Подлежит удалению

Евгений Леган, 2023

Данная история повествует о боли, степени риска и ответственности. Здесь нет героев, как и откровенно плохих людей. Сломаться или побороть. Обидеться или простить. Проблемы человека не меняются, но становятся сложнее в ограничении привычных вещей. Начало пути неизменчивых тем.

Глава 3. Прощание

— (Устало) Прекрасно… — прикрыл ладонью глаза. — Снова белый потолок…

Опять клиника… Я сразу же это осознал, как только луч люминесцентных ламп просочился свозь сон. Свет над койкой не так ярок, однако этого оказалось предостаточно, чтобы в итоге проснутся.

Палата как обычно пустовала. Самая примитивная в своих начинаниях и габаритах. Крохотная комнатка без особых излишеств. Как раз на одну персону. Скучная, монотонная. Однотипная. Негде койке толком развернутся. Едва ли не впритык со стеной рядом стоит. Нет ничего лишнего. Даже самой задрипанной занавески и то нет. Маленькая тумбочка рядом с кроватью и кондиционер над головой. Вот в принципе и всё. Излишки на этом и заканчиваются, за то тихо как у себя дома, разве что обстановка напрягает. Слишком уж много… белого…

По-моему, так уже нигде интерьеры не делают. Сразу чувствуется старый подход. Максимальная стерильность в разрыве с домашним комфортом. Сразу понимаешь, где ты очутился. Нет обмана ожиданий. На глаза с непривычки белизна давит, правда и к ней быстро привыкаешь. Все минусы перекрывает один единственный плюс — кровать. Мягчайший матрас, в котором хочется утонуть. Это не заводской контрафакт тридцатилетней давности, который колит в боку. Нет. Это свежайший материал, на котором по ощущению, никто раньше не лежал. Я первый удостоился этой почести, за то всё остальное смежное — не дико радует. Кровать больше похожа не передвижной пункт. Всюду нагромождение панелей и датчиков. Явно бортовой компьютер изредка шумит под головой. Плюс ко всему провода, прицепленные ко мне. Беззвучный писк техники, изредка проносится в моей голове. Гораздо больше смущает общее затишье вокруг. Я честно думал, что после сна, вокруг соберётся целая толпа, но нет. Никого рядом не было. Только включённый над головой свет.

Делать после пробуждения особо то и нечего, поэтому я спокойно лежу. Мысли спросони, с трудом собираются в единое целое. Поднапрячь свои мозги и вспомнить, очень тяжело. Вспомнить, что именно было до всего этого… «Как попал сюда?», «Как давно здесь лежу?» и что самое главное: «Сколько ещё осталось?». С переменным трудом некоторые крупицы памяти, собрать всё же удаётся, чтобы ровно через секунду обратно забыть. Вот она, какая… Околесица.

Напрягаюсь. Стараюсь ухватиться за невзрачную в плане мысли деталь. За самую мелочь буквально, и тут же начинает болеть голова. Как непонятный гул, наглухо замурованный в ушах. Унять боль в таком случае, редко получается. Практически никогда. Приходится прятаться в самых недрах подушки. Только время способно её заглушить. Весь остальной отрезок да. Приходится мучаться. Чуда как такового просто нет. Корчусь, как и подобает театральному мученику. Чересчур жалостливо и наигранно. Любая другая ситуация с лихвой бы окупила затраченные муки. Здесь же пока жаловаться не кому. Просто сквозь зубы терпел.

C трудом удаётся концентрироваться хоть на чём-то. Ничего не помогает. Даже окно. Скользкое отражение искажает привычный для взгляда мир… Всё начиналось с одного человека… Он посеял зерно сомнения. Он так же и погубил.

Если не ошибаюсь, появился он не так давно, что несомненно, моментально вызвал интерес у публики. Из ниоткуда взявшийся паренёк… Даже не паренёк. Скорее молодой мужчина. Я вообще удивляюсь тому, насколько остро реагируют на ситуацию люди разных полов. Женская половина искрит надеждами. Свежая кровь. Мужская часть из прошлой двойки, стремиться дать в бровь. Знакомство со всей учебной коллегией — я считаю ключевым моментом. Уже тут большинство планов рушится. Симпатия определятся. Кто свой, а кто чужой. Зажатость быстро спадает с молодых дам, лишь бы с них поскорее стащили трусики. Грех упустить такой момент… Мои прогнозы неутешительны. Перетрахал… половину учителей.

Всего пару раз нам удалось свидеться, однако увиденный образ, отчётливо отложился в голове… Приятное лицо. Специфическая внешность. Очень странная личность, которая за мгновение, просто… обаяла всех. Очень стремительно. Очень быстро. Прям такой… хороший до жути. Чересчур ухоженный на вид… Свои манеры подыгрывать почти всем, всегда ставил на первый план, вылизывая начисто чуть ли не каждому жопу. Внутрь засовывал язык. Очень просто в таком положении заработать внимание. Кругом по факту одно бабьё. Подкаблучник, да ещё красивый, в любые времена на вес золота. С первых же секунд этот человек… не понравился мне. Слишком благородная подлиза. Слишком на лицо старания помочь. От этого он вдвойне меня… бесил.

Такой простой, приземлённый, что кажется, будто свой. Ничем по факту не примечательный кроме… нестандартной внешности. Поведения. Одежды… Ну и слов… В общем, в нём есть всё самое нужное, чтобы попасть в дамское сердечко. Обыденный речитатив угодить каждому, звучит как мёд для ушей. В общем, то, что нужно. Наплести красивых словечек. Использовать по максимуму. Подарить надежду и, в конечном счёте — удрать. Не получится разделить торт на двадцать с лишним половинок. Кто-то, да останется голодать…

Раньше, в моём детском понимании не укладывалось, что черты парней… могут быть более… женственными. Ухоженными. Всё ещё мужские пропорции, но более… утончённые что ли… Единственная, мужская персона среди женского коллектива. Трудовик и физрук не считаются. Они всегда стояли по особку от большинства всех. Мужество и напор. Брань и запах алкоголя. Несбывшиеся мечты и хрупкая надежда урвать последний кусок чёрствого пирога. Перспектив куда-то двигаться, как таковых нет. Каждый добивает свой срок насколько хватает нервов и сил. На их фоне — он попросту сливается с дамским персоналом. Для большего погружения в образ не хватало разве что… чуть подлиннее парика.

Ненормальный человек обозвал бы его нехорошим словом. Нормальный же заприметил определённо чувство… стиля. Меня же он скорее, просто… бесил.

Реально, чего у него не отнять, так это голос. Наряди хоть в бомжа и нацепи сверху горб — мягкий тембр дело спасёт. Фальшь образа сразу сводит усилия запятнать внешность на нет. Ну не может неухоженный человек иметь образцовое произношение. Хочешь, не хочешь, а надо признать. Приятная и завораживающая подача речи. Дикция подхалима. Простой разговор о всяких мелочах плавно перетекает в расположение. В сочувствие. Сострадание. Одной наживки на косяк рыб не хватит никогда…

Не знаю, хорошо или нет, однако, мне так и не удалось прочувствовать на себе его магию. Одно знаю точно. Причина столь ясного провала кроется в других усилиях, возложенных на противоположный пол. Со стороны — всё кристально ясно. Любое начинание из мимолётных встреч плавно перетекает в обожание. Без особого труда заводятся новые знакомства. Из одной, в другую постель без конца кочует. Это, я ещё не упомянул о девочках… Наши то пубертатные, текут от него сильнее всего. Уж не знаю, насколько соблазн велик, но вроде как… держится. Не уволили за первую неделю ещё. Было бы странным, если бы ситуация сложилась ровно наоборот.

Первое время, он вскользь напоминал мне одного, ране судимого педагога, который пользовался доверием ребятишек. Репутация то же почти безупречная, но обжёгся на чрезмерной к детям любви. Этот же скорее… мерзкий тип, которого ни в чём невозможно оболгать. Не в чем банально за короткий период времени упрекнуть… Люто бесит и вымораживает. Его эти странные… вечно позитивные выходки — никогда не сползали с подбородка. Вот никогда. Я вообще не слышал, чтобы хотя бы разок на физиономии проступала угрюмость. Такой… весёлый… Забавный такой, будто каждый день без умолку торчит на спидах… Вечно хочет угодить. Понравится абсолютно всем… Помочь. Мне даже… жалко стало, что я не познакомился с ним в нужный момент. Как знать, где бы очутился сейчас… В общем, как говорится, не суть…

У меня… бывает такое редко, но, когда случается — я чувствую резонанс. Когда кругом повсюду лживые ублюдки, доброта воспринимается как очередной подвох. Даже Мира при всей своей недосказанности и шармом, выглядела как по мне, совершенно обычным человеком со своими бзиками и скелетами в шкафах. Этот же нарочитый спаситель, смотрелся откровенно наигранно и убого. Такое чувство, данный индивид помогал не из-за человеческой жалости или острой нужды в нём, а скорее… для собственного, единичного блага подминая под себя общественный интерес… Я всё понимаю. Каждый по-разному извлекает выгоду и удовольствие, но я жуть как ненавижу, когда врут в лицо. А он врёт. Ещё как врёт.

Это, конечно, довольно сложно, по одним только словам схожего человека судить. Просто нужно как следует… всмотреться, а лучше и вовсе целый день за повадками проследить. Тут то и вскрывается наигранная лесть и обман. Кто более прозорливый, расколет данного субъекта как орех… Увы, данной целью никто и близко не задавался. Даже такой отщепенец, как… я.

Если взять за ориентир первичный интерес — внешность, то тут внимание к собственной персоне, с лихвой окупает себя. Это ровным счётом безупречное лицо с постера. Настолько противоестественное и… милое, что просто… жуть. Зубы — белые, цвета туалетного бочка. Когда я вижу его улыбку, меня аж всего коробит. Волосы всегда чистые, гладкие. Блестящие. Гелем прилизанные. К тому же паскуда, как назло — вылитый блондин. Не такой яркий, как Мирины волосы. Скорее блеклый, с примесью бабьего лоска на губах. Всегда начисто выбрит, хотя и щетины как таковой нет. По крайней мере, не примечено за ним. Я вот просто… не верю… Ну не верю я, что такой человек не без корыстной цели, так нагло в открытую, извивается перед всеми людьми. Либо добросердечный дурачок, либо профессиональный манипулятор. Правда кроется, как всегда где-то посередине, но только не в его случае. Он тот ещё мерзавец, просто нужно более… детально его рассмотреть. Он нарочито улыбается в глаза… Слишком частая улыбка бесит.

Прятаться у всех на публике — всегда у него прекрасно получалось… Чем чаще молодой человек мелькал повсюду, тем яростнее раздражал каждым своим появлением. Надо отметить, не только меня. Хоть в чём-то, мы с Мирой были когда-то согласны. Естественно, эта ситуация — тоже её бесила. Появился своего рода соперник, хоть и на другой стороне. В плане кражи оваций — тут она точно проигрывала. Можно начинать точить зуб.

Разного рода «выходки» лишь подогревали к нему интерес, а его тупой, наигранный выпендрёж, отлично был завуалирован под предлогом интеллектуала и собственника чужой судьбы… Вспоминать не то, что противно… Тошно, одним словом. В общем, новый типаж народного вселюбимца — раздражал как никто и никогда раньше, удачно соблюдая все пункты… Мелодично попадая во все ноты. На этом хвалёные оды закончились. Пора бы уже подбросить… говнеца…

Не могу вспомнить точно, почему в прошлый раз, полез от него на крышу… Видимо, настолько сильно он меня… задрал. Иногда по этому поводу, возникают разного рода мимолётные обрывки. Коротенькие мысли. Настолько ничтожные, что нет особого смысла их упоминать. Они вызваны моей злобой, поэтому ничего дельного за собой не несут. Чистая ненависть, да и только. Единичные проблески и ни с чем не связанные факты. Ничего в итоге дельного. Один пустой звон… Когда это действительно нужно, я не могу вспомнить вполне обычные, вчерашние вещи, но не сегодня. Сегодня, во мне действительно сияет проблеск… ума.

— (Шёпотом) Значит, так…

Подушка вминалась от того, с каким усердием я вжимался в неё и колотил.

Ветер… Я точно помню, насколько стало холодно. Очень… мёрзло, чего в принципе не бывает, но изредка вполне возможно… Буйный… Порывистый… что очень… несвойственно для нашей, замкнутой природы… Очень… странно всё… Возможно некоторые неполадки. Самый обычный сбой. Вместо лёгкого орошения зелени — маленькая, ветряная воронка, гоняет пыль и прочий мелкий хлам на крыше… И сырость… Да, сырость, которая заполняет лёгкие. Буквально внутри облепливает собой стенки сосудов, не давая нормально дышать… Я вспоминаю каждый вдох… Каждый последующий даётся больнее предыдущего… Он… моментально становится очень тягучим… Густым… Насыщенным… Тяжёлым… Перед тем, как всему навсегда испарится, я чувствую крохотные капли дрожащей влаги на лице… и всё… Все остальные детали и обрывки памяти, пошли к чёрту. Всё очень… смутно, как будто во сне. Даже после пробуждения общая картина ни капли… не меняется… Увы.

Белая комната настораживает похлеще промокшей крыши, так что стоит отдать ей долг. Было в ней нечто такое… знаете… что мне крайне не нравилось… Спокойствие. Надуманное. Напыщенное спокойствие. Крайне ложное и дико обманчивое, особенно когда от оповещения врача, зависит твоя судьба. Немного утрировано, за то в некоторых случаях действительно жизненно. Получать в самый неподходящий момент плохие новости… Не бывает таких моментов, где бы дурная весть имела место быть. Негатив, он та то и существует, чтобы от приторности розовых очков отрезвлять… Помимо спокойствия, больше ничего особо не удручает. Есть там по мелочи разного рода придирки, но это не больше предпочтений моей вкусовой бедности. Меня же напрягал только цвет…

Дальше я вспоминать не хочу… Даже если бы и хотел — это не принесёт мне никакого удовольствия. Сплошное разочарование, да и только… Я запомнил разве что само… ощущение, словно гремучей палкой получил по башке. И не только по башке. Боль прошлась по всему телу. От грудной клетки до кончиков пальцев ног… Искать ответы можно, но всё равно толку ноль. Они утеряны безвозвратно, а очередной их поиск приводит лишь к горечи и пакостному послевкусию. Чем больше углубляюсь в своё прошлое, основательно, с головой, тем меньше хочется вспоминать. Кому лично в кайф, в сотый раз перебирать горестные фрагменты из жизни? Уж точно не мне. Я в достатке ими нахлебался. Меня эти перипетии — окончательно заебали. И ладно бы это были… кристально ясные мысли… Нет. Это чистый по факту сумбур, слепленный из множества осколков. Их невозможно нормально воспроизвести. Я могу только… бесконечно перефразировать и.. лгать.

