Подлежит удалению

Евгений Леган, 2023

Данная история повествует о боли, степени риска и ответственности. Здесь нет героев, как и откровенно плохих людей. Сломаться или побороть. Обидеться или простить. Проблемы человека не меняются, но становятся сложнее в ограничении привычных вещей. Начало пути неизменчивых тем.

Глава 6. Промежуток

Глава 6

Промежуток

— Ты… как?

Голос прозвучал тихо. Ответчик пока не спешил говорить. Парень сперва поворочался, приподнял локтями подушку и только после произнёс:

— (Слабо) Так себе если честно… Хочется после наркоза… сблевануть… Ты бы только видел, — криво улыбнулся, — что они со мной сделали… Я теперь чумазый отщепенец как после пожара. Весь в пепелище… — осмотрел руки. — Хотя… не буду врать… всю гарь почти уже отмыли и отскребли вместе с кожей, но то, что осталось… Эт пиздец… Кромешный…

— Лиза… знает?

— (Слабо) Думаю, что нет, иначе бы сидела рядом и в платочек ревела… Бляа-а-ать, — тяжело вздохнул. — Хуй с ней с головой, но то, что руки замурованы в гипсе — это пиздец… Ни поссать нормально сходить, ни покурить. Меня уже заебало клацать локтями на кнопку вызова. У них тут вообще на голосовой отзвук ни хрена не настроено. Сколько не ори, а толку ноль. Блять, да я даже телек без посторонней помощи включить не могу. Благо хоть телефон удалённо работает. Всё остальное кромешный мрак. Ебучее средневековье…

— А я смотрю ты оживился. И в коридор тебя выпускают. И на поссать.

— Я оживился лишь потому, что не чувствую нахрен боли. Как только эта хуйня в капельнице заканчивается, — косо посмотрел на стойку, — начинается ад и содомия с моей жопой. В штаны я пока не обсирался, но под кроватью всегда такой… тазик стоит. Пока, мне ещё хватает сил добежать, но как нормально потом подтирать жопу… Архг… Ещё одна боль…

— (Иронично) Всё настолько плохо?

— (Хрипло) Да блять! А как ты хотел?! Мне руки представь те себе прожгли. Насквозь нахуй! Хочешь поёрничать, так пиздуй звонить в другое место. (Устало) У меня сил на тебя нет… Всё настроение в жопе.

— Ладно-ладно, отдохни. Теперь я поговорю… Давай сразу на чистоту… Ты обосрался. Причём крупно.

— (Надменно) О, так ты уже чувствуешь запах моей жижи… Ну и как тебе, приятно? Нравится вкус?

— Как… (Нервно) Как ты мог позволить себе такое?!

— В плане обосраться? Так это не моя вина. Кишечник — враг мой. Я без понятия какую ерунду они мне в еду подмешивают. Все претензии к этим врачам.

— (Настойчиво) У нас же был с тобой договор, а ты… нарушил его, причём самым хамским образом! В тихую слинял… Ну и гад же ты, а…

— (Неловко) Ну да-а-а… — распластался звездой по всей кровати.

— Вот спрашивается, какого чёрта ты вообще попёрся туда? Что, засиделся? Скучно стало? Активности нет? Это я ещё могу хоть как-то понять… но крыша… Тот инцидент на крыше… Это что вообще такое было?! У нас с тобой был чёткий уговор съездить к сестре, а не чинить самосуд. Ты… Ты вообще ахренел! Что ты там за игру устроил? Какие ещё учителя? Как тебя вообще туда взяли? Ты же ни черта не умеешь ладить с детьми! (Злостно) У тебя навыков коммуникации с молокососами ноль. Но-о-оль… Чему ты можешь их научить? Как жахаться без гандона на первой, любовной встрече? Ты… блин… выше этих долбанных яслей… (Спокойно) Две недели уже давно прошли. Пора возвращаться. Мне… не стыдно за тебя, хотя стоило бы и наоборот. (Прискорбно) И всё же, ты подвёл меня… Чем ты лучше тогда остальных? Такой же… врун… То же мне спаситель нашёлся.

— Ой, — засмеялся, — только сейчас не зареви. — Ненавижу бабские слёзы.

— Значит, — сморкнулся, — тебе смешно, да? Ну прекрасно. Рад, что, хотя бы тебя сегодня повеселил. Ну и сволочь ты… В который раз разочаровался в тебе…

— (Улыбчиво) Не-ет, ни хрена, — пододвинулся чуть ближе к тумбе. — Такой фокус со мной не прокатит. Ты сейчас ведёшь себя прямо как мой батя, а по факту — ты дранный молокосос… (Серьёзно) Если я решил, что так надо, — посмотрел на руки, — значит надо, хотя… меня и вправду забавляет, как ты обо мне трясёшься. Страшно стало, да? Вдруг я умру и о тебе узнают. Ничего, не велика потеря. Ещё одну нянечку потеряешь. Подумаешь… Уродов вокруг пруд пруди… Выбирай…

— Не пори чуши… Ты всё ещё под кайфом.

— (Довольно) И что?

— А то, что мне на остальных, не насрать. Даже на тебя… Меня, ты ни коим образом не ставишь под удар, а вот наших… (Нервно) Что ты хочешь доказать? Какие цели ты без конца преследуешь?! За каким призраком ты вечно гоняешься?

— (Недовольно вздохнул) Опять ты за своё… Это моё личное дело. Не твоё.

— Твоё дело? Твоё?! Ты с ума там сошёл? У тебя крыша поехала?

— Ой, вот только не надо промывать этой ересью мозги. Прибереги лучше печень для молодняка. Дай мне спокойно отлежаться, а потом мы всё детально обсудим… (Радостно) Ну правда… прости. Я честно не хотел. Та-ак… получилось.

— (Угрюмо) Просто… просто я устал ошибаться… Везде… Какая там свобода, выбор… Поверил тебе… Поручился за тебя… Какая глупость.

— (Взволнованно) — Послушай сюда, — наклонился чуть ближе к телефону, — ещё ничего не потерянно. Мне бы только руки залатать, а на голову насрать. И так заживёт. Недельку другую и я обратно вернусь в строй. (Злобно) Этот гад у меня запоёт… Зачирикает блять.

— (Устало) Ты же понимаешь, что дело не в нём? В тебе Марк. В тебе… Тебе попросту в какой-то момент стало насрать… Вот вспомни. Вспомни как оно было раньше, когда у нас ничего не было. Когда мы в пару рож только начинали. Мы всегда всё обдумывали. Сотню раз, двести раз проверяли все мелочи: обходные пути, детали, факторы риска. Всегда. Шли на совершенно неоправданные жертвы, н-о-о… у нас же тогда получалось. Не всегда, но получалось же. А что сейчас? Как только всё более-менее наладилось — ты сбежал. Моментально ситуация пошла по жопе. Я-я-я… я видимо, что-то не понимаю… Так ты за нас или за них?

— (Недовольно) Ой, сука, ну и словечки у тебя. Неужели-таки подрос? Ты мне лучше скажи, от какого дебила говору набрался? Морду хочу ему обоссать.

— (С сожалением) От тебя Марк. От тебя. Мы всегда всё проводим скрытно. Без шума и паники, а ты — ставишь под удар наши дела. Годы усердных работ идут ко дну. Благодаря тебе — маскировка, практически на нуле. Есть небольшие придирки к твоей сестре, но сейчас речь не о ней. Ты вляпался гораздо серьёзнее. Вот, вспомни наши проекты. Вспомни. Хоть раз в жизни поднапряги память. Чем меньше у тебя возможностей, тем лучше получается объект. Голодный желудок и нож в рукаве… Лучше возвращайся домой. Я попытаюсь остальных переубедить.

— (Недовольно) Чего?! Да пошла нахуй эта кучка дармоедов. Полгода на жопе ровно сидят. Ни черта не делают. У нас, если ты ещё не заметил, ебать какой подкрался регресс. Скажи, сколько за последнее время, новичков завербовано? Сколько? А сколько наших людей стоят сейчас в высших чинах? Где… где мать его обещанная поддержка? Куда делись эти… ебучие поставки? Эта шкура, только и умеет чесать языком. Толку от неё теперь ноль. Так она ещё падла и руководит.

— Ничего, проживём. И не такое случалось.

— Уж мне то не впаривай эту дичь. Из одного топора каши не сваришь.

— Сварим, обязательно сварим, но не сейчас.

— Раз такое дело, тогда какие ко мне вообще претензии? Планов я ни чьих… практически не нарушал. То, что изначально было похерено — осталось ровно на том же месте. Мы всегда были в жопе. Я попытался из неё вылезти и как видишь, — бегло осмотрел себя, — обратно в неё и залез… (Рьяно) Это моя полевая работа. Моя. Хрен с маслом я доверю дело очередному, маменькому сынку.

— Марк, прошу, только не начинай. У нас дел и без тебя по горло. Нужно исправить кучу ошибок и косяков. Снова обработать и создать правдоподобную легенду. Это знаешь ли не так просто будет сделать. Придётся дёрнуть за руку дофига людей. Марк, прошу, оставим его на потом. Время — вагон. Его просто завались. Даже если он куда-то денется — ничего не измениться. Мы будем идти строго по намеченному плану… Нужно ждать. Он мне считай, как брат, а я бы не хотел терять даже «искусственного брата». Пока что… Всему своё время… Лучше возвращайся. Ты нужен мне. (Болезненно) Я-я-я… просто уже не могу в одиночку сидеть без дела. Возвращайся. Нам вдвоём обязательно что-нибудь… подберут…

— (Злостно) Не-ет уж, нет. Больше со мной твой коварный трюк не пройдёт. Не проканает. Сам теперь расправляйся с этой новой кучкой «дружков». Милости захотел? Так на! — ударил ногой о кровать. — Теперь и ты её цепной пёс… Лично я — умываю руки. Больше меня там, ты не увидишь.

— Успокойся, успокойся… Я же не специально. Я просто утрирую. Шучу.

— (Проницательно) О как ты заскулил. Небось кипятком от радости с-сышся. В солдатиков дать поиграли. Непризнанный командир… Ты хоть одну вылазку дальше лесной опушки преодолел? Я думаю нет. Пользы от тебя ровным счётом никакой. Такой же незаконченный проект… Плодили, да бросили на половине.

— Знаешь, я бы мог… очень сильно обидится на тебя, но не буду… Отложим на потом наш разговор. Ты меня серьёзно не воспринимаешь.

— И правильно, не говори. Дай мне хоть раз излить тебе душу, а то вечно ты ко мне прибегаешь побитым и в слезах: «Помоги то», «Помоги мне это». Достал. Заколебал ты уже. Ты кому угодно запаришь мозги. Какого вообще хуя, я должен сидеть и вечно нянчиться с тобой? Разве дел у меня больше нет? Моё место здесь, на передовой, в тылу врага, а не отсиживаться сытым в тепле за баррикадой. Я не привык чесать языком без умолку. Дело, дай мне только нормальное дело и вот он я, — аккуратно гипсом прикоснулся к груди, — вот он весь я… на передовой…

— (Сдержано) Я уже дал тебе одно поручение, и ты его успешно… просрал.

— Ты что, вообще ебабо? Слежка и близко не задание. Это так, херня.

— Слежка — это деликатное орудие мастера, которые ты увы напрочь забыл.

— Блять, а что-нибудь действительно нормальное ты мне дать не мог?

— Ты и это чуть ли не со слезами вырвал у меня. К главному попросил сходить. Словечко замять за тебя. И что в итоге вышло? Да полная херня. Стоило изначально догадаться, насколько дебильна сама по себе идея приехать в гости к сестре… Ты вообще, хоть виделся с ней? Встречался? Думаю, что нет. Отличная вышла у тебя отмазка. Самая тупая поездка в Ласко. Просил меня, — усмехнулся, — умолял… «Дай прогуляться, проветрится». Ну ты и козёл…

— Что ты там пищишь (медленно) доморощенный революционер херов? Да я… Да без меня ваша кучка уличных жуликов, загнулась бы в первые же деньки. Кучка придурков — ещё не повод вырасти из подпольной организации жуликов в настоящих бойцов… Ты это, не забывай, благодаря кому всё ещё дышишь…

— Такого ты мнения о нас? М-м-м, хорошо. Чтобы мы делали без твоего отца… Ума не приложу… Наверное, не появился бы такой аппендикс как ты…

— Какая я же ты зануда… — откинул одеяло. — Сука ты… мелкопакостная…

Через секунду Марк не хило приложился ногой к столику с едой. От одного толчка он лихо отлетел к окну, звонко гремя колёсиками. Два стакана тамблера с разными напитками, разлитыми валялись на полу. Издевательская тарелка мелко рубленной, прожаренной картошки с кусочками курицы, оказались в идентичном углу. Там же были разбросаны листья салата. Последнее он как раз и не любил. Едва показалось лицо сотрудника из щели двери, Марк во всю глотку завопил:

— (Злобно) Занято блять!!! Не входить!!

Дверь тут же и закрылась. Ответчик, выждав пару секунд, снова продолжил:

— Что, буянишь? Опять? Смотри, разобьёшь и этот телефон, будешь считать на пальцах. Последний стыд потерял… Совсем уже обезумел.

— Да сука, — наклонился к тумбе. — ДА!!! Один ты весь… правильный такой! Ты это хотел от меня услышать? Это?! Вот прожгли бы тебе руки в десяти разных местах… Насквозь… С прожаркой… Тогда бы да, я на тебя посмотрел. Посмотрел. Прям ух сука! Ух! (Печально) Загляденье то какое, — досадно посмотрел на руки. — (Злобно) Я не уеду, пока лично не ёбну этого мелкого… пиздюка.

— Серьёзно? А ты часом не шутишь? Нет? А мне показалось, что да.

— Ой, да завали… — неожиданно упал на кровать. — (Недовольно) Ну вот… Опять… Как же заебали эти ебучие судороги… (Болезненно) Ты ещё там?

— (Неоднозначно) Да-а-а…

— (Устало) А ты, — взглотнул, — случайно с моей сестрицей не общаешься, а? А то гляди, она ебанутая. Плохому может научить…

Первые секунды боли буквально мышцы рвали на икрах. До остроты боли корчило, но он терпел. После нескольких, сильных вспышек, очаг воспаления угас. Остаточное покалывание ещё долго напоминало о себе.

— Ты там живой? Не помер?

— (Болезненно) Да-а, жив, — взглотнул. — Мышцу падла скрутило. Пакость…

— Ладно… Давай прекращать этот пустой трёп. Ты сейчас невменяем.

— (Мучительно) Нет уж, — подтащил под голову подушку, — погоди. Я ещё не закончил. Давай сперва разберёмся с моим заданием. Что с ним не так?

— Ты серьёзно? Ну ладно… (Раздражённо) Ты его проебал! В сотый раз тебе повторяю! Кончай гнать пургу и вали живо домой! Ну сколько можно… Задрал…

— Что значит проебал? Первый случай был просто невинной случайностью…

— Ах сука невинной, да?

— Я серьёзно. В этом нет и не было моей вины… Ну может… возмо-ожно… Частично. Ну са-а-амую малость. Мне же нужно было сперва наладить кое-какие контакты. Привыкнуть. Свыкнуться с новым местом. Обследовать территорию, а получилось всё несколько… скоротечно. Незапланированно… Я же так не могу. Я так не работаю. Я просто хотел поговорить с ним и всё. Не более того.

— (Злобно) Серьёзно? И для этого тебе нужна была маскировка в школе? Я поражён… Не понимаю, зачем тебе вообще было так нелепо прикидываться… Гораздо проще случайно на улице подойти и спросить. Ах, да, это же всё наёб, так же? Твои уроки даром для меня не прошли.

— Ладно… Нет смысла больше отнекиваться… — тяжело вдохнул. — И правда всё криво вышло… Дети — это вообще не мой конёк. Был бы он девкой, вообще без проблем. С первого подхода таких ломаю, а так… Членистоногая паскуда.

— Вот именно, но у него между ног пенис. На этом ты и погорел… Дома ему не сидится. На работе видите ли скучно. Что, юность в жопе заиграла?!

— То есть, ты хочешь сказать, что я «плохой»? Я? — приподнял голову.

— Да, ты плохой. Так и говорю. Чтобы ты расслышал!

— (Нервно) То есть… это нормально… В порядке вещей… Как помягче тебе сказать… Да пошел ты нахуй! — привстал на локтях. — Мал ещё пиздюк, чтобы пасть на меня свою разевать! Вот хлебнёшь говнеца как я, тогда и предъявы свои будешь катать. Ах да, точно… — распластался по кровати. — (Иронично) Ты же на жопе в одном месте сидишь. Извини меня конечно, но так бойцами не становятся. Запах пороха в хлеву никогда не почувствуешь… Обидно, а так хотелось…

— Тебе что, недостаточно фактов? Хочешь больше о себе узнать? Узнать, на сколько сильно ты проебался? А я могу. С лёгкостью. Ты только спроси, спроси… Я всё отвечу. У меня на бумажке все пункты расписаны. От и до.

— (Весело) Не надо, не надо. Я сам там был и всё прекрасно видел.

— А-а-а, так значит — это ты тот мудак, который задействовал нашего агента?

— Ну да, — улыбнулся. — Так и есть. Если бы твоя «Гром баба» научила меня хотя бы искорки из ладошек пулять, возможно, мне бы не было так скучно… Ну подумаешь, ветер усилился. Во беда, тучи нагнала… (Саркастично) Боже, вот это действительно происшествие… Она максимум легонечко припугнула. Не больше.

— А можно пожалуйста узнать, какой дебил вывел на её? Уж больно хочется ему вмазать по роже.

— Не дебил, а дебилка… (Гордо) Своих — не выдаём. Ты же мне про пацана, ничего в итоге не сказал, верно? Вот и я тебе ничего не обязан. Я поплатился, и она поплатилась. Мы с тобой в расчёте, хотя по правде говоря, нихуя.

— Ладно, ладно, — просмеялся в пол тона. — Пускай всё так и останется. Уж больно надо… (Серьезно) С ней то хоть… всё в порядке? Много крови потеряла?

— Не переживай. В норме. Не больше запачканного, носового платка. Место у неё вольготное: цветы, растения кругом. Одна благодать. Работой только.

— Ты же понимаешь, что именно из-за неё я злюсь. С этим мудаком ничего не будет, а вот с ней…

— Не принимай меня за дебила. Я прекрасно осознаю тонкости дела, просто он меня заколебал. Вот я нам нём и сорвался. Хотел проверить некоторый… трюк.

— Ахиреть не встать… Проверил… Фокусник из тебя никакой… Мне почему-то кажется, ты что-то… не договариваешь… Лучше говори, как есть. Не зли меня.

— (Нехотя) Ну, возможно… я-я-я чуть больше положенного воспользовался привилегиями. Мне некогда особо смотреть, когда перед лицом молния сверкает.

— (Недовольно) Одна?

–…Две.

— (Прохладно) Какой же ты слизкий подонок… Я смотрю, тебе вообще всё по барабану. По кайфу пользоваться людьми. Видимо, твоя прямая, королевская привилегия истощать человеческие ресурсы, давит на мозги. Ладно бы, хоть прок от этого был, так нет же. Впустую всё прошляпил. Вот это я понимаю, пример для всех… Как же быстро ты стареешь… И тупеешь.

— (Радостно) Пф-ф, ну ты и даёшь! Я сейчас от твоих слов, чуть на радостях не обосцался! Ты бы видел, как я тогда оргазмировал, когда в него жахнуло! Ух! Прямо загляденье! Места в самом первом ряду… Сиди и кончай. Зажарило прямо-таки с корочкой. Объеденье. Пальчики оближешь.

— (Огорчённо) И с этим человеком нам следует вести дела. Печально…

— (Усидчиво) А я смотрю ты подрос… Реально подрос… (Бодро) Подрос-подрос. Умных словечек поднахватался. М-м-м, молодец!.. Может скажешь что-нибудь на прощание? Или нет?

— (Сухо) Пожалуй, нет. Откажусь.

— Жалко конечно… Давай тогда я… Я бы крайне хотел, — задумался, — чтобы твой дальний потомок насмерть разбился. Жаль, что этого не случилось до конца, за то хотя бы он немного поджарился на углях. Ещё как… Как будто, печёная курочка особенно, когда знаешь, в духовке томится. Кожица на ней почти усохла. Истончилась. Подрумянилась, а чуть ниже голени и на самых краях крылышек, кончики и вовсе обуглились. Сочная, м-м-м… С кровью правда, а так ничего… (Злорадствуя) Может, ты мне напомнишь, а то я с ходу мог что-нибудь упустить?

— (Приглушённо) Не дождёшься.

— Я так и думал. Как только о нём заходит речь, ты сразу же замыкаешься и молчишь. Я вот что не могу толком понять — тебе стыдно или ты так злишься? А может у тебя к нему отвращение? Его упоминание что, приводит тебя в припадок? В ступор? В Экстаз? Может, ты дрочишь на его фотку?.. А не педик ли ты часом? А то чего, приезжай. Я вас тут же познакомлю. Встретитесь наконец. Поболтаете. Друг друга в лицо увидите. Поговорите одним словом… а потом и в полу-жопие на пол шишечки присунете. Вот это я понимаю романтика. Любовь на лицо.

— (Тихо) Можешь не возвращаться. Катись ко всем чертям.

Задумчивый голос притих.

— Ты эт сейчас серьёзно? Серьёзно? — удивлённо посмотрел на телефон.

— Да. Вали куда хочешь. Ты наконец победил. Задрал уже. У всего есть свой срок годности, а ты похоже давно его исчерпал. Протух. С тобой больше возни, чем… А толку тебе объяснять. Всего наилучшего. С начальством уж я как-нибудь договорюсь. Бывай…

Собеседник готов было уже оборвать разговор и положить трубку, если бы не резвый голос ответчика:

— (Взбудоражено) Эй! Эй!! Это я уже спекся?! Я?!! Да, что за брехня! — подорвался с постели. — Да я, да они!.. Да они вообще все поголовно криворукие дебилы. Да без меня… всё трижды было бы просрано. Слышишь меня, слышишь?!

— Марк, — перебил, — я это уже от тебя сотню раз слышал. Просто прими и смирись. Твои лучшие годы, ну правда позади. Ты всё уже в жизни перепробовал. И хорошее, и плохое. Тебе разве что осталось спиться и загреметь в тюрьму… Ты не можешь работать по-новому… да и честно говоря не хочешь. Лучше смирись и уйди на покой. Семьёй обзаведись… Займись напоследок отцовскими делами. Не стоит больше в наши дела встревать. Вашего финансирования хватит до конца жизни. Я правда, безумно вам благодарен, но у всего есть свой логический конец. Твой конец увы настал… Жаль правда, что так быстро.

Марк живо подскочил к телефону и еле-еле загипсованными клешнями в руки взял. Его гложило озлоба.

— (Яростно) Я убью эту мелкую суку!!! — поднёс к губам. — Эта мерзкая, лживая тварь!! Что она понимает?! ЧТО?!!! Это она тебя надоумила да, ДА?!!!

— Прости, но у нас нет больше с тобой прогресса. Я больше не доверяю тебе.

— (Недовольно) Что?! Что это за глупая хуйня?!! Ты думал, — взглотнул, — мы выйдем пару разу в открытое поле, каждый выпустит по патрону и всё? Война окончена? Конец?! Я спешу тебя огорчить — как бы не так. Войну невозможно выиграть без жертв, но и одними трупами мы их не закидаем.

— Я к твоему сведению не слепой и не утверждаю, что пару десятков вылазок хоть что-то изменят. Нужно мыслить крупнее. Масштабнее.

— (Жалостливо) Ай сука… Какая же она сука…

Марк так разнервничался, что начал интенсивно метаться по комнате. Зажатый между гипсами телефон не спадал. Стойка с капельницей за спиной периодически дребезжала.

— (Иронично) Тебе плохо? Хочешь об этом поговорить?

— (Горько) Она… Она всеми нами воспользуется… Увидишь. Вот увидишь… Она уже мною воспользовалась… Трахнула меня… Дрянь… — вытер плечом слезу. — Су-ука… Я жизнь угрохал в эту хуйню. Жизнь! (Буйно) Я не дам похерить наше дело! Не дам!! Ни тебе, ни ей! Ты как специально слепошарый придурок, нихуя перед собой не видишь! Пока мы бездействуем, эта тупая сука улыбается… Лыбу давит мразь сто пудов. Она умышленно загоняет нас в эту помойную кучу… Жаждет видеть нас на кольях по одиночке… (Спокойно) Может тебе, — глубоко вздохнул, — и нравиться такая идея, когда штырём протыкают жопу, но я не ты. В одиночку садись на её хуй. Не надо остальных за собой вести.

— Ты слишком преувеличиваешь. Она не такая.

— А какая тогда? Какая? (Противно) Ты сам толком не знаешь. Она голову тебе запудрила скотина. Специально ждала момента, когда я сука слиняю… Как знал же блять! Как знал!! — перевернул ногой стол. — Я-я-я… правда совершил грубую ошибку. Да, я это признаю, но это же не повод меня выбрасывать. Разве… через всё, что мы с тобой прошли… Разве это можно забыть? Наши заслуги… Они же чего-то стоят? Послушай, (уверенно) мы же нужны друг другу. Я не заменим, и ты это прекрасно знаешь. Вот, скажи, — выпрямился, — скажи мне прямо сейчас, кто сможет прорваться в одиночку к врагу, в час пик? Кто? Ну кто? Вот именно что никто. Только я. Дай мне хотя бы нож, и я им сам лично вырежу часть полка. Ни одна тварь и пискнуть не успеет… Ну же, я же ещё пригожусь, только дай мне этот грёбанный шанс! — умоляющим голосом произнёс. — Дай!

— Честно, не знаю… Уж больно много ответственности нести за тебя.

— (Злобно) Ну малой… Вернусь домой и лично обломаю тебе уши!

— (Радостно) Давай, давай. Жду. Ну всё, пока.

Разговор оборвался на неприятной ноте. Марк остался неуслышанным до конца.

— Чёртова сука! — с грохотом разбил телефон.

* * *

— (Про себя) Утро? Уже?

Солнечный луч через дырку в стене, попадал прямо на лицо. Я пытался заслонить его протянутой ладонью. Не особо помогло.

— (Про себя) Сколько время… — зевнул. — Прилёг же на пять минут…

Подъём дался не легко. Полусонный ели вскарабкался, стирая напрочь в труху глаза. Одно неловкое движение и неуклюже выпал сквозь ванну. Прямо по середине сияла широченная дыра. Настолько удобная, чтобы без особых проблем втиснуться. Листы металла по сторонам были скручены, но даже так мне удалось пораниться. Рядом как раз валялось испачканное полотенце. Им же я и вытерся.

— Опять из носа шла кровь, — недовольно поднялся. — Ещё одно загубленное полотенце… — швырнул на разбитый умывальник.

Пол и стены были чем-то испачканы. Они всегда были чем-то испачканы. На моей памяти никто и никогда не убирался ванной комнате. Даже я. Настолько плохо кругом, что бесконечно тянет вонью и сыростью. Куда ни глянь. Коррозия и плесень, плотно спелись вдвоём. Неудивительно. Ещё чуть-чуть, и всё зарастёт мхом. Трубы проржавели. Плитка без конца бьётся об пол. Странно, как я ногу себе не пробил, хотя… ничего необычного. Просто очередная погрешность. Куда больше меня интересовала ванна. Банально интересно, кто бы это мог быть…

Раскуроченное в середине корыто, смотрелось скорее, как неумело вскрытая консервная банка. Одна огромная дырища. По краям коряво завёрнуты в трубочку листы, как свёртки бумаги или корицы. Потерялся первоначальный, матовый вид. Обстановка в целом терпима, а то, что твориться кругом — меня особо не волнует. Без разницы. Жалко лишь то, что этот бардак придётся убирать хотя, оставить всё как не самая плохая идея. Не придётся по мелочам страдать.

