От экватора до полюса. Сборник рассказов

Евгений Николаевич Бузни, 2018

Это книга рассказов в основном этнографического характера о природе и жизни детей и молодёжи Африки и Азии, Крыма, Москвы и Шпицбергена, где подолгу жил и работал автор. В первой книге рассказывается о традициях и обычаях простого коренного населения Судана, Пакистана, Индии. Во второй книге события происходят в Европе и России. Описываются почти всегда реальные истории с реальными людьми. Иногда персонажи и сюжеты вымышлены, но носят вполне реальный характер.

Мумкен

Мистер Женя! Мистер Женя!

— Я откладываю книгу (рассказы Мопассана о его путешествии по Африке), поднимаюсь с кресла и выхожу на зов. Перед нашей верандой стоит Питер, высокий худой мальчик. Ему одиннадцать лет. Это мой второй друг после Камиса. Он тоже часто ходит с нами на рыбалку.

Питер менее подвижен и кажется менее смышлёным, чем Камис. Зато уж если он вызывается помочь в чём-нибудь, то помогает довольно хорошо. Ему можно даже доверить помыть свою тарелку после еды. Камис же может с радостью взяться за любое дело, в том числе за мытьё посуды или пола, но из этого ничего хорошего не выходит, ибо его энтузиазма хватает самое большее на минуту, а потом всё идёт тяп-ляп.

Питер однажды принёс мне в знак дружбы один из маленьких зубов бегемота, который теперь мне служит подставкой для ручки. Теперь здесь, в России, она всегда напоминает мне об этом мальчике.

Сейчас Питер говорит:

— Мистер Женя, инта мумкен маши хинак.

Я понимаю, что он приглашает меня куда-то пойти. Который раз благодарю себя за то, что, приехав сюда, уделил много внимания изучению арабского языка и в короткий период научился кое-что понимать и даже говорить.

В этот раз Питер, оказывается, звал меня посмотреть танцы племени динка, которые они начали исполнять метрах в трёхстах от нашего дома под громкие неустанные звуки барабанов.

День только-только начинал клониться к вечеру, и было ещё совсем светло, поэтому я скорее взял кинокамеру и фотоаппарат, чтобы запечатлеть экзотическое для нас зрелище.

Приглашая, Питер сказал магическое слово «мумкен», то есть «можно». Как я люблю это слово особенно здесь, в Африке. Оно как пропуск или даже пароль, без наличия которого можно оказаться в неприятном положении, если не хуже. Как-то я решил обойтись без него и очень скоро пожалел об этом.

Вышло это так. Пошли мы рыбалить на озеро втроем — два русских инженера и я. Точнее мы поехали на лэндровере, так как до озера было километра три. Озерцо небольшое, но мы частенько ездили или ходили к нему, поскольку в нём водится много карасей. Подойти к воде можно лишь в нескольких местах, так как всё озеро окружено высоким тростником, а берега почти везде илистые. Обычно мы устраивались в одном и том же месте под небольшим крутым скосом земли. А наверху над этим местом, чуть-чуть подальше, расположилось не так давно какое-то кочевое негритянское племя.

С рыбалкой у меня не ладилось: всё время приманка исчезала на пол секунды раньше, чем я успевал подсечь. Я было начал расстраиваться, как вдруг вижу: с горки спускается с железным ведром прямоугольной формы, которое здесь называют софия, высокая девушка.

Босиком, с тряпицей, обвязанной вокруг талии, вместо юбки, с бусами, свисающими на обнажённую грудь, она шла прямая, как пальма, нимало не смущаясь нашим присутствием.

Подойдя к небольшому заливчику, она поставила софию на землю, достала из неё маленький черпачок и стала набирать им воду прямо из озера.

В восторге от возможности сделать хороший снимок, бросил своё удилище, схватил фотоаппарат и прямиком направился к ней, чтобы сфотографировать крупным планом. Однако девушке эта затея, видно, не очень понравилась. Сначала она, правда, улыбнулась мне, но при виде нацеливающегося на неё объектива сразу нахмурилась и закачала головой.

