Русские отцы Америки

Евгений Николаевич Гусляров, 2021

В следующем году исполняется сто лет одной из величайших трагедий в истории нашего Отечества. По воле большевиков 29 сентября 1922 года началось изгнание интеллектуальной элиты из России. Особенно много первых русских отверженных оказалось в Америке. Русские пришельцы изменили жизнь Америки. Наших гениев, коренным образом повлиявших на экономику и духовный облик Америки, сами американцы провозгласили «отцами», родоначальниками первостепенных направлений технической, научной и культурной жизни. Я попробую восстановить подробности участия только немногих великих наших соотечественников в обустройстве Америки, приобретшей с их помощью свой современный облик и нынешнее величие. Примера и этих нескольких достаточно для вывода – нынешнего своего блеска она, Америка, возможно и достигла бы, но без русского вклада она не добилась бы этого так скоро и в таких впечатляющих масштабах. Житейский и научный подвиги этих русских изгнанников в Европе и Америке – ясное тому доказательство.

Предисловие

В следующем году исполняется сто лет одной из величайших трагедий в истории нашего Отечества. 29 сентября 1922 года от Петроградского причала отошёл пароход «Обербургомистр Хакен», 16 ноября — другой — «Пруссия» в направлении к Германии; 19 сентября — пароход из Одессы в Константинополь и 18 декабря — итальянский пароход «Жанна» из Севастополя с необычайным грузом. Они увозили будущее России.

В Питере есть гранитный неприметный обелиск рядом с Благовещенским мостом. Однако памятник этот, скромный с виду, значителен по смыслу. На нём выбита лаконичная надпись: «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки». В этом самом месте у причала и стоял самый первый немецкий спасительный пароход с названием «Обер-бургомистр Хаген». На пароходе этом и уплывал из России ценнейший и невероятный груз — учёные, инженеры, писатели, философы, которые показались непереносимо опасными большевистской власти. Осуществлялся беспримерный мерзостный план, суть которого исчерпывающе объяснил один из глашатаев того поворотного времени Николай Бухарин: «К врагам революции я отношу… предпринимателей-организаторов и директоров, квалифицированную бюрократию — штатскую, военную и духовную; техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще…».

Тогдашний Председатель ВСНХ Лурье приравнял, например, к ненужным пролетариату никчемностям самолёты великого российского авиаконструктора Игоря Сикорского. Он выступил однажды от имени Комитета хозяйственной политики с Директивой правительства о военных заказах, где, в категорической форме заявил: «…производство и ремонт аэропланов и аэростатов прекратить с переводом аэропланостроительных заводов на деревообделочную промышленность». Кто-то попытался ему возразить, мол, авиационные заводы вовсе не помеха рабоче-крестьянской власти. Он очень разволновался и сказал, как отрезал: «Советская Республика не должна иметь предприятий, подобных фабрикам духов и помады».

Этот самоубийственный бред становился повседневностью. Вот такие Лурье и Бухарины, по воле Ленина, конечно, вынесли тогда приговор будущему России, нам с вами. Для меня лично цена одного самолётного гения Игоря Сикорского много весомее, чем все деятели того ленинского правительства вместе взятые. Было бы гораздо логичнее посадить на пароход, назвав его как-то вроде «корабля помешанных», этого Лурье и этого Бухарина. А Сикорскому и Питириму Сорокину поручить заботу о нашем будущем. Ведь вместе с Сикорским, например, мы потеряли целую индустрию, решительно двинувшую цивилизацию вперёд. Плоды этой цивилизации, к сожалению, пожинаем не мы.

Потому и появились эти пароходы. И при всей жестокой сути происходившего, это многим, кто выбрался тогда из кровавой сумятицы, казалось спасительным оборотом судьбы, реальным и единственным шансом продолжить жизнь.

Эту спецоперацию советских властей известный физик и философ Сергей Хоружий назвал «философским пароходом». Название тут же прижилось и стало означать не просто высылку к чуждым берегам огромной массы отечественных мыслителей, корифеев науки и технической элиты, а целое явление. Понятие «философский пароход» стало нарицательным в истории XX века, обернулось своеобразным символом всей русской эмиграции. Волны, поднятые «философским пароходом» широко разошлись в людском море.