Подобные акценты развешены на каждом углу. Умывальник на половину разбит. Пол весь загажен. Стены все в трещинах. Зеркало — боже упаси. Страх в него смотреться. Везде присутствуют пятна крови. Даже на потолке. Если честно — насрать, кто это сделал. В одиночку или целой толпой. Им меня не запугать.

Зеркало не меньше остального привлекает внимание. С первых же секунд отражение манит к себе. Непривычное, дробное. В нём было что-то… особенное. Знакомое. Даже… манящее. Знаю, звучит бредово, но я в нём увидел отпечаток… чего-то большего чем обычный скол… На самом деле отпечатка никакого не было. Я просто хотел поверить в свой бред, но нет. Обычный след от удара, запросто раскроивший гладь на десятки крупных и малых трещин. Непривычно под таким углом смотреть на себя. На себя — другого. Искажённого.

Среди кусочков зеркала виднелись небольшие, рыхлые полосы, частички которых опали на дно умывальника. Важно не само их наличие, а багряная потёртость, словно кто-то соскрёб… ногтями несколько слоёв зеркала. От такого непроизвольно зачесалась рука. Я тут же проверил свои. Кожа была чиста не считая пальца. Обошлось. Грязь под ногтями не считалась таковым.

Отражение казалось ещё более ужасным в купе с неровными, испачканными кровью краями. Особенно будоражили прокусанные, чёрные губы и тёмные ноздри. Ни каких крупных царапин или порезов не было видно, только худощавое и бледное лицо. Невзрачность ещё больше набрала обороты за эти годы. Ни капельки хорошего не прибавилось. Дуэт серых пятен и мрачных глаз, честно достал. Или бьют, или сопереживают молча. Большего не дано.

Ещё одной относительно заядлой проблемой, были заросшие волосы, патлами сползающие на лицо. Давно нужно их на просто под корень срезать, хотя цвет навряд ли самостоятельно изменится, как и тон кожи. Мельтешение бесит. Особенно перед глазами. Особенно в неудачный день.

Я редко, когда прибегал к радикальному методу по решению проблем, хотя в какой-то момент осмелился. Не побоялся. Похрабрел. Взял и отломал краюшек зеркальца. Схватил в руку маток волос и одним неуклюжим движением, чуть с ходу не срезал кожицу с пальцев руки. Просто супер, благо повезло. Кусочек осколка отскочил в сторону, лишь срезав в итоге пару волосин. Мне не оставили другого выбора. Я принялся монотонно их пилить.

Натяжкой струны, трудно сценку обозвать, однако дело с тетивой очень даже похоже. До боли. Я успел тысячу раз пожалеть, прежде чем остановился на половине дела. Остриё, как ни крути отвратительно шло. Вечно соскальзывало и без конца норовилось срезать по пальцу. Грубое, кривое. Тупое. Скорее больше гладит, чем реально режет. Невыносимо терпеть, но лучшего варианта попросту нет. Навязчивая мысль портит мозги. Наконец, недостаток в примитивных вещах чувствуется необходимостью, но отгрызать волосы себе я не буду. Приходиться ещё немного потерпеть.

Подобная нудятина очень быстро приедается, когда пяткой чувствуешь ещё один из осколков на полу. Мусор под ногами не просто раздражает. Он напросто выбешивает. Какой урод мог это сделать? От злости хотелось всё размельчить в порошок. В сраную труху, и первым, что падётся мне под руку — будет это стекло.

Лёгкое касание. Тонкая, ели ощутимая рама. Осколок со свистом улетел в стену. Надобности в нём нет. Со злостью сорвал относительно небольшое зеркало и руки машинально отпустили. Кусочки брызнули мелкой россыпью в лицо.

— Ну просто отлично… — поморщился. — Заебись…

Меня раздражало абсолютно всё. Криво скошенные не до конца волосы смотрелись ещё более убого. Гибло. Уничтоженная ванная комната, напоминала жертву скупого вандализма. Настроение по наклонной скатывалось вниз. Внутри себя я зверски свирепел. Не знаю, насколько плохо исказилась тупая гримаса, но вы бы точно ужаснулись. Такого, я даже сам от себя не ожидал. Эмоции в конце взбурлили, пускай и выхлоп походил больше схожим на пшик. Выбил напоследок и до того расшатанную дверь. Лучше не стало. Стало только хуже ещё.

В который раз на памяти хотелось умереть. Каждый новый день — очередная боль. Каждое новое утро — вусмерть доставшее. Обстановка в целом допустима, но она никак не может помочь. Отвлечь хотя бы на половину. Разруха кругом не спасет. Надоедает. Даже холл, который подчистую изменили — через пять минут уже устаёшь. Парадную лестницу не узнаёшь. Разбитая местами. Искорёженная. С выбитыми перилами, а кое-где и вовсе с огроменными дырами в ступеньках насквозь. Уже давно ничего не впечатляет ни капельки, а здесь — всё же немного пробежал огонёк. Меня скорее удивило не само происшествие, а его масштабы. Не только в ванной под чистую был расхреначен уголок.

Всюду по полу валялся битый кусищами мрамор, отколовшийся с колонн. Его всё ещё нужно было как-то сорвать, а каменную крошку с лестницы чем-то раздробить. Появился какой-то знаете ли… интерес. Захотелось просто узнать, кто на такое способен. Без каких-либо последствий. Просто так. Меня повеселил их энтузиазм, правда он так же быстро и угас. Вот если бы полностью расхреначили самосвалом хотя бы половину дома, тогда да, а так… ничего нового. Безыдейно прошёл мимо. В падлу было искать и узнавать. Не моё дело.

Ещё с самого пробуждения в голове что-то зудело. Особенно затылок часто ныл. Неожиданно, мысль впаялась в сознание, словно внутри щёлкнула заглушка тумблера. Кто-то нажал на курок. Это, как неожиданно вспомнить, что спустя час, забыл выключить чайник или воду. Утюг тоже подойдёт. Я чуть ли не галопом ворвался в свою комнату, ошибочно предполагая, что вандалы добрались и сюда. На удивление ничего не было разбросано или сломано. Скорее всё, как и всегда.

Беглый взгляд по сторонам сильных отличий от вчерашнего дня не выдал, но дьявол кроется в мелочах. Кто-кто, но в него я как-то… побольше верю. Уж точно не по пути божьему, дикари ворвались в мой дом. Кто-то их в этом злом умысле убедил. Явно это был не второй.

Неподдельное ощущение беды сразу погнало к столу. Единственное, чем я реально дорожил, пряталось как раз внутри. На всё наплевал и принялся просто… яростно распарывать, упорно выдирая одну шуфлядку за другой… Сложно сказать почему… Страх, наверное… Страх потерять, вот только что? Все поголовно пусты кроме одной. Никак себя не оправдали. Пустота и потрёпанный дневник якобы отца. Спустя секунду и он то же валяется в общем хламе побитой древесины. «Неужели и сюда, добрались?». Этот вопрос не отпускал до самого конца.

Я не мог точно вспомнить, что именно было мне так дорого. Гораздо важнее никчёмного дневника. Скорее всего подарок Миры, который так и не удосужился открыть. Стало обидно, причём очень. Грустно, тоскливо, а разочарование и вовсе подорвало последний к жизни интерес. Всё окончательно просрано. Больше не удерживало ничего. Интерес нулевой. Впечатления только горестные и поэтому, прежде чем навсегда уйти, ударил со всей силы по хлипкой конструкции стола. В центре мигом прогнулась крышка. По краям выскочили прессованные опилки. Слёзы и гнев. Тонкий баланс между отчаянием и злостью. До неминуемого срыва оставалось совсем ничего. Очередная попытка пустого убийства.

Надо всё же признать — я трус. Причём, ещё какой. Чтобы я там себе не на придумывал, но мне банально было слишком… боязно так нелепо распрощаться с жизнью. Даже клетка имеет ряд положительных эмоций. Да, прожитые впустую дни — их тяжело признавать, но это и есть та правда. Никчёмная, скучная правда, но даже так я не хочу умирать… Потому что я — это я. Наедине с собой. Наедине со своими мыслями. Мне никто не нужен. Мне нужна только тишина.

От безысходности вздохнул. Расслабился. Рухнул на самый край кровати. Боль была, но не такая ощутимая. Половинка тела оставалась скудно лежать на полу. Под ногами валялись разбросанные отовсюду отсеки, а кое-где расколотые уже на несколько частей. Обидно, так… нелепо за раз, буквально изничтожить чьё-то наследие. Частицу явно чего-то большего, чем просто несколько вместе сбитых досок… Печально после себя оставлять разруху, боль и уныние, прекрасно осознавая если бы не ты, мир бы мог стать совершенно иной… Немного лучше, а может и хуже. Просто другой… Решив немного прибраться, нехотя встал.

Настроение максимально отвратное. Честно, хочется местами подохнуть, впрочем, пожить немного дальше, сильнее хочется ещё. Под обломками валяются странички дневника. Вещь, которой когда-то в своё время так дорожил. Дневник отца — всё что от него осталось. Скудные мысли и мелкие воспоминания… Даже имени его не узнать. Даже толком не понятно, он ли это на самом деле. Даже если это не так — всё равно данная вещь служит напоминанием. Кем этот человек был… Кем он хотел стать и что самое паскудное — мой результат. Скотское отношение. Неумелое почитание источника памяти. Оторванные странички сильнее тускнеют.

Собственная жалость изливается в муках, усадив презренно на колени. Осторожно расчищаю место порчи, стараясь не доломать и до того пришедшие в негодность ошмётки. Кончики бумажных листков вяло выглядывают сквозь массу щепок. Бумага не чувствует. Ей всё равно, а вот люди — страдают. Сердцу больно. Почему я делаю себе только хуже? Почему… Не понять.

Более-менее становиться чище. Аккуратно раскладываю кучки по сторонам. Нет уже такой захламлённости. Попутно с мусором, неспешно собираю выпавшие странички дневника. Некоторые потёртые. Некоторые давно выцвели. В целом говоря, книженция в полуразваленном состоянии. Больно держать в руках. Горечь приходит от осознания того, с чем мог с лёгкостью проститься. Каждый листочек бережно перебирается друг за дружкой. Рваные, потрёпанные кусочки бумаги чудом держатся за корешок, хотя некоторые, не без чужой помощи, превратились в смятые и порванные клочки. Перелистывание и безжалостный пересчёт.

Каждый недостаток отдаётся болезненным эхом, однако муки постепенно затухают. Встречается плеяда пустых строк. Там нет в отличии от большинства хоть какой-то отчётности. Чистые хоть и пожелтевшие поля. Их отсутствие особо не вредит. Так лишь уплотняется ценность информации. Если их смять ничего не изменится, но мозгу всё равно будет казаться, что я неправильно поступил.

Середина дневника находиться без какой-либо нумерации. Ручкой ничего не проставлено, за то через несколько пустых страниц, открывается в прямом смысле дыра. Дыра явно выскребанная пальцем. В ней что-то крохотное… лежит.

— (Медленно) То-то и оно…

* * *

— Слушай, Мири… Ты как чувствуешь себя, нормально? Или не очень? — с ухмылкой спросил Ник.

— Конечно же не очень, — отвернулась от книжной полки. — Не понимаю, как вообще можно рассказывать такие вещи со спокойным лицом. Это что по-твоему, обычная история из повседневной жизни? Разве ты им не сопереживаешь? Разве тебя не смутило что он наш коллега?

— И что с того? — присел на краюшек стола. — Это, конечно, всё грустно. Я понимаю, но что мне теперь, вешаться прикажешь? Ну так, чисто за компанию в петлю. Мы не такие близкие друзья как тебе кажется, чтобы действительно было кому сопереживать… Скорее «Привет», да и «Пока». Вот в принципе и всё. Весь диалог. И так изо дня в день. Мы даже на корпоративах не пересекаемся. Что уже говорить о личном отдыхе.

— Я совсем не это имела в виду, а простое, человеческое сострадание. Неужели ты такой чёрствый? Им сейчас как никогда тяжело, а поддержка ещё никому не мешала.

Лишняя строчка слов только расстроила Миру. Она перестала копошиться возле полки и вернулась обратно к креслу. Рядом покачивая ногу сидел Ник.

— Слу-у-ушай, — посмотрел на тёмные полосы на стене, — у тебя ж вроде как тут диван стоял… Тёмный такой. Коричневый вроде. Удобный чертяга до жути. Что с ним случилось? Надоел?

— (Уныло) Нет… — устало присела. — Его сожгли.

— Как сожгли? Кто?

–…Кай сжёг. Ну то есть, не сжёг, а основательно так… подпалил.

— А как это получилось? Тебя что, внутри не было?

— Вот именно, что была, — легла головой на стол. — Я копалась в бумагах… Статистику смотрела… а на него — вообще не обращала внимания. Вот он и решил видимо таким образом… обратить…

— А можно пожалуйста чуть больше конкретики? Я тебя сегодня не узнаю.

— Можно, — подняла голову. — Я просто не выспалась, а тут ещё и ты с такими-то новостями… Тебе вообще интересно? Или ты опять ищешь повод меня позлить? Упрекнуть в очередной раз в некомпетентности.

— Боже упаси, — улыбнулся, — да не дай бог. Мне просто интересно, куда подевался этот чёртов диван. Я же так его любил. Приду к тебе, грохнусь на него, а ты мне задашь какой-нибудь дурацкий тест для ребятишек. Что там было… На темперамент… На характер помню… На-а-а тип мышления? Мне из всего этого, только чернильные картинки понравились. Есть хотя бы на что посмотреть, а не гонять без толку абстрактное.

— Ой, эксперт нашёлся. Может, это тебе надо занять моё кресло? А я тогда вместо тебя на бумаге, вместе с ребятишками покалякаю. Отведу хоть раз в жизни душу. С твоей работой — кто угодно справиться, а с моей — нет.

— (Улыбчиво) Ишь ты чего выдумала… А спорим на обед, — повернулся к ней, — что ты и кубик на листе ровный не вычертишь? Тебе даже линейка в этом не поможет. Всё равно получиться криво. Ну так что, — протянул руку, — будешь?

— С тобой спорить, — отклонила предложение, — себя не уважать. Я видела, как вы рисуете, точнее, как ты говоришь — «строите». Тебя обормота за даром кормить, у меня нет никакого желания. Это равносильно, если я тебе предложу вставить катетер в вену. Кажется, просто, но с первого раза ты хрен нормально сделаешь. Либо в вену не попадёшь, либо так вглубь загонишь, что тебя тройным матом обматерят. В любом случае, 100% не получится. Даже и пытаться не стоит.

— Всему знаешь ли можно обучиться, — убрал руку. — Было бы желание.

— Ага, — улыбнулась, — особенно, когда твой «лучший» ученик нарисовал на выставку (медленно) что-о-о? Правильно, ничего. Огромную жёлтую розетку на фиолетовом фоне. (Довольно) Вот это была умора. Я тогда изрядно повеселилась. Какой там слоган был не напомнишь?

— (Хмуро)…Берегите.

— (Смеясь) Что берегите? Кого? Розетку что ли?

— Мира, хватит смеяться. Это всего лишь дети.

— Ну и что, что дети? Во-первых, — немного успокоилась, — я смеюсь не с них, а с тебя. Это ты их курировал, а не я. Горе учитель, — радостно покачала головой. — Что, пустил дело на самотёк? Дал им больше свободы? В следующий раз, тему хотя бы нормальную подбери, а лучше всего — помоги. Это ж блин мозг так сломается у ребёнка. Что такого можно дельного нарисовать, чтобы проблему в одной картинке раскрыть? Желательно, чтобы и качественно, и идейно. Да с этим дизайнеры не всегда справляются, а ты хочешь руками ребёнка сознание взрослых перевернуть. Что ж, удачи. Как минимум меня, ты повеселил. Постой… — внезапно задумалась. — А это не тот же мальчик, который прошлогоднюю постановку почти… убил?

— Не смотри так на меня. Я к этому руку не приложил… Хочу просто отметить, что слово «убил» — слишком притянуто за уши. Там через одну команда без плакатов участвовала. Они практически на ровне со всеми и победили. Даже без картинок всё было понятно. Кто, какая из болячек и к чему прицепилась.

— Это понятно лишь из-за того, что каждый проговаривал свою реплику.

— А ты что, разве на спектакль пантомим шла?

— Нет, но то, что одна девочка вцепилась парню в живот, знаешь ли интерпретировать можно по-разному. Тут столько диагнозов, что правильный хрен сыщешь. А это язва оказалась. Уж язву то, можно было нарисовать. Рисуешь схематично желудок и дырки в нём. Всё просто, — откинулась на спинку.

— Ты забываешься. Просто для тебя, но для ребёнка. Тут коллегиальный подход нужен, а не сваливать всё на одного. Может, будь это простой ученик — претензий было бы 0, но нет. Он у меня в группе рисовал, но потом перевёлся. Умеешь рисовать — вот тебе бумага, краски и лабай. Типа: «А хули там делать? Ты же учился». Ну да. Они, наверное, от него ждали, знаешь ли такой, — пощёлкал пальцами, — мультяшной стилизации. Когда идёт очеловечивание обычных вещей. Типа как… маскот. Ты же пьёшь иногда кофе «Клякса»?

— (Вдумчиво) Иногда пью…

— Ну вот, что-то типа того. Когда и рожица есть, и ручки с ножками. Ножек может и не быть, хотя мордочка с руками гораздо чаще встречается. В общем не суть, — отмахнулся. — На такое, в любом случае куда охотнее клюют, чем просто на пафосный заголовок или там… на общепринятую картинку. Тут уж чистая психология. Как раз, — улыбнулся, — твоя любимая.

— Хорошо, я поняла тебя. Тут я с тобой полностью согласна. Кинули на произвол судьбы. Сиди и рисуй. Никто не помог. Прямо как ты.

— Слушай, — вздохнул, — это совершенно два разных случая. Я не могу вмешаться в чужой рисунок. Я могу помочь только с идеей, так как соревнуются не учителя, а ученики, а во втором случае — тут уже человек не справился с объёмом работы… Это ещё слабо сказано. Там бы и взрослый поломал себе мозг. Там не один рисунок нужно было сделать на плакате, а кажется, как минимум… вроде бы шесть… Ты может не видела его, но после этого мероприятия, он всё же появился потом. Показал наработки своему классному руководителю, а тот… уныло покачал головой и просто смылся. Тут же набежали свои из группы и стали словесно унижать. Хорошо, что до драки дело не дошло. Живо по углам развели. Хорошо, что выиграли. Если бы проиграли — живого места на парнишке чувствую не оставили бы. Это как минимум нужно быть хорошим карикатурщиком, чтобы донести до зрителя и форму, и мысль. Блин, да даже мне пришлось бы немного подумать. Поразмыслить на бумаге. Несколько эскизов набросать, а тут… на кисть в зубы. Рисуй…

— А чего тогда ты не вмешался?

— Я нифига вообще-то про это не знал. Лично мы — не участвовали. Никто и близко из остальных не обратился ко мне за помощью. Лично у нас в группе, своя программа. Нас задействуют исключительно на внешкольных мероприятиях, а уже внутри соперничают совершенно обычные ученики… Ладно, хватит об этом. Ты мне так и не рассказала, почему он сжёг мой любимый диван. Ты что, ему вообще времени не уделяла?

— Вообще-то, — нахмурила брови, — уделяла. — Он мой основной пациент, но помимо него, у меня есть и другие детишки. Не один только Кай болеет. До него, у меня в тот день, была плановая вакцинация. Человек… 60 привила. Естественно, мне нужно было проследить за реакцией организма. Отторжение. Аллергия на препарат. Да я с этими графиками и таблицами… чуть ли не чокнулась. Циферки перед глазами прыгали, а тут ещё и он… Ему ресницы и брови какие-то дебилы подпалили. Ожогов не было, но кожа немного покраснела.

— Это как получается… Каким-то баллончиком? С газом?

— Да не, — отмахнулась, — навряд ли. Скорее, просто «розочку» сделали. Те же самые придурки, которые промышляют петардами. Управы на них нет.

— А это как, «розочка»?

— (Удивлённо) А ты что, никогда в детстве такого не делал?

— (Неуверенно) Не-ет…

— Хм, — пожала плечами, — странно… На самом деле, это довольно просто. Складываешь ладони вместе, — демонстративно стала показывать. — Внутрь помещается кончик обычной зажигалки, а потом выпускается сжиженный газ. Не лодочкой складываешь, а как я. Да не вагину, — ударила легонько по рукам. — Ты снежки когда-нибудь в детстве лепил?

— (Недовольно) Нет, — встряхнул руки. — Откуда ему тут взяться? Я же не ты. Меня никто в детстве на снежные курорты не возил. Да и вообще ни на какие курорты. Я дальше этого города никуда не выходил…

— (Вовлечённо) Не отвлекайся. Тут сейчас самая суть… — призадумалась. — В общем, — потрясла руками, — хочешь большое пламя, держишь вот так по дольше. Хочешь удивить — выкручиваешь дозатор на максимум и быстро опустошаешь содержимое. Самое главное потом быстро расставить ладони, — разжала замочек, — и зажечь. Эффект: «Быщь!», — глазами провела чуть ли не до потолка, — незабываемый. Несколько недель с нуля будет расти.

— (Довольно) О, так значит, тебе кто-то помог их сбрить, верно?

— (Раздражённо) Да, в детстве… Мой брат… Он мне ещё и чёлку сволочь поджёг… Я выглядела как пугало… Отвратительный поступок…

— (Иронично) Именно поэтому, ты больше чёлку и не носишь?

— Нет, не поэтому… — немного покривлялась, — но и этот поступок оставил свой след. Ты случайно у меня не засиделся? — косо посмотрела на часы. — А то смотри… Твои «художницы» будут без тебя скучать… Осталось ровно 5 минут.

— Мира, ну ты чего? Неужели злишься?

— Нет, не злюсь, — включила ноутбук.

— А мне кажется, — попытался дотронуться до руки, — что злишься…

— Не злюсь, — двумя пальцами отвела в сторону запястье. — Мне работать надо, а тут ты. За зря только отвлекаешь.

— (Медленно) Ты мне так и не дала внятного ответа. Как этот чёрт, сжёг мой любимый диван? Мне больше не на чем сидеть, — покрутил головой. — Сволочь.

— (Отстранённо) Да отвянь ты… Ну сжёг и сжёг… Я на него внимания не обращала, а он видимо той зажигалкой всё это время и палил… Было уже поздно, когда почувствовала запах. Пламя середину спинки обожгло. Теперь ты доволен?

— Нет.

— Ну, тут уж ничего не поделать. Представь, что его никогда и не было. Всё, а теперь иди. Мне надо работать. Не мешай.

— (Вдумчиво) Нет, никуда я не пойду. Ты-ы-ы… (присмотрелся) мне кажется какая-то… чересчур взвинченная. Нервная. Я тебя не узнаю. Столько негативной энергии. Эмоции хлещут через край. Неужели ты с кем-то поссорилась? У тебя что… кто-то есть? — скептически сузил глаза. — Не может быть. Не верю.

— Представь себе, — подняла взгляд, — у меня то же есть отношения. Я как ни как живой человек и имею право встречаться, когда и с кем захочу. Надеюсь, это ты понял?

— А, ну тогда ладно, — встал со стола. — Больше претензий у меня к тебе нет.

В одночасье нахмурились брови. Обиженный вид. Показательно подошёл к окну. Взгляд устремился в сад. Он всё ещё думал, чем бы Мире лучше насолить.

— Ник, — посмотрела в его сторону, — ты что, и вправду обиделся? Не злись. Ты выглядишь глупо.

— То есть, тебе обижаться можно, а мне нет? Нет Мири, нифига. Это так не работает. Если хочешь сделать что-то сама, так делай это (раздражённо) сама, а не вешай на меня чужое волонтёрство. Вот, — хотел выругаться, но придержал губы кулаком, — зачем ты меня без конца упрекаешь? Зачем за зря достаёшь? А? — вновь повернулся к ней. — Не будь этой безусловно трагичной истории — мир лучше всё равно бы не стал, а теперь получается, я весь такой… плохой, да? Нет уж, — отмахнулся, — сходи вон сама после работы и проведай их. Развейся в конце то концов… Со своим парнем как раз прогуляйся, а не склоняй к этому бесконечно других. Жуть как бесит…

— Но я же их не знаю… Точнее знаю, как он выглядит на лицо, но на этом всё. Пару раз от силы пересекались взглядами, но его жену я близко не видела.

— То есть, по твоей логике, раз я с ним здоровался ради приличия, значит мол… обязан лететь или бежать при первом несчастном случае? Так? Тогда я могу абсолютно к любому человеку подойти и просто с поздороваться. И что теперь? Мы — друзья? Разве так ты считаешь?

— Нет, это совсем другое и не лезь прямиком в крайности. Он же работает с нами. Он один из наших. Это не случайный проходимец с улицы. Нельзя просто так от него отказаться. Ему нужна помощь.

— (Раздражённо) Один из наших… Работает с нами… А ты хоть знаешь, как его зовут? А девушку его? Нет? Странно, а мне почему-то казалось, что да… Все сплетни держаться исключительно только на тебе… Больше подобной ерундой банально никому не интересно заниматься. Только ты и здесь.

— (Надменно) Ой, — откинулась на спинку сиденья, — не пори пожалуйста откровенной чуши. Прекрати уже… Я всё прекрасно поняла… Пойду значит сама, раз тебе насто-олько тяжело. Невыносимо сложно. Тебя упрашивать бесполезно… (Заинтересованно) Конечно, бы было бы лучше, если мы как коллеги, вместе его навестим, но у тебя такой… — покривила личико, — неопределённый характер. Так бы я чувствовала себя гораздо спокойнее и легче, но ты гад можешь и не помочь…

— Так вот оно в чём… — улыбнулся. — О себе только и думаешь, да? Хочется, чтобы только одной тебе было всегда хорошо? Кругом набрать слуг, чтобы они тебя ублажали. Действительно… А мне? А то, что я терпеть не могу эти больницы, тебя не волнует? От одного вида становится… тошно… Та ещё мерзость.

— Ну ты же мужчина в конце то концов. Что за нелепое, детское оправдание.

— Слушай, вот только не начинай снова свои психотропные штучки, окей? Этим твоим словом, можно к любой мелочи на свете придраться: «Залезь вон на ту верхушку дерева. Ну ты же мужчина.», «Почини протекающий холодильник. Ты же мужчина!», «Потерпи, не ори. Ты что, не мужчина?». (Быстро) Сходи, сделай, победи, принеси, почини, купи, выслушай, ведь ты же ёбанный мужчина!

В конце диалога мужчинка немножко рассвирепел. Оттолкнулся от стенки и вернулся обратно к стулу. Судя по взгляду он готов был взорваться. Чуть ли не кулаком ударил по столу.

— Ты меня… — прищурился, — достала… — спокойно сел на прежнее место. — Мы имеем равные права и обязанности, но почему-то страдать обязан вечно я.

— Ник, — осторожно закрыла ноутбук, — тут ты не прав.

— (Раздражённо) Прав, прав и ещё как… прав. Вот, скажи мне, — скрестил пальцы, — зачем ты забросила свою драную туфельку на дерево? А? Как у тебя вообще это получилось? Зачем? Ну зачем? И что самое поганое — почти на самую верхушку! А? А?! Скажи мне… Ответь.

