Подлежит удалению

Евгений Леган, 2023

Данная история повествует о боли, степени риска и ответственности. Здесь нет героев, как и откровенно плохих людей. Сломаться или побороть. Обидеться или простить. Проблемы человека не меняются, но становятся сложнее в ограничении привычных вещей. Начало пути неизменчивых тем.

Оглавление

Глава 2. Познание

Глава 2

Познание

Отличный сон… Крайне редко себе говорю.

Рука лениво сползла со лба. Немного позевал и наконец, встал. Совсем недавно казалось всё предельно плохо, но на утро накопленная боль исчезла. День начался с чистого листа. Местами даже… хорошо.

Глаз после капель невероятно чешется на утро. Он самую малость припух. Унять небывалый зуд удастся в лучшем случае во вторую половину дня. Веко легонько поерзало, умеренно хлюпая местами. Зуд спал на короткий промежуток, но потом ещё сильнее засвербел. И да, я кое-где вчера наврал. Я отчётливо помню сны. Некоторые. Примерно, как этот.

Бывает… иногда прокручиваю образы в своём воображении. Представляю. Пытаюсь воспроизвести, прежде чем снова встать, но каждый раз забываю какую-то важную делать. Именно поэтому я всегда так долго лежу. Пытаюсь наладить ключевые цепочки воспоминаний. Я вижу, как зарождается самое начало. Как переплетаются яркие полосы лучей в неимоверном количестве связей. Даже простое созерцание со стороны, оборачивается созданием «нечто», а не крахом целой планеты всего. Это больше, чем просто «нечто». Это «нечто» ни на что не похоже. Оно… идеально. Я пытаюсь как можно детальнее обосновать мозгу.

Разрастается это дело из абсолютного ничего. Пустые края и широты вдруг заполняются искорками. Лучами. Всё больше, хаотичнее и длиннее. Плавные движения закручиваются в общем потоке энергии. Сфера, которая нагнетая свой объём, не может остановиться. Вечная гонка, ведущая в никуда. Там, вокруг тебя, нигде нет как такового пространства. Один лишь ты наедине с собой. Обстановка начинает… накалятся.

Оно начинает потихоньку вращаться, базируясь в высь как можно дальше. К тому же параллельно нарастает общий объём. Становится шире. Вокруг своей оси постепенно преобразуется область. Поясок. Кольцо, как у некоторых планет. В конечном счёте кутерьма ускоряется до такой степени, что больше невидно чётких граней. Смазанный поток. Не в силах сдерживать такой бурный скачок энергии — шар… взрывается… Извилины потихоньку плавятся в мозгу.

Яркость света, буквально разрывает сферу изнутри. Такой тихий, приятный звук, мало на что похожий. Ангельское пение на сошествие из ворот рая прыжком в бездну. Что самое забавное, его не хочется забыть, а хочется слушать ещё и ещё, наслаждаясь мимолётным падением… Любое хорошее начало, обязательно в моём случае заканчивается пиздецом. Нагнетающий атмосферу звук внезапно раздаётся вместе с взрывной волной, деля её на две половинки, словно фрукт. Парящие витки, медленно ударяются друг об друга, разделяясь на более мелкие паводки. Время не повернуть вспять. Разлученные сферы распадаются на множество зёрнышек. Их сопровождают яркие лучи света наподобие солнца. Ключевая разница — тебя не слепят. Они гаснут единожды, ничего не оставляя после себя, словно ничего и не было. Миф. Мираж. В мгновении ока всё затихает… Опять остаюсь один. Разочарование гнетёт сердце… Увы.

Остаётся лишь… е-е-еле заметный источник, уходящий далеко вдаль. Там нет ни конца, ни края и только смутное отражение лица, выдаёт поверхность под твоими ногами. Становиться уже поздно, когда случайно замечаешь. Водная гладь начинает трепетать. Зыбко дрожать. Создаётся воронка, которая поглощает в себя громадное количество воды, но не тебя. «В чём собственно дело?», однако картинка резко пропадает. Сменяется кадр и вместо скоротечной впадины, я вижу влажный, закрытый бутон. Спиральный кулон, свитый из остатков воды. Зрелище завораживающее если честно. Первые секунды отчётливо видно, как струиться потоком яркий ручей по растительной ткани, расплёскивая свои излишки вокруг. Эластично, друг за другом, внезапно распускаются водные лепестки. Неимоверно синхронно, с последней возможностью красиво воспеть.

Из самого центра, за секунду, расцвёл луч и, кажется, он запросто пронзит собой свинцовое небо. Цветок полностью созрел. Его листочки переливаются энергией разных оттенков… Оттенков разных планет. Мне хочется лишь одного — прикоснуться. Почувствовать то самое, мимолётное тепло, но лишь дотронувшись единожды — всё в миг разрушается. Остатки подхваченным ветром, устремляются прямо в лицо. Я закрываю глаза, но не спешу их открыть обратно. Я догадываюсь, что дальше произойдёт… Ничего хорошего. Мельком просачивается один зрачок. Просыпаюсь… Прекрасные, абстрактные образы, являются ко мне во всём своём великолепии, но их крах всегда огорчает. Этот сон я назвал просто: «Цветение апельсина». На том и порешили.

Солнце уже давно встало, а значит — я проспал. Подобное случалось не в первое и в моём случае давно уже вошло в стабильную привычку. Хорошо, хоть вообще просыпаюсь. Каждый сделанный шаг, постепенно стирает из памяти моё прошлое и мысли по поводу сна нещадно увядают. И так каждый раз.

Мятая форма ни капельки не придаёт шика и скорее смотрится удручающе. Тёмно-синий пиджак, выглядит откровенно пожёванным. Честно, неудивительно, учитывая, где находится после сна простыня. Тонюсенькая, белая кайма одёжки, стала больше серой, нежели чем наоборот. Особенно заметно, если сравнивать с теми же пуговичками. Они-то как раз сохранили свой первоначальный цвет. По центру застёжки и полоской на рукавах. Не будь отличительных линий, это бы никоим образом не бросалось в глаза. Толщинка неоднозначно поблёскивает пятнами желтизны. Испачкаться для меня совершенно плёвое дело. Другая плохая особенность — вещи, дай боже, раз в месяц стираются. Хотя нет, не правда… Мне всегда каждый месяц подгоняют новый комплект.

На тон светлее кажутся брюки, но это не вина закройщика. Они попросту выгорели. Белая рубашка на удивление белая, правда, неопрятно торчащая концами вокруг. В общих чертах образ не замысловатый, но другое дело сама подача. Именно она предостерегает всей своей неаккуратной безнравственностью. Я быстро встряхиваю костюм, разминаю замлевшие ноги в обуви и ухожу. По ощущениям, я всё знаю. Уже почти восемь утра…

Пропустить ванную комнату — дело меня совершенно обычное. Не потому, что я не хочу или лень. Уж так иногда получается. Увы. Даже самое примитивное забывается. Не представляю, какого тогда из моей пасти разит. Размениваться за частую на всякие мелочи, попросту нет сил. Секундные фрагменты бодрости испаряются и… такое чувство, будто всю ночь вагоны разгружал. Холодный поток немного бодрит, но не этого мне надо. Пару глотков помогут сдержать беснующийся желудок. Именно вода не позволяет окончательно подохнуть с голодухи.

— Твою-ю-ю… мать… — неприятно вздрогнул, увидев отражение в зеркале. — Кажется, — потянул за веко, — стало только хуже… Пиздец…

Жутко… Неприятно… Бр-р-р… Красной сеткой, тонкие капилляры покрыли весь белок, не оставляя на нём живого места. Покрасневшая кожа вокруг глаза — остаётся ещё одним долгим напоминанием после сладких снов. Раздражённая кожица отдаёт незначительной сыпью. От того то синяки под глазами смотрятся ещё кошмарнее в довесок с растёртым румянцем. Налитые синевой мешки под глазами фиолетового оттенка. Будто ненароком словил двойную порцию тумаков. Время поджимает, а вопрос полностью не решён. Хорошо, хотя бы голова через раз не болит. Хоть в этом на сегодня повезло.

Рядом стоит вездесущая баночка с таблетками. Порой она мне мерещится по всему дому, но всегда находиться на своём месте. Одной или парочку, хватает на целый день, но натощак глотать куда более болезненно и мерзко. Желудок словно… пытается переварить полиэтиленовый пакет. Безрезультатно выходит. Жмурюсь, и максимально быстро, глотаю 2 капсулы, запивая из-под крана двумя стаканами воды. Боль настаёт чуть позже. Вещи неряшливо возвращаются на свои места. Мокрое полотенце падает с умывальника на пол. Я быстро заглатываю ещё одну пилюлю и отправляюсь в путь.

* * *

Поход с утра выдался вялым. Солнечное утро ни капельки не бодрит, а наоборот, лишает сил. Шёл медленно, безрадостно волоча за собой ноги. Шоркаю по привычке ботинками по дороге. Кругом поля и единственная дорога. Ничего интересного. Скажем так… можно-о по пути свернуть не туда, в парк, но даже он выведет по тропинке обратно к школе. Не получиться случайно, потеряться среди трёх сосен. Печально. Каждый раз одна и та же беспросветная полоса. Серая. Однотипная. Буквально нечем разнообразить себя. Сменить направляющую ногу. Перейти на другую сторону. На этом всё разнообразие заканчивается. Самый идеальный вариант — развернуться. Уйти обратно, ненароком осознавая. Завтра будет хуже, чем вчера. Я никогда не закрываю ни дом, ни калитку. Неизвестно в каком состоянии смогу вернуться туда.

После пяти минут шорканья виднеются черты Академии. С небольшого пригорка плавно вниз. Небольшая пробежка. Несколько фигур учеников плотно стоят у ворот. Проверяющий, практически не реагирует на плеяду опазданцев. Тот самый, ненавистный мною жирный охранник. Индюк. Он, как никто другой, может неожиданно подстегнуть отстающих ярко выраженными словами. Я не знаю таких людей, которые любили бы или… хоть как-то его уважали. Чистая неприязнь и откровенная ненависть. Он вот-вот должен был снизойти до нас.

Внизу стояло ровно 7 человек. Все абсолютно разные, но такие одинаковые. Одного я видел вообще впервые. Никогда его раньше в окрестностях школы не встречал. Двое других поодиночке более-менее мелькали. То один попадётся на опоздании, то второй. Ничем они, по сути, не отличались от своих сверстников. Обычная молодежь, которая грешит одним и тем же. Поздние за полночь посиделки. Короткий сон. Гораздо большую смуту вводили третьи, предпочитая стоять в маленькой группе на злобу всем. Приподнятое настроение. И ладно бы тихо. Так нет же, шутят. Балуются и галдят. Наверняка, впервые опоздали за всё время. Наше маленькое большинство, обособлено стоит в стороне. Кто-то зевает. Кто-то пытается на железной ограде проснуться как я. Очень сильно рубит. Прям на корню. В глазах всё чаще мерцают чёрные туфли вперемешку с асфальтом. Смотрителя соответственно это злит. Он всё ещё молча бухтит на крыльце.

Прошло не так много времени, а трясусь и ною как старая бабка. Ноги ели держат. Со злости хочется… обматерить. За версту чувствую скверную тушёнку. Несколько секунд в аморфном состоянии погружают обратно в сон. Очень хочется вздремнуть и именно в этот момент широченные ворота открываются. Как специально. На западло. Я задницей чуть ли не приземлился на асфальт. По идее нас не должны были вообще впускать, но иногда, из-за великой щедрости и нехватки рабочей силы, таки могли опоздавших пощадить. Не сразу, надо сказать. «Обязательно надо, чтобы в соку детишки поварились.». Бидл частенько эту фразу в тихую употреблял. На этот раз не повезло. Впустили… И зачем мы вечно торчали у ворот? Все же хотят домой? Кто знает… Я так до конца и не понял.

С этого момента лица окружающих поникли до невозможности. Люди всё же надеялись обратно уехать, но тут случился… облом. Хозяйственные работы не приговор, но-о… осадочек всегда есть. Кто боится ответственности и труда, тому максимально не повезло. Уж слишком сотрудники школы ушлые в оценивании страха и риска с подростками. Уж очень сильно разница степень наказания между учениками. Я бы даже больше сказал, везения. Можно, скажем… тяпкой землю рыхлить в течение трёх часов, а можно, коробку из одного места в другое за минуту перенести и всё, считай целый день свободен. Можно в фартуке целую смену на кухне отпахать, а можно на лавочке в каморке часик переждать. Многое нельзя и многое можно… Тут уж опять же, как… повезёт.

Если везенье обходит тебя стороной, можно вообще уехать на сутки чёрт знает куда. Привезут на голое поле, и давай, коряги грязные с одного места в другое таскай. Таких бедолаг как ты, наберётся целая гурьба. Ходи да таскай. Улыбайся. Работай. Не смей ныть и возмущаться. В твоём положении виноват только ты, а то, что солнце столбом, и тучки ни одной нет — так это не важно. Ни воды, ни деревца нет — ерунда. Вообще ничего рядом нет, только школьная заброшка в овраге, и ты весь… относительно… чистый такой. Грязный, чумазый, голодный… Уставший. Пить очень сильно хочется, а ничего кругом нет. Вот люди злятся и беснуются. Один учитель кричит на другого, другой на третьего, третий звонит, чтобы нас забрали и так сие бесовство продолжается вплоть до полдника. Обеда и близко не видать. Все свои потребности приходится держать в себе. Да, безусловно, забирают, но это самый отвратный опыт. Наплевательское отношение во всём. В выигрыше только заказчик и директор. Все остальные, получается… помучались за просто так, за то сделали целое «добро». Ничего просто так не бывает. Предчувствие как всегда… только… дурное…

Мы самовольно пошли на построение. Отвратительно. Хотелось сблевануть.

Калитка за спинами максимально быстро закрылась, едва успев впустить всех внутрь. Стало не по себе. Сколько бы раз не пропускал, но каждый новый поход считай неповторим. Свежие эмоции. Взбучка разница от «пару неприятных слов» до «полного изнеможения под гнётом» и никогда не угадаешь, что именно попадёт тебе. Ох, если бы этим всё заканчивалось. Считай полбеды, но нет.

Самое отвратительное, лично для меня, насколько я помню… это… быть в кухмистерской разносчиком еды. Да-а-а… Гораздо хуже, чем разгребать те же ветки. Одну веточку поднял. Отнёс. Отдохнул. Тут же, весь день стоишь на ногах. С учётом отработки выговор не дают, за то гоняют в два раза чаще. «Не хочешь учиться? Вот и поработай. Попробуй так сказать, все прелести жизни». Кажется, не самый плохой опыт, но на деле всё обстоит гораздо хуже. Если ты интроверт, то тебе фактически… пизда. Так люд морально заебёт, что повеситься хочется, но нельзя. Надеваешь робу и дуешь вперёд. Все смотрят на тебя в переднике как на дурака. Клоуна. Разносишь подобно прислуге подносы с едой. Драишь шваброй полы. Моешь тарелки… Убираешь столы… И так до бесконечности, пока не сжалятся над тобой и не отпустят. Главное правдоподобно и качественно ныть, иначе вместо жалости получишь нагоняй. Именно так это и работает. Увы.

Единственный в этом плюс — раза три за день можно на халяву пообедать. Вкусно, безусловно, но сам подход огорчает. На тебя частенько орут. Смотрят как на гавно, а за косяки особо жёстко карают. До рукоприкладства дело конечно не доходит, однако излюбленные крики и мат демотивируют похлеще издёвки среди своих. И не дай бог ты поднос с мисками развернёшь. Всё, пизда. Записываешься в добровольное рабство. Это как полсмены дополнительно отпахать после учёбы. И так на протяжении целой недели. Тут-то как раз обязанности рабочего резко расширяются. Ты и дворник, и прачка, и кухарка. Лучше уж вести себя молодцом и не выёбываться, но моя карма под конец учёбы окончательно… засорилась…

Охранник, наконец, оживился. Пошла возня. Жирами встряска. Остаётся единственное — ждать. Ждать, пока он дотянет свою вспотевшую тушу. Мерзкое наказание. Лучше уж сразу казнить, чем выжидать приговора, прибывая в страхе и покаянии. Почти каждый из нас заранее чувствует неизбежность. Потухает последняя надежда на помилование. Как же… по-детски это звучит…

Один за другим, ученики быстро встают в ряд напротив фасада здания едва смотритель зашевелился. Новички же и близко пока не дёрнулись. Они должны в точности повторять за нами, но нет. Продолжают наоборот держаться в стороне, глупо посматривая на шеренгу. Групешка дурачков. Селекция долбаёбов. Сердце дребезжит как шальное, а им хоть бы хны.

Нервный взгляд взбудораженной группы, постепенно перекликается между собой, напрягая тем самым смельчаков позади. Шёпоты стихли. Люди замерли буквально в один миг, стоило ему сойти с лестницы. Понимание таки вовремя дошло. Несколько… глупо испытывать судьбу на прочность. Поджав хвосты, весёлая троица рвёт когти что есть мочи. Врывается с нахрапа в строй. Заказывает места в первые ряды. От былой радости не осталось и следа. Мы были готовы… Ага, хрен там.

Первое, что шло впереди его самого — отвратительное пузо, настолько не гармоничное и диспропорциональное. Омерзительное. Тошнотворное. Ощущение, словно человек проглотил кусок валуна и не может его переварить. Смотреть… противно. Он, как и всегда, выходит не спеша. Уверенная, размеренная походка. Пока делает вид, что идёт, намеренно пугает взглядом детишек, которые так и ждут, пока их видимо, огреют добрым словцом по голове. Всему своё время… Надсмотрщик, тюремщик. Вертухай. Как его не называй, но человек, как был, так и остаётся уродом. В конечном счёте неспроста его звали Бидлом. Его не могли терпеть абсолютно все, даже учителя. Местами… даже чуть больше положенного.

Один только внешний вид вызывает отвращение и трепет у большинства. Что уже говорить про речь. То, как он надменно пытается вдолбить свою правду в тебя. Обходительно унизить. Оскорбить. Всячески съязвить. Единственное, если это вообще можно назвать плюсом — филигранное уничтожение человеческого достоинства без мата. Взрослый человек умеет не замечать, парировать или в лучшем случае просто дать в табло. У тебя же никаких таких преимуществ нет. Одни сплошные ограничения. Нет опыта. Нет влияния. Нет вообще ничего… Главная беда — ты виноват. Способы наказания остаются… несправедливыми.

Стоило только сойти с пьедестала, как тут же дыхательные ритмы учеников почти сократились вдвое. Мы дико боялись. Уже за это стоило, как минимум… ненавидеть его.

Своё титулованное место в последнем ряду, по обычаю занимал я. Иначе просто и быть не могло. Нарушать порядок — считай, подобно диверсии, поэтому даже самый законченный раздолбай, ютился молча по обок со мной в строю. Только посмей визгнуть либо создать брешь в обороне. Бидл глазами тебя заживо сожрёт. Ему и говорить не особо то нужно. У него и так всё написано на лице. Б-р-р… Жуткий мужик. Размеренный вдох старательный засосать как можно больше воздуха. Незамедлительно посыпались оскорбления, как только сошёл с крыльца:

— (Надменно) Ну-у-у… здравствуйте господа прохиндеи… тунеядцы… дармоеды… опоздавшие и вновь прибывшие!

Бидл кивал головой из стороны в сторону, наглядно отмечая кивком группы лиц, годных по собственному описанию. Его рожа в такие моменты ещё отвратнее прежнего выглядела. Пухлые, свисающие щёки, как у жирной собачонки. Глазки крохотные как у свиньи. Залысина на макушке. Нос размером с картошку. Брови, словно выдранные с зубной щётки… Начало к сожалению, довольно бодрое, учитывая неприхотливую немногословность. Самое худшее ещё ждёт впереди. Он как всегда начинает с малого. Переполнен отвратительным настроением, подтачивая словесно выбить из тебя всю дурь. Умело, деликатно и очень обидно. Этот урод знает, куда именно следует надавить.

Осмотрев ещё раз поголовно всех, Бидл улыбнулся. Со злорадной ухмылкой подошёл чуточку ближе. Внутри всё окончательно сжалось. Напряжённые лица только подзадорили его. Мужик ехидно щурился, пока полностью не остановился за несколько метров от нас. Ему не менее противно стоять рядом, чем самим нам. Облизнув потресканные губы, возобновился прерванный разговор:

— (Надменно) Знаете… мне откровенно… надоело встречать одних и тех же, одних и тех же, хотя, — посмотрел на новеньких, — иногда бывают и приятные исключения… Как вам может случайно показаться, сегодня совершенно обычный день, но я вас уверяю, — сделал коротенький шаг вперёд, — дайте мне пару минут, и вы лично убедитесь в обратном… Да, всё начнётся непременно с обязательной прополки так сказать, ваших мозгов. Ну, чтос-с-с… Не будем тянуть кота за… хвост, — потёр ладони. — Приступим к делу. Начнём тогда, пожалуй, — повернул голову, — с новеньких… Ну что молодёжь, — подошёл на шаг ближе, — чего приуныли? Могу поклясться, минуту назад вы оживлённо о чём-то говорили. Смеялись. Радовались жизни. Чего так грустно стало? Может, и со мной тогда поделитесь? Очень интересно стало… Нет? Ну как знаете… Ты, — кивнул на самого первого, — почему опоздал? Я тебя спрашиваю. Отвечай.

— (Неуверенно) Да я… это… Не успел…

— Ты что, иждивенец? Да вроде не похож, — осмотрел парня по сторонам. — Руки, ноги есть. Голова присутствует… Ах, да, точно… Мозгов, наверное, не хватает, да? И как тебе не стыдно отца с матерью обманывать? Только и тратишь их кровно заработанные деньги впустую, а мог бы давно уже приносить пассивный доход. Вон, — ткнул пальцем за спину, — у нас, таких как ты, полный огород растёт. Сорняки называется. Сколько ни пропалываем, а толку мало. Всё равно растут. Так может… клин, клином вышибают? М? Не хочешь попробовать? Поработать? Отработать свой гражданский… долг?

— (Боязливо)…Х-хочу…

— Ну вот, — улыбнулся, — другое дело. Физический труд облагораживает. Вот ты и сравнишь, что лучше: учиться или копать грядки несколько дней подряд.

Парень на радостях, чуть ли не рванул с места. Его тотчас же остановили.

— Да не спеши ты так, — схватил его за руку, — не спеши. Сперва, нужно расспросить твоих друзей, — отпустил. — Вместе же веселее, верно? — посмотрел на остальных. — Да не переживайте вы так. Обещаю, работа найдётся сегодня для всех. Ждите своей очереди… Вот вы барышня, — обратился ко второй в ряду, — что конкретно… вы здесь забыли? Подождите, — присмотрелся, — а я вас знаю… Вы же староста, не так ли? Конечно так. У меня особая память на ключевые лица. То-то я и смотрю, что вы в неправильную компашку затесались… Рыба, как говориться, гниёт с головы… Что, мужского внимания захотелось? Так вы не то место выбрали. Вам бы в воинскую часть. Быть солдатом в женском батальоне, ой как сейчас в почёте. По-моему, самый отличный на сегодня вариант. Хоть польза от вас наконец будет. Дисциплине научат. Кров дадут. Одежду. Денег к тому же заплатят… Что не так? — удивлённо посмотрел на девушку.

Ученица в растерянности зажалась в себе ели слышным голосом произнеся:

–…Извините…

— Погодите… — выдержал паузу. — За что извините? Вы мне ничего плохого не сделали. Вам не за что извинятся.

— (Тихо) Извините… за опоздание…

— А вот это, — демонстративно помахал пальцем, — уже совершенно другое дело. За «извините», я многое могу простить человеку, но увы… в не в этот раз… Учитывая ваше первое опоздание, в целях профилактики, я сделаю для вас небольшое исключение… Один полноценный рабочий день. Вас устроит?

— Д-да… Конечно.

— Отлично. Вот и договорились, — перевёл взгляд тут же на третьего. — Ну а вы, что скажите в своё оправдание?

–…В-виноват. Исправлюсь.

— (Удивлённо) Ну ничего себе… Не ожидал, — цокнул языком, — не ожидал… Действительно, сильный поступок будущего мужчины. Признать свои ошибки и двигаться дальше. Как минимум стоит похвалы.

После его слов паренёк немного приободрился. Настроение у Бидла тоже значительно пошло в гору. Он даже самую чуточку подобрел.

— Ну, так… что, — облизнул губы, — хочешь помочь своим товарищам? Или нет? Если не хочешь, то я могу тебя отпустить. Домой поедешь. От пропущенных занятий, конечно, это не избавит, за то по крайне мере, день останется свободным. Ну, что выбираешь?

— Я, пожалуй… Останусь.

— (Радостно) Отлично! Ну прямо отлично! — чуть ли не хлопнул по плечу. — Я и секунды не сомневался в тебе. Не перевелись ещё достойные ученики. Идите к нашему садовнику, — наклонился чуть ближе к ученикам, — он вас чему-нибудь на сегодня займёт. Путь знаете?

Групешка живо кивнула.

— Вот и хорошо… Про обед не забудьте. Идите, — легонько махнул рукой.

— Спасибо, — почти втроём одновременно ответили.

Троица живёхонько ещё раз кивнула и быстрым шагом отправилась за школу. Они ели сдерживали неописуемый восторг. Всё оказалось не так уж и плачевно. Бидл тут же перешёл к другому остатку. Его нравы были нацелены на конкретных персон. Самое интересное ожидало как всегда в конце.

Хочешь того или нет, а слушать остальных придётся. Мужик не стал кидаться на всех сразу. Он поэтапно топил разобщённых людей. Бидл любил лично, индивидуально разобрать каждого по косточкам. Не спеша, сложив руки за спиной, постепенно напоминал каждые за нами косяки. Слова грамотны и отточены. Фразы не так глубоки и едки, но от этого ни на каплю не становится легче. В мягкой форме подлец принижает человеческое достоинство, своеобразно измываясь над каждым. И вот беда — тут не к чему придраться. Мы все повально виноваты. Все опоздания из-за банального недосыпа и откровенно… плохого распорядка дня. Этот человек очень серьёзно относится к своей работе. Ставит эту проблему чуть ли не в абсолют. Извечные лекции о пользе образования, как дороги в жизнь, бесконечно зудят в ушах. Считай пустяк, однако слышать одно и то же почти каждый раз, становится наравне с пыткой. Слова специально не меняются. Только постановка предложений по-иному звучит. Учёба, образование. Всегда же проще вести за собой полуграмотную толпу, чем просвещённых. Куда уж мне дураку понять… Он не нацелен растить… командиров.

Свою обыденную речь, Бидл с успехом закрепил на четвёртой персоне. На удивление, это никак не отразилось на душевном состоянии ученика. В течении всего монолога я думал он вот-вот сорвётся от услышанного и убежит, но нет. Мужик вполне рассудительно обосновал причину своих заявлений. Что самое удивительное, дальше последовало — ничего. Даже наказание ему не назначил. Всему виной хорошее настроение, правда, сомневаться пришлось не долго. Как только наступила очередь отдуваться соседу, тут то он на нём и отыгрался.

Вот же гад… Всех помнит в лицо и по фамилии назовёт. В деталях каждый твой проступок разберёт по составляющим. Очень похоже на своего рода… преступление. Разоблачение. Разбил умывальник или окно. Подрался. Спихнул с лестницы. Обманул. Не пришёл или подставил другого. Всё припомнит гад. Друг, сосед или просто знакомый знакомого, следующий по очереди не везунчик, расклеился в два счёта от тонны словесного пресса. Он не смог противопоставить ничего. Знаток пыток и допроса был на коне. Парень напросто молчал, пока тот давил, зная насколько другой беспомощен в плане обмена любезностей. Тяжело выстоять против машины пристрастия и угнетения. Скрытое безумие на лицо.

Не сказать, что Бидл буквально унизил человека перед его сверстниками, но и откровенно ничего хорошего почти не произнёс. Незначительные, очень колкие словечки. Когда оно одно, не так больно. Когда в лицо тычет пригоршня — становиться невыносимо. Это немного… не то место, где положительные качества перекрывают плохие. Вернее, будет сказать по-другому — это тот момент, когда чашу весов хорошего, переполняет один единственный деликт. «Закон Бидла». Он часто под нос себе это говорил. Особенно часто, когда думает, что его никто не слышит. Ну да… Какую только чушь он не плёл себе под нос.

