Подлежит удалению

Евгений Леган, 2023

Данная история повествует о боли, степени риска и ответственности. Здесь нет героев, как и откровенно плохих людей. Сломаться или побороть. Обидеться или простить. Проблемы человека не меняются, но становятся сложнее в ограничении привычных вещей. Начало пути неизменчивых тем.

Глава 1. Одиночество

Этой ночью мне снова пришлось не сладко… Так в принципе бывало и раньше. Я обратно не мог нормально уснуть. На этот раз мне лезло в голову всё то, что так не хотел вспоминать. Ворочаюсь, мучаюсь. Не могу себя никуда деть. Когда силы заканчиваются или просто надоедает, наконец, засыпаю. Через некоторое время снятся они… Родители. Люди, по крайне мере похожие на мою родню, которую в жизни никогда… не видел…

Я снова ощущаю себя беспомощным ребёнком. Стою рядом и наблюдаю за собой со стороны. Очередной день рождения, который зациклился. Привычный дом, люди одни и те же вот только… ситуации разные. Могу начинать сидя у крыльца, а могу, как говорил выше, за собой наблюдать сквозь окно дома. Не знаю, честно говоря, что хуже. Принимать участие или смотреть на инцидент. Итог мне известен. Прошлое никак не изменить.

Что касается снов — вещь, довольно… забавная. Разнообразием локаций в моей голове, они особо не блещут, за то сами сцены, частенько тасуются между собой. В одном случае я всех предал, а в другом — тихонько отпилил голову ножом. Только конкретные детали вскользь намекают на повторение событий. Как ни странно, но это ни дом, ни школа, ни сад. Это самые обычные мелочи, которые подталкивают пойти другим путём. Цвет волос. Форма пишущей ручки. Погода за окном. Вступительная сцена. Коридор или сам класс. Начало как говорится положено. Какой сценой поножовщины оно закончится, могу разве что гадать.

Обилие несуразицы, обычно тесно переплетается с насилием и уж тут — я ничего не могу поделать с собой. С одной стороны, я жертва, которая в страхе пытается в одиночку выжить. С другой — та же самая жертва, только с убийством всего и вся. Мне тяжело вспомнить конкретные сцены, где умирают люди, ибо на утро забывается всё. Намёк утренней горечи, комом давит на горло. Прокусанные губы напоминают. Постельное, измотанное в куколку бабочки подтверждает… Попытка выдалась не очень. День пройдёт абы как.

Меня всегда задевали события во снах. Кто-то нарочито подстраивал все неудачи прямо как в жизни. Симпатичные девушки с дебильными парнями. Отношения, любовь, секс. Всё это происходит практически на моих глазах, чтобы в очередной раз заставить ненавидеть себя. Зависть получается ещё та. Даже в грёзах мой мозг не способен приятной радостью удивить. И опять всё скатывается к унынию… Либо взрыв, где погибают люди, либо… другие люди, убивающие сношающихся людей. Где любовь наиболее противна, просыпаюсь в преддверии антракта. Где исход более-менее понятен — досматриваю до конца. Как же… противно становится на утро. В очередной раз просто не хочется жить.

Что мне больше всего не нравится в себе, так это способы умерщвления. Уж больно они… жалкие, что ли… Иногда, всё же бывает и так… Лежит, значит, в постели обнажённая красотка. Первое время всё идёт хорошо. Даже попытки соблазнить получаются, но как только дело доходит до кульминации — тут то и рушится сценарий на корню. Я бы понял, будь это классическая расчленёнка маньяка. Ага… Не тут-то было. Истерические попытки задушить и трахнуть полудохлый труп. Гораздо хуже на душе, если жертва внешностью миловидной была. У меня сердце колом поутру становиться. Тошнит. Самому умереть хочется, но умереть нельзя. Едва ли от передоза лекарств получится в космос улететь…

Если кратко обозначить все сны, которые мне снились… они, в общем то… особо не отличались друг от друга оригинальностью. Либо всяка дичь с жестокостью, либо вообще ничего. Чёрный экран был самым посещаемым гостем. Он чаще всего приходил ко мне, как будто специально от чего-то… страшного ограждая. Исключением был разве что медицинский компромисс, но сегодня не о нём. Это был один из проклятых и ненавистных мною дней…

Сколько мне исполнилось тогда? Наверное, лет… 10 или около того. Чего именно хотел? Явно не игрушек, как соседские дети, которые часами могли хвастаться о том, какой подарок им сделали родители. Я же, ни о чём в принципе не мечтал. Мать с отцом, как всегда, позвали знакомых, в очередной раз находя лишний повод, чтобы собраться всем вместе. И вот снова приходиться видеть со стороны то, что происходит в самый последний момент. Становиться несколько грустно… Мы больше никогда не встретимся вместе…Я снова просыпаюсь.

У меня нет особого желания наблюдать за тем, как будет далее развиваться сюжет, хотя, откровенно говоря, я и не помню. По внутренним ощущениям явно не очень. Очень хочется быстро трагедию забыть… Проходит некоторое время, и сон постепенно настегает меня снова. Я искренне надеюсь, что подобные обрывки больше не побеспокоят. Жаль, ничего толком не меняется. Ровным счётом то же самое уткнувшись лицом в подушку. От меня вообще не зависит ничто…

Все прошлые абзацы, косвенно похожи друг на друга одной ключевой особенностью — они всегда заканчиваются в основном плохо. Изредка ничем и досматривать снова то, что уже давно пережил, обратно не хочется. В очередной раз мерещится дом, забитый трупами. Разница лишь в том, кто и как на этот раз умрёт. В огне или убитый пулями. Разрезанный тесаком пополам. Пробитый огромными дырами насквозь… Разорванный на мелкие кусочки. Особенно противно, когда роли меняются. Ни с того, ни с сего, именно я становлюсь палачом. В такие моменты хочется, как можно скорее забыться… Тревожной отдышкой мерещится противный привкус дежавю.

После всего увиденного, медленно отлипают глаза. Больше уже не уснуть, что в принципе и хорошо. Всё так же медленно вставая, полусонным подхожу к окну. Ещё рано, но совсем скоро по дороге польётся небольшая плеяда людей. Время есть, правда это не особо увлекательное занятие до семи утра пялиться в окно. До основания заезженный пейзаж, накручиваемый каждый день. Что же остаётся ещё? Можно смотреть на голые стены, хотя и они уже с достатком… приелись… То, что стоит отменить — комната воссоздана точь-в-точь. Взгляд медленно сползает со стекла в пол. Смотрю на ножки стула и мне хорошо. До тупости привычное дело. До безобразия знакомое.

Лениво осматривая комнату, можно убедиться в наличии огромного, свободного пространства. Мне многое до сих пор чуждо и от того ни к чему не привязан… Мнимая свобода в четырёх стенах, но не это главное. Главное, в принципе, само место, а его обустройство — сущая ерунда. До лампочки. Если есть минимальная возможность поспать, то всё остальное перегорит… Иногда сам себе удивляюсь, как ещё не сплю на полу, на матрасе, хотя кровать и письменный столик не такой уж и обязательный шик. Честно говоря, подобной рухляди место только на свалке. Именно там бы захоронил отцовский дневник, но рука почему-то не поднимается. Наверное, это единственная вещь, которой всё ещё дорожу… Медленно открывается рот. Хочется снова уснуть.

Начинается новый день, а идти уже никуда не хочется. Кое-как, всё-таки дополз обратно. Застелил коряво постель на скорую руку. Прилёг. Провалился с головой обратно в кровать. Закрыл глаза. Может хоть так удастся отдохнуть после неудачного сна. Могу позволить себе упустить частичку выброшенного в пустоту времени, коим у меня навалом. Ничего кардинально не изменилось. Единственная проблема — совесть долго не позволяет лежать. Рано, нет, скорее поздно, нехотя, но берёт своё. Есть просто такое слово — надо и ничего тут не поделать. Я не могу кардинально перестроить свой мозг.

Единственный плюс из всего выше сказанного — до вас идти совсем ничего. Обычно хватает около минут… десяти. Не торопясь встать, умыться, переодеться и дойти. И даже так, не всё гладко, как может показаться. За пределами дома, я чувствую себя не комфортно, а порою… ну просто ужасно. Это не единственная обитель куда поголовно с раннего утра нужно приходить. Таких злачных мест ну просто дофига. Целая россыпь людской ненависти и безразличия. Только в своей конуре, я действительно нахожу спокойствие, а из вне… считай, что и ловлю отторгающие взгляды окружающих. Ох, если бы только взгляды… Закрывая глаза на пять минут, хочется обратно уснуть…

* * *

— Уф, успел, — взъерошил пальцами капну волос.

Запыхавшийся юноша в дверях, быстренько осмотрел окружение класса на наличие своих сверстников и, сделав короткий шаг, живо рванул к группе учеников. Напротив доски сидела небольшая кооперация одноместных парт. Он юрко схватил первый попавшийся под руку у входа столик, и мигом подскочил к своим. Ему не хотелось тотчас же втискиваться в разговор. Парень крепко пожал руку однокласснику, сидевшему как раз в центре всего класса, а потом так же крепко соседу справа. Собеседник с боку был обделён этой привилегией. Крайне неохотно коснулся протянутой им руки. С некоторым напряжением. Даже пренебрежением. Острее всего говорили глаза: «Ты нам не ровня». Быстро убрав руку в карман, молча втиснулся пятым и разрушил квадрат. На вмешательство никто особо не обратил внимание. Только девушка недовольно цокнула и тут же продолжила разговор:

–…Так вот. Вчера, если вы зырили предпоследнюю серию, на днях всё должно закончиться. Я думала, помру! Вся на иголочках! Самое интересное на потом оставили. Или награда в конце, или наоборот, смачный каёк! Ну, ничего. Подождём… Некуда торопится.

Ученица с наслаждением произнесла последнюю фразу, толком не обращая внимания на вновь прибывшую персону. Она слишком была увлечена разговором.

— Мне тоже нравится этот сериал, — высказался правильный сосед.

— А мне не очень, — недовольно пробурчал дальний собеседник. — Как ни крути всё там наигранно и давно проплачено. Слишком уж не честно выходит… Либо ты козёл, аморал, как и все, либо строишь из себя нормального, но всё чаще стоишь в сторонке, где тебя гнобят и поносят… Рейтинги, делают… Умора…

— Да ладно, — прозвучал ехидный голосок, — ты просто им завидуешь. Да и вообще, кого интересует твоё мнение?

— А ты… — бегло осмотрел её, — лопоухая дура, раз смотришь такую шнягу! Сама мечтаешь попасть туда, чтобы нихера в жизни не делать. Одно удовольствие — бесконечно тусить да бухать на халяву, и ещё… трахаться на камеру за бабло… И сисек у тебя нет… Доска…

— Сам ты ебанат!! — хлёстко отвесила шлепок по макушке. — Ты лучше себя послушай дебил! Что за хуйню ты несёшь?!

После шлепка девчушка тут же полезла на парня с кулаками, чуть ли не опрокидывая за собой парту. Остальные, безэмоционально смотрели на рядовую перепалку. Интерес минимальный был, но заключался в другом — кто больше по итогу отхватит пиздюлей. Пока никто в конфликт не встревал. Драма накалялась.

— (Злостно) Дура, отцепись! По ебалу сейчас прилетит!!

— (Ненавистно) Ах ты ж гандон!! Руки свои убрал! Отъебись!!

— (Злостно) Сама отъебись конченная!

— (Ненавистно) Ах ты… — уставилась на штаны, — посмотрите на него! Хуй со стручок стоит!! Умора!

— (Злостно) Заткнись блядина!! Заткнись!!!

Тычок в затылок полностью расцепил парочку. Обидчик с треском рухнул на пол. Оппонент же в свою очередь трепетно балансировала на стуле. Обычная, ничем не примечательная сценка, стала громогласным прорывом. Окружающая четвёрка рассмеялась в такт. Всем было смешно. Парень рассердился.

–…Сука… — медленно поднялся.

— А ты… — выпучила глаза, — урод…

— (Улыбаясь) Сегодня, кстати, будет спец выпуск последнего сезона. Будете смотреть?

Как только третий из шайки произнёс ключевую фразу, обстановка мгновенно разрядилась. Все переключились именно на него. Новоприбывший пока что молчал. Молчал так же и всеми ненавистный главред.

— Да, конечно, да! Я хочу быстрее её увидеть! Быстрее, как можно быстрее!!

Девица чуть ли не верещала от переживания, ели сдерживая себя в руках. При одном упоминании её любимого сериала казалось буквально сходит с ума.

— Почему они не могут выпускать серии побыстрее?! Вот же ленивые жопы! Ну, кто так делает?! Благо, хоть костюмы у них отпадные. Класс… Натуральная сказка… Обязательно на выпускной себе такой куплю.

— (Хмуро) Удивительно, что вообще кто-то это дерьмо смотрит…

— Заебал! — нагнулся. — Утихни уже!

Самый старший из компании, с ходу ударил знакомого в плечо. Парнишка моментально стих. Девчонка в отместку кинула в сторону бедолаги характерный, неодобрительный жест. Увы, он уже не смотрел. Взгляд упирался в парту. Стало обидно. Несколько секунд погодя заговорил новый мальчишка:

— Слушайте, а может это, — двумя пальцами коснулся шеи, — жахнем и…

— (Приглушённо) А ну заткнись! — прихлопнул ладонью о стол. — Не здесь, — бегло осмотрелся. — Ты что, вообще дебил такое пороть? Нас же услышат!

— Полностью тебя поддерживаю, — сказал сосед. — Херотень ещё та.

— (Агрессивно) А ты за ним не поддакивай! Пидрила зализанный!

— Молчун, сука, лучше не беси меня, — встал самый главный из компании. — Иначе я как переебу, — замахнулся, — костей своих потом не сыщешь. Стол свой нахуй убрал. (Грубо) Я сказал, убрал!

Место из 5 человек стало пропорциональным. Удалился в сторону один. Снова получился квадрат. Девушка и три потенциальных кавалера. На самом деле претендент был только один. Столы сместились. Он как раз очутился напротив любимой. К нему под руку подсел новичок:

— И что тут такого? — поудобнее уселся. — Ой, — отмахнулся, — как будто нас раньше палили…

— Вот именно что не палили… Ты ебать, последние мозги пропил.

