Проклятие Усердия. Том 2

Евгений Нетт, 2023

На пути к силе даже несколько месяцев могут показаться вечностью, о которой после вспоминаешь, как о лучших днях в своей новой жизни. Тогда Виктор ван Бельвиос не имел никакого отношения к церкви, да и друзей у него было ровно в два раза больше, чем осталось сейчас. А проблем – вдесятеро меньше.Но жизнь не стоит на месте. Проклятый усердно идёт вперёд, преодолевая всё новые и новые преграды на пути к своей цели.И к чему это приведёт – покажет время.

Глава 2

Стены церкви задрожали от жуткого то ли воя, то ли звона тысяч и тысяч бьющихся стёкол, а по алтарю прошла трещина, взявшая начало от символа Тэмпуса Многоликого. Практически одновременно с этим Виктора подхватил вихрь маны — и отбросил прочь, словно невесомую пушинку. Благо, проклятый сумел сгруппироваться и приземлился без какого-либо вреда для себя… если не учитывать «божественную» ману, буйствующую в его теле.

И это было буйство, на противостояние которому уходила вся концентрация и все силы Виктора ван Бельвиоса.

А алтарь тем временем и не думал успокаиваться. Его поверхность дрожала и разваливалась, слой за слоем обнажая сокрытые от чужих взглядов цепочки магических и священных символов. Вихрь маны, прежде удерживающий что-то хотя бы похожее на форму, начал распадаться на множество обособленных, неуправляемых потоков, моментально вгрызшихся в своды церкви. Статуи и лепнина, фрески и картины, даже пребывающие без сознания прихожане — всё это «божественная» мана пожирала, словно сорвавшийся с привязи зверь. Пока Виктору просто везло не оказаться на пути одного из таких ненасытных чудовищ, но как долго продержится это везение?..

В любом случае, отступить прямо сейчас проклятый не мог ни в одном из смыслов.

Раз — и кожа вдоль всей правой руки расходится в стороны вместе с рукавами поистрепавшегося одеяния. Брызжет кровь. Два — и рана зарастает, не оставляя даже шрама, но поверх появляются две новых. Три — и струя сияющей золотым светом крови вырывается из-под лопаток. Четыре — и эта рана тоже закрывается, оставляя после себя лишь очередное болезненное эхо и накатывающую слабость. И такие процессы протекали по всему телу Виктора, который уже и сам был не рад решению вступить в ряды церкви во благо рода и своего будущего.

Какое тут будущее, право слово?..

Но сдаваться проклятый всё равно не собирался, все силы направляя на переработку и подчинение себе «божественной» маны, объём которой в теле был опасно близок к половине от общих запасов. Сердце маны работало на износ, черпая всю ману, которую удавалось. Даже с изнанки. И, пожалуй, лишь засчёт этих излишков Виктор ещё не проиграл в столкновении смертного — и существа, называющего себя богом.

Вот только цена, которую было принято платить за ману с изнанки…

Виктор не понаслышке знал о ней, и даже просто приближаться к становлению тёмным желанием не горел. Когда-нибудь, найдя решение общеизвестной проблемы, он бы попытался обрести мощь сверх доступной всякому человеку. Но для этого требовались знания и опыт, которых сейчас у Виктора не было. Вот только если выбирать между превращением в раба пантеона и установлением дружеских отношений с тем, что церковь от щедрот душ своих называет тьмой…

Каждый человек, держащий в руках летопись Его истории, загодя знал, на какую тропу ступит Виктор ван Бельвиос.

Это было очевидно, в конце-то концов.

Тем временем процесс саморазрушения, — ведь можно сказать и так, верно? — дошёл до критической отметки. Один из девяти потоков вырывающейся из отстатков алтаря маны разорвал удерживающие крышу балки, срезал стеллу единого пантеона и устремился в небо. И словно в противовес ему вниз полетели многотонные обломки, не оставляющие и шанса людям, каким-то чудом пережившим буйство маны в церкви.

И именно в этот момент Виктор поборол последнюю частицу «божественной» маны, ощутив невиданное прежде… облегчение? Силу, переполняющую каждую мышцу, каждую кость и каждую клеточку тела?

Нет. Это чувство было сродни тому, как если бы его-предыдущего стёрли, а вместо уничтоженного оставили замену. Не улучшенную копию, а просто что-то кардинально иное. Что-то совершенное в своей сути, что-то…

Божественное.

Проклятый усердием и богами вскинул голову всего за секунду до того, как его должно было раздавить обломками, и отбросил печальный финал прочь. Четыре могучих потока тёмно-синей маны вырвались из-под его лопаток, окончательно разорвали ткань одежды и где остановили, а где и разметали обломки, сохранив жизнь не только Виктору, но и везучему настоятелю вместе с небольшой группкой оказавшихся поблизости прихожан. Сам же проклятый, решив не грузить сварившиеся заживо мозги лишними сейчас вопросами, поднялся на ноги и, обведя царящую вокруг разруху взглядом, сделал шаг по направлению к выходу. От центральной залы церкви и алтаря не осталось ровным счётом ничего, и лишь несколько лавок вместе с оказавшимися за ними людьми каким-то чудом пережили локальный апокалипсис.