Память довольно… странный сюрприз. Буквально из ничего положение вещей, может стать на капельку ясным… Самое первое, что приходит в голову — переломы и ранения. Больные суставы. Люди просто так в больницы не попадают. Всегда есть причина. Если не внешняя, так определённо что-то найдётся внутри.

Ничего из перечисленного выше на первый взгляд, точно не было. Только кожа по-прежнему мертвецки бледна даже на свет. Внутри хоть и чувствовалась давно привычная боль, однако снаружи — всё выглядело хирургически чисто. Без очевидного вмешательства медицины. Ни шва, ни замотанного бинта. И близко нет прижжённой лазером ранки. Всему есть причина, вот только причины лежать в больнице не было или просто оставалось её… ещё где-то найти.

Во всём этом практически не было никакой правды. Если даже она там и была — мне бы в жизни никто не поверил. Да я… и сам бы себе не поверил. Смысл ставить под удар мою сомнительную теорию, если подтверждений случившемуся никаких нет. Всё больше эта ситуация напоминает мне хаос блеклых теорий после очередного, дурацкого сна. То тут, то там, попутно всплывают мелкие детали, но опять же — они играют бестолковую роль. Выбитая насквозь дверь и помятый огнетушитель… В это ещё… хоть как-то можно поверить, но торнадо над головой? Свинцовые тучи? Серьёзно? В Ласко? Резкие искры и ослепительный свет? Всё больше фактов меня убеждают, что это очередной, бестолковый сон лести. Грань истончается с каждым разом всё хлеще. Какой только ерунды не снилось… Бред…

* * *

Лежалось в палате скучновато, но стоило подумать о ком-то, как внезапно раздался скрип. Притвориться спящим, банально не успел. Слишком резко произошло вторжение. Какое-то время удавалось лежать тихо без движений, пока вплотную не подошёл знакомый человек. Я сразу же это по цокоту каблучков понял. Он не стал долго молчать и тихо произнёс:

— (Виновато) Кай, привет… Я знаю, что ты не спишь. Я уже к тебе сегодня заходила, — выключила свет. — Будь добр, открой глаза. Поприветствуй меня хотя бы… взглядом…

Подавленный голос звучал ровно так, как и должно быть. Давил на жалость, взывая к себе сострадание и горечь.

— (Тихо) Как… как у тебя дела? Как самочувствие? Кай, я серьёзно. Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Не игнорируй… Прошу, поговори со мной. Мне очень это надо…

Мира стояла у меня над душой, словно выманивая внимание, а следом и прощение. Нехотя, но всё же пришлось выслушать и проснуться.

— (Виновато) Мне так… неловко, что между нами произошло, но-о-о… это сейчас не имеет никакого значения. Давай лучше поговорим о твоём здоровье. Ты помнишь, что с тобой… недавно случилось? — робко договорив, села на край постели. — Не хочешь говорить? Всё ещё злишься? Да? Понимаю… Одних только слов здесь недостаточно, чтобы искупить свою вину, но…

— (Отречённо) Этот трюк со мной больше не пройдёт… — отвернул голову. — Даже не пытайся.

— (Проникновенно) Но мне действительно искренне жаль. Жаль, что всё так… пагубно вышло… Ты только скажи, скажи, что мне сделать для тебя? Я сделаю всё что угодно, лишь бы ты, в конечном счёте… простил меня…

Её продрогшие пальчики зашагали в мою сторону.

–…Ничего. Ничего не нужно…

— (Радостно) Так я-я-я… прощена?

— Нет, — остановил кисть в области живота.

— (Печально) Может быть, ты ещё хотя бы… минутку подумаешь? Разве я не заслуживаю второго шанса? Не губи меня… Дай мне возможность исправиться.

— Нет. Я сказал нет. Нет — значит, нет. И лучше бы тебе уйти… Вам уйти.

— Ладно, как скажешь, (настойчиво) но уходить я пока никуда не собираюсь. Как твой всё ещё лечащий врач, я просто обязана в трудную минуту быть рядом с тобой, хочешь ты того или нет. Кай, ответь мне, пожалуйста, прямо. Ты помнишь, что с тобой… произошло? (Неохотно) Н-несколько дней назад?

— Нет… Постойте-ка… — повернул к ней голову. — Сколько дней назад?

— Пять дней назад. Сегодня… шестой если быть точным. Я бы и вчера к тебе зашла, но ты пришёл в себя более-менее только сегодня. Мне позвонили, вот я собственно (медленно) и здесь… С двух часов периодически тебя навещаю… Хорошо, что ты проснулся. Нам… правда нужно о многом… поговорить…

— Ясно, — безэмоционально отреагировал. — И что со мной случилось?

— (Виновато) Ну-у-у… Сперва мы тебя очень долго искали. Очень долго… Всему виной эта паника. Кругом испуганные дети. Мы их буквально вылавливали по всей округе, представляешь? Так страшно, мне никогда ещё раньше не было. Вот помню, как в детстве…

— Ближе к сути, — хладнокровно перебил.

— Да… Пожалуй, ты прав… (Задумалась) Никаких в принципе… страшных вещей не было, хотя, с какой стороны смотреть… Всё так… внезапно закончилось. Я не знаю, как тебе нормально объяснить… Ладно, — вздохнула, — скажу прямо… Землетрясение. (Испугано) Ты только главное не пугайся, — осторожно навела на меня руки. — С нами всё хорошо. Это просто были небольшие толчки. Мы и сами не меньше тебя обескуражены. Именно поэтому, мы так плохо среагировали. (Умеренно) Для нас такое ЧП — вообще впервые. Никто не застрахован от паники. Вот и разбежалась детвора куда не попадя… С перепугу. Не видели раньше ничего подобного. Даже по телевизору… (Стыдливо) Я не могу вас всех обвинять в неосторожности. В этом — и наша доля вины. Недосмотрели. Недоглядели. Увы, — грустно пожала плечами. — Этот маленький хаос… дико перепугал не на шутку… Мы сразу же начали общий пересчёт, как только вывели ребят наружу. Оказалось, больше десятка потерянных детей. Среди них был и ты… (Облегчённо) Хорошо, что мы тебя нашли. (Заботливо, дрожащим голосом) Ты главное не переживай… С тобой всё будет… хорошо. Всего-то там пару царапин и… крохотный ушиб, — сглотнула, вытерев слезинку. — Подумаешь, упал в обморок, — помахала себе в лицо ладошками. — (Свободно) Ну ничего… Со всеми бывает. Полежишь ещё немного, и всё пройдёт.

— (Скептически) И это… всё? — отклонил её руку в сторону.

— Ты все ещё сердишься на меня, но пойми…

— (Недовольно) Это, всё? — переложил голову на другую часть подушки.

— (Разочарованно) Да… Не переживай за остальных и береги себя. Мы с тобой ещё позже поговорим. Скоро придёт доктор… Не груби ему, пожалуйста, как мне, хорошо? Выздоравливай поскорее… Ещё увидимся.

На прощание ей всё же удалось незаметно поцеловать меня в лоб. Быстро встала и быстро удалилась прочь.

В комнату, почти сразу же зашёл ещё один человек, встретив Миру у самой двери. Ни он, ни она, не давали друг другу нормально пройти.

— (Довольно) Здравствуйте, здравствуйте… А вы кажется… — осмотрел её с головы до ног, — Мира… Я вас уже раньше… — присмотрелся, — видел…

— Да. Я заходила к вам сегодня. Вы были заняты.

— Да, точно… Ну как, удивлены нашим результатом? — интригующе спросил.

— Ещё как, — нахмурила тут же брови.

— Ясно. Понимаю… Вот и я о том же. (Шёпотом) Слизи испугались, верно?

Они продолжали стоять на месте. Шутка со вступлением затянулась.

— Вам же всё известно? Может, стоит у меня в кабинете более… — покрутил пальцами, — детальнее всё обсудить?

— Нет, спасибо, — перебила. — Более чем достаточно. Ещё раз огромное спасибо за предложенную помощь, но мне нужно возвращаться к работе. Будьте так добры, пришлите мне на завтра отчёт. Буду очень… благодарна…

Скомканная речь оборвалась быстро. Не успела Мира спокойно договорить, как тут же втиснулась резво в небольшой проём. Мужчина услужливо отступил в сторону, пропуская даму вперёд. Её незначительная прыткость, почему-то крайне удивляла, судя по впечатлительному лицу. Его приподнятое настроение портило моё. Слишком уж счастливым выглядел человек.

— (Бодро) Привет парень, — подошёл чуть ближе к кровати. — Как твоё самочувствие? Голова не кружится? Ничего не болит?

— Так себе, но вроде… — покрутил головой, — всё нормально…

— Так себе, ещё не то слово. Самое главное, что ты цел и здоров, а большего нам и не нужно.

— Скажите, только честно… Что со мной произошло?

Врач помолчал с секунду и вполне уверенным голосом, спокойно произнёс:

— Ровным счётом ничего страшного не случилось. Обычный обморок, разве что, ты неудачно упал. Повредил немного руку. Тут нечего бояться. Оттёк скоро пройдёт. Пару деньков и она снова заработает как новенькая.

— (Взволнованно) А у вас толчки были? Земля под ногами тряслась?

— Ну-у-у… — призадумался, — это сложно назвать толчками, но-о-о… лёгкий такой гул с потрескиванием всё же был… Это… как знаешь, если кто-то бы валун с пригорка катил. Вот примерно такие возникают ощущения. Лично мы в больнице — ничего не почувствовали. Мне как раз рассказали те, кто именно в тот момент снаружи был… Тебе нечего больше бояться. Это были слабые толчки не дольше двадцати секунд. Всё очень быстро прошло. Больше такого точно не повториться.

— (Взволнованно) А операция была? Что вы мне сделали?

— Да что ты так волнуешься? Успокойся, — улыбнулся. — Это было самое простецкое дело в моей жизни. Я настолько за годы работы наловчился, что могу закрытыми глазами людей зашивать… Ты получил самые обычные раны. Лёгкие. Парочку порезов на руке, вывих запястья и ушиб, кажется, — присмотрелся, — на лбу… Сейчас, совершенно обыденное дело заживлять раны или сращивать кости. Лет сотню назад, нам бы пришлось швейной иглой с обычными нитками латать тебя. А если не продезинфицировать ещё и рану — так и вовсе ржавой ножовкой руку отпилить. Да чего там говорить — 50 лет назад, она бы навряд ли осталась, вообще цела. Не то, что сегодня… Вот… трансплантация органов или отдельных конечностей прямиком из лаборатории без донора, звучит гораздо интригующе… Я тебе об этом, как-нибудь в другой раз расскажу. У тебя совершенно обыденный случай. Не стоит беспокоиться по пустякам. Отдыхай. Потом ещё поговорим…

— (Взволнованно) А осложнения будут? Я смогу нормально ходить?

— Парень, — подошёл вплотную, — у тебя повреждена только рука. Ничего более. Лёгкое сотрясение, это даже не проблема. Так, — отмахнулся, — пустяки… Ничего глобально не задето. Касательно координации движения — ещё возможны лёгкие головокружения, но как только ты вернёшься в привычный ритм жизни, всё тут же пройдёт. Ты даже не успеешь толком заметить. Всё самое худшее давно позади. Да, безусловно, всегда есть риск облажаться в самой типовой ситуации, но только не с нами и не у нас… Вот увидишь, всё будет хорошо. Полежишь ещё несколько суток для контроля, а там гляди, и выпишут тебя. Отдыхай пока и набирайся сил… Они тебе ещё пригодятся.

Только он собрался уйти, как я задал очередной вопрос:

— А насколько всё… плохо было? Ну тогда, когда меня привезли… К вам.

Врач молча стоял, не желая вновь давать ответ на уже решённый вопрос. Мужчина ещё немного постоял, улыбнулся и затем вновь повторил:

— Да всё с тобой было нормально. Что ты так распереживался? Я же говорю, лёгкий вывих руки, плюс, несколько ран и ушиб на лбу. Всё, больше ничего. (Довольно) Кстати, мы тебя так хорошо залатали, что даже шрамика не осталось. Можешь сам в зеркале убедиться…Теперь ты доволен?

— Да, пожалуй… Спасибо.

— И-и-и… — немного замялся, — вот ещё что… На счёт той самой, твоей… старой болячки… Ну-у, тут ты, — развёл руки по сторонам, — сам всё понимаешь… — засунул их тут же в карманы халата обратно. — Нет ни прогресса, ни регресса. Всё как бы так проще сказать… застыло на определённой стадии. Не плохо, но и не хорошо. В общем… — недовольно цокнул, — сам всё понимаешь… Нам остаётся только за тобой следить, чтобы хуже вдруг не стало… Ладно, отдыхай. Не буду вмешиваться в ваши дела. (Неудобно) Если ещё остались вопросы, то задавай, а то мне скоро это… пора. Пациенты другие ждут. Работа такая… Ни минуты покоя.

— Скажите, а-а-а… когда меня выпустят?

— (Вдумчиво) В принципе, через 2–3 дня уже можно будет. Твоё физическое состояние в допустимой норме, так что не вижу особого смысла держать тебя здесь. Пару контрольных ночей и ты свободен. И тебе хорошо и нам проще будет.

— А сегодня никак не получится?

— Да куда уж сегодня, — посмотрел на наручные часы. — Поздновато. Почти шестой час. Выписка у нас обычно до трёх, да и тебе лучше хотя бы ночку одну под присмотром переждать, а то вдруг что. Не хватало нам ещё осложнений. Вдруг тебя дома прихватит? Что тогда прикажешь делать? Погибать? Ну, уж нет. Организм твой пока неокрепший, так что давай не испытывать судьбу. Ночь эту в палате полежишь, а там и посмотрим.

— (Недовольно) Я лично, чувствую себя отлично, — демонстративно откинул в сторону простыню. — Что мне мешает отправиться сейчас домой? Вы?

— Ну, как минимум, наверное, твоя больничная роба… (Улыбаясь) Уж в ней ты точно далеко не уйдёшь. Мигом на выходе тебя схватят… (Серьёзно) Кай, послушай, — немного наклонился, — давай мы оставим наши распри на потом? Я не хочу насильственно на тебя давить, но если ты не перестанешь себя так вести, то сделаешь себе только хуже. Психическая стабильность не меньше физической важна. Вот, закатишь ты истерику и что? Вот, что мне потом с тобой сделать? Как остальных врачей убедить, что с тобой всё в порядке? Правильно, — кивнул, — как минимум с недельку придётся тебя тут ещё подержать. Оно тебе… нужно?

