прошептала Катя и усевшись за спиной, сидящего боком Алексея стала слегка массировать ему шею и плечи. Алексей заурчал от удовольствия, но где-то краешком сознания почувствовал подвох и насторожился.

Катя мгновенно поняла его мысли и, продолжая массировать плечи, перешла к самому интересному:

— Лёша, я так понимаю, что ты решил жениться и это очень и очень хорошо. Я одобряю твой выбор. Твоя Царевна мне нравится.

Алексей поперхнулся и потерял дар речи. В чувство его привели сильные хлопки по спине, и встревоженный голос Кати:

— Лёша! Лёша! Ты смотри, случаем от счастья-то не помри, не время.

Медленно возвращалось сознание, и внутренний голос ехидно заметил, что самое время вскочить, замахать руками, отнекиваться, а ему почему-то совсем не хочется этого делать. Тогда Алексей решил спокойно пообщаться с умным человеком, то есть с самим собой. Для начала он понял, что сообщение о женитьбе не вызвало, как это не парадоксально, никакого сопротивления, а наоборот, облегчение. Это гармонировало с утренними ощущениями и неосторожными мыслями о том, что пришло время остепениться и завести семью. До сегодняшнего дня любые слова о браке мгновенно вызывали реакцию отторжения, а тут как будто бы так и надо. Ещё он подумал, что его устраивает ситуация, что кто-то за него всё решил и ему не надо вылезать из шкуры, прыгать на одной ножке перед избранницей и не дай бог получить отказ. Что же теперь делать с Катей? Их отношения были очень дороги обоим и потому они оберегали их от стороннего взгляда годами.

Как же сложно, подумал Алексей, а вслух спросил с вымученной улыбкой:

— А ты с чего это взяла? Катя, ау!

Катя сняла руки с плеч и уселась на столик перед Алексеем. Убедившись, что Алексей слушает её, открыв рот, она продолжила:

— А ты ещё ничего не понял? Лёша, разве можно доверять женщинам, ай-яй-яй, как это на тебя не похоже. Ты помнишь, где ты был вчера вечером? По глазам вижу, что помнишь. Просто замечательно. А твоя Царевна-лягушка моя давнишняя приятельница и зовут её, кстати, Катя. Сегодня это милейшее создание прилетело утром и, умирая от восторга, рассказала, что наконец-то ты обратил на неё внимание, был безумно нежен и предложил руку и сердце. Очень ей хотелось получить от меня благословение. И я его ей дала. Теперь ты мой должник навеки. Кстати, как тебе халат? Мы с ней его долго выбирали, правда тогда я не знала, что для тебя. Классная вещь, правда? Дорогая жутко, ей он обошёлся в трёхмесячную зарплату. Знаешь, что тут самое смешное — я мысленно прикидывала его на тебя.

Алексей понял, что по лицу течёт холодный пот и вообще его всего колотит. Взяв Катю за руку и убедившись, что это не кошмарный сон, Алексей осторожно спросил:

— Послушай, а ты уверена, что это так и было? Я не могу вспомнить вчерашний вечер, что-то не так пошло. Может я просто погорячился и пообещал жениться до того? А? Может кто-то чего-то не понял. А как же ты? Я к тебе очень привязался, а тут вдруг так сразу надо жениться. Ну чего ты молчишь, — зарычал Алексей.

— Ничего я не молчу, — возмутилась Катя, — просто не хотела перебивать. Царевна сказала, что предложение ты сделал на кухне сидя за столом, попивая чай в прекрасном настроении и блаженном состоянии, перед тем как задрых без задних ног. Теперь не открутишься. А я, ну так я тоже Катя, тебе ничего не грозит, даже если перепутаешь. И я буду хранить тайну, но одну вещь я от тебя хочу получить. Ты согласен?

— Я для тебя сделаю всё что угодно, — радостно воскликнул Алексей и осёкся, увидев грустные глаза Кати и тихо спросил, — А что ты хочешь?

— Ничего особенного, — с мягкой улыбкой, взъерошив Алексею, волосы сказала Катя, — я хочу от тебя ребёнка, и лучше девочку. Мама не возражает. Да и ещё совсем мелочь, я хочу, чтобы на этом диване, который я обожаю до слез, никого кроме меня не было.