— Ну как хочешь, — посмотрел на сумку под ногами. — Дело твоё. Нам же больше достанется. У меня так-то и… (шёпотом) химка есть… Предлагаю дунуть.

— Химка говоришь? — посмотрел под стол. — Хорошо… Ждём тогда обеда и за углом… Слыш, молчун? — повернул голову. — Тебя это не касается. Если кто-то узнает, — кулаком ударил о ладонь, — пизды получишь ты, усёк? Усёк?

— (Угрюмо) Понял я, понял…

— Ты башку свою для начала кретин подними.

— Поднял, — выровнял голову, — и чё?

Ответа не прозвучало. Прозвучал удар. Пинок ноги о край стола. Достаточный сильный, чтобы опрокинуть и парту, и стул, и самого ученика. Грохнулась сия конструкция как надо быть. Внимание обратили все.

— Ещё хоть раз выебнешся тут, будешь ботинки мои лизать, понял? Дошло, еблан?! Дошло?! — сел обратно. — Бинтуй сиськи, — огрызнулся. — Тебе пизда…

Дальше замаха боец не полез. Пока что было достаточно лишь угрозы.

Не имея очевидной мощи совладать с противником, малец намертво притих. Больше ему не хотелось встревать ни в чей-либо разговор.

— Круто ты его… — встряхнул друга за плечо. — Так дебилу и надо.

–…Пф-ф, как нехер делать.

На заднем ряду от шума отлипли от парты глаза. Я снова очутился в аду.

— Слушайте, — произнёс третий, — а может это… можно с вами? Я тоже…

— (Приглушённо) Ты, что, дурак блять?! — наставил кулак. — Ещё раз при мне что-то подобное спизданёшь… убью! Ты лучше заткнись и невыёбывайся. Умнее кажешься… Ты тоже вали. У нас тут, — оглянулся, — деловой разговор…

— Ладно, — встал, — как скажешь…

Троица нарочито подождала, когда смоется четвёртый. Из парт получился треугольник, перевёрнутый вверх дном. Девчонка не стала долго ждать и сходу начала давить:

— А ты хоть помнишь, что мне обещал? Если ты этого не сделаешь, то…

— (Тихо) Не спеши, — злостно закрыл ладонью её рот. — Я же не сказал ещё да… Подожди… Пускай ещё немного времени пройдёт. Слишком палевно будет её бросать…

Сие мракобесие могло происходить, пожалуй, до бесконечности, пока взгляд компании не сконцентрировался в самой удаленной точке класса. На мне. Гость начал подтачивать злодея:

— Гиль, эт, — кивнул, — смотри, он на тебя пялиться. Не хочешь врезать ему?

— Тебе надо, так ты иди и влущи. Мне то какое дело до этого дрыща? Ебну не так, так он гляди и подохнет. Заразу ещё подцеплю. А вдруг он… спидозный?

— Не Гиль, серьёзно, он давно нас подслушивает и наверняка сдаст при первой же возможности. Вот же крыса вонючая… Этот пидр, — прищурил глаза, — …сто пудов отвечаю — учительская шестёрка. С ним определённо нужно что-то сделать. Ну, ты понял… В ёбыч гаду надо прописать, чтобы знал.

Беглый взгляд между собой расставил все точки. Через пару секунд в жизнь явился новый план. Насилию место быть.

— Эй, — ногой ударил по ножкам парты, — молчун. Дело к тебе есть. Иди-ка разберись с вон тем, — кивнул в дальний ряд, — придурком.

–…Я не буду.

— Слушай сюда, дебил, — привстал. — Второй сука раз, я повторять точно не буду. Или ты пойдёшь его пизданёшь, или я тебе прямо сейчас в грудак с ноги пропишу… Выбирай.

Юноша немного поколебался и всё же встал. Вслед за ним послышались очередные оскорбления:

— Эй ты, чепушила! — выкрикнул Гиль. — Чё пасешь сюда сука!? Отверни ебало своё нахуй или я тебе его заверну!

— (Довольно) Ахеренно отмочил! — хлопнул второй раз по плечу. — Он ща от страха прямо обоссытся… А ты, — посмотрел на Молчуна, — пиздуй. Мы лично всё проконтролируем. Если дашь дёру — после школы тебе пизда… Пиздуй.

Ничего кардинально нового не произошло, просто снова несколько придурков раскукарекались. Как петухи драные навострили гребни на бойне. Впрочем, как и всегда, я попросту лёжа закрыл глаза. Меня их придирки вообще не касались. Я всё ещё пытался проснуться, словно это очередной дурной сон, с очередным дурацким исходом. Всё оставшееся блаженство продлилось не долго.

— Этот долбоящер довыёбывался. Надо сука, — поддел кулаком подбородок, — втащить…

— (Сосредоточенно) Думаю да-а… Стоит ему быстренько дать пизды, пока учитель не появился. Марси! — выкрикнул в сторону третьего. — На шухер пиздуй! Только паси в оба, иначе шкуру сдеру!

Наш самый главный придурок, моментально подорвался, как только запахло битвой, проскальзывая мельком через ряды парт. Самый неконфликтный из пятёрки, вышел к дверям. Я вообще не понимаю, как он к ним затесался. Два других оболтуса вместе с главарём — понятно. Распутная девка, очевиднейший придаток ко всему, однако этот парень, вообще в плеяду долбанутых не вписывается. Спокойный, смирный. Ни разу на моей памяти не встревал в прямых конфликтах. Даже в тех, что связаны со мной. Быть всё ещё соучастником дело такое, но… обиды на него у меня нет. Тут скорее дело другое. Понимание. Безысходность. Не будь меня, пиздили бы скорее его, так что… Не повезло. Это же надо умудриться вляпаться в такое дерьмо… Забойный петух готов был клюнуть прямиком в темечко.

Тот самый, который больше всех распускал перья, звали как вы уже догадались — Гиль. Сын самого обычного, среднестатистического работяги, который случайным образом выиграл не мысленный грант — звание почётного гражданина. Не абы какого, а «почётного». Уже о чём-то да говорит… С низов добрался до определённых высот… Про его отца мне больше нечего сказать… Вроде как до своего повышения, работал мясником на птицефабрике. Я, по правде говоря, знаю не больше остальных… Другое дело, его хвалёный отпрыск. Тут есть о чём поговорить… Искусственная, пивная отрыжка. Зачатие беспробудных, алкогольных ночей. Слабоумие и отвага, видимо, по наследству передаются. Такое стойкое возникает чувство, будто мы по сравнению с ним — серые, блеклые и недостойные не то, чтобы говорить — смотреть на него без разрешения. Не все конечно, но гарантий, что он вдруг на ком-нибудь не сорвётся, увы, нет. Ничего дельного, по сути, не имеем. Обычный, избалованный придурок, а мы впрочем — рабы, созданные чтобы пресмыкаться и развлекать. Негодяй, явно одушевлён своим положением. Недальновидность ума позволяет задевать чувства абсолютно любого. Ничего хорошего от него ждать, точно не стоит… Мразь не преобразиться за один день.

— Эй, лошара белобрысая! Ты что, глухой?! Я, сказал, встань! Живо блять!!

Молчание ещё больше злит. Лицо опухло от красного оттенка ненависти. Кулак долбанул по крышке стола. Вот так я окончательно и проснулся.

— Ты к тому же ещё и тугой… Ну ничего, ничего… Исправим. Сиди-сиди… Не долго тебе осталось… Молчун!! — пихнул соседа. — Бей теперь. Давай!

Оба зависли надо мной, как плешивая стая падальщиков. Один гандон. Другой терпила. По выразительности действий, никто из парочки особо не любил думать. Тут скорее предпочитали действовать бездумно. Казалось, вроде бы и проснулся, но сил держать голову ровно почему-то не было. От их бездействия меня обратно клонило в сон. В какой-то момент я даже перестал и вовсе замечать падонков, пока вновь не прорезались обидные слова:

— Подними свою сраную башку мудила! С тобой люди разговаривают!!

С большой натяжкой можно назвать ублюдка человеком. Не особо-то и хотелось с самого утра создавать себе проблемы. Как ни печально, они настигали меня везде.

Резко проступила боль. Возможно, я бы и смог перетерпеть очередное унижение, к которому достаточно привык, но Гиль захотел большего. Ему недостаточно словесно человека обосрать. Нужно обязательно надломить, чтобы в итоге сломать. Схватил за волосы и оттащил назад. Поддерживая коленом табурет, мне просто не давали упасть. Пальцы сдавливали и тянули сильнее. Вопрос времени, когда станет хуже. Он как специально проверял меня на прочность. По итогу выдержал не так долго:

— Придурок отпусти… Больно же, — ответил скрепя зубами.

— (Ухмыляясь) Что, не нравиться? — ещё больше наклонил стул. — Отлично, а теперь, — посмотрел на «молчуна», — врежь ему по ебалу, только нос не задень. Хлипкий он у него… Ну чё встал!? Бей! Бей сука, бей или тебе ща лично переебу!

После внушительной мотивации «Молчун» всё-таки подошёл ближе и ударил. Скосил. Кулак попал прямо по переносице.

— Блять, вот же гандон! — вернул стул обратно. — Съебал нахуй!!

Толчок в грудь с двух рук, оказался более сильным, чем Гиль рассчитывал. «Молчун» не то, что споткнулся — он практически улетел. Его шандарахнуло и ноги чуточку оторвались от земли. Секунда затяжного полёта и затылок об угол парты гремит. Не сказать, что мне радостно или грустно. Скорее страшно. Моя участь ничуть не лучше его.

Неудивительно, что некоторые девочки тут же завизжали тихо матерясь. Понимаю их. Тело шлёпнулось так, что разбурило за собой несколько рядов парт. Посыпались принадлежности и прочая мелочь со столов. Хорошо, что никого из сверстников не задел. Первые секунды после падения казались… довольно напрягающими. Парень, как бы выразился Гиль, «поскользнулся». Сам. Это его проблемы, что он зацепился и не встал. Так же его личные проблемы, если человек получил сотрясение. Этого подонка, вообще мало что волновало. Если уже и быть редкостным говном, так быть на все 100. Только едва уловимый вздох дал понять. Человек жив. Гиль тотчас же рявкнул на остальных:

— Хавальники позакрывали блять! Харэ орать!.. (Приглушённо) Суки… Заебали… — Ну, всё, мразота поеботная! — взял меня за воротник. — Пизда тебе!

Обратный расчёт прямиком о стол. Удар пришёлся больше на ухо. Я почувствовал за секунду, как оно горячо пульсирует и болит. Я ничего толком не произнёс, однако брошенное в защиту слово, колко задело его самолюбие. Сильно настолько, что подобное животное, чуть ли не собралось меня добить. Даже учитель не стал бы помехой. Было бы желание, а у него оно как-то… обвисло в последний момент. Возможно, и нет. Тут вообще хрен угадаешь. Настроение есть — будить колотить до кровавых соплей. Если нет — отделаюсь привычным синяком… или синяками… Тут нет смысла гадать. Ситуация не измениться, чтобы ты ни делал. Он просто… полный псих. Вот и всё. Ещё один шизанутый. Без уродов, видимо, слишком скучно на свете жить…

Хоть Гиль и ровесник мне, однако, разница, между нами, весьма ощутима. Выглядит чересчур взрослым для своих лет. Даже не каждый взрослый, сложен фигурой как он. Довольно высокий, если не самый высокий среди нас всех. Вполне мускулист, жилист. Даже очень, особенно когда злиться. Каждая его мышца ярко проступает на теле. Конкретно выделяются набухшие вены на кистях и шее. Порой бывает очень даже страшно на него смотреть. Спустя годы его образ, прочно засел в моей голове. Будущая машина для убийств, что очень несвойственно обычным подросткам. Наверное, я просто отстал от жизни. Главное быть загонщиком, а не жертвой… Наглый, нахальный, гадкий… Да у него совести ни капельки нет. Беспринципный буйвол. Прёт только вперёд. Ни один нормальный человек не захочет иметь с таким бараном дело. Куда уж лучше просто закрыть глаза. Отойти в сторону. Пускай мелкие пакости и дальше стучат кулаками. Так гораздо лучше, чем иметь дело и с ним, и с его оголтелой семьёй.

Когда я на него смотрю, то мне кажется, он как будто… изначально создан для своей роли. Рождён под созвездием сношения собаки. Этого у него не отнять. Причинять другим боль — у него крови. Возникает очень стойкое предположение, будто дегенерата, специально натаскивали бросаться на людей. Не абы какая дворняга, а бойцовская. Боевая. Укороченная стрижка. Наглое лицо. Кривые и грубые пальцы. Ногти в пупырышках и немного заострённые уши. Вот, если бы не форма — хулиганьё чистой воды. Я и сам так-то на его фоне, ничем не лучше бездомной собаки… Не то, чтобы я выглядел откровенно плохо, но… здоровьем на лицо, точно обделили… Мало что сейчас изменилось… Откровенно по этому поводу не презирали, хотя дословно никто особо не жаловал. Всё равно считай, что изгой. Одним словом — он всегда задавал общий тон всей толпе.

— Шухер, шухер! Идёт!!

Одна из шестерок, живенько заскочила обратно в класс. Абсолютно все всполошились, будто прямые участники акта вандализма. Мне хватило разве что смелости тихо пропищать:

— (Взволнованно) Слушай, Гиль…

Удар был резок и быстр. Прошёл по инерции от ступни до плеча, попав кулаком именно в щеку, как изначально задумывалось. От такой подачи тело опрокинулось назад вместе со стулом. Пинок не был достаточно сильным, но мне и этого с лихвой хватило. Приземляться на пол спиной гораздо жёстче, чем я предполагал. Притяжение сделало своё. Очень тяжело после падения дышать. Будто порвало лёгкие. Первые секунды просто не продохнуть.

Буквально через секунд пять, в класс вошёл учитель. Она как всегда вовремя успела всё пропустить. Едкая улыбка отпрыска обезьяны, украсила собой мерзкий вид.

— Ещё увидимся…

Гиль застыл на секунду с наглой рожей наперевес. Уж я-то знаю его сучий подчерк. Сто пудов намеревался ещё что-нибудь… этакого выкинуть. Нашкодить как мелкий членовредитель. Обязательно нужно нагадить в конце, иначе как без удовольствия жить? Поднял с пола чью-то ручку и разломал пополам. Ну да, молодец. Герой. Теперь кому-то, нечем будет писать. Я в этом плане, тяжелее воздуха, ничего в школу не носил. Ему-то откуда этого знать? Он ничего кроме ненависти во мне не видит. Вот теперь его лицо было полностью довольным. В тот же момент как напакостил, след и простыл.