— (Угрюмо) Нет.

— Вот и я так думаю. Парочка дней заточения стоят свободы. Она никуда не убежит, но надо подождать. Тем более, никто насильственно не заставляет тебя лежать всё время в этой комнате. Хочешь — сходи погулять. На этажах, конечно, подростку делать особо нечего, но в саду нашем, можно отлично отдохнуть на свежем воздухе… Увы, — пожал плечами, — но раньше положенного срока никуда. Чем быстрее ты примешь это, тем быстрее вернёшься домой… Не я эти правила придумал. Честно… Раз попал сюда, значит, надо лечиться. Ты же не хочешь раньше положенного срока… уйти на тот свет?

— Нет.

— (Довольно) Вот и отлично. Надеюсь, мы с тобой договорились.

— (Неуверенно) А можно как-то, — обратно залез под одеяло, — по-другому?

— То есть по-другому? Хочешь, чтобы за тобой смотрели… на дому?

— (Радостно) Да! А разве так… можно?

— Можно, — улыбнулся, — но только не под мою ответственность. Если у Миры есть доступное оборудование и специалисты, что я очень сомневаюсь, тогда вперёд. Я лично буду не против. Разгрузка ещё никому не мешала. За мной и так много закреплено пациентов. Другое дело, будет очень обидно, если с тобой что-то случится. Ты же не хочешь по глупой случайности… умереть?

— Нет, но люди же некоторые так… лечатся…

— Лечатся, но это всегда большой риск. Я не хочу сейчас углубляться на несколько часов в сухие факты, но вот то, что касается тебя — с таким диагнозом нужен глаз да глаз. Почти в любой момент может оказия случится. Особенно сейчас… Ты первые сутки фактически в сознании на ногах. Организм ещё слаб. Ему нужно восстановиться. То, что кажется тебе привычным, через минуту может повалить тебя в очередной обморок и вот тут, уже не поможет никто. Грохнешься где-нибудь на улице — считай, пропал… Кто тебе окажет скорую помощь? Мира? Одних только первичных навыков бывает недостаточно. Люди за считанные секунды мрут. Без надлежащей помощи тебе никто не успеет помочь… Хоть тут и близко, но даже машина может вовремя не доехать. Щелчок, — щёлкнул пальцами, — и тебя нет… Нет, только под присмотром лечащего врача и только в больнице. Я ни на что другое не согласен. Случаи и осложнения, конечно бывают разные, но вот лично твой — пока только так… Мой тебе совет — дождись завтра. Ничего с тобой за ночь не случится.

— (Грустно) Ладно… А можно хотя бы немного… прогуляться сейчас?

— Думаю… можно. Уж с десяток минут, тебе точно не повредят. Тем более, ты будешь под присмотром. Даже если вдруг что-то… серьёзное случится — врачи под боком, так что волноваться не о чем. Сейчас я тебе кого-нибудь… пришлю.

— А можно как-нибудь… без присмотра?

— Парень, — удивлённо уставился, — ты меня, конечно, удивляешь. О чём мы всё это время с тобой говорили? Отпускать тебя одного, фактически подсудное дело. Либо ты пойдёшь с моим человеком, либо я звоню Мире. Только так.

— (Устало)…Ладно. Я согласен. Пойду с вашими… людьми…

— Вот и хорошо… Пойду тогда нужного человечка тебе найду… Он же тебе и новую форму принесёт, а то твоя старая малость… облезла. Не суть, в общем, — направился к двери. — Жди и это, — пальцем указал на провода, — датчики сам лучше не снимай. Придёт нужная тётя и всё сделает, хорошо?

— Хорошо…

— (Довольно) Отлично. Я знал, что мы найдём с тобой общий язык.

Он смотрел на меня так, как и подобает компетентному врачу, но всё же с некоторой… настороженностью. Неудивительно, честно говоря. На его месте я бы тоже себя несколько… сторонился. Мужчина явно не хотел при мне кому-то звонить, поэтому воспользовался обычной кнопкой вызова. Не с панели кровати, а именно возле двери.

Не прошло и полминуты, как в комнату вошла медсестра. Я очередной раз понял это по отвратительной шумоизоляции стука каблуков по коридору. Не успела дверь открыться, как он тут же заговорил:

— Пожалуйста, присмотрите пока за мальчиком. Я буквально через пару минут вам замену найду. И вот ещё что… Добавьте на вечер витаминок. Ему на пользу только пойдёт.

* * *

На скамейке в окрестностях сада больницы сидел молодой человек. В обычной клетчатой, синей пижаме с коричневыми, меховыми тапочками. На общем фоне госпитализированных он ничем особо не выделялся, разве что за счёт бежевого пальто. Оно скрашивало быстро приближающийся вечер. Свой досуг протекал именно здесь.

Весьма монотонно и вяло, взгляд в основном цеплял молодёжь. Молодые и перспективные на заре жизни, хоть какой-то представляли интерес. Искорка амбиции пока есть. Есть к чему стремиться. Интересы, риски. Движение. В общем, пока не разочаровались в жизни, смысл существовать есть. Активность прослеживается даже в самом маломальском действии. То, с какой увлечённостью ребёнок погружается в первый для себя печатный роман. С каким наслаждением случайная беседа между сверстниками, перерастает в нечто большее. Как самое обычное приветствие врача даёт надежду. Ту самую надежду, которую у стариков практически нет. Молодость — это незыблемая красота и цветение. Старчество — это прогрессирующий маразм и угасание. Старику по истончению жизни больше некуда деваться. Впереди только одиночество, муки, забвение и сырой гроб.

Активность в сравнении вещь понятная. За несколько десятков лет жизни от всего устаёшь, да и здоровье барахлит, как старая машина поутру. Всё чаще с первого раза не может нормально завестись. Вот их лица и тяготеют к размеренному спокойствию. Не стоит лишний раз за зря напрягаться и рисковать. Интересы всё чаще обрастают паутиной, но итог всегда один — разочарование. Утрата былых возможностей. Глаза неохотно пробегают пустословные сноски газеты. Ничего больше не радует в жизни. Высокие цены. Малые выплаты. Поясница с каждым утром более натужно поёт. Коленные чашечки скрипят даже от минимального шорканья. Последняя услада в жизни, и то под давлением вкусовых рецепторов, почти каждый раз обвиняют повара в плохом качестве продукта. Он тут не виноват. Виновата природа. Самый злостный злодей из всех. В качестве наказания за людские грехи — старение, болезни и мучительная смерть.

Как ни крути, но вкус — это последнее, на что реально можно претендовать и то с ограничениями. Глаза не видят. Нос не слышит. Челюсть практически не жуёт. Желудок не каждую смесь в себя примет. Даже так исхудалый интерес всё чаще посматривает на часы. Выжидает, когда вечером подадут ужин, а к нему — вкусный пудинг, но до него ещё нужно дожить. Тут то и начинаются странные попытки скоротать время или развлечь себя самого. Скучные в одиночестве посиделки. Разговоры со старцами ни о чём. О погоде. Перетирание в сотый раз той же молодости. Бесконечный трёп на костях. Если память не увяла разговор идёт. Если нет, то язык заплетается. Остаются только попытки слушать. Внимать.

Как бы мужчина ни пытался найти то, за что бы ему уцепиться, подходящих претендентов не было. Практически везде превалировало старшее поколение, а вместе с ним и обслуживающий персонал. Граничащий срез между пожилым людом и молодняком. Где-то постарше медсёстры. Где-то чуточку помоложе. Он специально отсел как можно дальше, чтобы людям было лень до него дойти. Особенно его напрягали отдыхающие по соседней палате. Вот уж кому точно нечем было заняться. Он, и ещё шестеро около стариков, парочками, почти всегда пересекались. То в коридоре, то в буфете. Даже на выгулке, невозможно деться от них, не говоря уже об общих помещениях для досуга. Всегда кто-то из шестёрки да был. Человеку трудно отказывать в очевидных просьбах. Инициатива шла, с другой стороны. Пока была возможность, отдыхал пока хватало сил.

Приятнее всего наблюдать за тем, как печётся медперсонал. Девушку по его личной просьбе подобрали отменную. Привлекательная. Отзывчивая. Самое то, так ещё с характером и неожиданной для себя перчинкой. Не заставит долго от безделья скучать. В нужный момент может образно дать под зад. Не то скажешь, или не туда запустишь руку — звонким словцом по голове с радостью огреет. Таких ласково бойких, редко, когда доводилось в жизни встречать. Надломить её в будущем — обязательная прерогатива. Мало кто реально, мог действительно ему противостоять. Все сливки всегда доставались без особого упорства, но не тут. Оставалось только подобрать нужный подход. Ключик в штанах истерил.

Медсестра, как раз намеренно шла издалека по его душу. Быстро достал телефон и тотчас же позвонил. Из трубки последовал недовольный голос:

— Чего надо?

Вопрос прозвучал устало. Требовалось угрюмость хоть как-то смягчить.

— (Довольно) Приве-ет Лиз. Чего такая хмурая?

— Догадайся… Ты позвонил…

— Ой, — машинально цокнул, — да ладно тебе без конца злится. Я же тысячу раз извинился. Может уже хватит дуться?

— Нет… Тебе не стоило сюда приезжать. Пока.

Звонок тут же прервался. Его такой подход немножко взбесил. Несколько секунд погодя, настойчивый гудок обратно перешёл в разговор:

— Чего тебе? — безэмоционально произнесла.

— (Раздражённо) Подожди хотя бы минутку и выслушай меня до конца. Не бросай сразу трубку. Ты не представляешь, как это бесит.

— Что тебе ещё нужно от меня? Мы, по-моему, уже всё обсудили. Нам не о чём с тобой разговаривать. По…

— (Взвинчено) Вот так ты, — перебил, — обращаешься с родными, да? Как с проходимцем с улицы. Очень умно делать вид, что меня не существует. Ну да…

— (Устало) Марк, только не начинай… У меня сил нет. Я не хочу с тобой вступать в полемику. Ты же сам всё прекрасно знаешь… Ты — виноват.

— Ох, говоришь так, как будто один я кругом во всём виноват. Ни черта подобного. Вообще-то, если ты не заметила, накосячил не один я. Это даже за косяк толком судить нельзя. Это, так сказать, прямые последствия чужого выбора. Не надо всю вину сбрасывать на меня. Вон, лучше посмотри вокруг себя. Разуй хоть раз глаза. Возможно, тогда ты найдёшь хоть что-нибудь дельное…

— (Настойчиво) Марк, хватит паясничать. Ты специально играешь на моих нервах, лишь бы позлить. Каждый, долбанный раз отводишь в сторону главную суть проблемы. Сам нарочито её отрицаешь, но всё равно обвиняешь — меня. Хватит, достало. Я всё поняла. Ты так и не изменился.

— Нет, вот тут ты как раз не права. За этот случай я уже сто раз извинился. Ну, правда. Мне уже достало одно и тоже раз за разом повторять… Если тебе недостаточно, то хорошо. Я могу и в сто первый раз извиниться. Мне не сложно… Извини меня, пожалуйста. Прости… Ну не виноват я, что мне стало скучно. Мне нужно было немного развеяться. Прогуляться. Ты просто… не представляешь, как там уныло и нудно. Кругом угрюмые вояки и сумасшедшие бабы. Я нормальных людей целую жизнь не видал. Ты, видать, забыла, что значит быть прикованным к цепям. Сама к нам разок хотя бы съездила и всё вспомнила. Сразу же поняла бы меня. Чего тебе стоит взять отпуск на недельку и съездить отдохнуть не по делам?

— (Недовольно) У меня вообще-то, в отличии от тебя, куча разных тех самых обязанностей и дел. Я не могу так просто сорваться хрен знает зачем и куда… Не успел ты вторгнуться сюда, как тут же попал в больницу. Помог, называется… Ну да… Если бы ты действительно хотел мне помочь, то хотя бы не вмешивался что ли… Ты сделал только хуже. Ты… окончательно похерел мою работу. Годы трудов насмарку. Ты просто… не представляешь, как я зла на тебя… Лучше возвращайся обратно… пока не поздно… Он всё ещё может простить… Только попроси…

— Слушай… Мне на его одобрения, честно, наплевать. У меня вообще-то, тоже есть свои дела и кое-какие поручения… Подожди секундочку…

Едва Марк успел убрать телефон от уха, как с ним заговорила только что подошедшая медсестра. Она тоже была им крайне недовольна. Девушка встала в недовольную позу напротив скамейки и гневно произнесла:

— Сколько мне нужно повторять, чтобы до вас, наконец, дошло?

— А что я такого… собственно, сделал? — удивлённо уставился в ответ. — Я просто сижу на скамейке и никому не мешаю. Отдыхаю. Дышу свежим воздухом. Хотите, чтобы я начал орать и бегать? Людей доставать? Нет? И вообще-то, — осмотрелся по сторонам, — у меня деловой разговор. Давайте, мы потом с вами… — заглянул за плечо, — всё обговорим. У нас найдётся впереди ещё куча времени, но не сейчас. Сейчас я занят. Прошу прощения, — вернул к уху телефон.

— Хорошо, — в сторону отвернулась. — Отныне к вам будет приходить Петра.

— Как Петра? — закрыл рукой динамик. — Мы с вами так не договаривались.

— Я вообще-то с вами ни о чём не договаривалась. Либо вы немедленно отправляетесь в свою палату, либо я, — улыбнулась, — приглашаю Петру. Уж вы-то точно найдёте общий язык. Она быстро вам покажет больничную атмосферу…

— (Растеряно) Н-но… Но я же… Дайте мне хотя бы, — бегло осмотрелся, — 5–10 минут. Это… очень важный разговор. Вы даже не представляете насколько… Я так-то… (спокойно) из своего личного кармана заплатил за это лечение и вправе требовать самый гуманный подход… и квалифицированный персонал. Мне вообще-то свежий воздух, ну очень полезен, — напыщенно отвернул взгляд. — Я им своё время не надышался…

— (Улыбчиво) Вот вам Петра и поможет, — снова обратила внимание на пациента. — Она самый компетентный сотрудник среди медсестёр в нашем отделении. Лучше неё попросту никого нет. Вы главное, попробуйте, а потом уже сами судите. Ни одной жалобы на её счёт не поступало. Все ею довольны… Отличная репутация, как и сам человек.