Парень едва ли совладал с эмоциями, наблюдая за реакцией девушки. У неё не дрогнула и скула.

— (Спокойно) Ну ты же знаешь, — подкатила кресло чуть ближе к столу. — Я была немножко пьяна. Вот, са-а-амую капельку. Так случайно вышло, что туфля с ноги неожиданно соскользнула. «Бам» и слетела… Бывает же такое, — улыбнулась.

— (Раздражённо) И прямо на самую макушку?

— Ага, — облокотилась на стол. — Ничего не поделаешь, — пожала плечиками.

— И кто так поступает? Кто?! Ну кто?!! Выпила, перебрала — сиди на месте и не ищи приключений на свою жопу. А получается? А получается, что я потом и ещё виноват оказывается! Ну супер. Бле-е-еск… — опустил голову.

— Ну это ты же потерял в итоге мою туфельку? Заметь, не я. Я вообще-то, в одной пошла. Капец как было неудобно. Ты бы знал…

— А до этого значит, — усмехнулся, — ты про это не думала, так? Когда той же туфлей заряжала в гостей. Ну да, — скривил рожицу, — в дерево то проще. Оно же столбом стоит. Оно то уж точно возникать не будет.

— (Досадно) Но мне было скучно, понимаешь… ску-у-учно, а в саду (приятно вдохнула) так было свежо-о… Не то что на этой затхлой вечеринке… Тебе было куда интереснее… решать свои должностные проблемы с директором, нежели чем пообщаться со мной… Если бы я не закричала…

— Завизжала… то я бы не упал с того дерева, и возможно, — поднял палец, — сохранил бы ещё остатки чести и разбитой в прах гордости… (Обидчиво) Не стал бы посмешищем вашего… вечернего гадюшного. Зачем было так орать? Зачем потом издеваться? Вот она значит справедливость какая, — печально вздохнул.

— (Весело) Но ты так смешно полз по веткам. Так… трусливо. Что-то вечно кричал там, орал… Коленки тряслись у тебя как у девчонки. Бедняжка…

Мира саркастично подбешивала, выжидая пока наглец наконец не сорвется. Выстроила глазки. Ненавязчиво наклонилась. Попыталась элегантно ухватиться за щёку. Жест нулевой реакции хладнокровно увёл руку в сторону. Глаза пристально смотрели на неё.

— (Надменно) Ну да, извините. Извините за то, — сел ровно, — что взращён в абсолютно нормальной семье, с хорошим воспитанием и достатком. Где не приходится беспризорно шлындать в округе и выискивать приключения на свою пятую точку. Где важны принципы, обучение и самопознание. Где в первую очередь главенствует разум над телом, а не наоборот… Саморазвитие. Интерес. Уважение к личности… Ну конечно, — вольготно взмахнул кистью, — вам скорее подавай дикого, полуграмотного мужлана с горой мышц на пузе. С раздутым самомнением и амбициями сломать любому хребет… (Болезненно) Мне было плохо, а ты меня так… подставила… И высмеяла к тому же. Ну ты и гадина…

— (Весело) Да ладно тебе. Уже никто ничего не помнит. Все давно о тебе забыли. Я засмеялась лишь потому, что ты — невыносимо серьёзный. Как сейчас. Когда ты попал в ту каверзную ситуацию, знаешь, я увидела не храброго рыцаря, а обиженного, трусливого мальчишку, который злиться на весь белый свет.

— (Обижено) Ну да, конечно. Обязательно было при этом ржать во весь голос… и кричать. Очень мне помогла. Спасибо.

— Если ты не заметил, — наклонилась чуть ближе, — я была в хламину пьяна. У тебя был шанс, — ткнула пальцем ему в грудь, — но ты его упустил.

Врач высказала свою мысль и вернулась обратно в кресло. Оба на секунду замолчали. Тишину прервал гость:

— (Строго) Не лезь мне больше в мозги. Вон, — кивнул, — вокруг тебя столько юных подопытных. Над ними издевайся лучше. Они отпора не дают.

— (Настойчиво) Я не издеваюсь, — нахмурила бровки. — Я им помогаю.

— Хорошо, хорошо, верю, но ты меня всё равно не переубедишь, хоть как не старайся. Я верю в одно, ты в другое. Я уже давно касательно тебя всё понял.

Выждав некоторую паузу, Ник захотел завершить свои мысли по поводу, но следом прервал бессмысленные распри. Продолжился прерванный ранее диалог:

— (Нехотя) Хорошо… Я подумаю над твоими словами, но много не жди…

— (Радостно) Спасибо, — подскочила с кресла, — спасибо!

— Но-но! — отклонился назад. — Я ещё не казал да. Я сказал — подумаю…

— Хорошо, — вернулась на прежнее место. — Я даже и не сомневалась, что ты хороший человек. На тебя можно положиться. Хоть что-то остаётся прежним.

— Ну… да… — почесал затылок, — однако внутрь меня могут и не пустить. Это тебе не рядовой случай. Это полнейшая дичь… Не знаю, кто конкретно виноват в этой ситуации, но лучше бы ему, — вздохнул. — Не стоило брать отгул в тот день, хотя… Как тут угадаешь. Падла судьба… Он то ещё ладно. Только нога сломана. Пустяки, заживёт, но вот девушке… Ей гораздо хуже досталось. Совсем бедняжка рехнулась… Головой тронулась, — постучал по виску.

Всё это время, что он говорил, взгляд понуро всматривался в пол плитки лишь бы не замечать Миру. Как только притих, девушка взбодрилась. Ей хотелось услышать что-нибудь ещё.

— (Тревожно) Что ты ещё слышал… про них?

— Не так много на сам деле, но суть ты уже уловила, — вновь посмотрел на собеседницу. — Большую часть уже рассказал, а так… — вдумчиво поразмыслил — есть ещё пару неприятных мелочей. Не то, чтобы ситуация сильно пугает, но-о-о… кожу вроде пересаживать давно научились… У неё по слухам, от кисти до лица, — провёл по себе линию.

— (Сердито) На себе не показывай, дурень! — хлёстко ударила ладошкой по фалангам. — Не смей на себе показывать, — наставила палец, — понял?!

— Тише, тише, — резво убрал руки. — Давай договорить. Боже… Что ты такая суеверная? Вроде дипломированный врач, а ведёшь себя как оголтевшая мамаша.

— (Сердито) Я тебе и не такое покажу. Я тут людям вообще-то… (спокойно) помогаю, а не навожу порчу и всякий бред…

— (Ухмыляясь) Как скажешь, — почесал место удара. — В общем… Вернёмся к теме… С общего ракурса всё не так жутко, но, если вглядываться вблизи… Бред, — покачал головой. — Кожа вся рванная. В кровавых рубцах и волдырях. Она весит на теле как… как не знаю там… складки шарпея или… бассет-хаунда. С последним, кстати, у меня отец на охоту гулял. На прокат собаку взял. Потерялся в лесу, а она сволочь такая, — улыбнулся, — на опушку вывела тогда. Уж не знаю сколько и где они плутали, но пёс своё дело знает. Умная гадина. Реально хороший пёс…

— (Нервно) А собаки здесь то причём?

— Признаю. Неудачный пример… Скажу тогда проще… Представь, что руку высушили на солнце, а после стервятники исклевали. Будет примерно так…

— Боже-е, — прикрыла лицо, — а более щадящей аналогии у тебя на нашлось?

— А чем тебе прошлая тогда не угадила? Уж извини, но говорю, как есть… Ладно там лицо, рука… Так или иначе, при помощи врачей заживут, но вот мозг, мышление. Это уже навряд ли так легко восстановить. Тебе ли не знать. С телом всё более-менее в порядке. Жить будет, а вот с психикой, тут немножко сложнее… Истерит, говорят просто жуть… Лежит она такая нормальная. Никого не трогает. Только что проснулась и смотрит в потолок, но-о-о… стоит к ней подойти чуточку ближе, как «БАМ!!!», — развёл руки в сторону, — и башку психанутой сносит моментально! Кричит, брыкается. Орёт. Короче демон в неё вселился. Совсем шизанутая. Крайне жаль…

— Ник! — подпрыгнула с кресла. — Она же не в себе! Да как так можно?!

Мира негативно отреагировала на ход изложения речи. Его это позабавило.

— Подожди, подожди. Потом будешь судить. Дай сначала договорить.

Опровергать было нечего. Обратно села. Слова по-прежнему продолжали надменно звучать:

— (Воодушевлённо) Так вот, — облизнулся, — продолжим. Рвёт значит глотку баба и никто не может её успокоить. И так раз за разом. А кричит то как… прямо нечеловеческим голосом. Воплем. Пробирает аж до каждой клеточки, косточки… Я особо не уверен и судить никого не собираюсь, но-о-о-о во всём её бреду — с натяжкой, но мо-о-ожно разобрать парочку слов. Ну как слов… Звуков. Ведёт себя она при этом, — почесал сперва лоб, — ну как словно, — образно изобразил руками, — словно… сгорает что ли. Пытается себя потушить (медленно) заживо полыхая на глазах… (Спокойно) Я отнюдь не эксперт по слухам, но думаю, люди бы не стали врать или сочинять на чужом горе. Уж слишком мерзко всё это выходит… Бьётся в конвульсиях… Машет руками и попутно старается потушить невидимое пламя, сдирая с себя кожу лишь бы не мучатся и наконец… потушить. Ну и жуть, честно.

В конце учитель скривился от некого отвращения в своём представлении.

— (Неуверенно) А ты-ы-ы… точно не преувеличиваешь? А ещё мне говорит, что я — жуткая сплетница. Ну да, — еле улыбнулась. — Может… всё не так уж и плохо, как ты описываешь… А кто тебе это рассказал? Может и со мной секретом поделишься? — заинтересованно произнесла.

— Не выйдет, — улыбнулся. — Эксклюзивность на то она и эксклюзивность, чтобы держаться в одних устах.

— Но ты же мне уже рассказал, верно? И тебе рассказали, значит — это не такая уж и уникальность. Если знают трое — это никакой не секрет. Скоро узнает и остальная часть учителей. Не понимаю, какой смысл скрывать его имя? Неужели так сложно рассказать? Мне просто интересно имя. Из чистого любопытства.

При удвоенном обаянии он не смог отказать.

— Ну ладно, ладно… Это был я. Теперь ты довольна? — запрокинул руки за голову. — Я не такой бесчувственный мерзавец, которым ты привыкла обычно меня считать. Я тоже могу порой сопереживать, но только глубоко внутри и точно не на людях. Чего мне стоил этот долбанный поход… Куча расшатанных нервов.

— (Мило) Может мне по чаще на тебя вот так вот смотреть? — подложила ладони под подбородок. — Какие ещё секреты ты сможешь рассказать?

Лёгкая, кокетливая улыбка, задела чужое самолюбие. Мести не избежать.

— Ишь ты какая… Проницательная. Да с твоими данными, — посмотрел на вырез сорочки, — войны можно в два счёта кончать… Какой талант в глуши прозябает… Печаль.

Ник неловко почувствовал себя уязвлённым, как после вскрытой проделки. Чтобы быстро хоть как-то отвлечься, живо вернулся к прошлой теме:

— Слава богу, что меня внутри и подавно не было, — отвёл взгляд в окно. — За руку, конечно, не держал. В палату не заходил… Здания держался стороной, но-о-о, информация сто пудов точная. Проверенная. Опросил несколько человек. Говорят, почти одно и тоже. Не могут одновременно врать под десяток людей.

— Что, даже не зашёл? (Недовольно) А ты часом случайно не выдумал всё?

— Вообще-то, у них там ремонт наклёвывается и походу глобальный. Никого посторонних внутрь не пускают. Территория огорожена… Грунт ровняют. Окопы роют… Хлам вывозят. Хрен пойми, что в общем, но даже так, судя по рассказам больных и очевидцев которых, заметь, я успел всё же вскользь расспросить — всё в точности, как я тебе и описал. Если не веришь мне, то давай, вперёд, — ткнул пальцем позади себя, — лично потом расскажешь с какой частью тела она решила расстаться на этот раз. Ты только давай поживее, а то её скорее всего переведут…

— (Неохотно) Я верю тебе… С натяжкой, но-о… — прижала руки к телу, — мне трудно пока что с этим смириться… Я в жизни не слышала ничего подобного и самое обидное — я даже не знаю, как им помочь… (Неуверенно) Мы… наверное… можем зайти к ней, если очень настойчиво попросить, но не станет ли ей только хуже? Хотя после твоих слов нас и вправду навряд ли допустят к невменяемому человеку. Неужели «такое» возможно? Мысленно гореть…

— А я думал, это ты у нас врач. Ну не переживай ты так, — встал и подошёл чуть ближе к её столу. — Всё наладиться. Обойдётся… Не вгоняй себя в панику причём зря. Этого нам ещё не хватало.

— А если не обойдётся? Что тогда? — резко встала. — Хоронить прикажешь?! — взвинчено подошла к окну.

— Ну почему сразу в могилу? Есть уйма других средств, — пошёл в след за ней. — Ну скажем… накачают её таблетками и всё. Дело с концом. Будет лежать спокойно как овощ и бед себе не знать. По-моему, идеальный вариант исхода событий. (Удивлённо) Что?

Мира обернулась через плечо, злостно рассматривая физиономию.

— Ладно, ладно… Шучу. Не так я хотел выразиться… Ну в общем… ты меня поняла. Шутка это такая. Вуху-у-у-у! — развёл руки в стороны. — Мда…

— (Злостно) Шутка не удалась. Дебильная, — развернулась обратно.

— Да ладно тебе. Чего ты опять злишься? Вот меня злить — это другое дело. Всегда пожалуйста, но не дай бог задеть хоть краешком твои чувства — тогда всё. Жди беды. Что за двойные стандарты? Что за тупая дискриминация… Не будь бякой. Лучше расслабься. Тебе не к лицу быть такой…

— Какой? Стервозной? — послышалось из-за спины.

— Именно. Будь проще, тогда и остальным с тобой будет полегче.

Шаг подвёл на не прилично близкую дистанцию, почти что в плотную.

— А ещё у меня говорят скверный характер… — зашевелил ручками.

— (Сдержано) Даже… не смей…

Настораживающий тон ни капли не смутил. Он запросто обнял за талию.

— (Сдержано) Лучше отпусти. Я не в настроении с тобой играть.

Тревожный звоночек прозвенел мимо ушей. Выждав паузу, произнесла:

— А знаешь… Я ещё одну, твою очень забавную черту характера вспомнила.

— (Заинтригованно) Какую? — наклонил к её шеи голову. — У меня их много.

— Ты жалкий подкаблучник.

— О, ну это все знают, учитывая, как ты вечно водишь меня за нос.

— И вправду.

Слишком низко сползло нахальное лицо в надежде на поцелуй. Ни к чему было лишний раз травмировать его, поэтому Мира решила отделаться как можно гуманнее. Губы неожиданно поцеловали изящно тонкий, женский пальчик.

— Иди в жопу! Понял?

— Обязательно, — моментально схватил за ягодицы, — если только в твою…

Острая боль в ступне, чуть ли не заставила выругаться в одночасье матом. Боль ели сдерживалась в руках. Парень спустя секунду болезненно выпалил:

— (Сдержано) М-Мира, похоже, ты случайно наступила мне блять… на ногу!

С перекошенным лицом ответчик не был довольным. Приемлемый исход.

— (Рьяно) Ты всегда ведёшь себя так с мужчинами или я просто такой… «ахуенно особенный»?!!

С каждой переченью новых слов всё сильнее вдавился каблук.

— (Рьяно) Всё, хватит с меня!!

Как только молодой человек отпустил руки, дама живехонько схватила наглеца за нос да так, что вырваться оказалось не так-то просто. Привычная попытка улизнуть — мгновенно закончилась провалом. Она живо последовала за ним. Чем старательнее мельтешил, тем сильнее кончик носа сдавливался до боли.

— (Гнусаво) Мира, ты что делаешь?! Отпусти!

— Ох как мы сейчас заговорили… — немного завернула кончик по часовой.

— (Гнусаво) Я всё понял, понял!! Только отпусти!! Отпусти!! Больно!

— (Злорадно) Нет уж голубчик. Не-е-ет. Тебе придётся меня повеселить. Ты же этого хотел, не так ли?

Бедняга жалко пятился назад. Кончик сжимался всё крепче, пока страдалец окончательно не взвыл. Нехотя, но пришлось подчиниться. Эта сценка всё больше походила как на дрессировку в цирке. Мира практически пустилась в пляс.

— (Радостно) Раз… два… три. Раз, два, три.

Из стороны в сторону умелые пальчики, водили подлеца за нос, раскручивая то попеременно вокруг своей оси, то заставляя преклоняться и приседать. Все трюки выполнялись послушно. Натасканная собачонка. Что-то мешало вырваться, а может и вырываться особо не хотел. В любом случае малец охотно исполнял простенькие для пёсика манёвры и кряхтел.

— (Гнусаво) Мира прекрати. Мне же больно.

— (Радостно) Нет уж, терпи. С тебя ещё пару пируэтов.

Нос в ритме танца продолжал выкручиваться. Хозяйка настаивала на своём. Мученику оставалось только терпеть.

Спустя энное количество оборотов благородная девица всё же сжалилась. Сердце то не каменное. Едва под конец изящно разжала пальцы, как тельце тут же отскочило прочь. Словно ошпаренный, Ник держался от сумасшедшей как можно дальше. Кончик достаточно за это время насытился пунцом. Без улыбки на него попросту невозможно было смотреть.

— Ну что тебе ещё нужно от меня!!? — отчаянно выкрикнул наболевший ком.

— (Изумлённо) Не поняла?

Улыбка быстро сошла на нет. Чужая боль исказилась в ярости.

— (Гневно) Да тебя вообще хрен поймёшь!! — отпихнул кресло в бок. — Всё тебе ни то, ни это! Я откровенно… — завис над столом, — устал бесконечно тебе угождать! Меня откровенно… достало, — ударил кулаком, — быть твоей прислугой! Ты уже определись, — сжал скулы, — что ты хочешь от меня… Если ты до сих пор не знаешь — так отпусти уже. Задолбало… — рухнул на отъехавшее кресло.

Таки сорвался. Ответчик давно так сильно не сомневалась в себе.

— (Угрюмо) Ну? Может, что-то уже скажешь? Ответь мне пожалуйста, что я значу для тебя? Скажи только внятно раз и навсегда. Хватит водить меня за нос… Устал… — откатился чуть дальше на колёсиках.

Голос звучал чертовски убедительно. Собеседник потерял дар речи.

— Что, — криво улыбнулся, — не привычно? Непривычно видеть меня таким… другим? А это и есть я. Настоящий я. Тот, кто не лижет без конца твои дранные пятки. Моя жизнь — она моя. Она не создана сугубо для тебя. Знаешь, — аккуратно погладил больной нос, — я прекрасно понимаю твои потребности круглосуточного комфорта, но не ценою же жизней людей. Ты даже… не представляешь, сколько я упустил ключевых моментов ради твоей сиюминутной похоти. Целую прорву. Да я как минимум… уже дважды мог реально жениться, если бы не ты. Боже… — задрал голову вверх. — Сколько раз ты меня сорвала? То даешь надежду, то нет. Хрен тебя разбери… Похоже, я реально существую для тебя как запасной план… Прекрасно… Кайф… Видимо заслужил…

Голос под конец стал чуточку мягче, но не настолько чтобы совладать с ситуацией. Она продолжала не понимать.

— Знаешь, что прикольно? — опустил голову. — Обычно, это ты у нас перед собой всех отчитываешь. Все вокруг тебя виноваты, но не ты. Нет, не ты, но не в этот раз. Не в этот раз… Поверь, у меня достаточное на тебя портфолио, просто… я не такой мелочный в отличии от вас. Я не буду сейчас вспоминать наши старые дела. У нас новых и так по самое горло. Я просто хочу увидеть стыд. Нотки, того самого раскаяния, как ты любишь говорить… Да вообще хоть что-то вменяемое, относящееся к прошлой тебе. Где та спокойная, размеренная жизнь? Без интриг. Без расследований. Без судьбоносных поворотов. Я как повстречал однажды тебя, так попал в какой-то… «дурдом». В долбанный сериал, где вокруг главенствуют лишь одни придурки. Да я чуть… — тяжело выдохнул, — в штаны не наложил, когда согласился тебе помогать. На окраину, типа… «случайно» позвала погулять. Просила поддержать… Это что вообще такое было?! — подскочил на ноги.

— (Не поднимая головы) Я же говорила, это были простые таблетки. Они просто мимо кассы шли. Я по части списывала просроченный товар.

— Нифига себе простые? Простые? Реально?! Да нас… да нас могли запросто там же и закопать. Подъехал мать его… лимузин… Лбы здоровенные вышли. Я так (испуганно) пересрал, когда ты села внутрь, — зачесал волосы назад. — Тебе то ещё ничего. Увезут, а меня грохнут прямо на месте. Такое извини, — помотал головой, — блять не забывается. Я уже готов был отдать богу душу…

— (Не поднимая головы) Заметь, я тебя никогда не просила. Ты всегда сам узнавал у меня подробности, а после по личной инициативе… соглашался.

— (Нервно) Слушай, это всегда была информация без точного контекста. Без контекста! Погулять по злачным местам — не равно впаривать старые таблетки неизвестным прокажённым… Как всегда, привела меня чёрт знает куда… — махнул руками. — Бросила. Молодец. Нет, чтобы позвонить, объясниться. Предупредить хотя бы, что бы я потом не искал (гневно) тебя. Возможно, — поправил горловину, — это всё предрассудки касательно старой части города, однако эти гротескные мотивы… Глядя на них и в чёрта поверить не так-то сложно… Если ты барыжишь по окраинам таблетками, тогда всё сходится. Прямо всё. Весь твой построенный годами образ жизни… Я мать его, — запрокинул назад голову, — твоя подстраховка, чтобы тебя на месте не убили… Бле-е-еск…

— (Не поднимая головы) Вот поэтому, я никогда не обращалась напрямую за помощью к тебе. Ты у нас мальчик благородных кровей. К суровой реальности никак не привык…

— (Сурово) Какая реальность? — подошёл чуть ближе. — Какая тут к чёрту реальность? Ты (приглушённо) барыжила просроченными таблетками и нифига это были не витаминки. Пожалуйста, только не ври мне. Что-то твои клиенты не похожи на больных и стариков… Колись, это были психотропы, верно?

— (Не поднимая головы) Знаешь, не каждый человек просит дозу чтобы лично кайфануть. Кому-то нужна… заглушка от боли. Не для себя. Для родных. Ты просто… не знаешь, что такое смерть, как знаю я. Когда человек, буквально на руках твоих умирает, и ты ничего не можешь сделать, разве только… облегчить боль. Сделать менее трагичным уход. Да, глупо говорить, что каждый мой клиент — больной на смертном одре. Нет, это далеко не так, но помимо самой смерти, существуют и другие вещи сокращающие людскую жизнь. Болезни… Я уверенна, ты особо не испытываешь проблемы во время сна. Сходить за ночь в туалет, знаешь, особо жизни не вредит. Не надо ссылаться потом на бессонницу. Воды перед сном меньше надо пить. А вот представь, у кого-то во время сна, медленно погибают кровяные тельца. Увы, это не кошмар. К сожалению — это жестокая реальность. Звучит может и не так серьёзно, но на деле — буквально жесть. Распад иммунной системы не абы что. Разрушаются почки и лёгкие. Сердце, а также мозг. Без лечения человек ну может лет… 10 протянет, а то и меньше. И тут влияет всё. Вот, абсолютно всё, начиная от стресса до хронических недуг. И знаешь, за что лично мне обидно?

— (Хмуро) За что?

— (Не поднимая головы) Что ты можешь и не узнать. Вовремя не распознать. Можно прожить жизнь, вечно ссылаясь на что-то другое. Лёгкие болят — так это курево от сигарет. Сердце ели трепещет — холестерином давно заплыло. Печень и почки — пить меньше надо, а если ноет голова — нехрен пялится в монитор. Тут уж кому и как повезёт. Диагнозов — реально тьма, а нужный ключик можно вовремя и упустить… Если бы ты замечал, как я реально веду дела, то непременно приметил бы, кто чаще обращается с просьбой ко мне. Те, кто не могут конкретно достать дорогих, редких лекарств. Ты не можешь купить пачку препарата по цене средней иномарки и пить увы, не одну таблетку в год. За более редкую парадигму платить придётся по трёхкомнатной квартире в месяц и мы, я уверенна, ещё не достигли самых высот… Атрофия скелетной мускулатуры… Вроде бы и родился, а смерть тебя постепенно назад к себе берёт… Раньше детишки с подобным диагнозом и до 2 лет редко, когда доживали. Сегодня хотя бы появился реальный шанс… Ходить не можешь. Стоять не можешь. Сидеть без посторонней поддержки тоже не можешь. Следом сколиоз и другие ортопедические проблемы. Если лечением от слова совсем не заниматься, то далее идёт утра способностей дышать, глотать. Да даже кашлять пациент банально не может. Ждёт такого малыша незавидный итог.

— И ты хочешь сказать, ты от всего этого… доставала? То, что в реальном мире не набирает и 1% больных?

— (Не поднимая головы) Да. По части это всё крупицы тех лекарств, что не подошли Каю. Какие-то я заказывала заранее, чтобы в аптечке было. У некоторых закончился курс лечения, либо перестали давать должный эффект… Через него проще что-то необходимое достать, однако нужно периодически корректировать документацию, что я крайне… не люблю… хотя и делаю.

— Ты же понимаешь, что это чистосердечное признание? Я так-то могу тебя и сдать. Ты в любом случае расхищаешь медикаменты и подделываешь отчёты. К тому же продаёшь товар третьим лицам. Срок тебе светит… не хилый…

— (Не поднимая головы) Тоже, нашёл чем меня пугать, — ухмыльнулась. — Я далеко не из робких… У меня мотивация не в деньгах. В помощи, а деньги, это так, залог выживания. Мелкая сдача от того, что реально могло быть. Я делаю в среднем скидки по 90–95%. В некоторых случаях и по 98%. Иногда и за бесплатно даю. Весь остаток откладывается на пиздецки крутого адвоката. Как ты правильно говоришь — срок мне светит… не хилый…

— А я смотрю, ты прямо… гордишься собою… «Мать Тереза» для святых мучеников и больных.

— (Не поднимая головы) Не надо приписывать мне то, что ты лично не хотел видеть. «Я тебя и тут подожду» ни на грамм не оправдывает твоё поведение. Если бы ты увидел, чем именно я занимаюсь, то и мнение поменялось бы в разы. Где-то хватит и одной выпитой таблетки. Кому-то просто удобно купить на улице с рук. Местами, и правда лучше проследить дома, так как некоторые уколы надо сделать именно самой… Я не сделала никому хуже, и никто пока что не умер от моих рук.

— Мда-а-а… — усмехнулся. — Вспоминаю твой подход. Ничего не изменилось за последнее время. Я… как всегда после твоих слов остаюсь ещё и виноват. Чё уж там… Стабильность…

— (Не поднимая головы) Ник, послушай…

— (Улыбчиво) Не-не-не, — отмахнулся, — всё нормально. Я давно уже привык плясать под твою сраную дудку. Я же… самый главный дебил из всех. «Привитый щенок». Так ты меня за спиной называешь, да?.. Не надо только лгать. Ни одна из твоих чёртовых «подруг» не держит язык за зубами. Как всегда, именно я самый отстойный в этом тупом… гадюшнике… «Ники помоги то», «Помоги это». «Ники подстрахуй, подвези, сходи» и так этот сраный, долбанный Ники — на все случаи жизни, правильно? Я всё прекрасно понимаю. Это правда, очень удобно… Всё верно, вот только меня ты забыла спросить: «А чего хочет Ники?». И вправду, ничего. Это безвольное мать его животное, которое создано для твоих блин… нужд и потех… Просто очередной дурак. Очередной раб в твоих сетях.

