Мыс Плака

Евгений Мороков

За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой.Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?

Утреннее солнце

Я проснулся задолго до будильника. Тусклый свет из коридора подглядывал за нами. В комнате играла мелодия непринуждённого храпа. Всегда забавлял тот факт, что мужчины и женщины храпят одинаково. Поэтому не сразу понял, кто сегодня выступает.

Весь сон из меня выбила верхняя койка. Она, как неприступная средневековая крепость, даже не пошатнулась от тарана овальной головы. Лёгкое головокружение — лучшая зарядка. Поднявшись по высоким скользким ступенькам, открыв двери, я вышел на площадку. Солнце только начинало восходить на законный престол. Я прислонился к стене, закурил сигарету не от нужды, а, скорее, от прохладного воздуха. Открытая площадка с двенадцатью столами, одним проектором, шестью небольшими колонками, повисшими на натянутом потолке, да закрытый мангал. Скудное местечко, правда, радовало то, что у нас был собственный пирс и выход к нему прямо из кафе.

Лучи солнца скользили по спокойному синему морю, они словно кидали спасательный канат, надо только ухватиться, но люди привыкли нежиться под лучами солнца, а не идти за ним. Сигарета дотлела, так и не дав мне сделать последнюю тягу.

Около девяти часов началась наша работа. Арчи вымывал и начищал площадку, я подметал полы внутри кафе, лестницу и бар, после расставляли стулья, приборы, выносили мусор и доводили всё до ума. Как оказалось, девчонки были те ещё лентяйки. Они вставали к десяти часам, выносили мусор и забивали на уборку.

Перед открытием мы позавтракали сырниками со сгущёнкой, запивая апельсиновым фрешем, включили музыку, сделали нашим дамам латте, затем присели на баре с разных сторон.

— Может, коктейль будешь какой-нибудь? — Арчи не терпелось показать все прелести того, что мы являемся официантами-барменами, при этом материально не отвечаем за бар.

— Мужик, только начало одиннадцатого! Даже я в такое время не пью. — Я пытался крутить разнос на среднем пальце, этому меня научил один знакомый, когда мне было лет пятнадцать.

— Да давай один вмажешь, «Мохито» или «Пина колада», «Голубая лагуна»? Или замутим свой. — Он глазами оценивал разновидности алкоголя, к которым я питал некую слабость, но только после захода солнца.

— Мальчики! Столик пришёл, — прилетел Катин голос из зала.

— Возьмёшь? — Арчи стоял за баром, а я находился со стороны площадки.

— Ладно.

Кафе устроено таким образом, что при входе люди попадают в закрытую часть зала, где всего лишь пять маленьких столов. С правой стороны кишка, где находится туалет для персонала и посудомойка, дальше, если пройти вглубь кишки, идёт кухня с баром, а если пройти прямо, минуя ненужные повороты, то выходишь на открытую зону с видом на море. Поэтому, когда заходили гости, кто-нибудь из девчонок сидел за столом, попивая кофе, уткнувшись в телевизор на стене. Они поднимали задницу и подходили на бар напомнить нам о работе. Чаще всего там просиживала Надюха, ей лень было поднимать огромный зад, она разминала голосовые связки криками «Люди пришли!», «Пацаны, к вам гости!», «Хлопцы, пора работать!».

Бар находился с краю, его поместили за стеной, благодаря этому мы могли прятаться там от камер, работающих круглосуточно. Я взял блокнот с ручкой, поправил фартук, выходя из убежища, остановился взглянуть на море и отдыхающих людей. Ни в чём не повинную красоту насиловали по большей части старики со старухами, они заходили по пояс в воду и прыгали, как болванчики, остужая обгоревшую дряблую кожу. Шляпы и очки, повсюду шляпы и очки.

Вбил заказ в R-keeper, перечитывая ещё раз закорючки в блокноте, напоминая себе, что блинчики должны быть поджарены на сливочном масле. Арчи делал два капучино, а мне оставил подготовить приборы и чай. Блюдца, чашки, между ними салфетка, ложечка, я совсем отвык от этой работы. Сахарница выскользнула и полетела вниз, крик разбитой посуды прошёлся лезвием по горлу. «Чёрт, чёрт, чёрт» — стучало в голове, первый день, первый заказ.