— Давайте, — взглотнул, — давайте ну как-нибудь, — повертел ладошкой, — без неё обойдёмся? Я буквально пару минут и всё. Очень скоро буду в палате.

— А что вам мешает до той же палаты… по пути договорить? Вы сейчас своё драгоценное время, только зря тратите. Впустую, а могли бы уже всё решить.

— Вот и я о том же. Я не могу в такой дивный вечер, в окно из комнатки смотреть. Мне нужен вид. Воздух, — глубоко вздохнул. — …Я вас прошу, не дольше пяти минут. (Надрывно) Дайте договорить, и потом я весь… твой.

Бровь ненароком дёрнулась. Невзирая на его особенности, она продолжила и дальше в своей манере гнуть линию, даже несмотря на сокрытый подтекст.

— Вы хоть в курсе, что вы пропускаете намеченные лично для вас, лечебные процедуры? Они вообще-то, очень дорогие. Если вы не цените деньги, так цените хотя бы человеческое время. На вас и так слишком много акцента сделано. Давно бы на вашем месте мог подлечиться более нуждающийся человек… Только место за зря простаивает. Тем более… (неловко) скоро начнётся обход. Влетит не только мне, но и вам.

— (Довольно) Вы очень ответственная личность и мне это… нравиться.

— За то мне не нравиться, что вы уже битый час сидите в одних тапочках и пижаме, — рукой указала на одёжку. — Что, простудится, хотите? Либо слушаетесь меня, либо за вами, сейчас же придёт Петра. С ней ваши фокусы не прокатят. В последний раз предупреждаю. Вы, идёте?

— Вам что, реально жалко пару несчастных минут? У меня на том проводе, вообще-то, судьбы людей решаются. Кто будет голодать, а кто нет. Вы только откладываете мой ответ. Вот, испортите мне сейчас настроение — и голодать будут… все. Вы же этого не хотите, верно? Внешность, — натужно вздохнул, — это да… Частенько колит глаза. Очень часто обманчива. Стоит снять с себя пиджак, и никто тебя не узнаёт… (Ухмыляясь) Ну так что? Договорились?

— Я к вам не договариваться пришла… — всучила руки в боки. — Даю вам ровно… 10 минут. Решайте свои вопросы, а потом мигом в приёмную. Если через полчаса вас не будет в палате — пеняйте на себя.

Парочка несколько секунд переглянулась молча, и девушка сразу же пошла обратно. Как только она отошла подальше, Марк мигом продолжил разговор.

— Всё, — осмотрелся, — я снова тут.

— (Недовольно) Ну и кто же эта… Петра?

— (Улыбаясь) Ты даже не представляешь, кто такая Петра… — закинул ногу за ногу. — Это хромой лебедь несбывшихся надежд. Двухметровый шкаф на четыре отсека. Две тебя по два раза, с лихвой там поместятся. Даже мне местечко в ногах найдётся. Она наверняка кости руками… молотит… Да, нормально всё. Не переживай. Можешь не ревновать. Ещё несколько деньков и меня точно выпишут.

— (Скептически) Подожди… По-моему, ты должен был выписаться… дня два назад… (Настойчиво) У тебя же ничего нет. Ты что, от работы отлыниваешь?

— (Раздосадовано) Блин, ну кто меня за язык тянул, — сел нормально. — Опять эта девка… — вдаль посмотрел. — Опять зубы заговорила…

— (Повышено) Ты мне тоже зубы не заговаривай. Отвечай. Какого хрена ты там делаешь? Какую очередную отмазку ты придумал?

— Да никакую. Я и сам бы рад поскорее вернуться, но, увы. Обстоятельства у меня такие. Не могу… Вот, — призадумался, — видела бы ты меня за работой, рука бы не поднялась такую гадость сказать. Клевещет на меня с полуслова. Во дела… От меня вообще-то, — пригладил волосы, — абсолютно все без ума. Ты даже не представляешь насколько. Эти местные детишки, души во мне не чают. А коллеги, аж от радости трясутся. Ты бы только видела… Я и сам бы рад поскорее вернуться, но пока… я всё ещё болен. Диагноз никак не могут поставить врачи. Уж больно там всё неоднозначно и сложно. Для разнообразия хотя бы… отдохну.

— Боже, Марк… Какие ещё болячки? Что ты там себе понапридумывал? Ты всего-то упал. Что там такого… опасного могут найти?

— В обморок хочу заметить.

— На сколько? На 5 секунд? Ты едва ли неделю проработал, а уже готовишь липовые отмазки. Хочешь всё разрушить? Хочешь, обратно подставить людей?

— У меня очень серьёзный диагноз. На днях буквально станут лечить…

— От чего тебя будут лечить? От слабоумия?

— Ты напрасно меня порицаешь. Можешь сколько угодно беситься, но, если на завтра меня замкнёт, виноватой будешь чувствовать себя ты. Цветочки да конфетки тут не помогут, разве что на могилку потом. Давай-давай, злись сколько угодно. Я всё про тебя давно уже понял. Ни себе, ни людям. Вообще никому. Что ты за жадина такая? Хоть раз услышать от тебя доброе словечко и то невозможно.

— Всё потому, что ты симулянт.

— (Сдержанно) Ну да, — взмахнул рукой, — симулянт… Мне вообще-то прописано кучу всего. Кучу тестов, анализов, таблеток. Мне чуть ли не каждое утро, градусник в жопу суют. Образно. Тут нифига не расслабляющие процедуры. Если массаж — так делает его не знойная старлетка, с приятным окончанием на лицо, а именно (раздражённо) Петра. Отбойный молоток вместо рук. Больше вреда, чем пользы. Тут ни одна лечебная ванна не помогает, а обкалывают меня как наркомана, только без наркоты… Вот это я понимаю… Мечта-а-а… (Спокойно) Возможно, если я стисну зубы и буду хорошо себя вести, мне, наконец, повезёт, а то честно, задрало. Сколько ей не намекаю, а она всё «ни-ни». Попробую может… на доплату как-то уговорить, хотя… честно говоря, нет. С ней это не сработает. Точно… — удручённо покачал головой. — По-моему, ты всё ещё на меня по обоим пунктам злишься, но пора бы уже вырасти и простить. (Тихо) Я сделал всё что мог, — обернулся. — Я просто хотел… — стиснул скулы, — поговорить…

— Ну да. Ты у нас ну ни капельки не злодей. Несчастная жертва. Ну-ну… Я смотрю у тебя «прекрасно», получается, ладить с детьми… Ничего. Не печалься. Ты почти довёл ребёнка до могилы. Поздравляю. Есть, чем гордится.

— (Тихо) Да я… Знаешь… Я не обязан перед тобой отчитываться… И как тебя вообще остальные терпят? Ты же стерва чистой воды. Как тебя эти олухи не разглядели? Ну да, точно… Кругом же одни, тупые болваны. Ты ими — прекрасно помыкаешь. Сидишь себе спокойно. Кофеёк попиваешь. Мозг выедаешь. С тобой, невыносимо тяжело… (Устало) Я не виноват, что он упал с крыши, понимаешь? Какой, вообще имбецил оставил ему ключи? Такой яркой тупости не бывает. Кто-то специально всё подстроил, чтобы очернить меня. Я просто хотел… спокойно поговорить. Из чистого любопытства. Даже не так, блага. Не более того. Узнать, так сказать… некоторые детали, которые ты от меня почему-то скрываешь. Хотя бы в этом признай, есть и твоя доля вины. Подсобила бы мне и не пришлось его донимать… Я не сделал ни чего запрещённого, чего бы ни позволили… тебе. Радуйся, что ты у нас вся такая… властная. Всё тебе можно, а мне — нельзя!

— (Раздражённо) Опять ты за своё! Опять стрелки в сотый раз переводишь! Как же ты меня задрал… Я прямо, через трубку чувствую твою наглую ложь. Вот ни капельки тебе не верю! Ты просто… сбежал как вшивый подонок! Дезертир… Скучно ему стало. Надоело… Даже гад, не позвонил… Не предупредил… Ты не на курорт сюда приехал… А ну выкладывай всё козёл! На кой хрен ты сюда припёрся?! Я не дам больше издеваться над собой! А ну говори! Говори! Живо!!

На середине диалога Марк положил трубку на край скамейки. Громкие оскорбления с ещё большим упорством посыпались в его адрес. С полминуты ор захлёстывал окружающие просторы. Бесновалась бестия как лютый зверь.

— (Спокойно) Лиз, давай как-нибудь, — взял обратно телефон, — потом ещё раз с тобой спокойно переговорим. В нормальной, человеческой обстановке. Как в старые, добрые времена… Зайдём в какую-нибудь… задрипанную кафешку. По чашке дешёвого чая себе возьмём… Я отвалюсь… пирогом… Ох-х-х, — приятно вздохнул, — мать бы сейчас бесновалась, услышав на какие свержения, я тебя зову… Мы, конечно, можем и дальше друг с другом собачится, если ты так настаиваешь… Я лично не против, но давай как-нибудь… потом. У меня, правда, времени почти не осталось. Надо быстро успеть на процедуры, а там и обход. Если вовремя не буду торчать в койке, меня перестанут обслуживать красивые медсестрички. Не беда конечно, но знаешь… Местами это дико неприятно. Они… они Петрой мне угрожают… Сволочи… Вообще не честно. Максимально скотский приём. Я знаю, какое у тебя мнение по этому поводу. «Наговаривать на человека нехорошо». Безусловно, не спорю, согласен, но когда выхода нет…

— Ма-а-арк, пожалуйста, хватит страдать фигнёй. Иди уже… Люди тебя давно ждут. Не подставляй хотя бы их. Будь хотя бы капельку… человечным…

— (Неохотно) Ладно… Пожалуй, — вздохнул, — ты снова права. — Как всегда права, — шёпотом произнёс. — Я тогда, пожалуй, пойду, а то людей и вправду подставлять не особо хочется… — встал. — И это… Ещё раз заранее… прости…

Девушка ничего не успела ответить. Цель стояла как раз впереди.

Выследить её, оказалось, чересчур просто. Она сама к нему шла, стоило лишь немного подождать. Час с лишним ожиданий полностью окупили себя.

От недостатка движений тело успело очень не вовремя подмёрзнуть. В такт ожиданий под стать настроению, иногда подтрунивал ногой. Небольшая такая разгрузка. Часть больных, всё ещё шлялась по округе, но они не так мешали, как работающий неподалёку персонал. Не охрана, но достаточно прозорливые, чтобы ненавязчиво присматривать или вмешаться. Один только вид, уже настораживает, благо таких помощников на деле, оказалось не так много. От силы человека три. Плюс по одному блуждающему по бокам. Работать можно. Если сделать всё правильно, возможно и не заметят. Марк всегда в этом плане шёл на риск.

Как ни странно, даже при наличии некоторых неудобств, отдыхающий чувствовал себя нормально. Вёл себя спокойно, без нервов. Отдыхал. Обстановка, вскользь напоминала базу. Местность, откуда недавно сбежал. Не благоговел, но и не скучал. Нужно, просто принимать свои обязанности как есть, даже если они переходят определённую грань. Если её простили, значит, и его простят. Если при этом ещё и удастся немного получить кайф, значит, поездка точно была не зря.

По сути, это была та же самая свобода, но только в другом месте. Подальше от промышленных центров и высокоуровневых построек. Вдали от затхлости забитых улочек. Уединённость от технического прогресса. Пускай и иллюзорная свобода, но прочувствовать что-то новое — тоже не плохо. Разнообразие, как ни крути, берёт своё. Наличие характерной «примеси» в воздухе, слегка отупляет чувство неуютной замкнутости. Требовалось быстрее идти вперёд.

Не успел Кай толком выйти наружу, как сразу же застыл на крыльце. Мальчишка никуда не собирался идти. То ли пытливая любознательность, то ли закоренелый страх. Повсюду бегает глазами. Попытки иногда проскальзывают, чуть дальше продвинуть ногу на шаг, но и тут не всё так гладко. Одно движение вперёд. Два назад. С лесенки в итоге, так и не удалось сойти. Вертелся. Хватался за поручень. Периллы. Сношал взглядом ручку двери. Требовалось как можно живее его отдёрнуть. Подстегнуть чуть ближе к выходу. Изловить.

Пальцы рук от чесотки чуть ли не горели. Едва включил телефон, как сердце забилось чуточку быстрее. Тот самый, ответственный мандраж. То самое ощущение, как при защите диплома, только в разы хуже. Не оценка тебя угробит, а недовольное вожделение рук. Десятки вопросов посыпаются на голову, а добьёт окончательно разочарованный взгляд близких и родных. Остальная публика так и так тебя пожрёт. Ей без разницы. Главное — как можно быстрее отстрелятся и дело с концом. Марк так и поступил.

В первые несколько секунд ничего серьёзного не произошло, но потом парня как пьяного понесло. Едва добавил громкости, как тело чуть ли со ступенек не шлёпнулось, цепляясь за поручень животом. Со стороны казалось, словно что-то лопнуло в башке. На секунду схватился за голову и тотчас же кубарем упал. Чудом удалось приземлиться задницей, а не лицом. Одного лёгкого импульса оказалось предостачно. Даже слишком. Звук стал гораздо тише. Теперь поджилки наполняла только остаточная боль. Внутри полный погром. Десятки тарелочек, которые посыпались с верхних полок шкафов. Безалаберность чуть ли не стоила второй попытки. Ладони ещё сильнее взмокли.

Лёгкий, одурманивающий шок. Невозможно понять, что именно произошло секунду назад. Этот отрезок будто нарочно выпал из памяти. Один раз моргнул и очутился прямиком на земле. Поднялся. Немного отряхнулся. Бегло оглянулся. Замер. Врос в почву как вкопанный столб. Перед лицом маячил перепуганный до жути медперсонал.

Вместе с пылью поднялся незначительный гам. Без лишних предисловий мальчишку отчитали. Скептически ответственный контингент. Печётся в большей степени о себе. Место. Зарплата. Льготы. Их, не столько его здоровье в первую очередь волнует, а навязанное дело, которое прямо на глазах горит.

Из многообразия слов, прикосновений, взволнованных диагнозов и речей, первые произнесённые слова прозвучали как вердикт: «В больницу». Едва вышел, как нужно поворачивать назад. Этого Кай боялся больше всего. Если вскроется ещё один скрытый недуг, ему навряд ли удастся ещё раз сбежать. Если покажется неладное — тогда всё, капут. Ситуация складывается только хуже.