Парень хоть и улыбался, но всё же выглядел отчасти расстроенным. Тон то поднимался, то опускался. Эмоциональный фон требовалось заглушить.

— Ладно, — протёр лицо ладонями, — со мной всё понятно, — выпрямился. — Я правда лох, если ведусь на каждый твой запрокинутый крючок, но-о-о… С тобой то что не так? Если я для тебя никто — так отвяжись от меня. Прямо скажи: «Иди вон!» и всё. Я навсегда тут же и отстану. Меня в твоей жизни больше не будет… Ах да, точно, — почесал затылок, — я же твой персональный раб. Как же я мог забыть, — всучил руки в бока. — Блин-н-н… Так-то не гоже живой щит… отпускать.

Взгляд упёрся в потолок, словно столкнулся с непреодолимой дилеммой.

— Ну ладно тебе, — подняла наконец голову. — Пошутил и заканчивай. Твоя шутка изрядно подзатянулась. Ни капельки не смешно.

— А я разве шучу? — окинул презрительным взглядом. — Нет, — покачал головой. — Ни тебе, ни мне почему-то не смешно. Тут плакать надо. Особенно мне. Я уже и не помню, как давно превратился в подручного тебе дебила. Я вижу только кнут. Пряником здесь и не пахнет. Вот скажи, — подошёл чуточку ближе, — ты специально надо мной издеваешься, так же? Пожалуйста, только сейчас не ври. Скажи, ну хоть раз честно… Даёшь невзрачные надежды. Намёки. Догадки, а потом в последний момент обламываешь. И так из раза в раз… Я смотрю тебе в кайф над людьми издеваться, а если нет… (Нервно) Что ещё тебе от меня нужно?!

Ноги стояли как вкопанные, а руки не могли толком пошевелиться. Чужой голос казалось парализовал мышцы и всё что оставалась делать — презренно дышать, изредка моргая глазами. Как бы ни были строги сами слова, человек всё же немного разволновался. Чтобы успокоить свои нервы, решительно зашагал из стороны в сторону, ужимками изображая отвращение. Такого в кабинете ещё не было. Собравшись снова с мыслями, охотно продолжился монолог:

— Ответь, — остановился посреди комнаты, — на единственный мой вопрос… Почему я так нужен… тебе?

Ответа не прозвучало. Сухие догадки и скупые ужимки. Больше ничего.

— Хорошо, тогда. Может такой вопрос лично тебя устроит, — подумал. — Для чего и каких таких целей, я бесконечно страдаю? Ну же, давай. Расскажи мне… Ответь. Лично мне, ну о-очень интересно будет послушать ради чего. Хотя бы эту тайну приоткрой мне, а то как-то… не честно получается. Ты получаешь эмоции от меня, а я от тебя нет. Надо живо исправлять ситуацию. Ну, что скажешь?

— (Взволнованно) Я… Я-я-я…

Врач испуганно мотала головой. В её уютном мирке не укладывалось то, что конкретно сейчас происходит. Одним словом — нелепица. Сплошная.

— (Искренне) Я же сперва… по-человечески к тебе относился, — произнёс с надрывом. — С пониманием, вниманием и даже… с любовью… Да, это чертовки тупо, но знаешь, мне… действительно показалось, что между нами проскочила… (неуверенно) искра. Обычно, такую чушь порют в дебильных фильмах, но, мне кажется, я впервые поверил в это дурацкое чувство. Скотское, отвратительное, обволакивающее… Любовь… Я раньше до тебя особо то и не любил, — подошёл к краю стола. — Самое обычное влечение. Встречался… Спал с кем попало, но как-то так… без особой любви. Простое, скотское желание получить кайф. Все же этим занимаются, верно? А я что, хуже других остальных получается? Нет. А если не любишь? Что тогда? Да и хрен с ним. И без этого можно спокойно прожить. У тебя же это прекрасно получается, — кивнул, — верно?

Глаз со временем выцепил на столе свою излюбленную и, наверное, самую распространённую примочку среди офисных столов. В центре канцелярии и прочих стопок бумаг, прятался миниатюрный маятник. Фигурка на платформе в виде колец и планет. Взялся за верхний кругляш, качнул и всё закрутилось.

— А почему не шарики? — поудобнее уселся на край стола. — Мне казалось, что подобная приблуда должна быть у всех. У всех ваших.

— (Неуверенно) Ну-у-у вообще-то не у всех. Это по большей части штамп из кино. Шарики — довольно избито. Я просто увидела его в каком-то фильме, вот и-и-и… захотела купить себе такой. Успокаивает… иногда. Чаще, конечно, на себя отвлекает. Хотя бы этого… назойливого… щёлканья нет.

— Ага, — покачал головой, — так ты ответить можешь… Понятно всё с тобой.

Небольшая стопка папок легла подальше в сторону, чтобы та случайно не упала. Расчистил местность вокруг себя. Убрал всё не нужное. Более удобнее разместил одно своё полужопие. Разговор снова продолжился:

— Секс… — встряхнул пылинку со стола, — это не воздух, не пища и не вода. Это простой, животный кайф. Обычное удовольствие. Ни больше, ни меньше… Стали ли бы люди долбиться в друг друга за просто так? Думаю, нет, даже если бы остро стоял вопрос с выживанием. Не каждый бы согласился, да и зачем… Вот честно, не совсем… верно представляю, что вы чувствуете после первого, второго или третьего раза. Какие эмоции возникают к партнеру? Привязанность, наверное, иначе какой тогда смысл возиться с человеком больше чем один раз? Я же… — задумался, — скорее становлюсь только мрачнее, загоняя себя в эту обыденность. Утро, дом. Работа. Вечер. Секс и так по кругу… Кого-то это может устроить, но не меня. Я всегда жажду новых открытий и впечатлений, — образно обхватил шар, — а тут значит, появляешься как раз ты. Такая бедная и несчастная. Многострадалица значит… Тяжёлая судьба… Ну и дичь. Кого ты ещё в этом убедила?

Не покривился, но в глазу что-то кольнуло. Начался нервный тик.

— Ищет себе значит скромного покровителя… Место в маленьком мирке, но зато большущую такую любовь… — звучно хлопнул ладонями. — (Заторможено) Вот скажи мне лучше тогда… Зачем мне вечно давать бесконечные знаки, а потом внезапно сдавать на попятную? Что я в жизни сделал то не так? Что? Не любил? Любил! Не дарил?! Ещё как дарил! Не помогал?! Да ещё как выручал! Не менялся? Да я был сама гибкость! Надо тебе сочувствие, сострадание? На, получи. Я весь твой: нежный, обаятельный. К-как плюшевый мишка! Хочешь мужества и защиты? Мне не раз приходилось отгонять этих отщепенцев, будь ты хоть где. В полночь застрявшая в баре или как… потеряшка в чужом доме с незнакомыми ей людьми… Едь за ней. Выручай. Ты бы хоть однажды себя спросила: «А не хватит ли наконец чудить?». И вправду с тобой что-то не так… Может, я недостаточно за тебя навоевался? Не избил кучу приставучих лиц? Уж извини, но атлетом я не вышел. Не настолько я скалолаз, чтобы справиться с-с-с… тупым деревцем…

— (Виновато) Ты просто… не зрелый…

— ЧТО!!!?

Подобная фраза откровенно взбесила. Тут же сорвался со стола в ярости. Живо подошёл к жертве впритык.

— (Гневно) Так тебе поди старики нравятся, да?! — стал в угрожающую позу. — Тогда чем тебе не угодил наш директор? А-а-а-а-а, понял… Может он тебя тайно имеет, а до меня ты просто доходишь слишком уставшая? Тогда да. Всё сходится.

Пощёчина не заставила себя долго ждать, правда её тут же перехватили.

— (Довольно) Во-от, теперь узнаю. Так ты обычно со мной разговариваешь. Обвиняешь меня во всех смертных грехах. Колотишь, бьёшь, однако грешница у нас ты… Благими намерениями вымощена дорога ад. Тебя там уже все заждались.

Мимика морщин не изменилась. Они всматривались друг другу в лицо.

— (Устало) Ладно, хватит… — отвёл руку обратно к хозяйке. — Ну что, теперь ты успокоилась? Довольна?

Вопрос на удивление прозвучал спокойно, без какой-либо на то обиды.

— Да… Ещё как, — ответила монотонно и тихо.

Короткая пауза быстро расставила все точки. Мира спокойно вернулась за рабочий стол. Сходу стала перебирать папки, скоротечно ища информацию. Ник всё ещё продолжал стоять чуточку в недоумении. Игнорировали словно невдомёк.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

Косой взгляд, но болей ничего врач не предприняла. Стала только усерднее разбирать рабочее пространство в поисках неизвестно чего. Через мгновение губы всё же произнесли:

— (Удивлённо) Вы всё ещё здесь? Так-то рабочий день, — посмотрела на часы, — давно начался. Идите. Ваши девочки вас ждут… (Злобно) Не дождутся…

— (Улыбчиво) Ла-а-адно… Я задам тебе с ходу другой вопрос.

Учитель спокойно подошёл и ударил кулаком по крышке стола. Коллега и близко не шелохнулся. По ощущениям, ей был всё равно.

— (Отчуждённо) Не обязательно ломать стол, чтобы привлечь моё внимание. Достаточно просто вежливо… попросить…

Девушка продолжала внимательно смотреть в открытый монитор.

— (Сосредоточенно) Говорите… Слушаю…

— Мира, (сдержанно) подними на меня свои бесстыжие глаза.

— (Сосредоточенно) Ник, ты что не видишь? Я занята. Я вообще-то работаю в отличие от тебя… (Настойчиво) Рабочий день уже начался. Позже поговорим.

Слегка приподнятые глаза источали уверенность и непоколебимость. Ложь скрывалась за невозмутимой, лёгкой ухмылкой.

— Лучше скажи мне, — набрал воздух в лёгкие, — какого ты хрена разорвала мои последние отношения?! Я уже почти готов был пожениться, а ты… (злостно) всё испортила… Как всегда.

— (Сосредоточенно) Не лги себе Ник, — переместила пачку папок, — ты даже её толком не любил. Вы от силы были знакомы не дольше месяца. Если бы ты действительно её, как ты говоришь: «Любил» — то почему тогда, кольцо на её палец сразу не надел, а? Что, смелости не хватило или любви?

— (Злостно) А тебе то откуда знать? У нас вообще то, та самая любовь и была. С первого взгляда к тому же.

— Вот именно что была, — взяла ручку. — Если бы она и вправду, как ты говоришь: «Любила», то не поддалась бы так легко на столь детскую провокацию. Вот умора то была, — тихонечко посмеялась. — Ну да ладно, — остановила ручкой маятник, — пора за работу.

— Ты что, ненормальная?! — прикрыл крышку ноутбука прямо перед её носом. — (Тихо) Да меня чуть из-за той малолетней прошмандовки, в педофилы не записали! Т-ты… ты вообще адекватная?! Если бы дело дошло до огласки, меня бы просто… нахуй сожгли!!! Никто не поверил бы, что я к ней не прикасался, а я (злостно) не прикасался. Это — ребёнок!! Зачем ты это сделала?!!!

Мира спокойно без особых эмоций посмотрела в ответ. Если бы на ней были очки, то она бы тактично поправила оправу. Оставалось только скорчить в недоумении лицо.

— (Недовольно) А технику то зачем ломать? Она ни в чём не виновата.

Едва врач закончила фразу, как её туже выхватили за локоть. Подобное ни капельки не повредило, хотя и несколько ограничило. Всё ещё удавалось чёркать ручкой по бумажке другой рукой. Только когда дёрнули во второй раз, девушка остановилась, испортив письмо длинной полосой.

— (Спокойно) Ну, и что ты мне сделаешь, — подняла голову, — ударишь?

Зрачки злостно пожирали плоть сгорая от нетерпения.

— Расслабься. Про это уже давно забыли. (Умиляясь) Боже, кому ты нужен.

— Я не забыл, — грубо парировал.

— Вот оно как… Ты если хочешь, можешь и дальше продолжать дуться, но ничего уже особо не изменится. Начнём с того, что у тебя банально нет никаких доказательств против меня. Я тебе, как подруга, подкинула хоть и левую, за то очень даже-таки хорошую подработку, а ты ведёшь себя, — посмотрела на руку, — крайне хамски. Девочка вообще-то готовилась к поступлению. Кто ж знал, что она так втюрится в тебя. Это ты у нас ловелас, а не я. Это твои методы безошибочны и безупречны, так что, пожалуйста, отпусти уже. Мне не удобно так говорить с тобой. Рука затекла.

— (Грубо) А мне без разницы. Говори.

— Ладно, — усмехнулась. — Ладно… Ты, если в следующий раз надумаешь кого-то учить — просто держи свои планы в штанах. Тогда и проблем по меньше будет. Но-но, — огрызнулась, — если хочешь перебить меня — ори, кричи, но тогда я больше не пророню ни слова. Это понятно? Сначала выбиваешь из меня правду, а затем пытаешься закрыть рот? Ну, не по-ублюдски ли это?

Взаимопоглащающая ненависть столкнулась друг с другом. Парень молчал.

— Хорошо тогда. Вот и отлично. Давай закончим мысль… (Вдумчиво) Ты — уже никогда не изменишься, ровным счётом, как и я. Да, ошибки случаются. От них никто не застрахован, особенно… (хитро) если ты любишь заглядываться на чужих баб. (Довольно) Уж её то подранные чулки, мне надолго запомнятся. Тебе бы следовало их лучше выбросить, а то вдруг окажется, что она ещё и заразная. Неловко получится. На будущее — с такими просьбами ко мне лучше не приходи.

Ник хорошенько за локоть встряхнул. Его переполняли удивление и страх.

— Знаешь, мне вообще то больно было. Можно в следующий раз нежнее?

— (Испуганно) Какого хуя?!! Ты что за мной… следишь?!!! — крепко сжал руку. — Мы с тобой никогда не встречались, не спали вместе… Что это вообще за хуйня такая была?!! Какие ещё в жопу чулки?!!

Лицо казалось в одночасье побледнело. Стало только хуже.

— Как, какие? Женские, чёрные. Кружевные. Её. (Эротично) Это же твоя похоть разорвала их, верно? А они и вправду были такие ничего. Славные. Мне бы тоже честно говоря пошли. Ты так не считаешь?

— (Нервно) Ч-чего?!

— Ну как чего. Эротическое нижнее бельё. Что тут непонятного? Вот лично я не понимаю, как можно было вестись на её огромные сисяндры. Тебе что, снова 15 лет? Они банально выглядят не красиво. Сними ты бюстгальтер и весит блином это вымя. Это чисто эстетически неприятно. Бидоны. Другое дело, когда женская грудь изящно помещается в ладошку. Взял в ладонь, — иллюзорно сжала кисть, — и чувствуешь, что твоё. Обладаешь, а не гоняешь жир по всему телу. Я бы на твоём месте так сильно по ней не горевала. Подумаешь ушла. Значит, не очень-то уж и любила… Честно говоря, я до сих пор не понимаю, зачем ты сделал такой странный выбор? Если тебе так хотелось породниться с нашим директором, то извини, это немножко… тупая идея. Я-то думала тебе нравятся нормальные, приличные, ухоженные, красивые, а ты…

— (Заторможено) Я-я-я… — отпустил медленно руку.

— Что бы ты про неё мне сейчас не говорил, — стала массировать локоть, — я всё ещё считаю, что вы были с ней не до конца откровенны. Не честны… Она банально старше тебя и всё тут. Тебе сколько сейчас, 22? — спокойно спросила.

— (Нервно) Д-д-да…

— Ну вот, а ей 30. 30, понимаешь? 30! Она не то, что старше тебя. Она огромнее тебя. Реально кобыла. Залезет на тебя как лошадь и давай скакать. Тебе может самому и приятно, но со стороны кажется — что она тебя насилует. У неё чисто конский оскал. Такими зубами знаешь ли, можно смело почву взрыхлять. Пальцы конечно не копыта, но я не удивлюсь, если она случайно лягнёт тебя. При такой-то массе тела и помереть от удара можно… Как ты вообще с ней в одной квартире то жил? Спал? Она тебе случайно кровать не сломала? Бочком не придавила? Я просто не представляю, как такую тушу вообще можно было приютить. К тому же, ещё и прокормить… Жрёт сволочь за троит. То-то я и смотрю, — стала внимательно оглядывать, — что ты за последнее время исхудал… На такую никаких харчей не напасёшься. Бедняжка, — попыталась его погладить. — Она наверняка все бабушкины закатки за один присест слопала. Вот же тюлень ненасытный. Сочувствую… Скорблю… Я тебе снова, ещё раз повторю — (строго) вы с ней не пара. Она тебя старше на восемь лет и точка… (Спокойно) Мне кажется или ты немного побледнел? Дайка температуру проверю.

Врач потянулась к пациенту. Испытуемый вовремя улизнул.

— Ты чего такой, странный? — с ухмылкой притронулась до запястья.

— (Взволнованно) Мне эт, нехорошо. Я, пожалуй, п-пойду. Не буду вас больше беспокоить. Работать… пора… — опечаленно произнёс.

— Я бы на твоём месте никуда не спешила. Нам есть ещё о чём поговорить.

— Это… угроза?

— Нет, всего лишь дружеский совет. Пока что… (Мило) Ники, останься на минутку пожалуйста. У меня к тебе есть одно важное дело. Просьба так сказать…

Учитель ИЗО казалось стоя умер. Такой бледности не ожидала даже сама.

— Ну ты чего, — дёрнула за рукав наклонившись, — не бойся. Я на тебя ещё не в обиде. Пока что… Ну же, просыпайся. Чего застыл? Ну же, подойди чуть ближе. Я не кусаюсь, — улыбнулась.

Ничего не оставалось делать, разве что смириться. Сделав ровно два шага, остановился. Хищник ликовал. Травоядное тихо млело.

— Что ещё нужно от меня? — произнёс с еле заметной ноткой расстройства.

— Ники, ну что с тобой случилось, а? — взяла его руку в ладони. — Я же тебя не на расстрел веду, а просто хочу попросить об одном маленьком одолжении. Не вешай нос. Я тебе обещаю… Домой ты сегодня… вернёшься…

Эта фраза как никогда прежде кольнула в сердце. Зрачки глаз расширились, а дыхание замерло. Куда уж могло быть хуже. На самом деле могло.

— (Весело) Видел бы ты себя в зеркале сейчас… Ты такой уморительный…

Смех продлился ещё пару секунд и после сразу же затих. Шутка удалась.

— Ладно, — кашлянула. — Перейдём к делу.

Как только прозвучали заветные слова — уши тут же настроились принять самый наихудший расклад. Психиатр невозмутимо сидела в своём белом халате. Серьёзность продержалась ещё секунд десять, после чего громко прозвучал смех во весь голос. Чувство неоднозначности гложило всю дорогу назад.

— (Радостно) Ну же, расслабься, Ники. Ты что, шуток не понимаешь?

Яркая улыбка залилась хохотом, что казалось слышно на весь коридор.

— (Холодно) Уже нет.

Хохот раздавался с таким наслаждением, который человек не испытывал предельно давно. После вчерашнего дня этот уморительный номер, звучал как лечебная панацея от всех бед. Горе учитель продолжал и дальше стоять смирно, всматриваясь между делом то в стены, то в потолок. Изредка на задний, открытый шкафчик со всякой мишурой. Веселью нет придела. Лишь бы живот ненароком надорвала дурёха. Дело шло как по маслу. По крайней мере для одного.

Спустя пол минуты, поросячье похрюкивание сошло на нет.

— (Весело) Ники… Вот же бесстыдник… Довёл-таки девушку до слёз…

Всё ещё между делом посмеиваясь, пальчики рыскали салфетки по столу. Они затерялись между стопками бумаг, хотя по итогу быстро нашлись. Аккуратно приподняла папочку. Из пачки взяла себе одну. Изящно впитала излишнюю влагу с краюшек глаз. Довольно улыбнулась. Чувствовался аристократический подход. Три пальчика с оттопыренным мизинцем. Салфетка, сложенная треугольничком. Плавные движения и точечный подход. Не чашка чая, но всё же. Даже в простейшем движении, Мира умудрялась передать всю тонкость своей натуры, хотя неумело пущенное словцо — иногда всё же палку перегибало. Парень продолжал смотреть куда угодно, но только не на неё.

— Ники, ну ты чего. Ты опять на меня дуешься? Я же пошутила, правда. Это всё не серьезно. Я всё придумала. Придумала, — положительно покачала головой. — У какой женщины не бывает порванных колготок? Они рвутся только успей их купить. Одна затяжка и всё, хана. Никогда ими вдоволь не напасёшься…

Попытки растормошить ни к чему не привели. Поганец никак не поддавался уловке. Бесконечные попытки дёрнуть за край пиджака, одинаково оканчивались провалом. Наконец сломленный ответил тихо:

— (Безэмоционально) Шутки у тебя… дурацкие…

— (Радостно) Ники, ну я же не серьезно… Ты что, (на пол тона выше) и вправду обиделся? Нет, ты не имеешь права злиться на меня! А ну посмотрел на меня… Смотри мне в глаза, — привстала с кресла. — (Любя) Это же… я, я… А чего ты ещё ожидал? Память, как у золотой рыбки… Честно.

От одного умилительно вида, можно было растаять. Сердце оттаяло.

— Ну вот, вот! Улыбнись! (Довольно) Уже другое дело. Вылезай из своей ракушки. Угроза миновала.

Настроение вернулось в прежнее состояние, однако неловкое ощущение от обмана сказывалось на лице. Постоять пару секунд молча, пока не запрещали. Постоял, выдержал паузу, развёл руки по сторонам и смирился. Тяжёлый вздох.

— (Устало) Ты опять меня провела… — сел рядом на стул. — В который раз уже… Браво, — недовольно закончил диалог. — Так и до инфаркта недалеко…

— А то, — довольно подмигнула. — А теперь всё. Отдохнул и иди. Плохой из тебя подхалим. Не знаешь, когда нужно вовремя остановиться.

Впервые так радостно было покидать кабинет, однако последние слова Миры, машинально заставили обернуться. Проигрывать на такой ущербной ноте, значит принять чужое превосходство, а это совершенно не так. Как правило — это он заставляет её рефлексировать и страдать по мелочам. Реванш имел место быть.

— Всё, — бегло кинула в сторону взгляд, — уходи-уходи. У меня на сегодня и так дел по горло. Только тебя здесь ещё не хватало. Всё, псик-псик, — отмахнулась рукой. — Мне нужно работать. Дел, целая гора…

— А-а-а… — подошёл на пол шага ближе, — что ты за дело хотела мне там… поручить? — Мне так… собственно… Просто интересно. Чисто из любопытства.

— (Сосредоточенно) Потом, Ник. Давай потом. Ко мне очень скоро должны прийти, так что… иди там по своим делам. Потом ещё свидимся. Потом…

— Никуда я не уйду, — обратно подошёл к стулу, — пока ты не встанешь и не прогонишь меня, — упёрся руками в край крышки стола, — лично.

— (Надменно) Ах вот оно как, — тут же встала. — Ну ты сам напросился… Теперь то уж, я точно сделаю тебе свой собственный массаж, — закатала один из рукавов, — из побоев, затрещин и поросячьего визга! Ты у меня… попляшешь…

— Ах вот оно что, — схоже отреагировал. — Ты, наверное, хотела, чтобы я, — ткнул пальцем себе в грудь, — сделал тебе, — ткнул в её сторону, — массаж своими нежными, мягкими, утончёнными ручонками? — стал медленно поглаживать кисти с обеих сторон. — Ты так уже однажды говорила. Точно, точно. Я всё помню, — проницательно посмотрел в ответ.

— (Довольно) Хорошо. Давай это устроим, вот только один вопрос: «Кому придётся визжать больше тебе или мне?» — зорко посмотрела, напротив.

— Я больше не поддамся. Так и знай. Буду играть в полную силу.

— А меньшего и не нужно.

Зрительно, оба противника замерли друг напротив друга ровно до того момента, кто первее дёрнется. Её сноровке мог позавидовать любой, кому хотя бы удалось оценить незначительную дольку от того самого потенциала.

Рука мигом ринулась вперёд. Бросок змеи прочно вцепился за тонюсенький, красный галстук. Словно, как за язычок. Фигура даже и близко не шелохнулась. Стоило чуточку на себя потянуть, как в ту же секунду он полностью распустился. Мира мгновенно потянулась другой рукой, щеголяя воздухом перед носом. Ника такая оплошность только рассмешила.

— (Смеясь) Я никогда не завязываю полностью если ты не забыла, а тем…

Смех прервался неожиданным началом новый действий. Врач не позволила издеваться над собой. Резво запрыгнула коленями на стол, стараясь вцепиться руками в пиджак или шею. Надо отметить, провела этот трюк барышня довольно технично. Ничего толком не разбросала. Максимум задела бумажки по краям. Ноутбук технично лёг между ног. Одна беда — удача снова обошла стороной.

Сперва показалось, всё идёт как надо. Моментально схватила за оба рукава. Не характерная гибкость собственного тела, лишний раз только раззадорила. Она прошла тот промежуток телесной скованности. Теперь ни что её останавливало. Особенно он. Хотелось как можно красивее нахальца пристыдить.

Соперник же на ответный акт, как по щелчку пальца сгруппировался. Сработал отточенный рефлекс. Автоматически сгорбился, согнулся, выпрямил руки и скинул кожурку, как ящерица хвост. Долго не думая, тотчас бросился на утёк. Приятное удивление обрисовалось на женском лице. В каком-то веке он вовремя применил смекалочку. Мира с лёгкостью порхнула через стол.

В одночасье взрослые — как малые, инфантильные дети, стали бегать вокруг медицинского оборудования, переворачивая обстановку с ног на голову. Тут же в ход пошли близлежащие предметы, разбрасывая и швыряя их, делая из кабинета миниатюрный военный полигон. В артиллерийский залп пускалось чуть ли не всё подряд. Особенно то, что очень плохо лежит. Ручки, пеналы, блокноты. Пустые папки. Из того, что потяжелее — мягкие сувениры и прочные подарки с полок. Так, к примеру, несколько раз что-то пушистое прилетело по горбу, а в бок вонзился точно гадальный шар с цифрой 8. Цифру Ник не почувствовал, за то шарик да. От этого прибавилось только прыти.

Нагонять лишний раз на себя гнев, человеку на вряд ли хотелось, поэтому приходилось в основном уклонялся и отбрасываться канцелярией. Ещё пару раз, чем-то длинным стукнули по хребту. Не твёрдым и не мягким. Изгибистым. Ещё несколько почти удачных попыток, практически вот-вот валили после поворота с ног, а в последующей догонке, прямиком ловили за воротник. Если бы не пальцы, то всё давно бы удалось. Ой как не хотелось за зря портить маникюр. Ему в свою очередь между проказами, получилось стянуть белый халат. Ник собственноручно не стягивал, за то создал все условия, чтобы он цеплялся за всё подряд. Какой вид для него открылся. Сплошное загляденье.

— (Неловко) М-можно?

Из приоткрытой щёлки двери истончался тонюсенький, девичий голосок. Не составило особого труда распознать, кто это мог быть.

— (Запыхавшись) Погоди Лоя… Дай мне ещё… пару… минут…

Девочка кивнула и дверь закрылась. Врач продолжала бегать за учителем.