Время тянется мучительно долго. Никто не представляет, что именно его ждёт, так как предугадать чужой маршрут, становиться сложно. Снисхождение не стоит ничего. Мучитель продолжал в спокойной, свойственной для себя манере, и дальше негодовать. Всегда было трудно выстоять первым и последним. Середине приходилось чуточку попроще. Наверное… Я в его психике до конца не уверен.

Практически… невозможно встретить на плацу одних и тех же. Ученики всегда кочуют из разных групп. Исключением всегда были единицы, способные по тем или иным причинам супостату противостоять. Жаль, я ничем таким не обладал. Я до конца стоял и верил, что настал именно тот самый, последний день. Больше я сюда никогда не вернусь…

Смотритель двигался развалисто, неуклюже, нагнетая неприязнь в глазах остальных. Он и близко не обладал хоть какой-то… размеренной фигурой, а сама внешность отталкивала ещё сильнее. Бидл не искрил и каплей харизмы. Характер буквально черствел на глазах. Из образа невозможно вычленить положительных эмоций. Порывистые аргументы и сухие цитаты. Злоба на лице. Единственное, что реально не отнять, мужик говорил чётко. Местами убойно, вбивая, как он сам выражался: «Тупые гвозди шляпками в изгородь», иногда повышая или понижая интонацию для пущего эффекта. Если слова не принимать за звонкую монету, считай полбеды. Другое дело — никак… ну нельзя избавиться от этой вездесущей, противной рожи. Этой оголтелой… жестикуляции во все стороны и простого, знаете, непрерывистого дыхания. Когда даже молчит, всё равно слышно, как он через раз причмокивает, сплёвывая частички слюны с нижней губы. Ох уж этот доставучий, хлюпающий звук. Неоднозначное создаёт впечатление… Бидл хочет нас всех слопать. Смотрит на тебя как пёс на цепи. Этот раздражающий взгляд то ли сумасшедшего, то ли невоспетого гения. В комплекте с дурным чувством юмора становится полностью невыносим.

Должным образом складывается строгая личность, которая изображает из себя всё своё фамильярное величие и напущенную доминантность. Есть, однако, одно весомое «но». Все старания на нет, сводит его огромное пузо, которое еле поддерживает и до того расшатанный ремень на подтяжках. Без конца дрыгается, пытаясь спрыгнуть и живо свалить. Он специально не одевает перед нами куртку охранника и кепарик, чтобы не казаться обычной прислугой в хате барина, хотя… Об его истинных обязанностей мало кто знает. Не знаю к сожалению, и я…

Шутки шутками, но настала моя очередь. Честно говоря, я и не заметил, как практически все моментально получили своё наказание и с облегчением свесили головы вниз. Настороженное обращение выбило меня из общего потока грёз:

— Ты меня слышишь? — стукнул пальцем по лбу. — Это я к тебе обращаюсь.

— (Растерянно) Д-да.

— Я видимо, что-то не понимаю… Вот скажи, какого хрена, ты сюда вечно приходишь? Ты кто такой?

— Я… ученик (тихо) наверное…

— Тогда какого чёрта ты тот самый ученик, смеешь мне попадаться снова и снова в абсолютно одно и то же время?! Я что-то не понимаю… Ты что, принц? Да нет, — недружелюбно осмотрел с ног до головы, — как по мне, ты явно косишь под дурочка. Знаю я таких как ты… Наведался. Ничего из себя не представляют, а лицо корчат, подобно царскому отпрыску. Ещё раз посмотришь на меня таким тоном… — приблизился. — Поверь, уж я-то забью в твою пустую головёнку…

Бидл всегда заканчивал полные предложения и фразы, однако со мной, у него частенько обрывалась конечная связь слов. Уж не знаю по конкретно какой причине. Наверняка, его просто клинило от злости прямо на глазах.

— (Сдержанно) Послушай сюда мальчик, — ткнул пальцем себе в грудь. — Ты совершенно не тот мелкий пакостник и недомерок, который вечно прикидывается дурачком… Не-ет. Т-ы-ы… гораздо хуже. Не смей отводить глаза в сторону, когда взрослые с тобой разговаривают! (Рассерженно) Я тебя научу-у. Уж я-то научу…

Что-то в его облике… смешило меня. Он больше смахивал на жирнющего индюка, что-то… хрипло бормочущего себе под нос. Я изо всех сил старался не рассмеяться. Настолько сильно отчаяние колотило.

— (Зловеще) Что же тебе… этакого… предложить, — под углом наклонил голову. — Что ты думаешь? М-м?

— (Гнусаво парадируя) М-м-м… Может… ничего?

Ироничный тон закончился быстро. Настрой резко сменился с агрессивного на маниакально-депрессивный.

— (Злостно) Ах ты ж, — неожиданно схватил за ухо, — паскуда-та мелкая! — Что, думал, я этого не сделаю, да?!! — Ты у меня попляшешь! — завернул ухо. — Ещё как попляшешь! Уж я-то с тебя шкуру… сдеру…

Строй мгновенно разбился. Последний остаток, тут же распустился по сторонам. Глаза прямо ненавистью горели. Мужик нескончаемо крутил и дёргал за ухо. Помимо этого, Бидл ещё и тряс в надежде, наверное, вытрясти душу. Это было пиздец как страшно… И больно. Его морда исказилась в жуткой гримасе. Угроза стала очевидной. Всё, на что я сумел отреагировать — случайно топнуть по ботинку в поисках твёрдой почвы. Ошибка. Гандон ещё больше рассвирепел.

— (Гневно) Вот же сука-та мелкая!! — косо посмотрел вниз. — Я же их только с утра начистил!! Да я тебя падла знаешь, что?!! Знаешь, что я с тобой сделаю?!! — взялся обеими руками за горловину пиджака. — Да таких как ты недоношенных… топить нужно было! Топить!!!

Бидл вовремя остановился. За секунду всё обдумал и нехотя руки отпустил.

— (Грозно) Тьфу, блять, — с силой выронил на землю. — Живи падла. Дыши.

Люд пребывал в не ком подобии шока. Такое чувство, плохо было не мне, а ему. Бидл согнулся в первые секунды после. Задыхаясь, простонал. Пот каплями скатился со лба. Вот это я понимаю актёрская игра. Лишь бы меня в очередной раз перед остальными выставить моральным и обычным уродом… Хотя бы в этой неоднозначности был своеобразный плюс. Перехотелось ринуться и прикончить… Безусловно, он навряд ли бы так поступил, но… чем чёрт сам не шутит. С его-то характером настроение может взорваться в один миг, хотя сердце на глазах вот-вот может кончиться. Жировая бляшка в этом плане прекрасный друг.

Желание отомстить, впоследствии никуда не делось. Оно гораздо позже переросло в открытую месть.

Для начала пришлось подняться, отдышаться и только потом уже осмотреть всё ли в порядке с собой. В первую очередь, он дорожил «фирменной» одёжкой. Абсолютно чистая штанина не требовала никаких вмешательств со стороны. Максимум смахнуть разок, но нет. Бидл принялся дрожащей рукой, раз за разом встряхивать её, счищая невидимые остатки пыли и чего-то ещё. Что уже говорить об обуви. Мой отпечаток оставил глубочайший осадок на его самомнении. Достал из кармана платок и начисто стал вытирать. Будь его воля, в точности заставил бы меня. Совершенно невозмутимый тип касательно личных пороков. Человеческие болячки и близко не волнуют. Мнение своё дороже чем чьё-то ещё…

Постарался. Посмотрелся. Покрутился. В порядке. Наконец, неторопливо к остальным развернулся. Аккуратно сложил платочек пополам. Вернул в карман. Ученики как вкопанные обомлели. Дружно и молча застыли в оцепенении. Бидл что-то… рявкнул нехорошее и ребята взбодрились. Никто не осмелился и шагу сделать. Никуда. Теперь, когда его фигура вновь смотрела на рабов с высока, дерьмовые качества лидера обострились. Краткосрочная пауза и из кармана вновь показался платок. Вытер бережно пот со всего лица. Поник. Испорченная ткань.

–…50 часов отработок… — спрятал обратно платок. — Мне откровенно, — вздохнул, — …насрать, что ты будешь делать. Хоть ямы копать, хоть гавно за лошадьми убирать. Без разницы. Наслаждайся этими часами… — сплюнул, — и не дай бог, я ещё раз повторюсь, не дай бог, — грозно тыкнул пальцем, — я ещё раз встречу тебя опоздавшим здесь! — сделал пару шагов назад. — Это касается всех вас. Всех! — обвёл рукой. — Надеюсь, вы все услышали меня, иначе… будет только хуже… — повернулся снова ко мне. — А ты… Что касается лично тебя, пропустишь ещё хотя бы один раз, посажу тебя на цепь… Прямо здесь. Лично… Лично сам будку тебе сооружу… Ты понял? Понял?! Ещё хотя бы один малейший недочёт, и ты навсегда поселишься в собачей конуре… Надеюсь, намёк понят… Вставай, — махнул рукой. — Хватит лежать. Подотри слюни и вперёд. Дуй работать. Вперёд!

Затишье. Все продолжают стоять на месте. Никто и близко не шелохнулся.

— (Тихо) Да пошло оно на хер… всё…

Бидл махнул рукой. Прощальных слов на этот раз не прозвучало. Угрюмо развернулся и живо пошёл прочь… За ним так и остался сквозь годы шлейф ненависти и обиды. Мне хотелось на самом деле… разное. Придушить, вспороть пузо или утопить в собственной же лужи из крови и мочи. В общем, совершить всё самое непристойное, но лишь бы отомстить любой ценой. Обида и гнев. Как же они меня гложили… Я готов был… в любой момент сорваться. Ещё бы одно слово и… да кого я обманываю. Ещё 1000 таких слов и ничего бы не кардинально не изменилось. Как же я ненавидел… себя…

Я продолжал всё ещё лежать на земле, пока остальные дожидались его ухода. Суетливые и облегченные, могли, наконец, расслабиться и подойти. Если не делом, то хотя бы словом в поддержку помочь. Ну да… Ни одна сволочь даже не шелохнулась на помощь. Большинству было откровенно насрать. «Не моя проблема», «Сам виноват». Максимум их помощи — издали молча сопереживать чужому горю. Плевать я хотел на их жалость и сострадание. Лицемерство, за которое ничего не купишь. Только ложку говна за щёку навернёшь. День… не задался… с утра.

Все их взгляды очень похожие. Отчасти такие же омерзительные и недовольные. Полны блевотного отвращения. Завсегдатые насмешки и обидные слова — ранят похлеще телесного изнеможения. Мне не хотелось подниматься. Я в сотый раз хотел умереть… Увы, но этот день запомнится надолго. Всегда буду с не хотой его… вспоминать.

* * *

Первую половину дня я так нигде и не появился. Шлялся в округе. Страдал хернёй. Пытался оправдать жалость от самого себя.

Настроение откровенно… дерьмовое. Его изничтожили в прах подобно растоптанной букашке, не имеющей ни силы слова, ни возможности за себя постоять. Нигде в округе не было места, где уют граничил бы с возможностью скрыться от чужих глаз. Везде был кто-то, кто хоть… вскользь напоминал о своём присутствии. Всюду молча гонимый, плёлся… хрен знает куда.

В основном мой путь пролегал близ местного сада, иногда проходя мимо роскошных деревьев и мелких цветов. Я всегда от безысходности огибал школу, но… никогда не выходил за пределы восточных ворот. Вот никогда. За всю учёбу не дальше окрестностей того же стадиона, но дальше вглубь — никогда. Честно, не знаю. Наверное, меня в первую очередь напрягал бурелом. Едва заканчивалась калитка, как повально начинали лезть в лицо ветви угрюмых деревьев. Это не та, «дикая» часть леса возле клиники. Нет. Это полностью одичалая, необработанная земля без каких-либо вмешательств. Удивительным кажется то, что она до сих пор сохранила своё место. Закуток, который не должен без влаги существовать, прекрасно живёт. Уж не знаю там, какими подводными водами он питается, но с его стороны всегда тянет некой… сыростью. Частично валяются деревья. Гниют. Чем дальше, тем гуще становится концентрация мха и гнили. Дальше ворот, нет нигде больше, ни единой тропинки. Люди проходят мимо. Прохожу так же и я.

Тишина и умиротворенность способствует мнимому успокоению напрасно. Я честно старался поскорее выкинуть всю муть из головы. Парочку раз, мне почти удалось сбежать обратно домой через парк, но его уродское лицо мигом сплывало перед глазами, живо возвращая обратно. Мои мучения длились до самого обеда.

Большая часть никчёмных уроков закончилась. На улицу повально хлынула огроменная толпа людей в надежде занять местечко поуютнее гранита под жопой. Уж лучше в не зоны досягаемости учителей и прочих тюремщиков свободы, чем наоборот. Так на обеде можно схлопотать порцию увеселительных заданий по перетаскиванию инвентаря и прочей лабуды. Лучшим выбором как всегда будет поскорее смыться. Отдуваться придётся самым покорным и неторопливым.

Свободного пространства с каждой секундой становится гораздо меньше. Кишащие повсюду никчёмные людишки, в мгновении ока заполонили ключевые места и стоянки отдыха. Наплевательское пренебрежение окружающей средой, зачастую оправдывалось гнетущей атмосферой внутри. В основном же… просто ублюдский характер и конченые манеры. Таких как они — много. Таких, как я уродов — ровно… один.

Плутать среди людей — затея дрянная. Моим спасением оказались те самые ребята, которые работали неподалёку в саду. Я особо не всматривался, но двое из тройки, точно махали лопатами, взрыхляя землю. Дверь из подсобки внутреннего двора приоткрыта. Находится рядом совсем. Зияет проём. Некоторое время, ещё гложут сомнения. Не знаю, как именно поступить. Стоит ли спрятаться внутри либо же отважится и слинять к чёрту домой. Страх перед Бидлом в очередной раз берёт своё. Хватает за душу. Садовник отвлекается, и я живо прошмыгиваю внутрь. Затея удалась. Жаль, внутри ещё оказалось хуже. Никто с прошлого раза ничего нормально не убрал.

Запах едкого одеколона до сих пор разил из узкой комнатушки подвала. Он достаточно долго томился внутри, вновь вызывая рвотные позывы. До жути неприятный, спёртый, будто отравленный ядом воздух. Заглядывать в подсобку — чистое самоубийство. Хочется быстрее от всего избавиться. Внезапность очень не вовремя застаёт врасплох.

Разбитая дверь под наклоном, косо упирается одним концом в пол. Насколько мне помниться, совсем недавно она выглядела куда целее. Теперь же от неё осталась парочка криво сбитых между собой досок. Лишь бы прикрыть проём. Уже тогда стоило отбросить дурацкую идею, но… Возвращаться назад дико не хотелось. В этом плане я капец, какой блин упёртый. Мне проще обогнуть целый круг, чем на секунду случайно попасться конкретному человеку. Не только конкретному. Почти всем. Если ситуация способствует — от меня след простыл. Пересекаться с садовником — тупая идея. Страх перечёркивает ожидания. Это ни коим образом не скрашивает дурной характер. У каждого свои… бзики в голове.

Первое время, я, правда, пытался её открыть, хотя… затея совершенно бессмысленная. Проще отомкнуть несколько сколоченных наспех досок и пройти насквозь, но нет. Всё не так просто. Я никогда не искал простых путей. Сначала надо рукой. Потом пихнуть немного ногой. В ответ прозвучит только скрежет… Мне не особо помнится, почему именно перешёл в какой-то момент на обычный стук пальцем… Навряд ли бы таким способом мне удалось насквозь проколоть брешь, просто… Надежда. Надежда — вещь… такая пакостная, ревнивая. Сколько в неё не верь, а приходит к кому угодно, но только не к тебе. Бездумно, жалостливо, плаксиво — каждый её недуг старается преподнести что-то своё, растаскивая по кусочкам единое целое нервной системы. Жизнь скатывается в беспамятство… Эти духи откровенно душат, но потом… что-то… изменилось…

Нескончаемый стук по обшивке, на удивление расшевелил увядающие извилины. Откуда-то… подул свежий ветерок. Холод подобрался со спины. Я спокойно собрался с силами. Просто пихнул ладонью дверь и-и-и… вперёд. Меня встречал коротенький, узкий коридор со ступеньками из лакированных досок. Проход вёл наверх. На крышу. Света как всегда катастрофически нет. Не хватает. Единственная лампочка была вывернута давно.

На этаж выше укромно затаился забытый всеми пыльный закуток. Именно в замкнутых, тесных пространствах, я чаще всего чувствовал себя мёрзло. В конце лестничного пролёта маячит ещё одна дверь и то за счёт щелей и просветов. Дефицит дневного света блекло отражает еле различимые черты стен. Отчасти, можно найти некий… шарм, загадку или потаённость, но идти в сумерках вечно спотыкаясь, раздражает больше всего. Только светоч надежды во всём полумраке помогает не разбить нос. Именно оттуда и тянуло свежим… холодком.

Понять, насколько вокруг пыльно, можно лишь случайно прикоснувшись за поручень. Толстенный слой грязи на ладони как бы намекает — убирались здесь явно очень давно. В прошлом веке. Каждый коротенький шажочек, преодолевает ступеньку за ступенькой практически в кромешной темноте, аккуратно стараясь ни на что не наткнуться. Скрип при этом издаётся противный. Меньше всего бы хотелось испачкаться или ненароком провалиться вниз. Приходится подыматься чуть ли не на ощупь, однако мучения заканчиваются быстро. Коротенький скрип двери. Стою прямо на крыше. Наконец-то удалось выбраться наружу.

Обычно… я не ощущаю тонкие материи мира вещей, хотя природа в данный момент немного подсобила. На крыше чувствуется намного лучше, чем на земле. Это место для меня — значит гораздо больше, чем просто обыкновенная площадка наверху. Именно там мысли расплетаются из запутанного клубка. Память изредка подводит, но не это главное. Впечатления от долгожданного вознесения, кажутся тем самым праздничным тортом, от куска которого быстро пресыщаешься.

Не прошло и минуты, как мир снова кажется блеклым и унылым. Скучным. Однообразным. Не этого я ожидал, честно говоря. Вот так каждый раз на пустом месте ошибаюсь… Я уже раньше упоминал, почему именно сбегал сюда. Ни красота земли с высот, ни вид чудесного неба глазу, особо никогда не прельщали. Я сбегал, чтобы уединится и спрятаться от всех… Ну и поспасть. Картина давно уже смотрится неполноценной. Раньше со мной всегда был… один человек…

Вокруг ничего особенного. Деревья, трава, поля, небо и малюсенький, пустой пятачок, среди больших, серых крыш. Обрывки памяти самопроизвольно складываются в ностальгирующий мотив. Вновь становиться грустно… Я не помню ни её глаз, ни волос, ни слов, ни истины. Её вырвали из моей памяти, оставив только имя. Из ниоткуда взятое имя, смешивается с сотнями, тысячами, миллионами схожих других имён. От того значимость кратких суждений резко становится непригодной. Порой, я всё же искренне надеюсь, что в конечном итоге просто… не выдумал её… Она действительно была… Она существовала… Это не плод моих пиздецки больных фантазий… Мне хочется ещё раз взаправду увидеть её. Поймать тот самый сон, но-о-о, сколько себя ни молю, она ко мне так и не приходит… Не буду называть её имени. Смысла больше страдать, никакого нет.

Плохо припоминаю… Когда-то давным-давно, я вышвырнул дверной ключ с крыши куда подальше, в надежде про всё забыть. Не хочу больше никогда сюда возвращаться, и вот обратно… на том же месте стою. Можно ли быть… настолько озлобленным на себя? Да, можно. Я сотню раз каялся, прежде чем в тот же день, ночью пошёл его искать. Меня всю дорогу трясло. Я выбросил очень важную для себя реликвию. Чтож-ж-ж… Пришлось в очередной раз страдать… Страдание… Как же… достаток мук моему сердцу мил…

Темно. Сыро. Безлюдно. В этом не было никакой необходимости, просто… память о днях, о вещах, частенько как портили, так и поднимали настроение. Она действительно… много для меня значила. Я провёл в поисках целую вечность. И только под утро, долбанный, ржавый ключ, лежал в отмёрзших напрочь руках. Утрата последней надежды… Как же бессмысленно… Частички воспоминания о чужом прошлом, украдкой… остывают.

Перед глазами на мгновение что-то промелькнуло. Столь неясное, быстрое и мимолётное, словно из неоткуда взятая птичка, выпорхнула из клетки. Не особо приметная особь. «Некто» молниеносно проник мимо прямо за спину. Эта не очередная случайность. Не-ет. Возможно, кто-то намерено проследил за мной и на этот раз, ему на все 100% это удалось. Меньше всего хотелось встретить кого-нибудь из знакомых.

«Оно» не шевелилось. «Оно» бездыханно стояло, выжидая, пока сам лично не сделаю шаг назад. Сердце обледенело. Мир окончательно выцвел на глазах. Ощущение прикосновения, обостряется ежесекундно. Подобно дуновению ветра, холод ползёт от поясницы выше. От хребта до области предплечья. Вплоть до озябшей шеи. В самый конец затылка. Хладное касание прилива волны, всецело будоражит рецепторы кожи. Инстинктивно отмахнулся. Вздрогнул. Чуть не упал. Рядом никого нет. Лихорадило порядком упорно. Качка словно в море, только на одном месте. Всё внимание падало теперь на тень.

Её отбрасывала странная неподалёку личность. Яркое сияние напротив, ослепляет подобно свечению лампы впритык. Оно не жжёт, не насилует, не издевается, а только изнуряет в попытке докопаться. Расплывчато и смутно. Увы, но большего не увидишь. Только абстрактный силуэт. Раскалённое солнце также сильно зияет в ответ. Оно непреодолимо манит своей внезапностью.

Очень… трудно сопротивляться безудержному просветлению. Изо всех сил стараюсь сорваться с места. Всеми силами пытаюсь приблизиться, но этот свет словно… отталкивает от себя, не желая подпустить ближе. Начинает само собой раздражать. От этого либо хочется быстро избавиться, подавив всеми доступными средствами, либо подчинить себе. Единственно, как всегда одно «но». Ни того, ни другого не происходит. Не получается за миг добиться всего. Нет больше тех самых сил. Свет бьёт в глаза таким напористым лучом, что кажется, будто волосы на голове начинают развиваться по ветру. Я тянусь к нему, отринув последние меры безопасности. Хочется прикоснуться любой ценой. Глаза практически не видят ничего. У самого края еле угадывается человеческий облик, обращённый лицом к земле. Рядом, внезапно, пламенем горит здоровенное древо, излучающее светоч подобно ему или ей, а вместе — они напрочь стирают грань понимания. Глаза привыкают насовсем, но становится уже… поздно.

С этого момента различие между мирами затираются одной единственной краской. Остальные спектры цветов мгновенно умирают в её величии. Разницы больше нет. Только ели заметный исчезающий контур фигур под давлением всепоглощающего цвета. Единый поток золотистой охры перерастает в закат. Это конец. Резкий и отягощающий. Делаю те самые, заветные шаги навстречу, пока неизвестный мне лик, ласкает расплывчатую ветвь высокого дерева. Я дико боюсь прикоснуться, зная, насколько плачевны даже самые безобидные попытки познать неисповедимое. Сомнения гложут ещё сильнее, когда времени почти не остаётся… До сих пор виню себя за то, что так и не осмелился сделать… Стоит чуточку повременить и всё… Этап жизни навсегда… утерян…

Видение обрывается, стоит фигуре на миг повернуться. Оглушительный всплеск, бьёт стремительным ключом в лицо, да так, что взрывной волной сбивает с ног. Катит вьюнком по блестящей поверхности крыши. Не за что зацепиться. Негде найти возможности встать. Поддавшись секундному впрыску, тело в момент ослабевает ровно так же, как и сама аномалия. Зернистые шарики рассыпаются, едва касаясь ног. Тут же за ненадобностью исчезают. Природа и её первоначальный вид. Зелёная окрестность с жилым бытом. Фрагмент… упущен.

Ответы испаряются где-то глубоко в небе. Изнуренный лежу на спине. Думаю. Мечтаю. На удивление, больше ничего не происходит. Ничто не мешает. Глаза открыты. Больше не хочется спать. Ничего не хочется. Хочется только смотреть, смотреть и смотреть… Надеюсь, вы не запутались, а то было бы очень странно… Поверить не могу, на что способны… злорадские духи…

* * *

Самая тонкая в моей жизни подводка. Не надо бухтеть и злиться. Некоторые вещи, должны были именно так произойти, иначе, какой смысл было начинать? Проще тогда отказаться. Смирится, но нет. От меня же так просто не отстанут. Придётся вам и дальше меня терпеть. Лица заранее лучше… предостеречь…

Будь у меня побольше мозгов, давно бы уже нюхал клей в пакетике, зная каким быть может чудесный риск. Разжижение извилин, в реальности мало кого волнует. Главное, бурный приток… Кто ж знал, что так получится. Голова после такой дичи чугунная, как после дурного похмелья.

Кто-то дёрнул за ногу, но никого рядом нет. Боль с минимальной задержкой живо ударила по мозгам. В голове невыносимо защемило. Лёгкие порядком пропитались парфюмерным токсином. Очередь досадных реакций, не заставила себя долго ждать.

В первую очередь — пробирающий насквозь кашель. Потом, отвратительная рвота. Хорошо, что на пол, едва задев рукава. Обратно желудочный сок полез. Первые, вялотекущие струйки слюны, лениво ползли по подбородку. Я как… дворовой харчок. Сочно плюнул, но попал на себя. Состояние не самое худшее, но и приятного здесь крайне мало. Мозг безудержно давит на глаза, да так, что те хотят выпрыгнуть из орбит. Сердце в бешеном ритме дрябло колотиться, пока кожа на два тона выглядит бледнее, чем обычно. С трудом удаётся привстать. Плечо болезненно давит на выход. Едва ли не снова падаю, проваливаясь во внутрь. Секунду погодя всё понимаю. Двери как таковой больше нет.

Раскуроченный полностью деревянный щит, уныло кривым боком лежит под ногами. Безобразные щели с торчащими, грубо вырванными волокнами. От цельных досок не осталось ничего. Единственная полоса от двери, кончиком свисает на нижней петле. Всё остальное вырвано. Хоть мусор с прошлого раза убрали… И то хорошо. Небольшие остатки пыли и битое стекло. Зная, насколько люди бывают ленивыми, прямо сбоку на столе рядом со шкафом и нерабочими станками, лежит погнутая дверная ручка вместе с замком. Это меня немного удивило, однако, куда больше впечатлили разъединённые, металлические прутья. Одни просто… изогнуты пополам. Другие и вовсе спирально закручены. С чужим шорохом позади, я быстро улепётываю отсюда. Всё ещё интересно, кто же мог их так сильно погнуть…

Посторонний звук стихает быстро. Лучше не оглядываться обратно. Пятки горят только в путь. Не стоит придумывать нелепые отмазки. Страх — ключевой, двигательный фактор. Он и подымет, он и спасёт. Он же и загонит в клетку вольера. Времени на сторонние домыслы попусту нет. Нужно ускользнуть раньше, прежде чем наступит пара делать очередные ошибки.

Обувь скользит от малейшей слабости в ноге, хотя, казалось, не так сильно повредил кость. Терпишь. Стараешься отвлечься, сбавляя чуточку темп, но противиться по факту — невозможно. Так или иначе, коленный сустав неудачно хрустнул, и благо рядом была стена. Вцепился зубами в палец руки, как в кусок мяса. Болезненно закривился лишь бы не заорать. Помогло только терпение.

Каждый крохотный шажочек, откликается трепетным вздохом, небрежным пошаркиванием и тяжелой поступью взгляда. Согнутая осанка ещё кривее выглядит, чем обычно. Плюс — скошенное вниз плечо. Ух, Мира бы точно это не оценила. Получил бы от неё нагоняй. Гораздо хуже подтрунивания от Миры — и вовсе остаться без сил. Баланс нарушен. Вот-вот уже вызов сияет на грани. Ещё чуть-чуть и как чувствую, её голос забурлит в моей голове. Меня ни с чего довели до предела, когда так внезапно… почувствовал на себе… ничего. Нет боли. Она исчезла без всякой на то причины… Её нет… Вообще. Всё само собой обратилось вспять: слабость, муки, курьёзы и падения. Всё будто бы… улеглось? Это как… скинуть с плеч мешок картошки. Неимоверное облегчение… Несомненно, я рад. Все волнения отпали. Никто не позвонит. Самое приятное ощущение за весь день.