— Отнеси кофе и чай, я приберу здесь.

Мне нечего было сказать, кивнув головой, взяв поднос на четыре пальца правой руки, побрёл к столу.

Никто не сказал ни слова. Возможно, всем плевать, а возможно, они просто не хотели давить на меня в первый день. Так или иначе, но за три часа из моих рук вылетело ещё две чашки и одно блюдце. Неловкость рождала небрежность, а она сжигала изнутри. Хотелось извиниться и уехать обратно домой.

Я вышел покурить, плетёный стул оказался свободным, примостившись удобней, чувствуя, как с непривычки устали ноги, мне захотелось спать. Не успел подкурить, как подошёл худощавый паренёк, светловолосая девушка, лысый мужик — все сбегались к границе кафе и магазина по продаже раков. Рабочий загар клеймил этих ребят, посмотрев на них, можно сразу понять, что это сотрудники кафе, ларьков, сувениров и прочей чепухи. Муравьи, создающие благо другим ценой собственной молодости, собственных лет.

Они всё набегали и набегали. Пожимали руку, улыбались, спрашивали, когда приехал, на сколько и чем вообще занимаюсь по жизни, словно это всё не наша жизнь. Полагаю, многие из них так и думали, ведь так проще. Проще говорить себе, что это временно, дальше всё наладится и, возможно, через месяц, через год, десять лет у них всё изменится. Этот светловолосый парень приедет сюда и будет заказывать устриц, стейк из сёмги и вино по названию, а не цене. Эта мысль даёт надежду, которая согревает сырыми ночами в комнатах по восемь человек.

Цена человека измеряется в его искренности. Эти ребята настоящие, им нечего прятать от того, кто такой же, как они. Истории прыгали, будто волейбольный мяч на пляже в разгар дня, все хотели поделиться шутками прошлых дней, вспомнить былые года, когда за день зарабатывали больше, чем сейчас за неделю. Их языки словно крем от загара, спасающий человеческие тела от пламени солнца.

Время шло медленно и нудно. После того как люди позавтракали, все столы убраны, чеки закрыты, а посуда вымыта — начались самые долгие часы безделья, когда не хочется ничего. Мы сидели, уставившись в телевизор, пожирая яркие картинки пресных клипов российских звёзд. Музыкальные каналы поглотили наше внимание, хотелось спать не от усталости, а от занудства.

— Как меня всё достало! Хочу домой! — Надюха присела за столик, начиная стонать ещё на выходе из кухни. Бараньи кудряшки захватили её голову, похожую на спелую тыкву, маленькие зелёные глаза, как два зерна мака в дрожжевом тесте, потерялись в бледной массе. Она упала в кресло и закатила глаза.

— Так двигай, кто тебя держит. — Арчи продолжал смотреть телевизор, не удостоив её взглядом.

— У меня дома столько дел. — Кажется, она даже не услышала его слова. — Столько дел! А в сентябре надо ехать на яблочки. Что мне тут за тысячу рублей целый день посуду мыть? Я лучше яблочки до пяти часов соберу, тысячу получу, а вечером с пацанами пиво пить буду.

— Ну так и вали. Ты уже третий месяц ноешь. — В его голосе чувствовалось раздражение. Я почувствовал жалость к ней.

— Так кто меня отпустит? Ты такой смешной! Я тут всё это время без выходных работаю, получаю копейки и ни разу не жаловалась. С утра встаю раньше всех, чтобы толчки почистить, стирку закинуть, кухню подготовить. Я вообще не должна толчки мыть! В мои обязанности это не входит! А я мою! Ну хватит, — она сделала глоток из огромной кружки, — эту неделю дорабатываю и сваливаю, у меня дома столько дел. — Но на её лице не было ни капли уверенности, как и в приглушённом голосе.

— Надя, закрой рот, дай телевизор посмотреть. — После этих слов он посмотрел на неё. Ни одна мышца на лице не дёрнулась, в глазах не было злости, скорее всего, это была усталость от непрерывного жужжания. — Хочешь домой? Так вперёд, а если нашла новые уши для своих историй, — он кинул взгляд на меня, — то не стоит, всем здесь и без тебя тошно.

Она ушла на кухню к Натахе, а мы продолжили дальше смотреть телевизор. Я не мог избавиться от чувства неловкости и несправедливости к человеку.