Побоявшись, что девушка резко запротестует или отвернётся, быстро нажимаю на спусковую кнопку. Щелчок пришёлся явно не по вкусу африканской мадонне, она посмотрела на меня совсем обиженно, ничего не сказав, поставила себе на голову софию с водой и неторопливо стала подниматься по тропе.

Больше я не рискнул фотографировать её, так как мои товарищи, прожившие здесь несколько больше, чем я, стали убеждать меня, что я поступил опрометчиво, не спросив её разрешения сделать снимок.

— Мумкен? надо было спросить, мумкен? — смеялся Анатолий Иванович. — Здешние племена не всегда любят позировать. Многие из них полагают, что вместе с фотографией у них забирают удачу и счастье. Наживёшь ты себе горя со своей экзотикой.

Я начал оправдываться, когда вдруг мы услыхали какой-то шум наверху. Крики доносились со стороны того места, где расположилось племя. Меня, как предполагаемого виновника, послали осторожно узнать, в чём дело.

Поднявшись на пригорок, я убедился, что из-за высокой травы видна только верхушка хижины. Пришлось залезть в кузов лэндровера и наблюдать оттуда.

Увиденное несколько обеспокоило меня. Перед хижиной стояла девушка, которую я сфотографировал, а несколько женщин, как мне показалось, более пожилого возраста размахивали руками и что-то кричали ей. Тут же стояли и мужчины с копьями и дубинками на плечах.

Собирались ли они к нам, не знаю, но эта картина не обещала ничего хорошего, потому я быстро спустился к нашим, и мы на всякий случай свернули удочки, сели в спасительный лэндровер и укатили восвояси.

Спустя несколько дней, мы опять приехали к этому озеру. Уж очень хороший там был клёв. Немного погодя, пришла опять за водой та же девушка.

Ну, то ли у племени всё обошлось хорошо, и всякие опасения у них прошли, то ли ещё почему, однако она уже не смотрела на меня так хмуро. Правда, она вообще ничего нам не говорила, грациозно опустилась к воде, напилась из своего черпачка, затем скинула своё подобие юбки и пошла купаться.

Нам оставалось только завидовать ей, поскольку, какая там ни жара под сорок градусов, а лезть в воду мы не решались.

Вскоре за водой пришли ещё две девушки, пожалуй, помоложе первой. У одной на шее висели белые бусы, у другой на длинном шнурке было что-то вроде зубов небольшого зверя.

В этот раз я не забыл спросить:

— Сура мумкен?

То, что я просил разрешения сфотографировать их, они, может, и не поняли, так как только улыбались и что-то отвечали на непонятном нам языке.

Я всё же сделал великолепный кадр и, кажется, все остались довольны. Да, это племя не знало арабского языка, как и многие другие кочевые племена, не имеющие обычно дела с арабами.

Товарищи мои по рыбалке, увидев миролюбиво настроенных девушек, тут же поспешили присоединиться к ним для общей фотографии, не забыв несколько раз сказать магическое слово «мумкен», хотя аборигенки, насколько я понял, его не знали. Тем не менее, в этот раз всё прошло без эксцессов.

Делая крупные шаги, Питер важно шагает возле меня. Я тороплюсь. Танцы обычно длятся долго, но скоро стемнеет, и тогда нельзя будет снимать.

Подходим к высокой пальме, под которой стоит единственная в посёлке двухэтажная хижина. Это своеобразный клуб племени динка. Нижняя часть её обтянута чем-то типа плетёной рогожи. Вокруг сделан неширокий навес, опирающийся на толстые кривые брёвна.

При виде меня с камерой в руках десятка полтора смельчаков забираются на козырёк и замирают без движения в ожидании фотографирования.

Я охотно снимаю фотоаппаратом и затем прошу двигаться, так как начинаю снимать кинокамерой. Но при виде нацеливающейся на них камеры они опять застывают, не понимая, почему я кричу им «мумкен маши» то есть «можно идти».

Что же касается остальных, тех, кто находится внизу, то они неустанно пляшут. Старик Джозеф колотит во всю то палкой, то ладонью по большому барабану, висящему на коряге.

— Там-там-там, — несётся его звук.