Так могло продолжаться вечно, если бы Мира не зацепилась краем юбки за угол стола. Вся кошачья грация мигом испарилась, когда неловкое падение с грохотом повалило об пол. Мутило. Голова кружилась, но в целом — обошлось. Трудно первые секунды поверить, учитывая, чем они только что занимались. Не спеша, держа настороженно дистанцию, фигура подходила всё ближе. Бедняжка держалась за голову. Стало ясно. Шутки закончились.

— (Встревоженно) Всё в порядке? — присел на колено. — Голова не болит?

— (Улыбчиво) Не, всё в порядке. Глаза немного болят… Ничего страшного, хотя… — легонько коснулась рукава рубашки, — (довольно) мне удалось поймать тебя… (Устало) Ладно, поднимай меня. Только осторожно. Голова кружиться…

— Может тогда… ты ещё посидишь?

— Нет. Пора работать. Подымай, — дёрнула за рубаху дважды.

Дурости прекратились в миг. Через секунду девушка стояла уже на ногах, попеременно приводя себя в порядок. Рука аккуратно стряхивала пыль, тщательно разглаживая красивую ткань юбки. Ник в это время подобрал с пола свой пиджак.

— (Тихо) Тобою так легко помыкать, что даже не смешно…

— Ты это к чему сейчас? — тоже немного отряхнул.

— (Встревоженно) Ой, — прикрыла ладонью ротик, — я это что, вслух сейчас сказала? Блин, извини, — дотронулась до его руки. — Из головы вырвалось. Я так… неловко себя чувствую… Я правда не хотела. Ещё раз извини.

— Ладно… Бывает…

Ник почесал затылок, особо не предаваясь сказанной ею фразе.

— Ну-у-у… ты в общем как… в порядке? Помощь точно не нужна?

— Н-н-нет… — посмотрела на себя со всех сторон. — Пожалуй, всё обошлось. Руку может чуточку прижала, но это не страшно. Так, — отмахнулась, — ерунда.

— Хорошо. Я пойду тогда, а то кто-то там, — кивнул в сторону двери, — тебя настойчиво дожидается… А ты-ы-ы… — вдумчиво посмотрел на неё.

— Что-то не так? — посмотрела на блузку. — Тебе не нравиться? (Заманчиво) Или лучше будет… ещё больше её расстегнуть? М-м-м?

— (Неловко) Мне кажется самое то… Я это… Вот что хотел спросить…

— Ну так спрашивай, — поправила мягкий воротничок. — Не томи.

— (Неловко) А ты где нас видела? Ну, в смысле с моей прошлой. С бывшей.

— Ни-ик, — приятно улыбнулась, — то, как она присасывалась к тебе, видели не только я, но и вся парковка. Я уже не говорю о ребятишках, которые кстати, — подмигнула, — тебя и сдали. Это и близко не было похоже на нормальный, — взяла галстук со стола, — человеческий поцелуй. Скорее так, обжорство. Лобызание. В следующий раз, — подошла вплотную к нему, — выбирай место по укромнее либо и вовсе усмири её аппетит. Ей бы на диету не плохо бы… Ах да, точно, — ладошкой ударила по лбу, — вы же расстались. Ещё раз извини. За всё.

— (Улыбчиво) Ла-адно, — почесал лоб. — Спасибо за откровение…

— Подожди, — начала завязывать галстук. — Таким ты от меня никуда не пойдёшь. Не дай бог им опять придёт дурная мысль в голову… Только повод дай потрещать… Тем более, у меня к тебе одна очень важная… просьба. Выслушаешь?

— (Заинтересованно) Да-а-а? Я очень внимательно слушаю…

— Ники, послушай… Есть тут у меня одно… дело такое… Ну в общем…

— (Довольно) Давай только не томи. Говори уже. Пока что, я весь твой.

Мира настолько сосредоточенно говорила, что успела завязать узел меньше, чем за пятнадцать секунд. Не рекорд, но галстук был полностью готов. Опрятный и внешне не конфликтующий вид. Последним аккордом поправила его прическу.

— Слушай… В общем… — на шаг отошла назад. — Как ты думаешь… Я-я-я… хороший человек? На самом деле? Пожалуйста, только не перебивай и не ёрничай сейчас… Я понимаю, ты в праве негативно мне ответить. (Неловко) Я правда это заслужила. Я же так… не красиво поступала с тобой. Плохо обращалась к тебе, и эта… не люблю это слово… ложь во спасение… Как бы оно правильнее будет сказать… В общем, — вздохнула, — я хочу перед тобой в сотый раз извиниться. Мне не стоило так… плохо вести… себя… Ну что, — протянула руку, — мир?

— (Удивленно) Вау-у-у… Ты сейчас серьёзно? Не шутишь?

— Давай без сарказма, пожалуйста… Мир?

— Если серьёзно — конечно же мир, — легонечко пожал руку. — Мне крайне бы не хотелось наживать ещё одного врага. Мне с тобой ещё долгие годы работать так что, лучше уж мир. Безусловно мир. Ты очень даже повзрослела за эти годы, так что я давно уже не в обиде. В принципе, — задумался, — ты хороший человек, если тебя не злить, так что… всё нормально. «Что было, как говориться, то прошло» да и… прежних чувств я к тебе уже давно не испытываю. Я… не хочу насильственно тебя уговаривать. С тобой это не работает, да и тем более у меня давно уже… — замялся. — Так что всё путем. Не переживай.

— (Неуверенно) Другие отношения?

Укол ревности пронзил сердце, словно она упустила что-то важное в своей жизни. По темпу голоса всё было понятно. Окончательно всё расставила заминка.

— Ты, наверное, опять шутишь, да? Хочешь меня подразнить?

— Нет. Я вполне серьёзно… У нас разве что, знакомства запрещены? Да и тем более, у тебя есть новый парень. Чего за меня опять то переживать?

— Да, ты прав, есть… Нет, свидания не запрещены, просто… наш прошлый вечер… Ты же ко мне приставал… Флиртовал со мной… А это по-твоему, что? — недовольно высказалась. — Бесследно должно остаться? Кануть в небытие?

— Флирт — это ещё не преступление, тем более мы же были оба пьяны. Так что не считается. Я честно говоря, крайне не хотел бы, портить ни тебе, ни себе отношения. О чём будет думать твой молодой человек, когда услышит, что мы, даже… теоретически целовались? Ему явно будет неприятно от такой новости, так что… давай всё оставим как есть. Нам незачем снова калечить друг другу жизнь.

— Вот как оно значит… Понятно… И как давно, вы это… там, — скрупулезно стала вращать пальцами, — встречаетесь? Или это секрет?

— Ну-у-у… Что-то около… месяцев… шести, наверное. Может чуть меньше. Полгода для меня считай уже срок. Победа.

— (Скептически) И ты думаешь, у вас всё… серьёзно?

— Знаешь, и правда думаю. На этот раз, у нас точно всё получиться. Я от тебя многому научился. Надо сказать — спасибо. Правда спасибо. Эти отношения уж точно не прогорят. Самое забавное, что у неё, очень даже схожий характер… Впрямь как в лучшие годы… твои… Она скорее первой возьмёт инициативу в свои руки… Уж больно активная. Юркая. С лидерскими замашками… Забавно конечно звучит… Что не так? — наклонил голову. — Тебе не понравилась моя история? А я твои всегда слушал. Поддерживал тебя в нужный момент. Всегда.

— (Сумбурно) Нет-нет, всё отлично. Просто… прекрасно. Правда прекрасно. Я искренне желаю вам… всего наилучшего… Ты извини меня. Я немного в мыслях запуталась… А тебе точно не нужно спешить? Девицы твои поди тебя заждались…

Её взгляд потихоньку смещался в сторону, куда угодно лишь бы не на него.

— Да, и вправду, — оглянулся, — а то, когда я прихожу, они вечно карандаши точат. Вот не могут подлецы до урока всё заточить. Непременно во время занятий надо. Нет, чтобы заранее подготовиться ко всему, так нет же. Потом оказывается, стёрка одна на двоих, кнопок и зажимов на всех не хватает. Рисунок потерялся. Постановку кто-то разобрал… Полный абсурд в общем. Ладно, — почесал затылок, — не стану тебя больше нагружать. Я пошёл.

Ник собирался почти уже уходить, но на прощание всё же повернулся.

— И знаешь, что удивительно?

— (Испуганно) Что?

— Я до сих пор удивляюсь, как это нам удаётся держаться на плаву, с нашей устаревшей программой обучения… Это мне повезло. Дали группу из 10 человек. Остальные же предметы по 20–30 детей тащат на себе. Индивидуальный подход практически на нуле. Группы — просто огроменные. Как тут нормально всем всё объяснишь. Заинтересуешь. Замотивируешь…

— Мне кажется… движение создает жизнь. Так и здесь. Давай… мы потом с тобой об этом поговорим. Тут можно дискуссировать до бесконечности.

— (Медленно) Да, ты абсолютно… права…

Ему явно хотелось рассказать что-то ещё, но вместо этого — покрутил фалангой пальца, вокруг своей оси. Напоследок, всё-таки вымолвил словцо:

— (Скептически) Ты случаем не обиделась? Точно?

— Нет, конечно же нет. С чего ты взял? — спрятала руки за спиной, как на допросе. — Я давно уже смирилась и всё отпустила. Тоже, как и ты, начала новые отношения и пока что всем довольна. Я не собираюсь ломать свою новую жизнь.

— Эт хорошо… «По крайней мере, мы всегда останемся друзьями» — верно? Так ты мне это говорила… Ну всё. Теперь уж точно мне… пора…

Не сказав больше ни единого слова, спокойно вышел не оглядываясь.

Неприятный осадок всё же остался после беседы. Мира нехотя вернулась на своё место, угрюмо собирая по пути разбросанный инвентарь. Посмотрела на раскуроченный стол. Подняла с пола сиденье. Сложила всё по местам. Аккуратно уселась и взмахом руки — пустила под откос на пол всю бумажную волокиту. Следом внезапно открылась дверь, в которую кто-то вошёл.

— Ах, это ты, — схватилась за сердечко. — Проходи. Сейчас начнём…

* * *

На часах практически половина девятого. Каждый опоздавший так или иначе получил своё индивидуальное наказание. Кому-то больше досталось, кому-то меньше, но радикально уже давно ничего не менялось. Одно дело припугнуть. Другое, наконец, совершить задуманное, но, опять же. Всегда встаёт заветное и противоречивое «но», которое портит все усилия на корню. Дети.

Его всегда что-то не устраивало. Чем больше становилось полномочий, тем более злее он казался в глазах остальных. Безысходность. Не раз на подобной почве, закрадывалась в голову мысль на корню всё поменять. Наконец избавиться от сопляков и внедрить производство. Занять всех полезным делом. Облагородить трудом и возможно тогда, они перестанут без умолку трещать. Сделают в своей жизни хоть что-то полезное. Остаётся только директора дожать.

Там, где проходил мужчина, в окнах представлялись куда более широкие, рабочие ряды и мастерские. То самое место, где пашут изо дня в день юные пчёлки за станочками на благо общества. Делаю действительно что-то стоящее, а не тратят своё и чужое время в пустую. Ах, мечты. Оставалось только вздохнуть.

Наверное, больше самих детей его не устраивало безделье. Отягощающее. Вязкое. Разлагающее мозг. Именно то, чем приходится заниматься после отлова, а именно — ничем. Следить за пустым порядком — это никчёмная, тупейшая работа, которую с трудом выдерживал человек каждый, назойливый день. «Лучше бы перебили друг друга». Детский визг в коридоре жуть как бесил.

Несколько минут пешего безделья в каменной клетке, крайне негативно сказывались на здоровье. Ему казалось, он вместе с ними тупел. Страдал, маялся, но всегда покорно перебарывал себя. До конца смены тянул своё бремя. Если по неведомой причине удавалось провести время на открытом воздухе — большей благодарности просить не стоило. Чудо случилось и на этот раз.

Остаток часа после отлова, охранник посвятил окрестностям школы. Сад. Его цветы. Роскошные деревья. Излюбленный маршрут прост и незамысловат. Обогнуть кольцо и вернуться на прежнее место, однако если прервать ритуал — беды не миновать. Мало кто любит, когда его прерывают, а Бидл — откровенно ненавидит. Только одного человека в своей жизни ему удавалось стерпеть. Все остальные напросто портили настроение, в общем-то, как и себе.

Самое любимое место, находилось чуточку по отдали от основной массы цветов, кустов и деревьев, ничуть не уступая в своей заоблачной красоте. Именно по его инициативе, выделили отдельное, специальное место для бесподобной глицинии. Изумительное сходство с гроздями винограда, приятно скрещенными с миловидной сиренью и долькой грустнеющей ивы. Каждый божий день, мужчина приходил и любовался пышной листвой, до безумия опьянённый её натуральным цветом. Запахом и незыблемой красотой.

Никогда в жизни не доводилось говорить людям хоть каких-то тёплых слов. Комплиментов. Намёка даже из уст не урвать, а вот излагать свои восторженные чувства и восхищения такому древу, мог точно до бесконечности. Складывалось впечатление, что природу данный индивид любит больше, чем все одушевлённые существа на свете. Человек в его собственной иерархии, занимал самую низшую ступень эволюции кроме садовника. Садовник же главенствовал выше всех.

Шаг за шагом, смотритель наворачивал крохотные круги недалеко от миниатюрного, садового парка. Со стороны любуется роскошным видом. Почему-то смотрит именно издалека. Тут, не то что, смелости не хватает подойди ближе. Скорее, просто не может позволить себе. Позволить прочувствовать живописные особенности места. Лично отягощает собственное присутствие. Тучное, бренное тело смертного, которое ни каплю не вяжется со здешней землёй. Кругом всё благоухает и поёт. Данный закуточек подходит больше для молодняка. Растения цветут, и они расцветают. Он же в свою очередь давно уже загнил. Так или иначе скоро помрёт. Скорее раньше, чем достигнет хотя бы 60 лет. Тело погибнет, усохнет. Если будет хорошо служить, то под липкой по близости похоронят, а не в громоздком, чёрт знает где гробу. Его жизненный цикл закончиться. Данное место при должной заботе, будет не один десяток лет процветать и жить.

Десятки раз заходя на новый круг, не хотелось особо завершать свой обход, прекрасно осознавая, что обратно вернётся к унынью. С подобным характером и взглядом на жизнь, многое приходилось терпеть и ненавидеть, однако конечное место на закате жизни, видел охранник именно здесь. В самом центре круга надоедливых, высокомерных, откровенно зажравшихся лиц. Всё довольно просто. Они досаждали ему в разы куда меньше, чем он сам, мог им насолить. Гуляш из словесных обид и ярко выраженной горечи. Смотритель наслаждался каждым моментом, прежде чем нам пол дня исчезнуть среди малолетних кровопийц.

Последний виток приятного запаха, доставляли рассаженные по клумбам ландыши, уходящие вдаль с каждым шагом. Время обязывало вернуться назад.

Мужчина бегло прошёлся по периметру, минуя никчёмный стадион. С другой стороны здания, полосой рассажены ряды живых растительных изгородей, отделяющие школу от парковой зоны. Было чем напоследок насладиться.

До звонка примерно минут пять или около того. На небо он насмотрелся. Деревьями налюбовался. Разогнал парочку ни в чём не повинных птичек и снова вернулся к фасаду здания. Одна только мысль «О-о-о…», несусветно раздражала. От одного только упоминания воротило похуже, чем от зловония протухшей рыбы на солнце в полдень. Оставалось только до полудня дотерпеть.

Своего рода выдержка мозгов. Испытание духа на прочность. Стоишь как столб не при делах среди мелькающей мелкоты. Покуда держишься, мимолётно высматриваешь свою жертву. Сверлишь её глазами издалека. Как только терпение близится к нулю — тут же срываешься и находишь малейшую причину лишь бы докопаться. Не гуманно, однако именно так возобновляется потраченный баланс сил. Впитать чужой страх, ненависть и озлобу. Косо посмотрел. Не поздоровался. Фыркнул, цокнул или чего похуже. Натворил пускай и незначительную глупость — считай уже всё. Есть повод для праздника души.

Крыльцо школы, стало самым заезженным местом в карьере. Даже золотые рудники не так сильно напрягали. Да, по-прежнему работается с кучкой дебилов. Без звонкого словца работа обычно не ладится. Всегда найдётся кто-то, кто хочет от обязанностей увильнуть. Дармоеды. В целом, ситуация по качеству людей за годы, особо не изменилась. Те же самые прохиндеи, только вместо спецодежды — чистые костюмчики. Вместо кайла — от силы указка. Или ручка на худой конец. При самом тупом раскладе телефон. Вообще ничего святого. Словоблуды.

Посмотрел направо. Посмотрел налево. С чистой совестью прицелился на пыльные ступеньки. Скамеек рядом с крыльцом ни одной не было, так что выход оставался один. Легонько взболтнул воздух ладошкой и сел. Ели усадил свой широченный зад. В этом смысле он довольно преуспел. Достойную нарастил за эти годы массу тела. В целом на себя было однозначно наплевать.

В былые годы молодости изредка, но иногда, местами-таки приглядывал за собой, хотя скверный характер и любовью к чревоугодию, проглядывались уже тогда. Да и не только это. Чего уж там таить от себя. У него был целый букет очевидных проблем, которых сам не хотел за собой замечать. По первой, все трудности казались так, мелочи жизни. У кого-то они есть, а у кого-то их полным-полно. Когда-нибудь само пройдёт. Не прошло. Только укрепилось.

С переменным успехом, скатываясь с горы на гору, можно с натяжкой найти хотя бы парочку хороших, человеческих качеств. Трудолюбие, ответственность. Честность. Другое дело, что непробудное одиночество, поставило крест на личной жизни. После долгих лет изоляции, больше невозможно пустить постороннего в личную жизнь. Жирная точка стоит на применение в таких вещах. Увядающий интерес незаметно для себя, окончательно угас. Погасло так же понимание своей личности. Своих потребностей. Своих дилемм. Полностью пошёл под откос быт в местное болото. Ему и там хорошо. Когда наплевать, можно свыкнуться во всём.

Хуже от подобной мысли точно никому не стало. Персона сама нашла свой извращённый смысл. Одиночество только забавляло. То, с каким трудом горести переживает одинокий человек, с чем не могла справиться пара — на их проблемы всегда был один ответ. Смех. Мимо него пролетают все человеческие трудности. Ни от кого не зависит. Никого не любит. Все чувства затупились. Всё свыклось. Всех ненавидит кругом, и эта ненависть, казалось, подпитывала изнутри.

Чистоплотность не грех, однако, как специально коснулся крошечных по его меркам ступенек. И так было понятно, что они немного грязные и пыльные. Ему захотелось лично в этом убедиться. Это мало сравнимо с тем, чтобы сунуть руку в дерьмо, но в какой-то отдалённой мере довольно близко. Всё начинается с малого. Когда-то был нормальный живот. Теперь же висит обрыдлое пузо. Вот наглядный припер. Необъятное, плотное, мясное. Без каких-либо складок на нём.

Не сказать, что субъект совсем уж толст. Скорее нет. Скорее просто широк и огромен. Руки, ноги, голова — как у обычного мужчины, будь бы он высокого роста и имел склонность вкусно поесть. Другое дело живот. Это нечто особенное. Отдельное. Совершенно неординарное. Кому не повезло увидеть грустную мордочку бегемота на оголённом пузе — тому будут сниться кошмары до конца дней. Подобное торсом очень сложно назвать. Особенно подкрепляет образ длинный шов поперёк пуза. Складывается мозаика. Невозможно развидеть.

Однажды, Бидл кому-то сказал по поводу своего мамона, от чего он таких необычных широт: «В нём скопилась вся моя ненависть, а ещё пару бутылок браги и целый шмоток мяса на вечер». Остальным же казалось другое. Он просто перепутал рульку с огромным булыжником. Неудивительно, учитывая сколько в себя подобное чрево может вместить. Кто-то не так давно, ставил на спор ящик шампанского. Да он за раз этого бедолагу перепил. Того в больничку увезли с отравлением, а ему хоть бы хны. Достался-таки халявный ящик алкоголя. Жаль, что только один. Спорить нужно было на два. Кто ж знал.

Как бы любовь истязать себя не интерпретировалась самыми различными способами, однако мозги — послужили верную службу как нескоропортящийся продукт. Со всеми своими наглядными недостатками, Бидл умудрялся держаться всё это время, сохраняя из года в год своё рабочее место. Дешёвый сотрудник или мнимый престиж? До конца не понятно. Навряд ли ему доводилось работать за бесплатно, хотя зарплату больше положенного никто не повышал.

Сторож выглядел так, будто из года в год донашивает обноски, хотя форма с утра всегда была опрятна и чиста. Будь у него на то желание — давно бы сидел в кресле директора, только вот одна незадачка. С выродками возиться не хочется. К чему опять лишние обязательства. Кому это нужно. Только не ему.

Задница тем временем замлела, а с макушки на лоб повалил пот. Всё не так как у обычных людей. Капли скатывались со лба всё ниже: по щекам, на губы и подбородок. На нос. Частое и обильное дыхание, теребило сердечную мышцу как нельзя кстати. Привычное покалывание в сердце, становилось не столь редким гостем. Не будь при себе бычьего здоровья, не сидеть ему так вольготно. Почти.

Издалека со стороны дороги, появилась некая фигура. Размытые черты. Рассмотреть её целостно не представляло возможности. Слишком уж далеко шла. Что-то в этом образе было до болей знакомо. Шло неспешно, словно никуда не торопится. То-то и оно.

— (Довольно) Подождём, подождём… Кто-то сегодня точно вылетит…

Человеческий силуэт явно никуда не спешил. Куда медленнее шёл прежде обычного. Личность провоцировала на себя ещё большую агрессию, терроризируя по напрасному мозг владельца. Срок неизбежного истекал. Нервное ожидание плавно перетекало в слепую ярость. Затянутая в концы походка начала бесить.

Фигурка ползла себе и ползла. В середине холма как назло, практически остановилась. Мужик не выдержал. Стремительно поднялся на сколько позволяет увесистый живот. Внимательно присмотрелся, убедился и почти что, сделав шаг, остановился. По предварительным итогам, складывалось правильное впечатление. Отсюда и оправдания. Недюжинными стараниями, усердие претерпеть оправдало себя. Бидл снова сел на прежнее место, не сходя с крыльца. Пришлось подождать.

В своей голове неоднократно прокручивалась одна и та же фраза, которую при встрече обязательно произнесёт. Слова оттачивались до совершенства и блеска. Ритмика, тембр, дыхание. Небольшой всплеск слюны, чтобы показать насколько он зол. Подобное высказывание должно произвести небывалый фурор в голове подростка. Даже эта бесчувственная скотина, разрыдается в конечном счёте как девчонка. Оставалось только подождать.

То он шёл, то он не шёл. То тащился. То чуть ли не в раскорячку полз. Получалось у него настолько медленно, насколько вообще возможно, если только на месте не стоять столбом. Черепашья походка больше схожа с самым дурным сном, где обычный бег приблизительно равняется по слабости с этим. Каждое заторможенное промедление разжижает всё больше мозги. За несколько минут в лучшем случае парень приблизился на метров эдак 5. Как ни крути, оставалось до цели далеко. Лучше уж испарится, нежели чем встретить незавидный итог.

Постепенно начало потрясывать. Сперва рука. Потом в пляс пустило ногу. Пятка стала отбивать нервный ритм. Терпение в очередной раз закончилось. От злости, чуть ли жопу не порвало. Он так себя замотивировал и убедил, что чуть ли не ринулся кишками на амбразуру, на полном ходу слетая со ступенек. Один раз оступился и понесло. Десяток резвых, хаотичных шагов. Руки в разнобой хватали воздух. Тут было кого проклинать. Его. Только его. С остатками сил немного выровнялся и впечатал свою испорченную тушку в ворота. К ограде прикоснулся первым живот. Потом уже всё остальное. Боль сравнима комариному укусу. Бидл злостно провопил во всю глотку отрепетированную фразу:

— (Злостно) Тащи свою жопу к воротам!!! — вцепился мощными руками в решётку. — РЕ-ЕЩЕ!!!… Подействовало… — отпустил перила. — Да неужели…

Парень зашевелился чуточку быстрее.

После выкрика действительно стало легче, но не на намного. Совсем на чуточку. Зря его завели. Всё ещё возбужденный, очень трудно стоять на месте без дела. Тупо наблюдать за сутулой походкой не вариант. Хочется кого-то пнуть, а пихать некого. Приходиться нехотя дальше наблюдать.

Очертания фигуры несколько блеклые, однако угадываются стандартные противоречия проблемного подростка. Тащится медленно и уныло смотрит в пол. Может всё бы и ничего, однако во всём этом есть одна существенная проблема — походка. Слишком странными кажутся движения. Нереалистичными. Кривыми. Рваными. С каждым подходом ближе раскрывается шага суть.

Сгорбившись под собственным весом, земля словно магнитом тянет к себе. То ли воздух потяжелел, то ли идти так стало гораздо удобнее. Никто не знал. Кай тащил одну ногу позади себя, скребя ею судорожно о землю, а другой старался в муках идти, волоча позади последнюю. Плечи тоже не в порядке смотрелись. Оба полностью перекошены. Одно выше второго. Если правая рука свисала, то левой он старался поддержать отстающую ногу. Получалось откровенно безрезультатно. Ходящий труп, которому позволили жить.

Удержать голову на одном месте — задача оказалась непосильной ношей, так как на одно только удержание понадобилось бы как минимум две руки. Такой привилегии у него не было. Башка вечно скрипела в одну из сторон. Бесконечное количество раз. Торс гнуло по сторонам, словно обдувая штормами розы ветров. Лицо при этом оставалось безмятежным. Глаза прикрыты. Только веки дёргаются. Ощущается некий приступ лунатизма. До сих пор не вышел из своей нирваны. Встал утром спросонья и на ходу всё ещё спит. Чем ближе оно приближалось, тем нелепее смотрелся телесный кавардак.

Вид у парня немного отвратный. Абсурдный до безобразия. Возможно, он хотел кого-то напугать, но только не его. Смотритель смирно дожидался, когда же хрыщ доползёт достаточно близко к решётке. Выбить за раз всю остаточную дурь — наивысшая привилегия возможностей. Требовалось, как следует прочистить сортир, который буквально брызжет дерьмом из подростковой, черепной коробки. Каждый его шаг приближал их к обещанной развязке.

— (Шепча) Ага, посмотрите на него… Ходить разучился, — заправил руки в карманы. — Хер ты меня проведёшь этой уловкой. Не позволю падла. Не позволю.

Через пару минут оно всё же подошло. Не так быстро, как предполагалось, тем не менее гораздо лучше, чем вообще ничего. Бидл успел несколько заскучать. В метрах пяти от ворот, парень остановился. Вдохнув в себя как можно больше воздуха, мужик схватился за перила ворот и приготовился заорать:

— (Злобно) Ты-ы-ы-ы…

Тут то всё и закончилось, не успев толком даже начаться. Едва руки успели вцепиться в решётку, как мигом их и отпустили. Будто бы ток проскочил. Калитка перед глазами за секунду распахнулась. Бешено отскочила прямо по морде и животу. В глазах промелькнули искры. Трёхметровые ворота, ставнями уложили Бидла на землю. Сама ковка металла недостаточно массивна, чтобы причинить излишнюю боль, впрочем, оставить болючие ссадины с лёгкостью возможно. Мужчина прибывал в не ком подобии шока. Удивление не сползало с потуг лица.