Так или иначе, но сейчас Виктор собирался бежать из города. Как, на чём — не суть. Самым важным сейчас было скрыться ото взгляда церкви, которая такое ему точно не простит. Ладно само здание, но алтарь и жизни по меньшей мере двух десятков прихожан?..

Проклятый до скрипа сжал зубы, только сейчас осознав тот факт, что он и именно он отнял жизни множества людей, которые такой кончины точно не заслужили. И вместе с их жизнями обратились в ничто раздумья о том гипотетическом первом убийстве, столь важном для каждого вирфорта. Как оказалось, Виктор даже близко себе не представлял, каково это — убить.

Опустошающе.

— Свя… той?.. — Слабый голос раздался откуда-то справа, и Виктор медленно, пересиливая разваливающееся и сотканное из боли тело обернулся. Взгляд его нащупал бедолагу-мастерового, присыпанного какой-то трухой, стоящего на коленях и опирающегося на уцелевшую половину лавки. Один из потоков воды завис прямо над ним, до сих пор удерживая груду досок и черепицы. Сосредоточившись, Виктор заставил этот поток сдвинуться и отбросить обломки к руинам стены, под которой совершенно не ощущалось живых. — Святой!

Мужчина протянул к проклятому руки, радостно улыбнулся и потерял сознание, не совладав с эмоциями от пережитого. Виктор ясно чувствовал, что тот жив — восприятие от случившегося только обострилось.

И только тогда парень понял, что некоторых людей крайне желательно раскопать и вынести наружу. Оставаться на этом месте было опасно, задерживаться и привлекать внимание — тем более, но ни Виктор-реципиент, ни Виктор-нынешний не смогли бы поступить иначе.

Чертыхнувшись сквозь зубы, проклятый обратной стороной ладони размазал по лицу песок и пыль, — пытался убрать, но куда там, — после чего незамедлительно приступил к раскопкам. Изымать людей при помощи потоков, бьющих откуда-то из-под лопаток и управляемых одной лишь волей оказалось на удивление просто, так что уже спустя пять минут Виктор выбрался из руин, неся в «щупальцах» последних выживших — настоятеля и двоих крепких мужчин, которых он, рассудив в соответствии со своими принципами, спасать решил в последнюю очередь.

Расположив свой груз рядом с остальными несчастными, Виктор отрешился от управления потоками маны… и понял, что не так-то просто ему это давалось. До этого момента он практически ничего вокруг себя не видел, всецело сконцентрировавшись на поставленной задаче, и потому пропустил момент, когда вокруг руин церкви собралась целая толпа, включая стражу. Кто-то уже давно оказывал помощь выжившим, кто-то причитал, но основная масса людей вела себя абсолютно неестественно.

Они смотрели на Виктора так, словно тот был по меньшей мере ангелом пантеона, а не человеком, действия которого повлекли за собой разрушения и множество смертей. А некоторые и вовсе кричали во всё горло и тыкали пальцем, «обличая» новоиспечённого святого.

«Проклятого, скорее» — подумал парень, заставив один из потоков повиснуть перед его лицом. Отражение в воде плыло и колебалось, но самое основное в нём различить было действительно легко.

Глаза Виктора сияли потусторонней тёмной синевой, а «щупальца» больше всего напоминали крылья.

— Приплыли,…ть. — Прошептал проклятый…

И потерял сознание.

***

Уродливые гуманоиды хохотали в унисон, своими семипалыми лапками собирая сырую ману и используя её словно глину, лепя что-то пугающе-страшное и противное всему живому. Что-то, от чего уже начинают заболевать люди в одном маленьком провинциальном городишке.

Гигантская тварь, переваливаясь с ноги на ногу и потрясая гниющими кусками плоти, с утробным воем опускает тесак на голову паладина, единственной защитой которого является его собственный меч. Рядом лежат тела его братьев по ордену, и на иную судьбу воителю рассчитывать не приходится: он куда слабее павших товарищей.

Стая ворон кружит над отрядом рыцарей, радостно каркая и предвкушая скорый обед. Мгновение — и чья-то злая воля бросает демонов в атаку. Те срываются в пике, оставляя в воздухе теневые следы и пробивая насквозь щиты, доспехи и людей, за ними укрывающихся. Последний из несчастных вскидывает арбалет и вбивает болт прямо в глазницу одного ворона, но тот не обращает на это никакого внимания, клювом потроша вырванный ранее шмат человеческого мяса.

Залитый кровью алтарь размеренно пульсирует алым, откликаясь на очередную жертву. Чернокнижник, содрогаясь в экстазе, впитывает сырую ману с изнанки, «очищенную» алтарём. Его тело увечно и сухо, а взгляд затуманен, практически лишён разума. Он давным-давно умер, но сам этого не понимает. Несчастный слуга тварей мира-отражения, очередная жертва.