Впереди шёл едва ли не полностью обновлённый человек. Я старался идти чуть более уверенно и меньше коситься по сторонам. Коридоры на счастье практически пусты. Одна, две особы не считаются. Куда больше меня волнуют невнятные звуки и шумы. Скоротечные и бессмысленные. Только за зря нагоняют пустое эхо. Остаточную тишину. Слабый отклик в мозгу очень вяло их разбирает. Ноет. Не старается. Недосказанность рисует конфликты и небылицы, которых по факту не существует. Хорошо, что отсутствуют сопутствующие, мелкие детали, иначе вместо обычной тряпки на полу, я вижу мёртвую птичку. На такие вещи, лучше внимания не обращать. У меня и так велик риск помимо ненормального, прослыть ещё и сумасшедшим. Никто не любит на голову больных. Отчасти все проблемы сказываются на лице.

Как же натянуто звучит понимание проблем той несчастной, свихнувшейся девушки. В своё время мне удавалось чудить ничуть ни лучше…

Насколько помниться… всё же был у меня один крупный проступок. Не такой колоссальный в сравнении, но всё же. Я устроил однажды лежанку из книг. Забрёл случайно в нашу библиотеку. Зазевал. Стало скучно. Пару девчат за партами сидят. Практически никого. Библиотекаря тоже на радость нет. Он меня люто ненавидит… Хожу значит, хожу. Книги мягкие с обложкой смотрю. Куча рядов книжных стеллажей. Не получится нужную горсть в руках собрать. Тяжело. Лень на горбу нести… В общем, как я вышел из положения… Выцепил, значит, парочку детских изданий, посмотрел на обложку и… просто смахнул на пол целый ряд. Потом ещё один ряд повыше. Потом ещё. С боковой стороны скинул тоже. Куча получилась абы какая. Честно, всё равно. Насрать… Скинул последние две книжки с рук. Упал. Не самая мягкая в моей жизни подстилка, однако, как я говорил выше — насрать. Единственный мой минус — нужно было, не ленится, и спрятаться где-то в углу. Меня же просто… запарило искать место. Улёгся где-то… в 4 ряду, практически не отходя от центра. Весь план к чёрту спалился из-за торчащих башмаков. С тех пор визит в библиотеку стал наказанием. Прямым…

Как обычно оно бывает, дело до жути очень скучное — разгребать бумажные книженции после собственного бардака. Странички выпрямлять. Мда… Где-то склеивать… Нудное, принудительное, убогое занятие, да и к тому же со вкусом запаха пыльной старины. Жаль, что нет аллергии… Хотя бы таким образом задохнутся. И тут, увы, нет. Помимо самого нахождения среди книжных шкафов, полок и всякой прочей ерунды, приходилось чуть ли не на цыпочках пробираться мимо персонала. После моего визита его аж увеличилось на целых двое. Вместо одного стало три. Создал, значит, рабочие места, а бранят до сих пор за сущую ерунду. Заставляют разгребать то, к чему лично я не причастен. Я не виноват, что другой стеллаж развалился от старости, но нет. Любые свои косяки, теперь приписывают лично мне. Моё наказание — без конца копаться в старом мусоре, до которого нет никому дела кроме трёх калек. И так каждый сучий, доставучий раз.

Прихожу. Вижу огромную кучу листовок. Недоумевая смотрю. Безобразие. А криков то… Боже мой… Рецидивист, не иначе. Каждая собака, что не лень облизать собственные яйца, посчитает своим прямым долгом лишний раз напомнить тебе, насколько ты ничтожен и убог. Иначе практически не бывает. Я давно, в принципе, со всеми критериями смерился. Единственное — бесит одно. Каждый раз докучать своим важным ебалом, нервирует не на шутку. В такие моменты зарождаются тёмные мысли, и хочется опять… натворить…

Что-то давно затерялось. Промокло. Выпали, в конечном счёте, блеклые странички истории, а наказание мягче не становиться. Виновен. И всё тут. Казалось бы, такая нелепица, а дерут в три шкуры за просчёт. Библиотекарь как сволочь — ни одну книжку не подымет с пола. Никогда не уходит и вечно рядом сторожит. Удрать раньше положенного срока, ну никак не получается. Сколько потуг из себя не жми. Издевательство чистой воды. Не успел отработать старый, как приписали новый. Очередной списываю долг…

Лёгкий, внезапный из-за угла толчок в плечо, моментально сбил с ног. Подобно быстро пронёсшийся антилопе, её удар попал прямо в цель хоть и не нарочно. Слегка закрутило. Упал. Затылком чуть ли не грохнулся об пол. Голове почти ничего не досталась. Так, ерунда. Немного закружилась. В основном весь упор пришёлся на спину. Недавно ничего не предвещало беды, и раны успешно затянулись. Всё для того, чтобы снова напомнить о себе.

Долго разлёживаться Лоя не стала. Незамедлительно вскочила на ноги. Живо отряхнулась. Поправила форму. Мы смотрели друг на друга с одинаковым пренебрежением, враждой и неприязнью, как два врага по обе стороны баррикад. Она всё же высказалась сгоряча первой:

— (Грубо) Ты… Ты куда смотришь, придурок? Вставай и убирайся… Прочь! Чё ждёшь?!! Встал и пошёл! Вали! — вытянула в сторону руку. — Вали!!

Молча поднялся, но ничего в ответ, так и не произнёс. Я продолжал стоять, как ни в чём не бывало, хотя резкое высказывание в свой адрес, ошарашило как надо быть. Только не от неё. На душе стало ещё паскуднее. Куда уж хуже. Хуже на самом деле, ой как ещё могло быть…

— (Грубо) Ты что, плохо меня слышишь?! Отвали от меня! Урод…

Демонстративная походка остановилась практически вплотную ко мне, хотя никакой нужды в этом не было. Гневная особа просто ещё раз пихнула в плечо. Спуск нервов и толчок. Девушка внезапно побежала куда-то прочь.

Своим последним словом, меня охарактеризовали отнюдь лаконично и просто — урод… Если провести опрос, то… мало бы кто с ней не согласился… Взвинчивая и нервная, сбежала от всех подальше, оставляя после себя горькое послевкусие. Казалось бы, даже такой дикий поступок, может чему-нибудь да научить. На самом деле ничему, разве что держаться от ненормальных людей подальше, но проблема совершенно не в этом, хотя… суть вещей как раз в том. Люди недолюбливают странных людей. Повезло… или нет? Не хватало, разве что второй половинки. Только подумал и вот он появился… Урод…

— (Взвинчено) Стоять сука… — заломил руку сзади. — Куда она пошла?

— (Болезненно) Я не знаю… Я, правда, не знаю!

— А ну не пизди, — заломил сильнее. — Это ты падла за нами подсматривал?! Ты?!! Отвечай сука, — ударил по ноге. — Отвечай!!

— (Испуганно) Это был не я, — упал на колени, — не я!! Клянусь! Клянусь!!

— Точно не пиздишь? Точно?!! — надавил ещё сильнее.

— (Болезненно) Нет… Не-ет… Гиль, прошу, отпусти… Больно сука, больно!

— Вставай блять заморышь, — потянул за пальцы вверх. — Встава-ай…

— (Охая) Ладно… — медленно стал подыматься, — ладно…

— Отвечай придурок, — развернул лицом к себе, — куда она блять пошла?

— (Испугано) Туда, — махнул головой в бок, — туда…

— Ну, сука, спиздишь, — прижал к стенке, — убью нахуй. Ты понял меня гандон, понял?

— Понял я, понял. Она побежала туда, — взглотнул, — в сторону туалета…

— Смотри у меня, — недоброжелательно покачал головой, — если что не так, пизды получать будешь именно ты… Ладно, — отпустил, — прощаю… Это тебе для профилактики, — ударил коленом в живот.

Ничего нового ожидать не стоило. Я не хочу в сотый раз исповедоваться о прошлом… Слишком много чести воспевать очередного, мудоблядского урода. Полежал, постонал, поныл и отправился дальше прямиком на корт.

Как… как такового спортзала у нас никогда не было… Вместо него — две относительно… небольшие комнатушки в конце пролёта, переделанные под раздевалки. Удобно в этом случае одно — переоделся и сразу напротив запасной выход на стадион. Касательно сменной одежды, стало только хуже за последние годы. Все поголовно ютились вместе.

Одна из кабинок была переделена под ринг. Женская… Намного больше мужской. Раза в два получается. Вместительность всё ещё не ахти, но человек… 50 по периметру, точно поместятся. Я не помню ради чего, ради… кого устроили показательные спарринг матчи. Приезжие с разных школ, наших ребят, в хламину тогда развалили. По идее «Юношеский бокс» до 18 лет, вот только верзил таких подростковых, в жизни никогда не встречал. Я думал Гиль жилистый и высокий. Да нифига. Там реально приехали одни атлеты. Возможно, парочка из 10 человек с натяжкой и-и-и… походили на несовершеннолетних, но это не позволило ни на йоту взять хотя бы… одну победу. И ладно бы просто им выиграть и спокойно уехать. Так нет же. Надо обязательно нагадить после себя. Под себя насрать.

Не буду вдаваться в подробности, сколько за несколько дней было выпито бутылок и обрюхатено школьниц. Лично мне запомнились лишь… небольшие мелочи. Пустяки. Две сломанные скамьи пополам. Дыра в стене раздевалки. Один расколотый толчок в женском туалете. Два облёванных, обосранных вокруг толчка в мужском и… громогласные голоса бабуинов. Эти сволочи от слова «совсем» не могли заткнуться. Орали как стадо дебилов на весь первый этаж. Самые конченные жрали бухло чуть ли не напрямую, обоссывая клумбы и кусты подряд. Как феерия и ода всего дебилизма — малолетние боксёры забили стрелку каким-то мужикам. Ни в городе, ни на окраине, ни даже на стадионе рядом, где пространства хоть отбавляй. Исключительно опять же в нашем саду. Редкостная мерзота и поебота. Больше подобных внеплановых мероприятий у нас никогда не проводили. Даже совсем уж безобидные шахматы — и те старались как можно скорее из плана посещения убрать.

Стадион — совершенно другая песня. Это не бессмысленный мордобой в попытках выбить остаточные мозги. Здесь присутствует нормальная, спортивная атмосфера. Ну-у-у… более-менее… Тут тоже встречаются любители выпить и покурить. Своеобразный допинг, без которого машина нормально не заведётся. Помимо тренировок по выгулу собак, для обычных людей есть все прелести здорового спорта. Кольцевая побегать. Аж целых 6 беговых дорожек есть. Три вида игровых поля под разные нужды. Трава, песок и асфальт. Турники. Кольца. Совсем скоро, должны батутный центр рядом построить. Площадка готовится под стадион. Хорошее определённо есть, кроме некоторых людей. Наполнение, как и везде зачастую, хромает. Данное место не стало исключением. Увы. Способы истязания на сегодня, практически не изменились.

Нашего тренера, кстати, я боялся куда больше, чем того же Бидла, Гиля и всей юношеской сборной по боксу вместе взятой. Обычные придурки с крохотной извилиной в мозгах. Конченные, мерзкие, тупые упыри, не способные даже к минимальной эмпатии. Дальше прыща на носу, ничего перед собой не видят. Тут же, совершенно другой подход. От молчания и бездействия… кровь в жилах стынет. Странный вид. Отчуждённый порою взгляд. До одури холодный. Этакий хладнокровный убийца на пенсии. Всегда серьёзный. Никаких шуток не говорит. Этот человек спуску никому не даёт, казалось бы, в самых обыкновенных вещах.

Дело не сколько самого принципа, а скорее… честного отношения к людям. Кто заслуживает поблажки, того обязательно простит. Кто дважды накосячил, тот будет потеть на беговой дорожке до 4-о пота. Кто слаб телом и духом, тому всегда найдётся место по силам, но его безэмоциональность — вот что действительно напрягало. Он всегда очень мало говорил и это дико настораживало. Такие как он… частенько что-то не договаривают. Имеют очень скользкое прошлое. Живут настороженно. Каждый день как на игле. В аккурат выбирают позицию и слово. Кажется… я не ошибся. Хорошим был в своей неоднозначности… человек.

Меня дожидается просторная площадка на холме. Слишком… много за день неоднозначностей, чтобы замотивировать пойти домой, правда… Бидл своё дело сделал. Реально не по себе. Не страшно, но дико стрёмно. Как-то только мысль доходит до побега, в очередной раз мерещится его лицо. Все планы по сну идут прахом. От безысходности отправляюсь на стадион. Гнетущие стены школы в прямом смысле душат.

До линейки идти метров 100. Издалека видна маленькая группа учеников. Повсюду кусты, газон, дорожки. Красиво смотрится, но идти к остальным от слова: «Совсем» не хочется. Пропало желание. Надобности острой нет. Больше месяца на корте никто меня не видел, хотя… никто от подобной участи справку не давал. Такие доходяги как я занимались физкультурой для «беременных». Правильнее будет сказать гимнастикой, так как от физических нагрузок не осталось и следа. Со стороны смотрится… максимально ущербно. Очень… тупо… Нет смысла больше раскрывать подноготную. Я и так достаточно унизил себя.

На фоне широкого комплексного массива детишки меркнут перед всем разнообразием вариацией площадок и тренажёров, вот только… ничего из этого не сулило им достаться без боя. Тренер смотрел на всех безрадостно. Его стойка ничуточки не изменилась. Руки за спину. Положение ровно стоя. Меня, как всегда его безэмоциональность нервировала. Я прекрасно понимал, что рано или поздно, наша встреча неминуема. Лучше правильно поступить сейчас, чем мучатся через директора. Я не осуждаю его методы, просто… приятного от бега довольно мало. Хочется немного поныть.

Если бы одна единственная пробежка давала запас сил и здоровья хотя бы на сутки, то я непременно её полюбил, но… Везде есть это доставучее «но». Прежде, чем добиться хоть… какого-нибудь эффекта, нужно как минимум промучатся с месяц, а то и с два. Я в этом плане крайне нестабилен. Я ненавижу больше положенного страдать. Боль — ключевой фактор моей ненависти. Когда я бегу, я медленно умираю, и это не зависит от моего темпа. Точнее зависит, но я правда хочу почувствовать скорость и это главная моя проблема. Тело не может вынести разовой, стремительной нагрузки. Я хочу всё и сразу, а чудес как говорится: «Не бывает». Именно из-за моих дебильных принципов — ненавистна беготня. Пользы без боли нет, притом занятие, откровенно скучное. Однотипное как по мне. Монотонное. Просто бежишь и медленно умираешь, хотя… у кого как… Да, физическая нагрузка полезна для растущего организма и бла-бла-бла, но как только организм созрел — всем становится похуй на тебя. Если не раньше. Не будем учитывать спортивные организации. Берём саму проблему в целом.

Бег в основном нужен для тех, кто по жизни — ленивая жопа. Для тех, кто внезапно вдруг осознал, насколько жирнющими стали бока. Насколько стыдно и некомфортно появляться на людях даже в тренажёрном зале, а сидеть на диетах краткосрочный вариант. Вот и приходится бегом сжигать обвисший жир. Больше нужды в нём, лично я не вижу. Развить скорость на длительный промежуток всё равно долго не получится, поэтому как итог — в топку такое занятие. Мне всегда для разгрузки хватало обычной ходьбы.

С каждым шагом их фигуры становятся всё чётче и чётче. Специально тяну время, пока учитель не распустит остальных. В жизни к нему не подойду, пока мы не останемся одни. Он сразу же улавливает косым взглядом, кто именно к нему идёт. Всё такой же хладнокровный. Бесчувственный. Ничего за прошедший месяц не изменилось. Звучит разминка на 5 пять кругов.

Самое, что ни на есть позорное за всё время учебы — так и не запомнил, как именно его зовут. Гадких и не нужных для себя людей на всю жизнь усвоил, а он как-то… не попал ни в одну из категорий. Есть десятки имен, а то и больше, которых хотелось бы… навсегда вычеркнуть из памяти. Никогда не знать, но, как всегда, самые важные, так и остались в тени рассудка без ведомства. Ни хорошо, ни плохо… Просто в очередной раз стыдно про то, что нельзя… забыть…

Сухо. Кратко. Манера речи отточена и ясна. Одна конкретика и выверенные факты. Своим произношением, он чем-то даже… напоминает раннего Бидла, разве что куда более сносной внешности и словами без скрытой агрессии. Ну не любит человек разглагольствовать на пустые темы. Без умолку трещать как его коллеги. В основном, насколько мне помнится, если речь и заходила о чём-то, то только по теме предмета и сопутствующих его вещах. Никаких тебе развилок и откровений из области сторонней жизни. Личная жизнь всегда оставалась под замком. Никакого намёка. Может девчонки что-то и узнали, но у нас среди парней были одни сплошные домыслы. Одинокий. Вдовец. Убили семью. Алкоголик в завязке. На зоне отсидел. Бывший военный. Уволенный тренер сборной. Волонтёр и даже, бывший бомж. На этом кажется… всё… Если же разговор вдруг состоялся в его сторону, то он моментально переходил в спортивные дела. Никуда дальше. Ни в какие дебри обратно. Этот человек… оставался чересчур скрытным для всех нас и, наверное, от того мало и заполнился. Недостаточно хорошо, чтобы помнить имя.

Как только остальные ребята разбежались, мужчина сразу обратил нужное внимание. Махнул к себе двумя пальцами руки.

— (Спокойно) Подойди.

В голосе читалась благородная мужественность, сочетаемая со здоровым и бодрым типажом мужского начала. Сравнимо выше ожидания и реакции, чем у большей части сильного пола из коллегии учителей. Никогда ещё ранее не удавалось видеть его таким… уставшим что ли. Сонным или даже… больным. Все перспективы выдавал голос. При всех он как-то ещё умело его корректировал, но при мне мог спокойно без прикрас говорить. Чувствовался хрипловатый тон, будто реально простыл или всю ночь высоким тембром вёл участие в беседе.

Тут же вспоминаются уроки Миры. Прямая осанка. Плечи держать широко. Голову и руки ровно. Всё самое правильное лишь бы минимизировать подозрения в свой адрес. Сократить ущерб. Лишь бы пронесло, да и только.

— Расслабься, — тихо кашлянул, — всё нормально… Остынь.

Он специально подождал с пол минутки, пока я приду в себя, посматривая косвенно за теми, кто и куда лично направил свои нужды. Наши взгляды в скором времени пересеклись.

— Так-то лучше… Как у тебя дела?

— (Неловко)…Да как-то… нормально… — пожал плечами. — Как и всегда…

— Хорошо, — полез в карман спортивных штанов, — возьми это.

Без лишних предисловий показался сложенный вдвое самодельный конверт письма. Помятый и местами пожёванный. Я тут же задался вопросом.

— Это что… письмо?

— Да, прочти его. Это важно… Когда закончишь — сразу же сожги или разорви. Лучше конечно сожги. Так надёжнее. На этом всё. Можешь домой идти…

— (Взволнованно) Так это… Откуда оно? Это вы мне его написали?

— Я? — улыбнулся, — нет. Мне девочка какая-то… недавно его принесла. Две недели с лишним в кармане ношу. Немного потрепалось, но ничего. Ты главное прочти. Просто прочти и уничтожь… Она мне так и сказала. Ну, если ты так хочешь, можешь, конечно, оставить его себе, просто там… немного… личное, — пожал плечами, — сам понимаешь… Ну всё, — легонько хлопнул по плечу, — удачи. Ничего не бывает просто так.

— А-а-а… почему оно… мне?

— На обороте написано. Переверни.

Чётко, коротко и ясно. Всё как он любит, только непонятно ни хрена. Это было действительно всё и больше ничего. Никаких тебе речей, порицаний или коварного умысла… Просто… письмо. Обыкновенный кусок бумаги, аккуратно сложенный пополам. С задней стороны и правда красуется моё имя. Красивый подчерк. Красным написано. Сразу же угадывается женская рука.

Мужчина не стал дожидаться моих эмоций. Спокойно развернулся и пошёл к остальным. Его фигура незамедлительно удалялась к центру стадиона.

Один. В руке конверт. Стрёмно… Определённо важная вещь, да и ещё таким странным способом подана. Не напрямую, а через посредника, да ещё какого… Я не стал тянуть и достал содержимое наружу… Мне следовало всё… обдумать.

Необычно… Даже… очень… Всего два предложения. Две строчки. Бред и полная ахинея. Это либо очень плоская шутка, либо очень параноидальная новость на грани катастрофы. Вот она, оказывается, какая симпатия у подростков бывает. В шутку или в серьёз. Неудивительно, учитывая, какая неоднозначная ситуация складывается вокруг нас. Есть над чем задуматься…

Особого значения слова не имели. Это как, если подойти к любому человеку на улице и спросить: «А вы точно уверены в завтрашнем дне?». Один ответит: «Да, конечно, безусловно!». Другой же скажет однозначное: «Нет» и другого мнения быть не может. Третий промолчит, а четвертый пройдёт мимо. Скрытого смысла в подобном нет. Всё предельно понятно. Любовное письмо.

Листок лихо сложился в три четверти. Только так он помещался в кармане брюк. Раз уж «официально» отпустили, то… почему бы и нет? Вернуться домой пораньше, и наплевать на всё, будет благим делом окончания дня. Да, Бидл не раз подобное ещё как припомнит, однако в сравнении с нашим тренером — он лживая, толстая, смердящая букашка. Мне просто хотелось домой. И всё. Непреодолимое желание, как можно скорее убраться, иначе обратно застряну у Миры. Если не уйти сейчас, то не получится вообще… Центральные ворота хоть и закрыты, но парковую часть возле стадиона, ещё никто не отменял. Очень удобно в попытке улизнуть. Я прямо чувствую нутром: «Пора уже. Пора. Нужно давать дёру».

Хорошая новость быстрым темпом уводит прочь. Остановившись на миг, неохотно обернулся в сторону стадиона. Я боялся встретить его разочарованное лицо. Что-то меня досаждало, учитывая выбор остальных остаться, а не покидать тонущее судно. Как бы… правильно и неправильно одновременно. Тебе прямым текстом заявляют: «Иди. Свободен», но в тайне наверняка надеются, что ты всё же останешься, пускай и на непродолжительный срок.

Неприятным образом взыграла совесть. Захотелось вернуться. Заново тему переговорить. То ли письмо впервые так подействовало, то ли и вправду не всё безнадёжно в плане меня. И всё же — не сдержался. Рванул в заросли. Когда ещё выпадет такой удобный случай? Я порою… неисправим.

* * *

— Как прошёл день?

Мужчина не сразу отреагировал на входящего в комнату человека, а сперва вгляделся в до боли знакомое лицо. Кресло под ним немного заскрипело.

— Здорова, здорова… Отлично, — пожал руку бывшему коллеге. — И какими такими судьбами… тебя занесло к нам? Неужели заняться в конторе нечем?

По лицу было видно, как человек «рад» встретить бывшего друга, однако с небольшой оговоркой. Он крайне старался подавить дёргающуюся бровь. Былые распри снова давали о себе знать.

— Да так… мимо проходил, собственно, — бегло осмотрел комнату. — В основном, я по делу зашёл, ну и вот… попутно решил заглянуть на минутку к вам. Проверить кое-что надо, а тут — ты. Приятное совпадение.

— И в правду приятное… Жаль, — устало посмотрел на двухстороннее стекло, — скоро на передовую. Поговорить толком не удастся. Так что спрашивай, — запрокинул за голову руки, — что хотел, пока я не ушёл… Не стесняйся, здесь же все свои. Забыл? — развернулся к собеседнику.

Знакомый притих. Парень наверняка хотел спросить что-то менее важное не относящееся к делу, однако долг обязывал не зависнуть на получасовой беседе. Диалог постепенно направлялся по другой развилке пути.

— Ну и как вам этот олух? — произнёс посетитель. — Не достало ли вам с ним возиться? Взрослый мать его мужик, — тыкнул пальцем в стекло, — а ведёт себя как ребёнок. До сих пор. Ну, вот… ни капельки не изменился. Он что, специально так? Чтобы позлить?

— (Устало) Сказал бы ты мне это гораздо раньше, я бы с глубокой радостью вышвырнул его прочь, но сейчас… Сейчас, к сожалению, времена изменились, — сконцентрировал взгляд в стекло. — Теперь разве что, турнуть могут меня, причём за ни за что. Вообще. Вот и приходится подобное… терпеть… И это ещё не самое худшее, поверь. Худшее чувствую, будет как раз впереди, когда ему окончательно впритык всё надоест… К концу подходят только вторые сутки и это… лучше его так не называть. Звукоизоляция хорошая, но сам понимаешь. Здесь разное может случиться… Главная шишка сидит. И тебе может не повезти. Даже твоя баба от гнева его не спасёт… И заслуги, — косо посмотрел на протез руки.

— Мда… — задумался, — не думал, что вы будете плясать под его бубном.

— (Недовольно) А мы и не пляшем, — обратно вернулся к собеседнику. — По крайне мере не под его дудку.

— Ладно, — устало посмотрел на мужчину. — Изменения хотя бы есть какие?.. Ну так… — пожал плечами, — в общих деталях. Сам понимаешь… Времени мало.

— Ясное дело…

Бывший товарищ смекнул. Тотчас перешёл к сути поставленного вопроса.

— Всё как всегда… Ничего нового.

На этом фрагменте человек замолк. Гость его ответа не принял.

— (Раздражённо) Ну, а что ты хотел? Ты же просил коротко. Ну, вот тебе и коротко. Самая суть. Он к нам только вторые сутки приходит… Ничего толком не изменилось. Всё, как и всегда. Очередная… муть.

После ещё одних молчаливых гляделок, следовать убрал руки с затылка и упёрся локтями в колени. Намечающийся разговор малость поднапрягал. Бегло пожамкал пальцами уставшее от недосыпа лицо и обратно уставился на коллегу. Разговор обещал быть нудным.

— Ладно, — откинулся на спинку кресла. — Как скажете… бос-с… Процесс движется… — в пол головы повернулся к стеклу, — в принципе нормально, хотя можно было бы и побыстрее. Порою очень туго идёт. Диалог от слова «совсем» не вяжется. Получается скомканным, монотонным, дико скучным, что аж зевать хочется, — зевнул. — …Нужно было давно с ним заканчивать на сегодня. Что толку кота за яйца тянуть. У меня что, дел своих нету? Досуг провести можно, знаешь ли куда более значимо и интереснее, чем пялится в эту, — кивнул в окно, — хрень. До ночи нянчимся с ним… — размял шею. — Задрал уже… Если честно — не наше это дело совать нос, куда не просят. Он нас вокруг пальца водит. Толку ноль. Ничего не получается полезного узнать. Пляшем вокруг него как кучка дебилов, — глубоко вздохнул. — Нет никаких сил… Мы все поголовно измотаны… Остаётся просто… тупо строить из себя паиньку. В такт мотать головой. Надеюсь, весь этот бред, пока ещё не осточертел… (Вдумчиво) Странный тип. Правда. Куда страннее выглядят разве что эти два… — посмотрел на входную дверь.

— Так ты же его подчинённый… вроде как… Разве ты не должен быть на его стороне? По-моему, глупо тявкать на хозяина. Не ты, а он сможет тебя укусить.

— Ну, это как посмотреть… Я, скорее понятой, чем соучастник… Я и близко в няньки к нему не набивался. Он просто предложил работу. Я согласился… Типо как… протеже. Прям как ты, — недовольно скорчил лицо, — в лучшие свои годы…

— Смотрю… от былой манеры поведения ты так и не избавился… Приятно осознавать, что ни место, ни время на тебя, никак не влияют.

— А то, — злорадно улыбнулся. — Конечно, некоторые рамки и ограничения порой дико нервируют, но-о жить можно. Да и время уже не то, чтобы прозябать с тобой жопу на вызове. Родина там, где жопа в тепле. Принципы… изменились…

— М-да, не позавидуешь… У меня в этом плане гораздо проще. Сходи туда. Принеси то… Не всегда приходится сидеть и наблюдать за всем на одном только месте. Зачастую, я всегда где-то в пути. Хожу себе. Гуляю. Где хочу…

— (Недовольно) Ишь ты какой… Свободолюбивый… Да чего там таить — ты никогда не был привязан ни к чему. Ты едва ли под моим начальством появлялся на работе. Что есть, что тебя нет — толку всё равно ноль. Твоя работа — едва ли на грош оценима. Эт даже хорошо, что родился в семье с достатком, хотя работник из тебя, как ни крути… хуёвый, даже задарма.

