Мыс Плака

Евгений Мороков

За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой.Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?

Болонка

На четвёртый день я уже чувствовал себя комфортно. Теперь один из нас вставал в восемь и работал до двенадцати. Затем он уходил спать до пяти вечера, а второй залипал в телевизор или ноутбук, обслуживая один-два столика за это время.

Дни тянулись долго, вечера пролетали слишком быстро. От скуки хотелось повеситься. Около шести столов с утра и столько же под закрытие, а в обед нам приходилось сходить с ума. Иногда Надюхины монологи вгоняли в тоску так, что и вставать со стула не хотелось. Ничего не хотелось, ведь нет человека хуже, чем того, кто не любит жизнь. Рядом с ней кафе превращалось в тюрьму, откуда было невозможно сбежать.

Мы согласились работать без выходных до закрытия сезона. Нам этого не хотелось, но денег в кармане почти не было. Каждое утро Катя выдавала на руки порядка двух тысяч. Это небольшая сумма, но мы ничего не тратили на еду и жильё. «Всё же лучше, чем ничего», — говорил Арчи, пожимая губами при взгляде на купюры. Да и вечера у моря радовали нас всё больше. Я стал чувствовать зависимость от ночных видов и посиделок на берегу. Бутылочка пива, прохладный шезлонг и шелест волн, превративший острые камни в гладкие листья.

— Сегодня должна приехать Виолетта со своим женихом, — Катин голос остановил игру в монополию. Я выигрывал. Золотые и алмазные прииски были мои.

— Чего это она тут забыла? — сказал Арчи. На барной стойке валялись купюры и карточки.

— Отдохнуть хотят. Они приедут часов в девять. Так что, мальчики, поглядывайте на зал.

— А вы нам на что? — Он пошёл заваривать второй чайник чая.

— Мы отдыхаем на улице. Натахина подруга приехала.

— Жари-бари, а нас не зовёте?

— Вам работать надо, дайте старухам отдохнуть. — В руке стакан с красным вином, щёки приблизились к оттенку напитка, а глаза блестели от опьянения. Она ушла с улыбкой на лице, кинув нам вдогонку: — Мальчики, посетители пришли.

Около девяти часов я вышел покурить. Музыка из машины долбила хорошо. Компания из шести-семи человек разместилась рядом с креслом, выставив мангал, складной столик и пару стульев из кафе. Шампанское, фрукты, колбаса, сыр аккуратно лежали на столике. Они выпивали бокал за бокалом. Их кавалер, седовласый мужчина в теле, не успевал наполнять фужеры. Никто из них не цедил, не наслаждался напитком. Они плевали на проходящих мимо людей, кидающих высокомерные взгляды. «О, как некультурно, дикари, сынок, не смотри на них» — шептались разгневанные людишки. Да и чёрт с ними. Эта компания давала жару половине набережной, их волновали только бокалы с шампанским, угли в мангале да песни из припаркованного ими автомобиля.

Я смотрел на них с воодушевлением. Дух свободы исходил от этих людей. Плевать на всё, только собственное удовольствие, только так. В наше время редко кому удаётся быть самим собой. И дело не в том, что каждый из нас надевает маску и прячется от мира. Полагаю, это страх быть отверженным обществом. Мы закапываем сами себя. Роем глубокую яму и прячемся там в надежде быть найденными, услышанными. Но этого не происходит и не произойдёт, ведь мы никому не нужны. По сути, люди всегда думают о том, как о них подумают другие, а в итоге всем наплевать, всех заботит то, какого мнения их «Я» в чужих глазах. И вот он, круг замыкается. Мы боимся общественного мнения, в то время как его по факту и нет. Потому что мы никто, так и останемся никем, если будем только бояться.

— Ну что? Коктейль будешь? — сказал Арчи, когда я подошёл к бару.

— Только если виски с колой! — Он пил апельсиновый фреш и натирал посуду.

— Два пальца? — спросил он с ухмылкой.

— Как обычно! — придавая важности голосу, ответил я. Банальная игра вызывает улыбку.

В половину десятого ушёл последний столик. Грязные бокалы, тарелки, покрытые жиром, с остатками еды, уходили Наде. Она ежедневно тщательно вымывала гору посуды. Вычищая, затем натирая их. Я с детства питал отвращение к мытью посуды. Меня подташнивало от вида грязных тарелок и кусков еды с мерзким соусом на них. Ещё несколько минут назад кто-то пожирал превосходное блюдо, а ты должен убирать за ним. Словно подтираешь человеку рот без салфетки. Но Надюха была не такая, она включала музыку на стареньком телефоне, надевала резиновые перчатки и вступала в бой. Без отвращения, без рвотных позывов. Делала своё дело, не думая ни о чём.