Юноша склонился перед алтарём, дабы обрести силу и способность защищать. Но он отринул дар, что вылилось в ужасные разрушения на потеху демонам. Боги лишились одной из точек соприкосновения с реальным миром…

Виктор зашёлся в диком кашле, всем своим нутром чувствуя, что его тело сейчас просто лежит и, кажется, за ним даже ухаживают. А отхаркивает кровь и болит душа, с которой предпринял попытку поговорить… кто-то. Проклятый поднял голову и попытался осмотреться, довольно быстро придя к тому, что вокруг кроме белизны ничего нет. Но стоило ему только задуматься над тем, как бы теперь половчее вернуться обратно, как из ниоткуда на него устремилась новая волна красочных, детализированных образов. Нечеловеческих, бесконечно далёких от таковых, принадлежащих существу иной природы.

Образов, посылаемых отвергнутым и униженным богом.

Тэмпус Многоликий, — а кто ещё? — изо всех сил пытался что-то показать смертному. Виктор побывал зрителем сотен схваток и множества битв, роль врага в которых играли отродья изнанки. Лицезрел моменты взлёта благословлённых служителей пантеона — и наблюдал за их неизбежным падением. В какой-то момент проклятый даже поймал себя на пагубной мысли, гласящей, что, возможно, церковь занимается не таким уж и бесполезным делом…

Но эта сочащаяся ложью и недоговорками «истина» была отвергнута, стоило только Виктору припомнить методы, которыми церковь боролась с демонами. Борьба без знания, противостояние без понимания — обречены на провал. Это истина, которой проклятый верил даже больше, чем себе. И прийти к иному для него значило предать собственные принципы и идеи, на что он не пошёл бы без по-настоящему весомых доказательств.

А картины, посылаемые Тэмпусом Многоликим, таким доказательством точно не являлись.

Виктор собрал всю свою волю в кулак, сформировал образ своих слов и метнул его вперёд, рассчитывая «перекричать» монолог бога, неведомо на что рассчитывающего. Если обобщить, то проклятый сказал, что сейчас он не враг церкви, а, возможно, даже её союзник. Ответом на это смелое заявление стала новая порция историй паладинов и священников, отказывающихся от покровительства, поддающихся тьме и уничтожаемых ценой большой крови. Что примечательно, о таких историях Виктор прежде не слышал, так что бог или лгал, или церковь превосходно «подчищала хвосты» за предателями. Последнее куда вероятнее, учитывая то, как вообще этот огромной мощи орден манипулировал информацией и общественным мнением.

«И чего же ты хочешь, Тэмпус?» — спросил Виктор, едва схлынула волна историй, свидетелем которых он невольно стал.

И снова образы. Верховный бог этого мира словно и вовсе не умел общаться иначе. Или дело было в его, кхм-кхм, форме не человека, а песочных часов? Жаль, но ответ на этот вопрос получить будет не так просто. Или же…

Не сумев понять, что ему хочет сказать божественная банка с песком, Виктор удостоверился в том, что сейчас он может свободно «вернуться в тело» или, если быть точным, то просто разорвать контакт со своей душой, после чего задал интересующий его вопрос о том, почему такое могущественное существо общается такими образами, а не, скажем, словами.

И ответ оказался ценнее, чем все прочие, субъективно растянувшиеся на десятки и сотни часов образы. Ведь если Виктор правильно понял, то в этом своём недостатке божество винило тех, из чьих мыслей, помыслов и надежд оно было рождено. Людей. Да, проклятый мог ошибиться с расшифровкой образов, но вероятность этого была крайне мала. Крайне.

«Боги не говорят прямо», надо же.

Тэмпус оказался столь любезен, что продемонстрировал «Ничего» из которого он был рождён. Показал своего первого служителя. Человека, невольно создавшего образ будущего бога. Стареющий смертный просто вечерами рассматривал песочные часы, отсчитывающие дни его жизни, и мечтал о вечности, о сотнях несбыточных вариантов. О том, как было, «если бы». Показал культиста, уверовавшего в возможность обратить время вспять и принёсшего себя в жертву, проложив тем самым дорогу для сотен и тысяч своих последователей. Проверить, оказался ли самоубийца в ином времени было невозможно, но уже тогда Тэмпус был способен на небольшие чудеса…

Бог — лжец. Ничего нового, впрочем.

Обрадованный подтверждением одной из своих теорий касательно природы божеств, Виктор попытался продолжить переговоры, ставя во главу угла своё нежелание открыто враждовать с церковью и уверяя собеседника в своём непринятии демонов как вида. Но получить ответ не успел: парня банально привели в чувство, и диалог прервался.

Виктор ван Бельвиос открыл глаза и первым делом заметил отца, который смотрел то на сына, то на церковь. Рядом суетился лекарь, чуть поодаль держалась стража, а уже за ними… Столько народу проклятый видел разве что на праздниках, и даже там простой люд не был настолько повёрнут на одной конкретной идее.

Каждый, от мала до велика, открывал рот только для того, чтобы проскандировать одно-единственное слово.

Святой…