Да, это случалось и раньше, будет происходить и позже, вплоть до наших дней. Но в те первые годы русский исход достигнет пика. В начале двадцатых годов понятие «философских пароходов» обрело окончательную свою непереносимую суть: изгнание интеллигенции, да и представителей всех прочих созидательных сословий, приобрело статус государственной политики. Самоубийственный для России и русского народа. Барон Б. Э. Нольде, бежавший тогда вместе со всеми, так определил происходящее: «С библейских времён не бывало такого грандиозного исхода граждан страны в чужие пределы. Из России ушла не маленькая кучка людей, ушёл весь цвет страны, в руках коего было сосредоточено руководство её жизнью… Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России. Россия великого исхода должна была стать не вчерашней, а завтрашней Россией: в этом её основная задача и её единственное великое оправдание».

А их увозили — пока — корабли,

А их волокли поезда…

И даже подумать они не могли,

Что это «пока» — навсегда.

Александр Галич «А было недавно, а было давно…», 1974 год.

Между тем это была вполне осмысленная акция, разработанная высшим руководством государства во главе с Лениным и с изуверской тщательностью исполненная органами ОГПУ. Большевикам сильно надоело сопротивление оставшейся от прежних времён интеллигенции, восстающей и втихомолку, а больше явно и открыто против бесцеремонности пролетарской власти в отношении устоев национальной культуры, традиционного образования и научного творчества. Но убийства тех, кто так и не захотел принимать методов диктатуры, изгнание их в медвежьи углы России уже стали утомлять общественное сознание Европы. Пролетарской же власти захотелось мирового признания. Тогда-то Ленина и осенило. Вот он пишет Дзержинскому: «т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим… Всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация её слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить, и излавливать постоянно, и систематически и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение. Ленин».

Тут есть одна достаточно грустная деталь — ею, пожалуй, и можно объясняет жестокую настырность, с которой вождь проводил в жизнь свою новую идею. Это письмо написано19 мая 1922 года, а уже через три дня, 22 мая, Ленин перенёс первый инсульт (тогда это называли ударом). У него нарушилась речь, и была парализована правая сторона тела. Ещё через неделю, 30 мая 1922 года, между Лениным и Сталиным состоялся в Горках жуткий разговор, о котором потом рассказала в своих воспоминаниях сестра вождя М. И. Ульянова. Ленин попросил тогда у Сталина цианистого калия, чтобы в случае дальнейшего осложнения болезни, враз окончить ненужную жизнь. По примеру четы революционеров-марксистов Лафаргов (дочь Маркса Лаура и её муж Поль), которые приняли яду, не желая мириться с подступавшим старческим маразмом. Ленина поместили в отнятой у вдовы бывшего градоначальника Москвы Зинаиды Морозовой-Рейнбот шикарной усадьбе в Горках. Место это выбирал лично Сталин.

Инвалиду умственного труда Владимиру Ленину теперь, чтобы хоть как-то уменьшить головную боль, беспрерывно меняли на лбу холодные компрессы. Несмотря на все эти экстремальные обстоятельства, а, может, как раз благодаря им, Ленин с необъяснимым в его ситуации упорством не оставлял овладевшей им идеи. Он действовал как одержимый.

В моей библиотеке есть книги, которые полны для меня особого значения. Среди них двенадцатитомное сочинение по истории России Николая Рожкова, изданное в Питере в 1928-ом году. Его имя должно бы упоминаться в ряду крупнейших русских историков. Но ему не повезло. И имя, и труды его надолго были исключены из обращения. Да и теперь не на слуху. Этот Николай Рожков тоже должен был стать пассажиром «философского парохода». Хроника преследования его недужным вождём особо показательна. По ней одной можно представить себе то маниакальное упрямство, с которым Ленин продолжал двигать план высылки и уничтожения культурного слоя нации в большевистской России. В первый раз, парализованный уже Ленин, упомянул о нём, Рожкове, в письме к Г. Е. Зиновьеву 16 октября 1922-го года: «Рожков в Питере? Надо его выселить». А уже в ноябре этого года закончились последние дни активный политической, да и в обыденной тоже, жизни В. И. Ленина. Пошёл предсмертный отсчёт времени его заточения. Начались необратимые изменения мозга. Врачи скажут потом — не только работать, но и просто жить с такими изменениями в головном мозге нельзя. Но он и тут о Рожкове не забывает. 13 декабря 1922-го года он продиктует письмо Сталину: «Предлагаю: первое — выслать Рожкова за границу, второе — если это не пройдёт (напр[имер], по мотивам, что Рожков по старости заслуживает снисхождения), то тогда… послать его, напр[имер], в Псков… Но держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, нашим врагом до конца». Политбюро тут же принимает решение: «Выслать Рожкова в Псков, установив за ним строжайший надзор и при первом проявлении какой-либо враждебной Соввласти общественно-политической деятельности — выслать его за границу». Именно в этот день у Ленина было два новых приступа болезни.