— Да ладно тебе, — нагнулся чуть ниже, держась за край стола. — (Тихо) Я же предлагал тебе уйти, пока ещё было возможно…

— Ты вообще сука, нормальный человек? Нормальный?! — привстал с кресла. — Забыл уже, что ты сука натворил?! Да мне откровенно… похуй было на старую работу, но ребята… Ребята же были не виноваты… Невиноваты… Какого хуя в свою авантюру ты их втянул? Совсем мозг потёк? Лучше головой иногда думай, — пальцами ударил о весок. — До сорока хотя бы… доживёшь…

Гость молча пожал плечами. Отошёл в сторонку. Ему нечего было ответить.

— Ты-ы… как был придурком, так им и остался, — сел. — Сам хоть думал над тем, во что их ввязываешь? Думал хоть раз о чужих семьях? Родных? Хочу тебе напомнить, что ты оставил двух молодых вдов с детьми без мужей.

— Ой, да ладно тебе, — развернулся к оппоненту. — Они заранее знали, на какой идут риск. Им денег хотелось и это отнюдь, не на корм для семьи. Эти два жадных, долбанутых ублюдка, только и пеклись о себе. Ты же не думал, что я не замечу очевидное? Блять, — развёл руками, — ну это совсем уж надо слепым быть. На кой тогда хрен, ты нас объединил? Тебе что, за мной не хватало слежки? А чё только двоих? Полк бы уже за мной снарядил.

— Не неси чуши. Я думал, ты нормальный… а ты блять — тяжело вздохнул, — очередной мудозвон с завышенным троекратно эго. Доверился, а ты мне нож в спину засадил… Ну и как нам после этого, нормально общаться. Как?!

— (Улыбаясь) Не-не-не, — открестился, — ни хуя. Больше этот трюк со мной не пройдёт. Не надо менять темы. Не нужно давить на жалость. Будь твои «люди» нормальными — никто бы не погиб, но, как видишь, сволота забила поеботу. Те ещё на деле алчные упыри. Любят на стороне подработать. И всего мало, блять, мало… «Славные» ребята не находишь? Вот это я понимаю, наживаться на чужом горе. Бле-е-еск сука… Блеск. Это я ещё молчу о том, какие порядочные у тебя семьянины… Хотя, чего молчать. Давай расскажу, — обратно приблизился. — Я не знаю, насколько сильно ты закрывал глаза на их хобби, но они были… далеко не святыми. Один сто пудов в одну харю пил и дубасил жену с ребёнком, попутно ей же изменяя. Другой вроде по тише, но тот ещё завсегдатай питейных заведений. Изменяет вроде как пореже, за то деньги спускает на выпивку и шлюх. Обожает принюхнуть подонок… Обажал. Очень порядочные «люди». Есть чем гордится.

Гость заметил на краюшке стола одинокую пепельницу. Рука автоматически потянулась закурить.

— Я… — настойчиво снял пальцем слоинку пыли, — многое слышал про ваши отделения. Морально обезображенный люд… Такое говно, только в этом городе случается… (Надменно) Это же как надо сплочаться в рабочем коллективе, чтобы насильственно трахать генеральских дочек? У вас там что, совсем мозгов нет? Едва вышла беджняка из асперантуры, как вы мигом натягиваете её на кол. Или это… у вас везде так принято? Обряд инициации? Честно, боюсь подумать, что происходит с простыми смертными… Надеюсь, хотя бы в задний проход больше шариковой ручки не суют. Иначе всё, беда… И да, — печально вздохнул, — за этих ублюдков, ты меня чуть… не убил. (Возмущённо) Правда? Да я на их фоне святой мученик, — тыкнул в грудь протезированным пальцем. — Вот только залупнись, что это не так! Я достаточно настрадался, чтобы всё это… дерьмо исправить!

Человек на кресле грустно продохнул. Ему крайне не хотелось продолжать, но он всё-таки произнёс:

— (Спокойно) Они вообще-то умерли если ты не забыл. Навсегда. Вот лично ты, умеешь воскрешать? — скрестил ладони. — Нет? Тогда считай, ты ни на грамм не искупил свои грехи. Как только трижды за каждого из обоих умрёшь, тогда и поговорим… Пока ты умеешь делать жизнь, исключительно… «проще».

— Какая же ты… сволочь, — обиженно посмотрел. — (Тяжело) Этим твоим… барышням, вообще-то жить стало легче. Избавились наконец от тирании и гнёта. Государственное пособие. Мужья посмертно герои со своими сраными медалями золотого герба… Уж лучше растить детей без отца, чем с таким отродием… За то, что мы сделали, — выпрямился, — безусловно по головке не погладят… (Нервно) У тебя тут курить… можно?

— Можно… но только побыстрее. Я вообще то, — посмотрел на часы, — вот-вот уже ухожу. У тебя есть минуты две. Не больше.

— Не переживай, — полез в брюки, — жизнь меня приучила делать всё быстро и так же быстро наслаждаться каждым её… ебучим моментом…

Гость достал чёрный портсигар с растительной, серебряной гравировкой, выполненный по подобию обычной пачки от сигарет. Быстро открыл. Ловко достал одну. Сигареты, соответственно, тоже очень дорого выглядели. Чёрная бумага. Золотой фильтр. Белые надписи. Он быстро поднёс пачку к губам. В ту же секунду табак задымил. Мужчина кисло улыбнулся. Упаковка закрылась.

— Ну что, нравиться тебе? Довольный?.. Как-то ты быстро повеселел… А я и не знал, что ты обратно взялся за старое. Ничему жизнь лодыря не учит… Хоть… костюмчик на тебе хорошо сидит. И то ладно. Как… человек выглядишь теперь…

— (Угрюмо) Хоть на этом спасибо, — пальцем подтащил пепельницу. — Это считай вместо антидепрессантов. Самобытное лечение… Видел бы ты щас свою скверную рожу, — засмеялся. — Это как тогда, когда я зашёл без спроса в твой дом посрать. Вот точно, одна и та же эмоция… Мог хотя бы для приличия раз в сутки разрешить в сортир заходить. Гадить под луной занятие, знаешь ли, не из самых приятных. Сам бы хоть разок попробовал подтираться листвой. Понял бы меня…

— Будь таких дураков как ты поменьше, авось и бед никаких не случилось…

— Ага, — устало вздохнул. — Тогда бы и воин было гораздо меньше… и люди относились друг к другу гораздо… добрее… Ты же не злишься на меня? — на стол облокотился. — Или до сих пор злишься? Не забывай, я тебе 100 раз предлагал вовремя уйти. Неоднократно… Ещё раз извини, что так… погано вышло… Эти пидары, — скорчился, — повесили на тебя всех собак. (Досадно) Я так и знал, чем примерно всё это дерьмо закончится…

— (Сдержанно)…но всё равно рискнул…

— Да-а-а, — затянулся. — Говно случается… Иногда, я правда задумываюсь, каким же дебилом тогда был. Прямо, как сейчас… Как я понимаю, передумывать уже поздно, да? Предложение моё ты всё равно не примешь.

— Точно… Жаловаться поздно… да и какая разница если в конечном счёте, все мы варимся в одном котле.

Парочка притихла. Никто не хотел продолжать, однако долг обязывал.

— Слушай, — произнёс первым гость, — давай… хотя бы…

— Как твоя рука? — перебил следователь. — Отец не злится? Простил?

— Моя? — посмотрел на кисть с сигаретой. — Да вроде ничего, — повернул ладонь. — Вертится. Не скрепит. Я кстати, пачку сигарет подбирал в таком же стиле. Всегда хотел тату набить. А тут прямо удобный случай подвернулся. Могу одну за другой болванки с гравировкой менять. Как настроению будет угодно. Разве не прелесть? — провернул шарниры запястья на 360°.

— (Скептически) Да, но чем тебе искусственный протез не понравился? Руку от живой не отличить. Фактически, только металлический каркас и всё.

— Да ты сейчас, — улыбнулся, — прямо, как мой батя говоришь. Ему тоже не понравилось, а я как раз, наоборот, о чём-то таком… в детстве мечтал. Роботом… стать. Вот моя мечта частично и-и… сбылась… Как бы я, по-твоему, — вывернул суставы кисти, — с обычной-то рукой, финт такой провернул? Вот именно, что ни как. Если какой-то праздник, я меняю на белый цвет. (Довольно) Ух, как зачётно в костюмчике белёсом выглядит… Загляденье.

— Ну и дурак же ты…

— Ага, — затянулся, — и без тебя знаю…

–…А в целом как, жить не мешает? Привык?

— Рука или дурак?

— Рука.

— С рукой я отчасти привык, разве что правой теперь дрочить не так удобно, хотя… специфическое ощущение при этом всегда есть. Тут главное не пережать.

— (Смеясь) Так ты ж, вроде как бабник? Или уже всё, завязал? Что, девушки не так охотно дают, да? За годы таки… почерствел?

— Дают, — улыбнулся… Ещё как дают… Каждая через одну хочет переспать с роботом-полицейским. Бывшим… (Задумался) По крайне мере раньше давали… Всё накладывает свой жизненный отпечаток… Увы…

— Не повезло тебе.

— (Выпустил клуб дыма) Ага… — выпрямился в полный рост.

— А чего тогда, — посмотрел на сигарету, — зажигалку в палец не привинтил? Это ж вроде как… модно? Иметь всякие такие… примочки… Приблуды. Кроме силы сжатия, в ней больше… ничего нет?

— Не-ет. Слишком это… запарно вставлять дополнительные модули в кисть. Целостность нарушается. Появляются люфты. Подпитка дополнительная нужна. Ой, короче, много геморроя. Была бы у меня оттяпана полностью рука — другое дело. Пространства для идей хоть отбавляй, а так… нафиг нужно. Либо без конца заряжаешь, либо вставляй маленький энергоблок. Хоть куда. Не, не катит. Я хочу нормальное пламя, а не скудный дымок… Во-озможно, не будь мясца примерно по локоть, примитивный ствол в ладони, можно навернуть, но опять же, скудный, а не крутой. Для крутости нужно отрезать руку, а я не знаю. Мне и так с протезом хорошо. Если в следующий раз отрубят полностью — тогда и задумаюсь…

— Знаешь, — скрестил руки, — …Забавная штука получается. Мы собачились чуть ли не каждый день. Ты мне своей ересью мозги засерал. Мол: «Жизнь гавно бла-бла-бла», «Люд очерствел бла-бла-бла», «Миру скоро настанет пиздец бла-бла-бла» и знаешь, что? Ты был прав. Ныл как последняя сучка. Ебал мне мозги, но был… прав. Блять, — повертел головой, — не верю своим словам… Так что же тогда получается… Мечта дурака… сбылась? Пришла… анархия?

— Ой, да не утрируй ты так. Все вы старики вечно боитесь нового.

— Да мы не нового боимся. Мы старое боимся… потерять. Тебе возможно не понять, что такое дефицит в обычных вещах. Когда магазины с продовольствием пустые. Когда вместо мотоцикла, покупаешь ботинки… и на сдачу пачку сигарет. Когда промышленная отрасль летит в тартарары. Когда ты становишься… никому не нужен… Когда банально… туалетной бумаги нет. Газеткой жопу подтираешь. Когда правительство на тебя плюёт… Когда…

— Знаешь, — перебил, — вообще-то, у меня тоже выдалась не сладкая судьба. На сколько ты помнишь, я в машине нахрен жил, а местных проблядовок в отель тащил, лишь бы помыться… И ты мне ещё такую службу услужил. Мог бы, хотя бы… позволить пару ночей в неделю… дома поночевать.

— Не, — улыбнулся, — своей дуростью можешь даже не делиться. Ты сам в своих проблемах виноват. Лично у тебя — абсолютно все козыри были на руках. Мог спокойно встретить старость и в ус не дуя, но нет. Дурак выбрал, правду. Чтож… (Ухмыляясь) Ну, и как тебе правда. Сладка? Может мёдом подсластить?

— (Угрюмо) Не хочу с тобой лишний раз собачиться… но от слов своих, я не отказываюсь… Если ты ещё не забыл, мы вообще-то… ролями поменялись…

— У-у-у как страшно… Ну, и как мне тогда тебя называть, начальник?

— Да вообще насрать, — отмахнулся. — Я, не ты. Мне не нужны ваши… чины хвалёные и всепоглощающее обожание… У меня нету ста подручных. У меня и десяти нету. Есть только я, и только я, сделает эту работу как никто лучше. Я не собираюсь перекладывать ответственность на других, как делаешь ты. Виноват буду только я… Я сделаю то, что не осмелился сделать, — напряг скулы, — ты…

— (Устало) Ну да, ну да… Можешь кичиться сколько угодно, правда… одно не забывай, — поднял голову в сторону оппонента. — Такие как ты, долго не живут.

— (Злобно) За то у тебя я смотрю… отращивается третий подбородок… Что, по кайфу теперь жить на цепи в будке? Нравиться… лизать пятки господину?

— Парень, — строго посмотрел в глаза, — палку не перегибай. Я не молодой уже кузнечик, чтобы прыгать с тобой по лугам. Ты меня, никогда не поймёшь. Ты просто до моего возраста не доживёшь… Когда ломят кости, а из жопы лезет геморрой, знаешь… — вздохнул, — приоритеты жизненные несколько… меняются. Можешь мне не верить, но правда такова — абсолютно всем людям на земле есть что терять. Тот же вонючий телек с баночкой пива и копчёной рулькой… Тёплая постель… Мне много не надо. Оставьте то, что, хотя бы… есть…

— Только не перекладывай на работу свои домашние обязанности… Лучше бы как следует, его потряс, — указал в стекло. — Сейчас из-за этого дауна, вся наша граница полыхает. Прямо как моя жопа. Пытаются надавить и… прорвать.

–…Если тебе не терпится, — ткнул пальцем в сторону двери, — за углом есть туалет. Не нужно срач здесь разводить. Тут и без тебя довольно… тошно.

— Может… — глубоко вздохнул, — прекратим уже собачиться, а? Есть дела гораздо важнее, чем ворошить ржавым ножом старые раны. Что толку то? Давай лучше без обид… Лады? — протянул левую руку.

— (Безразлично) Дело твоё, — запрокинул ноги на стол. — Ты только скажи.

— Узнаю оммаж, — косо улыбнулся. — Узнаю. Не хватает, разве что записной книжки и тупого полароида. А так да… Очень даже… похож…

— Теперь ты понимаешь, как ты меня бесишь. (Злобно) До сих пор.

— Раз не хочешь мириться, — затянулся, — дело твоё. У каждого свои личные страхи, — смахнул пепел. — Четыре года как прошло, а мы… А что мы? Лично мне — глубоко до лампочки на эти местечковые междоусобицы, а то, что под твоими окнами теперь палят — это не пиздец. Это новая реальность. Тебе ли не знать.

Тон повествования стал чуточку жёстче. Немного погрубел. Поднапряглись.

— Только не говори, — затянулся, — что ты ему веришь, ладно? Он таких тебе небылиц расскажет, ты охуеешь… Сказочник ещё тот.

— Послушай, щегол, — сел нормально, — я привык думать своей головой, а не чужой. Я сам решу, что правильно, а что нет. Где соврёт, а где скажет правду. Я не буду делать поспешных выводов, пока лично не узнаю всю суть. Хоть убей.

— Да я ж… помочь хочу. (Раздражённо) Я клянусь, этот гандон…

— Нет, — перебил, — ты явно хочешь перетянуть меня на свою сторону. Ты так его и не простил. Тебя жаба душит. Раз проиграл, так прими проигрыш с достоинством и живи дальше. Не будь вонючей мстилой… У тебя всё равно на него доказательств нет. Даже если ты что-то… теоретически, новое найдёшь — за тебя никто не поручится. Никто. Вот… настолько ты ненадёжное гавно. Ты своей ебучей правдой, только людей вокруг гробишь. Тебе лично, не надоело родных и близких хоронить? Нет?.. Что ты хочешь доказать… себе? Что?!

— (Раздражённо) Я не проиграл… — схватился пальцами за крышку стола. — Не до конца… Не веришь мне? Посиди, — кивнул в стекло, — и сам увидишь, какой он самом деле… Ничего в нём святого нет. Смазливая рожа, да и… только…

— (Приглушённо) Ты лучше со своими замашками поаккуратней, окей? С твоим рвением мы… не то, что работы лишимся… На зоне по одиночке помрём. Тебе сральник расхерачат только в путь, так что… можешь уже начинать со своей сучкой практиковать БДСМ. Легче потом в задний проход войдёт. Если свезёт, то хотя бы… растаскают по фронтам. Твоя нежная жопка, не перенесёт 30° мороза. Я-то как морж жиром заплыву, а вот ты лист дрыщавый, гангрену заработаешь в патруле. Там же в тайге и помрёшь… Это тут тебе пока свезло. Стерва эта за тебя заступилась, но, как только ей надоешь — на камушки разберут тебя. Прегрешения все вспомнят… Не кудахчи без конца, как петух. Выслушай нормально хоть раз.

— Ну да, ну да… Где-то это я ранее уже слышал, — потушил бычок. — Ладно, пускай наши заграничные гости с ним поразвлекутся, но и ты за допросом следи. (Строго) Глаз не спускать с ответчика… Он так тебе в уши нассыт… Охуеешь…

Гость быстренько поправил воротник пиджака. Собрался уходить.

— Если ты с меня так тщательно требуешь, то позволь хотя бы на милость спросить, — протянул руку к окну, — какого фига он тут делает? На какой хрен ему тут сидеть, а не дома? В офисе? Да где угодно хоть… в бункере своём. Неужели этим двум болванам надо официально? Что, лучше полицейского участка, ничего нет? Хай тусуют балбесы в своём бюро. На кой хер, именно здесь? Прилюдно. Тут же камеры повсюду. Зачем именно… так вести допрос? А вдруг, он сболтнёт чего лишнего? Что тогда? Опять смену власти прикажешь? После второго раза может вообще не остаться ничего. (Раздражённо) Объясни мне, пожалуйста, что за хуйня тут творится…

— Если ты ещё не понял, — отодвинул пепельницу, — дело давно как закрыто. Его вообще не существует. Его — нет. Вот тебе маленький секрет… — нагнулся. — Считай, это непринуждённые беседы о мирской суете длинною в жизнь. Человек, вдруг захотел выговориться. Почему бы вам взять и не выслушать его? Наверное, ради этого, он и притащил тебя сюда. Так сказать, по старой дружбе… Это место навивает воспоминания, хотя, конкретно в этом участке, — осмотрелся, засунув руки в карманы, — (медленно) я кажется не был. Так он тебя восстановил или нет?

— (Удручённо) Нет. То же, как и ты воспоминания… навиваю…

Сослуживец приготовился было улизнуть, но голос собеседника прервал.

— А с каких таких пор ты стал таким… серьёзным?

— Вообще-то, — посмотрел на часы на столе, — мне уже пора. Был рад…

— Не, ну чего так быстро? Мы ж с тобой поди целую вечность не виделись. Только разговорились, а ты прочь ногой. Ты же вольный человек. Что тебе будет? Вот именно. Ничего. Да и к тому же — кого ты тут собрался с ужина до полночи мучать? У меня есть стойкое ощущение, что мне… — косо посмотрел на стекло, — кровати сегодня точно не видать… Эти придурки мать его, по этажам шляются… Услужи просьбу старого друга. Ответь на последний вопрос.

Парень подумал и неохотно продолжил скатывающуюся в пустоту беседу.

— (Раздражённо) Ну-у… наверное, с того момента, как мне нахрен отрубили руку, хотя нет. Это началось гора-аздо раньше, когда конкретно так… остался на улице бомжевать. Сюда ещё можно приплести ту без вести пропавшую девушку. Те двое парней твоих… Отказ семьи… Три месяца гипса в больнице. Реально три. Они реально подумали в какой-то момент, что я бомж… Боже, — облизнулся, — дожили. (Злостно) И, конечно же, — бегло поморщился, — венец твоего творения. Уголовное, сфабрикованное дело в попытке изнасилования, что, несомненно — большое, огромное спасибо тебе. Век не забуду… а бесконечные попытки меня убить… как-то даже из памяти стёрлись. Я уже и забыл, сколько раз, ты наставлял на меня пистолет. Даже не знаю, хвалить тебя за последнее или нет.

— Да не за что. Всегда, пожалуйста. Жаль, зубы тебе не выбил, а за щедрые слова всегда приятно. Обращайся. Всегда рад.

— Пожалуйста. Выбирай любое из этих на вкус… Баклан, мудак, терпила… Тебе каждое подойдёт. Наутро, полдник и вечер. Можешь не благодарить.

— А ты, кстати, всё ещё… ищешь её? — немного откатился на кресле. — Ну, ту, — покрутил петли на голове, — барышню с завитушками?

— (Злостно) Не твоё собачье дело. За хозяином своим лучше смотри…

— Ой-ёй-ёй, — довольно улыбнулся. — (Радостно) Посмотрите какие мы злые. В первую очередь на себя. Да-а… А как же ещё? Если ты думал, что ты охуенный сыщик, то спешу тебя огорчить, но (устало) девушку и правда жалко… Как твоя новая бестия? Нравится тебе? Хорошо?

— (Угрюмо)…Не очень.

— Во-от, а это только самое начало. В этом дурацком балагане эта дрянная паскуда, только нервы всем кругом трепет. Как же хочется придушить сволочную дрянь… А тебе не кажется, что они подходят к друг другу? Играют на людских нервах. Один на треугольнике, а другая на клавесине? Слова лишнего не скажут. Достало перед ними в пляске танцевать. Вприсядку надо отжигать…

— (Ухмыльнулся) Да тебя за такие слова и вздёрнуть могут. Не забывай, — легонечко стукнул по стеклу, — хотя, если бы хотели, давно бы уже всё… сделали.

— Да уж, спасибо. Воодушевил… Ну да, что поделаешь. Работа у меня такая, вечно возиться с полудурками. Вспомни… себя… Единственное, лично от меня, — наклонился чуть ближе к оппоненту, — передай своей взбаламученной сучке, чтобы дорогу сюда забыла. Я, безусловно, люблю красивых людей, но лично ей — лицо разобью. В следующий раз придёт ко мне — ебало откушу. В прямом смысле слова… Так и передай.

— (Нервно) А вот нихуя. Не-не-не, — подрыгал пальцами. — Ещё раз тронешь её, я… я-я-я… я не знаю, — взглотнул, — что с тобой сделаю…

— (Удивлённо) Ебать ты побледнел… — немного привстал с кресла.

— (Быстро) Не-не-не… Сиди-сиди, — потянулся за пачкой. — Щас, — вытащил сигарету. — Отпустит…

Едва загорелся табак, как всего за пару затяжек, не стало больше половины сигареты. Пальцы пытались удержать. Зубы клокотали, вечно откусывая фильтр.

— (Взволнованно) Блять, — попытался встать, — ты щас… коней дашь.

Парень ничего не ответил, а лишь упорнее добил бычок. Полностью встать мужчине, мешала протезированная рука. Быстрый скрежет шарниров, мельтешил мельницей пальцев перед лицом.

Со второй сигаретой стало легче. Перестал так упорно тянуть в затяг. Стал — выдыхать.

— Ты точно угробить себя хочешь, — сел на место. — …Она тебя довела, так?

С третьей попыткой сознание в мозг вернулось. Успокоилась рука.

— (Болезненно) Да, — поперхнулся. — Она, — со слезами стал мотать головой.

— О-о-ох… Ну-у-у… этого стоило ожидать… Такова цена служителя робы… Только не говори, что ты не знал?.. Что, не догадывался?.. Честно?

— (Тяжело) Нет… — отхаркнулся в пепельницу.

— Давай-ка лучше присядь, — встал с кресла. — Садись, — пододвинул ближе. — Мне что, уговаривать тебя нужно? Как маленького?

— (Тяжело) Нет… — рухнул на сидушку.

— Только по аккуратнее, — легонечко потряс за плечо, — ладно? Держи себя в руках… И хватит цедить эти, — вырвал окурок, — вонючие сигарки. Ты помереть хочешь или жить?

— (Тяжело) Умереть, — ладонями стал растирать до красно глаза.

— А барышню твою, кто будет искать? Она же наверняка тебя ждёт, а ты тут передо мной слюни распускаешь. (Грубо) Соберись, — сильно встряхнул за плечо, — мать твою. На тебя человек надеется. Сколько ты ещё собираешься хуи пинать?

— (Болезненно) — Не знаю… — пустил слезу. — Не знаю…

— Мне твоё «не знаю», глубоко до лампочки. Ты-ы-ы… окончательно хватку потерял. Посмотри, в какого слюнтяя превратился? Смотреть на тебя тошно. Ты-ы-ы.. окончательно размяк… Где твоё мудоёбское упорство? Где рвение, каждому залезть в анал? Тому гондону, — кивнул в окно, — ты по локоть готов был засунуть руку… Так чем же конкретно сейчас, ситуация отличается? Бери себя в руки и прекращай стонать. Кидай свою оголтелую суку и возобновляй поиски. Вообще похуй как. Хоть архивы ломом вскрывай, хоть людей битой допрашивай. Мне важен — результат. Там девочка… хуй пойми где страдает, пока ты ноешь о том, как не справедлив мир. Наш мир, полная хуйня. Залупа, которую давно откусили. Прекращай уже жалеть… себя… Открой наконец… глаза…

— (Жалобно) Она меня не отпустит… — помотал головой, — не отпустит…

— (Угрюмо) Ла-а-адно… — посмотрел на часы. — Давай об этом… поговорим.

Мужчина с неохотой направился к двери.

Щелчок замка, полностью перегородил все меры допроса. Далее шаг нацелен на кулер для воды. В отличии от скудного достатка граждан, пьющего воду исключительно из крана, конкретно здесь стоял самый современный агрегат. Помимо охлаждения воды, и холодильная камера есть, и кофемашина. К тому же спрятан внутри назойливый бачок. Управление полностью дистанционное, однако следователь привык механическим путём. Вода быстро наполняет пластиковый стакан. Добавляется лимонный кусочек льда. Для себя он берёт баночку пива. С неохотой вспоминаются давние дела.

— Держи, — протянул стаканчик, — и только посмей его не выпить.

— Спасибо, — взяв в руки, тут же его опустошил.

— (Скептически) Ещё?

— Да, — вытер слюни. — Два, пожалуйста… — протянул пустой.

Так же быстро наполнились два сосуда. Один стаканчик мигом стал пустым. Второй на очереди дрожал в руках.

— Ну, — присел на край стола, — рассказывай, что случилось. Только не пей как баклан. Горло простудишь.

С этого момента парень стал отпивать короткими глотками. Зуд постепенно начал спадать. Горло отпустило. Развязался язык.

— (Нервно) Знаешь, — глотнул, — по началу же… всё было нормально. Я на неё глаз не клал. Она сама меня… как-то… подцепила…

— Ну, не удивительно, учитывая, в какой помойке ты оказался. Тебя считай, как котёнка с улицы приютили. Стал не дворовым, а… домовым… И что дальше?

— (Нервно) Да-а-а… ничего в целом такого, чтобы не делали влюблённые пары. Ухаживает, гладит и кормит с руки… только в немного… — покрутил рукой, — извращённой манере. То подушит, то побьёт… Знаю, по-дурацки звучит… Что может сделать хрупкая девушка парню? Ничего, если в руке не окажется… нож…

— Так она что тебя… — вскрыл баночку, — ножом била?

— (Нервно) Нет, — сделал глоток, — она скорее… морально душит и бьёт. Практически… всегда рядом держит на привязи. Никуда одного не отпускает… Банально… в туалет без её присмотра сходить не могу… Всегда моемся вместе…

— Ме-ерзко, — отвращённо отпил.