Отзвук от лязга метала, следом ударил по ушам. Оглушил, дезориентировал. Кай же в свою очередь, спокойно проковылял мимо. Отлёживаться Бидл не стал. Как только приоткрылось окно в относительно безопасной дистанции, мужик тотчас же пришёл в форму. Выкрикнул первое, что пришло на ум:

— (Раздражённо) А ну стоять сука! — приподнялся на одно колено. — Нельзя!!

Кай остановился. Бидл продолжил:

— Если ты рыпнешся, — рукавом вытер нос, — я тебя нахуй задавлю, понял?!

Слова брюзжали слюной из гортани. Пот проступил в третий раз.

— (Разъярённо) Это… это что сейчас… — полностью встал, — падла было?!! Ты что мразь, — бегло оглянулся, — с воротами сделал?!! А ну блять падла, колись!!! Я с тебя прямо здесь сука шкуру спущу! А ну сука стой! СТОЙ!!!

Тело само по себе продолжило свой путь, не воспринимая излишних слов со стороны. Нахальству не было придела. От гнева охранник просто свирепел. Он готов был взорваться и заодно подорвать всех.

— Стоять падла!!! — злобно выплюнул. — Стой на месте сучий выблюдок!!!

Голос выжимал всю мощь бренного слова. Бидл желал оторвать башку.

Подобные речи всё ещё не вызывали никакого эффекта. Мальчишка снова пошёл с размеренностью ленивца. Медленно и решительно. Рукоприкладство — последний способ. Меньше всего хотелось сейчас, как ни странно прикосновения.

В близи безумец выглядел куда хуже обычного. За ним давно закрепился образ странного и чудаковатого мямли. Мрачный и депрессивной оттенок, только нагоняли его персоне жути. Мало кто хотел реально общаться с ним, не говоря уже о том, как дружить. Сейчас же это ходячее полено с трудом можно было охарактеризовать человеком. Что-то среднее между трипом от передозы и церебральным параличом. Не пойми, что. Замороженный фарш из переломанных костей. Конструкторское желе. Что угодно, но не живой человек.

Резкая ненависть сменилась наглядным отвращением. Пока что повременил. Немного оступился лишь бы случайно не прикоснуться к мерзости.

— Наркоман ёбанный… — отошёл назад. — Окончательно тронулся умом…

Уходящий добавил каплю омерзения в свой жутковатый труп. Кривые движения. Гнутый скелет. Скошенная ось, однако хват ноги чуточку по бодрее. Даже прихрамывать кое-где стало реже. Мёртвая скованность не даёт раскрыться, разрушая измором мышцами закоренелый лёд. Шум в глазах становится красным.

Мучитель вовремя вызвал подмогу. Выхватил с пояса рацию и тут же потух. Мелочь. Такая яркая и блестящая. Манящее на пальце кольцо. Бидл опрометчиво подошёл на контакт со спины.

— (Заторможено) А ну… стоять… (Отвращённо) Бля-ать… — вздрогнул.

Вблизи тело казалось куда ужаснее. Серая кожа с тёмными потёртостями по всему телу и мороз. Человек не то, что чем-то заразился, а кажется с неделю сдох. Конденсат мелкой рябью прямо на глазах превращался в лёд.

До ступенек крыльца оставалось совсем ничего. Мучитель пересилил себя. Цена невзгод оправдывала себя. Нехотя, но осторожно, цепко схватил мальчишку за рукав. Дёрнул так, что почувствовался треск швов. В отличии от кожи, одежда и близко не передавала холод. Ощущение, словно схватился за железную трубу. Рванул что есть мочи. Упал. Парень тоже упал, валясь навзничь строгой фигурой. Солдатик как будто бы умер в умиротворённой позе. Дело повисло на волоске.

Всех стараний и бед — стоило обычное, серебряное колечко. Тоненькое. Изящное. Ни перстень, ни печатка. Стандартная оправа, правда с изумрудом. С большим камнем по центру. По размерам как раз налезает на женский палец. Одеть из мужчин, мог разве что юнец. Цвет под покровом красного необычайно пестрил. Основа по сути была не нужна. Только камень.

— (Растерянно) Откуда… — привстал. — Откуда у тебя это кольцо, а? — снизил пыл. — Ты эт видимо, украл его, так же?! Отвечай мне, мразота поеботная. Живо!!

Бидл дёрнул за руку ещё раз и окончательно порвал рукав пиджака. Менее удачно на этот раз. Пальцы мимолётно коснулись оголённой кожи.

— (Испуганно) Срань господня, — быстро отскочил. — Сука, — посмотрел на пальцы. — Болит… — стал аккуратно ими махать.

Фаланги правой кисти быстро покраснели. Вскочило несколько волдырей.

Прикосновение запнулось. Ощущение двояко. Непонятно, то ли мгновенное обморожение, то ли замаскированный ожог. С одной стороны, ситуация больше похожа на химическую реакцию. Случайно дотронулся и наворотил бед. Во всех попытках остудить боль, махание не помогает. Тянуть в рот неизвестное — тоже бред. Сплёв то и дело перебивается отдышкой, хотя и он не помогает охладить. Приток крови концентрируется в дальних областях. Пальцы начинают отмирать.

Единственное, что помогало хоть на немного отвлечь от боли — костлявое месиво исподлобья. То, кого он сумел победить, правда какой ценой. Начальник трепетно держался рукой за сердце, а второй упирался в колено. Не каждый день можно наложить в штаны за одну секунду, а на его практике вообще в первый раз. Пересрав единожды за всю свою жизнь, этот фрагмент казался не самым лучшим впечатлением. Воздух судорожно хватался губами. Кашель без перебоя. Сблёв. Не сколько труп ползучий увидел, а скорее прочувствовал саму реакцию на ожог. Зашатало. Чудом выстоял на ногах. Мир постепенно начал кружиться. Сумев немного отойти в сторону, рухнул на глазах. Прежде, чем окончательно упасть на землю, прошепелявил что-то невнятное и упал-таки на бочок.

Ввиду своего огромного живота он фактически не мог упасть пузом на землю. В какой-то мере, именно эта особенность послужила своеобразной подушкой безопасности. В глазах щипало. В ноздрях. Внутри головы. От боли, казалось, сжался милипиздрический мозг. Глаза и зубы стиснулись до предела. Агония просочилась всюду, а после — практически закончилась в миг. Оставались болеть только пальцы, начиная постепенно темнеть. Вспотевший и ошарашенный — на вид он казался идентично бледным. Слюни тонкой струной коснулись земли.

— (Измождённо) Что б ты… — сплюнул, — подох…

Труп собеседника, как и прежде, неизменчиво валялся на земле. Пластики в его конечностях не прибавилось, однако поза изменилась. Разлёгся пятиконечной звездой. Мало на что приятно смотреть, а местами даже нагоняет жути. Чего уже говорить о простом прикосновении.

Как только стало предварительно лучше, Бидл незамедлительно поднялся. Спину неприятно ломило. Дурной знак.

— (Устало) Обдолбаный наркоман… Я те… покажу…

Первое, что он сделал — достал из кармана платок. Бегло замотал багровые пальцы, чтобы их не видеть. Поясница в руках скрипела, но даже так, через боль, постепенно выпрямился во весь рост. Харкнул. Удачно, если можно судить куда именно попала слюна. В лицо. Злорадная ухмылка чуточку скрасила испорченное настроение. Казалось, только что знобило по самые гланды, а как вспомнил про тот камешек, так сразу же и повеселел. Мигом приободрился. Вытер влагу со лба рукавом рубашки. Отряхнул штаны. Попутно осмотрел окружение по сторонам, не вышел ли часом кто-нибудь к ним. Пока никто не вышел. Единственное, что глаза щипали. Несколько стало красно кругом.

В округе никого не было, что в принципе хорошо. Шанс встретить того же садовника был настолько мизерный, что его от силы видели пару человек за этот месяц. Единственное, чего он боялся — садовник вполне реально мог услышать его ругань. Бидлу следовало поспешить.

Мужик сделал несколько резвых шагов и в мгновении ока выдохся. В сотый раз повалил пот. Жутчайшая проявилась отдышка. Ощущение словно в бане. То садишься на верхнюю полку, то сползаешь. Без конца снуёшь. С толстой, нижней губы, плавно текла слюна на рубашку. Ножки предельно медленно двигали тушу к мальцу. Небрежно. Разухабисто. Лениво. Пока тот подкрадывался к жертве, уставший и давно изголодавшийся желудок забурчал. Сейчас не до голода, однако живот ворчал. Следовало как можно быстрее оправдать свои поступки и действия.

Убеждал себя Бидл довольно просто: «Если не я, тогда кто-нибудь другой». На первый взгляд обычная, средней цены безделушка в руках простофили, однако веет от неё чем-то заразительным. И вот думай, гадай, у кого именно спёр малой такое драгоценное колечко. Кай с лёгкостью мог случайно найти или спереть. Помощь в последнем и намеревалась. Обормот ещё раз огляделся по сторонам.

— (Нервно) Да какая разница, — наклонился и стянул в спешке ботинок. — (Шёпотом) У-у-ух-х-х… блять… Ух-х-х… Ну давай же… давай…

Рука быстро затекла в одной позе держать ботинок. Он сам толком не знал, зачем именно сейчас понадобилась туфля. Скорее машинально взял что-то, чтобы не дотрагиваться рукой лишний раз. Лучше перестраховаться до, нежели чем страдать после. Так ему казалось безопаснее. Отнюдь.

Боязнь приблизится, отбивала все нормальные подходы. Пришлось обойти тело кругом подбирая более удобный курс. В голове всё казалось гораздо проще. Он больше топтался на одном месте. Дальше, чем на пол метра оторвать от себя руку, никак не мог. Нагнетание страха очередного школьника, желающего сейчас нашкодить. Когда удавалось снова подойти ближе и попытаться дотронуться — тут же убирал руку, чуть ли не роняя кал в ботинок. Ситуация с каждой попыткой становилась только хуже.

— (Сдержанно) Ну ёб… твою мать! Лежи ровно сука… Ровно…

Время почти на исходе. В любую минуту может выбежать охрана. Им даже не обязательно смотреть кто виноват. В итоге получат оба. Ссыкливое нытьё. Скулёж. Бидл вырвал несколько волосков из седеющей пряди на башке и только потом, решительно собрался провернуть дело за один раз.

Остатки своего растерянного мужества, депозитом вложил в единственный «смелый» проступок за сегодня, да и то с треском же его провалил. Наклонился на столько низко, насколько позволяет пухлый живот и как на зло выронил инструмент. Хватило одного мелкого шороха, чтобы вновь спугнуть неудачного добытчика. Туфля упала на тело жертвы. Ссыкло с ужасом шлёпнулось на жопу.

— (Злобно) Ёбанный рот, — плотно зажмурился. — Когда уже сука отпустит…

В очередной раз, впроголодь поднимая свою задницу, вертухай не спешил открывать глазёнки так быстро. Сперва один увидел босую ногу. Потом второй. Полностью прийти в себя помешал посторонний писк, раздавшийся в голове. Ему было что терять, но перед зловредной мелочью, мозг просто сходил с ума. Уже не получалось как в прошлый раз заглушить боль. Голова взвыла, и он попросту ринулся к своей жертве от безысходности, надеясь всё заглушить. Все проблемы исключительно были от него. Разбойник обязан получить свою награду и слинять.

Мужичок с ходу неуклюже упал совсем рядом с парнишкой, заплетаясь в собственных ногах. Протёртые насквозь колени, сочились лёгким телесным соком вперемешку с пылью. Страх не давал времени на передышку. Он стимулировал конечную задумку, нежели наоборот. Положения тела менялось то в вертикаль на четвереньках, то в горизонталь плашмя по дороге. Мучитель ненавистно хватанул конечность подростка. Грубо сжал кисть и всеми силами надавил на кольцо. Оно ни капли не поддалось. Жжение по кистям усилилось. Это был ни огонь, ни лёд.

С каждой секундой, в висках пульсировала нарастающая, острая боль. Такая знакомая, ненавистная. Деморализующая. Урвать мигом заветный кусок казалось непосильной задачей, как собственно просто бросить и отойти. Взгляд магнитом тянуло вниз, от чего становило ещё хуже. Сколько бы он ни старался, кольцо оставалось на месте. Ладони со временем просто отказывались жить.

— (Вымотано) Ну давай же… Давай… (Нервно) Ну сука! — дёрнул. — НУ!!!

Внезапный, мощный удар. Жертва откатилась на несколько метров, а может и того дальше. Его тело ещё несколько секунд судорожно билось в конвульсиях, захлебываясь воздухом подобно рыбе. Ножки поддёргивались. Ручки дребезжали. Глаза слезились, а потом и вовсе перестали. Бидл лежал в луже собственных отбросов, ещё больше униженный. Ещё в большем коматозе. Дух почти что готов был отправиться в иной мир. Вопрос лишь времени. Касание смерти обычное дело, только вместо костлявой руки лёгкий холодок.

* * *

— Учение? Да неужели…

Вполне спокойным, слегка раздражённым голосом, Мира спросила и сразу же дала ответ самой себе. Вид исказился на крайне недовольный. Человеку в принципе не нравилось, когда отвлекали от важных дел, даже от самых простых и насущных. С неприятной ноты настроение пробило брешь в её кабинет.

Сирена резко стихла после громогласного оповещения. Алым заревом ярко заплыл медицинский покой. Окружение за долю секунды, словно слилось в одно сущее. Пространство на глазах исказилось. Стало тесным, душным и не родным. Задняя стенка комнаты, теперь дышала впритык. Все предметы на столе и вокруг стали картонными. Плоскими, чтобы уместиться вместе на малом листе. Коробка со всех сторон постепенно сжималась, будто перспективу положили под пресс. Всё тело ощущало на себе дрожь и давление. Удушение, прежде чем провалиться в предынсультный инфаркт. Одна долька мига, по ощущениям мучала не меньше 5-и минут. Проступил пот. Появилась отдышка. Концентрированная боль таилась в глазах. Врач едва ли могла шевелиться, бешено рыская зрачками. Очень внезапно наступил антракт. Выронила ручку и с грохотом закрыла крышку ноутбука. Всё могло закончиться в один момент.

— (Раздражённо) Твою… мать… — бегло осмотрелась. — Сволочи… — полезла рукой под стол. — Где эта сраная банка? Где? — активнее стала рыться в ящике.

Обычно, в случае припадка, у неё всегда под рукой нужный медикамент, однако в последнее время, количество доступных мест начинает редеть. Крайне негативных вещей в данном положении особо и нет, правда убедить в этом кого-то ещё, лучше пока что повременить. Чего стоила должность и место, чтобы на третий год раскрыться, с другой стороны. Навряд ли поймут. Скорее осудят. Мира заглатывает целебную капсулу без воды. Поперёк горла продирается спасение.

Ей не хотелось эту глупость ни с кем делить. Ник может и поймёт, впрочем, интерес свой явно остудит. Панические домыслы ни к чему не приведут. Глупый повод в очередной раз посмеяться, закончится правдой, ком которой, будет не так-то просто и проглотить. Эксплуатация страхов другого перерастёт в быт.

Мира быстро открещивалась от себя, полностью переходя в работу. Снова открылся ноутбук.

— (Недовольно) Та-а-ак… — нажала на кнопку. — Включа-а-айся… Включайся твою мать, — потрясла над собой. — Включайся…

После подобных махинаций ничего не произошло. Привычный писк звучал тишиной.

— Боже… — откинулась на спинку кресла, — опять батарейка сдохла… Когда же закончится это дерьмо…

Колёсики медленно волокли к стойке с сумочкой. Там же весело её пальто.

Шнур как таковой пользы не выдал. Включила в сеть. Практически ничего. Тёмный экран с нахмуренным лицом.

— Твою мать… — тяжело вздохнула. — Опять бездари балуются с проводкой… Руки бы им… обломать…

Следующим шагом стал стационарный телефон. Гудков не было. Молчал. Небольшой пульт от кондиционера, тоже пользы не придал. Настолько крохотные кнопки, что неудобно нажимать. Последним шансом оставалась подсветка лампы. Два раза хлопнула в ладоши. Ничего не изменилось. Пришлось вставать.

Мира машинально поглаживала золотые контакты за ухом через тонкую оболочку пока шла. Обычный выключатель у двери окончательно подтвердил все опасения. Электричества нет. Последним шансом на успех оставался браслет.

Само украшение внешне не отличается от привычных, смежных объектов, разве что имеет определённую форму и вес. Компактный обруч на запястье. Для дорогой безделушки подаётся любая основа на выбор. Хоть дерево, хоть кость, хоть пластик. Хоть метал. У неё в предпочтении серебряная основа, а по краям — золотистая кайма. С торцов — подсветка на выбор. Центральная, матовая полоса с закосом под камень. Цвет серый. Спокойный, не броский, хотя может быть хоть оникс, хоть бриллиант. Рисунок или гравировка. Всё это нижний слой, на котором и базируется экран. Как только он загорается — подложка больше не видна. Яркие, красивые картинки, затмевают взгляд. Очередная попытка провалиться в изящное безумие. Экран не включился. Только не в этот раз.

Не то, чтобы в академии ничего не происходило, но интересных, а главное интригующий вещей, встречалось крайне мало. На вскидку, сейчас тяжело что-то вспомнить. В основном судебные тяжбы касательно молодых учителей. Красивых девушек кругом много, а мужчин в учительском персоналии, едва ли наберётся с десяток людей. Престижное учреждение. Кругом ответственность. Сложности в жизни и как итог — фигуры с обоих сторон по немного друг к другу сближаются. Останешься несколько раз на внеурочных занятиях и начинаешь привыкать. Пение, плавание, рисунок. Резьба по дереву. Физкультура. Так или иначе, всегда найдётся понимающий человек. Морально окрепший и главное красивый. Вот тут и начинается капкан. Симпатия перерастает в роман. Где-то искренний, наивный. Где-то более расчётливый до взаимной любви. Где-то даже перерастает до соития, но это совсем уже редкости, пресекающиеся на полном пути. Таких мужчин не то, что сажают, а полностью стирают из воспоминаний людей. Именно последний факт очень тяжело вспомнить, так как ни одно дело до огласки, так и не дошло. Подохло в зародыше, в стенах школы. Осталось немым слухом среди учителей.

Удивительно, что Ник не замешан, ни в одном внутреннем конфликте. Все беды катятся как раз из вне. Вещи разные встречаются в округе. В основном всё же мелкого характера с некоторыми, локальными «вспышками». Угроза внезапно появилась и тут же испарилась. Истории одна за одной погибали в узких кругах. Общая затхлость обстановки, в который раз с подвигала двинуться вперёд. Быть к чему-то причастной, казалось не самой дурной идеей. Будет за то, с кем обсудить.

Любопытство с небольшим перевесом превозмогло рутинное уныние. Если с наружи не будет никого, дело тут же выгорит не дальше двери. Требуется подавить надоедливый смутьян. Миф к сожалению, развеялся мгновенно.

— (Медленно) Так я и думала… — осмотрелась. — Ни души…

Сенсация словно ускользала прямо из рук сквозь пальцы. Она не торопясь обошла свой кабинет.

Можно переступить себя и пойти спрашивать у всех подряд, но это точно не вариант. Слишком много чести. Слишком много предвзятостей. Слишком много всего, что потом непременно будет её злить. Если такова судьба — Мира опять остается в стороне. Придёт запоздалый электрик и опять всё починят. Эта история канет в лету так и не начавшись, как и множество других.

Кругом довольно много свободного пространства, особенно когда исчез диван. Кабинет врача не обязан напоминать подобие захламлённого музея со всеми его экспонатами, хотя парочку для примера, точно бы пригодились. Для эстетики. То, что у неё есть познания в медицине и психологии, не обязывают делать из кабинета чёрт знает, что. Другое дело — инструменты и аппаратура. В её обязанности входят куда более деликатные операции, где пожилому врачу лучше бы и уступить. В любых других рядовых случаях по физическому недомоганию есть отдельный коллега на первом этаже. Если выбор всё же стоит дать совет или таблетку, то Мира предпочтёт лучше совет. Эффект плацебо рассеивается. Куда охотнее поговорить о наболевшем, чем реально калечить или условно лечить.

Самое примечательное ложе для разговоров вместо дивана: центр комнаты, где методично находится кресло на толстой ножке. Белая полусфера с чёрным, вытянутым языком. В ней относительно неплохо лежится, хотя той, небывалой мягкости, больше уже не сыскать. Выбор давно смещён. Куда активнее анализы подсознательного, нежели чем разговоры. Мира по немного начинает скучать.

Избыточное внимание тут же концентрируется на нём. Десятки, а то и сотни прошли через скромную терапию, а она, как пациент, ни разу даже и не легла. Не нашла банально времени на простое «сладостное подремать» не говоря уже о том, как просто полежать внутри закрыв глазки. Упустить единственный шанс побывать в собственных грёзах, считай преступление против самой себя. Разок побывать внутри, а не лечить без конца чужие раны. Мечты мечтами, но даже так, без электричества — плевать. Хотя бы так насладиться фрагментами радости. Хотя бы на пять жалких минут.

После тяжёлой недели хочется немного обновления. Как они в один голос после приёма говорят: «Спокойствие. Равновесие. Блаженство». Хотя бы тень от данного приёма мельком уловить. Да, тех самых ощущений, сейчас явно не будет, но банально полежать, ей никто не запретит. Именно в такие моменты, особенно остро чувствуется нехватка в ложе. Надо начальству в мягкой форме намекнуть.

Цокая каблуками по глянцевой поверхности пола, в плотную остановилась у кресла. В последний раз поразмыслила, плюнула на всё и с радостью легла внутрь специфической конструкции. Не зря. Одно сплошное удовольствие. Как же долго этого она ждала. Форма сиденья полностью повторяет осанку, а мягкость сравнима с тончайшей нежностью прошлой обивки. Стало гораздо яснее, почему посетители не спешат расставаться. Ощущение схожее. Хочется в нём утонуть.

Её не смутило и близко, что полупрозрачный козырёк не опустился сам. Пришлось имитировать всю сласть самой. Взяла за край крышки и насильственно стащила вниз, спрятав под собой голову и плечи. Внутри стало ещё приятнее, однако несколько темно. Не хватало немного подсветки, но это так, мелочи. Мира собралась подремать, а не читать. Поудобнее легка на подголовье и на животике скрестила ручки. Раздался со стороны двери неприятный уху тон:

— (Встревоженно) Мира… Мира… Вы где?

Тихим, тонюсеньким голосочком зашептала только что вошедшая девушка, осторожно заходя на не свойственную для себя территорию.

— (Почти раздражённо) Здесь я, — отодвинула козырёк. — Что вам надо?

— (Тихо) А вас сразу и не заметить. Я просто… — сделала шаг в её сторону. — Хотела кое-что проверить… У вас спросить.

— Ну ещё бы, — недовольно поднялась.

Первым делом, куда направилась врач — к своим полочкам за стаканчиком холодной воды. Таблетка ещё с прошлого раза толком по гортани не отправилась к животу. В средней секции ближе к углу, находился охладитель для бутылочек ёмкостью в 0,5 литра. Аккуратная, обтекающая форма из двух секций. Смотрится как две спаренные, акустические колонки. Расцветка стандартная. Чёрно-белая. По центру — дисплей для терморегуляции, а в корпусе по бокам, ближе к задней стороне, 2 гранёных бокальчика. Высокомерной походкой дошла. Невозмутимым жестом взяла себе один стаканчик. Нерасторопно налила из бутылочки жидкость. Элегантно вернулась на пару шагов назад. Облокотилась на край стола и начала смаковать воду так, словно внутри эликсир счастья. По крайней мере у неё это прекрасно получалось.

Вторая девушка всё это время молча ждала, подобно невзрачной мышке, пока змея вдоволь не насладиться кровью своей жертвы. Испив пару глотков из прелестного бокала, весьма осторожно отставила в сторонку двумя пальчиками. То ли не хотела дотрагиваться, то ли была противна сама мысль прикосновения. После слегка затянутой прелюдии, начался наконец полноценный разговор:

— (Натянуто) Вам… — скрестила руки, — чего конкретно надобно, милочка?

Бедняжка едва ли успела открыть рот, как её тут же заткнули надменным тоном. Намечалась очередная, нелёгкая беседа.

— А вам в голову не приходило, что я занята, работаю, а вы, — голос немного повысился, — врываетесь ко мне, будто имеете право на… (спокойно) не суть. Чего вам надо? Говорите.

— (Взволнованно) Вы же… слышали гул сирены? И-и-и эту… красноту?

— И что? — совершенно безразлично ответила. — Да этими лампочками, людей только в ужастиках могут пугать. Мы извините, милочка, не в бункере и не на подлодке, так что нечего боятся. Не надо панику на пустом месте разводить. Как только электрики (надменно) изъявят своё желание прийти и поработать, так сразу всё вернётся к привычным вещам. Всё, — махнула рукой, — возвращайтесь к своим делам. Тут нечего больше обсуждать.

— Но… — на шаг подошла ближе, — это же крайне странно… Электричества нет, хотя должны сработать запасные генераторы. Их же у вас… 6 штук…

— (Неохотно) Да-да… А инструкцию безопасности проводили-таки… не зря… Послушайте, — немного призадумалась, — если бы вы сами видели эти подвалы, то не задавали бы сейчас таких глупых вопросов. Да там годами никто не убирался. Не ремонтировали. Не чинили. Там от сырости 100% всё проржавело, а горючку наверняка местный дворник давным-давно уже слил… Это самый, обычный сбой. Перезагрузят сеть и делов то. Как-будто раньше не случалось подобных дилемм. Случалось, милочка. Ещё как случалось. (Недовольно) Столько времени ушло в пустую… Вот же бездари, — косо посмотрела на ноутбук. — За что им платить?

— Но вы же сами всё слышали.

— Что слышали? Сирену? Послушайте… — отставила стакан.

Мира хотела назвать её по имени, вот только не задача. Не вовремя забыла, а может и вовсе не знала. Имя крутилось на букву «З», но почему-то догадка казалась ложной. Врач после продолжила с небольшой заминкой:

–…Нечего тут волноваться. Сперва успокойтесь, а потом идите заниматься своими делами. Работы и так по горло, а вы нам… только графики все сбиваете.

— (Тревожно) Но, но даже электричества нет. Как я могу работать с детьми?

— Как-как, по-старому. Учебники отройте. Займитесь письмом, а не гоняйте без толку новомодные приблуды и интерактивную доску. В слух почитайте. Это вы у нас литератор, а не я. Придумайте… Фантазию включите. В общем… поняла.

Мире ой как не понравилось, что ей насильственно придётся выколачивать за дверь практикантку, хотя в своё время, самой было ничуть не проще.

— (Настойчиво) Всё милочка, идите. Сеанс окончен. Возвращайтесь к своей работе, к спиногрызам, и прочим приятным для души вещам…

Девушка продолжала стоять на своём месте, выжидая пока её не выслушают до конца. Подобная упёртость жуть как выбешивала.

— (Недовольно) Ну что ещё? — всучила руки в бока. — Что вам не понятно?

— (Встревоженно) А стуки? А как же стуки?

— Какие ещё стуки? — возмущённо посмотрела. — Может… они там… ремонт затеяли. Технику повредили… Какая разница? Идите работать. Это не ваше дело.

— Ну вот же, вот… Вот, — подняла палец, — послушайте. Только помолчите, — подошла чуть ближе к стене.

Уже скептически настроенный врач, в штыки воспринимала информацию, особенно сумбурную бредятину из чужих губ. Из невозмутимой, стоящей позы, села на край стола. Ещё сильнее нахмурила брови. Перебросила ногу за ногу. Хотелось глазами неумёху пожрать. Она ждала любого краха, намекающего на то, что жертва — крайне не права. Только цокот каблука разбавлял затянутую тишину. Нервы постепенно истончались.