Если раньше мольба вскользь ушей проходила в детстве, то сейчас Марк как никогда серьёзно молился. Неважно помнит ли проповеди матери или нет. Как всегда, сложит нехотя руки. Сделает умный вид. Сейчас не та ситуация, чтобы корчить из себя святошу. Формальности ни к чему. Пару наспех сказанных слов и дело с концом. Уповать на всевышнего — последняя возможность. Атеист в её глазах, сейчас подавится чёрствой коркой. По-другому к нему никак не подойти.

— (Про себя) Боже…Твою мать… Помоги…

Оживлённые жестикуляции и намерения, всё сильнее склоняют парня к медосмотру. Сперва лояльно. Потом напористо. В пол уха долетают всё более громогласные претензии. Более насыщенные и опасные диагнозы. Хорошо, что, хотя бы вяло отмахнулся. Реакция была, а значит — всё не так пагубно звучит. Что-то там себе под нос невнятное пробубнил, развернулся и поплёлся медленно прочь. От сердца немного отлегло, правда медики, не собирались просто так сдаваться. Шанс быть схваченным всё ещё был. На мелкую сумятицу обратило внимание ещё большее количество людей.

Идти кроме как по центральной дорожке, выбора особого и не нет. Другие тропинки либо ведут на скамеечки с клумбами, где отдыхают старики, либо более удалённые вглубь парка, до которых ещё требовалось дойти. Надоедливые зеваки только портят настроение. Человечьи кучки собираются в стадо, глазея на парня как на придурка. Какой ещё идиот откажется от помощи? Кто в таком положении захочет умирать? Неоднозначные взгляды с трудом удавалось игнорировать. Поскорее хотелось выйти за пределы ворот.

Первые несколько метров, медперсонал ещё обильно наседал, стараясь то ли ухватить за руку, то ли достучаться. Окружающая толпа на удивление молчала, нехотя интересуясь, во что же выльется подобный инцидент. Ни во что. Большая часть кучки отсеялась сразу. Их не шибко-то интересовала судьба мальчишки, учитывая, что гад противится и юлит. У крыльца осталось всего-то пару зевак и то не на долго. Одна из девушек практически моментально сошла с дистанции за остальными, пока вторая, реально пыталась остановить. Может всё бы и удалось, но другой персоне явно не хватало опыта в медицинской практике. Не получилось пациента убедить. Заставлять почему-то она не хотела. Как итог — тоже пришлось отступить. Ещё больше усилился шаг отторжения. Ещё несколько неудачных дублей — махнула на прощание рукой. Прочая публика — и близко вмешиваться не стала. Несколько косых взглядов и всё. Конфликт исчерпан.

Руки нервно растирали лоб. Оппонент же наоборот. С облегчением потирал ладони, хотя, ещё рано было судить. Двое других надсмотрщиков никуда не делись. Они настороженно поглядывали за пациентом. Один чуть по отдали. Другой плюс-минус на средней дистанции. Планирование никуда не делось. Оно как никогда имело место быть.

Звук от простого, палатного писка аппаратуры, медленно перерастал в малосвязанное растягивание нот. То тише по направлению к выходу, то громче в сторону больницы. Отголоски зачатков музыки, стучали по голове барабанной дробью, устало гоняя путника. Боль не такая резкая, но её позывы и толчки, не дают толком расслабиться. Вечное напряжение и куча неудобств. Он просто запутался в направлении, зациклено наворачивая одни и те же круги. Пришлось на некоторое время остановиться. Отправной точкой стало затишье.

На половине пути к воротам остаточная мигрень полностью улетучилась. Мир снова заиграл красками. Повысилось настроение. Зелень вокруг перестала убогой быть. Парень, наконец, расправил плечи. Выпрямил осанку. Протёр глаза. Приятно вздохнул. Персонал вместе с ним, кажется тоже с облегчением вздохнул. Только щебетание пресловутых дроздов разбавляло умиротворённое спокойствие. Один из малочисленного вида перинных успешно прижившихся тут. Их пение заглушало тревогу. Гул публики постепенно стих.

Отсутствие боли никак не помогло. Никоим образом не мотивировало. Дело просто застопорилось. Оно только закрепило удачное положение вещей.

Основная, центральная площадка, где красовался постамент без скульптуры — больше всего Марка бесил. Каждый, новый виток, обратно затягивал парня в «лабиринт». Зациклился на бездумном повторении. Через каждые полкруга один и тот же поворот. Только после 7–10 кольца, таки удалось. Вырвался из пленения. Шаг в нужном направлении неохотно фигуру волочил. Преодолеть расстояние стоило огромных рисков. Пальцы снова приноровились кнопку включить.

Новое журчание эхом пронеслось в голове, словно тихим шёпотом распевают слова, мило говоря влюблённому на ушко. Звучит довольно знакомо, хоть и голос по ощущениям слышится другой. Разобрать сходу слова попросту невозможно. Не получается. Незначительный отзвук от лёгкой вибрации суставов и костей. Определённо, нечто женское в нём есть. Запись звучит максимально тихо, тем не менее, заглушая все посторонние звуки. Ничего не слышно вокруг, будто вакуум в голове. Будто попал в некий транс. Тело становится тяжелее. Лень становится идти. Ориентирование по местности знатно страдает, однако путь уже выбран. Их разделяет небольшой отрезок пути.

Ещё несколько невыносимых секунд томления, после чего фигура медленно встаёт. Идёт. Силуэты постепенно сходятся с разных концов в одно положение. Когда взгляды пересекаются — звук становится невыносим.

Что-то невидимое коснулось лица и плавно вышло прямиком из затылка. Будто ветер насквозь пронёсся, который вскоре исчез. Тело застыло. Оно в кротчайшие сроки отказалось работать. Онемело. Оцепенело. По конечностям пробежалась треклятая дрожь. Застряла в лёгких. Контроль окончательно потерял место быть. Всё живое за мгновенье стало чуждо. Клетки стали отмирать. Мышцы — наглухо замкнуло. Оставалось просто слушать и дышать. Смотреть. Надеется на чудо.

Нужные люди может, и были рядом, однако одним только боковым зрением на помощь их не позовёшь. Они для него больше абстрактные. Наличие есть, правда, как таковой пользы, скорее нет. Незнакомец в сравнении, гораздо чётче выглядит, хотя и попадает в кадр, всего лишь краешком лица. Его расплывчатые черты напоминают акварельный портрет в технике «по-сырому». Смотрятся разве что цельно, самые незначительные куски. Воротник пальто. Пуговицы пижамы. Волосинка из копны волос. Всё остальное — размытая грязь. Как же хочется крикнуть, но сил хватает разве что по-рыбьи молча воздух глотать. Всё сделано так, чтобы обстановка смахивала на обычную беседу. Первым заговорил гость:

— (Шёпотом) Ну наконец-то… Задрал.

С лёгкостью, без всякого на то сопротивления, телефон уткнулся в висок. Реакция на последствия очень порадовала. Это как в упор выстрелить. Крайне будоражащее и эффектно. По крайне мере, таким образом, преподносится насилие в фильмах. Сценически оправданно и красиво. На деле же смерть выглядит чуть менее помпезно. Сперва голова наклонилась в бок. Затем плавно накренился корпус. В самом конце быстро поджались ноги и всё. Тело лежит. Больнее всего падать на твёрдую поверхность. Газон располагается в нескольких сантиметрах.

Мёртвый груз шлёпнулся поперёк дороги костлявым мешком. Если первый жест воодушевил, то второй наоборот, озадачил. Ещё как озадачил. Как такового чуда не случилось. Как минимум обещали сошествие из ворот рая с ангельскими краснопениями. Тут же наоборот. Только обмякший труп. Идея не то, что не сработала — её изначально не было. Обманули. Всё совершенно пошло не так. Кай не поднялся и не говорил. Он даже для приличия не шевелился. Дыхание грудной клетки прекратилось. Улыбка медленно сползала с лица.

Хуже всего наблюдать не за собственной ошибкой, а за последствиями. Взбешённые санитары, тут же подорвались. Активнее всех бежала назначенная медсестра. Марка сложно назвать позёром, но один, неверно истолкованный шаг, стоил всех разом загубленных усилий. Уже не имело никакого смысла исправлять. Ему не верилось, что он всё просрал.

— (Обескураженно) И это… — посмотрел на экран телефона, — всё? (Злостно) Да быть такого не может… Ну же, пацан, давай, — пнул ботинком в ребро, — вставай! Ты же падла не сдох. Хватит придуриваться. Ну же, — ударил. — Вставай!

Помощь двигается быстрее. Тактика, лупить по болевым точкам, никакого эффекта не даёт. Иногда слабее. Чаще, хаотичнее и сильнее. По руке, по бедру. По почкам. По селезёнке и лёгкому. Не намеренно, но очень активно. Далеко не первые проблемы начались уже тогда, когда издалека пошли прорываться крики. Чем ближе, тем активнее надрывались глотки. До Марка, наконец, допёрло, что пинать при свидетелях человека, неважно живого или мёртвого, не очень-то и благоразумно. Тотчас же начал для спасения все усилия прилагать. Исправления в чужих глазах смотрелись слишком поверхностно. Никто в раскаяния не верил. Оставалось чуть меньше метров тридцати.

— (Из далека) Отвали собака!! Не трогай!!!

— (Понуро) Да я… да я ж ничего, — осмотрел конечность. — Ничего… Он же это… — стал грызть ноготь, — сам… Он… — поднял взгляд на бегущих, — он это… (Уверенно) Сам!! Он сам только что упал! — стал импульсивно жестикулировать. — Я дал ему только позвонить! — протянул руку с телефоном, — а он это… упал. Я ничего плохого не сделал! — открестился руками. — Клянусь! Это не моя вина!!

— (Запыхавшись) Вы что, совсем больной?!! — выкрикнула другая медсестра. — А ну живо положите руку!! Отойдите от него!! — остановилась в нескольких метрах от пары. — Отойдите!!

— (Испуганно) Ща-ща-ща, — резво приподнял за подмышки. — Ща я вам…

Ловушка полностью распахнулась. Охотник попал в своего рода транс. Заразительный, притягивающий к себе взгляд. Оторваться на секунду попросту невозможно. Яркое, гипнотическое, алое сияние бушующего моря блистает в чужих глазах. Зрачки полностью выражают озлобу. Они бесконечно всасывают внутрь себя. Юркий, трескучий водоворот. Вместо журчанья воды чудится высоковольтный звук. Злиться поток, беснуется. Бурлит. Спуску особо не даёт. Хочет вырваться за пределы радужки и всё смыть. Пускай и хаотичная, но всё же, целенаправленная волна. Когда попытки бесполезны, снижается оборот воды. Поток постепенно успокаиваться, когда чужой взгляд подбирается всё ближе и ближе. Гуще с движением становится пелена. Нарастает резкость. Появляются новые слои. Готовиться новая напасть.

Через сущие секунды, которые невозможно прочувствовать и отследить — больше не видно, как такового зрачка. Белок тоже размывается капиллярами, но не так охотно, как центральная его часть. Окончательно ослабевают порывы. Воронка перестаёт обороты нагнетать. На поверхности возникает крохотная рябь не больше самой песчинки. Чем больше вглядываешься, тем, находишься ближе к разгадке той самой непостижимой мысли для ума. Если очевидные проблемы и были, то со стороны, это совершенно не так казалось. Время потеряло место быть.

Лица обоих практически соприкоснулись лбами. С этого всё и началось.

Спокойная рябь взбесилась. Тонюсенькие нити прорвали плоть. Множества начал и ответвлений, намеренно скрутились в единую спираль. Хоть оба глаза и кровоточили, но только левое око смогло обуздать прорывы. Правое же наоборот. Струйками по лицу сочилось. Чем дальше они в разные стороны тянулись, тем более отличимым получался эффект. В одном случае ничего. Пустая трата сил и времени. В другом же — совершенно наоборот. Изящные нити вместе сплелись. Получилось этакое подобие капиллярного древа. Цветение и рост, полностью состоящий из витиеватых корней. Столь малое и миниатюрное. Прекрасное. Оно не разрасталось вширь, однако компенсировало диаметр, потоком ввысь. Свежие веточки разрастались всюду, давая новую жизнь бесконечным отросткам. Милые. Изящные. Малые. Пик роста достигнут. В одночасье всё сорвалось.

Спираль плотнее прижала друг к другу отростки, достигнув тем самым нужной длинны. Едва кончик коснулся, как тут же проткнул остриём глазное яблоко. Не медицинская игла, но сродни что-то схожее, имей оно вместо метала абстрактную плоть. Один единственный укол, будто разбитый на сотню, а то и тысячи в миг выпущенных, крохотных гарпунов. Криков нет. Тишина. Поддался мнимому образу, утраченных нужд и надежд. Манящий глаз, хлипко поддерживал плети между обоими. Нити окончательно нащупали брешь.

Финальный отрезок времени, как и весь ритуал, продлился не долго. Капилляры плотно схлестнулись в последний раз и отпустили корни. Под самый конец своего существования образ дополнился недостающими вещами. Когда все отростки слились в единую цепь — кончик хвоста промелькнул очертанием червя. Не толще самой обычной нити. В половину длины спичечного коробка. Как показался, так и исчез. На этом всё и потухло.

Невозможно толком понять, что именно произошло. В мгновении ока всё закончилось. Цепкий феномен перестал иметь место быть. Иллюзия растворилась. Все детали рассыпались в одночасье. Значимые последствия за миг улетучились. На деле обстановка выглядела гораздо хуже. Одно проклятие сменилось другим.

Взгляд после обморока обаял всю суть. Реальность круто исказилась. Стало очень много красного. Красное небо, трава, деревья. Кусты, статуи. Постройки и даже птицы. Всё отдавало багровым оттенком. Жизнь, в сущности, замерла как на картинке, но только не для него. Кай оказался живее всех живых. Конечности, пускай и не двигались, за то глаза с лихвой выполняли недостаток движений. Как бешенные метались по округе. И ладно бы только, одно безумное мельтешение. Нет. Сам образ выглядел чересчур неуютно и дико. Беснующиеся зрачки в купе с истощённым лицом обтянутой бледной кожей. Уж слишком острыми казались отдельные черты. Глазницы. Скулы. Тощий подбородок. Тёмные под глазами круги и кровь. Подтёки — обстоятельно закрепили образ. Сгустки к этому времени успели возле нижней губы застыть. Это не воспаление больного ума. Ситуация гораздо хуже. То, что в действительности существовать никак не могло, имело место быть. Душа, как будто издохла в стоячей оболочке гроба.