Джозеф работает сторожем на заводе и является постоянным барабанщиком на всех праздниках племени динка.

На той же коряге висит второй барабан, поменьше первого. По нему стучит помощник Джозефа. Видя, что я начал снимать танцы, барабанщики ускоряют темп, кажется, до невозможного. Я снимаю и про себя удивляюсь, как можно выдерживать такой темп и так долго.

Танцуют все. Тут и мальчишки, озорные и весёлые, полностью подражающие в своих танцах своим отцам, стараясь прыгать вверх как можно выше. Ведь именно танцы племени динка отличаются высокими прыжками. Даже самые маленькие девочки лет пяти-семи танцуют, бегая вприпрыжку по кругу вместе со всеми.

Высокий динка, выделяющийся ростом даже среди своих высоких соплеменников, в длинной полосатой рубашке с дырой на спине, движется мелкими шажками, изредка наклоняясь то вправо, то влево, и затем подпрыгивая, но не так часто, как это делают мальчишки.

Здесь же заведующий складом готовой продукции завода. Он начальник, и одежда его соответствует должности. Все мужчины в основном босиком, в шортах и светлых или серых рубахах, а у него на ногах туфли, поверх тёмных брюк аккуратная белая в полоску рубаха, застёгнутая на все пуговицы.

Женщины более степенны в танце, но также веселы и неустанны. Их одежды ярки и разнообразны. В основном это платья типа сарафанов или кофточки и юбки. Руки до плеч у всех открыты. Многие на запястьях носят белые костяные кольца. На правых локтях у всех женщин и девочек привязаны шерстяные султанчики, напоминающие хвосты зверей и очень эффектно взлетающие вверх во время быстрых движений рук.

Среди этой пестрой толпы выделяются две фигуры. Одна — это старик в брюках и серой рубахе, поверх которой на спину наброшена чёрная меховая шкура какого-то зверя. Видимо, он олицетворяет чудовище. Вторая фигура — женская. Старуха, обнажённая до пояса, идёт против движения общего круга. Её тощие высохшие груди взлетают вместе с дешёвыми деревянными бусами, представляя весьма неприятное зрелище. Она толкает то одного, то другого танцора, стараясь обратить на себя внимание каждого.

— Она пьяная, — объясняет, мне Сэбит.

Сам он из племени каква и не принимает участия в праздниках племени динка.

А вот и причина сегодняшнего барабанного боя. Старик со шкурой на спине поднимается на небольшое возвышение над землёй, покрытое кусками материи, прижатые по краям камнями, чтобы не сдуло ветром. Это могила умершего сорок дней назад молодого парня. По обычаю его душу провожают в день смерти, через десять и через сорок дней. Полагают, что в эти сроки душа проходит определённые этапы пути на небо.

Круг танцующих идёт теперь вокруг могилы. Плёнка в моей кинокамере закончилась и я ухожу, а то бедный Джозеф, кажется, не прекратит барабанить пока я здесь. Надо же ему и отдохнуть.

А через несколько дней нам предстояло быть свидетелями ещё одного праздника, но более крупного. Выходила замуж дочь директора завода Рита. Ей девятнадцать лет, но она ещё учится в десятом классе. Ей не хочется пока связывать свою жизнь семейными узами. Она мечтала закончить школу и, может быть, учиться дальше, но отец решил не откладывать.

Нашёлся подходящий жених, немолодой, но богатый, капитан армии с перспективой роста. Он платит за Риту пятьсот фунтов. Для здешних мест, где минимальная плата за невесту двадцать пять фунтов, это большая цена.

Отец Риты Джозеф Тумбара человек тоже богатый и известный. Он был членом Суданского парламента. В честь его отца, предводителя племени занди, назван город Тумбара. У Джозефа несколько жён. Две из них живут здесь в посёлке в доме Риты. Она рассказывала нам, что у неё две мамы. То, что нам кажется странным, для Риты вполне естественно. И две мамы в доме, и замужество по решению отца.

Я представляю себе Риту так, как привык обычно видеть её, когда при встрече со мной она широко улыбается и говорит:

— Женя, драствуй.