Неожиданно для обеих раздался толчок небывалой силы. Стены не то, что завибрировали. Затряслись. Сердце сжалось в груди. Доктор чуть ли не рухнула, дрожащими ногами на сгибе удерживая шаткий баланс. В отличии от неё, с полок попадали некоторые экземпляры книг, а также маленькие стенды фотографий. Кроме того, затряслись и бутылочки с водой. Стало реально страшно. Помощница отшатнулась к стене. Пара замерла в оцепенении. Страх не давал шевельнуться, словно натыкаясь вслепую, впотьмах на мину. Испуганно тупили на друг дружку, пока ещё один громогласный удар, не открыл глаза.

Ещё один не менее важный толчок, подтолкнул к ускоренному провидению диалога. Мира отшатнулась и тут же ринулась к двери. Схватила практикантку за плечи. Тотчас же принялась свой план объяснять:

— (Испугано) Слышишь меня?!!! — встряхнула. — А ну живо беги за детьми!!! Запрись с ними в кабинете… Укройся!!! Делай что угодно, но ни один ребёнок, слышишь, ни один не должен выйти из кабинета… Ты меня поняла?!! Поняла?!!!

— (Испуганно) А вдруг это… опять землетрясение?

— (Испуганно) Не важно, что это! Тут прочная конструкция! Выдержит всё! Тут некогда объяснять. А ну живо возвращайся! — встряхнула. — БЕГИ!!!

До студентки с трудом доходила информация. Она пребывала в лёгком подобии шока. Встряхнув ещё раз как следует за плечи, та наконец ожила. Угроза соответствовала гримасе оппонента.

— (Испуганно) П-поняла. Бегу, — мигом ринулась на утёк.

Девчушка напоследок мотнула головой и скорёхонько двинула прочь. Мира тоже как ужаленная сорвалась с цепи. Торопливо добежала до ближайшего угла. Мигом вскрыла крохотный, подвесной шкафчик с медпрепаратами. Наголо. Без ключа. Локоть точечно попал в центр матового стекла. Прозрачный крест треснул на долю секунды, после чего дверца полностью развалилась. Оставались висеть только металлические крепежи. Врач стала выгребать почти всё подряд.

В таких экстренных случаях, крайне не хватало походного набора. Ладони едва ли вмещали по жмене лекарств. Первое, что шло в ход — обезболивающее разных дозировок. Про запас нужно схватить пластинок. По пять штук в общей сложности легло в каждый карман. Следом громоздкие бинты. Они больше всего как раз занимали места. Упустить из виду их, значит пустить жизнь на самотёк. Плюс ко всему несколько гемостатических губок для глубоких ран. Перекись водорода для обработки. Четыре бутылька. Замыкают арсенал: баночка спрея от ожогов на всякий случай и антигистаминные таблетки. Вдруг у кого-нибудь аллергия на пыль или что-нибудь ещё. Материалы для фиксации повреждённых суставов, она уже не брала. Банально не помещались, как и другие ватные диски и защитные крема. Абсорбенты. Спазмолитики. Взгляд метнулся к боковым рядам. Вкладышам с перевязкой, таки нашлось место в последний вагон. Вмяла как надо. Утрамбовала. Последним оставался на гвоздике висеть транквилизатор. Мира ни разу не дотрагивалась. Он лежал запечатанным внутри ещё задолго до неё.

Глядя на то, как именно выглядит конструкция, она надеялась, что никогда не придётся из него стрелять. Вид ни на каплю не внушает доверия, учитывая, что он явно лежит не первый десяток лет. Тут не то, что сложности во врага попасть, хотя и с этим будут явно проблемы. Дистанция и баллистика. Оно скорее само заклинит прямо в руках. Слишком уж архаично смотреться. Громоздко. Всему виной сплав медицинской стали, который на взгляд утяжеляет вещь. Звуки с нижних этажей уплотнились. Завибрировал пол. Придётся стрелять.

Может, если бы схожий случай действительно был похож на землетрясение, то всё обошлось менее панически курьёзно, но нет. Шум конкретно исходил от первого этажа. То затихал, то снова бил по ушам. К сожалению, это были именно они — люди. Живые, настоящие. Навряд ли бы животные схватили по винтовке и восстали против человеческой тирании. Особенно забавными смотрелись бы парнокопытные или кто-нибудь из морской фауны. Скажем пингвин либо касатка. Не про эти мотивы сейчас стоило думать. Где-то подобный сюжет, явно в памяти всплывал. Слышала или смотрела. Лёгкие постукивания ещё сильнее наращивали темп. Мира ускорилась.

Выбора по сути не было. Пришлось доставать. Всё содержимое прозрачного чехла комфортно уместилось на и так загаженном столе. Врач мельком осмотрела полностью всё снаряжение. К пистолету, который практически помещался в ладошке, прилагалось по 3 ампулы в кассете синей тонировки. Хрупкие капсулы с раствором. Подобное «оружие», моментально вызывает сомнение, особенно какой вид патронов используется. Мира взболтнула одну упаковку и жидкость очень ярко засветилась. Всё тут же стало понятно. Знакомый, едкий концентрат. Капли подобного раствора, прописывались Каю. Интоксикация такая огромная, что даже в полузакрытом помещении уснут все. Если с дозировкой не повезёт, может и убить. Пришлось взять на вооружение то, что дают. Ни о какой мобильности речь не шла.

Времени себя жалеть попросту не было, поэтому Мира сбросила сковывающие туфли и ринулась вперёд.

— (Встревоженно) Боже, — глубоко вздохнула, — дай мне сил…

* * *

Первый этаж с каждой секундой, всё больше тонул в облаках пыли и частиц от строительного мусора. Оно шло по заведомо хаотичной траектории, оставляя позади себя через раз раздробленные куски кирпича и битого стекла. То пройдёт мимо, то прицепиться к обычной колонне. Один раз пропустит, а следующий ряд окон, в россыпь раздавит стекло. Из побитых местами стен торчат искорёженные стержни крепежей. В голове крутиться одна единственная зацепка. Своего рода место, где можно пойти и отомстить всем.

С неким прожорливым упрямством нечто на пролом двигается к цели. На удивление, никто и близко не спешит его обрадовать своим присутствием. Чего уже говорить о желании остановить. Всё несколько наоборот. Путь идеально чист от людского посещения. Оно продолжает двигаться вперёд.

Прямо по коридору встречается узенький уголок. Небольшое, углублённое пространство в стороне. Обрезанный квадрат. Несколько скамеечек с обивкой. Стенд с интерактивным расписанием и прочей информацией. Клумбы цветов и отдельно вынесенная с боку доска почёта. Она то как раз и отличается от всего.

Выполнена вещица ручным трудом со всем помпезном и шиком. Бордовый цвет древесины, позолоченная гравировка букв и обрамления. Разноуровневость платформ. Резьба. Общая стилистика напоминает книгу семейного древа со всеми его разветвлёнными ветками и корнями, однако перебивается другой, чужеродной средой. Непонятно откуда взятая подсветка и защитное стекло, дело не убивают, однако задают ряд вопросов. Форма книжной формации сохранена, правда детали перекрыты некоторыми оговорками. Россыпь нижних корней практически стёрта. Вместо них во всю длину красуется пьедестал. Рамки трёх фотографий, имеющие ключевую причастность к делу. Центральное фото директора и неизвестных двух людей. Именно от этой троицы пляшут во все стороны ветви, отмечая на фото лояльных учителей. Эмблема школы как нарочно вырезана на стволе дерева. Так же полностью сточены по краям фразы, отсылающие к первоначальному месту. На ленте с верху фигурирует другая надпись: «Академия Красных Сосен». На их место раньше помещались другие три слова. Прошлое памяти почти стёрто.

Оному хочется непременно что-то сорвать, правда ни одно лицо кроме директора — никоим образом не взывает к действию. Оно просто проходит мимо, забывая небывалый приступ дежавю. Остаётся совсем не много.

Первые шаги и близко не походили на нормальные телодвижения человека. Они были сравнимы разве что с первыми попытками робота сделать ход. Нелепая пантомима кривляний, однако, чем дольше оно двигалось, тем чётче и увереннее становились действия заметно улучшая качества в прогрессии. Холод перестал растекаться по всему телу. Он частично бил по спине и косым мышцам живота. Ходьба со временем особо не изменилась, однако мир постепенно подстраивался под него. Лёгкость выдавал скользящий шаг.

Некая свобода ощущалась в каждом размеренном движении. Шаги стали реже, короче, но расстояние при этом никак не изменилось. Оно планомерно, будто склеенными рывками двигало тело вперёд. Это не он крутился, а сам мир вокруг него. Каменная плитка трескалась при каждом прикосновении. Шлейф из раздробленных кругов.

По остаточным обрывкам памяти кабинет находился в конце коридора. Наконец показался кто-то из живых. Из проёма вышел молодой мужчина.

— (Взвинчено) Сидите спокойно… Я со всем разберусь.

Храброе сердце не выдержало и пары секунд, прежде чем третироваться в страхе обратно. Рванул что есть мочи за ручку. Расшиб мозги об торец двери. Испустил свой дух обоссав портки. Тотчас же повалил шум. Крики прокатилась по всему этажу. Даже этажом выше стало слышно. Расправа скоро начнётся.

Гул как ни странно быстро затих. Ещё один неожиданный товарищ, боязно показался наружу. Сперва осторожно рука. Потом кончик ноги. Он так до конца и не вылез, за то постарался быстро учителя затащить назад. Гиль таки не струсил. Глупец приоткрыл дверь на сколько хватало сил и живо вцепился в лежачего, однако за зря посмотрел в бок. Хватило единственного раза. Мигом всё бросил и с выражением: «Еба-ать!!!» тут же рванул обратно. Крики возобновились снова.

— (Испуганно) КЛЮЧИ!!! Где ключи от этой хуйни?!!!

— (Взволнованно) Что там происходит?!! — кто-то выкрикнул из толпы.

— (Испуганно) Я хуй его знает, но эта блять сейчас проломиться сюда!!! Ключи тащите суки!!! Ну!!! НУ-У-У!!!

Гиль сам был не похож на себя. Он так переволновался, что остальные ещё больше запаниковали. Большинство с парт, тут же ринулось ближе к окну. Самые отчаянные — начали бить стекло. Кто-то даже стул зарядил, правда тот отскочил от еле заметной, красной плёнки. Гиль ещё раз провопил:

— КЛЮЧИ БЛЯТЬ!!! ДАЙТЕ СУКИ КЛЮЧИ!!!

Один из его друзей, наконец дёрнулся к столу учителя. Большинство так и оставались нерушимо стоять в стороне. Храбрец сколько мог, столько удерживал ручку, кряхтя и чуть ли не сдавливая зубы в порошок. Тянул изо всех сил на себя, ногой упираясь в стену. Времени и сил оставалось не так много.

— (Гневно) МОЛЧУН!!! — оглянулся. — А ну пиздуй сюда! Держи это гавно!!

Юноша никак не отреагировал. Ещё больше поёжился стараясь ничего не замечать. Некоторые, недовольно отреагировали на пассивные действия второго, желая хоть как-то пристыдить. Стали жестикулировать. Уговаривать. Стыдить. Он и шагу в сторону мерзавца не сделал. Парень испуганно продолжал на месте стоять, пока остальные пытались его расшевелить.

— (Отчаянно) Ты ваще мразь страх потеряла… Тащи свою жопу сюда! Реще, сука!!! РЕЩЕ!!!

Дело близилось к драке. Нашёлся смельчак, который постарался выпихнуть «молчуна» подальше из общей толпы. Началась словесная перепалка. «Шестёрке» разве что удалось встряхнуть за плечо и переброситься парочкой обидных слов. «Молчун» просто отмахнулся и отошёл от всех, став ближе к доске. Пускай рискует кто-нибудь другой. Не он.

Не успела до конца сформироваться нужная мысль, как ситуация обратно изменилась. Абсолютно все притупили взгляд на двери. Возобновились громкие шаги. В аудитории стало предельно тихо. Одна из девочек осмелилась повторить:

— (Тихо) Кто там? За дверью?

— (Испуганно) Я в рот не ебу!!! — сквозь зубы прошипел. — Если сейчас не появятся ключи, то нам всем… пизда!!!

Ключи хоть и запоздало, но всё-таки нашлись. Тот, кто искал — обшарил весь учительский стол. Вывернул все ящики на изнанку. Залез в карманы учительского пиджака и только в отсеке трибуны, нашёл заветный ключ.

— Нашёл! — приглушённо выкрикнул обладатель.

— (Шёпотом) Тащи… сюда, — нервной мимикой произнёс. — Реще!

Друг предельно быстро на цыпочках добежал. Гиль напряг мышцы, для удобств отпрыгнул в сторону на одной ноге, и ключ тут же уместился в скважину замка. Несколько поворотов и долгожданный щелчок. Как только раздался звон защёлки, нервы обоих окончательно сдали. Моментально ринулись прочь. Один в ужасе благополучно отбежал. Другой от испуга споткнулся, пытаясь улизнуть как можно дальше от двери. Раздался грохот столов и стульев. Девчонки завизжали. Следом резко всех объяла тишина. Гиль предельно осторожно карабкался в верх с пола, не издавая ни звука. Затем раздался треск.

После короткого затишья металлическая ручка двери пулей вылетела в коридор. Преграда миновала. Через секунду, уже абсолютно все начали повально громить окна. То, что не получалось у предыдущих — никого не волновало. Снова поднялся истерический шум и гам.

Вторым и последним актом паники стал ученик, умело запущенный собою в окно. Он так же, как и стул, просто отскочил. Даже скола не оставил. Грохнулся на ряд сзади стоящих столов и так же поник. Девочки в страхе от подоконников вовремя разошлись. Единственное, что после удара, стало достаточно красно и душно. Все попытки спастись заглохли.

В очередной промежуток затишья, в глаза буквально врезались два чёрных пальца обмазанные будто углём. Они просочились сквозь отверстия дыры. Ещё одна секунда и двери как таковой буквально не стало. Её полностью разворотило под диким давлением черноты. Двери как таковой больше не существовало. Остались только петли и разбросанные по полу ошмётки досок. Беспорядок возобновился. Первыми завизжали девчонки. Следом вскрикнули и пацаны.

Аморальные признаки беспорядка и хаоса, окончательно возымели место быть. Ученики толкались, бились. Выли и ревели. Орали, матерились. Абсолютно все долбились в окна. Ало-бледная плёнка, ещё сильнее уплотнилась в цвете, напоминая по ощущению битьё головы об стену. Ни один кусочек не пострадал. Целостно смотрится стёклышко. После бесполезного долбления кулаками и вновь стульями, пальцы наконец вцепились в ручки. Их заклинило как на зло. Тем, кому удавалось хотя бы на чуть-чуть сдвинуть положение рукояти — больше сдирали кожу, нежели чем двигали прогресс. Боль и страх расшатывали нервы. Стало ещё хуже, когда оно само вошло в класс. Глаза зрителей оцепенели. Это не должно ни коим образом попасть в реальность, однако оно является таковым.

Сам Кай выглядел чуть ли не весь чёрным, но не чёрным от краски или золы, а скорее будто полностью поглощённый окружающей тенью. Там, где виднелись очертания фигуры — позади спины веяла кромешная тьма. Объятия глубинного космоса. Контур силуэта выделялся лишь благодаря тому, насколько плотнее становился цвет аудитории и падающий на его плечи кровавый отблеск. Фон насыщался багрово-красным. Оттенок кровавого заката. В комнату входила тьма ночи. Света категорически не хватало. Видеть стало гораздо сложнее.

Силы окончательно покинули ребят. То, что происходило перед глазами не должно было взаправду существовать. Реальность будто специально подшучивала над ними. Когда оно зашагало вновь — крики стали невыносимыми. Подростки в панике живо разбежались по углам, стараясь втиснуться в друг дружку, чтобы лично не соприкасаться с тварью взглядами. Две синие точки во тьме это подтвердили. Никто не смотрел в его сторону. Никто не хотел умереть.

Гиль всё ещё лежал, хотя давно мог подняться. На самом деле уже не мог. С того момента как он грохнулся, одежда будто прилипла, а поверхность пола стала со временем искажаться. Медленно поглощать в себя. Этому свидетельствовала темнота, пожирающая окружение и свет. Искажающая звук. Скрежет металла и дробления камня. Треск древесины.

Ножки столов просели, словно пол из битумной массы стал таять. Спинки опрокинутых стульев успели попрятаться вверх тормашками, а столешницы парт развалились по кускам, медленно вживляясь в пол. Никто не мог поверить своим глазам. Как ошалевший, Гиль инстинктивно тянулся как можно дальше от болота. Оно засасывало к себе внутрь на самое дно.

Подобный акт, наглядно послужил для очередной фобии. Повально крича, детишки начали в ужасе взбираться на высокие поверхности лишь бы подальше от земли. Подоконник. Стол. Стул. Шкаф. Куда угодно лишь бы не оставаться на полу. Одна только Лоя сидела под партой. Она пыталась не обращать внимания на деструктивную суматоху вокруг, полностью закрыв голову руками. Ей казалось, это слишком неподходящий, дурацкий сон. Она всё ещё сидит у Миры в кресле. Уповать на положительный исход с каждой секундой становилось гораздо сложнее. Крики отчаяния душу рвали.

Гиль от рывков рвал на себе одежду, яростно при этом кряхтя на спине:

— (Истерично) СУКИ!!! ХУЛИ ВЫ СТОИТЕ?!!! — приподнял вверх голову. — ПОМОГИТЕ!!! Я ЗАСТРЯЛ БЛЯТЬ!!! — дёрнул рукавом. — Я ЗАСТРЯЛ!!!

Орал, как и подобает резанному. Сумасшедшему. Ни одна живая душа не ринулась на помощь. Даже самые приверженные оставались в стороне.

— (Истерично) ГУС, МАРСИ!!! ПОМОГИТЕ МНЕ, ТВАРИ!!! НЕ СТОЙТЕ БЛЯТЬ НА ОДНОМ МЕСТЕ!!! НЕ СТОЙТЕ!!!

Он испуганно посмотрел в их сторону. Они тоже. Более-менее, проявляла активность его нынешняя девушка. В отличии от остальных она пыталась всеми силами пробить стекло. Пусть и не пробить. Хотя бы поцарапать, будто от этого внезапно проявится прок. В какие-то моменты ей и правда удавалась соскрести немного красного, однако длинные когти особо не позволяли. Брешь очень быстро зарастала, а сломанный ноготь, увы нет.

— (Истерично) ЛЮСЯ!!! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!!! ПОСМОТРИ!!!

Когда и до неё добрались искажённые мольбы любимого, тело всё затрясло. Она никак не решалась сойти с подоконника. Ей не хотелось ради него рисковать.

Гиль рвал глотку и попеременно пытался срывать с себя куски прилипшей одежды. Барахтался изо всех сил, лишь бы вырваться. Девушка, наконец обратила внимание. Ненавистный оскал угадывался в пол оборота головы:

— Я тебе… не ЛЮСЯ!!! — злостно выкрикнула. — Не смотри на меня так!! — пугливо отвернулась. — Ты сам во всём виноват… (Плаксиво) Винова-а-ат…

— Что? (Возмущённо) ЧТО?!!! Ах ты ж сука такая!!! Я тебе башку щас твою гнилую нахуй оторву!!! (Гневно) Помоги мне блять, тварь… (Плачевно) Помоги…

Сколько бы лидер ни старался, ни один из его дружков, так и не ответил на просьбу. Все от страха сжались по углам, но никто не отвёл глаз. Каждый трясся за собственную шкуру. Гиль обессилено упал, выдрав пару пуговиц и швов.

— (Плаксиво) Какие же вы мелочные скотины… Ой суки… — пустил слезу. — Какие ж вы все суки…

Кай очнулся. Ученики запищали. Смертник ещё больше запаниковал:

— (Испуганно) Бля-я-ть… Эта тварь меня нахуй сожрёт… — стал барахтаться ещё сильнее. — Ёбанные мрази!!! Гореть вам суки в аду!!! Блять… БЛЯТЬ!!!

Тёмное нечто с его кривыми углами разыгралось пуще прежнего. Комната не стала окутываться мрачной пеленой, но тени оживились. Они стали хаотично дребезжать по фигуре и полу имитируя движение. Подсветка стала пропадать. Плащ из колких теней превращался в сплошное, дребезжащее месиво, всё больше поглощая местность. Гиль не стал его исключением. Тугие лужицы и дальше стали проявляться по комнате, сигнализируя не самый радужный исход.

— (Испуганно) Ох тыж… — замер. — Ёптыж…

С криком Люси́ интерес немного разбавился.

— (Испуганно) Да, да! Забирайте этого урода! — вжалась сильнее в стекло. (Воодушевлённо) Это он во всём виноват! Он! Не мы!!

Ни один человек не стал ей перечить, собственно, как и не поддержал.

— (Отчаянно) Ах ты мразь! — попытался оторвать руку. — МРАЗЬ!!!

Раза с четвёртого, у Гиля полностью разошлись нитки на рукаве. Пиджак так и не отлип, за то одна его часть порвалась. Он смог вытащить хотя бы свою правую руку. Бешеная ритмика давалась крайне тяжело. Мышцы отдирая кожу, потели кровавым потом. Цепляться приходилось за всё подряд, однако пятиться лёжа, всё равно никак не помогало. Получалось откровенно говоря плохо.

Предметы, успевшие на треть погрязнуть в чёрной мути, намертво застряли на месте, ровным счётом, как и погряз сам. То, что руке удалось освободиться — в итоге так и не сыграло. Металл и доски, неплохо справлялись в качестве опоры, правда дрыгался мученик всё равно впустую. Имитация, но не сами движения. Крайне плачевный исход.

Последней попыткой, Гиль вложил все силы в единственный рывок, пытаясь оторвать тело от пола. Вцепился рукой в крышку парты и потащил пуговицы вверх. До него только тогда дошло, что следовало первым делом расстегнуть пиджак. Навряд ли бы это действительно помогло, учитывая, что и кожа успела прилипнуть. Ощущения словно из детства. Первый и последний раз, когда попытался языком слизать лёд из морозилки. Больно, холодно и тяжело.

Отвлёкся немного — рука тут же соскочила. Локоть вляпался в старое пятно. Теперь края уже белоснежной рубашки намертво прилипли к полу. Юноша от безысходности окончательно взревел:

— (Жалостливо) Не надо… Ну не надо… — закрыл лицо рукой, — прошу…

Из тени появилось вполне человеческое очертание руки. Оно наклонилось, схватило его за ботинок и медленно потащило за собой обратно в коридор. Гиль не кричал. Не матерился. Не бился в агонии. Он жалостливо хрипел, больше не пытаясь зацепиться или затормозить. То, каким способом беднягу волокли, нагляднее всего показывало отношение к жизни. Подобный конец сулил всем.

Тело неуклюже вытащили за дверь. Первой взвыла Люси:

— (Болезненно) Боже… Боже… — стала вытирать ладонями слёзы. — Что это была за хрень?! Что ЭТО?!!! Этого недолжно быть в ПРИРОДЕ!!! НЕДОЛЖНО!!! Я… Я… — стала задыхаться.

— (Ошарашенно) Я-я-я… Хуй его знает… — прошептал рядом Марси. — У меня просто нет слов… Адовая ебанина…

— (Истерично) От-кры-вайся ебучее стекло! — ударила. — Открывайся!

— (Нервно) Послушай, — попытался приобнять. — Может всё и обойдётся… Может ему нужен только он…

— Ты что, ненормальный?! — вырвалась из его рук. — (Агрессивно) Эта хуйня сперва прикончит его, а потом… (слезливо) обязательно придёт за нами!! За мной! За тобой! (Отчаянно) Я не хочу умира-ать… Я хочу ЖИТЬ!!! Боже-е, — закрыла ладонями лицо, — за что… — (Хрипло) Ну за что. Я же всегда перед едой молилась.

Люси обессилено сползла по окну на подоконник. Остальные начали куда активнее громить стекло. На этот раз получалось гораздо больше шума. Вопли, плачь и гам. Лоя и близко не шелохнулась с того момента. Дурацкий сон, который не хотел никак проходить. Комната насыщалась болью. Не цветом.

От тени не осталось и следа ровным счётом, как исчезло само пятно. Никто не обращал внимания на то, как именно изменилось место. Искривился пол, столы и сиденья. Всем было глубоко плевать.

В том месте, где несколько секунд назад лежал Гиль — отчётливо виднелись плавные вмятины. Будто изначально, задуманный природой рельеф. Без сколов, трещин и прочей деформации, чего не сказать о мебели. Стулья и парты как погрязли на треть в мраморном покрытии, ровным счётам там же и остались. Без очевидных моментов вкрапления. Перекошенные ножки, согнутые в разных местах. Ломанные доски. Как грибы воспряли после дождя.

Со стороны двери послышался визг. Ребята притаились.

Кай поднял за ногу шелудивого пса и со скоростью продовольственного пакета с едой, без всяких проблем метнул его в стенку. Не высоко. Довольно низко. Гиль как следует приложился сперва рёбрами, а потом уже треснулся челюстью о плинтус. Поверх всего вмазал по макушке своими же ботинками. Подобной, неуклюжей гармошкой, тело распласталось по полу. Не хватало только финального пинка, чтобы добить.

Тень с одежды к тому времени, практически сошла на нет. Свет коридора, очень быстро её развоплощал. Последние, острые грани, стирались с каждым маломальским движением. Дыхание. Движение губ, век. Пятен становилось всё меньше. Образ фигуры почти пришёл в норму. Изморозь снова подкрадывалась к чертам лица. Неизменным оставалась блистать, только алая часть периметра. Её цвет на фоне остального мира постоянно насыщался, однако область постепенно сужалась. Если изначально, он мог охватить половину корпуса, то под конец, едва ли хватало на коридор. Ему следовало поспешить.

Ботинок в аккурат завис над головой. Конечности противника едва уловимо дребезжали. Кай упорно чего-то ожидал. Возможно, предсмертного раскаяния, прежде чем кануть в небытие. Чуда как такового не случилось. Он так и не пришёл в сознание. Нога по подобию пресса, плотно легла на затылок. Немного усилий, и кости лица хрустнули. Из носа потоком повалила кровь. Оставалось только дожать, чтобы башка превратилась в раздробленную труху. Лоя вовремя выскочила из двери. Шок, каким он и должен быть.

* * *

Они бежали прямо по горячим следам на звук раздающихся криков. Мира собрала всех по пути вниз, кто хоть чуточку посмелее обычного был. Девушек, она сразу трогать не стала. Это конкретно её роль в команде истерить. Оставалось уповать разве что на мужчин.

Содержимое карманов быстро шло по рукам. Едва достигли первого этажа, как большая часть уже была роздана. Мира не поленилась постучать в каждый по пути кабинет. В основном расходились таблетки. Бинты, губки да пузырьки, оставались практически не тронутыми. Серьёзных травм не было. Уже хорошо.

Выбирать коллег по цеху особо не приходилось, так что шли практически все подряд. Сформировалась небольшая групешка из шести человек. Появлялся хотя бы шанс. Сгинуть вместе, нежели чем помереть по одиночке. Шанс на успех крайне мал. Ничего не осталось делать, как просто надеяться на лучшее.

Самым быстрым оказалась Мира. Она бежала впереди всех, оставляя других мешкаться позади хвоста. Мужчины банально не поспевали за столь интенсивной прытью, постепенно переходя с бега на быстрый шаг. Потом на шаг, а в конце и вовсе одновременно остановились. Задыхались как один подряд. Их уже заранее напрягали облупленные стены и битые окна. Худшее ожидало впереди.