Не успел учитель дойти до своего места, как паршивец уже стоял в крайнем левом ряду у окна. Все ученики встали в знак уважения, тем самым приветствуя преподавателя. Все кроме меня. Я всё ещё барахтался на полу. Женщина встала посреди интерактивной доски. Посмотрела на кучку пустых парт спереди. Потом в дальний угол. Прозвучал вполне резонный вопрос:

— Так, кто это устроил?

В ответ прозвучала тишина. С виду ничего примечательного, но маленький беспорядок уже в достаточной мере её бесил. Класс практически уже сел, правда велением руки она обратно поставила всех по стойке смирно.

— Хорошо, будете писать стоя. Это вас чему-нибудь да научит.

— Это сделал он, — ткнул пальцем в мою сторону Гиль.

Педагог сперва посмотрела на него, потом на медленно встающего меня, и затем довольно быстро вынесла достоверный приговор:

— Значит так, — посмотрела на Гиля, — ты сейчас поставишь все парты на место, а потом после уроков — отдраишь этот класс вместе со своими дружками. Это тебе за враньё, чтобы ты знал… Садитесь, — неодобрительно посмотрела на класс, — кроме тебя.

Ученики незамедлительно сели. Возобновился учебный процесс. Несколько секунд, Гиль всё ещё оставался стоять обескураженным. Только с тычка подруги, он медленно побрёл к доске. Учитель очень внимательно за ним следила. Недавно пылающие огнём глаза, стали снова голубыми. Маленькая жажда утолена… пока… опять не начнётся по новой…

Я снова закрываю глаза, чтобы попасть в своеобразный транс. Хоть что-то у меня идеально получается. Время проскакивает за секунды, как перемотка часов, правда вся грань восприятия становиться очень мутной. Когда мне становиться страшно, скучно или попросту теряется желание жить — я просто закрываю глаза… но потом… всё опять возвращается. Этому способствует извечный мой недосып. Как только наступает очередной повод проснуться, мгновенно наступает полоса неудач. Иногда, просто хочется убежать от всего. Навсегда заснуть и больше никогда не проснуться. Остаться в грёзах своих, в мечтах, где попросту нет ничего кроме тебя и всепоглощающей пустоты. Только ты и больше ничего. Самый разочарующий момент, когда снова приходится… проснуться…

* * *

Школьная жизнь обычно делится на занятия до обеда и после. Главное дожить, превозмочь гнетущие тебя обстоятельства. С наступлением перерыва остаётся всего лишь вторая половинка дня. Мучатся, осталось не долго…

За весь последний период учёбы, меня вообще не спрашивали по программе, да и-и-и… что я мог ответить взамен? Одно сплошное молчание, да и всё тут. В отместку назло остальным, я попросту углублялся в самые недра себя… Как будто от этого станет лучше. Ну да… Честно говоря, становилось только хуже. Я не хотел просыпаться. Я хотел заснуть навсегда.

Единственный плюс, который можно отметить — уроки подобным образом, проходили максимально быстро. Они ускользали от меня. Информация бездумно проносилась впустую. Польза, как у того уличного столба, который бесполезно горит при свете яркого дня.

Прошло не так уж и много времени… Настал час большого перерыва. Целый, полноценный час отдыха. На дворе стояла весна… Я не раз задумывался, чем бы таким… заняться после окончания школы, хотя, правильнее будет назвать её академией, как бы это нелепо ни звучало. Школа звучит слишком приземисто и низко, а тут — целая академия. Ни лицей, ни гимназия, а именно — Академия… С большой буквы… Академия «Красных сосен». Сразу чувствуется как ни как размах, престиж. Это место, куда даже взрослому хочется попасть. Отсюда и начинается длинный путь к чинам протяжённостью в жизнь.

То место, которое обычно принято называть школой — больше всего ассоциируется у меня с огромным котлованом. Своего рода помойка, куда родители скидывают своих пиздюков в надежде на то, что кто-нибудь из них рано или поздно выберется. То, каким уже выползет это чадо, очень большой вопрос… Навряд ли из большинства получится что-нибудь путное, иначе бы мы избежали кучу колоссальных проблем. На деле же окупается в лучшем случае… половина подобных стараний. Без особых вложений получится в лучшем случае ничего. В худшем — в обществе появится ещё один имбецил.

На моём счету оставались последние месяцы, как ни крути. Есть только одно «но» — я нихера не мог запомнить изучаемый материал. Отсюда и проблемы, хотя твоё решение, в случае сдачи даже всех косяков, особо роли не играло. Ну как не играло. Играло, конечно. Чем меньше ты фигни сотворил, тем больше шансов получить запрос более высокой ценности. Как гораздо позже я понял, Академия сотрудничала с разными предприятиями, организациями, учебными институтами и прочими структурами. Отсюда и такой повышенный интерес. Если ты такой же болван, каким был и я, то велик шанс вместо престижного места абитуриента в какой-нибудь важный, государственный ВУЗ, попасть в то же место, но, правда, уже на совершенно другую должность. Скажем уборщиком или подмастерьем на кухне. И это не самый худший вариант. Отнюдь. Я уже не раз слышал историю о том, как неизвестная мне девочка, сбросилась с крыши одного из домов пожарной части, только из-за того, что попала работать не в то место. Я сразу же задаюсь вопросом: «А сколько там этажей было?», хотя правильнее будет задать: «Кто в этом виноват?». Это одна из многочисленных историй, но, пожалуй, самая яркая, так как герои остальных по большей части скрепя зубами просто ныли. Ныли за вполне достойную оплату труда.

Более-менее заезженными прецедентами, нас обычно пугали в момент сдачи экзамена: «Вот не сдашь, и отправят тебя бочонки мусорные мыть до конца жизни» или «…дворник будет пределом твоих мечтаний. Давай, отвечай». Отсюда плавно вытекает, наверное, одна из главных особенностей — здесь гораздо проще и ущербнее, и вовсе недоучиться. Сложно понятное дело, как и везде, но другая совершенно непонятная вещь — как ко всему этому подростку правильно относится? Как адаптироваться? База информации настолько пресная и сухая, что я ни от кого не слышал заинтересованность хоть в чём-то. Единственный интерес большинства — выражен, как ни странно, в конечной корочке, но не в самом плане процесса… Выбора фактически нет. Его приняли за тебя, отправив в этот элитный гадюшник.

Мои слова по большей части безосновательные домыслы. К моему удивлению, мы всё ещё держимся на плаву, какой бы дегенеративной система обучения ни была. Она всё ещё приносит стабильный доход, хотя… больше трети учеников до финала так и не доходит. Много пустых парт тому прямиком свидетельствуют. Причин много, но итог всегда один — очень расплывчатое будущее. В принципе, подобное мало кого волнует. Главное — результат есть. Одна вшивая овца, стадо не губит, просто… скоро не останется кого губить…

Сколько бы реформ ни было на протяжении существования Академии — принципы и традиции, как и прежде оставались прежним, хрупким звеном в цепи понимания общества и его эволюции. Есть запрос, значит, есть выполнение. Всё остальное — чистая лотерея, за которую мы платим. Как кому в итоге повезёт. Какой сработает алгоритм? Я не знаю… Мне не нравиться место, в котором я очутился.

— (Шёпотом) Полный…

Случайно сказанное слово в слух, зацепило чьё-то внимание. Кто-то рядом остановился. Голос показался до жути знакомым.

–…Ты что-то сказал? Разве нет?

Мне не пришлось поднимать голову. Я прекрасно знал кто это, отлично распознавая её голос отдельно от остальных.

— Извини… (Шёпотом) Как дела хотела узнать… Блин…

Всё дальше отдалялись шаги, выходящие прямиком из кабинета. Возможно, ей… в некоторой степени было… даже стыдно за своего мачо-придурка, просто… кому какое вообще дело знать, как у меня дела? Просто лежал. Молча. Никого ни трогал и вот опять она… Мне от её внимания, ничуть ни лучше ещё с прошлого раза, благо девушка что хорошо, очень быстро ходит. Что-то определённо в этот момент во мне заискрилось, и мгновенно тут же угасло. Ей может, и вправду хотелось узнать моё самочувствие после набега, хотя, честно говоря, навряд ли, учитывая её опоздание, а опоздание у нас никто совершенно не любит.

Её звали Лоя. Младше меня на год, однако, выглядит намного старше. Да там вообще все смотрятся старше. Поголовно все такие взрослые, что просто не могу… Частенько подслушивая из рассказов о самой себе, местных сплетен и немного домысла, выяснил про неё самую малость. Родители, что неудивительно, состоятельные. Мать танцовщица. Отец владеет рестораном… Владел… Что ещё по факту нужно для хорошей и счастливой жизни? Видимо парень отморозок. Как ни крути, но даже при таком последнем минусе, она всё ещё была великолепна. Непонятная симпатия, вызванная к ней, подкреплялась очевидными невзаимными чувствами. Причины, как всегда, были. Они крылись в моей больной голове…

В ней сочеталась бόльшая мера всего хорошего: лишена дурных, очевидных излишков; без тщеславия и пафоса; не всегда добрая, но чаще отзывчивая; умеющая сострадать и главное помогать. Приблизительно, именно такой образ складывается в голове, когда наблюдаю со стороны. Милый и чистый. Ещё не успевший погрязнуть в отвратительном болоте уныния. Не буду врать, по крайней мере себе, но с первого раза — ничего особого не увидел. Самый стандартный объект красоты и желания, за которым гонятся все. Меня мало заботил её внутренний мир. Да и сейчас чего уж таить, мало что изменилось. Времена меняются, а люди остаются… Только обёртка черствеет…

Форма академии смотрелась изумительно, подчеркивая изящность фигуры в нужных местах. Естественно, наверняка ещё с детства, она обучалась танцам, что лишний раз только укрепило её натуру. Скорее фигуру. Не знаю, увлекается ли чем-то девушка по сей день, но её волосы до сих пор мне кажутся немного… влажными… Определённо весь интерес сместился в сторону бассейна. Я не раз замечал, где именно человек пропадает надолго после уроков. Её возращение всегда именуется прекрасной чистотой…

Думалось мне разное, хотя с такой-то внешностью, точно в одиночестве не горевать. Это может показаться тупостью буквально но первое что бросается больше всего в глаза — так это длинные до поясницы волосы. Нет, это не тупость. Это в большинстве случаев первое, на что мужчины обращают внимание. Первее разве что, больший размер груди… Если честно, я слишком долго пробыл в изоляции, чтобы отождествлять людей по именам. Я их различаю в основном по волосам. Идеальный ракурс сзади. Так мне не приходится обращаться в лицо.

Волосы красивые. Приятные. Наверняка, всё такие же мягкие на ощупь. Светло-рыжего оттенка. Цвета созревшего абрикоса, недостижимого для тебя. Согреваемый лучами солнца другого, но не тобою… Эх… Я мог долгое время наблюдать… но ничего в итоге дельного так и не сделать. Что я могу предложить? Ничего, только грустный взгляд со стороны, да и только… Мне нигде и никогда не было места. Нет места и сейчас.

В ней было всё то, что нравится не только мне, но и всем остальным ребятам. Её милейшее, симпатичное, не опороченное здешним колоритом личико, завораживало сердца и умы. Выражало спокойствие и безмятежность. Простоту и естественность. Наслаждение. Вдохновение. От этого печальнее вдвойне смотреть на то, как её оскверняет этот урод. Всем своим видом выказывает непочтительное отношение ко всему человечеству. Я ничего не могу с этим сделать… Я… Да что я… Ничего. Вообще ничего… Ни как…

В довесок ко всем бедам вокруг и несчастьям — моё личное проклятие, в край угнетало. Что ещё может быть хуже, чем ограничение во времени? Кто я такой, чтобы мои пожелания влияли на судьбы других? Я заслужил забвение. И порицание… Меньше всего бы хотелось, чтобы по мне потом горевали. Не стоит оно того. Ни одной за зря пролитой слезинки. Жалеть, правда некому, да и… не заслуживаю. Лучше оставить всё как есть. Ни лучше и ни хуже… Целее буду, хотя с какой стороны смотреть…

Обед тем временем находился в самом разгаре. Большинство из «наших» уже давно сидели в кухмистерской. Учуяв тонкий аромат от съеденной пищи соседа, тогда-то мне и самому захотелось чего-нибудь да укусить. Я надеялся, что большинство успело насытиться и мне не придётся пробираться в тихую впотьмах. Ждать вечера, не самая занимательная идея. А по-другому, увы, никак. Нормально по-человечески не поесть. Слишком много народу. Количество не то, что пугает… Отягощает. Слишком много незнакомых людей. Косые взгляды способствуют закреплению паранойи. Я и сам постепенно боюсь… себя…

В классе не осталось тех, кто бы мог на прямую издеваться. Как бы люди ни оставались людьми, интересы свои, гораздо важнее окружающих. Чужие заботы никого откровенно не интересуют, кроме одного. Всегда найдётся урод на смену. Закон подлости… Я не могу помешать тому, кто собирается меня вот-вот убить.

Едва удаётся покинуть кабинет, как уже кто-то нарочито ждёт у выхода. Частенько в такие моменты поджидает наш учитель. Ей всегда что-то нужно. И на этот раз всё в точности повторилось. Возможно, она и не поджидала, но очень нарочито стояла у окна напротив, с кем-то между делом разговаривая. Вторую персону я тогда не узнал. Это был совершенно обычный мужчина в непривычном костюме. Бежевый пиджак и брюки. Белая рубашка с голубым галстуком. Чёрные ботинки. Его образ никак не вязался с теми учителями, которых я видел. Наши облачались полностью в чёрный, изредка разбавляя одежду серыми и синими тонами. Не плохо, но до жути уныло и однообразно, хотя мы сами едва ли отличались друг от друга. Сразу стало понятно — это не свой.

Преподаватель, очевидно, был занят, поэтому я не стал ему докучать и совершенно спокойно прошёл мимо. Ах, если бы. Только спина замелькала перед глазами, как тут же послышалось:

— Подожди. Мне нужно с тобой поговорить.