Это единственное, что она может сказать по-русски. А английский не знает совсем, хотя её отец говорит на нём великолепно. Рита в своём белом топе из дорогого материала кажется совсем толстушкой, но однажды она сняла топ, чтобы показать, как это женщины ухитряются накрутить на себя девятиметровый кусок материи, и тогда мы увидели, что она довольно изящна.

Рита выходит замуж. Кортеж из четырёх машин направляется в город на венчание в канису. Племя занди католической веры. Жених и невеста впереди в белом крытом лэндровере. За ними движутся микроавтобусы и ещё лэндроверы.

В это время к дому Джозефа Тумбары собираются гости. Тут можно увидеть женщин в длинных вечерних платьях, в нарядных цветных топах, молодые девушки, подруги Риты, в коротких разноцветных платьицах. Все с нетерпением ждут возвращения кортежа с новобрачными.

Проведение свадьбы намечено в клубе на большой открытой площадке, где обычно проходят все крупные мероприятия. Это недалеко от дома. Вокруг площадки собралось уже много народа. Наверное, весь посёлок здесь. Во всяком случае, молодёжь точно вся. Такое событие!

Но вот они долгожданные машины. Из украшенного цветами лэндровера выходит жених в традиционном чёрном костюме. За ним, осторожно приподнимая белое платье, опираясь на поданные руки, выходит Рита. Голову украшает сверкающая корона, завершающаяся сзади прозрачной белой фатой, спадающей на плечи. Высокая пышная прическа совершенно меняет облик Риты. Вместо привычных коротеньких волосиков, заплетенных в малюсенькие косички, высокий парик, в котором девушку и не узнаешь. На руках кольца из слоновой кости.

Она идёт, низко наклонив голову, и кажется грустной. Во всяком случае, увидеть и сфотографировать улыбку на её губах не удаётся. Все уходят в дом. Общий праздник начинается в восемь часов вечера.

Сначала на площадку проводят самых знатных гостей и рассаживают в кресла, расставленные по кругу. Слева помещение клуба. В нём готовится угощение. С другой стороны напротив сделан небольшой деревянный помост, на котором стоят два кресла — места для жениха и невесты. Приехали оркестранты и устраиваются возле клуба. Туда же идут женщины с большими подносами на головах. Мужчины несут картонные коробки с виски, шерри и пивом, жёлтые ящики с пепси-колой, алколой, мериндой.

Стемнело. Вокруг всей площадки уже масса людей. Заканчиваются последние приготовления. Зажигаются гирлянды огней. Все с нетерпением смотрят в сторону дома Джозефа Тумбары. И всё-таки это произошло неожиданно.

Воздух вдруг заполняется громкими вибрирующими криками женщин. Одни голоса стихают, другие подхватывают и перекатываются, разносясь далеко по ночной саванне. Эти крики, напоминающие собой военный клич индейцев, перекрывают звуки аплодисментов, раздающиеся навстречу торжественному шествию молодых в сопровождении родных и друзей.

На Рите длинная белая шаль, конец которой за нею несёт в руках её подруга Халима. Жених и невеста под непрекращающиеся аплодисменты проходят к помосту, поднимаются на него и усаживаются в кресла. Все остальные участники свиты садятся справа и слева от молодых.

Оркестранты приготовились играть. Вышел распорядитель свадьбы и произнес короткую речь, вызвав всеобщий смех и аплодисменты. Затем объявляется танец жениха и невесты. Оркестр исполняет что-то вроде медленного танго. Рита с женихом поднимаются. Халима помогает Рите, подхватив шлейф и поддерживая подругу под руку. Этот танец танцуют только молодожёны и еще одна пара, видимо, свидетели. Следующий танец опять для них, но пары обменялись партнёрами.

Тем временем, сидящим в первых рядах гостям разносят фруктовый напиток. Третий и последующие танцы объявляются общими. Здесь главную роль выполняют девушки, специально для этого приглашённые. Они подходят к сидящим мужчинам, и, остановившись метрах в двух от них, небрежно машут правой рукой в сторону того, кого они приглашают.