— Ты чего так жёстко?

На экране по второму кругу пошли самые популярные и безвкусные клипы.

— Братан, она три месяца уже выносит всем мозг.

— Ну знаешь, работка у неё не самая лучшая.

— Я её сюда насильно не тянул. — Он знал, что этого мало. — Давай так, через неделю мы вернёмся к этой теме, и ты скажешь своё мнение.

— Ладно, так уж и быть.

К восьми часам во мне уже было два бокала пива, а к десяти ещё два стакана виски с колой. Закрылись мы где-то в половину одиннадцатого. Я убирал стулья, салфетницы, подушки, в то время как Арчи прибирался на баре, сделав мне последний коктейль.

Дверь заперта, пришлось выходить на набережную через пирс и несколько метров гальки. Люди гуляли до полуночи, после двенадцати все кабаки закрывались, магазины гасили свет и комары, сосущие алкоголь, разлетались по эллингам.

Морской воздух умиротворял меня. Хотелось танцевать и петь, но оставалось меньше половины коктейля, это немного огорчало. Море играло с галькой, выбивая тёплыми камнями неповторимый ритм.

— А вон ребята отдыхают. — Арчи указал на ресторан «Лотус». — Это по ходу местные. Давай подойдём.

— Местные? — Мы уже шли в их сторону.

— Да. Ну те, кто здесь работает. Не парься, они все нормальные. — Он посмотрел на меня, я кивнул в ответ и сделал глоток.

«Привет, привет, привет». Это походило на массовое кудахтанье куриц. Я заметил, что все стояли полукругом, кто-то крикнул: «Эй, поэт, давай ещё!». Бокал дошёл до середины, не вернувшись обратно. Светловолосый парень, тот самый, что курил сегодня днём вместе со мной, вышел в центр.

— Это Саня, — сказал Арчи, — забавный паренёк, он вечерами стихи читает и бухает.

— Стихи? — Это сбило меня с толку. — Зачем?

— Думаю, это от скуки. Тут все со странностями. Вот увидишь.

— Ну ладно. — Я запрыгнул на перила в ожидании спектакля.

Ты как птица, сбежавшая вдруг,

Отправляешься снова на юг,

От морозов и каменных вьюг.

И придётся мне снова проснуться.

Окунуться в холодную память,

И забыть ведь никто не заставит.

Я запомню тебя молодой,

Птицей радости рядом со мной.

Не успел закричать я «Постой!».

Ну побудь хоть немного родной.

Той любимой, желанной с утра,

Там на улицах наша шпана,

Мне бы вспомнить былые года.

Но теперь не хватает огня.

Ты хоть вспомни разочек меня.

Ведь любовь наша не умерла.

Публика отреагировала довольно странно. Одни хлопали, другие смеялись, некоторые сделали вид, будто ничего не услышали, попивая пивко. Я был удивлён происходящим. Слишком большой контраст между тем, что было в обед, и теперь. Они выглядели счастливыми, весёлыми и живыми. Наслаждаясь моментом, позабыв про день, про работу, дом, семью и обязательства. Чистота в их голосе, в их глазах и действиях. Они не обладали ничем, кроме пары бутылок алкоголя, солёного морского воздуха, шума волн и компании друг друга. Кажется, этого достаточно, чтобы жить и быть настоящим в данную секунду. А остальное? Его нет, если оно не настоящее.

Волны шлифовали бесчувственный пирс. Я смотрел, как они из последних сил пытаются взойти на пирс. Ещё с утра мне бы показалось это невозможным. Невозможно этим маленьким волнам забраться на Олимп, но я знаю, что завтра будут другие волны, у которых это получится. И кто знает, может быть, с помощью этих самых малюток у них получится раскачать море и попасть на вершину. Кто знает?

Сон никак не мог поймать меня в свои сети. В подвале, где находилась наша комната, была одна-единственная форточка. Её не закрывали, чтобы мы не задохнулись от переработки кислорода и неконтролируемого выделения пищеварительных газов во время сна. Морская музыка ласкала слух, я плавал в воспоминаниях прошлых лет, терзая себя колющей ностальгией. Последние строчки стихотворения этого парня всплыли в голове: «Ты хоть вспомни разочек меня. Ведь любовь наша не умерла».