Пришлось остановиться… На удивление, они проболтали совершенно не долго. Я даже не успел особо зевнуть. На прощание легонько пожали друг другу руки и всё. Мужчина свободно отправился вперёд. Учитель обратно встала в свою привычную позу, сомкнув руки в локтях. Больше всего давил взгляд. Холодный и отягощающий. Тяжёлый такой. Противный местами. Чуть ли не насильственно заставляет подойти. Такой… порицающий. Недоброжелательный… Уже никуда не хотелось идти. Я догадывался, о чём снова пойдёт речь.

— Кай… Это сделал он, так? Опять приставал со своими дружками?

— Нет, не он… — по инерции погладил место удара.

— Тогда, кто? Скажи.

— Я сам.

— Как это «сам»? Как так получается?

— Да легко. Качался на стуле и упал. С кем не бывает.

— А если правду сказать? — сузила зрачки. — Думаешь, что затравят, да?

— (Неловко) Давайте… мы не будем сейчас это решать… Нам всего-то… месяц с лишним остался… Больше мы друг друга не увидим… Притом… какая разница, если он… всё равно кровь портить будет… пускай и другую… Мне неприятности не нужны. Я не хочу, чтобы меня после школы потом ловили. Можно, я уже пойду? Есть очень хочется…

— Но, я же могу помочь… Ты только попроси.

— Спасибо, но лучше не надо. Если происходит что-то плохое, то по шапке вечно прилетает мне… Не надо. Не хочу больше… Раньше надо было. Года… три назад… До свидания.

— (Скомкано) До свидания…

Я быстро развернулся и продолжил свой путь. Бессмысленные перепалки были ни к чему.

Движения, как и всегда, в меру быстрые. Осторожно осматриваю каждый угол и поворот, чтобы лишний раз не наткнуться на кое-кого. И вот, обратно по злому умыслу судьбы, выходя прямиком на следующий коридор, вижу… его… Снова. Дебильное совпадение. Ну просто, ни в какие ворота не годиться. Стоило скрываться. Опять. В который раз остаться без обеда, и причина голодовки как суть ясна, а питаться солнечной энергией, извините, не научили. Единственное, что не сходится — один. Очень… странно лицезреть его без вездесущей свиты.

На этот раз он шёл в полном одиночестве. Я как чувствовал, что произошло что-то неладное. По мою душу явно гадина спешил. Шустро идёт, уверенно. До перепутья остаётся совсем ничего. Надо готовиться обратно давать дёру и тут… коренным образом всё меняется. Ситуация поворачивается в ином ключе…

Обычно расхаживать медленно, делало из его походки бродяжничество колесом, а тут шаг довольно быстрый. Никогда на моей памяти, Гиль никуда так не спешил, причём повторяюсь, совершенно один. Самое плёвое дело дунуть с корешами на углу, но тут почему-то, до этого не дошло. Когда компашка пыхнет, сами движения замедляются. Начинает глючить мозг и тормозить. Подёргивание. Ужимки. Чесание рук. Пощипывание бровей и волос. Частое моргание. Речевые ошибки. Ничего из этого у него явно нет. Идёт уверенно. Не обращает внимания. Взор не устремлён на поиск новой жертвы, а куда-то… настроен конкретно. Можно до бесконечности гадать или самому проверить, правда страх заставляет отступить.

Доходя до развилки, фигура внезапно исчезает в стороне… Неожиданно спасён. Можно возвращаться и дальше самому идти… но идти уже в сотый раз никуда не хочется. Я во всём чувствую подвох.

За все эти годы, проведённые среди некоторых отморозков, я усвоил очень полезный урок — наблюдение. Если с некоторыми людьми, мне в итоге никогда не суждено сойтись вместе, то издалека, я увижу гораздо больше, чем другие рассмотрят вблизи. Безусловно, любой может ошибаться, но я нутром чуял. Здесь определённо что-то не так… Ну не бывает обычных, случайных совпадений. Мне обязательно нужно было задержаться, чтобы в итоге встретить именно его. Я не пытаюсь оправдать свои действия. Я пытаюсь найти логичное решение, которого изначально нет.

Существует разная дичь в моей больной башке, но в ней нет банальной логики. Есть обида. Есть ненависть. Злость. Зависть и ложь. Какой-то процент присутствует мщения. Жестокость в не ком… обрубленном зачатке. Ей остаётся только раскрыться. Эгоизм тоже есть, но я бы не стал его скрещивать с одиночеством. По разным причинам человек может в одиночестве существовать. Жадность, я ни в коей мере не ощутил, так как… не знаю ценность банальных вещей. Я в жизни ни дня не проработал, потому что… всё нужное у меня есть… О чём может идти речь, когда из всех пиршеств у меня: стол, стул и кровать? До сих пор… Про остальные комнаты в доме я не упоминаю. Это не моё. Я в них не живу. Они существуют ради приличия. Ради тех норм и ценностей, ради которых так отчаянно бились предки. Жить и благоухать. Цвести и развиваться. Строить и… уничтожать…

Остаётся только лицемерие, но оно… ровно на половинку. Неуверенность, безусловно, да. Двуличность — скорее нет. Я никогда не выдавал себя за того, кем не являюсь. Закрытый. Отчуждённый. У всего этого есть свой толк, но обычным смертным никогда не понять. Людям нравиться усреднённость, схожесть. Любые различия как привлекают, так и отторгают. Я выше всех низменных пороков, но на деле — сам в них же и утопаю. Разница только в грани. Степень допустимого я не перегибаю… но опять же, с какой стороны посмотреть…

Логично, оставить всё как есть, и уйти, но нет… Отсюда начинается мой первый выбор. Он и раньше был, но… за гранью реальности память стёрлась. Мелочи затираются. Забывается прошлое. Это далеко не первое решение, но сейчас — оно самое важное. От этого выбора ничего не измениться, но мой путь станет немного чётче. Стόит надеется и доверять только… себе.

Значит, стою как истукан и просто жду. Жду неизвестно чего. Почему-то от его исчезновения, легче ни капельки не становится. Мои глупые догадки, вечно подтачивают вляпаться в какое-то… дерьмо. Глядя на себя со стороны, иногда мне кажется — я заслуживаю тех мер, которые со мной произошли. Подглядываю, крадусь, прячусь. Взгляд исподлобья. Повадки словно замкнутого маньяка. Нож в кармане не ношу, но заморачиваюсь на мелочах. Запахи. Вещи. На какой руке сегодня одет браслет. Какие серёжки во вторник носит. Неудивительно, почему люди сторонятся таких особенностей. Будь я не на своём месте, навряд ли бы лично хотел с чем-то подобным столкнуться. Заметить тень, блуждающую в стороне. Вечно оглядываться и не находить себе места. Строить бесконечные домыслы и теории. Не дрочит ли он на твои вещи или сколько бездомных кошек, погибает от его рук. По больше части всё взаимосвязано, но никто не заслуживает боли. Ни моральной, ни физической, только если… есть одно… «но».

Направиться за Гилем в след, сулило неминуемую угрозу. Обязательство как следует в итоге помучаться. Воображение рисует абсолютно не мысленные картины. Каждый такой кусочек мозаики, трактует совершенно иной мотив, не похожий на предыдущий. Самый правдоподобный исход — всё заканчивается одним и тем же. За своё любопытство я в любом случае отгребаю по самое не могу. Я, правда, готов был уже плюнуть и пойти по своим делам, но… Всегда есть это доставучее «но». Внезапно пронеслась Лоя. Мигом промчалась. Она тотчас же скрылась в его направлении. Ничего хорошего. По крайней мере, для меня.

Первая половина пути пройдена вполне спокойной и умеренной походкой. Только в последние секунды своего скудного шпионажа, легонечко пробежался. Меня всего колотило и трясло, словно занимаюсь чем-то незаконным. Гиля ни где рядом нет, собственно, как и Лои, которая тоже куда-то испарилась. Посторонние ученики невозмутимо проходят мимо, по уши, занятые своими делами. Для них окружающая реальность стала нападком безвкусицы. Им по большому счёту без разницы, кто мелькает в глазах, если это ни друг или кто-то из старших учителей. Как только заносчивый поганец бесследно испарился, всем дружно по барабану на меня. Даже косвенные «шестёрки» поодиночке, не составляли и малейшей угрозы. Казалось, все только счастливы без него. Какой только чёрт меня дёрнул свернуть за ним…

На своё разочарование мы очень быстро друг друга нашли, а жаль. За следующим поворотом парочка уже шла вместе. Под ручку, обнявшись. Внутри неприятно кололо. Раз отважился, то грех поворачивать назад.

Один коридор плавно сменился другим, третьим и мы неожиданно вышли к проходу второго корпуса. Я, честно говоря, мало там появлялся. Ориентация в пространстве от этого немного страдала. Второе здание представляло собой своеобразные мастерские в виде небольшой по размерам двухэтажной постройки.

В отличии от обычных кружков по типу музыки, плавания, танцев и спорта, там находились именно рабочие специальности, где непосредственно что-нибудь ученики мастерили руками. В основном парни. Иной раз поставят за токарный станок. Если повезёт, дадут пострелять из пневматического ружья. Будешь вести себя как полный болван — заставят клепать примитивные дверные ручки, да мётлы для уборки собирать. Если совсем уж будешь тихо и безынициативно себя вести — посадят за стол, дадут бисер и муляжи яйца. Примерно с половину величины страусиного. Хош не хош, а заставят оплетать. Лучший из вариантов и вовсе не появляться, однако, если поймали — лучше уж чему-нибудь да научится. Самые талантливые как я слышал, выжигают и режут по древесине. Зачастую кривовато и типично, но от обязательств никто не отстранял. Судя по его траектории, Гиль ориентировался отлично. Он двигался куда-то вдаль.

Как и полагается, первое время, шёл от них метров на 100 позади, но дистанция с каждым шагом быстро сокращалась. Чем ближе, тем, честно говоря, неприятнее и страшнее. Повернуться и сбежать — этого я боялся больше всего. Дай только повод усомниться в собственной храбрости, как тут же под ногами загорит подошва. Место станет безлюдным. Я сам себе враг первой величины.

Хорошо, что за нами практически никого. Дальше ориентир исключительно зависел от шума шагов. Пустынный коридор с его унылыми, коричневыми занавесками на окнах, довольно быстро закончился, переходя в квадрат. В конце пути, на меня грозно смотрел как ни удивительно огромный, в полтора метра высоты гипсовый бюст какого-то важного деятеля. Никакой приписки или названия не было. Такое чувство, я должен был знать это человека в лицо и всю биографию наизусть. Строгий взгляд. Торс, одетый в парадный мундир. На голове кажется парик. Жаль от вида его смелости не прибавилось. Начиная с этого закоулка, шаг становился только тише, пока и вовсе не заглох. Уже здесь стоило повернуть назад.

Один единственный громкий удар об метал, заставил зашевелиться. Тени за углом задвигались. Они вышли из крохотного проёма запасного выхода длинной метра три. Ещё не поздно отступить. Я прятался за двумя углами одновременно, так что времени удрать, ещё было, но нет. Я стоял. Ждал неизвестно чего. Гиль то подходил к условной двери, то возвращался обратно. Довольно… трудно с моего ракурса рассмотреть, чем именно там занимаются, но его раздраженный возглас, практически спугнул:

— Блять!

Второй удар прогремел более звучно, что аж сердце затрепетало в груди. Со всей злости ляпнул ногой о дверь. Звук от вибрации пронёсся по узкому коридору громогласной волной, до смерти перепугав. Ели успел укрыться. Теперь всё встало на свои места. После короткой паузы тихонечко попятился назад. За спиной оставался стоять, разве что надоедливый бюст.

Обстановка отдавала некой… сыростью. Тело взмокло. Пот крохотной капелькой проступил, сорвавшись с виска. Стало тихо… Эта та тишина, с которой не хочется оставаться наедине, зная, что под занавесом таинства, скрывается боль и дурное послевкусие… И я опять ждал. Ждал неизвестно чего. Они вернуться за мной и пригласят к себе? Нет. Они вернуться, и я получу сдачи? Кстати, тоже нет. Мне казалось, произойдёт что-то… более весомое, чем попросту повернуть назад. Мне оставалось ждать. Ждать, и надеется на более лучший исход.

Первые… полминуты, сердце в бешеном ритме качало кровь по венам. Зрачки округлились, а тело будто вросло в стенку не давая шагнуть и оступится. Оставалось только встретиться с противником лоб в лоб, но он не шёл. Они не шли. Дыхание становилось всё реже, пока и вовсе не стихло. Всё оказалось понапрасну. Ещё секунд… десять, ничего не происходило. Потом ещё десять и следом минута полных догадок и пустых размышлений. Только через ещё один минутный промежуток, меня, наконец, отпустило. Дурь практически полностью выветрилась из головы, за то бесконечные домыслы остались. Их ни где нет.

Не то, чтобы я проникся к мерзавцу не кой… апатией… Скорее не так… Это самое обычное бескрайнее отвращение. Лютая ненависть и бесконечная озлоба. Лучше бы с ним что-то нехорошее случилось. Если бы он размозжил свою голову о кирпичную кладку, мир бы без него стал только лучше, однако везде есть шанс заполучить более аморального урода. На место одного придурка обязательно придёт ещё больше духовно обезображенный злодей. За ним, возможно, второй, третий, четвёртый и так по кругу. Тогда… есть ли смысл умирать… ему? Такому падонку в любом случае грех будет протянуть руку помощи, разве что… ляснуть как следует с ноги.

Мокрая ладонь неуклюже скользит со лба на висок. Лицо кривится. Ноги, будто под грузом тяжести, волокут в самый низ. На самое дно с лёгким скрежетом ногтей. Холодный пол облегчает кожу и нервы. Смысла долго разлёживаться нет.

Слегка неряшливый и с виду потрёпанный, медленно встаю с колен. Кое-как выпрямляю спину. Вытираю потные ладони о край пиджака. Заглатываю поглубже свежего воздуха. Устало вздыхаю. Вновь иду. Непонятно куда и зачем.

Плёлся я медленно. По большей части безразличной, угрюмой походкой. Нос уткнул в самый низ пола, как будто в мелких царапинах и сколах, отыщется монетка… Мне уже, честно, было наплевать. Поймают, не заметят или побьют — без разницы. Главное — засунуть голову в панцирь и дуть вперёд. Цели как таковой нет. Иду покуда что-нибудь да остановит. Очень надо сказать, быстро консенсус случается. Чуть ли не лоб, расшиб об угол стены. Не удивительно. Я практически очутился ровно там, где пару минут назад стоял Гиль с Лоей. Лоб чесался пропорционально нанесённому удару.