Алексей почувствовал, что падает куда-то в пустоту, внизу живота возникла льдина, которая не давала дышать. Он закрыл глаза в надежде, что сейчас всё пройдёт и мир вернётся в обычное состояние.

Ничего не проходило, и он провалился в сон, быстрый, но поразительно глубокий. Они сидели вечером на диване после рабочего дня и просто болтали. Алексей привычно шутил, что ни в цирк, ни в зоопарк он уже давно не ходил и совсем не хочет, потому как тут намного круче. Катя смеялась и говорила, что это потому, что тут они сами в клетке, а студенты приходят на них посмотреть и послушать. К тому же некоторые из них выполняют заодно и роль дрессировщиков, вроде Шефа или ректора. Только всё же различие есть с зоопарком и цирком. Оно очень важное, ключи от клеток у них самих в руках, но нет желания выйти на свободу. А кто-то, вроде Шефа, Деда или Эммы вообще выбросили свои ключи, потому их вынесут из клеток только вперёд ногами. Алексей тогда согласился, ему очень понравилась Катина ассоциация, он поинтересовался, а как обстоят дела с его и её ключами. О, смеялась она, мои-то просто висят на крючочке в клетке. Они никому не нужны, даже мне. А вот ты свои притырил, чтобы никто не мог тебя вытряхнуть из тёплой клетки, но себе врёшь, что хочешь сам распоряжаться своей волей и неволей. Сон закончился, пора вернуться, подумал Алексей и открыл глаза.

— Ну, ты силен! — воскликнула Катя, увидев, что Алексей смотрит на неё, — взять и нагло уснуть во время такого важного разговора. По тебе плачет психиатр, или даже вся психбольница, причём навзрыд. Ну, скажи, ты ведь рад, что так сложилось?

— Ага, рад, да так, что вообще перестал от радости различать, где верх и низ, тепло и холод, друзей и врагов… Я хочу домой, в тёплую постель и ничего больше. Не обижайся, я выжат как тазик с сухофруктами, из которых по второму разу выдавили стакан сока, — с отчаяньем проговорил Алексей и, подперев подбородок руками, уставился на Катю большими грустными глазами.

— С тобой Лёша, ясно. Вы, мужчины, вообще не способны принимать жизнь такой, какая она есть. Давай-ка я попрошу Деда закинуть тебя домой, а свою клячу заберёшь через несколько дней, как только отойдёшь, — решительно выговорила Катя и взялась за телефон.

— Ты не кляча! — возмутился Алексей.

Телефон выпал у Кати из рук. Она облегчённо рассмеялась от всей души:

— Точно заметил, я действительно пока не кляча, а вообще-то я имела в виду твою машину. Ну, так что, звоню Деду?

— Давай, но ведь обормот Саша не пришёл, как уезжать? — мрачно ответил Алексей, не меняя позы и не мигая глядя на Катю, которую он увидел совершенно с другой стороны.

— Чёрт с ним, разберётся сам. Послушай, как же я тебя не понимал, это просто невозможно, ты такая взрослая и мудрая оказалась, — медленно, почти по слогам проговорил Алексей и закрыл глаза. Ему показалось, что она должна хорошенько треснуть его по башке, но ничего не произошло, и он осторожно открыл глаза.

Катя смотрела на него с удовольствием, как смотрят на красивое и дорогое домашнее животное и чему-то про себя улыбалась.

Алексей осмотрелся вокруг и, взяв Катю за руку спросил:

— А ребёночка когда будем…

Она фыркнула и рассмеялась:

— Ты неисправим, Лёша, у тебя за эти сутки столько всего произошло, а ты о чем думаешь? Вся жизнь у человека изменилась, а он как рядовой Иванов думает об одном и том же, жуть какая-то.

Раздался сильный требовательный стук, пришёл Дед. Рано ключ от клетки доставать, решил Алексей и открыл дверь кабинета.

«Одни сутки, всего одни сутки» — как мантру повторял про себя Алексей пока они шли к машине и ехали по насквозь продуваемым и холодным улицам.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Один миг и вся жизнь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я