Корни Эдема

Евгений Михайлович Алещенко

Санкт-Петербург 2273 год. Российская Империя. Три Семьи, образованные тесными связями, веками формирующимися внутри рудиментарных профессий – политиков, силовиков и церковников – подпольно враждуют между собой, желая сместить хрупкий баланс силы и власти на свою сторону.Данила – уставший от жизни рабочий, оказывается в эпицентре теракта, что привлекает к молодому парню излишнее внимание власть имущих представителей каждой из Семей. Книга содержит нецензурную брань.

Данила

«Итак… кто же ты такая?» — Данила начал просматривать свои зрительные видеофайлы, пока не наткнулся на молодую азиатку с татуированной половиной лица.

Программа распознавания лиц долго обрабатывала печальную мимику девушки, пока не выдала ошибку.

Данила нахмурился.

Отмотав видео на другой временной отрезок, парень начал обработку следующего стоп-кадра.

Ошибка.

Ещё стоп-кадр.

Ошибка.

«Подруга следователя без базы данных и опознавательных признаков».

— А что насчёт национальности? — тяжёлые мысли просочились в реальность утробным хрипом.

Пульсирующая волна боли прокатилась по заживающему телу, разнося обезболивающую химию по рваным изношенным сосудам — аппарат, к которому был подключён Данила, отреагировал на болевые позывы тела и пустил в кровь дозу морфина.

«Ну… видимо, на сегодня хватит», — свернув и закрыв все ненужные приложения, видео и сайты, парень вновь включил старую военную хронику, чтобы она заполнила его сознание перед уходом ко сну:

— Ничего человеческого!.. Как вы вообще здесь оказались?! Кто отдал приказ?! Вы хоть оружие в руках держали? — приближающийся голос рассеялся по воздуху лёгким эхом, но его обладателя всё ещё не было видно.

В нескольких метрах от строя человек выключил систему «стелс», обнаружив своё физическое присутствие; через динамики его закрытого шлема слышалось частое, порывистое дыхание. Человек снял шлем, открыв новобранцам яростное, закопчённое от гари лицо.

Ответа на его вопросы не последовало — толпа испуганных мальчишек не знала, кому они были заданы и нужно ли на них отвечать. Тёмно-серые дюны Сибири наполнились звенящей тишиной, иногда прерываемой стонами раненых солдат.

— Медперсонал, товарищ майор, — послышался где-то за спинами новобранцев хриплый голос фельдшера. — Ничего не умеют, не знают, и половину из них пришлось откачивать по прибытии. Прибыли, видимо, на убой.

Взгляд майора медленно, оценивающе начал блуждать среди испуганных подростков.

— Все мы прибыли сюда на убой, — печальный полушёпот майора долетел до встроенного микрофона камеры Митрофана Космодемьянова. Майор продолжил громче: — Обратной дороги больше нет. Никто не вернётся домой и не сможет покинуть этих земель. Мое имя — майор Константин Михайлович Громов, и теперь я — ваш непосредственный начальник, слушать меня и выполнять мои приказы. Извините, ребята, но вам придётся всему обучаться на ходу. Капитан, доложить о потерях.

К майору подошёл седой старик в белом окровавленном халате поверх чёрной военной формы, отдал воинское приветствие и пожал офицеру руку, раздался знакомый хриплый голос:

— Девяносто семь процентов личного состава погибли, товарищ майор, сто сорок семь человек находятся в полевом госпитале в неопределяемом состоянии. Из способных продолжить воинскую службу — пятнадцать человек, включая нас с вами, ну… и, видимо, эти дети, — он непроизвольно указал рукой в сторону строя, — сто тридцать четыре новобранца.

Чёрная, словно тень, фигура майора застыла в сосредоточенном оцепенении. Всё пространство напряжённо замерло.

— Товарищ ма… — резко поднятая в воздух рука майора прервала неуверенный хрип фельдшера.

— Так… разойтись! Капитан — собрать весь оставшийся офицерский состав в штабе через пару минут.

Оказавшись внутри брезентовой палатки — полевого госпиталя — Митрофан отстегнул от кителя камеру и направил на своё лицо:

— Если долго нет видео, это потому, что здесь не всегда есть связь, не знаю, с чем это связано. Но как только связь снова появится — начну выкладывать отснятый материал. Про онлайн-трансляцию, как вы понимаете, можно забыть. Так что, мама, папа — не беспокойтесь, со мной всё хорошо.

— Эй, малой. Хорош там себя фоткать, принеси мне лучше воды, пожалуйста, — зазвучал грубый голос со стороны больничных «коек» — почти плоских матрасов, разложенных прямо на земле.

Митрофан обернулся на звук и увидел забинтованное тощее тельце солдата, у которого из конечностей осталась лишь одна правая рука. Цензура позволяла зрителю наблюдать лишь его запечённое лицо.

Камера понесла сознание Данилы к металлическому ведру, на треть заполненному водой; алюминиевая кружка неприятно заскрежетала по ржавому дну, наполняясь прозрачной жидкостью, затем взгляд зрителя вновь обратился к приближающемуся раненому солдату. Он принял кружку и с жадностью осушил её.

— Сигарету, — указала единственная уцелевшая рука в сторону изорванных копчёных тряпок, валяющихся на земле у матраса.

Митрофан с лёгким отвращением развернул тряпки и с удивлением понял, что это военная форма; засунул свою руку в единственный уцелевший карман и достал оттуда портсигар и зажигалку.

— Ой, спасибо, малой! — испепелённые губы начали источать едкую никотиновую дымку, быстро растворяя сигарету в тусклом мареве пространства. — Постой. Не уходи. Присядь где-нибудь.

Конец ознакомительного фрагмента.