Пустой зал дал возможность допить виски. Я вышел на пирс проветриться. Люди маленькими группами прятались по всему побережью. Они верили в свободу. Свободу сегодняшнего вечера, завтрашнего дня. В свободу недели или двух, а потом все возвращаются в реальность работы, учёбы, семьи, повседневных забот.

У меня нет семьи, нет учёбы, каких-то проблем, да и работы нет. Это всего лишь временный остров, на месяц, не более. Что дальше? Свобода дана мне с лихвой, вот только куда её девать — неизвестно. Хочется сбежать из города, страны. Поддаться этому соблазну путешествия. Что останавливает? Деньги? Нет. Друзья? Нет. Привычка? Да. Мерзкая привычка жить так, а не иначе. Чувство, будто всё и так в порядке, только осталось сделать шаг, может, два, и всё образуется. Нужно пережить штиль, ветер примчит. Корабль поплывёт. Никто не умрёт. Зажравшаяся надежда, не дающая опуститься на дно, оттолкнуться ногами от холодных песков океана. «Только не кипятись, всё будет, всё будет» — эта обжёванная фраза остужает весь пыл. Помогает не послать этот мир в тартарары. Дайте больше слов, и никогда не увидите действия. Что-то изменится? Непременно нет.

Мы сидели за баром, когда услышали безжалостные крики женщины. Слова до нас не доходили, только визг. Интерес победил нас, выбежали на улицу, а там подъехал цирк ночных белочек. Натахина подруга орала добрым матом на весь Утёс.

— Ах ты шалава местная! Да я тебя вздёрну на сукУ! Мажорка сраная! — В этой квадратной женщине два на два погибал оратор. Она пыталась вырваться из цепких рук, но её крепко держала Наташа и кавалер весёлой компании.

— Женщина, успокойтесь и следите за словами, — отвечала блондинка, пятясь назад.

Спустя минуту Катя рассказала нам эту пресную ситуацию, где никакого конфликта и не должно было быть. Виолетта подъехала к парковочному месту у кафе, а там находился мангал. Она попросила убрать его, чтобы можно было поставить машину. Вот только девушка забыла выбрать тон. А мы как раз успели в разгар битвы.

— Ты сраная мажорка! Я тебя разорву! Ты кто вообще такая?! Думаешь, если ты мажорка, то тебе всё можно? Иди сюда, прошмандовка! — Алкоголь убивал все шансы на мировые переговоры. Женщина в красном углу ринга не собиралась сдаваться. Она рвалась изо всех сил к блондинке. Силы одного мужика не хватало, Натаха отчаянно боролась с подругой.

— Следите за словами. — Виолетта чувствовала своё превосходство. Знала, что по факту ей ничего не угрожает, презрительный тон всё так же исходил из её уст.

— Иди сюда, мразь! Ты мне ещё будешь указывать? Малолетка обоссанная! Да отпустите же меня! — Её прижали к собственному автомобилю. Выпускать пар ей удавалось ударами по крыше новенького шевроле. — Убью суку, убью! — Удар, ещё, сильнее. Машина выдержит.

— Я сейчас полицию вызову. Вы переходите уже все границы, — молодую девочку пытались успокоить ребята, приехавшие с ней. Они пытались замять ситуацию, предлагали поставить машину в другом месте, уйти, вот только Виолетта не соглашалась.

— Ах ты грязная болонка! Я тебе пасть сейчас закрою! Мажорка драная!

Это продолжалось славных пятнадцать минут. Некоторые отдыхающие останавливались поглазеть на театральную сцену, другие мельком заглядывали, вспоминали о детях и бежали сломя голову. Любопытство рождает гениальные открытия и глупую смерть.

Виолетта с друзьями всё-таки отступила и не появлялась до самого закрытия, а фюрера угомонили, налив бокал до краёв, выслушивая брань в сторону всех мажоров. Как оказалось, эта женщина добрых тридцать лет работала на государство. Терпение и труд принесли ей предвзятое отношение к молодым и успешным. Я видел в её глазах агонию, ненависть к современному миру. Она страдала от своей участи в нём, страдала от времени, не пощадившего её. А Виолетта всего лишь обычный бухгалтер с высшим образованием и необычным женихом с деньгами, позволяющими закатывать глаза. Труд женщины в наше время не измеряется её работоспособностью. Он измеряется умением найти достойного мужчину. Где его достоинством является туго набитый кошелёк. За деньги можно купить не всё. Однако любовь не является исключением. Любовь продаётся, и цены на рынке упали до предела. Кто-то говорит, что сейчас время такое, мир продажный. Нет. Мир продавался всегда, просто не всегда за деньги.