— (Умеренно) Ну-у-у… это ещё ничего… Я вот не давно с ней, на континент соседний летал. Вот там — реальная жопа. Ели вернулись обратно домой. Ей богу, пришлось чуть ли не на коленях умолять. В жизни не чувствовал себя таким… убогим. На чужой земле, в чужой стране — то ещё испытание. В разы хуже даже самого плохого здесь… Климат другой. Менталитет другой. Единственно — еда у них вкусная, но жара… просто невыносимая. Убивает. Каждый день медленно подыхаешь. В шесть сука утра… 40° в тени. В шесть! — прохрипел. — В какой-то момент мельком показалось, что протез… начал плавиться на жаре, а ей ничего. Даже кожа не загорела. Всё такая же болезненно… белая. Возможно, не будь я при ней все 24 часа, на грамм, но смог бы извлечь из поездки хотя бы… несколько положительных эмоций, а так… сплошной в баре алкоголь. Стало только хуже… Лучше бы, честно говоря, и не начинал… Кто ж мать его знал…

— (Ухмыляясь) Что, — немного отпил, — неужели обратно наделал маленьких глупостей? Только не говори, что она тебя… в постель затянула… Да? Капе-е-ец, — сделал глоток. — Как в воду глядел, хотя… не удивлён. Излюбленный её метод. Мужиков сводить с ума. (Серьёзно) Тебе бы лишний раз в больничку обратиться. Ты так то, — прищурился, — не в себе… Если уж она на тебя глаз положила, то всё, считай беда. Хрен потом отделаешься.

— (Нервно) Ну-у-у… как положила… Мы так-то давно уже вместе… спим…

— Е…бать ты прохвост… — неодобрительно покачал головой.

— (Испуганно) Ты не понимаешь, — выпрямился. — У неё лицо, капец какое молодое. Она как будто… застряла в одном возрасте. Это — не нормально. Это… диссонанс. Годы идут, а ничего толком не меняется. Даже блин… ни морщинки, ни прыщика. У меня мозг… к чертям взрывается. Это — неправильно. Это пиздец как неправильно… — сжал со всей силы стакан.

— Ой, да, когда тебя в жизни это останавливало? Да никогда, — слез со стола. — (Злобно) Ты падла, всегда любил глазеть на молодых. Вот всегда. Ты настолько ходишь по грани, что смотреть на тебя тошно. Вроде бы законно, но вроде бы и нет. Только девушка оперилась из утёнка в лебедя, как ты быстро подбираешь её. Хапаешь все положительные эмоции и драпу даёшь. Ну, не гандон ли ты после этого? Нет? Не будь твоя рожа под покровительством властного папаши, доносов собралась бы целая гора. Такой… моральный урод, как ты, должен всю жизнь пахать на блага цивилизации, а не пытаться периодически до нитки всё обобрать. Ебучий мать его, — вскинул вверх руки, — несправедливый мир. (Тихо) А за мою милочку, — чуточку ближе наклонился, — надо было нахуй отвернуть твою гнилую башку. Жаль, что так и не сделал. Батьку жалко твоего. Пожалел я тебя… а зря…

— (Раздражённо) Я тебе… сто раз уже говорил. Я к ней — не приставал. Свои больные фантазии, провоцируй, пожалуйста, на кого-то другого. Хоть на себя. Ты, возможно, этого не замечаешь, но со стороны, сам поступаешь как полный уебан. Ну, конечно, именно я в твоих проблемах виноват. Молод, красив, ухожен, ну а ты… выглядишь сейчас как полная свинья. Ясен хрен, что ни один сказанный тобою комплимент, ни на йоту не играет в твою пользу. Замшелый бородавочник заглядывается на стройную лань… Ты бы ещё с пяток лет подождал, набрав свою окончательную форму, хотя… она к тому немного постареет. Возможно, тогда у тебя повиться шанс, правда… кофе по-моему, никогда не изживёт себя… Вот так нужно относиться к своей работе. С трепетом, заботой и любовью. У тебя же в этом плане… скуден арсенал…

— Ты пиздюк, зубы то не заговаривай. Я знаю правду. Я знаю как всё было.

— Ну тогда, — нахмурил брови, — хули ты, молчишь? Где доказательства? Не ты ли меня всю жизнь за такой подход обсирал? Догадки. Домыслы. Прорицание. Где твой железобетонный аргумент? Где?!

— А мне ничего и не надо доказывать. У тебя урод, на лице всё написано. Это твоя жизненная прерогатива, трахать всё прекрасное и милое подряд. Нужно обязательно свой хуй кому-то присунуть. Нужно обязательно… жизни девушкам ломать. Не можешь нормально держать на привязи в штанах? Так воткни себе его в жопу и живи спокойно… Эта оголтелая сука, — выпрямился, — кара тебе, за всё говно, что ты совершил. Чтобы ты страдал. Чтобы паскуда… в агонии мучился… Ну давай блять, заплачь. Все вы педики поголовно ноете. Вечно в соплях кряхтите… Тьфу на тебя.

— (Мерзко) Не-ет… не-ет… — косо улыбнулся. — Ты не меньше… моего виноват, — встал с кресла. — Ты изначально всё прекрасно знал, но надеялся, что этого не произойдёт… Тебе напомнить, кто именно курировал эту хуйню? Ты.

— Вот только не надо меня винить во всём, — отошёл на пару шагов назад. — Ты сам себе выбрал путь… страдать. Если не можешь отпустить своё прошлое — что лично я могу с этим поделать? Ничего, — развёл по сторонам руки. — Одно только не понимаю… Зачем, если тебе не нравиться, подобное терпеть? Только не говори, что пошёл к ней из-за денег. У тебя блядищ богатых всегда было полно. Что, конкретно сейчас изменилось? Что у тебя щёлкнуло в мозгу?

— (Злобно) Не смей менять тему…

— Ну, а что изменится? Что? Да ничего. Хочешь в сотый раз на пустом месте посраться? Валяй. Опять будем перетирать прошлое, и докапываться, кто больше другого виноват. Скажу так… Виноваты оба. Давай хотя бы на этом сойдёмся…

— (Отвращённо) Ты такой же мерзкий манипулятор, ко им и остался. Ничего не изменилось. Ты такой же, как и был… Мерзкий… Подлец…

— За то ты, капец какой упрямый остолоп. Вдруг что не понравилось — сразу дурака корчишь. В клоунаду играешь. С таким дураком, невозможно нормальным людям сработаться… Богатенький отщепенец, у которого хуй свербит в жопе. На месте видите ли не сидится… Приключений хочется… Надеюсь, уж она то точно, притопчет тебя как следует каблуком. (Улыбчиво) Прямо вижу, как извиваешься под ней и шипишь. Терпишь гадёныш, терпишь. Явно не за простые коврижки нянчишься… Лично я думаю — вы оба нашли друг друга. Невыносимый выскочка и заносчивая дрянь. Да, она тот ещё фрукт с волчьими зубами в юбке, но ничего. Стерпеться. Слюбиться. Ну, да и чёрт с ней, — радостно ударил кулаком по столу. — Пускай приходит. Напрямую по душам поговорим… Разобью ей как следует ебало… Ты чего притих? Может, хочешь что-то… про неё рассказать? Добавить? Продолжить? Уточнить? Опровергнуть? Нет? Ну, тогда ладно. Неужели твоя… завсегдатая «утончённая натура», как прыщ на жопе высох и удрал? Хотя не-е-ет. Обратно на втором полужопии вскочит… Ну, чего молчишь? Может очередной напоследок дать совет?

— (Раздражённо) Нет уж, хватит. Ты достаточно долго поучал меня. Я и сам смогу выправить, как и свои, так и чужие ошибки.

— Хо-хо. А парень то, — сузил глаза, — повзрослел. — Неужели настолько стал в себе уверен? Тогда я могу… только позавидовать, — развернулся в сторону окна. — …Ну-у-у, хотя бы этот получше той дряни будет. В разы. Не идеал конечно, но уболтать он порою, просто мастерски умеет… Прямо как ты.

— Как я понимаю, — отпустил смятый стаканчик, — мирится ты, не намерен…

— А то.

— Боюсь тогда, — посмотрел на часы, — у меня больше нет средств, чтобы тратить время на пустые и бессмысленные разговоры. Время не ждёт. Я… ухожу.

— Конечно… — махнул позади себя, — бывай… Заходи ещё…

— Тебе, кстати, — застыл перед дверью, — идёт. Отрастил наконец бороду нормальную. Смотрится хотя бы… цивильно. Нет больше этих, — пальцем провёл под носом, — педофильских усов. — Ладно, тогда… Прощай…

Хлопнула дверь. Взгляд сконцентрировался на единственном силуэте по ту сторону окна. Стало обратно грустно.

* * *

— (Настороженно) Что вы тут делаете?

— Разве так принято здороваться с дамами или тебе… (Возмущённо) Может, мне ещё и не позволено в парке сидеть? Мне что, нельзя отдохнуть после работы?

— (Быстро) Не-не-не, что вы… Я, наверное, эт… не специально. Вышло так… Я честно не хотел. Т-так… получилось…

Кай одновременно пережил три спектра чувств. Растерянное, смущённое и испуганное состояние. Иначе специфический вид никоем образом не повлиял бы на затруднительное суждение. Он точно испытал вкус эмоций повсеместно.

— Ошарашен, видимо, да? — заинтересованно посмотрела. — Не так ты себе представлял отдых врача в свободное от работы время. Ничего, со всеми бывает. Наверняка, у тебя складывается стереотип, что я должна книжки умные читать, да лекции медицинские слушать… Не переживай, — улыбнулась, — я тебя ни в чём не виню, просто… не делай вид, что видишь меня впервые. По твоему лицу особо и не скажешь, что мы… вообще хоть как-то… знакомы. Не смущайся, садись рядом. Отдохни. У тебя очень усталый вид.

Мира лёгким касанием руки, подобно знатной особе, подозвала к себе робкого мальчишку. Дорожка к фонтану, к сожалению, была одна. Ему никак не удастся пройти мимо. Девушка словно «горит» на фоне ярких лучей. Её попросту невозможно игнорировать. Случайно пропустить. Обескураживает внешний вид до безобразия, но не его. Не вяжется привлекательность импозантной барышни и обычного врача. Ели она выглядит со стороны максимально лояльно и открыто, то он как раз наоборот. Предельно скованно и глупо, мотая глазами в стороны, выискивая угол, куда бы увильнуть. Как бы беглые старания не оправдывали себя, в конечном счёте, взгляд возвращался всегда обратно. Невозможно оторвать глаз от природной красоты, сколько себе не ври.

— (Изумлённо) А я вас и не ждал, то есть, — поперхнулся, — не ожидал здесь увидеть. (Сумбурно) Такая погода… Лес, деревья кругом… а фонтан… А фонтан то какой… Прям, ух! Двухъярусный… (Шёпотом) Боже-е-е… — подошёл ближе.

В голове творился полный кавардак. Бред сам сыпался из уст.

— (Сумбурно) Вам, кстати, не холодно, а то я… могу быстренько сбегать домой и принести чего-нибудь… Буквально мигом. Я же живу рядом. Неподалёку. Пф-ф, — махнул рукой, — пять минут быстрой ходьбы… Два яруса, — встревоженно посмотрел на фонтан, — два яруса! Хрен где такой ещё встретишь. (Тихо) Бли-ин…

— (Ласково) Тихо, Кай, тихо. Ты слишком взволнован. Садись… — погладила бортик фонтана. — Поверь, здесь очень удобно. Тебе… понравиться…

Жалкие попытки сконцентрироваться хоть на чём-то, не имели никакого толка, пока одним ловким приёмом, не поймала трусишку за руку. Предельно нежно. Очень осторожно. Мире крайне не хотелось спугнуть.

— Присядь, Кай, садись. Всё нормально. Тебе следует просто… немножко успокоится. Немножко. Самую малость. Успокойся, и всё обязательно придёт в норму. Вот увидишь… — улыбнулась. — Обещаю.

Подход сработал. Медленно склонила мальчика к себе, усадив рядом. Она тихонечко придерживала его за поясницу, не позволяя импульсивности упасть за борт. На глазах обретался покой, и кое-что ещё.

Кай в считанные секунды покраснел подобно налитому бураку. Учитывая нестабильный, эмоциональный фон, врача уже ничто не удивляло. Просто мило улыбнулась в ответ. От нервозности и косых взглядов это никак не избавило, за то чуточку, но стало легче. По крайней мере, Кай больше не пытался вырваться и выпрыгнуть из загона. Возможно, всё сложилось бы гораздо проще, будь в нём чуточку смелости и решительности, но нет. Не подготовленный к прекрасному, юношеский архетип отторгал связь между восприятием и ощущением. Картина складывалась вполне предсказуемо. Делать нужно предельно осторожные шаги.

В первую очередь, Мира окончательно пресекла попытки сбежать, легонько массажируя его ладонь. Рискованно, однако, на этот раз приём идеально сработал. Всему виной несколько иная обстановка и безусловно роскошный наряд. Девушка как никогда выглядела особенной. Максимально привлекательной. Наружу были распахнуты все козыри. Общий вид глазу прельщал.

Проводя параллель с единичными прохожими — серая повседневность, ни в какое сравнение с ней не годится. Образ смотрится вызывающе и открыто. Так же и с учительской формой. Их одежда — абсолютно проигрывает по всем фронтам. Коллеги на её фоне смотрелись бы крайне удручающе. Они и так предельно скучно выглядят всегда. В сравнении, остаётся разве что, с грусти повеситься. Глазёнки от зависти полопались бы в три счёта. Хорошо, что человек прятался именно в саду.

Конкурировать на ровней с Мирой из женского персонала академии — никто в принципе не мог. Молодые преподаватели, безусловно, работали, но зажатость в рамках учебного этикета, полностью утопала в строгости поведения. Не одежды. Поведения. Очень серьёзно люди себя вели. Предельно скупо, изображая вялые эмоции и реагируя на всё хладнокровным взглядом. Честно, неудивительно, что с абсолютным большинством новых учителей, ученики и вовсе не контактируют после занятий. С более привычными педагогами, у которых в багаже не одна пройденная пятилетка — история совершенно другая. Время старшего поколения почти прошло. Огромная часть персонала попросту перегорела с годами. Люди устали от всего. Запал если и был, то давно уже потух. Они уж точно одеваются не под стать внешности моды. Ни прошлой, ни нынешней. Никакой. Увлечения плавно перетекают в скучные посиделки дома и оккупацию холодильника. У каждого свои маленькие занятости и причуды в голове.

Частично, в особые дни праздника, ей мог хоть что-то противопоставить заместитель директора и то не слишком особо. Строгий тон — на всё накладывал неприятный отпечаток. Пылкая напористость, крайне не шла человеческому лицу. Особенно женскому. Так заместитель выглядела ещё большей стервой, чем она обычно бывает. Только в редкие моменты праздника добрая натура проявлялась наружу, чтобы на завтра, наглухо запереться внутри.

Последними остаются конкурентоспособные, молодые ученицы, хотя и тут не всё так однозначно. Несколько лет разницы, играло только на руку. Отнюдь не каждая девочка в классе, смогла бы посоперничать на ровне с Мирой в области красоты и прекрасного. Она достаточно поумнела за последние годы. Расцвела. Набралась, так сказать, жизненного опыта, который полностью или на половину отсутствует у подрастающих соперниц. Для парочки бурных, случайных встреч, подойдёт любая, неокрепшая душа. Наделают глупостей. Фрустрация. Разбегутся. В долгосрочной перспективе — опытный выигрывает человек. К тому же, Мира, практически избавилась от настырных глупостей. Ушла повседневная, хаотичная, раздражающая эмоция, напрягающая мужской мозг. Эту особенность внутри врач подавила. Непривычно стало жить в новой себе. Вместо укора — одобрение. На её пыльцу теперь слетались абсолютно все. Если внимание и приковывало взгляд, то Кай старательно прятал свои застенчивые попытки. Первые потуги умиляли как никогда.

Нервный паренёк сидел смирно, стараясь ужиться с новыми, тягостными чувствами. Лёгкий мандраж выдавал неуверенность в содеянном поступке, но нет. Этому точно не бывать. Мира больше спуску не даст. Даже малейшей слабости не допустит. Очень глупо было бы в самый ответственный момент, спустить все старания в трубу. Подход обещал быть деликатным и очень уютным. Нельзя было спугнуть. Так и получилось.

Аккуратное, планомерное поглаживание подушечек пальцев, в конечном счёте, с успехом растопило задеревенелое, юношеское сердце. Все мудрёные планы побега окончательно провалились. Можно было ликовать.

— (Довольно) А ты… ещё способен меня удивлять. Приятно удивлять… Мне, правда, казалось, что большинство дел тебе ни по чём. Нет… ни вкусов, ни желаний. Ни интересов. Ничего, однако, сейчас, — присмотрелась, — кажется… некоторые сподвижки в сторону хорошего… и правда есть… Ты не безнадёжен…

Врач настолько увлеклась пожиранием глаз, что совершенно забыла про дистанцию. Резкая смена положения вещей, чуть ли не за раз всё запорола. Не на то колено легла рука. Опора сместилась на чужое тело. Ещё чуть-чуть давления и она бы точно пришибла его. Не смертельно, но достаточно, чтобы спугнуть.

— (Испуганно) Извини меня, пожалуйста, за мою бестактность, — быстренько отсела назад. — Я не хотела на тебя никоим образом давить, просто… (спокойно) я привыкла всё анализировать. Сравнивать, проверять. Вот такие у меня причуды работы, — улыбнулась. — Даже вне кабинета, до меня доносятся эти… отголоски… Знаешь, — легонько коснулась его волос, — ты даже не представляешь, насколько это… непривычно видеть тебя таким… Живым… Это действительно… умиляет… Искренняя подоплёка чувств не стоит и тысячи лестных, лживых комплиментов. Вообще никаких. Достаточно просто — рядом… быть…

Кончиками пальцев второй руки, Мира нежно и главное, осторожно провела ели ощутимую полосу вдоль его спины. Кай едва заметно вздрогнул. Приятная дрожь. Остатки смущения никуда не делись, за то она знала точно. Ему — хорошо.

Парочка сидела в тишине. Минимальное журчание воды сопутствовало идиллии. Расслаблению. Парень понемногу оживал, чуточку мягче воспринимая щадящие эмоции. Крайняя зажатость вдали от окружающего света, постепенно прорывалась мелкими шажочками. Помимо будничной скуки, в его мир вторгался кто-то ещё. Мира обнадёживающее проговорила:

— (Ласково)…Не стоит загонять себя в узкие рамки… Постарайся извлечь из жизни чуточку больше, чем просто пассивно бездействовать и смотреть. Зачем намеренно усложнять жизнь и отвергать всех подряд? Ну, правда. Не будь столь категоричным к остальным… Дай себе шанс… (тихо) и мне… (Нежно) Ты не так потерян для общества, как стараешься всех в этом убедить… Ну что, расслабился немного? — приобняла за плечи.

— (Неуверенно) Ага…

— Отлично. Таким ты мне нравишься гораздо больше…

Женский тон стал звучать гораздо веселее, нежели поучительно печальный прежде. Врач сама немножко повеселела. В игривой манере, подобный антураж, очень подходил к лицу. Теперь она могла вернуться в привычную, позитивную обстановку.

— Кстати, ты так и не оценил, как я сегодня выгляжу… — села более ровно выпрямив осанку. — Как тебе мой наряд? Что скажешь? — сделала милое лицо.

От такой внезапности челюсть мгновенно отпала, приоткрыв тем самым на половинку рот. Кай быстро его закрыл, чтобы не ляпнуть первое, что взбредёт в голову. Пришлось немного обдумать, прежде чем с языка с трудом сорвалось:

— (Трепетно)…Вызывающе, — ели высказался.

— Вызывающе… соблазнительно? М-м-м? Значит, тебе понравилось?

Мира не выдержала и снова подсела чуточку ближе. Так ему сиделось не столь одиноко. Вплотную. Впритык. Она опиралась на предоставленное им плечо, будто бы их теснили по пять людей с обеих сторон. Никого в ближайшей округе не было. Лишь одинокая парочка, затерянная в саду.

Привычное молчание, никоим образом положительно не играло ни в какую из сторон. Едва сблизившись, охотник очутился чуть ли не в самом начале. Снова попытки завлечь. Раскрепостить. Растормошить скукоженный образ недотроги. Позиция жертвы — сделать ровно наоборот. В лёгкой форме увильнуть. Отвлечься. Не заметить. Всё бы и ничего, но пациент, давно уже дал слабину. Сам того не замечая, лично прыгнул в круговорот. Нужный ключик окончательно подобран. Любое начинание заканчивается добровольным пленением в излюбленной клетке, выбирай хоть что. Ласки. Нежные слова. Красивый вид. Взгляд, хоть и скачет с одного места на другое, прилипая к чему угодно, но всегда возвращается обратно. Решительные меры пока не применяются. Очень хочется высказать особые слова. Жалко, что нельзя. Лишь тактильные движения подтверждаются. Ситуация пока терпима. Мира всегда берёт на себя чужое внимание. Нужда свербит острее всего.

Уж такой наряд трудно не заметить. То он изумительно белоснежный, то вдруг из ниоткуда переливается от огненно-рыжего до небесно-голубых цветов. Всем своим видом девушка подчёркивает заинтересованность. Кай не устоял и повернул голову обратно. Глаза в очередной раз пересеклись:

— (Игриво) Ну ты даёшь…

Улыбка сменилась на смех от увиденной реакции.

— (Радостно) Попался…

Смех Миры наводнил часть парка. Одежда продолжала «пылать», словно впитывая в себя ещё больше жар эмоций, насыщаясь всецело ими. Обстановка благоприятствовала к дальнейшему развитию отношений.

— (Улыбчиво) Так вот, — продолжила на полном серьёзе, — для комфортного общения с девушкой, что нужно?.. Нужно… что? Правильно, — ответила за себя, — начать уже хоть что-нибудь говорить, а не молчать как истукан. Обязательно нужно сказать, какая она особенная, — загнула пальчик, — привлекательная, милая. Как минимум, — наставила трёхпалую вилку, — нужно, хотя бы… эти три слова упомянуть. Иначе просто ни как… Если ты ещё и выбранный наряд положительно не оценишь, то всё. Считай хана. Это по сути, одна из святых заповедей ранних отношений. Хочешь понравиться? Без приятных комплиментов, просто… никуда. Лучше скажу сразу, — выдержала паузу. — Если ты… и в дальнейшем будешь так вести разговор с девочками, то тебя ждёт однозначный провал. Ты получаешься либо жлоб на приятные для слуха вещи, либо слепой. В любом случае будешь виноват только ты, но мы же не хотим этого, верно? Так что вперёд, исправляйся. Даю тебе ещё одну попытку. Не упусти свой… (сладостно) шанс…

Ещё один неожиданный поворот, заставил мальца поднапрячься.

— (Зажато)…Да… пожалуй… Вам… идёт…

Всей силы обольщения, хватило всего на четыре жалких словечка. Мира хмуро насупила бровки.

— (Недовольно) Пожалуй?! И это всё, на что у тебя хватило фантазии и сил? Слушай сюда мальчик, — повернула голову к себе, — так нынче дела и вовсе не делаются. Ты в каком таком классе? В первом или выпускной заканчиваешь? Через полгода считай уже взрослый парень, а ведёшь себя, ну прямо как дитё малое, но, ничего, — поправила волосы, — мы живо это исправим. Давай для начала перейдём на «ты», а то мне… до жути неудобно. Мы же с тобой не чужие друг другу, а вполне близкие, знакомые люди… так же? (Повышено) Так же?

Со второго раза, тут же отмахнулся гривой. Руки постепенно убрала, но ей ой как хотелось дёрнуть за ухо. За все прошлые и будущие ошибки. За всё.

— Вне учебных занятий называй меня по имени, хорошо? Надеюсь понятно.

— (Взволнованно) Хорошо-хорошо. Всё так и будет… Понятно…

— И ещё одна важная деталь… «Вам идёт» — недостаточно хорошо, чтобы оценить все мои вложенные старания, — тотчас щёлкнула пальцем прямо по лбу. — Запомни это раз и навсегда. Ты меня сейчас практически обидел. Второго такого унижения, в жизни тебе не прощу, — угрожающе наставила палец. — Я намучалась сегодня перед зеркалом стоять… Столько всего перемерила, аж с 4-х утра! И ты мне говоришь… такое… Кай, это оскорбление. Прямое. Я получается… и тётка какая-то непонятная… и весит на мне абы что… (Хмуро) Спасибо, что спросил…

— (Быстро) Не-не-не, я исправлюсь обязательно. В следующий раз…

Мире прямо неймётся раздать парочку коллизий по лбу, однако в последний момент, ярость потухает. Сейчас она больше напоминает ту одну из сумасшедших тёток, что бросаются на людей за одну нелепую провинность. Есть в её натуре неоднозначное «но». Точнее их много, но конкретно это, сейчас играет чуть ли не самую важную роль. Чертовская внешность симпатичной милахи, сглаживает все неровные острия углов специфического характера. Честно, не знаю, плохо это или хорошо, когда в угоду внешности, можно простить абсолютно всё. По крайней мере, лучше об этом сейчас не думать. Кай старался сконцентрироваться. Его мысли обратно прервали.

— Ну-у-у, — всучила руки в локти, — я вся во внимании… Заставлять девушку ждать, — вздохнула, — совершенно плохой тон намерений. Начинай. Я жду.

Ещё раз, сглотнув побольше лишнего воздуха, юноша скоординировал в мыслях свой план наступления. Пока в нём были лишь сплошные многоточия.

— (Снисходительно)…Ладно, — вздохнула, — давай я немножко тебе помогу. Вернёмся к первому вопросу, как будто ничего раньше не было… — обратно села в красивую позу. — Как тебе моё платье? — скорчила красивую рожицу. — Нравится?

Кай призадумался.

–…Оно… красивое… И вправду очень… красивое…

Ничего, кроме достаточно глубоко выреза декольте, в глаза не бросалось. Стараясь детально изучить облегающую ткань фигуры, разум затмило вполне обычное желание «иметь» и «обладать». Крайне боязно неправильно ответить. Навряд ли захочется навлечь на себя беду ради невнятной ерунды.

Все выводы в конечном счёте сводились к умопомрачительному вырезу, переходящему плавно в вертикальный, короткий воротник. Голые плечи с небольшими, открытыми рукавами. Смотрится крайне завораживающе, однако, этого слова подобрать, он так и не смог. Его беспокоило несколько другое. Стоит ли упомянуть про рукава? То, что по факту их не было, волновало, как раз больше всего. Мира обычно сидит у себя в кабинете закутанная в халат. Там-то руки закрыты, а тут явно наоборот. Что-то в мыслях не сходится. Не может сотрудник учреждения выглядеть в свободное время как живой человек. Когда он видит её светлую кожицу, тонкий браслетик на запястье, ухоженные ручонки и нежные пальчики — размышления преображаются в нечто большее, чем просто средство для заполнения отчётов. Начинает постепенно нравиться, как играет на талии солнечный свет. Кай вместо разговора, молчит. Дело усугубляется.

Помимо шикарного, залитого лучами солнца платья, он упустил не менее важную вещь, такую как — обувка. Красивые туфли привлекают внимание ничуть не меньше самого верха, приводя в пример сочетания красоты женской фигуры и общего роста. Что действительно непривычно — сквозные, перфорированные узоры в обуви, напоминающие некий узор, нежели хаотичные повсюду мелкие пробоины. Кай успел только мельком взглянуть, ибо весь сконцентрированный сглаз, плотно весел на нём. Крайне не хотелось лишний раз оступиться. Затишье следовало живо прекращать.

— Знаете, (быстро) знаешь, (снова умеренно) эти… чешуйки на платье… Их можно… потрогать?

— (Удивлённо) Конечно… Почему бы и нет.

С колен за спину лёг длиннющий моток волос, завязанный под конец чёрной ленточкой. Узенькой, приятной полосой.

Ещё одна не менее важная затаилась погрешность. Не упомянуть про новую причёску, значит взять на душу очередной грех. В иной раз заплетёт длинную косу, а уже через день смастерит огромные локоны подобно спиральной резьбе сверла дрели. В хорошем понимании слова. Без напыщенности и тонны лака. Если же вдруг всё надоест — просто расправит волосы. Неделями будет так ходить. Всё опять же, зависит от настроения. То, как именно утром поднимется человек.