Ничего странного в том узком проёме нет. Два явно нерабочих станка, побитый шкаф и сломанный пополам стол. Как я понимаю, всё это должно в скором времени отправиться в утиль. Из всех объектов, больше всего напрягала дверь. Она меня дико настораживала. Её наличие кое-что напоминало. Буквально идентичное соответствие той, через которую приходилось сбегать не один раз на крышу… Пыльная, грязная… Потёртая. С вкраплением бронзы и разноцветных кусочков стекла… Ажурная ковка металлических прутьев приятно огибает центральную плоскость древесной плиты, что воздействует на зрителя двояко. С одной стороны, растительный мотив, с другой, будто змеи жадно пожирают друг друга. Желание войти — само собой отпало. Её наличие наводит… неприятные ассоциации, кочующие из одних и тех же кошмаров. Хочется… испариться…

Сквозь искажённые кусочки стекла изображение самого себя получилось дробным. Разбитым. Не это сейчас важно. Гораздо важнее понять, куда подевался тот злосчастный задира. И она. На деле же всё обстоит гораздо проще. Они могли спрятаться только за дверью или испариться во второй раз. Второй вариант очень глупо звучал. Именно здесь следовало использовать свой последний шанс. Намёки читались до жути примитивно. Всё бы и ничего, но я услышал тихий, знакомый голосок. Это меня и погубило.

— (Про себя). Не может быть…

Моментально настроился на самый худший расклад.

К большому разочарованию дверь оказалась открытой… Расшатанной… Все опасения ухудшились. Волнение подступило к горлу. Языком не шевельнуть. Мизерная щель, раскрывалась подобно наступлению ночи, когда особенно ждёшь вечер с момента наступления утра. Очень медленно. Очень. Крохотные отголоски речи, к тому времени перестали звучать. Они перешли на шёпот и неясное шуршание, от чего ещё больше съёжилось сердце. Невиданной силы, витиеватый дымок спалённой пустоши и аромат цветения розы, тянул за собой вниз. Со мной и вправду было настолько всё плохо… Натуральный… дебил…

Разговор, увы… возобновился… Теперь отчётливо слышались оба голоса. Его и… её… Второй укол ревности, ударил прямо под дых. Стало ещё тяжелее жить. Я сотню раз видел, как она с ним говорит, смотрит на него, приходит и уходит, но, когда прямо, вот так, наедине, становиться действительно больно… Невыносимо просто… За долгое время никчемности и безразличия, впервые почувствовал себя разбитым… Угнетённым… Ненужным… Пускай они просто говорили, но даже я, идиот, в конечном счёте, понимал, чем могут и должны закончиться красивые слова и приятные телу ласки. Сердце закололо ещё сильнее.

Дверца открылась ровно наполовину. Еле втиснулся. Бегло осмотрелся по сторонам. Звук исходил ниже. Как же не хотелось… спускаться…

Коротенький промежуток вниз, заканчивался ещё одной дверью, только на улицу. Самым интригующим стал лестничный пролёт на этаж ниже. Замялась речь. Стихла. Пошло неприятное лобзание ушам. Приглушённое. Еле уловимое. Дико отягощающее настроение. Прямо вусмерть. Лучше бы насовсем оглохнуть, но нет. Моё тряпичное, больное сердце, погибало при каждом женском всхлипе. Глаза же в свою очередь, как магнитом тянуло на сладкое звучание страсти. Былой очаг, что теплился лучиной внутри, мог погаснуть в любое мгновение ока. Парочка скромно укрылась в кладовой вдалеке от чужих глаз.

Проём ещё уже, чем сам коридор, выводил постепенно к маленькой комнатке, в конце которой и совершалась любовная утеха. Два отсека с низкими потолками; обшарпанным, деревянным полом; тусклым освещением и спёртым воздухом. Словно первое предостережение, прежде чем спуститься в катакомбы. Нас всех троих разделяет пару десятков шагов. Каждый из них даётся невыносимо трудно… особенно попадая в такт стенаний. Это не простое причмокивание и поцелуйчики. Нет. Здесь таилось гораздо большее. Свершалось как по мне, самое сокровенное. Акт взаимной любви. Мне хотелось сблевать… а потом… умереть…

Первое, что я увидел — тёмно-вишнёвый, кораллово-бордовый пиджачок. Её пиджачок. Он валялся практически под ногами на стыке крохотной подсобки и дверного проёма, свисая краешком ткани с плоской деревяшки. Подобие старой, замшелой скамейки, смотрелось максимально убого в сравнении с опрятной вещицей, однако настоящая проблема крылась в другом… Запах. Её чрезмерная вонь от насыщенной концентрации ярких, модных духов, подливала масла в огонь душевной раны… Небольшая, входная комнатка. Буквально 2х2 метра, но от неё разило так, что было не продохнуть. Кругом мелкая рухлядь для уборки и самый отвратительный в жизни проём. Остаётся заглянуть за угол и всё, конец. Меньше всего мне хотелось застать их совокупляющихся вдвоём, но… Я презирал своё искажённое любопытство… Обязательно нужно отметить кончину лично самому.

Они сидели вместе среди каких-то там кресел, расставленных по рядам как в актовом зале. Ну как вместе… Она сидела на его коленях верхом, словно прожжённая наездница… И что самое противное — ей нравилось. Нравилось, как он дотрагиваться. Шепчет ей на ушко. Целует, обнимает… Я… Я просто… Я… Ничего… Я тысячу раз хотел умереть. Сгинуть в недалёкой канаве, чтобы меня нигде не нашли. Забыли… Вычеркнули из памяти… Мне было… больно… Очень больно… Больно, наверное, не из-за того, что самый конченый имбецил лапает свою девушку, а скорее боль… о другом… Какой же я был дебил…

Гиль с лёгкостью пробежался по самым горячим местам, начиная от искусительных губ, заканчивая нырянием головой в лифчик, разжигая подобными действиями порочную страсть. Да, на ней остался единственный бюстгальтер, с наполовину спущенными бретельками, готовыми сорваться по одному лишь щелчку хозяина… И юбка. Коротенькая такая, чтобы завернуть туда последние ошмётки своей гордости и целомудрия… Бум-Бум… Бум-Бум… Бум… Бум…… Бум……… Сердце поймали в кулак и ненавистно сжали что есть мочи. Лучше бы я тотчас же ослеп… и следом… сдох…

Подобное самоистязание, вызвало непреднамеренную рвоту, звук, который нельзя так просто заглушить. Из меня полилось как из рога изобилия. Рванул что есть мочи, наутёк. Ладошка, приложенная ко рту, ни капли не помогала. По стенкам и полу плескались остатки слюны и желудочного сока… Единственное, что я помню — бежал только вперёд. Без оглядки. Только вперёд. Иногда вправо. Я всегда в большей степени предпочитаю вправо. Жалко, что насладиться едой уже не получится. Опять останусь голодным. Последнее что мне помнится… как подул… ветерок…

* * *

Остальные три часа прошли совсем тухло, как в принципе, и длится вся моя никчёмная жизнь. Совершенно незаметно для остальных. Я точно не помнил, где и когда именно очнулся после побега, но факт, что до сих пор оставался жив, означало многое. Не заметили.

Шлындая тем самым без дела, большую часть учебного времени, пропадал где угодно, но не на уроках. Где только не приходилось спать за всё это время. В саду на цветочных грядках. Чуть изредка рядом с газоном. За фонтаном на голой земле в кустах. На лавочке за стадионом. На книжных кучах в библиотеке, но самое надёжное место — на крыше. Судя по мятому и не настолько испачканному пиджаку и штанам, спал я на этот раз именно в последнем месте, иначе стоял бы где-нибудь… посреди травы или книг. За книги, тотчас же получил бы от библиотекаря нагоняй, а тяпка с землёй прилетела бы от садовника.

Я более-менее осознавал своё место в школе, только после нескольких всплесков и глотков воды. Спросони всё казалось дико фальшивым и ненастоящим. Разморило настолько сильно, что очень тяжело подняться. Каким-то дивным образом место крыши, внезапно оказалось мягкой лавочкой в холе. Большие часы висели прямо над макушкой, издавая нарочитый тик. Они всегда меня бесили. Попытку уснуть разбавлял стабильный стук. Только через минут 10 до меня, наконец, дошло, что давно пора идти домой. Две случайные девушки остановились рядом, чётко проговаривая время: «17:20. Пора». Действительно пора. Очередной, бездарный прожитый день прошёл на ура…

Конец рабочего дня сулил скорую свободу, большую часть которой обязательно потрачу на сон. Оставалось пару десятков шагов до выхода, но меня так мутило, что едва ли держался в собственных же штанах. Ученицы быстро посмотрели друг на друга и убежали. Я обратно остался один. Меня подобное ни сколечко не смутило. Волновал как всегда другой факт. Если бы не знойное желание прилечь в мягкую постель, я бы с 90% вероятностью, заночевал прямо на той скамейке. Только охрана, как всегда, портила момент. Один из них как раз заканчивал свой обход. Этот человек уж точно не позволит насладиться идиллией.

Кое-как, ещё хватает сил превозмочь тяжести тела, но лень преобладает и берёт своё. Я предельно медленно ползу до выхода, охая и вздыхая. Как же это тупо… Эти проклятые, упущенные минуты, не дают спокойно сбежать. В голове внезапно слышаться: «Кай, я тебя жду». Шёпотом, нежно. Одновременно, единственные добрые слова и нет. К этому невозможно никогда привыкнуть. Её голос как всегда неприятно бодрит.

Свыкнуться с проверкой, никогда полностью не выходит. И так каждый раз. Дикий мандраж пробегает по коже и его не так просто унять. Не выходит. Стараюсь успокоиться, замедлить дыхание, восстановить ритм сердцебиения, но стоит подойти чуточку ближе к выходу — назойливый писк приятным шёпотом трещит в голове. Бездушную машину так просто не обмануть. Не провести. Подсветка на запястье тускло подсвечивается оранжевым. Мне не скоро удастся вернуться домой…

Игнорируя новое предупреждение, звучит опять назойливый голос. Такой отчётливый, резкий, словно голоса говорят у тебя в голове. Тут не получиться съязвить и укрыться. Напрямую с тобой человек говорит. Кроме нехороших слов, мне нечего больше ответить… Надеюсь, моё бухтение, никто не услышит.

— (Шёпотом) Ты что-то не понял?

— (Устало)… Да иду я уже… Иду… (Про себя) Вот же дрянь…

Благодаря дурацкой наклейке может показаться обманчиво удобно носить подобное «новшество» на руке. Биометрическая система аутентификации. Контроль здоровья. Пульс. Сахар в крови. Давление. Сердцебиение. Температура тела и автоматический вызов скорой помощи то же прилагается. А ещё оплата всех покупок одним касанием. Плюс-минус электронные часы с датой и информацией о погоде. Приглушённая подсветка и наверно всё. Если я что-то не перечислил, значит, это не упоминается на брошюре изделия. Голоса в голове звучат совершенно не по этой причине. Нечему удивляться, если ситуация окажется, наоборот.

Единственный, лично для меня, весомый минус — захочешь потеряться, найдут. Захочешь уйти — спасут. Захочешь больше свободы — вернут. Не оплатишь кредит — отберут. Проявишь чуть активнее свою позицию — убьют. Последнее больше конечно домыслы, правда, чем сам чёрт не шутит. За всё приходится платить. Клеймом это назвать отчасти можно, но благо, намертво под кожу не вживляют, да и насильственно носить не заставляют. Не самый худший вариант в отличии от поголовного скотоводства. Их бесконечно чем-то кормят со странными примесями. Что-то навсегда останется в тушах гнить.

В который раз приходится снова разворачиваться и идти в обратную сторону. Особенный день — он и на то особенный, только разницы уже порядком не ощущаешь. Таких особенных дней, раньше у меня выпадало по 3–4 раза за неделю, а то и всецело 5. Неуклюже приходиться тащиться до лестницы, уныло пересчитывая ступеньку за ступенькой. Идти не хочется, аж противно, но всё равно идёшь. Идёшь, тратишь своё время впустую. Находишь сотню причин, десятки сотен моментов отвлечься хотя бы на минутку. Обмануть себя… Застыть. Потянуть ещё одно невзрачное мгновение перед неизбежным. И всё равно хочется оттянуть исход подальше. Как можно дальше. Я бы многое отдал, чтобы от меня, наконец, отстали, да отдавать, правда, нечего. Спустя пару скучных минут поднимаешься на этаж выше.

Второй этаж мало чем отличается от первого. Он отвратен. Так же скучен, стерилен и уныл в квадрате, а концентрация людей в час пик в два раза выше. За то после 5-и часов никого. Скучные проёмы разбавляют разве что папоротники в клумбах и некоторые абстрактные скульптуры. Два кресла, на которые невозможно сесть. Одно из застывших, молочных волн. Второе, как ветреная клешня из нитей больше похожая на огромную, раздробленную волну. Остаются разве что, некоторые картины возле приёмной директора, смысл которых невозможно понять. Абстрактные, цветные пятна и полосы, разбавленные всякой кутерьмой. Особенно на них неприятнее всего приходиться смотреть. Форма и цвет, будто выкалывают глаза. Движение не мерещится, но эффект круговорота затягивает внутрь. Это не оптическая иллюзия, нет. Автор просто сумел сломать мой мозг. В сторону директора я в принципе больше не хожу.

Волей не волей, шаг за шагом, пришлось оказаться возле другой ненавистной мне двери, где в коем-то веке нет бесконечной живой очереди. Дверь находилась в десяти метрах от лестницы, поэтому спутать, не дойти или случайно потеряться — в жизни не выйдет. В целом да, но на моей памяти, был совершенно, противоположный случай. Ученица второго корпуса, впервые оказалась у нас на этаже, где случайно забрела не пойми куда. Я не люблю такое говорить, но даже тут есть небольшое расслоение общности. Обычные и премиумные места. Корпус центральный и мастерские. Куда уж элитарнее учится в престижном заведении, но даже здесь умудрились разобщить детей… Неважно. Вернёмся к сути.