Катя уже собиралась закрывать кафе, но ей помешала выпившая женщина лет сорока пяти. Она уселась в центре зала, кинула очки на стол, ожидая, когда на неё обратят внимание.

— Здравствуйте, заказ… — Она не дала мне договорить стандартную фразу. Схватила меня за руку, потянула к себе, слишком близко.

— Молодой человек, как вас зовут? — Её голос щекотал правое ухо, а ногти вцепились в кожу.

— Максим. Так вы…

— Максим! Это хорошо. Макс, принеси мне коньяка грамм двести, нарезки и две рюмки. Ты же выпьешь со мной? — Она всё ещё держала меня за руку. На лице поплывшая тушь, розовая помада с блёстками и морщины, много морщин.

— К сожалению, нам нельзя пить на рабочем месте. — Говорил человек, выпивший несколько бокалов пива и стакан виски с колой.

— Я тебя поняла, — она подмигнула мне. — Значит, после работы?

Я попытался освободить руку.

— Не получится. Завтра рано вставать.

— Нет, нет, нет. — Отвратительное кокетство. Она отпустила руку. — Неси уже мой заказ.

Пьяные женщины убивали во мне желание жить. Арчи наблюдал за всем со стороны. Как только я зашёл на бар, пробив заказ, он выплёвывал банальность за банальностью.

— Тебя сегодня не ждать?

Грязная шуточка.

— Пошёл ты, — спокойно сказал я.

— Чего тебе томиться в темнице сырой? Обрадуй женщину. Доставь этому миру удовольствие. — Его понесло.

— Слушай, сейчас сам пойдёшь к ней.

— Это твой столик, братан. Я ничего не в силах сделать.

Нарезка, двести грамм коньяка и одна рюмка. Всего лишь одна рюмка. Она возмущённо посмотрела на меня. Должно было быть две рюмки, но тогда бы я дал понять, что всё-таки могу выпить, с другой стороны, она говорила о двух рюмках. Значит, либо я слишком высокого о себе мнения, предположив, что вторая рюмка мне, либо безответственно отнёсся к заказу гостя. Так или иначе, любой вариант не сулит ничего хорошего. Она это знала.

— А где вторая рюмка? — Совсем другой тон.

— Простите, вы просто одна… — Секундная пауза. — Сейчас принесу.

— И поскорее. Будьте так добры. — Лает, но ещё не кусает.

Арчи всегда был мягче, лояльнее к пьяным дамам, нежели я. Его спокойствие и умение лавировать в разговоре приносили плоды. Через десять минут они вели весёлый диалог. Когда он подошёл на бар за снифтером, упрекая меня рюмкой для водки, я только пожал плечами.

— Братан, может, она оставит хорошие чаевые, — сказал он.

— А может, ты отведёшь её на пляж?

— Всё же лучше, чем с тобой туда ходить.

— Только если ты совсем ничего не видишь в темноте.

— Ой… — Наигранный выдох. — Относись ко всему проще. Вот увидишь. — Он натёр снифтер. — Ах да. Она просила сделать музыку немного громче. Будь так любезен.

— Если в аду будут камеры для двоих, то ты будешь вместе с ней.

Я сделал музыку громче.

Пора было закрываться, никто не хотел задерживаться, да и Виолетта с друзьями вернулась. Они собирались делать шашлыки. Арчи не захотел ей нести счёт. Это должен сделать я. Маленькая кожаная книга, внутри конфликт. Усталость от предстоящего уже внутри.

— Простите, мы закрываемся. Не могли бы вы оплатить счёт? — Главное всё делать плавно.

— Уже?! Но я не хочу никуда уходить. — Она разлеглась на стуле. Лямка короткого платья в крупный цветочек ушла на правый бок. Она была без лифчика. Дряблая кожа в области подмышек добавила отвращения.

— Я понимаю, к сожалению, не могу ничего сделать. — Прядь волос упала прямо на лицо. Морские водоросли из самых жутких глубин подводного мира.