Опираясь ручонками на дальний край бортика фонтана, Мира наклонилась назад, выпрямляя оголённые ножки. Наряд запестрил ещё более ярко, играя тёплыми оттенками сочных цветов. Дневной свет, нисколечко не губил, а лишь усилял пламенный эффект. «Горело» достаточно броско, чтобы издалека затмить даже рассвет. Ближайший аналог — солнце, будь оно чуть меньших размеров. Примерно, не больше девушки, плюс — не так бы сильно слепило в ответ. Светоч не жжёт, однако обильно пестрит в глаза. Как никогда манит к себе. То гаснет, то вновь возгорается. Тело ещё больше раскрепощается, движениями подсказывая, что нужно сделать. Кай как всегда немного тормозил. Боялся притронуться. Вдруг случайно обожжётся или опять натворит очередную глупость.

Трусишка, наконец, решился. С молчаливого кивка одобрения дотронулся-таки самым кончиком пальца. Ничего сверхъестественного не произошло. Жар — обычная иллюзия красок. Ощущение при этом возникает двоякое. Достаточно гладкий, качественный материал похожий на аккуратную, вместе сплетённую чешую и некое подобие ассоциации на что-то. Что-то довольно близкое. Милое. Искомое. Знакомое. Так глубоко любимое сердцем и душой.

Пальцы планомерно двигались ладонью вверх по линии живота, выискивая в то ли изъян, то ли ответ на поставленный им же несуществующий вопрос. Со стороны смотрелось даже забавно. Увлёкся. Жаль, не кому было оценить.

Мира не противоречила. Не сопротивлялась. Тщательно наблюдала за каждым действием руки. Когда кисть полностью изучила место вдоль и поперёк талии, то неожиданно для себя самой, остановилась на том самом вырезе. Будто бы по ошибке попала в запретную зону. Врачу был интересен данный исход. Подумал сперва. Поразмыслил ещё. Провёл в очередной раз вертикальную линию. Поперечную выстроил черту чуть ниже пупка. Сопоставив разметку, наконец вспомнил, с чем же именно мог её спутать. Ни с чем.

— (Вдумчиво) Может показаться глупостью, но… знаешь…

Не сводя глаз с платья, Кай говорил, словно пленённый чудо полотном:

— (Вдумчиво) Оно мне кажется… довольно знакомым, будто… я его уже… где-то… видел… А эти мелкие пластинки, — обратно прикоснулся, — словно крупицы. Блестят, как чешуйка у рыбы под водой на солнце… Единственное… не колются только… Хорошо… — погладит на прощание живот.

Мысли на этом оперативно закончились. Уже через секунду, он смотрел на неё исподлобья, подобно вновь провинившемуся щенку.

— (Спокойно) Слушай, Кай… А я тебе нравлюсь? Как женщина?

Откровенный, внезапный вопрос, в который раз поставил в тупик.

— Ответь только честно. Мне это важно… Правда.

Беседа естественным образом перетекла в короткое затишье. Градус волнения перебрался от сердца к лёгким.

— (Взволнованно) Да… Ну, конечно да, — чудом выдавил застрявший ком в горле. — Ты… милая… красивая… Обаятельная… Каждый, от кого я слышал такое, говорил о тебе только самое лучшее или ничего… Ничего плохого…

— Я… правда ценю твои слова… (Заинтересованно) Может, ты будешь не против, если я скажем… поцелую тебя? По-взрослому? Как ты на это смотришь?

Зрачки от услышанного округлились. Не успел толком обмолвиться, как без всякого на то согласия, чужие губы соприкоснулись. Реакция тут же пошла иным путём. Методично сработало отторжение. Моментально выскользнул. Отступил, словно случайность или веская на то необходимость.

— (Растерянно) Тебе что, не понравилось? Неужели всё настолько… плохо? — пальцем дотронулась до краюшки губы. — Хоть помада не стёрлась. И то хорошо.

Глаза испуганно искали причины столь неясного ею поступка, но так и не нашли. Не менее встревоженный, в полуметре от дамы, затуманенный дар речи, искажённым голосом пробивался сквозь пустотные мысли, но толку было мало. Первые секунды после поцелуя, ощущались отвратительнее всего. Понадобилось поменьше мере минута, прежде чем разум смог вновь пробудиться. Конкретно этот момент уродливой гримасой завис на лице. Неприязнь и отторжение. Хуже всего — она за этим наблюдала. Вблизи. Его реакция заставила ненавидеть себя.

Мысли первое время немножко мутит, однако организм постепенно придаёт сил. Сперва пригоршня тяжелого воздуха покинула лёгкие. Затем дряблое сердце постепенно перестало барахлить. Сплошная эмоция растеклась по всему лицу.

Исправиться — самое первое, что приходит на ум. Предварительный жест перемирия протянутой руки, отгоняет прочь попытки Миры наладить отношения, ещё больше усугубляя своё положение. Взбудораженная не меньше, чем парень, на нервах пытается на месте спокойно усидеть. Готова в любой момент сорваться и неведомо как помочь. Кай выжал из себя то, на что хватило смелости и сил:

— (Тяжело) Вот… к чему всё это? — импульсивно взмахнул руками. — Зачем?!

Первая экспрессия выглядела яркой, эмоциональной, жизненной реакцией. Махая из стороны в сторону, он то ли злился, то ли хотел хлопнуть себя по лицу.

— (Искренне) Кай, Извини. (Испуганно) Я не хотела вот так. Я не знала, что оно, таким вот образом… пойдёт. Оно как-то… само боком вышло… Ты же меня простишь, — привстала, — правда? Мы же не сделали ничего плохого. Я просто немного увлеклась и всего-то… Я просто хотела тебя отблагодарить… Ты вчера давал согласие на интрижку, помнишь? Без взрослых поцелуев — никакая правда не годиться. Как же остальные тогда убедятся?.. (Виновато) Я честно не хотела, чтобы так всё… закончилось, — грустно присела. — Неужели, всё… настолько… плохо было… Тебе не понравилось? Неприятно?.. Совсем?

— (Тяжело) Да меня… да меня током… ударило…

— Кай, только не лги. Не надо. Не можешь сказать честно, так лучше молчи.

Яркий голос потускнел. В нём читалась лёгкая обида.

— Давай… Давай лучше обо всём забудем… Давай сделаем вид, что этого поцелуя попросту не было. Давай Кай, садись, — легонько хлопнула по бортику, — нам есть с тобой о чём поговорить… Ты всё ещё злишься? Сколько мне ещё нужно сказать слово: «Прости», чтобы ты меня… простил? Ну же, давай, — ручонкой подозвала к себе, — садись. Не делай такие глазки, а то, — нахмурилась, — обижусь.

— (Растеряно) Это… неправильно. Всё неправильно. Так люди не поступают.

— А как тогда они поступают? Как? Я что, не могу тебя отблагодарить? Поцелуй — это же сущая ерунда. Это ничего не значит. Мы… ничего не сделали плохого. Ничего криминального. Я просто… выразила свою симпатию и всё, всё. Подумала, что так тебе… приятнее будет. Меня что, за жалкий поцелуйчик, строго нужно… судить? (Обидчиво) Я что, убила кого-то? Сделала кому-то больно? Да?! Мне, как и тебе, нужная разрядка, а это знаешь ли… довольно хороший способ уйти от кучи проблем… (Взволнованно) Возьмём, к примеру, нас с тобой. Разве… Разве мы не влюблённые? Разве мы не-е-е… нравимся друг другу?!

— (Взбудоражено) Что?! А это ещё здесь причём?!

— (Расстроенно)…Какой же ты всё-таки юный… Я-то думала, что у нас всё взаимно, а ты… В чём тогда дело? Во мне что-то не так? Я вот лично не понимаю. Объясни мне, пожалуйста. Я из кожи вон лезу, чтобы тебе понравиться, а ты… А ты вечно гонишь меня прочь… Как же… — сомкнула кулачки у рта, — обидно…

— Что не так?! (Разъярённо) Ты блин… мать его… из ниоткуда появилась! За два с лишним года, вообще меня за человека не воспринимала! Как… к-как за животину скорее! Беглый осмотр и катись вон… (Тяжело) Да-а-а… да какие там к чёрту отношения! Вот-т… правда не понимаю… С чего тебе так… именно сейчас всё приспичило… Раньше я для тебя — просто не существовал…

Голос в спешке начал задыхаться.

— (Встревоженно) Кай, говори спокойно. Я знаю, ты взволнован. Дай мне просто тебе… помочь…

Мира тихонечко встала. Подошла на полшага. Протянула на встречу руку.

— Уйди! — хлёстко отбил ладошку. — Я чувствую себя (жалостливо) дебилом.

— (Ласково) Кай… Я знаю, знаю, как тебе сейчас нелегко, но и ты пойми кое-что… Я изменилась… Я, правда — другая…

— (Жалостливо) Нет, нет, — закрыл лицо, — вы просто… издеваетесь надо мной… Все… Это какой-то… пиздец…

Как только выдался удобный момент, его живёхонько обняли. Зажали как следует в тиски. Для попытки вырваться, банально не хватило сил.

— (Плаксиво) Уйди, пожалуйста, уйди… Мне очень сейчас плохо… Я хочу…

— (Спокойно) Выслушай меня, пожалуйста… а потом делай что хочешь…

Хватка чуточку ослабла, однако выпускать — крайне небезопасно. Слишком велика цена ошибки. Нужно обязательно дожать. Даже если цель практически не сопротивляется, молча глотая слёзы, ситуация может перевернуться за один упущенный момент. Невыносимые сердцу всхлипы тиранят душу. Нехотя, но Мира начинает:

— (Болезненно) Я очень хочу тебе помочь. Очень… Мне… предельно больно смотреть на тебя… Мне очень стыдно, очень… жалко, что так холодно относилась к тебе, но и ты пойми меня правильно. Я же тоже… обычный… человек. Я много чего совершила плохого. Кучу неясностей и ошибок… Просто тьму глупых, тупых поступков, но мне… правда, не стоило вот так… поступать с тобой… Просто… и ты пойми… меня… Вся эта новая обстановка — очень негативно влияет… Вдали от дома… В совершенно чужом городе… Без семьи. Без… друзей. (Плачевно) Меня буквально… — всплакнула, — насильственно выставили прочь из родного дома… Что бы ты чувствовал на моём месте, оказавшись здесь? Без… всего? Вот… у тебя было всё, а теперь — ничего! У меня всё украли! Украли!! Лишили всего за один раз… И что мне дали взамен? Что?!! — вжалась в пиджак. — (Болезненно) Ничего… Целый год я… я-я-я… я просто не могла свыкнуться с новым местом. С порядками. Буквально… прийти в себя, — сглотнула. — Очень многое пришлось тут пережить. Потерять… Меня под угрозой жизни, вынудили уехать. Заставили забыть про все прелести жизни и мечты… Пришлось оставить всё позади и-и-и.. ради чего Кай?! (Горестно) Ради чего?! — подняла голову. — Ответь мне Кай… Ради чего?.. Эти два года были… просто… невыносимой, сплошной каторгой… Если у тебя когда-нибудь возникали мысли о суициде, то ты прекрасно поймёшь… меня…

Глаза ели держались залитые слезами. Ни одна капля не сорвалась по щеке. Предельно тяжело стало нести одной подобною ношу. Пауза. Мира продолжила:

— (Медленно)…Каждый проклятый день, я пытаюсь… выжить среди этих… отвратительных «слизняков» и.. внутренней разрухи… Я-я-я… хочу исправиться, хочу, но-о-о… мне толком, ничего не даёт надежды… Одна, никому не нужная… Вот, по итогу что меня ждёт, каждый раз возвращаясь домой, хотя… и домом это… назвать сложно. Так… — вздохнула, — каторга очередная…

Короткая пауза выдержана в надеже на то, что её очень скоро заметят и хоть что-нибудь скажут, но пока, увы, нет. Взамен, только объятия и слабнут. Ещё немного коротких мгновений, и они уже могут спокойно без особых проблем, смотреть друг другу в лицо, но опять, нет. Кай хмуро отмалчивается, уткнувшись взглядом в землю. Одновременно тяжело и больно поднять подбородок чуточку выше. Как никогда в жизни требуется человеческое внимание, причём всем.

— (Грустно) Красота говоришь, да? Люди, правда считаю обворожительной меня. Красивой. Прямо, как ты говоришь… «Милая», «Приятная», «Обаятельная» и я им верю. Верю. Наивно предполагаю, но… знаешь ли ты, чем это всё всегда заканчивается, а? Да всегда одним и тем же… Меня считали, считают и будут считать обычной пустышкой. Красивая снаружи, но дико обезображенная внутри. Им попросту, неважно кто я. Неинтересно… Зачем тратить драгоценное время, чтобы узнать человека поближе? Вот именно, зачем?.. У всех попросту… своя определённая цель. Для одних — главное, поскорее стянуть с меня трусы, а другим что-нибудь… каверзное за спиной придумать. Мною пользовались. Дарили цветы и ласки, а потом… нагло выбрасывали прочь, как поношенную, протёртую до дыр одёжку. Меня любили и ненавидели. Обожествляли и унижали. Лгали, а потом… — прикрыла ладонями лицо в надежде не разрыдаться… — (пискляво) я не хочу вспоминать, что потом было… Эти чёрные дни… (немножко успокоилась) они… они до сих пор доносятся отголоском. Преследуют тенью и каждый раз… я-я-я боюсь обернуться… Боюсь… словно на мне висит… уродское клеймо. От него, никак невозможно избавиться… Я же… я же тоже хочу любить и быть… любимой. Почему со мной так поступают?! Чем я хуже остальных?! Чем?! Разве, я тоже не заслуживаю счастья?! Ответь мне!! — как следует, встряхнула за плечи. — Скажи мне хоть что-то! Не молчи! Неужели, и я в твоих глазах очередная… пустышка…

В растёртом, смазливом личике, нет ответа. Только сплошная агония и боль.

— (Ненавистно)…Это дурацкое лицо. Все беды из-за него… Однажды, я уже хотела изуродовать его осколками битого зеркала… И сейчас… хочу…

Отпустив, наконец, ручонки, Мира медленно потянулась к своему лику.

Молча, без всяких слов, почти в тот же момент, уже её ухватили за кисти рук. Кай толком не знал, что в принципе, нужно в такие моменты делать. Просто машинально прервал попытку нагадить себе. Взгляд понуро стремился к таким же отчуждённым, отчасти изнурённым от внешнего мира глазам. Тихо приобнял за плечи. Поёжился. Ничего другого сделать он так и не смог.

— (Шёпотом на ухо)…Спасибо. Я знаю, как тебе сложно было это сделать…

Чтобы чрезмерно не терзать душу пациента, врач сама расторгла тягостные объятия. Полегчало. Ненамного, но достаточно, чтобы выжить. Каждый оставался на своей половинке тротуара, однако фигура напротив, казалось, уже полностью внимала женской особе. Готовность пойти на некогда ранее закрытые уступки, теперь улавливалась в глазах. Девушка тотчас же воспряла духом. Сосредоточив на себе нужное внимание, решила окончательно превозмочь себя.

— (Спокойно) Знаешь, — убрала мизинцем крохотную слезинку с ресницы, — а это приятно, когда хоть… кто-то тебя понимает. Я сама иногда… тоже с головой погружаюсь в собственные мысли. Не замечаю простых, окружающих нас вещей. Веду себя крайне глупо. Заносчиво… Самую малость конечно, — ухмыльнулась, — но даже этого вполне достаточно, чтобы подпортить кому-то жизнь… Прости, что так поздно очнулась… Прости, что ничего не замечала. Жила вдали от чужих бед, но вчера… Знаешь, когда вчера мы зашли к тебе… Во мне что-то… перевернулось. Восприятие будто стало чище. Я словно, наконец… проснулась. Мне давно стоило зайти к тебе и увидеть очевидное. Плохо бывает, не только мне. Плохо бывает… абсолютно всем. Если честно, меня до сих пор колотит от увиденного. (Виновато) Извини, что отступила тогда. Не помогла в нужный момент. Меня, буквально… за душу рвало. Эти… эти голые, серые стены и кругом… ничего, Кай. Совсем ничего. Как… Как ты живёшь в этом ужасе? Это же буквально… руины… Всё похоже на один сплошной кошмарный сон, и ему нет… покою…

— (Тягостно) Я… Я честно не знаю, как тебе рассказать…

— Понимаю. Если не можешь — не говори. Пускай подождёт. У нас с тобой ещё много времени… Не всё потеряно, как тебе кажется на первый взгляд…

— (Понуро) Все твои слова… — свесил голову вниз. — Неужели… правда?

— (Взволнованно) Это правда, Кай, — легко коснулась его волос. — Это чистая, правда. — Зачем мне тебе врать? Зачем мне делать людям ещё больнее? Я обязана — спасать.

Ладонь мягко легла с затылка на плечо. Другая тихонечко дотронулась до края лица. Словно прирученная, доселе ненужная дворняга с улицы, за долгое время бичеванья, ощутил ласку и нужду. Потерянный и вновь приобретённый, в глазах постепенно зарождалась та нужная искра надежды. Любовь.

— За годы, проведённые здесь, во мне изменилось кучу вещей, правда. Я, как уже говорила, перевернула собственное сознание. Не кардинально, но достаточно, чтобы изменить некоторые вещи… Взгляд на окружающий мир, — аккуратно расправила его чёлку, — и его людей, не изменился ни в лучшую, ни в худшую сторону. Он попросту стал… иным. Куда более взрослым… Осознанным что ли… Тебе нелегко в это поверить, но знаешь, — пальцем провела по щеке, — за эти два с лишним года… я так привыкла к тебе, но… (взволнованно) даже сейчас, мне очень трудно с тобой говорить… Голос на пустом месте, — стеснительно улыбнулась, — срывается. — …Столько времени прошло, а преподносить себя вот так — крайне омерзительно. Нельзя было бросать тебя одного… Ну, просто нельзя… Это как минимум бесчеловечно… Какая же я скотина… — прикрыла ладонью лицо.

— Я думаю… — попытался дотронуться, — ты хорошая, правда…

— Нет, не правда, — убрала его руку. — Ты даже не представляешь, какой я на самом деле… плохой человек. Сколько я себя здесь помню, я всегда… боялась и ненавидела свою работу. «Тупая занятость труда для папиной выскочки». Хуже сотрудника, чем я — ну просто… невозможно найти. Вместо, лечить и помогать, наоборот, только пакостить и вредить. Что может быть хуже нелюбимой работы? Нелюбовь. Быть вечно такой, — кивнула в сторону, — как они. Злой. Циничной. Тщеславной и Безнравственной. Жить то можно, но… прислуживать паскуднее всего. Я не могла долго существовать под чужой маской… Кай, — аккуратно взяла ладошку, — мне правда, жаль. Искренне жаль. В сотый раз жаль, что ты увидел меня такой… Такой… уродливой… Я слишком поздно опомнилась, — стыдливо опустила глаза. — Я хочу в сотый раз попросить у тебя прощения… Прости меня, Кай. Прости. Я, правда, не хотела… (Жалостливо) Мне дико больно от того, как с тобой жестоко обходятся остальные. Да, я тоже в их числе безнравственных подонков. Я прекрасно понимаю, что ничуть не лучше остальных, но пожалуйста, — обеими руками сжала ладонь, — дай пожалуйста людям призрачный шанс… Дай возможность исправится. Дай его пожалуйста… мне…

Глазки неожиданно заискрились новой надеждой.

— Я знаю, знаю, как тебе приходится нелегко, но ещё тяжелее видеть тебя, таким… Таким несчастным… Вдвойне приходится тяжелее, когда тебе нравится… совершенно другой человек. Ты делаешь всё возможное, лишь бы хоть… капельку внимания его привлечь, а он… А что он? А он ненавидит тебя. Игнорирует. Не замечает попросту. Старается навредить тебе. Сделать ревностный укол. Сделать ещё больше. Ещё больнее. Сильнее… Я знаю какого тебе… Знаю насколько боязно переживать волнения и боль. Не будь ты моим пациентом, может, ничего бы и не сложилось. Ничего бы подобного не произошло. Всё могло случиться абсолютно по-другому. В другом месте. В другое время, но нет. Нет. Звёзды сошлись именно так. Именно здесь. Именно сейчас. Именно так… и ни как иначе… Я не верю ни в судьбу, ни в предназначения, однако, если мне суждено было встретить тебя — я благодарна такому случаю… (Искренне) Прости меня…

— (Неловко)…Но мы же…

— Но, разве любовь… разве… её можно измерить? Вычислить? Разве она… поддаётся логическому разъяснению? Трактовке? Как волна нагрянет внезапно. Обдаст с головы до ног. Оставит промокшим, продрогшим… Беспомощным. Без другой половинки — замёрзнешь, утонешь, и никто тебя не согреет. Не спасёт… Я прекрасно понимаю, насколько для тебя это… звучит внезапно. (Улыбчиво) Для меня, это то же стало своего рода… неожиданностью. Маленький такой… шок… (Неловко) Это не чистое совпадение… Это — судьба… Не надо без конца искать объяснений. Прими как есть и живи дальше. Другое дело я… (Импульсивно) Я.. — стала морщиться, — больше не могу отвергать свои чувства. Мне тяжело их дальше держать внутри… Я не могу без конца их засовывать в ящик. Он подчистую уже забит… Если я сейчас же не выговорюсь, то я… не знаю… — повертела головой, — я, наверное, сойду с ума или на месте умру. Я… — глубоко вздохнула, — я не буду насильственно выбивать из тебя прямой ответ, просто… надеюсь со временем, ты и сам всё прекрасно осознаешь. Поймёшь… Не обязательно сейчас выражать свою симпатию и признательность, просто знаешь… было бы очень приятно заручится поддержкой в такой момент… (Спокойно) Ладно, ничего, — шмыгнула носом, — я подожду. Я и так всю жизнь чего-то жду… Ничего, — вздохнула, — ерунда. Сущие пустяки по сравнению с тем, что я пережила… Фух-х, — демонстративно смахнула пот со лба, — выговорилась. Полегчало… Я не дам тебе умереть, слышишь, не дам.

Напоследок, страстный поцелуй от Миры с объятиями, чуть ли не повалил с ног. Уж слишком Кай от волнения расслабился. Что первый, что второй — оба дико понравились, просто человек не хотел этого признавать. Просто в голове, всё ещё не укладывалось, что он больше не один. Информация с трудом доходила до мозга. Пациент неловко оступился.

— (Улыбаясь) Тише, тише, — поддержала за руки. — Мы же точно не хотим на землю грохнуться… или хотим?

Лицо налилось красным, насыщенным пигментом. Стало несколько стыдно. На ровной, кирпичной дорожке, практически невозможно споткнуться, за то он как раз смог. Тут скорее виноват сам подросток. Заплутал в собственных же ногах. Мира смотрела на дивный кадр с потехой, хотя и сама на ровном месте впуталась в него. Следом зашатало длинные каблуки. Целенаправленно или нет, несколько секунд погодя, уже барышня падала на землю. Роли поменялись. Жар объял лицо.

В попытке удержать на себе даму, Кай вовремя схватил за поясницу. Другая рука поддерживала плечо. Подобный акцент добавил игривого настроения. Мира и близко не пыталась встать на ноги, медленно падая всё ниже к земле. Усилия прилагались, но это скорее иллюзорно, чтобы понаблюдать за реакцией. Мягкие ручонки обвились вокруг шеи. Легче не стало. Не помогло. Парень, еле-еле стоял на ногах. Учитывая юношескую, слегка болезненную комплекцию, посторонний груз давил всё активнее и сильнее. Хрустели кости и хрящи. Девица наклонялась всё дальше вниз. Предельное удовольствие, как на качелях в детстве. Приятная забава, когда не нужно больше стоять в стороне. Чуточку надавить вперёд — и оба грохнутся о край бортика фонтана. Всё к этому планомерно идёт.

Лёгкое заигрывание никуда не делось. Оно наоборот досаждало всем своим мельтешением перед лицом. Барышня изъявила своё желание, ещё раз поцеловать кавалера в очень несвойственной для себя манере. Больше градуса заигрывания. Больше внезапных, импульсивных мелочей. Понять, для чего именно она сейчас кривляется — сама до конца так и не поняла. Охота просто поглумится. Ощутить чистый приток веселья. Поднять настроение не только себе. То найдутся силы, чтобы практически дотянутся до губ, то внезапно желание покинет. Исход был, очевидно, один.

Единственный, неловкий шажок — полностью перевернул положение тел. Оба сцепленные друг дружкой, таки упали, грохнувшись вместе на кайму. Даме повезло больше всего, рухнув тем самым на подстилку из хрупкого кавалера. Кай и слова не произнёс. Тихонечко простонал. Пластом раскинулся вдоль окружной длины источника, переживая не самые лучшие моменты горести за чужой счёт. Голова пришиблено смотрит ввысь. Затылок болезненно упирается в плитку. Юноша чувствует стремительный холодок, начинающий пробирать от поясницы до конечностей рук. От пальцев левой руки в фонтане расходились лёгкие, невзрачные волны, медленно скользившие к общему журчанью струи.

Мира лениво потягивается как после длительной спячки в берлоге, в комфорте лёжа у него на груди. Буквально лоб в лоб. Уткнувшись нос к носу. Смотрит в глаза как будто впервые, не замечая того, как ему скорее плохо, чем хорошо. Было в нём что-то заразительно необычное, в этих, казалось бы, до одури блеклых, безжизненных, выцветших благодаря самой природе, запечатлённых инеем глазах. И так всякий раз, стоило лишь задержать чуть больше положенного времени. Загадочные обстоятельства начинали расти вширь.

Когда действительно стало дышать невмоготу, Кай неприметно откашлялся, привлекая к себе остатки растерянного внимания. Не сразу конечно, но со второй попытке ему это удалось.

–…Ах да, — улыбнулась, — спасибо.

Прикосновение ладошки, немного сняло жара от покрасневшей щеки.

Как простого человека, Миру вполне всё устраивало. Как его лечащего врача — с каждым днём всё более не очень. Она, конечно, могла бесконечно зачитывать нарочитые нотации, но что толку то. Всех дел слова не исправят. Хотя бы в этот день стоит принципами поступить. Дать свободу и ему, и себе.

Подниматься ну очень не хотелось, учитывая, как они легли. Как ни крути, но двигаться всё же пришлось. Не спеша черепашьим шагом. Стараясь как можно меньше травмировать его. Ответную руку помощи пришлось ещё долго ждать.

Едва Кай успел откликнуться на предложенную помощь, как моментально цепкие ручонки, впились в румяную кожицу щёк. Девочка не наигралась. Когда ещё выдастся удачный момент.

— (Угрюмо) Очень… смешно…

С полным повиновением позволял полностью издеваться над собой.

Несколько секунд погодя и воцарилось весьма неожиданное молчание. Его уж точно никто не ожидал. Мира планировала как минимум вести долгосрочную беседу, склоняя лояльность партнёра как можно активнее в свою сторону. Кай же наоборот, сосредотачивался на парировании её слов. Как бы они ни сближались, он всегда ждал подвоха. Подлянку от самой судьбы. Кривая рука маразматичной старухи, почему-то запаздывала. Успокоение пришло, само собой.

Эта могла быть совершенно обычная бредятина с повисшим напряжением в воздухе. Очередное, скрытое давление. Попытка вычленить слабое место для манипуляции, но нет. Это уже совершенно другая ситуация. Приятное, уютное, ласковое спокойствие. Местами будоражащее воображение до кончиков волос. Оба притихли. Удобно сели. Мира положила голову на его плечо, слегка отклонив тело на бок. Ладони почувствовали необыкновенно знакомое касание. Мученик, в конце концов, почувствовал и обрёл покой. Мимолётное умиротворение пускай и настоль короткий срок.

Закрытые глаза. Лёгкое дуновение. Как такового потока нет, но имитация достаточно близко передаёт ощущение. Единственный минус — воздух достаточно влажный. В любое время суток пробирает до костей, когда проносится мимо. Роса поутру. Общая сырость. Микрофлора в закрытой ёмкости плодится. От сухости по краям земли — это не избавляет, но лучше наличие хоть каких-то костылей, чем полностью их отсутствие. Ничто глобально не умирает, просто город по-своему живёт.