Обычно сидящие догадываются, кого имеет в виду подошедшая к ним девушка. Мы же первое время думали, что, если девушка машет в нашу сторону, то, скорее всего, она приглашает кого-то из соседей, и начинали оглядываться по сторонам, пока девушка не обращала на кого-нибудь из нас весьма недвусмысленный сердитый взгляд и не протягивала руку конкретно в сторону приглашаемого.

Впервые мы познакомились с этим странным для нас обычаем, когда приглашают женщины, на вечере по случаю назначения нового мэра города. Тогда нас удивило многое, кроме этого. Приём был организован в саду дома нового мэра. Тоже открытая площадка для танцев. Тоже кресла по кругу и возле каждого маленькая табуретка, на которую позже ставят напитки. И так же первые танцы в честь именитых гостей. Тогда ими были заместитель президента республики, сам мэр города, министры и Джозеф Тумбара. Они и танцевали первые два танца. При этом любопытно, что именитые гости сами приглашают понравившихся девушек. А уж право приглашать на следующие танцы отдаётся женскому полу.

Во время одного танца, на который приглашён был и я, неожиданно погас свет. Надо сказать, что торжественный приём начался в десять часов вечера, хоть официально все приглашались на восемь часов, так что когда погас свет, была глубокая ночь и темень упала на участников приёма. В ту же секунду вдоль всей ограды зажглись карманные фонарики. Это полиция обеспокоенно искала предполагаемых врагов. Ну что ж, беспокойства не были лишены основания. В тех краях ожидать можно было чего угодно. Однако всё в этот раз обошлось благополучно. Свет включили и продолжались танцы.

Между тем принесли и поставили на табуретки миски с кусочками льда, затем виски и пиво. Часов около двенадцати ночи нас пригласили в помещение, где на столах лежала различная закуска. Ели все стоя. Подходили к понравившемуся блюду, отрывали руками кусок мяса, брали овощи или что-то сладкое. На одном блюде лежали кусочки сырой печёнки — национальное блюдо.

Закончив закусывать, пошли опять танцевать. Все танцы, как быстрые, так и медленные исполняются одинаково в виде шейка.

Однажды, сев на своё место, я с ужасом увидел совсем рядом ползущего вдоль стены огромного тарантула. Соседство не из приятных. Но об этом быстро забываешь. Приглашая на танец, девушки бросают на тебя мимолётный взгляд и тут же почему-то отворачиваются, что в общем-то и вызывает сомнения, тебя ли пригласили. Естественно, они не спрашивают «мумкен?», то есть можно ли пригласить, ведь они пришли на вечер специально развлекать мужчин. Может быть, поэтому часто партнёры в парах кажутся оторванными друг от друга и танцующими сами по себе.

На свадьбе Риты, правда, несколько иначе. Тут все хорошо знают друг друга. Танцуют все от мала до велика.

Нам кажется смешным, когда маленькая девочка девяти-десяти лет подходит к солидному директору завода и с самым серьёзным видом машет в его сторону рукой, а тот поднимается и идёт танцевать с нею. Никак не могу к этому привыкнуть, но это факт — танцуют все. Только наши русские дамы никого не приглашают. Но это уже всем известно и местные парни наперебой подбегают к ним, вызывая на танец, не давая ни минуты отдыха.

Танцуют и парни с парнями. Особенно это было заметно, когда вместо классического эстрадного оркестра, состоящего из электрогитар, саксофонов, пианолы и ударника, стал играть народный оркестр. Состав его, конечно, был другим. Вышли три скрипача, аккордеонист, барабанщик и солист, в руках которого был национальный инструмент, напоминающий бандуру. Их появление вызвало у всех бурю восторга. Под несколько заунывную тягучую музыку на площадку выходят почти одни мужчины. Они танцуют сначала сами по себе, по очереди оказываются возле музыкантов и с восторгом щелкают пальцами у них над головами, как бы призывая играть еще эмоциональнее. Затем вприпрыжку идут по кругу, похлопывают друг друга по плечам, берутся за руки и танцуют вместе.

О женихе и невесте давно забыли, да они и ушли уже, а танцы продолжаются до четырёх часов ночи. Только тогда замолкает музыка, всё стихает, и спать можно. Мумкен.