Возможно, всё бы и ничего, но вместо нужного кабинета, человек попал… куда как выдумаете? Правильно, в туалет, мужской, где её лапали аж всецело 10, а то и 15 парней… Я про этот фрагмент и не вспомнил, если бы только не одно «но» — нас шеренгой выстроили человек 60, а то 100. Одни пацаны. Все потенциальные кавалеры. Умора… Гораздо смешнее, если бы в итоге нашёлся настоящий отец…

Что забавно — она ни на кого и близко не показала пальцем. Именно здесь и кроется весь подвох. Человек, не то, что неприятной наружности, но и внутри далеко не в ладах с мозгами. Я-то хоть… частично умом обделён. У меня есть и страх, и рамки, а у неё свобода и бурная фантазия. И трогали, и тискали, и целовали. До секса чуть ли дело не дошло. Раздевать, кажется, не раздевали, за то изнасилование на лицо. И кричит, и заливается слезами. Ну вот, кто бы в здравом уме не поверил ей? Как раз наоборот. Поверили все.

Ложь и истерика — моя самая любимая комбинация. Тут даже не важно, какую лучше карту разыграть. Самое главное — давить на эмоции и жалость. А разбираться то, когда? Разбираться будем потом, когда пелена проблем с глаз сходит. Тут оказывается и невроз, и на таблетках сидит. Бесчисленная клевета. Мания преследования… Только, заявления на всех не хватает. Честно говоря, я больше не припомню, что конкретно эта девушка ещё творила, но после того, как от неё сбежали ботинки — её вообще никто в глаза не видел. По крайне мере в главном корпусе… С большой вероятностью отчислили и увезли в дурку. Отсюда я как раз и понял. Свои причуды лучше держать при себе.

Подобный случай к делу не относится, но звучит… забавно. Была разве что единственная за всё время кража. Стырили сумочку у преподавателя, да и то пришёл охранник с собакой и всех напугал. Как же яростно она рычала… Все как один пересрались. После обеда на стульчике учителя висел словно… и вовсе нетронутый мешочек крохотной клади. Больше ничего подобного не случалось. Я всегда о чём-то таком вспоминаю, когда особо не хочется по теме говорить…

Секундная задержка перед входом, только зря тратит мои нервы и скудный остаток сил. Внутреннее переживание гложет и всё чаще приносит излишнее голодание. По факту желание войти внутрь — не появилось ни разу, но время не ждёт. Всегда стою до последнего, пока… нарочито не произносится… имя…

— Кай, входи… Я тебя жду.

По телу пробегает неприятная дрожь. Вхожу в кабинет Миры. Прохладно местами, хотя сама обстановка твердит по-другому. С виду абсолютно обычный, стандартный уголок медработника, однако, кроме медицинского шкафчика и белого халата, ничего более принадлежность к медицине не выдаёт. Будет враньём сказать «обычный». Скорее «привычный». Привычный, роскошный по стандартам Академии кабинет психотерапевта. Гораздо лучше медпункта на первом этаже. Вот туда-то лучше и вовсе… не ходить…

Абсолютно вся мебель сделана из высококачественной, тёмно-красной древесины, отдавая характерным, приятным запахом. Благодаря специфическому и… мягкому аромату, я частенько засиживаюсь в её кабинете. Изредка, если она не видит, внюхиваясь в подлокотник стула. Как она мне частенько говорит: «Это запах мускуса. Дурманящий, притягательный и очень тёплый». Отчасти, всё же склоняюсь больше к её духам, нежели чем к запаху древесины. Только, когда потеют ладони, что-то приблизительно… подобное как раз и узнаю. Как говорит Мира: «Нотки, которые помогут тебе успокоиться». Мне кажется странным, что девушка до сих пор носит белый халат, учитывая, что кроме психологической помощи, в её практике ничего нет. В основном услуги по вправлению мозгов. Уже отсюда можно понять, какой… «хороший» сотрудник работает. Некоторые детишки немного… сходят с ума… Мой случай исключение.

Обычно, стены в её кабинете до моего прихода, всегда были бирюзового оттенка. Больше выбеленного, блеклого, невзрачного, но не в этот раз. Полностью всё окружение: плитка, выкрашенные стены и частично потолок — переливались в персиковом и порою… медовых цветах. Рисунок чаще кочевал из одного мотива в другой, изображая плавные, нежные, мягкие и невнятные, хаотичные переходы линий, образуя тем самым незатейливый пейзаж. Вероятнее всего — это палитра воображения. Мысли испытуемого. Гормональное отображение эмоциональной действительности, только через призму цветов… Кто-то явно не так давно захаживал туда. Я никогда полностью не погружался в её кабинете, в сон.

Первым, что бросается в глаза — продолговатое кресло в виде яйца в центре комнаты, изрыгающее свой белок… Оно стоит на массивной, чёрной ножке, подобно улитке, перетаскивающая свой домик. Чуть далее стул, на котором обычно сижу. Напротив, стол. Сзади за её спиной полупустой, широченный шкаф во всю ширину стенки. К удивлению, больше для декора. В нём чаще встречаются изображения в рамках. Мелкие фигурки. Футляры. Вазы. Другие прочие вещицы, способные привлечь интерес. Аквариум даже есть, нежели чем хотя бы с десяток медицинских книг. В лучшем случае, по центру красуются пяток толстенных альбомов в разноцветных обложках. Они ярче всего видны со стороны.

Мира, как всегда, сидит спокойно, глядя в одну точку, будто всматриваясь в дальний угол сквозь меня. Её пронзительный взгляд в последнее время, казалось, мог коснуться до внутренностей моей головы, тем самым отупляя до безобразия. Прямиком до уровня малого ребёнка, делая растерянным, боязливым, а иногда… А иногда и агрессивным, чтобы сорваться и устроить с пустого места истерику или погром. В общем, случалось всякое. Каждый поход в её сторону считался испытанием. Враждой не только с ней, но и с самим с собой. Едва пальцы коснулись края кресла, как тотчас же прозвучали настораживающие слова:

— Ты обратно проспал все уроки… верно?

— (Неловко) Ну да, — быстро запрятал за спину руки. — А куда делся… диван?

Девушка скептически посмотрела на меня, а потом на голую стену справа от неё, где виднелось несколько тёмных полос. Она не стала долго зацикливать на этом внимание и быстро вернулась к нашему разговору:

— Вообще-то, ты его поджёг месяц назад с лишним… Забыл? Что, опять проблемы с памятью? Забываешь?

— (Неловко) А… Ну да… Нет, — боязливо помотал головой, — всё в порядке. Я просто хотел… ещё раз извиниться. Я честно не хотел… Так… получилось…

— Знаю, но, к сожалению, больше диванов в этом кабинете, увы, не станет. Жалко немного, — вдохнула. — Хорошим был… Ладно, не будем вспоминать о грустном. Ложись, Кай. Для начала, как всегда, проведём маленький медосмотр. Не пугайся, — немного привстала. — Ложись. Я обещаю, на это раз всё будет гораздо быстрее. Ты очень скоро пойдёшь домой… (Настойчиво) Ложись.

Очередные секунды молча, тут же прекратились, как только врач, словом, дала в тык. В который раз указали ладонью на кресло. Удивляюсь, как у неё рука не отсохла… Как же не хотелось снова ложиться… Самая странная и, пожалуй, неприятная вещь… С одной стороны, ничего страшного, да и внутри лежится не дурно. Главный минус как по мне — присутствует этакое… скользкое ощущение, словно черви медленно заползают в твою башку. Кого хочешь, подобное может взбесить. Странный гулдёшь от полусферы быстро затихает, а приятная, лазурная подсветка помогает расслабиться. Я прямо чувствую, как по коже приятно растекается свет. Местами немного бывает покалывает в глазу.

— (Сосредоточенно)…Лучше не становится, — посмотрела на монитор, — это точно… Главное, чтобы хуже не стало… Пожалуйста, Кай, только не дёргайся. Лежи спокойно. Дай мне для фиксации… несколько… секунд…

Мире пришлось встать со своего любимого кресла, обтянутое красной кожей. Она не стала высчитывать и томить. Просто спокойно подошла ко мне. Обычно она за всем наблюдает со своего рабочего стола, но сегодня ей захотелось быть рядом. Особенно, если это касается важных дел. С неё порою, невозможно считать эмоции плохого настроения. Практически в любой ситуации держится на высоте. Либо тактически умело подавляет весь негатив, либо попросту не бывает плохих дней. Только затяжное молчание выдает суть неисправимых вещей.

Сиденье кресла приподнимается чуточку выше, погружая голову внутрь улья. Она не всегда стоит рядом, но, когда стоит, тщательно за всем наблюдает. Изредка, если вдруг что-то не устраивает, Мира может подвигать мои руки. Более усерднее вдавить их в подлокотники. Чуть реже поправить голову и в некоторых специфических случаях, насильственно ладонью закрыть глаза. Она никогда не раскрывает мне подноготную. Молчит или попросту говорит: «Так надо. Терпи».

В этот раз всё прошло гораздо спокойнее. Ладонь едва коснулась оболочки скорлупы, и к ней выехал прозрачный козырёк. Он тотчас же запестрил разными цифрами, графиками, диаграммами и прочей нужной лабудой. Мне кажется, что врач в этот момент даже особо и не смотрела. Бегло оценила общее состояние и экран погас. Козырёк заехал обратно. Тихий гулдёж пропал. Кресло принимает привычное, слегка наклонённое положение. Даже характерного покалывания и слизких червей, почему-то не ощутил. Не знаю, что всему виной. Халатное отношение или приток обязательств и интереса. Остаётся разве что гадать.

— Можешь сесть нормально. Всё в принципе… более-менее… хорошо… В переделах нормы.

Мира не спешит возвращаться обратно, и лишний раз осматривает всё ли в порядке, будто бы в этом есть хоть какая-то польза. Ей и осмотр не особо то и важен, чтобы понять… Всё предельно очевидно. Нежные ладони обхватывают голову. Пробегает мороз по коже. Никогда не забуду её прикосновение. Такое же полезное и лучистое, как ненависть и ложь.

— Глаза не болят?

— Нет.

— А вот так? — наклонила мою голову.

— Тоже нет.

— А вообще, болят? Бывают побочные… ощущения?

— Болят… Иногда… Не сейчас… Слизкие черви словно копаются в глазу…

— Ну, это ерунда, — отпустила голову. — Это остаточное. Слишком уж у тебя, сетчатка глаза чувствительная. Я бы даже сказала гипер… Ты капли принимаешь?

Обыденное молчание лжеца, всегда смутит. Неодобрительный кивок в мою сторону по сути ничего серьёзного не означает и мало чего весомого за собой несёт, просто… Мира всегда чем-то недовольна… То промолчал, то ответил не так. То ещё чего-то забыл или не сделал. Пару секунд спустя и уже не важно ни что. Спокойно на своём месте сидит, умеренно-строго уткнувшись в монитор. С неодобрительной ноты начинается привычный разговор:

— Ещё что-нибудь болит? Отвечай.

— Не особо, но, — уселся на кресле поудобнее, — голова от этих голосов шумит. Не болит, но дико напрягает… Как… доставучее эхо, которому некуда деться. Можно уже, — полез за ухо, — этот передатчик отклеить? Я, правда, всё уяснил. Я больше не буду…

— (Скептически) А мне кажется, что будешь… (Настойчиво) Нет Кай, — подняла глаза, — пока нельзя. Поноси ещё немного. Желательно до конца учебного года… Можно, конечно, было бы обойтись и без этих мер, но-о-о… я же тебе специально для этих нужд давала телефон. Вот скажи мне, где он? Куда ты его дел? На тебя, знаешь ли, никакой аппаратуры не напасёшься… Какой он у тебя по счёту? Второй? Четвёртый?

— Я не знаю, — тяжело вздохнул. — Мне кажется, я-я-я… случайно его потерял. Опять… Точнее, наверное, где-то разбил, вот только не помню, как и когда… (Неловко) Извините…

— Эх-х-х, — вздохнула, — хочешь ты того или нет, но мне обязательно нужен контакт с тобой. У меня просто… банально закончились способы связи. Давай… — поднесла палец к губам, — давай хотя бы на этом остановимся, хорошо? Я всё понимаю… Ты не хочешь никаким другим способом разговаривать со мной. Звонить, общаться. Тогда просто слушай. Слушай. Я же не так громко на тебя давлю. Стараюсь тихо, спокойно. Ласково. Да это немного неприятно, когда чужой голос треплется у тебя в голове, но я же исключительно в рамках школы. Больше нигде. Только так есть шанс, что ты вообще придёшь ко мне на приём, а не в очередной раз… сбежишь… Мне просто… — взмахнула рукой, — надоело тебя выискивать по всей округе часами. То ты где-то уснёшь, то и вовсе раньше времени домой улизнёшь… Кай, это не нормально. У меня помимо тебя есть и другие обязанности, а засиживаться допоздна, знаешь ли, тоже не хочется. Всем хочется домой, как и тебе… Давай договоримся так, — посмотрела на часы, — отныне, ты всегда приходишь вовремя и не пропускаешь мои дни, а я в свою очередь — перестану слать напоминалки тебе в мозг. Договорились? Ты согласен?

— Согласен… Можно тогда снять?

— Я же говорю, — улыбнулась, — пока нет. А вдруг мне понадобиться, что-то важное тебе сообщить, а тебя не будет рядом? Потерпи ещё немного. К запястью ты же привык.

— Привык, — почесал позолоту на наклейке, — но это другое.

— Может и другое, но суть от этого не меняется. Главное анализ и передача информации… Я в этих современных штучках особо не разбираюсь, но принцип подачи сигнала разъяснить могу, — взяла ручку. — Тонкие вибрации звука, — завернула за ухо прядь волос, — передаются через височную кость черепа. Поток начинается отсюда, — дотронулась до кружка наклейки, — и проходит вглубь по костной ткани вплоть до внутреннего уха. Поэтому ты слышишь в своей голове мой голос. Это как… музыку слушать. Что-то очень похожее. Ну, это так, вкратце. Не вдаваясь в подробности… Принцип запястья почти то же самое, только нет вибрации. Ну и звук не передаёт… Осязаемость и тактильность слабая… Ладно, — улыбнулась, — что-то я тут… намудрила… Давай тогда, потом договорим, да?