Тонкий холодок дуновения ветра тесно переплетается с водной гладью фонтана, от которого по ощущениям, тянет ничуть не меньше. Лёгкая поблажка, которая поможет нервы остудить. Всё складывается так, как и должно было быть. Уходить пока, никто не собирался. Неожиданно, кто-то первым прервал тишину:

— (Сонно) Ма-а-ло, — зевнула, — кто узнает меня в таком виде. Единственный способ оставаться незаметной… прятаться, — причмокнула, — у всех на глазах… Если нас всё-таки найдут… им непременно покажется, что я тебя… соблазнила… Честно говоря… плевать… Ты почти уже взрослый… Они обязаны нас… понять… — поудобнее втиснулась в бочок.

— (Тихо) Меня они не особо волнуют, да и гуляют тут в основном… старики с больницы. Прочие учителя сюда редко заходят, как и… другие… ученики.

— (Сонно) Надеюсь, ты прав… Грустно конечно, но нам придётся ещё долго скрывать свои чувства… По крайней мере мои… Иначе, мне навряд ли позволят просто так здесь остаться… Да и на волю отпустить пока никто не стремиться. Снова отправят куда подальше… Опять в неизвестный, невиданный ранее… городок… Они как ищейки… всё вынюхивают… Рано… или… поздно…

Слабый ветерок постепенно угасал, пока и вовсе не исчез.

— (Сонно) Знаешь… мне иногда хочется снова почувствовать себя моложе. Примерно, как ты, разве что… чуточку ещё по младше. Без ответственности и принципов… С ветром в голове… Я, конечно, ещё не престарелая бабка, чтобы с ностальгией про молодость вспоминать, просто… просто хочется порою, обратно вспомнить себя беззаботной. Весёлой… Больше… свободы. Больше мимолетного счастья… Хочу напомнить себе, какой я раньше была… вот только… той свободы сегодня, увы, больше нет… Кардинально все усилия тратятся впустую. Как баран разбиваешь лоб об ворота, а толку нет… Больше… не приходится выбирать… Я толком уже и не помню, когда у меня выбор стоял хотя бы из трёх, равноценных вариантов. Всегда приходится чем-то жертвовать. Всегда приходится страдать… В последнее время, так вообще навязывают что-то одно. Любое другое, в разы будет хуже предыдущего, так что… Путешествия по сказочной стране, увы, на сегодня закончились… Извини, — улыбнулась, — глупо было тебе об этом говорить… Что толку, — зевнула, — если ничего уже… не исправишь…

— (Неуверенно) А если… попытаться исправить… скажем… — задумался, — переехать… Вопрос только… куда…

— (Сонно) Ну-у-у… Если ты денежный магнат, а не мороженка на палочке, тогда, да. Любой твой каприз решаем… У тебя, случайно, не завалялось под боком лишнее поместье? В окрестностях, — зевнула, — другого города… Иначе — ни как…

— (Угрюмо)…Нет.

— (Сонно) Жаль… Придётся в тихую скрываться пока нас не рассекретят… Поверь, это обязательно произойдёт. Вот увидишь. Анонимность в наше время, вещь крайне… мифическая… Нас, обязательно найдут. Отроют где угодно, если вовремя… не испаришься…

— Но можно же…

— (Бодро) Кай, — проснулась, — я, если честно не удивлюсь, что на завтра о нас уже все будут говорить. Поверь мне — как бы мы хорошо не скрывались, ушей и глаз повсюду много. Ты просто этого не замечаешь. Ты даже не догадываешься, какие приблуды могут вокруг существовать. Я вот лично, крайне удивлюсь, если наша интрига просуществует хотя бы с… неделю, прежде чем мне выпишут в лучшем случае выговор, а в худшем… приговор. Я даже не хочу знать… Скорее всего, меня просто уволят, так что… я хочу, всецело насладится последними моментами… Ты главное, не вини себя, — повернула вверх голову. — Если что-то и произойдёт, то только по моей инициативе. Ты ни в чём не виноват, просто, это я такая… Ненормальная… Не грусти, — легонько прикоснулась ладонью к щеке. — Рано или поздно, всё когда-нибудь заканчивается… Даже это.

— (Взбудоражено) Но-о-о… почему бы не попытаться и скажем… реально не уехать отсюда? Это же не конец…

Мира выдержала коротенькую пазу, и тотчас же в ответ рассмеялась. Её смех крайне удивил. Обескуражил. Заставил молча содрогаться в непонимании.

— Уехать? Ты такой милый, — ущипнула за щёчку, — когда такой… наивный. Как мы, по-твоему, в чужом городе будем… жить? Без документов. Без денег. На нас же не свалятся с небес немысленные богатства? Думаю, нет. В лучшем случае мы поселимся… где-нибудь… в задрипанном закутке на окраине, и то это будет самое убогое место в городе… Я не хочу тебя сильно разочаровывать Кай, но тебе и самому не понравится этот гадюшник. Любовь любовью, но жить в свинарнике работая кухаркой или прачкой, прости, не моё. Ты, конечно, меня извини, но это правда. Без минимального комфорта я жить не могу. Я не могу, как ты отказаться от всего. На мне отпечатался след отцовского поместья и упасть до прислуги, я чисто… морально не могу… Это не сказка Кай. Увы… Здесь по одному щелчку, никто не сжалится. Не смилуется над нами. Не предоставит кров… Это — жизнь. Весьма паскудная и сложная жизнь. Кай… (Серьёзно) тебе никто просто так не позволит уехать из Ласко. Купить билет на поезд — этого недостаточно. Нужна уйма справок: «Как», «Куда», «Зачем», «Почему». Да нам… и билета никто не выдаст. У тебя паспорта банально нет. Если у меня шансы крайне мизерные, то насчёт нас — это невыполнимая задача. Люди реально подумают, что я хочу насильственно тебя увезти… Мне прямо… лагерь исправительный светит… Не иначе…

— (Взвинчено) Ну-у-у, а если как-то… по-другому? Я просто не верю, что не бывает других путей… Люди же как-то… по местности передвигаются…

— Кай, — поудобнее уселась, — …выслушай меня очень внимательно, — взяла к себе ладони. — Так поступают только богатые, сумасшедшие лихачи, которым жизнь опротивела вусмерть. Они… они нарочно стремятся в гуще леса заблудиться и подохнуть. Я не шучу. Кругом непроходимые просторы. Непреодолимые леса. Дикая, необузданная природа. Тем воздухом вне купола — невозможно дышать. Он отравляет твои лёгкие… (Злобно) Природа намерена нас погубить. Она люто ненавидит человеческий род… Она… обиделась… Ты и пяти минут на той воле не протянешь… (Спокойно) Лично я не проверяла, но-о в любом случае, это большой риск, выйти на своих двоих за край границы… Кай — это верная смерть. Без кучи… дорогого оборудования и спецтехники — это реальный, смертный приговор. Нам даже подкоп вручную копать не придётся. Подойди хоть раз вплотную к куполу, и почувствуй, как там… смердит… Можешь даже не подходить. С нашего пригорка всё отлично видно. И слышно. Хоть… разок пройдись пол часика от восточных ворот по тропинке, и ты… всё прекрасно поймёшь… (Безнадёжно) Нас отсюда… ни за что в жизни не выпустят… Я не знаю обратной дороги… (тихо) домой…

— И я не знаю, — улыбнулся. — Но выход же найдётся… Правда?

Его незначительная улыбка быстро сошла на более привычную гримасу. Мира в этом плане гораздо мрачнее смотрела на обыденные вещи.

— (Поникши) Хотелось бы верить, но-о-о… что я могу?.. Я простой врач. Я по сути никто. Обычная, красивая утварь для интерьера… Больше ничего… Я не такая властная как мой отец… Это он может, а я… А что я?.. Я, — грустно вздохнула, — ничего… — попыталась боль скрыть ладошками.

Печаль постепенно попыталась смениться на улыбку, но всё так же быстро в утробе потухла. Что самое главное — он это заметил. Мелочи, которые могут исправить общую судьбу.

— Подожди, — неожиданно схватил за плечо. — Так ты… — стал резво махать пальцами, — то есть… твой отец… Кто он? Может быть, он нам… поможет?

— (Довольно) Побольше бы тебе такой прыти, — ухмыльнулась, — в разы быстрее запала бы на тебя. (Томно) А ты можешь, когда… захочешь…

Глаза заиграли. Лицо застыло в игривой насмешке, прикусив краешек губы.

— (Угрюмо) Хватит надо мной издеваться… Я же серьезно.

— И я, — заинтригованно улыбнулась. — (Соблазнительно) Кстати, можешь уже расслабить хватку. Я всё расскажу, честно… Обещаю паинькой… быть…

Незабываемый вырез вокруг груди сделал своё дело. Руки отпустил. Цвет женского облачения постепенно сменился с кремово-желтого на бледно-розовый.

— Знаешь, я так рада, что мы теперь вместе, но, если честно… (серьезно) я до конца не представляю, как это возможно скрываться всю вечность от остальных. Пуститься в бега… Дело очень серьёзное и нам без посторонней помощи просто… не справиться. Ну никак не обойтись… У нас вообще нет никаких вариантов, кроме самых… извращённых…

Мире крайне не хотелось затрагивать больную тему. Другого пути у неё нет.

После небольшой паузы крепко вжалась в объятия. Прижала, как можно плотнее к себе. От такой близости не избежать очередного жара на щеках.

— (Взволнованно) Ты же сейчас… не про рабство говоришь?

— Нет, — вздрогнула, — хотя, — резво отстранилась, — это самый проверенный и рабочий вариант… Тебя по бумагам оформляют как груз, да и упаковывают, кстати, тоже. Так товар гораздо проще переслать, правда волокиты там ничуть ни меньше… Главное — чтобы люди были свои. Всякие там… мелочи не замечали. Фактически, это та же контрабанда, только людьми. Не спрашивай, откуда я это знаю. Просто знаю. И всё тут…

— И-и-и… чем же этот способ так… (неуверенно) плох?

— Да тем, что неизвестно куда тебя по итогу отправят. Гарантия выбраться есть. Гарантии очутится в цивилизованном месте — нет. Я буду гнуться на панели 24 часа в сутки, а ты целый день напролёт драить толчки и мыть грязную посуду. Это ещё если крайне повезёт. Ты не представляешь, на что способна извращённая фантазия больных людей. Не дай бог ты кому-то приглядишься. Или я… Считай всё. Конец. Бог знает, что тогда с нами случится… Заставят делать тёмные вещи и на камеру снимать. А может… а может мы и вовсе станем жертвами. На органы распродадут. Поверь, даже с тебя найдут и вырежут всё полезное, не говоря уже про меня. Кай, это очень опасно. (Повышено) Даже не думай об этом, понял? Уж лучше я тебе об этом расскажу, чем ты узнаешь от местных барыг на рынке… Обещай мне, — обратно прижалась, — обещай, что никогда не бросишь… меня…

— (Взволнованно) Да, конечно, да. О чём речь!

–…Хорошо тогда, — не дала сорваться слезинке, — хорошо…

Хватка ослабла. Хотелось видеть в объятиях друг друга знакомое лицо.

–…Хорошо, — тяжело вздохнула. — Тебе… нужно кое-что знать… касательно моего отца… В общем…

Полностью уверенная в себе девушка, за одно мгновенье становилась 13-й рохлей, столь боязно вспоминая, каково это быть снова ребёнком. Внезапно, стало тесно рядом с ним. Внезапно, перестало хватать воздуха. Мира нервно выпуталась из объятий, отсев в сторону. С большими усилиями продолжился разговор:

— (Взволнованно) Он такой… — обняла плечи. — Как бы это сказать… Он из тех людей, что…

Дрожь ни капельки не спадала с губ, однако лучшего момента для открытия больше не предвидится. Требовалось удержать себя в тисках.

— (Взволнованно) Он…

Признаться, в собственной беспомощности, вызывает страх личности. Даже давно позабытое старое, может обильным пластом подняться со дна глубин памяти. Утопленное в сундуке за тремя замками, за один единственный щелчок может заново раскрыться, портя и до того дурное самочувствие. Теперь, уже ей не казалось таким зазорным просто взять и слинять от насущных проблем. В его случае всегда прокатывало. Преподносить себя таким образом — единственный вариант как не подохнуть. Если правде смотреть в лицо — теряется как таковой смысл жить, однако разница «до» и «после» всё-таки есть. По крайне мере была.

Кай мгновенно учуял нотки трусливого побега коими сам грешил чуть ли не каждый раз. Тесные, неловкие ужимки. Пугливые до чёртиков глаза. Стоило разлучиться немного в сторону — трепетно сжал продрогшую насквозь ладонь. Нежно обнял за плечи. Попытался согреть. С рассказчицы взгляд больше не спадал. Обоюдное понимание того, к чему в итоге всё может привести.

Мира промолчала. Тоскливо, но крайне обнадёживающее, посмотрела в ответ. Стало гораздо уютнее. Преодолевая себя, постепенно послышались слова:

— (Стыдливо) Знаешь… он… он не такой жестокий, как ты мог подумать… Он справедливый, просто… Просто не умеет. Не хочет. Не желает прощать, даже своих детей. (Обидчиво) И ладно бы за дело. Так нет же. Может за обыкновенную глупость, сорваться на родных. За это — обиднее всего. Без… вины виноватый… Я прекрасно понимаю, что с годами расшатывается психика. Возраст. Обязанности. Риск… Паскудное дело издеваться над своими. Монстр в человеческом обличи… Моральный… урод… (Жалостливо) Мне искренне жаль, что тебе… приходиться выслушивать моё жалкое нытьё о прошлом, но оно… давит. Мучает меня. Терзает. Угнетает. Мне даже сейчас не ясно, когда весь этот бред закончится. Когда уже, наконец, прекратится этот дурацкий сон. Мне страшно… Страшно. Как… никогда.

Блекло-серый цвет озарил верхний покров отнюдь не скромного платья.

— (Растеряно) Я… Я… Я помогу… Я-я-я…

— Кай, прошу, дай мне сейчас выговориться, иначе, я…

Прервав собственную мысль, лёгкая пауза затронула другой монолог.

–…Тебе… и вправду может показаться странным, но-о-о… только мой отец способен вернуть меня обратно домой, но… Я не хочу одна возвращаться к нему! Не хочу! Я слишком тогда… провинилась… — голос интонационно стих. — Три года уже прошло, а выхода как нет, так и не было.

Ногти впились в его кожу. Мира выкрикнула чуть ли не в полную силу:

— (Рьяно) Поклянись!! — выпучила глаза. — Поклянись, что никому, никогда, ничего не расскажешь!! Поклянись!! Поклянись!!

Она так сдавила костяшки ладони, что Кай сам чуть от боли не выкрикнул.

— (Сдержанно) Да, да… Хорошо…

— Поклянись!!

— (Быстро) Клянусь, клянусь!

Руку отпустили. Стало чуточку легче, но не на много. По крайней мере ей. Взгляд безжизненно сверлил пешеходную дорожку.

— (Нервно) Я… я-я-я сделала кое-что… не хорошее в своё время. Я же не хотела. Серьёзно не хотела, но он же обещал мне… Обещал! Мой отец, он… Он — обещал… Обещал, что после смерти матери, никогда, никогда больше ни на ком не женится… И что я увидела?! Вот что?! — выкрикнула на букашку. — Он привёл в наш дом свою грязную… потаскуху! Осквернил вечную память о матери… Забыл про неё. Вышвырнул из памяти… Забыл… (Презирая) Та падшая женщина — мразь редкостной породы… Она липнет ко всем. Заговаривает зубы… Интриги вьёт за спиной и знаешь… — пожала плечами, — у неё получилось. Да, получилось. Она… выжила меня из дому. Пинком под зад из родного, фамильного «гнезда». С одного маху лишила меня всей родни. С одного грязного слова и… (болезненно) я не смогла. Я не выдержала и дня от такой… пакостной жизни… Никто мне не верил. Никто. Никто не хочет видеть, какую змеюку он себе приручил! Больно. Обидно. Мерзко. Меня предали свои же. Мне… ничего не оставалось делать. Я сняла маску с её грязного лица… Собственными руками разбила наше старинное, фамильное зеркало и… раскроила осколком кожу… (грозно) на её поганом, потаскушном лице. Прямо перед всеми гостями на публике… (Взволнованно) Как ты думаешь, — с надеждой посмотрела в глаза, — он меня… простил?

— (Взбудоражено) Ч-чего?!!

— (Плаксиво) Ты тоже меня осуждаешь?

Слова прозвучали жалостливо. Максимально душераздирающе, будто бы Кай ещё один чёрт из табакерки.

— (Тяжело) Нет, нет, просто… давай минутку… передохнём…

Крохотный, парализующий шок. Невозможно смериться с тем, на что способна изумительная женская особа. В голове подобное не укладывается. Пальцы стиснули виски. Локти прочно в колени впились. Как же не хочется верить. Одно, единственное упоминание, коробит жуть. Один из неприятных осадков в жизни. Вот он, перед тобой, наипрекраснейший цветок. Способный одновременно на зверство и милость. Крайне хотелось подавить в себе колкие чувства. Хотелось всё забыть.

Мира окончательно расстроилась, обидчиво отсев в другую сторонку. И снова нервы. Снова безудержная по всему телу дрожь. Противная. Холодная. Отягощающая. Беседа чаще прыгает из одной крайности в другую, подмешивая в огонь вместо щепочки, целую горстку дров. Страх не кажется чем-то инородным. Зазорным. Беды пробирают насквозь. Юнец начинает метаться глазами повсюду. Бесцельный, наводящий на жертву, предательский испуг. Чуть меньше, чем через минуту, звучит растерянный голосок:

— Мне кажется… я зря упомянула о своём прошлом… Теперь… ты тоже меня возненавидишь… Впрочем, как и все…

— (Неловко) А разве… больше вариантов… не было?

— Не было! Нет, не было!!!

Агрессивный голос выпалил что есть мочи. На деле стало только хуже. Девушка тут же принялась растирать свои хрупкие плечи, стараясь как можно интенсивнее себя согреть.

— (Грустно) Я не хотел… — подсел ближе. — Я, правда, не хотел…

— (Отрешённо) Я знаю… знаю, что совершила ошибку и раскаялась уже давным-давно, но… разве слова тут помогут? Разве… слова способны вылечить? Вернуть с того света? Нет… Надеюсь, когда-нибудь, он однажды меня… простит…

— Но… ты хотя бы её… не убила? (Ненавязчиво) Ну так, случайно… Вдруг…

Лучше бы Кай молчал. Миру крайне взбесило.

— Есть… ещё кое-что, — пальчиком подозвала к себе. — Это очень серьёзно и только на ушко.

— Что? — пододвинулся ещё ближе.

— Нет!!! — громко выкрикнула на ухо. — Конечно же, нет!!!

В ту же секунду ручонки принялись колотить. Женский пыл невозможно остановить.

— (Гневно) Я что, на убийцу, по-твоему, похожа?! На маньяка?!

— Ладно, прекрати. Я был не прав… — попытался защититься. — Не пра-а-в…

Только под самый конец репаративных движений, таки удалось усмирить дьяволицу, скрутив её кое-как. Естественно особь брыкалась. Не так сильно, но достаточно, чтобы за удар остался синяк.

— Чего ждёшь? — недовольно огрызнулась. — Может, отпустишь уже?

Руки повисли в воздухе. Область чуть ниже шеи всегда перетаскивала на себя вожделеющий взгляд.

— (Испуганно) Да-да… Конечно, — живо отпустил.

— Тебе, — тотчас же стала расправлять волосы, — нравится, как сидит платье?

— (Испуганно) Отлично. Просто прекрасно. Великолепно… Идеально…

Отведённое на беседу время, истончалось с каждой секундой, от чего желание повременить, представало треугольным камнем преткновения. Сомнения безусловно гложили, норовя сорвать и похерить последних лет достижений впустую. Чем больше тормозил разговор, тем сильнее суеты он привносил. Главное оставалось, как и прежде — только бы не спугнуть. Больше нет смысла ждать чуда. Оно, увы, так и не пришло.

Инициативы с его стороны поступало значительно меньше ожидаемого. Прежде, чем начать ковать свою судьбу, следует накрепко зацепить её в клещи. Никаких больше наводящих дилемм. Только конкретный вопрос и поставленный на него прямой ответ. Ощущение безысходности семимильными шагами двигает интерес вперёд. Врач запланировано спросила:

— Даже если так… — запрокинула за спину волосы. — Даже если нам… чудом всё удастся… Ты-ы-ы… готов? Ты готов пойти со мной? — встала. — Готов отправиться? Готов… бросить всё? А если вдруг… не получится, и мы застрянем на полпути чёрт знает где… Ты готов к таким последствиям? Ты… готов?

Слова прозвучали максимально серьёзным тоном, словно от ответа зависела чья-то жизнь.

— (Тяжело) Мне неважно куда, — поднялся. — Главное — быть рядом. С тобой.

Непреодолимое чувство, будто жизнь вокруг и вправду меняется, мелким ростком пробивалась изнутри, сквозь толщу асфальта, бетона и грязи. Обоим мгновенно полегчало. Откровения стоили того.

— (Радостно) Я так счастлива… — вплотную прижалась. — Правда.

Лазурный свет полностью озарил удивительный взгляду наряд, затмевая окружающую красоту парка. Мира взяла ладони и прикоснулась к своему лицу:

— (Любя) Почувствуй радость… Раздели её вместе со мной… Почувствуй, как я горю от счастья. Сгораю в твоих… руках…

Приятный жар от румянца, как будто маленький огонёчек в руках.

— (Любя) Кай, мы почти свободны. Почти. Осталось только… разорвать все нити, ведущие к нам…

Милые, еле примечательные ямочки, впадинки на лице, как никогда ещё не выглядели такими красивыми. Особенными. Он буквально готов был на всё. Кай хотел было отпустить уже руки, но Мира придержала всё-таки одну, поцеловав её в тыльную часть. Смущённо, но всё же сумел на акт любви ответить:

— И-и-и… как нам это… лучше сделать?

Как же не хотелось отпускать. Кончики пальцев веяли приятным холодком. Достаточно комфортным, чтобы в сотый раз остудить нервы. Несколько секунд вполне достаточно для короткой передышки. Когда надобность в нём чуточку спала, счастливица собралась с духом, подняв глаза.

— (Нервно) Осталась… самая важная часть… — глубоко вздохнула. — Только не перебивай меня сейчас… Это важно… Ну, в общем… Доверие… Не важно, куда мы убежим и где скроемся. Они… Они будут везде и всегда. «Они» будут искать нас и непременно найдут. Обязательно найдут и поэтому… Поэтому, ты должен непременно всё мне рассказать. Даже нет, не так… Ты — просто обязан. Всё самое странное, что ты видел за эти дни. Неделю. Месяц… Вообще неважно за какой период времени, лишь бы хоть… что-нибудь странное вспомнить… «Они» никогда не отстанут от нас. Никогда… «Они» вечно будут гоняться за нами, но-о-о… если ты вспомнишь хоть что-то, мы сумеем их запутать… Нам нужно выиграть время. Нам пригодится… любая информация для отхода. Подойдёт… вообще всё… Что угодно странное… Может… может ты видел… не знаю там, — помахала руками, — как… как за тобой следят или… (Взволнованно) новых, незнакомых ранее людей. Возможно, активность каких-то вещей стала… пугать тебя… Тут подойдёт, вообще что угодно. Вообще. Возможно… люди стали попадаться одни и те же. Появился привкус… дежавю… Кай, это очень важно. Очень! Если сейчас допустим во время планирования ошибку, считай всё. Это — конец! Наше путешествие закончится, не успев толком начаться!.. Возможно, «они» могли видеть нас вместе и раньше… Мне, правда, страшно подумать, что эти люди могут с тобой натворить. Я им не нужна, но вот ты… «Они» могут навредить тебе, похитить или даже… убить. Пожалуйста, Кай, — поправила чёлку, — подумай, как следует. Вспомни. Не спеши. Тебя никто не гонит, я… рядом. Я… рядом…

— (Испуганно) Кто эти, чёрт возьми «они»? Зачем я им нужен? С чего я им вообще сдался?!

— (Встревоженно) Я не знаю! Я, правда, не знаю! Я не знаю ни их мотивов, никто они. Даже их существование ставиться под вопросом, но… но… Просто… поверь мне… Эти люди — не дадут нам спокойно существовать… С того самого момента, как я поселилась здесь, в этом городе — я не чувствую себя защищённой. Ни здесь, ни где-либо ещё! (Опечаленно) Просто… вспомни хоть что-нибудь… Вспомни. Постарайся, — провела ладонью по щеке, — прошу…

Мира чуть ли не слезливо умоляла юношу вспомнить, от чего тот старался изо всех сил. Кое-что он всё-таки помнил. То, что хотелось бы навсегда забыть.

— (Напряжённо) Я помню, был… недавно один учитель… Вчера…

— (Импульсивно) Да-да, ты о нём говорил. Тот самый, который новый. И что с ним? Что? Он тебе, — резво стала перебирать руками, — что-то дал? Он угрожал тебе? Он… пытался тебя… увезти?

— Не-ет… Просто прошёл мимо… И всё… Странно в след… посмотрел…

— Ну, так это… (нервно) это ничего не говорит. Мы можем разбирать так по косточкам кого угодно. Целый месяц пройдёт, а мы ничего не достигнем. Нужно что-то… более очевидное… Внятное… Весомое… Которое… ну просто невозможно не заметить. Определённо, что-то подобное должно быть. (Жалостливо) Вспомни Кай. Ну, вспомни…

— (Воодушевлённо) Я вспомнил! — довольно щёлкнул пальцами. — Прямо до нашей встречи, произошёл один такой… странный случай… (Шёпотом) Блин…

Кай моментально упал в осадок, даже толком и не подумав.

— (Взволнованно) Какой именно? Что случилось? — сжала ладонь в руках.

— Я получил странное сообщение и-и-и…

В порыве слов буквы зажевало. Не хотение быстро говорить.

— (Испуганно) Что и?! Что?!

— Знаешь… (Растеряно) Я… я… — криво улыбнулся. — Я забыл… Бывает же такое… Дурья моя башка… Вылетело из головы.

— (Умоляюще) Пожалуйста, милый, постарайся вспомнить. Это крайне важно! Жизненно важно!! Прошу!!

Чары соблазна усилились троекратно. Крайне легко такой красоте уступить.

— Знаешь… (Судорожно) Мне немного… это, не по себе… Мы можем… на завтра отложить наш разговор? Ты на меня, — расслабил горловину рубашки, — немного это… давишь…

— (Удручённо) Ты опять от меня что-то скрываешь, верно? — разочарованно произнесла. — (Обидчиво) Ты так и не научился людям доверять… Чёрт с ними с людьми, но я-то в чём виновата? Я недостаточно хороша для тебя? Почему ты мне не доверяешь?! Не отводи взгляда, — нежно повернула лицо к себе. — После всего этого… (Истерично) Да я… да я душу тебе открыла, а ты смачно харкнул в неё! (Измождённо)…Ты мне не доверяешь… — всучила руки в бока, — прекрасно… Теперь я чествую себя полной дурой. Спасибо тебе.

Кай всей душой возненавидел себя и эту дурацкую записку. Лучше бы он никогда её не получал. Сжёг, разорвал сразу, лишь бы только не смотреть. Ему хотелось всем сердцем отдаться, но тупой, расчётливый на одиночество мозг, бил сирену по каждому удобному и не очень случаю. Сейчас он как никогда истерил. Хрупкое равновесие на корню подорвано. Хуже казалось, уже не могло быть.

Глубокий вдох попытался подавить эмоциональный всплеск. Развернулась. Спрятала лицо. Тихонечко всхлипнула и обратно вернулась в прежнюю оболочку. Ни единого намёка на боль и истерику. Снова обновлённая. Снова не похожая на саму себя.

— (Соблазнительно) Хорошо… Если ты так хочешь, тогда я сделаю это… по-взрослому… Давай, я немножечко тебе в этом… помогу…

Неожиданный толчок в грудь моментально сбил с ног. Мешок с костями тут же повалился спиной на бортик фонтана. Её тело мгновенно повисло над ним.

— (Болезненно) Знаешь, — покривился, — а это было довольно-таки… больно.