В одно, единственное мгновение, резкая боль пронзила обе руки жертвы, заставляя неистово кричать во всё горло. Безудержно. Горестно. Молча. Гортань что есть мочи вопила. Губы судорожно сотрясали без толку воздух. Чужие пальцы наполовину прожгли плоть. Запах опалённого, кроваво-жареного мяса въелся в ноздри обоих. Кай моргнул. Конечности послужили как своего рода трамплин.

Парень не стал тянуть. Молниеносно вскочил на ноги. Голова практически и не фурычила, за то прекрасно работали рефлексы. Каждое неуклюжее действие ненамеренно, но ослабляло эффект. Мужчина не должен двигаться. Он обязан мёртвой фигурой на одном месте стоять. Получилось всё, несколько наоборот. Сгорбился. Упал на колени. Устало прилёг на бочок. Тихо начал стонать. Сквозь тишину прорезался чужеродный звук, который начисто капкан и разрушил. С остальных, тотчас же послетали оковы. Спали нити кукловода. Остаточной силы хватило разве что, плотно прижать к земле. Менее плавно. Более резко. Не так болезненно. Медрабочие, тоже подали свой голос. Окружающий фон стал более блёклым. Кай тотчас же рванул наутёк.

Лицо оставалось таким же болезненно бледным, хотя сами щёки постепенно наливались багровым румянцем. От ошпаренных пальцев так и веяло жаром. В них изначально не было никакой нужды. На кистях заметнее всего проступали вены, болезненно истончая кожу до видимых связок мышц и костей. Клубы пара вырывались из груди, а ноги с каждым движением в разные стороны кренило. Голова опускалась ниже. Руки практически касались земли. Больше похож на зверя, чем на людской отпрыск. Всё меньше человеческой сущности внутри. Всё больше необъяснимого «оно». Нечто из распахнутой клетки. То, чему просто позволили вырваться наружу. То, что не успели вовремя усмирить.

«Оно» не казалось изначально разумным и скорее походило на воплощение чистого хаоса, замкнутого в человеческом теле. Столь деструктивное и мощное, что невозможно забыть. Вся прыть рвётся изнутри. Тело нагревается. Пот на коже блестит. Чтобы самому, внезапно, не подохнуть, требовалось спокойно переждать критически важный для жизни лимит. Как всегда, ситуация пошла не тем путём. С первой попытки споткнулся на ровном месте. Разучился ходить. Сухожилия обтачивались облезлой кожей на просвет. Ощущение, словно медленно выгорает изнутри. Как же не хватало фонтана. Вместо него стоял пустой постамент.

На каждый свой шаг «оно» кубарём летело вниз и всё так же без проблем подымалось обратно. На общую скорость это никак не влияло. Тело всё так же продолжало нестись вперёд, через раз на полном ходу шмякаясь об землю. Общая скорость ни на каплю не совпадала с хаотичным движением разобщённых ног. Словно ветер безудержно гнал в спину и не, а бы какой, а вполне штормовой. На остальных же данная оказия, никак не повлияла. Не успели от дремучего сна отлипнуть. Зевок или моргание глаз, целую вечность затянулись. Обтянутые красным контуром, ровным счётом продолжали и дальше волочить привычный распорядок дня. В их жизни ничего не изменилось. Пока.

Смещение акцентов уже виднелось на первой стадии побега. «Оно» — не умело здраво размышлять. Вместо открытых ворот, которые манили к себе всем свои видом, «оно» резво рвануло в обратную сторону больницы. Пренебрежение не только собой, но и всей окружающей обстановкой. Напрочь содраны людские ориентиры. Молниеносные движения и неуклюжие попытки всюду прорваться, делают сугубо хуже только этому существу. Уничтожение всего на своём пути не означает, что «оно» в какой-то момент остынет. Помятые кусты и разбуренные клумбы наоборот, только лишнего огонька задают. Первой более-менее значимой преградой стали — скамейки.

«Оно» — не умело выбирать. Не умело вовремя перестраиваться. Не умело для себя решать, что сейчас важно, а что нет. «Оно» вообще многое, что не умело. То, с чем может справиться обычный смертный, «оно» как раз давало спуску, однако, некоторые свои повадки — ни один в мире не исполнит человек. «Оно» тупо неслось напролом, сминая под ногами метал и древесину. Разухабисто. Косо. Грубо. Тело швыряло то прямо на землю, то поперёк. То падало, то поднималось вновь. «Оно» не бежало поверх рабочего материала. «Оно» спокойно проносилось насквозь, будто все объекты сделаны из плитки шоколада. Скоростной бульдозер на двух ногах, разве что прыгучий и без ковша. Надобности в разрушении, нет.

Целая плеяда однотипных скамеечек, разбавлялась хлипкими деревцами, которые сразу же шли на щепки и дрова. Шуршание листвы перед лицом, прежде чем окончательно погибнуть. Будь впереди хоть густо растущий лес, он навряд ли бы стал большущей преградой. Пока что нет вещей, способных остановить.

Трудно сказать, по какому остаточному принципу, «оно» несётся вперёд. Наверное, хочет окончательно себя добить. У него своя кривая прямая, которая ведёт чёрт пойми куда. Пожёванный газон. Смятая клумба. Одна убитая лавочка. Две. Несколько спёртых веток красуются на животе. Конечная точка и вовсе не достигнута. Люди отовсюду начинают прибывать.

Прыть и близко несопоставима с реальной силой. Скорость неостановима. Как только начинается мощёная кладка, «оно» с прыжка влетает в постамент. Ни кусочка, ни скола. Даже грязной потёртости не оставило после себя. Ничего, разве что, вьюнком по земле прокатило. Немного остудил пыл.

«Оно» так бы и пробежало сквозь двери больницы, если бы не постамент. Даже лёжа на земле, его обратно, словно ветром подхватило, направляя прямиком в кусты. Там, где недавно всё было хорошо — с его приходом вдруг стало плохо. Чреде вреда подверглись несколько рядом стоящих женских скульптур. Просто не повезло оказаться на его пути. Дорога пролегала там, где нормальному человеку ход закрыт. Зелень и ухоженные клумбы в который раз приняли на себя удар.

В отличии от монолита фигура гораздо охотнее шла на контакт. На вид возвышенная, имеющая людские формы и черты — вмиг опустилась на землю. Сходство в не ком плане идеального и божественного, сочетаемого в одном образе — до основания практически сошло на нет. Первая дама, можно сказать, чудом уцелела. Её разве что пошатнули. Не сломали. Согнали мимолётом пыль. Другой особе, пришлось значительно наоборот. Хуже. Мельком через соседние кусты, получила критические повреждения. От успешного столкновения мигом откололась с арфой рука. Посыпались искры. В ту же секунду отвалилась часть левого крыла. В бровь ударили осколки мраморной крошки. Вандализм чистой воды. Финалом послужил роковой полёт. Падение, окончательно и добило.

Женский силуэт рухнул на землю, глухо сломавшись в нескольких частях. Грубо отрубленная наискосок голова, откатилась подальше от низкой платформы с лодыжками. «Оно» вихрем прокатилось вдоволь по газону. Без каких-либо хлопот просто вскочило на полном ходу. Ноги как угорелые несли только вперёд.

Центральная полоса изначально заточена на комплексный ряд ключевых фигур. Готовился своего рода ансамбль из пяти ангелов. Поверх тела божества — туника или тога, а в руках один из музыкальных инструментов. Свирель. Арфа. Мандолина. Скрипка со смычком. Не хватало связующей статуи и конечного оформления. Точно неизвестно, каким именно предметом, центральную богиню отблагодарят. Каждое изваяние, определённо что-то за собой несёт, так как заранее под табличку на подставке, была изготовлена специальная выемка. «Оно» при любом раскладе не узнало бы, какую конкретно пакость наворотило. Время истончалось. Люди активнее стали наседать.

Спустя одну лавочку после скульптуры, численность пациентов и персонала больницы стала резко пугать. Вместо нуля объявилось человека три. С каждой развилкой и поворотом, только и прибавлялись единицы. Они не замечали изменений, хотя не ровен час, когда всё человечество проснётся. Окутывающий контур и оболочка стали ещё бледнее. Разбавленный томатный сок, от мякоти которого практически не осталось следа.

Всё же «оно» не такое бездушное, как кажется на первый взгляд. Чего-то да боится. Словно волк, которого загнали в западню. Осталось только преодолеть животный страх. Ему и флажки для загона не нужны. Они и так своей кучностью коридор сооружили. Последней преградой стал высокий забор.

Большая его часть выполнена из цветного камня, в то время как верхушку украшает ряд металлических, чёрных прутьев с позолоченными перемычками и наконечниками. Этому существу не составило особого труда в хлам разнести окружение сада, однако, сплошная стена, странным образом внушала угрозу. Скорее не сама стена, а боль. Боль от очередного тычка. Соприкосновения. Кожа сильно уплотнилась с мышцами прижигая, словно раскалённой кочергой. Вообще всё доставляло неудобства. Любое движение приносило вред. Он так и не сумел остыть. Красные щёчки расползлись по лицу, а ошпаренные пальцы достигли локтей. Вместо прямого тарана произошёл затяжной прыжок.

Даже «оно» каким-то чудом, соображало, хотя и, по-видимому, чисто на инстинктивном уровне. Горький опыт и муки оставили после себя в памяти след. Тело в последний раз обвило ветром и швырнуло, куда не попадя. Траектория с самого начала не задалась. Ноги на метр оторвались. Корпус накренило вперёд. Через секунду «оно» хребтом шлёпнулось об землю. Кубарем прокатилось по камню и траве. Руки не меньше носа бурили почву. Ни одна конечность не могла банально успеть. Они бесконечно путались и бились друг в друге. Даже такая очевидная помеха, не мешала обратно вернуться в строй. Остаточное дуновение и дистанции как таковой больше нет. Впереди очередные деревья и кусты. Поздно было хоть что-то понимать.

Насаженный на тупые пики живот, почти преодолел двухметровую ограду. Вреда ему нанесли не так много, как могло быть. Порвали пиджак. Продырявили рубашку. Пустили немного кровь. Он бы мог оставаться и дальше так висеть, если бы не случайная к ряду оплошность. Большая часть тела повисла на той стороне. Тупо повезло. Ноги рефлекторно задрыгались, добавляя недостающий импульс. На заборе остались висеть кусочки распоротой штанины и полноценная, рваная часть половинки пиджака. Тело понесло кутерьмой дальше вниз.

Кай с небольшой задержкой, рухнул чуть с более трёхметровой высоты на узенькую тропинку склона. Лесной массив вместе с оврагом не очень-то и радужно приняли его. Груз продолжил скатываться в болезненный мир.

На макушке пригорка изредка встречались деревья, но ему хватило везения шевелюрой прочесать некоторые корни и стволы. Где-то иголка в жопу воткнётся. Где-то камень ударит о весок. Каждая косточка прочувствует неровность земли. Больше скорости. Меньше тормозов. Вся мнимая власть улетучилась. Осталась только нестерпимая боль.

Пережёванный землёй и травой, дряблый мешок с костями изрыгнули с ещё одного небольшого уступа чуть меньше метра высотой. Тушка шмякнулась затылком о почву, медленно сползая всё ближе к основной тропе. Он как раз прилёг в небольшой кучке лиственного компоста.

Рядом по соседству гуляла молодая пара. Повезло. Резкий грохот со спины заставил с трепетом на себя обратить внимание. Девушка не меньше парня перепугалась, трепетно вжимаясь в кавалера. Уж один из обоих ну просто обязан устоять. Пришлось взять инициативу в руки. Прекратить трястись и посмотреть смерти в лицо. Именно так выглядел на издыхании человек. Прогулка в окраинах санатория закончилась бедой. Тело лежало в метрах двадцати.

Девица выбрала совершенно приземлённое платьице для пешей прогулки. Свободное, но не висит на теле как обвисший мешок. Выкройка сделана по форме. Без рукавов. Длина юбки чуть ниже колена. Приятный, бирюзовый цвет с алыми лепесточками. Небольшие складки по краям. Талию украшает тканевый ремешок, завязанный бантом. На ногах белые балетки. В руках бежевая сумочка. На плечи наброшен коричневый пиджачок. Тоже приходится к месту. Ближе к вечеру помогает согреться, но он никоим образом не спасает от внезапной дрожи. То, что очень сложно унять. Она попала в ритм и чисто физически не может остановиться. Даже его объятия не помогают. Нехотя, но и ему передаёт свой озноб. Белая рубашка вместе с платьем воедино сплетаются. Никто друг друга не хочет отпускать. На земле рядом валяется полная противоположность.

Испачканный труп в грязи и листве. Порванный. С примесью разбухшей крови по всему животу. Раны. Ушибы. Там, где находятся рёбра, сквозь кожу с левой стороны торчит кость. Спина вся распорота. Располосована. Возникает ощущение, что с лёгкой подачи руки плетями били. Причёска похожа на птичье гнездо. Отовсюду торчат веточки и листочки. Кай, в конечном счёте, напоминает тряпичное месиво. По крайне мере на вид. Рано судить по первому впечатлению.

Люди оправились от шока гораздо раньше его самого. Мужчина не стал паниковать, хотя первые секунды и сам был чудовищно напуган. Несколько секунд передышки помогли прийти в себя. Он что-то тихо прошептал своей милой подруге, отряхнул её слегка, поцеловал, и только потом осторожно направился в сторону больного. Временить было ни как нельзя.

Шаг оставался неуверенным и осторожным. Не то чтобы, вдруг случится неладное, но за зря рисковать, точно не хотелось. Страх перед смертью в людях, взывал у каждого своё. Не меньше своей дамы перепуган. До холодного пота взволнован. Главное — сберечь будущую семью, а всё остальное подождёт. Даже чужая жизнь не так сильно важна, которая, кажется на первый взгляд, оборвалась. Коленки от одной такой мысли трясутся. Идти крайне не хочется, но он идёт. Человеческий долг обязывает. Ощущение крайне схожее, только вместо котёнка в подвале, на дороге лежит человек. Подросток. На полпути девушка не сдержалась и прорвалась:

— С ним всё в порядке?! — испуганно выкрикнула. — Всё?

— Не знаю, — умеренно ответил. — Сейчас посмотрю…

Ещё несколько затяжных секунд и человек подошёл почти вплотную. Тело бездыханно продолжало на сырой земле лежать.

— (Взволнованно) Ну что там?!

— Тише, не ори, — в пол головы обернулся. — Щас осмотрю…

Девушка трепетала на повышенных тонах. Держать себя в руках и вовсе не получалось. Ей очень некомфортно приходилось стоять одной. Её одновременно переполняли страх и любопытство. Сама готова ринуться дай только повод. Она нехотя ждала его команды.

— (Спокойно) Эй, парень, — немного нагнулся, — ты как там, живой?