— (Задыхаясь) Мира… эт, погоди… — кашлянул. — Мы не… успеваем…

Приятель Миры, Ник, выражал мнение большинства. Отряд остановился на короткую передышку. Дефицит свежего воздуха брал своё. Этот был захламлён пылью и прочей строительной мишурой. Врач высказалась, дыша через ладошку:

— (Приглушённо) Ну же, поднажмите!! Они нас ждут!!

Стараясь как можно скорее приободрить всех, девушка одаривала звонким голосом почти что безрезультатно. Народ ещё больше впал в унынье от её слов.

— (Устало) Я-я-я конеш… всё понимаю, — вытер пот со лба, — но… если так и дальше пойдет… вам уже меня придётся… спасать…

Самый дальний из шестёрки, с залысиной и небольшим животом, чуть ли не падая с ног, сумбурно в раскорячку пытался глотать воздух. Руки самую малость придерживали колени, не давая в последний момент расползтись по сторонам. Общее состояние ухудшали треморная долбёжка и кашель, как от трёх пачек сигарет в день. Щёки насыщались цветом спелых вишен, а глаза без конца давали горькую течь. После несколько потёртостей, красными стали и они.

Постепенно вслед за его выходкой, каждый стал терять самообладание. Как по указке. Подобно нахальному сорванцу или разбалованному мальчишке. Все поголовно ополчились против друг друга. Взъелись за ерунду. Превратились в неженок, позёров и кривляк стоило лишь повернуть в нужную сторону.

Вложенные силы безрезультатно кончались. Мотивация по спасению детей больше не работала. Каждый искал оправдания, свою выгоду, ставил ультиматум и всё это на протяжении короткого отрезка пути. Мужчины просто обезумели. Несли чушь, злились, оскорбляли друг друга. Чуть ли с кулаками не лезли в бой, однако всё так же, каким-то невообразимым чудом, двигались дальше. Еле-еле. Рывками. Коротенькими передышками, но хоть что-то. Наверное, не будь вдалеке пробирающих насквозь детских голосов, давно разбежались кто куда. Каждый из них сто раз пожалел, что сунулся в самое пекло.

— (Измождённо) Мира, — взглотнул, — вы же понимаете, что это предельно глупо без ничего заходить в тыл к врагу? Вы уж извини, но я не боец. Я учитель. Я детей учу. Это вообще не наша забота. Нам бы лучше…

Одного из учителей, тут же перебил самый старший, плетясь за остальными чуть ли не в самом конце. Выглядел он подобающе. С сединой в волосах и бороде.

— (Буйно) Мира!! Я вами не доволен!! Я не собираюсь идти дальше!! Я жить хочу!! У нас даже оружия нормального нет!! Это глупо умирать ни за что!!

Задыхаясь, оба говорили правду. Правду, с которой придётся столкнуться всем. Даже при не самом худшем раскладе, на полу реально может разместиться кто-то из группы. В худшем — в рядок сразу лягут пять учителей.

— (Нервно) Да заткнись вы!! — огрызнулась. — Вы только о себе и думаете, а там дети, — пальцем ткнула, — дети страдают, бесчувственные скотины!!

— (Задыхаясь) Мира, постой! — схватил за руку Ник. — Я думаю…

Он тоже хотел поддержать других, но в самый последний момент замолк. Заглатывая на месте как можно больше воздуха, парень временил с отбытием на тот свет. После короткой передышки всё же нашлось храбрости закончить свою мысль. Девушка недовольно посматривала в ответ.

— (Устало)…Мне-е… — вытер пот со лба, — тоже, как и тебе, жалко этих детей… В иной раз… я бы без раздумий зашёл в горящий дом, но тут… Весьма колкая ситуация… Можно бездарно и умереть.

— (Раздражённо) Ник, отпусти меня. Не время для бесполезной болтовни!

Попытку сбежать, с трудом пресекали мокрые ладони. Врач бесконечно соскальзывала, однако продолжала держаться в руках. Ему крайне не хотелось, чтобы чья-та жизнь бессмысленно оборвалась вот так. В особенности её. Учитель терпел рывки сколько мог. Когда удалось вот-вот уже сорваться, он произнёс:

— Послушай меня… — дёрнул из последних сил. — Послушай!!

Сопротивление замерло. Требовался веский аргумент, чтобы переубедить.

— Разве, — вздохнул, — разве их жизнь ценнее твоей или нашей?! Разве…

Мира ударила по руке, не сомневаясь ни на секунду. Ник провопил:

— (Злобно) Больно твою мать! БОЛЬНО!!! — стал жалостливо поглаживать руку. — Ты хочешь нас всех похоронить! Я так и знал!! Знал!!!

Не прошло и пол секунды, как ещё одна затрещина зарядила по лицу:

— (Гневно) Да проснись ты уже! Очнись!!!

Не успел Ник очухаться от оплеухи, как его тут же схватили за галстук.

— (Гневно) Они ждут нас. Ждут!!! — резко дёрнула. — Им не от кого ждать помощи!!! Вся надежда только на нас!!! На нас!!! Мы ответственны за их жизни!!! Как… Как ты не можешь этого понять?!!! — разъярённо кинула взгляд.

Хватка после подобной выходки расслабла сама собой. Ошарашенный, просто оступился и упал. Она ни о чём не жалела, однако нажила себе ещё больше врагов. Люди по-своему отреагировали на женскую истерику. Кто-то намертво замолк. Ещё один просто пялился в недоумении. Другой аккуратно пятился назад и только предпоследний с сединой возмутился во весь голос:

— Ты что себе позволяешь, дура ты ненормальная!!! Он тебя спасти хочет! Хочет уберечь от неминуемой гибели, а ты… (Недовольно) Ты-ы-ы… Тебе вообще похер на нас. Ты нас и за людей то никогда не считала. Ты-ы — самая бессовестная скотина! Лучше отдай пистолет, — протянул руку, — иначе если не они, так ты нас здесь всех и перестреляешь. Ну же! — махнул. — Гони!

Мира неловко замешкалась, пряча оружие в кармане халата.

— (Яростно) Гони пушку дура! Мы за тобой дальше никуда не пойдём!

Как только появилась капля угрозы, Мира невольно достала пистолет. В ту же секунду на полном ходу направила ствол в их строну. Её реакция ещё больше шокировала. Вся коллегия замерла на месте. Поперхнулся мужчина средних лет.

— (Тихо) Вот же… блять… Накаркал… (Спокойно) Мира, давай всё обсудим.

— (Боязно) Я вам клянусь, — встряхнула ствол, — я уже ничего не боюсь…

То, как неожиданно он заиграл в её руках, чуть в рассыпную не отправило учителей. Из всех, кто мог больше всего испугаться — оказалось двое. Педагог по математике и физрук. Ник так и остался лежать на полу, а второй, имени которого она соответственно не знала, живо к нему присоединился, присев на корточки с приподнятыми руками. Остальную троицу Мира видела чуть ли не впервые, кроме, наверное, заведующего спортивным инвентарём. Он как раз и напоминал того сварливого пердуна с залысиной, который однажды отказался давать медицинский мяч. Ей всего-то хотелось поупражняться во время перерыва, а этот гад даже под роспись не дал. Сказал: «Где твой учитель? Без учителя нельзя». Настаивать она конечно не стала. Своеобразным способом похвалили. Приятно местами, однако осадочек остался. Мира сконцентрировала на нём своё внимание и ещё раз встряхнула рукой.

— (Испуганно) Если вы сейчас же не возьмёте в свои руки ваши ссыкливые задницы, я прямо здесь вас, — щёлкнул предохранитель, — перестреляю. И глазом не моргну… Надеюсь, это понятно?

Мира по каждому провела транквилизатором. Никто не захотел перечить. Навряд ли кто-то действительно догадывался, что конкретно она держит в руках.

— (Встревоженно) Понятно?! ПОНЯТНО?!!! — во всю глотку провопила.

Судьбоносный крик проник в самую суть. Всполошились и напряглись. Сердце каждого ёкнуло в груди. Такой её, ещё не видел никто.

— (Устало) Мне-е… если честно, — расстегнула пуговицы воротника блузы, — уже всё равно что со мной будет потом, так что… выбирайте. Или вы здесь, — дулом указала на пол, — или там, — головой кивнула назад. — Выбирайте…

После сказанного врач тоже напряглась до предела. Встала в удобную позу, чтобы уклониться или начать бить самой. Мужской род испуганно молчал.

— (Взвинчено) Подымайся… — кашлянула. — Подымайся я тебе говорю! — наставила пистолет на друга. — Поднимите его, — кивнула в сторону молодняка. — Поднимите. Живо!!!

Стоило навести оружие, как парочка моментально встрепенулась. Через мгновение, Ник с остальными стоял на ногах. Чистая озлоба. Предательство. Разочарование. Всё самое худшее переплелось в нём. С трудом удавалось верить, что именно это происходит сейчас на глазах. Девушке больше некогда излагать свою позицию. Мира доходно изложила всю суть.

— Нет больше времени ждать. Вперёд!

После не большого клича движение нехотя возобновилось. Напоследок, прозвучали такие слова:

— (Угрюмо) Я слежу за вами… Считайте у меня глаза на затылке… Пошли…

Мужчины лишний раз встрепенулись и побежали вслед за новоиспечённым лидером. Одним единым фронтом, группа направилась в пустоту. Их внутренние противоречия непримиримо гложили, однако, прежде чем высказаться, каждый перед этим как минимум задавал себе вопрос. Врач без конца оглядывалась и следила. Большинство, просто старалось не пересекаться взглядами. Как бы это не звучало, но её — они сейчас боялись больше всего. Больше той неизвестности впереди, искреннее уповая на то, что всё это непредвиденная поломка. Случайная, затянутая шутка, ценной в человеческие жизни. Защёлка обратно стала на место.

Каждый рассчитывал вернуться обратно как минимум живым, но чем дальше они следовали попятам разрухи, тем быстрее удалялся шанс остаться целым и невредимым. Помимо периодического кашля, остро покалывало в глазах. Мира вместе с остальными пробежала метров эдак 200, однако ни на грамм не приблизилась к повороту. Казалось, что люди бесконечно на месте бегут вперёд. Даль, которая не желает прекращаться.

Один из шайки в какой-то момент дошёл до ручки. Чересчур растрогался, выпячивая наружу далеко не блеф. Математик окончательно выбился из сил.

— (Расстроенно) Я больше так не могу… — замедлил шаг. — Я подыхаю, — сплюнул. — Подыхаю!! — упал на колени. — У меня сердце колом становится…

— Извини, — осмотрела карман на ходу, — но для сердечников, у меня с собой ничего нет… Ничего страшного. Молодой. Переживёшь.

Вслед за ним, переполошились и другие. Остановились. Мира мгновенно выставила руки. Пистолет самую малость задрожал.

— (Злобно) Ты что, ненормальная?! — заступился седоватый завуч за коллегу. — Ты хочешь реально нас убить? Убить?!

— (Монотонно) Я же говорила, если вы все не побежите… — демонстративно прикоснулась пальцами к курку. — Придётся применить силу… Увы, — пожала плечами, — по-другому с вами больше… ни как.

— (Гневно) Ты что сука, вообще с дуба рухнула?!! У него же дети!! Семья!! А ну нахуй, — замахнулся, — убери пушку, пока я руки тебе по локоть не отрубил!!

— (Спокойно) А ты попробуй, — тут же поднесла пистолет к его лбу. — Да, попробуй. Ну, давай… Чего ссышь? Ну же, — протянула свободную руку, — ломай. Посмотрим, кто сдохнет первым. Пуля может и не пробьёт, за то в черепушке твоей на долго останется.

— (Слезливо) Я хочу обратно к семье… К жене… К дочерям!! Как же они останутся… без папки…

— А зачем тогда, — посмотрела на второго собеседника, — было соглашаться? Хотел почувствовать себя героем перед другими? (Недовольно) Что за дебилизм. Тебе что, в жизни адреналина не хватает? Рыскать по вечерам своих ребятишек — это недостаточно экстремально для тебя? Увы, но обратного пути уже нет… Живо подымайся, иначе этот мерзавец, — обратно вернулась, — получит пулю в лоб. Я серьёзно. Я не собираюсь считать до трёх. Да, — косо посмотрела, — или нет.

— (Испуганно) Мира, ты же не выстрельнешь в меня, да? Да?

— Эта выстрелит, — вставил своё словцо Ник. — Чисто из принципов.

— (Дрожаще) Ну-у-у, спасибо… Подбодрил… Очень вовремя…

— Эй ты, — обратилась к отцу семейства, — ты там не передумал?

— (Взволнованно) Нет-нет. Я встаю, — поднялся, — только не убивайте его. Я сделаю всё как вы просите, только не стреляйте.

— То-то же, — медленно отошла назад. — Если ты их так крепко любишь, то вернись непременно живым. Выполни свой гражданский долг и вали хоть обратно к себе домой, но сперва, — неодобрительно покачала головой, — вытри свои слюни. (Отвращённо) Смотреть противно. В конце то концов, ты баба или мужик?

— Ладно, ладно, — быстро рукавом всё растёр. — Я в порядке…

— Хорошо, а теперь, — бегло осмотрела всех, — дуйте вперёд. — У меня очень острое чувство, что вам захочется меня скрутить… Пошли, — кивнула в бок.

Мира пистолет так и не убрала. Секунды в спешке быстрее пролетели.

Группе всё же удалось пересечь злополучный участок, который никоим образом не хотел заканчиваться. Периодическая пыль, клубами дыма оставалась в воздухе висеть, за то перестало так сильно давить на глаза и горло. Мужчины перешёптывались и недовольно кряхтели, однако перечить её воли больше никто не мог. Показался долгожданный поворот.

Стоило свернуть за угол, как на заднем плане более-менее замелькали фигуры. Врач, долго не думая, провопила во всю глотку:

— СТОЯТЬ!!! СТРЕЛЯТЬ БУДУ!!!

Услышав заветное слово: «Стрелять», сильный пол наконец-то в рассыпную рванул надеясь, что ни она, ни они — точно не станут по ним стрелять. По факту учителям некуда было деваться. Одна половина плотно примкнула к полу. Другая — тактично спряталась у расписания в углу. Сгруппировались. Втянули животы. Закрыли глаза. Ничего не произошло. Кто-то двигался вдалеке. Тело не оцепенело от страха, но по коже прокралось знакомое чувство опасности. Оставалось только пойти на ещё больший риск. Девушка решилась мгновенно.

Дистанция быстро сократилась для оценки ситуации. Прежде, чем нажать курок, нужно определить, в кого именно следует стрелять. Несколько ключевых секунд как при беге на стометровку. Удобная позиция. Резкий рывок. Энергичный темп. Как только условная черта была пресечена, стойку заняла. Почувствовалась иная обстановка. Стало безумно душно и тяжело. В ответ на её дерзкую грубость, конечности не то, что онемели, их словно цепями сковали. В один миг, пистолет по ощущениям превратился в двадцатикилограммовую упаковку цемента. В руках не то, что держать неудобно. Невыносимо просто стоять. Даже одежда на тело давила. Особенно плотно впились в кожу лямки бюстгальтера. Боль, которой в принципе не должно быть. Проблемы только начались.

Секунду назад, Мира бежала в освещённом месте хоть и с примесью плотной пыли. Теперь же горизонт размывало в не пойми, что. Дышать трудно, но не настолько, чтобы задыхаться. Ощущение, словно с утомительной пробежки залез к прохлаждающий душ. Краски окружающего мира смотрятся блекловато и шумит башка. Ритм лёгких выравнивается, но даётся всё ещё тяжело. Местами темень подступает к глазам. Главное, пережить данный фрагмент и дальше жизнь вроде бы налаживается. Одна беда — этот момент не планирует в ближайшем будущем обзавестись концом. Всё ещё что-то мучает. Всё так же жить тяжело.

Весь мир словно выгорел одним разом, но потом становиться только хуже. Резкие галлюцинации и головная боль. Крепко зажмурилась. Отвернула лицо. Пистолет так и остался держаться сцепленный пальцами. Их замкнуло. Руки не смогли переступить боль. Счёт времени потерялся в бесконечном исчислении секунд. Её заклинило.

На лобную долю приходился главный поток боли, отчасти разбавленный тошнотворным привкусом завтрака. Кружит. Шатает. Чуть ли не рвёт. Движения медленные, ленивые. Клонит в очередной сон. Из ниоткуда в мозгу, зацикленная единичка балуется вместе с нулём. Дерутся друг с другом. Чередуются. Подобная травма, как опухоль растёт в мозгу. Она не может думать ни о чём другом. Ряды циферок плодятся в башке. Бзик, который не желает проходить. Что гораздо хуже, этот дефект подпитывало искажённое ощущение вранья повсюду. Глаза боялись. Потерялась возможность сделать хотя бы шаг. С концами замкнулась сама в себе.

В отличии от остальных, именно мужчина с залысиной, взял инициативу на себя. Ни Ник. Ни завуч. Никто либо ещё. Физрук так вообще, как присоединился — и слова не промолвил. Весь ужас ситуации пестрил в глазах. Именно, его далеко не самые приятные замашки, заставляли группу вновь подсобраться. Молодому атлету — затрещина прилетела прямо по башке. Встрепенулся. Оживился. Наконец поднялся, но ничего так и не сказал. Троице в углу, достаточно было рявкнуть, кроме Ника. Он в конец пересрал. Спрятался под лавкой калачиком. Сделал вид, будто бы заснул. Заведующий складским помещением, просто подошёл и вырвал за ногу из-под сиденья вместе с корнем. Лавка грохнулась. Парень от шума ещё сильнее скорчился. Без лишних слов, за шкирку поднял. Удручающее зрелище. Лучше увы вид не стал.

Тройка, что боле-менее очухалась, из-под палки догоняла Миру в пределах битых окон. Если вдруг что-то пойдёт не так — все трое без задней мысли сиганут наружу. Слишком глупо погибать ни за что. Никто не собирается играть в героя. Подобный акт никогда не окупается. Особенно в такой момент. Очень глупо было соглашаться. Тысячу раз каждый пожалел. Не те блага. Не та цель.

Художник ели держался на ногах. Совсем размяк. Окончательные попытки улизнуть, пресекались жёстким давлением. То в спину пихнут, то ногой получит в зад. Общая пятёрка идёт. Сближается. Обсирается чуть ли не на полном ходу. С болью, со стонами, подымаются. Не могут на двоих — на четвереньках ползут. Даже заведующий, и тот через раз на колено склоняется. Цвет становится гуще на каждом шагу. Балаган из тонировок красного цвета, шарится в мозгу. Мира всё это время просто стояла. Тушки к сожалению, так и не смогли преодолеть рубеж.

Первым делом отключился математик. Он изначально из всех слабое звено. Плюхнулся на подоконник и обмяк. Челюстью хорошенько приложился. Завуч — практически вровень ринулся за ним. На ровном месте обвалился. Малярист при схожей участи, аккуратно испустил дух, заранее падая на евклидову подстилку. Четвёртым, с колена прямо на живот, распластался на полу смотритель. Физрук доходчиво всё понял. Выбрал место поукромнее за разбитым окном и в кустах прилёг. Она так и не смогла сплотить этих людей.

Монохромная палитра красного цвета, была всюду и везде. Восприятие било тревогу, а мозг окончательно взбесился. Миру пошатывало как пьяницу, а реакция упала хуже некуда. Пот нажимал на лицо. Жгло глаза и кожу. Очень сильно тянуло к земле. Взваленный на плечи мешок картошки. Ноги вязли на ровной почве, утопая по пояс словно в тягучем болоте. Остатки пыли без конца оседали в лёгких, а в горле окончательно поселился ёж. Жизненный цикл работал против неё, впрочем, как и она сама.

Сюрреалистичное изображение вводит каждый раз в ступор, стоит лишь на немного открыть глаза. Не получается привыкнуть. Взгляд не может смериться с новым порогом в уже вроде бы знакомый ранее мир. Привычные вещи больше не кажутся таковыми. Картинка перед глазами вечно плывёт. Иллюзия перекраивает восприятие по собственному желанию. Острые стены с колючими углами. Из сталактитов потолок. Водная гладь из кусочков разбитого стекла и зависшие в воздухе облака пыли. Поочерёдно на глаз портился белок.

Попытки двигаться, всё сильнее запутывали в кошмаре. Болезненные шаги ни во что не переросли. Невыносимо тяжело стало на душе. Этот тихий, знакомый плач детства. Сердце трепещет и скулит. Приток боли забытых мест, возвращал героиню в прошлое. Роли схожие. Ситуация повторялась. Насильственная смерть.

Как только рассеялась тьма, холод снова объял своё. Сковались мышцы. Шаг практически перестал идти. Оно ему в целом и не нужно. Едва ли в угол не загнал свою цель. Пятится некуда. Деваться тоже. Сбежать отчасти можно, но потом оно всё равно ринется за ней. Путы страха максимально вжимали в стенку. Всё, что она смогла — закрыть кабинет. Раздался приглушённый вскрик.

Девичьи вопли раздирали сердце на части. Сил подняться не было, но она поднялась. Телесные муки терзали с каждым движением, но она шла. Через страдание. Через насилие над собой. Приходилось жертвовать тем, что осталось.

Расстояние, как на зло, врёт всем. Ни на шаг не позволяет достигнуть цели. С трудом удаётся сдвинуться. Шелохнуться. Каждое маломальское движение даётся с огромным упорством. Дышать приходится через раз. Воздух настолько раскалился, что обжигал лёгкие, а во рту от сухости начало, как ножом скоблить. Попытки выкрикнуть ни к чему хорошему не привели.

Мира старалась изо всех сил выдавить из себя хотя бы букву, звук, хоть что-то отдалённо похожее на выкрик, но не могла. Не получалось. Девочка в один миг тоже заглохла. Ситуация обычной рыбы на суше. Молча лупит глазами жадно хватая губами воздух. Местами издаётся натужный пшик. Изредка пробивается иллюзорное постанывание. Пустые движения иссохших, давно потрескавшихся губ. Мучительная жажда, давящая на суставы. Пот, способный насквозь одежду замочить. Обычный халат, натянутый поверх сорочки с юбкой, больше не кажется уместной идеей. Космический скафандр, приковывающий к земле. Из него уже не выбраться и путь не преодолеть. Организм загибается. Мозг шалит.

Как бы старательно ни двигалась мученица вперёд, путь длинною в жизнь, издевался над ней. В лучшем случае удалось преодолеть половину пути. Алый коридор не хотел заканчиваться. Сколько бы отчаянно ни было вложено стараний, Кай всё так же удалённо стоял на месте. Каждый проделанный шаг ускользал в пустую. Движения срезались до первых потуг младенца. Время кануло в небытие.

Больше ничего не остаётся делать, как просто трепетать в ужасе, ожидая скорейшего затишья. Касание смерти вот-вот заберёт последние остатки сил и завсегдатый недосып, на этот раз окончательно отправит в страну сновидений. Закончатся муки. Больше никому не придётся жалеть. Гибель конкретных людей, возможно отсрочит жизнь остальных, нежели чем все умрут разом в братской могиле. Если судьба твердит, закончить всё именно здесь, значит это прекрасная возможность встретиться с близкими. На облаках или под землёй. В космосе. На другой планете. Хоть где. В пустоте. Более ничего не держит на этом свете. Чреда то чёрных, то серых полос без возможности на просветление. Только ощущение предстоящей боли, сейчас имело важность. Умирать, безусловно страшно, однако порою мучительно больно практически до слёз. Другое дело, когда хлопок и тебя нет. Никто не предоставит такой возможности. Он не даст ей заветную, быструю смерть. Ели трепещущее тело на полу тому подтверждение. Последние секунды жизни в полном отчаянии одиночества и слёз. Единственное паскудство — умрёт на холодном полу. Ни от обжорства лопнет. От смеха не задавиться. Банально в кроватке с ночи на утро не проснётся. Просто ляжет трупиком глядя в потолок.

Дальше идти не имело никакого смыла. Требовалось стрелять. Определить расстояние до цели сложно. До двадцати метров погрешности минимальные. С сорока пулю начинает серьёзно кренить. Свыше шестидесяти — банально может по пути загнутся. Конечную дистанцию толком не понять. То близко, то в какой-то момент далеко. Оболочка капсулы прозрачная для удобств. Хрупкая, чтобы в конечном итоге при контакте разбиться. Боязно стрелять.

Как бы ни терзали горечь и сомнения, при практически нулевой видимости, всё-таки поднимает оружие на взвод. Тяжкий груз воздуха, как и прежде давит на осанку. Скрепят зубы. Хрустят кости. Мышцы ноют навзрыд. Силы очень скоро закончатся. Она готова сделать щелчок. Всеми силами надавила на курок.

— (Про себя) Ну же… Давай…

Ничего не произошло. В голове возникла нужная мысль.

— (Про себя) Точно… Предохранитель.

Осечка. Вместо того, чтобы вылететь — капсула раздавилась внутри, вытекая из дула едкими остатками на пол. Витиеватый, синий дымок. Блестящий. Такой красивый. В мгновении ока всасывается в лёгкие. Безобидный виток, а бьёт по мозгам на утро по хлеще спиртного. Голова и до этого раскалывалась навзрыд, а тут её просто раздавило. Одноразовый вздох. Мира мгновенно упала в осадок.

Первыми отказали конечности. Бренная оболочка, забитая мясом и костями, бездыханно сползла вниз. Окоченевшее тело больше не слушалось. Объявило бойкот. Оно отказывалось выполнять простейшие действия. Даже собственные лёгкие отказывались дышать. Воздух заканчивался. Незавидный итог.

Поднимая рывками половинку туловища за волосы, жертва замерла, как и предыдущие. Ледяные пальцы обхватили личико. Сжали впалые щеки. Немного подтащили к себе. Одна, единственная оплеуха, быстро умерила её пыл. Словно ладонь об камень отбила. На этом всё. Лбы заторможено соприкоснулись, хрустя трескающимся льдом. Вместе с холодом алое сияние пронзило глаза. Боль уходит взамен на вечное забвение.

Кто-то подбежал к Мире и с ходу упал на одно колено. В глазах и лёгких резко зажгло. Моментально вывернуло на изнанку. Рука, вместо потока рвоты, не давала этой гадостью дышать. Сквозь слёзы и стоны, транквилизатор оказался в чужих руках. Маленький. Компактный. Специально рассчитанный под женскую ладонь, хотя держится по итогу подобно тяжеловесной гире. Плюс ко всему, по несколько цементных мешков на костях. Конечности дрожат. Ни черта не видно. Падальщик на радостях смакует. Пришлось и дальше свою трусость побеждать.

Ник, никогда в жизни не испытывал такого отвращения к стрельбе. Он так возненавидел боль, граничащую с потерей сознания, что нашёл в себе силы подняться. Она буквально взбодрила, впрыснув в организм секундную вакцину. Последствия не заставили долго ждать. Болезненная судорога — за миг распорола кривыми ножницами сухожилия, превышая болевой порог. Он молча закричал, не издав при этом ни звука. Сладостная агония сводила с ума. Хотелось дико спать. Противостояние между собой и преодолением себя, проигрывалось впустую. Ситуация скатывалась в никуда. Противостояние ценою всей жизни.

Эффект быстро достиг своего пика. Покуда Кай продолжал сверлить своим безудержным взглядом, вторая капсула раздавилась. Раздавилась и третья. С лёгким грохотом тела об пол, в его затылок врезалась какая-то игрушка с дурно пахнущим тоном. Сгусток потухающей, тонюсенькой дымки. Окружение замерло. Последним аккордом прозвучал треск рассыпчатого стекла. Больше ничего.