Мира быстро уловила чахлый интерес. Попыталась резво сменить разговор:

— Ладно, — вздохнула, — чёрт с ним с телефоном… Ты второй подарок уже отрывал? Я в прошлый раз так и не поняла.

— Пока ещё нет… А это важно?

— Ну, знаешь ли… не плохо было бы и его оценить. Я всё-таки старалась… Выбирала. Тебе обязательно, должно понравиться… Хорошо тогда, — скрестила руки, — вернёмся к более насущным вопросам… (Резко) Почему ты крайне редко пользуешься каплями? Как ты не понимаешь, что они важны для тебя?

— После такого сна, болит голова, да и глаза на утро зудят и отваливаются. Не хочу я пользоваться ими.

— (Настороженно) Не ври мне. Я же знаю, что это не так… Лучше скажи мне правду. Что, это настолько сложно для тебя? Так сложно сказать, как всё на самом деле обстоит? Я не понимаю…

— А я и не вру. Просто болят и всё… Иногда хуже. Иногда лучше. Иногда по ощущениям… вытекают. (Хмуро) Этого достаточно или более подробнее описать?

— Нет, не надо. Я всё… поняла… Кстати, у меня есть для тебя маленький такой… вопросик… Ты случайно, не замечал некоторые… странности за последние… недели две? В поведении учителей, сверстников? Может кто-то… активно пытался с тобой поговорить или… навязать свою сделку? Это очень важно. Ответь, пожалуйста. Мне надо понять, что сейчас твориться вокруг тебя…

— А-а-а?.. Чего? — замер. — Что-то… опасное происходит?

— Нет, ничего такого, — криво улыбнулась, — просто… просто я хочу узнать про… несбалансированную активность. По моим меркам, дети в последняя время, стали… чуть более… необдуманно чудить. Страшного в этом ничего нет, просто тенденция меня настораживает. Мельком перебрасывается на учителей. Неужели весна так пагубно влияет? Если что-то заметил, то прошу, поделись со мной…

— (Вдумчиво) Не-е-ет… Вроде ничего… такого… разве что… учитель наш, частенько меня донимает… Наверное… всё… Больше ничего.

— Учитель говоришь?.. Хорошо… — чиркнула ручкой на бумаге. — Приму тогда на заметку… Если что — всегда обращайся ко мне. Это важно. Если что-то изменится, дай знать, ладно? Не переживай. Это сугубо для личной статистики. Никакие данные и отчёты к другим людям не пойдут. Договорились?

Моего ответа, она не услышала. На том и порешили.

Мира немного обдумала ранее сказанные мною слова. Скрестила пальцы. Локти под наклоном легли на стол. Её нрав был настроен атаковать. Нужное слово подбиралось крайне неохотно. Разговор продолжался с обыденных вещей:

— (Недовольно) Кай… Почему ты не соблюдаешь рацион питания. Почему? Опять всё настолько сложно? Неужели, настолько для тебя сложно, просто прийти вовремя и поесть… В который раз мы возвращаемся к одному и тому же… Ну, сколько можно, правда. Сколько уже можно быть таким своенравным и упёртым? С тобой невозможно управиться… Уже второй год бьёмся, а толку почти нет. Считай, на одном месте стоим…Что ты скажешь в своё оправдание?

— Ничего.

— Все понятно с тобой… — разочарованно вздохнула. — Ответь мне тогда на ещё один вопрос… Чем ты вечно не доволен? Расскажи мне конкретно, что не так. Что лично тебя не устраивает? Этот невнятный бубнёшь в ответ не годиться. Соизволь хотя бы раз в жизни нормально выговориться и поверь, тебе обязательно полегчает… Говори, как есть и тогда, возможно, я перестану донимать тебя всё одним и тем же. Всё зависит от тебя так что… лучше начинай. У нас впереди ещё достаточно времени… Если хочешь уйти по раньше, то пора бы уже начать говорить. Начинай, — легла на спинку кресла. — Я жду…

— (Возмущённо) Чем я недоволен?! Да я ходячий пиздец!

— Кай, — тут же перебила, — вот только не начинай снова. Мы это уже сто раз проходили. Я делаю всё возможное с моей стороны, — немного наклонилась. — Прилагаю максимум усилий, чтобы сохранить оптимальную стадию, в отличии от тебя. Вот… (недовольно) что ты сделал полезного для себя, а? Мало ешь. Абы как спишь. Чёрт знает где шляешься… Думаешь, твой организм скажет тебе, спасибо? Как бы не так. Ты словно… мне на зло только и ускоряешь процесс. Допускаешь ещё большую деградацию клеток. Что, хочешь молодым умереть? Думаешь, это круто? С виду так… вообще не скажешь. Сознательно идёшь в могилу… Дожили.

— (Грубо) Вообще-то, — поперхнулся, — это моя личная жизнь. Что хочу с ней то и делаю… Решать… не вам… Как захочу, — голос спал, — так и уйду…

Неудачная сумятица под самый конец диалога встала комом в горле. Достаточно истощённый, мне нечего было возразить на ответный протест:

— (Возмущённо) Опять… Ну вот опять… (Настойчиво) Я же говорила тебе, что это — не правда… Это, не правда. Если ты беспокоишься насчёт здоровья, то всё в порядке. В допустимом порядке. Прогнозируя дальше, есть всё шансы на полное выздоровление. Ты главное слушай меня и делай так, как… я́ тебе говорю. Тебе нечего бояться. (Спокойно) Слушай меня и всё будет… хорошо.

— (Тяжело) Это… неправда, — опустил голову. — Я давно уже смирился… Вы думаете, я что… дурак? Ничего не понимаю?! Такие доходяги как я… долго не живут… Я чувствую, осталось не много… Каждое утро мне хочется… подохнуть.

— Нет, тут ты не прав.

Мира всецело настаивала на своей правоте. Неожиданный скачок, меня правда удивил. Встала. Подошла. Села рядом. Лицо за долгое время безразличия казалось впервые… встревоженным? Неужели всё настолько плохо было? Да, мы и раньше говорили на подобные темы, но так далеко в прямом смысле, никогда не заходили… Возможно, это был последний акт милосердия, прежде чем я навсегда уйду. Как бы ни печально это, ни звучало, всё постепенно близилось к концу…

— (Тихо) Я не дам тебе умереть, слышишь, — обняла за плечо, — не дам. С тобой будет всё хорошо… Обещаю…

Сжимая нежно мою ладонь, жизнь в одночасье казалась не такой уж и гнусной. Я боялся, а кто бы ни боялся? Кто вообще реально хочет умирать в моём возрасте, да и вообще, умирать? Лучше бы… Зря она так, со мной. Осознание неминуемой гибели граничило с желанием ещё хотя бы раз почувствовать себя… нужным. Даже самую малость… Из ничего вдруг появлялась надежда. Да, скупая и слизкая, но для меня самое оно. На душе стало ещё отвратнее. Смысл цепляться за надежду, которой по факту нет…

Слёзы вдруг сами нахлынули. Никто их не звал. Из меня буквально… буря девичьего плача чуть ли не потоком выходила. Я рыдал практически взахлёб, задыхаясь в собственных же слезах. Так тяжело, тягостно. Паршиво и.. грустно… За долгие годы молчания за секунды прорвало. Ну, просто… Ну всё вырвалось наружу. Всё. Эмоции долбанули по глазам обильным градом. Такой… обильной струёй воды, что… просто… ничего. Ничего не осталось делать. Нечего больше банально сказать… Страх, ненависть, зависть и… грусть…

Как и любой другой, я дико боялся смерти. Боялся, что никогда не вырасту. Никогда не найду настоящих друзей и не встречу любимого человека. Не заведу в дальнейшем семью и что самое гнусное — жизнь может прерваться на самом начальном этапе планирования. Призрачное, недостижимое будущее во тьме. Сколько ни старайся, но оно, фактически погибло. Ничегошеньки не зависит от меня… за то одиночества хоть отбавляй. Никогда не подводит. К нему очень быстро привыкаешь, тупо не имея других альтернатив. Только ты и чёрная дыра в сердце. Очень… паскудно короткие дни на задворках молодости доживать…

Со мной такой эмоциональный срыв был буквально впервые. За всё наше вынужденное знакомство я не имел права её журить. То, как относится врач к пациенту, сугубо его выбор. Ни больше потраченного времени, ни меньше. Выкладывается настолько, сколько необходимо. В моём случае от десяти минут, до получаса. Вполне достойно и логично. Сладкая пилюля с эффектом плацебо. Без предвзятостей и излишней заботы. Всё, как и должно быть. Единственное, что не сходится — график за последние несколько дней стал шире. Стала больше уделять времени и сил. И в количественном, в качественном отношении. От заезженных, одних и тех же фраз о здоровье, до: «Как у тебя дела?», «Не хочешь ли прогуляться?», «Какие у тебя интересы?», «О чём мечтаешь?» и всё прочее хорошее, что едва ли… слышалось раз в году… В одночасье как-то… Мира очень странно… подобрела… Мягче что ли стала относиться ко мне. Сердечнее, чем за все эти два с лишним года… И не могу сказать, что мне плохо или не нравиться. Наоборот, чего-то подобного всю жизнь не хватало. Внимания и… любви…

Я вовсе не противник мелочных объятий, хотя ласка от чужаков, воспринимается куда прохладнее и острее. Здесь же с пустого места расшатало на сентиментальности. Как ни крути, бывает приятно обзавестись в нужный момент поддержкой. Не так тоскливо становиться на душе. Пускай совершено однобоко, разово и с единичным шансом на успех, однако приток минутной радости вечен, хотя и быстро забывается на следующий день.

Со временем становиться действительно легче. Жизненно важные заботы тяготят с переменным успехом всё реже. Постепенно начинаю приходить в себя. Слёзы есть, но их не так много. Мира прижала к себе ещё плотнее, поглаживая по голове, как делают в знак примирения, ободрения, заботы или раскаяния. Не абы кто, а как вполне близкий, родной человек.

— (Нежно) Стало… легче?

Впервые в её голосе звучала нотка заботы. По телу пробежалась приятная дрожь.

— (Тяжело) Не знаю… Возможно…

— Сможешь… продолжить?

— (Нервно) Да… Думаю да, смогу. Постараюсь… Я… Я…

Как же не хотелось продолжать… Я бы так просидел всю свою оставшуюся вечность, не произнеся и слова. На душе возможно… образовалась своего рода временная гармония, однако сердце отказывалось успокаиваться. Оно всё также в бешеном ритме продолжало нагнетать противные, болезненные ритмы. Комната, что имела яркий, оранжево-молочный оттенок, совершенно не соответствовала моему внутреннему состоянию. Внутри у меня всё разрушалось. Истощённые, рваные линии; бушующий ритм тёмных красок и хаотичные всплески морской волны. С каждым всплеском они бились друг об друга всё яростнее и мощнее, полностью изничтожая себя и окружающий, миниатюрный пейзаж. Пылко, лоб в лоб, будто бы есть на то причина или сокрытый от глаза сакральный смысл.

Всё, что так стремительно набирало обороты в пучине безысходности — за одно единственное касание, вмиг утратило свою знаковость. Мира не видела, но знала. Чувствовала, что во мне бурлит и происходит. Вместо, не обязательного поглаживания осиротевшего котёнка, просто посадила к себе на колени. Колкое давление сменилось на ласку. Мягкие пальцы коснулись ломких волос. Буря утихла. Волны рассеялись. Мрачная картинка почти полностью исчерпалась рябя. Одно лёгкое дуновение штиля, как последствие от былой себя. Оттенок… шафрана, разбавленного с лаймом. Обязательство перед добротой, как никогда развязывало язык.

— (Нежно) Расскажи мне тогда… про сон… Тебе же сняться сны, верно?

На этот раз Мира не выколачивала информацию, а спокойно, понимающе интересовалась. Не будь её до мурашек пробирающих пальчиков, навряд ли бы получилось что-то… дельное ответить. Наконец иссяк непроглотимый ком.

— (Нервно)…Сегодня…

— (Нежно) Не спеши, — ладонь коснулась уха и чуточку шеи. — Нам некуда торопиться… Если не можешь начать — отдохни.

— Нет, всё нормально… Я… — взглотнул, — продолжу…

— (Нежно) Хорошо, — прошлась кончиками по ключицам, — я внимательно тебя слушаю… Говори…

— Ладно… Сегодня ночью мне приснился — очередной день рождения… Последний… мой. Помню крайне плохо… Отрывками… Помню, как потихоньку собирались близкие. Я сидел на пороге у дома, но почему-то… меня не радовал этот день, словно мне не достанется ни один из подарков… Вовсе нет. Он как раз и был тем самым, праздничным, просто… от праздника осталось не многое. Настроение изначально подорвано. Опять повторится весь этот… бред…

Мира молча массировала шею и предплечье, иногда поглаживая спинку уха. Ощущение из всех, наверное… самое приятное. Даже ласки от самых близких, не так охотно мною воспринимались. Было в ней что-то… странное… Необъяснимое. Беспорядочное… Неправдоподобное. Одновременно, открытая обложка и наглухо заколоченная внутри. Даже за причинённые ранее тяжбы, я всё ещё мог и хотел её простить…

— (Тихо)…Люди проходят мимо меня. В руках здоровенные коробки, но… это не похоже на подарки… Без обёртки. Без банта. Без всего… Возможно, это и вовсе не коробки, а-а-а… сумки? Всё равно досадно звучит. Гости разговаривают, шумят, но никто не хочет впустить меня обратно… Если говорить честно, то все сны из прошлого, они… из самого худшего прошлого. В них никогда не было…

— (Заинтересованно) Чего не было?

— (Растеряно) Я, честно, не знаю, как вам объяснить… После такого… одно сплошное расстройство и жалость по утру. Вроде бы нормальным уснул, а как просыпаешься, чувствуешь себя таким… — задумался, — разбитым… Смутно, зябко… и хочется пить… За столом мало места, а я у окна на ступеньках сижу… В какие-то моменты пропадаю. Потом снова нахожу себя, правда уже… в самый неподходящий момент, когда всё увы… упущено…

— Это… всё? — неожиданно спросила.

— Почти… Был ещё один фрагмент, но я не хочу его прокручивать… Снова.

— Если не хочешь, мы можем, остановимся. В таком случае, в следующий раз продолжим… или вообще оставим эту тему. Тебе решать, — улыбнулась.