И, тем не менее, он продолжил личный террор против вконец опостылевшей ему интеллигенции.

В этом же декабре продолжили движение к чуждым пределам пароходы и поезда с бесценным грузом из России. Они опять везли первоклассных инженеров, выдающихся учёных, литераторов и деятелей культуры. Философов среди них было не много — двенадцать человек. Да их, настоящих-то, много и не бывает. Этот список Ленин тоже утвердил лично. По списку тому можно узнать, чьего интеллектуального превосходства больше всего он боялся. В список были включены самые выдающиеся: Н. Бердяев, С. Франк, Н. Лосский, С. Булгаков, Ф. Степун, Б. Вышеславцев, И. Лапшин, И. Ильин, А. Изгоев…

Это стало теперь легендою —

Год далёкий двадцать второй,

Уплывает интеллигенция,

Покидая советский строй.

Уезжают бердяевы, лосские,

Бесполезные для страны:

Ни историки, ни философы

Революции не нужны…

А. Городницкий, «Последний пароход», 2002 год.

Если следовать логике великого социолога и мыслителя (тоже унесённого вихрем того времени) Питирима Сорокина, революция в те годы вступила в страшный второй период своего развития: «Революция превращается теперь в неистовый ураган, который разрушает всё без разбора на своём пути. Он безжалостно выкорчёвывает не только устаревшие, но и полнокровные институты, которые разрушает наравне с мёртвыми или отжившими своё ценностями; он убивает не только паразитарную старорежимную властвующую элиту, но также и множество творческих личностей и групп. На этой стадии революционная власть безжалостна, тиранична и кровожадна».

Особенно много первых русских беженцев оказалось в Америке. Она тогда оказалась спасительно гостеприимной к ним. Но русские изгнанники за это гостеприимство отплатили ей сполна. Я попробую восстановить подробности участия только немногих великих наших соотечественников в обустройстве Америки, приобретшей с их помощью свой современный облик и нынешнее величие. Русских гениев, изменивших жизнь, экономику и духовный облик Америки, сами американцы провозгласили «отцами», родоначальниками первостепенных направлений технической, научной и культурной жизни. Примера и этих нескольких достаточно для вывода — нынешнего своего блеска она, Америка, возможно и достигла бы, но без русского вклада она не добилась бы этого так скоро, а того своеобразия, особицы и стремительности своей поступи, возможно, и не имела бы вовсе. Это не преувеличение. Житейский и научный подвиги этих русских изгнанников в Европе и Америке — ясное тому доказательство.

После 1917 года в изгнании, а это около 2.5 млн человек, оказалась большая часть интеллектуальной элиты дореволюционной России, люди с мировыми именами — писатели Бунин и Куприн, певец Шаляпин, композитор Рахманинов, актриса Ольга Чехова, тот же конструктор американских вертолётов Сикорский, изобретатель телевидения Зворыкин, философ Бердяев, непобедимый шахматный чемпион Алёхин и многие другие.

Россия потеряла громадное количество первоклассных специалистов, только дипломированных инженеров среди эмигрантов первой волны насчитывалось около трёх тысяч. О качестве людей, ставших ненужными тогдашней России, говорит тот факт, что восемнадцать человек, получивших образование на территории Российской империи и оказавшихся в изгнании, стали лауреатами Нобелевской премии.

Это, конечно, самая ничтожная часть из того, о чём надо бы говорить. Тем больнее печально нам узнавать, что русский человек, отмеченный Божьим даром, унёс этот дар с собой на чужбину и сделал её (чужбину) богаче и сильнее. Жизнеспособнее, в конце концов. А мы вот становились беднее с каждым ушедшим от нас даровитым соотечественником. И эта бедность, в конце концов, обступила нас со всех сторон. Ведь вместе с каждым из них мы теряли целые направления в индустрии, технике, духовном развитии, а эти направления, между тем, решительно двинули мировую цивилизацию вперёд. Плоды этой цивилизации, к сожалению, пожинаем не мы. С падением же ленинской гвардии мы только и различили те духовные и технические горизонты, которые эта гвардия безвозвратно отдалила от нас. Так что стали они для нас недосягаемыми. Возможно, именно по той причине мы и до сей поры шествуем далеко не во главе цивилизации, а где-то в другом месте. За Америку можно, конечно, порадоваться, но радость эта полна будет горечи. Ведь всё это могло бы остаться нашим богатством, культурным и духовным достоянием, сделать и нашу поступь в цивилизации легче и решительней. Не вышло…