В ответ прозвучала тишина. Туша скучно лежала вниз головой на животе.

— Ладно… (Тихо) Нужно хотя бы его… нормально положить…

Меньше всего хотелось прикосновения, но парня как минимум следовало перевернуть на бочок. Едва оторвались от земли плечи, как ладони оказались тут же в крови. Невидимые раны вскрылись. Догадки, окончательно подтвердились о серьёзности полученного ущерба. Очень сложно что-либо предпринимать, так как нигде фактически нет живого места. От одного только вида воротит. Всё, что ему удалось сделать — подгрести рукой чуть более свежих листьев под голову и всё. С большой неприязнью на спину положил. Осознание быстро пришло в голову. Он мог сделать только хуже.

Почти полностью изорванная в тряпьё рубаха, кое-где смотрелась в виде сборища единичных лоскутков ткани, тем самым обнажая частично изувеченный торс. Из свежих, маленьких ран, сочилась каплями жидкость. От дырок побольше, осталась разве что грубая корка ткани, как будто бы их недавно прижгли. Всё ещё причудливо оставался висеть оторванный рукав пиджака с кусочком предплечья. Штаны не меньше верха потеряли пригодность. Грубо порванные вдоль чуть выше колен, ничем не выглядели лучше той же рубахи, разве что крови гораздо меньше. По первому впечатлению смотрелось всё из вон рук плохо. Как таковой надежды на положительный исход нет.

Пассия не могла больше спокойно ждать. Так и не дождалась его команды. Торопливо подбежала, неуклюже потрясывая ножками. Настолько эффективно, что муж даже и не заметил, как быстро подкралась его супруга. Не меньше самих ран, взгляд приковывало тёмное пятно, выглядывающее из-под кусков рубашки. Обильный шлейф начинался у правого лёгкого.

— (Запыхавшись) Всё, — дотронулась до плеча, — я тут… (Встревоженно) Божечки… — спряталась за спину. — Как его так… угораздило? Он жив?

— (Тихо) Честно, не знаю, — отошёл на полшага назад, — но нам лучше уходить. Нас здесь, — бегло осмотрелся, — не было…

— (Испугано) Подожди! — постаралась удержать на месте. — Мы не можем его одного бросить! Нужно хоть что-то сделать!

— (Напряжённо) Я сделал всё что мог, — отвернулся от трупа. — Больше мы ему ничем не поможем. Нужно уходить.

— Давай хотя бы… помощь вызовем? Тут же клиника рядом. Рукой подать.

— Ты что, — пальцем стукнул по своей черепушке, — совсем сдурела? Он же… мёртв, — хладнокровно заявил. — Нужно живо уходить отсюда, пока нас не заметили, — схватил за руку. — Не хватало ещё, чтобы смерть его на нас списали… Вот бы выдался денёк…

— Но это же неправильно…

— Знаешь, вот лично я, не хочу, чтобы ты мне в камеру подачки носила. Не хватало нам ещё увеличить и до того сильный приток безотцовщины… И так… дофига… всего… (Настойчиво) Идём… Ты мне, веришь?

— (Испуганно)…Верю.

— Тогда пошли, — насильственно потянул за собой.

Резкими шагами, его доводы уводили прочь от пансионата. Не прошли и с десяток шагов, как совесть неуместно взыграла.

— Стой! — резко остановилась, разорвав узы. — Я не могу так! Мы даже не проверили, дышит ли он. Мы не можем его так просто бросить! Нужно как-то не знаю… — нервно взмахнула, — дотащить. Тут же совсем близко!

— Ты что, с ума сошла? — легонько встрянул за плечо. — Он же покойник! Ты сама посмотри, посмотри, — пальцем ткнул на бледное тело. — Он весь утыкан трупными пятнами. Он умер дорогая, очнись! Он бледен как труп, а этот тёмный шлейф… Я не врач конечно, но живые люди так точно не выглядят. Идём лучше. Нам лишние проблемы совершенно не к чему. Подумай лучше о ребёнке.

— (Испуганно) Я поняла, поняла… но разве он может так быстро… Ты же мог случайно ошибиться… Может это… — осмотрелась по сторонам, — болезнь такая. Откуда нам знать?! Нужно обязательно вернуться и проверить. Я верю, что он жив! (Нервно) Давай, хотя бы сообщим о находке? Это же совсем просто сделать.

— Очнись дорогая! — ещё сильнее её встряхнул. — Очнись!.. (Спокойно) Ты что, не понимаешь, на что мы наткнулись? Этот парень… Он… Посмотри, как он одет, — краешком глаза посмотрел назад. — Эта форма нашей академии. Знаешь, чьи дети там учиться? Знаешь? Ну конечно знаешь. Как минимум детки граждан. Вот именно, что минимум. В основном — это отпрыски успешных и богатых людей. Им не составит особого труда на нас списать все его болячки и увечья. Увы дорогая, но мы ничего не докажем. Ничего. Из-за какой-то глупости мы можем лишиться всего… Ты только представь, на что способно родительское сердце, если они узнают, что мы были здесь и не помогли… Давай лучше пойдём. От нас ничего не зависит. Если будем стоять так и дальше, сделаем себе только хуже… Ну ладно, тебе, — легонько потянул за руку. — Пошли.

— (Надрывно) Но это же неправильно оставлять его тут… Он же умрёт!

— Дорогая… — тяжело вдохнул. — Хуже всего будет, если мы останемся и попытаемся ему помочь… (Нервно) Даже, если он… гипотетически всё жив, мы только сделаем хуже и в итоге — ускорим его смерть. Ни я, ни ты, не врач… Ты всё правильно заметила, — убрал за ушко завиток волос, — мы не знаем, чем он болен. А вдруг, он заразный? Ты же видела, откуда он сбежал? С больницы. Нормальные люди покидают лечебное заведение через ворота. Этот же, — кивнул в его сторону, — вообще со склона упал. (Искренне) Милая, давай уже пойдём. Мы с большей вероятностью сделаем только хуже. Давай всё оставим как есть. Помощь в любом случае уже ищет его… Давай оставим работу профессионалам. Я знаю, как ты хочешь помочь, но только не в этот раз. Прошу, милая. Прошу… Мы не обязаны…

— (Судорожно) Ты же прекрасно понимаешь, что несёшь полную чушь! А если бы это лежал наш малыш? Как бы ты тогда отреагировал? Как?! Видели, но не смогли помочь? Не захотели?! Бездействие — тоже преступление! Мы просто обязаны ему помочь. Хотя бы… не знаю там… Вызвать скорою. Это сузит их круги поиска… Мы теряем впустую время! — попыталась вырваться. — Отпусти меня! Дай ему помочь!!

— Нет! — резво схватил. — Если нас сейчас же заметят, то им и доказывать ничего не придётся. Мы тут как на ладони! (Настойчиво) Пошли…

Девушка перестала брыкаться, однако в ответ настойчиво упёрлась ногами в землю. Если её не пускали, то и она не даст себя увести вперёд. Не одобряющий взгляд становился с каждой секундой более обидчивым и тяжёлым. Больше не требовалось его согласия. Она сама готова без постороннего одобрения помочь, лишь бы отпустил. Мужчине крайне не хотелось жертвовать. Время безвозвратно упущено. Всё к этому и шло.

–…По-посмотри в мне глаза, — приподнял личико ладонями. — Милая… Я знаю… знаю, как тебе нелегко. Нам обоим сейчас крайне тяжело, но и ты пойми меня правильно… Я вот-вот получу гражданство. Не дай бог, и это смогут отнять, тем более таким… нелепым способом… Какое будущее мы сможем дать нашему малышу? — прикоснулся к её животику. — Я хочу, чтобы и наша дочка училась в самом лучшем заведении. Получила только самое лучшее… Я не хочу подвергать её всем этим мукам и ограничениям, через которые мы вместе прошли. Столько сил было потрачено. Времени… Я не хочу, чтобы наши старания прошли зря. И ты не хочешь, я знаю, но чем-то приходится жертвовать. Всегда… Это ни в коем случае не наша вина. Пожалуйста, не забивай голову чужим. Виновата в первую очередь больница, персонал, безответственные родители, но не мы… Мы должны его оставить. Нет, просто обязаны… Поверь, так будет лучше. Или он, или наша будущая дочь… Мы же так хотели малыша… Нам нужно уйти. Пойми…

— (Расстроено)…Хорошо, просто… дай мне хотя бы… полминутки. Я хочу лично убедиться, дышит ли он…

— Давай лучше я сам.

— (Взволнованно) Нет! Я сама… — неуклюже оступилась. — (Дрожаще) Пока я лично сама не проверю, я… я не успокоюсь… Я ночью не засну. Хотя бы здесь не перечь мне. Прошу, иначе я всю жизнь потом буду жалеть. Не заставляй меня страдать… (Искренне) Прошу…

— Нет, — аккуратно взял за руку, — одну я тебя никуда не отпущу. Мы пойдём вместе… Чё-ё-ёрт, — дрожащим голосом тяжело вздохнул, — хоть бы пронесло, — обернулся. — Искренне надеюсь, что ты права…

— Спасибо…

Любимая поцеловала в лобик, будто бы на прощание. Они не расставались, но ощущение разлуки, почему-то гложило его. Преддверье беды. Пришлось всё же засунуть подальше свою гордость и смириться. Как никогда, она была права. Трусость и так отняла критически важные для жизни минуты. Сейчас он больше всего боялся увидеть реальный труп.

В последний раз любимая прикоснулась ладошкой к щеке, и парочка пошла обратно. Дальше переживания стали только нарастать. Оба ожидали самого наихудшего. Не всегда импульсивность оправдывает себя. Она бы точно сотню раз пожалела о скоропостижном своём решении, не будь близко мужского плеча. По крайней мере, не ей одной придётся столкнуться с последствиями. Нет никакого удовольствия осознавать, что ты в этом плане оказалась права. Боязнь постепенно брала своё и тут же отступала, благо было кому рядом прогнать. Чем сильнее сжимались ладони, тем менее охотнее хотелось сбежать.

Как бы ни было жалко, но рисковать всем, ни ему, ни ей точно не хотелось. Приходилось буквально переступать через себя. Через предвзятое мнение, отношение и предрассудки. Они возвращались на то место, где оставили беднягу умирать. Судьба всех зависела от того, что конкретно предпримут в последний момент люди. Парочка остановилась у тела в нескольких шагах.

— (Нервно) Давай может…

— (Тихо) Нет уж, — разжала ладонь, — с этим я точно справлюсь. Я — не беспомощная. Нащупать пульс уж как-нибудь смогу… Надеюсь… (Дрожаще) Эй, мальчик… — присела на колени. — Ты жив?

Ответа не прозвучало. Пришлось возвращаться к прошлой схеме.

Пульс, дешёвая отмазка остудить нервы. Больше ёжится, чем реально ищет. Сбивается. Всячески отводит глаза лишь бы не смотреть. Слова очень плотно застряли в памяти. Бледный мертвец, никак не может вылезти из головы. Даже наличие рядом супруга, мало на что влияет. Невозможно по желанию за один щелчок, отменить реальность восприятия. Не получается. Нервишки шалят в самый неподходящий момент. В таком положении дел хотелось всё прекратить и бросить. Нащупать пульс так и не удалось.

Сомнительные движения, неуверенно волокут руку дальше, направляя свои кончики пальцев на больную грудь. Боязнь случайно дотронуться, опешивает больше всего. Одно дело рука. Совершенно другое — на вид мёртвое лицо. Страх перед смертью. До конца уверенности нет. Жив либо наоборот. Если волею судеб цапнет, то в тот же момент испустит свой дух.

Всё же пришлось перебороть частичку себя. Прикоснулась. На удивление, ничего страшного не произошло. Юноша, как и прежде, оставался бездыханно лежать. Пальцы внимательно нащупывали сонную артерию, ведя условно линию вдоль шеи. Предельно усидчиво дребезжит рука. Хочет вернуться к хозяйке, но нет. Вместо дома, выдалась незабываемая прогулка по парку. Атмосферно. Еле ощутимая пульсация, постепенно просачивается сквозь тонкую, бледную кожу. Не сразу, но несколько секунд спустя она точно была уверена. Мальчик жив.

— (Облегчённо) Боже… Он жив, — повернула голову к мужу.

— (Напряжённо) Хорошо, — протянул руку. — Пошли.

— Подожди… — обратила внимание на левое запястье. — Тут что-то… есть.

Не всегда ответственный человек смотрится выигрышно. Прежде чем уйти, непременно захотелось всё перепроверить. Быстро глазами напоследок по телу пробежаться. Лучше бы и вовсе этого не делать. Ввиду общей беспомощности, ни он, ни она не могли больше ничем помочь, лишний раз убеждаясь, насколько ему сейчас плохо. Из любой неприятной ситуации ей всегда удавалось выцепить маленькие мелочи, которые реально могли облегчить душу. Подранная коленка — мама не поставит на горох. Погибший на улице щеночек — ему не придётся больше страдать. Первая любовь — ожоги всякий раз напоминают, к чему ведут необдуманные последствия. Всё, так или иначе, имеет смысл даже в плохих вещах. Девушка вычленяла позитивные моменты, обманывая себя. Набиралась сил, чтобы бросить во второй раз.

Характерная позолота поблёскивала на левом запястье. Очень знакомая и дорогая этикетка. Уже одной этой мелочи должно было хватить, чтобы оправдать себя. Потрогала. Повертела головой. Убедилась. От сердца немного отлегло. Не тут-то было. Кай мгновенно зацепился за несколько пальцев кисти.

Вопль агонии пронёсся по ближайшей окрестности. Девичий крик.

В отличии от ожогов Марка мелкие покраснения на первый взгляд, несли не столь мощный, внешний характер, сопоставимый разве что с жаром от горячей сковороды. Проблемы схожие, но обстоятельства разные. Концентрация плохого в худшей прогрессии стремительно продолжает расти. Беды обстоят несколько иначе. Боль как раз скрывается внутри. Под кожей. Как будто вкололи шприц с паром, однако, принцип действия не пойми какой. Её истощали совершенно не мысленным способом. Не наносили глубокие раны, а иссушали плоть. Внешние и внутренние особенности увечья. Кожа истончается и бугриться. Уплотняется. В точности как ранее у самого. Главная суть проблемы — нет, той минимальной прочности как у него. Именно поэтому ткань довольно быстро стала пузыриться и лопаться. Рваться. Красными, мясными жилками наружу грубеть. От кистей до самого плеча. Мракобесие прервала чужая нога. Он как следует, дал ему в тык.