— (Соблазнительно) Ну, а как ты ещё хотел? Так все взрослые поступают. Сначала заманивают в свои сети, — пальчиками прошлась по груди, — а потом… бессовестно бьют ножом в самое сердце, — надавила на точку. — Ничего Кай, ничего. Тебе нечего стыдится. Так абсолютно все поступают. Теперь и ты в их числе… Единственное — извини, что так грубо получилось. Прости, — положила руку на вырез декольте. — Я просто не рассчитала сил. Я знаю прекрасный способ как всё уладить. Не переживай, — облизнулась, — тебе понравиться. Гарантирую…

Тесный приём рассчитан на то, чтобы жертва никуда не смогла деться. Своеобразный подход. Не противится и не злится, хотя и особого восторга не издаёт. Поцелуй должен взбодрить приутихший огонёк страсти, но вместо этого, наоборот разжигает ненависть к ласке. Она всячески пытается отторжение унять, то обнимая, то насильственно поглаживая его же руками свои ягодицы. Легче никому не становится. Ничего не помогает утрату унять. Как только дело касается чуть ниже пояса — парень тут же перехватывал юркие ручонки. Быстро цепляет и отталкивал от себя, как некий подопытный тренажёр. По очереди выворачивают друг другу руки, однако явного успеха, никто так и не может превозмочь.

Предел кипения достигает наивысшей точки. Попытка отпихнуть, в надежде для передышки, обернулась весьма предсказуемым провалом. Просто не хватило в нужный момент сил. Помацал её грудь и ладно. Миру это только завело. Сидя верхом, колени сдавливали рёбра, чуточку потирая ремень брюк нижнем бельём.

— (Ласково) Тебе что, — сделала парочку движений тазом, — не понравилось?

— (Устало) Не в этом дело…

В ход пошла выпячивающая вперёд грудь. Плавная посадка на пиджак и лёгкие трения. Как минимум движение дополнит и возбудит.

— (Эротично) Расслабься, — поднесла палец к его рту, — и не дёргайся. То, что ты сейчас увидишь, — немного привстала, — тебе очень понравится… Смотри, — ухватила за подбородок, — на меня…

Пластичные движения трения тела. Одни пальчики трутся возле груди, пока другие стараются отбить сопротивление. Настойчивый упрямиц противится, как может. Не брыкается как истеричный ребёнок, однако и как паинька себя не ведёт. Недовольно пыхтит и молча злится. Всё это ровным счётом длится до того момента, пока из кармана на половину не вылезает тот самый, ненавистный листок. Кай чуть ли за секунду не побледнел. Мира тотчас же это приметила. Несколько саму бумажку, а именно реакцию на конверт. В мгновение ока рука запихнула содержимое обратно, стараясь как можно быстрее от себя отвлечь. Парочка полностью поменялась ролями. Теперь, уже её рука резко соскользнула вниз. Он же в свою очередь аккуратно отвёл её к себе на живот. Вторая повторила то же самое и оказалась моментально сцеплена с другой. Всё предельно стало ясно. Обманывает гадёныш и врёт.

— (Надменно) Ах-х-х, так вот это что у нас… Оказывается, в этом вся твоя проблема, да? Всё дело в этом чёртовом конверте? — кивнула вниз. — Поэтому, ты ведёшь себя как дебил.

— (Чёрство) Нет, не поэтому… А за дебила, вообще-то обидно…

— Ох, — грустно вздохнула, — какая же я бестактная… Извини меня, ладно? — быстро поцеловала в губы. — Это должно немножко скрасить горечь обиды, хотя, я не плохой человек. Плохой у нас как раз ты. Ты же знаешь, что нехорошо людям врать в лицо. Особенно мне… (Заигрывающее) Ты всё ещё можешь исправить, — нежным голосом произнесла, — только покажи… Ну же, давай… Покажи…

— (Пугливо) Не могу… Это слишком… личное…

— Я так и знала, — радостно улыбнулась. — Очередная любовная переписка… М-м-м… Как же я обожаю их… — приятно вздохнула, — читать… Эти… нелепые попытки признаться друг другу… О боже… Я вспоминаю, свою личную, первую переписку. Какое волнение. Какой… стыд. Ты даже не представляешь, какого это писать первой, но ещё хуже потом ждать. Ждать ответа… (Медленно) Обожаю это нервное щекотание внутри сердца. Такое — никогда не забывается. Не переживай, — улыбнулась, — я знаток в подростковых делах. Просто не томи. Покажи…

— (Сквозь зубы) Я же говорю — личное…

— (Сомнительно) Да неужели… Что, реально от неё? — покосила бровь. — Лоя сама тебе написала? Первой? Да быть того не может, а хотя… (Заинтригованно) Не-е-е-т… Не-е-е-т… Может быть… ты ей написал, да? (С надеждой) Кай, просто… пойми. Я такой человек что… мы не должны скрывать друг от друга почти ничего, понимаешь? Понимаешь? Может… ты отпустишь мои руки, а то мне несколько… неудобно так сидеть… Ноги затекли. Чешется пятка… Почешешь её?

— Я отпущу, если ты перестанешь… кривляться.

— Ладно, я согласна. Отпускай.

Руки отпускать Кай не стал. Потужился и таки плавно скинул с себя, благо девушка под конец не сопротивлялась. Некогда ей. Она занята кое-чем другим. Её глаза в данный момент пылают скрытой ненавистью и обидой. Крайне плохое ощущение складывается касательно чужих рук. Держаться надо осторожно.

Испытывать на себе удачу — затея откровенно дрянная. Как только выполз, тут же отсел подальше, насколько позволила дистанция, и только потом отпустил. Постепенно. Без резких движений. Для начала одно запястье. Потом медленно второе. Бедняжка охотно легла на худой бочок. Она и близко не сопротивлялась, безвольной марионеткой лёжа на холодном граните. Чувство вины взыграло, как надо быть.

Постепенно боль подобралась к горлу. Начала душить. Чуть-чуть надавить на жалость и дело с концом.

Колени поджаты. Губы трясутся. Слёзы готовы пуститься навзрыд.

— (Нервно) Пожалуйста, — остановила его, — только не трогай меня сейчас, иначе я просто… рёвом взорвусь… Ну почему так… сложно с тобой? Ну правда. Я очень хочу, но я не могу… не могу тебе полностью доверять. Не могу. Не могу-у, — обняла колени, — но так… хочу… Меня испепеляет один лишь намёк и эта, — противно искривилась, — глупая ревность… Она буквально, изнутри убивает меня. Хуже этого ощущения нет. Ты мне солгал. Ты меня предал… — резко поднялась. — (Гневно) Если ты сейчас же не покажешь или не расскажешь в чём собственно дело, я просто… я не знаю, что сделаю с собой, слышишь? Я руки на себя наложу! — подставила ногти к обледеневшей шеи. — Прямо здесь! (Злостно) Убери свои нахальные ручонки, иначе шею насквозь проткну! Не веришь?! Нет?! (Слезливо) Ведь… Я же лучше, чем она. Лучше… (Обречённо) Ты думаешь, — опустила глаза, — я на такое не способна? А я могу… — тотчас же впилась в бледную кожу.

Не успела шея толком покраснеть, как обратно руки были сцеплены. Мира уткнулась в предоставленное плечо. Стало невыносимо грустно.

— (Устало) Расскажи мне всё как есть… Не мучай меня… Не издевайся…

— (Испуганно) Я.. я…

— (С надеждой) Пожалуйста. Ну, пожалуйста! — хрипло вскрикнула. — (Тихо) Пожалуйста… доверься мне и тогда… и тогда у нас всё получится. Обязательно. Без исключения и тогда… И тогда мы… Мы сможем покинуть этот злосчастный город… Только доверься. Прошу…

Мира ещё раз прикоснулась дрожащими пальчиками к его щеке.

— (Смущённо) Я не знаю… Я не могу… Всё так… быстро…

— Но минуту назад всё же было прекрасно! Просто чудесно… (Обидчиво) Своим нежеланием — ты… ты губишь нас обоих! — резко дёрнулась. — Кай, своим поступком, ты… ты… (Гневно) Что тебе ещё нужно от меня?! — злобно посмотрела в ответ. — Я и так вся твоя! Что за дебильные у тебя секреты?! К чему эти детские интриги?! Почему ты не можешь показать мне этот дурацкий конверт?.. Что, так тяжело рассказать мне всю правду?! Почему, какой-то… жалкий клочок бумаги, портит нам жизнь?! (Жалостливо) Я не могу больше… Не могу-у-у… — взвыла. — Ты делаешь меня жалкой маразматичкой… Я снова выгляжу… уродливой… И всё из-за тебя… (Яростно) Это ты во всём виноват! Как я тебя ненавижу! Ненавижу!!

Чешуйки платья окрасились в блекловато-жёлтый цвет. Кулачки начали злостно колотить. Кай, хоть и держал её руки, но тумаков получал предостаточно.

После нескольких секунд ярко выраженной агрессии мученица внезапно стала успокаивать себя. Давление с обеих сторон сводило с ума. Врач предельно жалостливо скорчила лицо от боли, и несколько одиноких слезинок, пустилось по щеке. Не поверить ей — попросту невозможно. Чувствовать себя паршивее больше некуда. Виновник почти отважился достать письмо.

— (Болезненно) Я не хотела вот так… Не хотела… Ты сам… Ты сам меня вынудил. Я сорвалась из-за тебя!! Из-за тебя! Я не такая, слышишь… не такая… Я обычно другая. Нормальная… Как все… Возможно, я и вышла слегка из себя, но это… из-за тебя! Все вы мужики сплошные сволочи… Я тебе доверилась, а ты… а ты… (Злобно) Я этого не заслужила… Я достойна гораздо большего. Я достойна нормальной, человеческой любви. Если не хочешь, можешь вообще не показывать его бумажку. Мне глубоко насрать… — тихонько провопила. — Все вы поганцы на одно лицо…

Настроение обратно взбесилось. Эмоциональный диапазон шкалит в разные стороны. Успокоится не удалось. Губы молчат. Демонстративно сомкнулись, после чего кисти выскользнули из хлипкого хвата рук. Фигура уместилась на половинке фонтана. Несколько коротких, резких движений. До боли одинокого пространства кругом. Прямо за её спиной, к лицу снова потянулись ручонки.

— (Слезливо) Эти… бесконечные упрёки со стороны коллег… Начальство жалуется… За что меня так ненавидят?.. Я же никому в жизни плохого не сделала. (Хрипло) Я защищалась. Я защищалась…

Хуже деформации личности, придумать ситуацию сложно. Обыграны все негативные спектры ранее приятных чувств. Единственным плюсом во всей этой ситуации — служило полное отсутствие людей, иначе бы всё выглядело совсем уж жутко. В глазах остальных, парню точно бы не досталась ни одна живая овация. Только неодобрительные голоса и агрессивные движения рук. Предельно стыдно.

Кай то и дело всё время оборачивался, лишь бы не накликать неведомую из кустов беду. В мыслях медленно координировался план побега. Одно он не учёл — Мира досконально знала его привычки. Как ищейка заранее чувствовала страх в попытках дать на попетую. Она вовремя подобрала момент и взахлёст зарыдала. Лучшего оружия придумать сложно.

— (Жалобно) Кай, — развернулась. — Только не уходи сейчас. Ты мне нужен, — протянула руку. — Очень нужен…

Интриганка буквально заставила, вынудила сжалиться над собой. Невольно подчинила себе. Настолько идеально, что обыденный простачок, просто подсел рядом. Стал успокаивать. Рывок на колени, трепетно вжимаясь в живот. Вот и всё. Половина дел сделана. Поскуднее чувства представить сложно. Слишком много неоднозначных сложностей за последний момент.

— (Жалобно) Ты, — вытерла слезу, — простишь меня за это недоразумение? Простишь? — подняла голову. — Я — никакая… Я, просто сейчас вся… на нервах… Извини меня. Я не сдержалась, — вытерла вторую. — Я не должна была срываться на тебе… Мне сейчас очень плохо. Очень. У меня отвратительное настроение… Прости меня за всё… Ну прости…

— (Испуганно) Да-да. Конечно…

— (Тихо) Спасибо, — всхлипнула. — Большое спасибо… Мы оба за сегодня изрядно натерпелись. Устали. Знаешь… — отпустила, — нам будет гораздо лучше, если мы пройдёмся немного, а то у меня всё тело затекло. (Воодушевлённо) Вот как мы поступим… Я же была у тебя дома, верно? Верно, а вот ты у меня как раз нет. Ты даже не представляешь, где я живу. Пойдем, — встала, — я покажу тебе свою квартиру. Посмотришь, как я живу.

Мира резво вскочила на ноги, отринув переживания и надежды.

–…Она, конечно, не такая прекрасная, да и считай в другом конце города, но в ней есть свой… определённый… шарм. Не то, чтобы твой особняк… но тоже пойдёт. По скромнее конечно, — протёрла лицо руками, — но пойдёт. Возможно, поменьше бы на фоне других квартир, однако ничем не хуже остальных домов. Даже наоборот, лучше. Сразу с порога присутствует некая такая… атмосфера уюта. Свободы… Не всегда, но частенько… бывает… Ну так, что скажешь, идём? — принудительно дернула за собой с места. — А потом, я покажу тебе… — повела за руку. — А ты разве дома не кушаешь?

— Нет.

— Вот и я заметила, что слишком уж у тебя на столах чисто, да и в комнатах в целом. Это не страшно. Отныне, я сама лично прослежу, чтобы ты у меня всегда был сыт. Давно это нужно было сделать. (Соблазнительно) Вот приедем ко мне… Покажу тебе свои навыки в кулинарии… — приятно вздохнула. — А-а-а… почему ты готовую пищу на дом тогда не закажешь, если тебе школьная… не нравится? В ней, конечно, ресторанных новшеств нет, за то хотя бы… выглядит цивильно, да и на вкус не абы какая. Кучу времени в готовке экономишь знаешь ли, особенно, если поблизости магазинов нет… Всё дело в цене, верно?

— Я… Я просто людям чужим… не доверяю… Особенно тем, кто хочет втереться в доверие и обокрасть. Выудить, — поднял голову, — прямо под носом…

— Нет, Кай, — улыбнулась, — ты немного не понимаешь. Это не так работает. Курьер доставляет посылку, а ты ему платишь. Он не пытается украсть у тебя деньги. Ему нужна лишь определённая сумма чека. Не больше и не меньше. Это ты уже сам решаешь, накинуть ему на «чай» или нет… Поверь, после моего ростбифа со спаржей — у тебя сразу же поднимется настроение. Гарантирую. Тебе очень… — облизнула нижнюю губу, — понравиться…

Парочка не так далеко прошлась по алее. В метрах 50 от фонтана они остановились возле чреды деревянных скамеечек и клумб. Людей пока не было.

— А знаешь… — задумалась, — чего нам идти, да идти. Дорога то длинная. Так мы и за часа… три не дойдём. Давай, я лучше вызову сюда такси… Ты не против? — полностью его осмотрела. — (Вдумчиво) И откуда ты появился сегодня такой? В ссадинах, — легонько прошлась рукой, — с распоротым рукавом… Пуговиц парочку не хватает… Опять, что ли подрался, да? (Возмущённо) Завтра, я точно на них жалобу напишу. А чего сразу томить — докладную. Ты только скажи, хотя я и так всех ваших уголовников по именам знаю. Не трудно будет по лицам догадаться, кто дебошир, а кто редкий мерзавец и подлец. Уж они-то у меня, — махнула кулачком, — стократно получат. Давно уже надо было проучить…

Разглаживая воротник, пальчики плавно подобрались к подбородку, а затем к краюшкам губ. Поцелуй сорвала очередная оплошность.

— Я не говорил тебе, что письмо от него.

— (Раздражённо) Кай, боже мой… Я думала, мы уже про это забыли.

— Не забыли. Я не забыл.

— (Раздражённо) Боже, да какая разница. Он или она. Я просто оговорилась. Я вся, если ты не заметил, до сих пор ещё на нервах. Меня из-за тебя всю… трясёт. Это твоя… бумажка, всё равно никакого значения не имеет. Я прекрасно поняла, что это закрытая тема для тебя. Всё, я смирилась. Я больше не хочу об этом говорить. Уж… как-нибудь со своей ревностью, думаю смирюсь. И не такое наплевательское отношение к себе терпела… Другое дело, — застегнула рубашку, — ты просто обязан довести меня до дома, как любой нормальный, здравомыслящий человек. Ты будущий мужчина, а хорошим манерам пока так и не научился. Не стоит отказывать даме в столь мелочной просьбе. Это даже за просьбу считать нельзя. Ты беспрекословно обязан отведать мой ужин, иначе, я очень серьёзно рассержусь на тебя. Кай, запомни — женщин лучше не злить. Только на себя накликаешь лишней беды. Пойдём.

— Просто… — остановил её. — Почему именно этот жалкий конверт? Почему ты к нему так жадно прицепилась?

— (Сипло) Ты что меня, не слышал? У меня даже голос сел. Я не могу на тебя больше орать и не хочу… Кай, — откашлялась, — это всё мелочи…

— (Взволнованно) Нет, — убрал её руку, — это ни хрена не мелочи. Это важно… Могло же быть что угодно. Карточка, брелок, визитка, ручка. Открытка…

— (Недовольно) Кай, не считай меня за дуру, хорошо? Ты сейчас специально докапываешься к мелочам, чтобы меня лишний раз позлить. Я видела, как у тебя из кармана торчит письмо, свёрток… или там… конверт… Дурацкая какая-нибудь… открытка? Да какая… разница вообще? Это что угодно бумажное. Это не может быть обычная побрякушка, иначе бы ты тысячу раз показал её мне, разве что внутри… ты не прячешь унцию запрещённого порошка… Ты же не занимаешься ничем таким… криминальным, — скептически сузила глаза, — верно? А то знаешь ли, всё очень… правдоподобно на это смахивает. Будь я чуточку черствее, я бы насильственно потребовала опустошить твои карманы, но благо, я не такая. Я нормальная. Я людям — доверяю. Не то, что ты…

Кай немного отошёл от неё и демонстративно залез в карман. Вынул белый конверт и потряс. Так же быстро он обратно исчез в штанине.

— Ладно, убедил, но знаешь — мне от этого стало даже… интереснее. Что же ты такого там… прячешь важного внутри, хм? Кстати, — щёлкнула пальцами, — тебе со мной в этом плане просто… дико повезло. Я эксперт в любовных делах подростков. Я столько подобных записок начиталась, что могу найти выход из любой запутанной ситуации. Если не хочешь показывать, так расскажи, хотя по подчерку, я могу много чего об авторе рассказать. Наклон письма. Завитушки. Постановка строк. В разы больше, чем ты можешь себе предположить… Странно, конечно, что ты ведёшь себя так глупо, но, пока что, я списываю это в силу твоего возраста. Как только, немного окрепнешь, сразу же поймёшь, какой был раньше… дурачок. Вот… — задумалась, — чего она тебе такого… экстравагантного написала, что ты так… яро скрываешь эту бумажку от меня? Боишься оказаться глупым? (Искренне) Но это же я… Я тебе во всём разобраться помогу. Только, — протянула руку, — покажи…

— А может… это вовсе и не любовное письмо…

— Ну да, конечно… — усмехнулась. — Разве, любовное письмо может быть без конверта? Разве, кто-то додумается всучить просто одну голую бумажку? Я бы на такое точно никогда в жизни не пошла. На пустом месте так опростоволоситься. Я бы сделала всё очень красиво, цивильно и презентабельно. Чтобы ни на грамм не было стыдно. Так поступают, разве что глупые подростки в попытке издёвки друг над другом, коряво вырвав страницу из тетрадки. Нормальные чувства — всегда облагорожены как минимум в достойный конверт, хотя, в последнее время они выражаются гораздо скупее и беднее в эмоциях. Достаточно парочку коротких, невзрачных, нелепо оброненных слов. (Сомнительно) Я что, по-твоему, не права?

Он ничего не ответил, тупо смотря в одну точку на её лице.

— Значит, это и правда не любовное письмо… Тогда что? Что же тебе в нём… такого… хитрого написали? Зачем ты так тщательно… скрываешь его от меня? Наверное… Определённо, что-нибудь… плохое, гадкое… Про меня… (Ненавистно) Мерзкое, грязное, порочное, лишь бы дискредитировать и унизить человека в глазах остальных… Знаю я эти письма. Посылочки… Сообщения… «Дорогая, это ничего не значит», а потом этот урод увиливает к очередной суке… Опять на меня грязного белья накопали. Ну, ничего, — вздохнула. — Как-нибудь переживём.

— (Настойчиво) Мы в каком веке живём, чтобы люди друг другу бумажные письма писали, а?

— Кай, вот ты сейчас говоришь совершенно надуманную глупость. То, чего ты не видел, не означает, что этого попросту не существует. Письмо развивает моторику мозга. Улучшает мышление. Да таких записок у меня — целый стол под завязку забит. Приходят ко мне, жалуются, а я как брачный консультант, должна решать подростковые проблемы…

— Так вы и должны их решать… Вот только дело совершенно в другом…

— Тогда в чём же? Объясни мне, наконец, раз и навсегда! Что не так?! Что?! — вскинула вверх руки. — Что с тобой вечно не то происходит?!

Кай молча развернулся и направился по другой развилке вглубь парка.

— Ты уходишь, да? Жаль от тебя подобное слышать…

Спокойным, немного расстроенным голосом произнесла.

Не успел мальчик отреагировать и повернуть головы, как его же рука оказалась в цепком захвате за спиной. На расстоянии не больше шага, Мира не спешила отпускать. Резко надавила на запястье, словно волк, вцепившийся зубами в плоть.

— (Истерично) Я-я-я.. не понимаю, что делаю! Не понимаю… (Тихо) Просто отдай его мне. Прошу, отдай… Без лишних слов, пока не сделала ещё больше. Ещё больнее. Мне крайне не хочется, но прошу, не заставляй меня… не за заставляй…

Голос сильно дрожал. Сцена постепенно насыщалась эмоциями.

Бездействие — крайне глупая затея. На его молчаливые стоны потихоньку сдавливаются пальцы к синим венам на руке. Параллельно хрустят суставы. Муки скалируются от терпимых до жути невыносимых. Всё ниже и ниже, пока в самом конце, не ставят на колени.

— (Тихо) У меня нет больше выбора… Я не могу больше… терпеть.

Руку завернули с треском костей. Крик в ушах стоял до боли противный.

— (Тихо) Тише мой милый, тише… Это простой вывих. Дико болючий, но не смертельный. Проверну ещё раз, — чуточку надавила, — придётся потом сращивать кости… Буду приходить к тебе в больничку. Навещать. Возможно, тогда ты меня и полюбишь… (Нервно) Ну почему ты такой упёртый, а?! Ты же делаешь нам обоим… больно!! Перестань, прошу, перестань сопротивляться мне, иначе…

Руки сильнее затряслись. Голос не вселял той самой, чудотворной надежды.

— (Тяжело вздыхая) Хорошо… — слезливо произнёс Кай. — Хорошо, только отпусти, отпусти! Больно, больно!! (Плача) Мама-а-а… Мамочка моя-я-я…

Мира прекратила сдавливать, но руку так и не отпустила.

— (Плача) Вот, вот… — медленно достал из кармана, — держи-и-и…

Согнутый конверт отлетел на несколько метров вперёд.

— Дурак ты.

Резкий толчок каблука в затылок, вправил голову в твёрдую землю газона. Нет смысла издеваться и верещать. Живо бросилась в сторону конверта. Самый резвый скачок на памяти. Если что-то не получится, сумеет обратно его догнать.

Несколько быстротечных секунд и листовка оказалась в женских руках. Девушка на бегу подобрала бумажку, смяв парочку цветов на клумбе. Тут же её развернула, практически ногтями разорвав. Каков эффект, когда нужного письма внутри нет. Второго дна тоже нет. Не настолько выбился человек из сил, чтобы очевидного не замечать. Пустой конверт. Изумление, молниеносно перерастает в апатию, нехотя наблюдая финал истории. Цвет исконно вернулся к белому.

Кай жевал смятый, злополучный клочок бумаги, валяясь на траве. Стоило ей едва ли шевельнуться — как тут же за один присест всё и проглотил. Гримаса застыла в недоумении. Ни одна положительная эмоция не проявилась на лице.

Ещё один приток ссадин на щеке и лбу, смотрелся не так удручающе плохо на общем фоне испачканного носа. Земля, трава, песок. Густая кровь. Неказисто в сравнении с безмятежностью природы. Тут аналогия ближе с водой. Не из фонта, а из краника, который не успели плотно закрыть. Плещутся остаточные струйки. Крохотные. Тонюсенькие. Несколько капель успело сорваться с подбородка на воротник. Разбитая губа. Слабые кровоподтёки на скулах чуть ближе к вискам. Краснющий глаз. Всё это многообразие — не самым приятным образом отражается на парнишке. Кай еле-еле дышит ртом, сплёвывая одновременно кровь, слюну и грязь вместе с песком. Голова трещит. Мутит. Коробит. Пытается встать.

Вывернутая рука нескончаемо болит. Стоило слегка её задеть при подъёме — тут же валится на спину. Нервы бесят и дубасят от души. Несуразная пытка бьёт ключом, не давая и шанса на призрачный успех. Беспощадная. Отвратительная. Нескончаемые муки, выбивают из-под ног последнюю почву, но он не кричит. Предельно тихо постанывает, испуская остатки слезы. Левый глаз суетливо набух, с трудом открываясь хотя бы наполовину. Не это его волнует в данный момент.

Стимул агонии заставляет потихоньку двигаться и бесконечно вставать. Пытаться по крайне мере. Трясёт, покачивает, лихорадит. Голова кружится. Ноет, а ноги как не свои, подводят в самый ненужный момент. В бессчётном количестве попыток одна заменяет другую. Пытается преодолеть. Сперва на одно колено. Потом судорожно на второе. Затем происходит сбой. Дублируется лишь боль. С попытки 20-й, мелкими шажками на четвереньках, удаётся притиснуться к скамье. Даже с опорой подняться — слишком не выполнимая вещь. Бардак в голове.

Скрюченный. Сутулый. Понурый. Раз за разом преодолевает высоту. Злится и пыхтит. Рёвом заглатывает слёзы. Мир потихоньку перестаёт шататься в глазах, и только тогда, ему удаётся кое-как встать. Не без помощи всё той же скамейки. Даже стоя, гарантий на избавление практически нет. Сознание мутит. Свет давит. Череп давит. Пальцы в конечном счёте, давят на больные глаза. Хочется сблевать. Секунду погодя, опорожняется кишечник. Едкая смесь слюны и желудочный сок. Конечности, ещё сильнее дрожат. Тело дрожит. Бедное сердце в порыве трепещет, не желая окончательно загнуться. Стимул постепенно потухает. Земля высасывает последние остатки сил.

На этом могло всё закончиться, но нет. Вместо всех положительных эмоций, осталась ледяная злость. Именно она его подпитывала. Лёгкий холодок в области поясницы, заставляет шевелиться мозг. Двигаться и бежать. Третьего не дано.

Шаг в сторону знаменуется резким падением и таким же резким подъёмом ввысь. Ноги заплетаются, спотыкаются, однако каждый раз ставят фигурку на новое место. Чуточку вперёд. Боль никуда не делась. Она до сих пор его грызёт.

Маленькая клумба постепенно остаётся позади после чреды неудач. Лучше движения не стали. Наоборот, стало только хуже. Затыки участились в костылях. Кай устал вечно падать и без конца вставать. Боль снова начала преобладать.

Решение возникло самой собой, после очередной, неудачной попытки. Вместо бордюра, лбом врезался в фонарь. Зацепился рукой за столб. В соседней мусорке ногой застрял. Следующая изгородь, не уронила, а наоборот, помогла. На подлёте к следующей лавочке картинка окончательно сложилась. Зигзагом стал ковылять. От одной ограды к другой. От поручня скамейки. В ход пошло самое непритязательное, что встречалось на глазах. Статуи. Объекты. Деревья и кусты. В общем, всё то, от чего можно плясать. Главное — идти. Оставаться на ногах.

Шаг за шагом и каждый последующий, становился чуть более уверенным, лишь бы не упасть и скорее сбежать. Чем дальше бедолага отдалялся, тем больше возвращалось сил. Ошибочная вера в себя, не один раз опрокидывала на колени. На каждую потугу, изнуряющая боль — лишь разжигала нервы. От насыщенной злости, быстрее прежнего вставал. Временные хлопоты перерастали из шага, в плавно нарастающий бег. Неразборчивые со спины отголоски, становились всё менее заметны. Суетливым эхом доносились бесполезные слова.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я