— Не сомневаюсь. А кто меня поведёт домой? Ты или твой друг? — Она прикрыла глаза, придавая интимности фразе, а я хотел засмеяться в голос. — Или мы пойдём дальше гулять?

— Я бы с радостью, правда, вот только закрывать кафе надо, а это занимает много времени.

— Давай говорить серьёзно. Сколько тебе надо? — Она выпрямилась, закинув лицо как можно выше к небу, но там всего лишь жёлтый потолок. — У меня есть деньги.

— Пожалуйста, оплатите счёт. — Я развернулся и ушёл. Начинала болеть голова.

Деньги в пьяных руках придают уверенности, мнимой важности, не более. Мы перестали уважать друг друга, теперь мы уважаем только деньги. У кого они есть, тому крепко жмут руку, целуют в щёку при встрече. «Дайте денег! Больше денег» — вот он, новый день. Люди готовы пожирать коровьи лепёхи огромной ложкой, только заплатите больше. Они готовы пойти на разные унижения, чтобы заполучить купюры, а потом унижать других. Это отдушина за страдание, за боль, мечты и жизнь. Копить на отпуск, затем спустить всё за неделю-другую, чувствуя свободу и власть. Остановиться? О, нет, нет, нет. Это же сегодня у меня забиты карманы, а вдруг завтра ничего не останется. Мы свели этот мир с ума, придумав то, чего нет в природе, — деньги.

Пятитысячная купюра в книге. Пьяная женщина за столом. Сдача чуть меньше четырёх тысяч. Мелочь не позволяет закрыть книгу до конца. Как можно быстрее кладу сдачу на край стола, чтобы незаметно уйти.

— Стоп! — кричит она мне в спину. Я пошлю её к чёртовой матери.

— Что такое? — Уже можно ничего не скрывать.

— Это что? — Она рывком открыла книгу. Несколько монет упали на деревянный пол.

— Ваша сдача.

— Да н***я она мне нужна. Подавись ею, сраный урод. — Она пытается встать.

— Девушка, это ваши деньги. Мне они не нужны.

— Да ты ещё тот козёл. — Ноги почти подвели, но она справилась. Взяла купюры, сжала их в правой руке, на секунду мне показалось, что она хочет бросить в меня эти деньги. — Да пошёл ты.

Прямо на выходе ей попалась Катя. Точнее, Катя сама прибежала на крики сумасшедшего человека. Клиент всегда прав, даже если он не животное. «Мне не принесли сдачу, официант грубиян, я буду жаловаться, завтра вас закроют» — ничего нового. Такие ситуации слишком часто происходят, на них уже никто не обращает внимания. Это только выматывает.

— Максим, что произошло? — Катя слишком добрый человек. Она знала это. Знала, что произошло.

— Всё нормально. Просто пьяный человек. Я пошёл покурить.

— Вы ей чек отдали? — Каждый переживает за свою шкуру.

— Всё нормально, говорю же.

Спустился на пирс, радуясь мнимой тишине. Шум моря перебивал сезонную музыку.

После одиннадцати часов началось движение. Виолетта пришла в компании трёх парней и трёх девушек. Муравьи сразу взялись за дело. Дамы накрывали на стол, мужики ушли к мангалу с бутылкой коньяка. Основное освещение было выключено, на площадке работало только несколько фонарей. Они спешили отдохнуть, хотели опередить минуты, потерянные в этот день. Пошлые шутки всегда заходили на ура после заката. Алкоголь, еда, секс — только и всего.

— Пойдём купаться. — Арчи подошёл ко мне с двумя полотенцами.

— Да, пойдём.

Мы спустились по лестнице к пирсу.

— Ну что? Может, заднее сальто попробуем? — Он уже стоял на шине, смягчающей удар кораблям.

— Ты решил вспомнить былые времена?

— А почему нет? Раньше получалось, думаю, сейчас я тоже не промах.

Он сделал сальто с уклоном на правую сторону, у меня получилось не лучше. Это раззадорило нас. Попытка, ещё одна. Плевать на результат, мы вошли в раж. Море вернуло нас на десять лет назад. Нет работы, забот, постоянной боли, тошноты и жестоких людей. Только море и пирс. Я уже забыл, как приятно плавать под водой с закрытыми глазами, пытаться достать до дна, где вода намного прохладнее и загадочней, чем на поверхности. Всё это было тогда, где-то там. Казалось уже потерянным, но нет. Этот вечер дал мне возможность по-настоящему смеяться и радоваться.