— (Рьяно) Отпусти СУКА!!! ОТПУСТИ!!!

Супруг моментально среагировал, хотя секунда простоя, стоила руки.

Одного удара вполне достаточно. Кровь хлынула из-под носа. Кто-то снова забыл выключить кран воды. Второй более-менее голову накренил. Последующие приёмы особой разницы не принесли, размазывая по лицу ещё больше брызгав крови. То, с какой силон он лупил, подкреплялись её криками. Сильнее. Быстрее. Чаще и мощнее. Изо всех сил супруг пытался разбить объятия, стараясь насквозь проломить дурню башку. Тщетные попытки разбавились последним ударом в грудь. Помогло. Первые секунды после прогремели, если слышным затишьем.

Несоизмеримая боль, которая иссушила её руку, на мгновение разжала кандалы, чтобы заново троекратно стиснуть, усилив свой порыв. Тихие стоны переросли в натужный плач, ещё сильнее истощая супругу. Она и так еле-еле держалась, а сейчас окончательно сошла с ума. Хаотичное мельтешение рук и нечеловеческие вопли. Резвые, короткие попытки руку остудить. Катание по земле — эффекта никакого не даёт. Трава и грязь делают только хуже, не позволяя остановить себя и помочь. Всё двигается к удручающему концу.

Как бы муж ни старался, но попытки усмирить жену тщетны. Ей всегда удаётся клубком от него уйти. Абсурд с ума сводит и крайне тяготит. Без разбора бросается за ней, получая в ответ лишь пригоршню тумаков. Боль не острая, но положение злит. Виновник всё ещё жив. Гортань всхлипом взрывается. Мужчина предпринял единственно верный шаг.

— (Слезливо) Я убью тебя тварь, — обернулся, — слышишь?!!! Нахуй задушу паскуду!!! — стал живо ползти обратно. — Я шкуру с тебя сдеру… УРОД!!!

Низ рубашки насытился пылью песков. Через несколько ползков, полоской грязи. Ближе к оппоненту, трава оставила взмокшие расточки зелени и крохотные кусочки коры. Когда руки коснулись шеи — кровь оросила ткань. Пальцы твёрдо вцепились в глотку. Мальчика плотно вдавили в землю. Голова монотонно стала бурить затылком место для гроба.

— (Рьяно) Умри, СУКА!!! УМРИ!!! УМРИ!!!

Кай своей беспомощностью дело усугубил. Нежные, миниатюрные ладошки юноши, едва ли могли конкурентно противостоять медвежьим лапам в цепях. На его жалкие, невзрачные попытки выжить, мужской голос раздавался слезливым криком. Диким. Душещипательным. Ярым. Самым мерзким, отвратительным и отчаянным, но правдивым. Безумец долбил что есть мочи не жалея сил. Темп постепенно спадал, но шея продолжала под гнётом хрустеть в руках. Становилось очень жарко. Душно. Невыносимо. Пот скатывался со лба в глаза. Кай постоянно терял сознание. Оболочка снова становилась горячее.

— (Запыхавшись) Так тебе и надо… — со всей силы шмякнул, — сука… Вот и мозг уже потёк… — всмотрелся в кровь из глаз. — Пизда тебе… — в последний раз стукнул об землю.

Ладони внезапно обожгла раскалённая кожа. Издался вскрик:

–А–А–А–А!!! КАК ЖЕ БОЛЬНО!!! — немного расслабил хватку. — (Тяжело дыша) МОИ РУКИ!!! СУКА!!! — стиснул глаза и зубы. — МОИ РУКИ!!! БЛЯ-А-А-А-А-ТЬ!!! КАК ЖЕ СУКА… БОЛЬНО!!! БОЛЬНО!!! — отхаркнулся в лицо.

Переполненный болью оскал содрогнулся. Человек пытался душить, правда, силы с каждым разом интенсивнее тускнели. Максимум хватило выносливости продержаться ещё секунду и всё. С выкриком оторвались. Кровавая часть отлипших лоскутков расплавленного скальпа, осталась отпечатками на шее. В щёку тут же воткнулся локоть, едва ли не расплющив нос. Мужик во всю глотку провопил:

— (Яро) НА СУКА!!! — замахнулся локтем. — НА БЛЯТЬ!!! ПОЛУЧИ!!!

Следующие два удара полностью попали в одну и ту же точку. Теперь лицо представляло фарш из кусков кожи и оторванных хрящей. Всюду струится кровь. Полностью затёк правый глаз. Несколько выбито верхних зубов. Вмятая вовнутрь скула. Порванная губа. Третий удар попадает в землю мимо, а четвёртый зависает прямо над головой. Боль окончательно берет своё. Он не может больше терпеть. С воплями и визгом, катится по траве. От прожжённых до мяса ладоней исходит горячий пар. Очень схожий ожёг как у другого мужчины, но не насквозь.

— (Болезненно) Бля-а-а-ать… — прокусил губу, — как же больно… Что это за хуйня?!!! Что ты со мной сделал?!!! Я убью тебя… слышишь?.. — поднял голову. — УБЬЮ!!! Дай только паскуда встать… — с локтей попытался встать на колени. — Дай только сука встать… Боже, — посмотрел на руки, — как же сука ЖЖЁТ!!! БОЛЬНО!!! Хы-ы-ы-ы-ы… — скорчился от боли. — Ы-ы-ы-ы-ы… — пустил слезу.

Гнев не только подпитывал, но и не давал окончательно отрубиться. Он и бодрил, и мотивировал, и заставлял двигаться вперёд. У него ничего не осталось кроме того, как мстить, даже ценой своей жизни. Несколько кривых кувырков. Парочку ложных выпадов. Удар по больному ребру через собственный болевой порог. Соперник тут же пришёл в чувства. Застонал. Вот он. Лежит перед тобой. Осталось лишь забить гол, скинув вратаря в пропасть. Ни секунды на передышку. Главное — не дать заглотнуть жизненно важного воздуха, выбивая одновременно остаточную дурь. Дело постепенно близилось к финалу.

Второй удар произошёл менее бодро, хотя человек полностью стоял на ногах. Поджилки тряслись. Тело бесконечно юлило. Себя по инерции на лопатки повалил, однако заставил противника откатиться чуть ближе к краю. Несколько удачных пинков и оппонент грохнется в овраг. Опять прокатится с трёхметровой высоты. Почва, рано или поздно, обязательно добьёт. Остаётся только докатить.

Ещё один юркий толчок выбил все силы из-под ног, не давая даже толком подняться на четвереньки. Его в этом плане опередили. Другой человек первее преодолел тяготы и боль. Переступил через себя. Как зверь боролся за свою жизнь. Земля под ногами как назло препятствовала мести, однако, раз за разом он поднимался и давал бой. Следующий пинок жахнул чуть ниже области живота.

— (Запыхавшись) Нравиться, СУКА?!!! — согнулся практически до земли. — Подохни уже блять… Умри…

Никакого спуску. Никакой жалости. Акт возмездия продолжился.

От некоторых нападков с трудом, но возможно было хоть как-то откатиться. Лишь бы ботинок не попал по голове. В лучшем случае подобный трюк на треть силы удавался. Чаще мазал просто в никуда. Исключительно благодаря ожогам, мужчина попросту не мог как следует ударить. Боль затмевала всё. Из-за кривых подачек и упущенных возможностей, самому приходилось терпеть ничуть не меньше. Один неуклюжий приём, не хуже нанесённых побоев, отдачей лупил взамен. Его на пару секунд после каждого замаха клинило, молча взвывая от боли. Лёгкая передышка. Каждый кусочек тела отдельно трясёт. Дрожь способствует бесконечной боли в руках. Мутит в глазах. Очень сильно хочется спать.

Почти у самого обрыва, малец таки сдюжил привстать хотя бы на одно колено. Резвый удар с ноги. Непонятно, кому повезло.

— (Устало) Отпусти меня… урод… — встряхнул. — СУКА, отпусти!!!

Несколько хаотичных взмахов и ботинок в одночасье выскользнул из рук. Столь незначительного импульса хватило. Кай потерял равновесие и слетел.

Хотя бы на этот раз маленький склон его простил. Он так и не упал в центр оврага. По краюшку скатился. Вольности есть, но жалости нет. Каждая косточка, так или иначе, почувствовала неровный спуск. Лесная чаща по старой традиции отблагодарила колкой растительностью и небольшими буграми от молодых пней. Короткий, не менее щадящий спуск. В руках вращалась чужая туфля.

Он так бы и катился кубарем до толстоствольных деревьев, если бы не куст. Задел пятой точкой. Разворошил. Повезло. Перестала мерцать трава, а голова снизила обороты кружения. Тело как магнитом тянуло к земле. После подобного, уже никаких сил не оставалось. Хватало разве что на подышать. Хрипло. Голос взахлёб утопал в воздухе. Болезненно давящий на кадык, что невозможно глотать.

Разочарованный взгляд зачинщика стоит на холме. Раздосадованная гортань одновременно пытается продохнуть и остудить раны. Мысли сейчас только о нём. Как быстрее его добить. Как быстрее унять тупую боль. Состояние пассии вообще не волнует. Её жизнь как-то вылетела из головы. Не это сейчас главное. Капли крови смешались со слюной. Багровый оскал смотрелся со стороны, как намёк на трупоеда. Образ выжившего, подранного самозванца, подстать пацану.

Голова ели поднимается, чтобы снова упасть на бок. Единственный зрачок с первых же секунд опешил. Агрессор не собирался отступать. Он намеревался спуститься и прикончить. Груз пиздюлей отправился по тому же маршруту.

Сердце съёжилось. Сил убегать как таковых больше нет, но жук, всё равно старается. Кряхтит. Пыхтит. Выгребает из-под себя почву. Траву. Хватается за ветки и листву. Пытается себя как можно дальше от канавы проволочь. За жизнь, как никогда цепляется. Как не в себе. Любой ценой. Очень хочется выжить. Даже полностью истощённый, всё равно тянется вверх. Вяло карабкается и смотрит. Смотрит на то, как на полном ходу с горы летит оголтелый человек.

Что-то хрустнуло. На два шага спустился вниз. Через секунду таранная кость вышла наружу. Открытый перелом стопы. Шматки плоти и свежие струйки крови. Былой уверенности нет. Потеря равновесия и оглушительная скорость. Кубарем влетел в ближайший ствол дерева. Размозжил свою дурацкую башку. Грудой бестелесного мяса обрушился со склона. Труп в кротчайшие сроки скатился вниз. Никаким состраданием тут и не пахло. Правосудие и озлоба. Только и всего.

Это был откровенный пиздец. Лучшего слова и не подобрать. Сердце так бешено колотилось, словно хотело взорваться и вылететь нахер из груди. Опять, и опять, и снова по кругу. Адреналин бил через края. Хотелось просто подохнуть. Как минимум один раз. То в глазах стремительно меркло, то за секунду до смерти тошнотворно рвало. Организм сам не знал, как ему пережить этот момент. Как ему справиться со всей ситуацией. Даже такой спокойный, безжизненный, тихий и неподвижный — мужик представлял собой ещё тонну угрозы. Кай никогда в жизни так не боялся. Глаза застыли. Останки лица скорчились в ужасной гримасе. Первородный страх. Тот самый. Именно он пинает ногой под жопу. Заставляет вставать, кряхтеть и пердеть. Заставляет превозмогать страдания и муки. Чужой ботинок всё ещё плотно оставался держаться в руке.

Первые несколько минут, невозможно нормально отдышаться. Слишком частые скачки давления, бьют тревожной нотой по всему. То покалывание, то нескончаемый гул в голове. Зрение почти что упало под ноль. Минимальное освещение. Тошнота. Онемение. В общем — одна сплошная дрожь, шум и боль. Даже в таком блеклом мирке, он отчётливо видел лицо почти что убийцы. Напоследок, хозяину прилетел запачканный башмак в грязи. Хоть что-то на миг улыбнуло. Ненадолго. Радость быстро сошла на нет.

* * *

Я-я-я… вообще-то… гулял… Ну то есть как… бежал… Бегал. Я ничего из вышеупомянутого не помню. Звучит как… полный бред… По моим меркам, это была совершенно обычная прогулка. Идёшь такой себе прочь неизвестно куда, лишь бы никого, ничего больше не видеть. Самая примитивная, подростковая обида. Не вижу смысла разбираться в том, в чём нет никакой логики. Максимум, куда я мог забрести — в очередной бурелом. У меня тяга ко всему неизвестному. Ну, вот… нравиться мне страдать. Падать без конца от здешней склоки. Снова пониматься. Снова бежать. Этакое… издевательство над собственным телом. Нескончаемый бег в никуда. Движения неуклюжие. Громоздкие. Сложные. Оно и неудивительно. Там повсюду творится ерунда. Там и люди нормальные не ходят. Только я. Вечно цепляешься… Спотыкаешься за всё подряд… Прохода нет. Ни тропинки цивилизованной, ни дорожки… Я всё ещё настаиваю, что это был, не побег. Я просто хотел в окрестностях прогуляться. Думайте, что хотите. Плевать.

Можно, конечно, сетовать, что я был не в себе, но это звучит как неправда. Я всё прекрасно помню, просто немного это, забыл… Местность там — загляденье. На мгновенье закрываешь глаза, как обстановка резко меняется. То ничего, то вдруг птички поют. Древесную кору кто-то грызёт. То чаща лесная, то вполне ощутимая тропа. Нескончаемый вид. Вечно гнетущий, опьяняющий пейзаж… У берега, кстати, отличная песчаная насыпь. Там-то я в пару метров от воды и прилёг. То самое место, где узкое русло реки протекает к «старому городу». Я крайне рад, что мы используем это сочетание слов, а не другой, более обидный огрызок. По-разному можно к этому месту относиться. Да, своеобразное захолустье… или глушь… Мне вот больше нравится слово: «Дыра». Оно не настолько грязное и густонаселённое друг на дружке, как принято называть трущобы. Совсем нет. Оно скорее тихое и спокойное, но не безлюдное, как глушь. Трущобы — это днище мира, а у нас всё же не дошедшая вовремя реновация. Для вашего понимания прекрасно подходит слово — дыра. Очень скромно, серенько и уныло… Пропасть на удивление, недостаточно высока. Нет огромного расслоения между гражданами, за, то есть бесконечные высотки, с которых хочется сигануть и разбиться… Не такой долгожданный полёт как у птиц. Ни капли, не изящный. Обычные пикирование, однако, под алое сияние заката. Очень странный окрас, словно кусками небо трескается повсюду… Ладно, хватит слушать меня. Так можно на всю голову… отупеть…