Лёгкая пауза, после которой ладошки прикоснулись к лицу. Стало гораздо приятнее. Если и выбирать смерть, то лучше в её руках, чем одному.

Несколько озадаченный, вдумчивый и местами, смущённый взгляд, не мог раскрыть неясности и пробелы в рассказе, ничего сверхъестественного, по сути, не предъявляя. Обычный сон, коих у людей миллионы. Миллиарды.

— (Неуверенно) Вы о чём-то… задумались?

— Да, прости, — улыбнулась, — я просто… слегка подустала, вот и всё. Сны — это полёт фантазий. Воплощение бессознательного, так что… не принимай их так близко к сердцу. Всё происходящее — больше вымысел за редким исключением пережитых событий. Как я понимаю, последнее тебя и-и-и.. гложет.

Человек снова задумался на мой ответный вздох. Было трудно не заметить свисающие, слегка волнистые, светлые локоны. На лице краем глаза, легко угадывалась усталость и возможный недосып. Не все морщинки спрятались на лбу. Что ни говори, но это лишь добавляло некий… плюсик к образу. Пусть и не трудоголика, но как минимум ответственного человека. Девушка ни капельки не изменилась с нашей последней встречи, разве что волосы стали ещё длиннее.

— Ладно, — взъерошила макушку, — пока на этом всё… Не стоит тебя больше изнурять. — Может ты… подождёшь ещё пол часика? Допишу все отчеты и тогда мы… свободны. Вместе заодно и прогуляемся. Что скажешь? Хочешь развеяться?

Почти не смущённо кивнул в ответ.

* * *

Порою так… необычно наблюдать за посторонним человеком, особенно за работой, хотя его абсолютно это не смущает. Мы сидели минут… 20–30 или около того. Время уже не имело никакого значения. На своём излюбленном, пахнущем мускусом стуле, гораздо приятнее лицезреть её милый тон. На небольшой промежуток времени, в голове что-то щёлкнуло. Разум помутился. Мне больше не хотелось сбегать, а только сидеть и смотреть. Как человек, Мира за последние несколько дней, питала, куда большую симпатию, чем за все наши предыдущие встречи. Приятно, даже очень, но особо не утешает. Главный факт оставался фактом… Смысла стараться… никакого… нет…

В приятной тишине, только звук журчащей сиреневой воды всё на тех же стенах, стекает ручьями вниз. Мира предложила выйти из здания вместе. Почему бы и нет? Взгляд частенько стремиться к ней, от чего хотелось… хотелось на самом деле разное. Трудно было не заметить лик женской, натуральной красоты. Ни броский, ни нахальный, ни сексуализированный, а достаточно… спокойный и умеренный. Правильно будет сказать женственный. Отчасти милый. Скрывалась в ней некая… обособленная изюминка, изредка проблёскивая характерной эмоцией на лице. Сама того, не замечая: скулы, губы и глаза — могли за секунду исказиться в радостной ухмылке и так же бесследно погрязнуть в хмурой милоте. Живые эмоции ещё больше придавали шарма и загадочности, учитывая местами строгий, холодный тон.

Одежда учителей по большей части утончённая, скучная, строгая и дорогая, но на ней всё смотрелось… крайне непривычно. Поверх чёрного костюма, будто сплошное платьице — обычный, белый, медицинский халат. Смотрелся он на удивление просто отлично. Даже очень. Неприступный, казалось, внешний вид, а носит ожерелье из жемчуга под цвет коралловой кофточки, упрятанной под вырез декольте. Мелочи, но человек через конкретный набор деталей, не кажется совсем уж закрытой тихоней. Для данной, жизненной позиции, как раз я подхожу. В полной мере статная девушка, ощущается этакой… богиней на половину пути. Остаётся только захотеть и окончательно… раскрыться… Этого и жду…

Пока заполняется отчёт, можно в тихую понаблюдать… Карие глаза иногда отрываются от монитора, чтобы проверить всё ли в порядке со мной. Именно в такие моменты взгляд резко уносит куда угодно, лишь бы не попасться. По её приятной, душевной улыбке, я знал, что безнадёжно попался. Спокойствие и умиротворённость, не покидают пределов лица… Несколько загадочная личность. Понять, о чём думает невозможно. Как будто раньше было проще… что и сейчас.

— (Скомкано) Спасибо вам… За всё…

Выдавленные мною слова немного гнусаво прохрипели, еле разборчивым тоном разбавляя тишину.

— Рада помочь Кай… Всегда рада помочь. И ещё, — кивнула в мою сторону, — не забывай принимать лекарство, договорились?

— (Взволнованно) Конечно… Договорились.

— Вот и славненько. Думаю, — глянула на часы, — не велика беда, если мы уйдём чуточку раньше положенного, — ненавязчиво подмигнула, — а то… ты наверняка устал меня ждать, верно?

— (Растерянно) Не-не-не, что вы… Мне-е-е и так хорошо, то есть привычно. Ну, а если вы всё закончили, то… Вы не против, если я вас… на улице подожду?

— (Игриво) Ты меня стесняешься? То есть раньше всё было нормально, а сейчас что… — укоризненно подмигнула, — нет?

— Нет, никак нет. Да вы что…

— Тогда… в чём проблема?

— Да я эт, — замялся, — …просто так…

Мира ничего не ответила. Ещё раз улыбнулась. Чувствовал себя как дурак.

Перед непосредственно уходом, она бегло осмотрела все ли вещи в порядке, после чего, напоследок забрала со стола крохотную безделушку. Невзрачная вещица быстро исчезла в маленькой, бирюзовой сумочке на тонкой цепочке с боку кресла, больше похожей на миниатюрный портфель. Свесила тут же халат на стойку. Лишний раз проверила всё ли на своих местах. Приятно вздохнула. В её руках приятно блестел кожаный аксессуар.

— (Довольно) Всё, идём.

Спокойно, без всяких задержек, тут же покинули кабинет. На пару, на удивление, идти оказалось гораздо приятнее и быстрее. В некоторых местах я ели успевал идти в ногу с врачом. Уж слишком интенсивно и бойко она старалась покинуть рабочее место. Нас выдавал скоротечный, точечный звук каблуков, правда, слушать их, особо не кому было. Даже так, но мы всё равно куда-то… будто спешили. В этом и заключалось некое таинство, противоречие, словно наша «бойкая» парочка — злостные нарушители порядка и спокойствия. Это далеко было не так, хотя ощущение от этого держалось точно не меньше минуты. Для пущей эффективности она цепко держала меня в руках.

Быстро соскочили со всех ступенек. Проскользнули неприятные закоулки. Перешли на шаг. Несколько, совершенно однотипных коридоров, и вот уже стоим практически у дверей. Единственный, кто провожал нас на выходе — облысевший, мерзкий, тучный мужик. Будь я совершенно один, он бы непременно высказал в мой адрес что-нибудь… язвительное. Не обидное, но до боли неприятное словцо на слух. Он, как всегда, сидел в своей полуоткрытой кабинке. Едва завидев нас издалека, мужичок тут же замешкался. Стал что-то впопыхах убирать. Наверняка, прятать под стол кофиё или жрачку. Замельтешился. Схватил чёрную куртку. Одел. Поправил козырёк и наконец, уселся. До вахты оставалось совсем ничего.

Только подошли чуть ближе, как он тут же заприметил главный дефект:

— Что, — удивлённо посмотрел на сцепку рук, — уже уходите?

— Да. На сегодня всё. Вот, — достала из сумочки ключ, — возьмите.

На протянутую, мохнатую руку, осторожно лёг ключик с номером 22. Мужик улыбнулся. От его зловещей ухмылки пальцы сами разбили захват.

— Всего вам наилучшего.

— И вам, — ответила Мира.

— И тебе, — безэмоционально, мимолётом сказал мне.

Меня на секундочку так… погрузило. Когда я очнулся, девушка уже стояла за пределами турникетов, придерживая ручку двери.

— Кай, ты идёшь?

— Уже бегу…

Я не стал тупить более на одном месте. Наши взгляды разминулись.

Парочка полупрозрачных турникетов преграждала путь, пока касание запястья не исправило эту нелепость. Дверцы тут же распахнулись. Боковые створки оставили за собой приятный, блекло-голубой свет. Мы вместе выползли наружу. Время непостижимо двигалось вперёд.

Массивная дверца неожиданно громко хлопнула. Я слишком рано отпустил ручку двери. Оба как один от грохота неприятно скривились. Хорошо, что ничего серьёзного не произошло. Шум быстро стих. После небольшого вмешательства обстановка постепенно вернулась к умиротворённой тишине. Непривычно вдвоём стоять на пустом крыльце.

Кругом никого. Последние два человека, которых нам удалось запечатлеть, в спешке покидали знакомые места, чтобы завтра вернутся на утро снова. Мы в этом плане почему-то никуда не спешили. Мира вдумчиво смотрела вдаль, пока я рассматривал её приталенную юбку. Мне она казалась слишком короткой для учителей и вполне длинной для наших девчонок. На тот момент, у меня не укладывалось в голове, что преподаватель не может, не быть строгим, хотя её это практически не касалось. Медперсонал могли разве что… легонечко пожурить и то если коллеги видели. Это нивелировало некоторые ограничения, однако, при мне оставался тот самый резонанс образов. Я всегда их вижу только в строгом ключе. Чёрное платье по фигуре с плечиками и туфлями, лишний раз зарождало непонимание простых вещей. Я так и не смог принять их как обычных людей.

Мира глубоко вздохнула и наконец, сделала первой шаг со ступенек. Только тогда я от юбки отлип. К моему удивлению, она быстро начала перебирать ножками, учитывая облегающий костюм и парочку совершенно дискомфортной обуви. По факту мы шли вместе, но она, всегда на шаг опережала. Даже на два. Мне еле-еле удавалось втиснуться в её темп. Было очень прискорбно понимать, что очень скоро такими делами появиться отдышка.

Никто из нас не разговаривал. Всё так, как и положено учителю и ученику. Она в роли направляющего. Я же догонял. Мне честно, нечего было ей сказать, да и Мира не искала особо поводов, чтобы хоть как-то начать диалог. Как только открылись двери, мысли были заняты совершенно другим. Всё чаще казалось, меня попросту не замечали. Расстраиваться поводов, никаких нет. Вид позади совершенно удовлетворял. Молчание и наблюдение. Так и пошли.

Продолговатая, мощёная камнем площадка, разбивалась ровно на три пути. Центральный, по которому мы шли, выводил прямиком к воротам. Путь слева — дорога к парковке. Справа — коротенький подход ко второму корпусу. Последняя тропинка разделяется ещё на две полосы. Крохотная площадка для остатка машин и поворот за школу на стадион. Именно, последняя дорога была удобнее всего. Я частенько сбегал домой, именно через стадион. Там совсем рядом находилась парковая зона и никаких тебе решёток, и ворот. Мне всегда казалось странным, почему спереди ограждён проход, а сзади нет? Скорее всего, больше для вида. Эстетики так сказать, предать. Чужаку ничего не стоило если не в лоб, то с обратной стороны войти.

К сожалению, очень быстро настаёт время прощаться. Едва вышли, а уже фактически и всё. Идём поодиночке домой. За пределами ворот наши пути предельно точно расходятся. Мира однозначно должна вернуться на парковку. Я же уныло плестись вперёд.

Только надежда стала трещать по швам, как врач остановилась. Тут же послышался слегка возмущённый тон:

— Постой… Я тебя одного просто так, никуда не пущу. Я лично сопровожу тебя до твоего дома. И точка.

— (Удивлённо) А у вас что, — обернулся, — машины нет?

— Может, у других учителей и есть, но я пока что, — сблизилась, — не накопила… Да и слишком я молодая, чтобы уделять внимание таким мелочам. Ничего страшного, если пройдусь пешком. Целее буду. Не умру.

— Ну-у-у… последний автобус вы пропустили, так что…

— Идём, — пошла вперёд. — Теперь ты мне показывай дорогу.

— А может… вам не стоит этого делать, а то вдруг что подумают остальные. Слухи быстро полезут… Оно вам нужно?

— Ты что, правда, кого-то испугался? Да тут, — осмотрелась по сторонам, — вообще никого нет. Мы одни. Все давно уже по домам сидят… Боишься, что тебя со мной увидят? Меня боишься? Стесняешься?.. Тогда что?.. Меня совершенно не волнуют эти остальные, — рукой обвела дом сзади, — и их дурацкое мнение. Вот ни капельки… А даже если и узнают, пускай там себе нафантазируют немножко. Ничего, полезно будет. Пускай хоть так мозгами пошевелят.

Мира так рьяно по этому поводу говорила, словно давно хотела запустить острый слушок либо начать самой лично невнятную интрижку. Меня эта новость немного обескуражила. С трудом удавалось подобрать нужные слова:

— (Скомкано) Нет, просто… если нас увидят, то есть, как мы идём вместе… хуже будет только мне. Не вам…

— Всему виной, та шайка упырей, да? (Недовольно) Ги-иль… Если это так…

— (Суетливо) Нет, он здесь совершенно ни при чём, просто… Это немного не нормально… вот так… Учитель и ученик…

— Я в первую очередь твой лечащий врач, а потом всё остальное, что ты там себе понапридумывал.

Как же было стыдно. В одночасье запылали щёки. Красными стали кончики ушей. Ладони вспотели. Что хорошо, гнобить дальше не стали. Врач настоятельно продолжала гнуть свою линию.

— (Сосредоточенно)…Меня, знаешь ли, крайне заботит твоё здоровье, и не дай бог с тобой что случиться по пути. В жизни себе этого не прощу. Ты даже не представляешь, каково это быть ответственным за человеческую жизнь. Я-я… — немного замялась, — попросту не могу себе такое позволить. Я слишком серьёзно к такому делу отношусь. Авось пронесёт, тут не работает. Только не с людьми. Только не в твоём случае… Я тебя крайне прошу, — умоляющее посмотрела, — не надо. Не делай так, иначе ты испортишь как себе, так и мне настроение. Давай лучше… мирно пройдёмся. Хорошо?

— (Быстро) Да-да, конечно. Я на всё согласен, — крепко сжал кулаки за спиной, — только давайте уже пойдём. Не могу больше стоять на месте. Холодно, — косо осмотрелся по сторонам. — Морозит местами…

— (Заинтересованно) Прямо… настолько… холодно?

— (Неуверенно) Ну-у… да… — тщетно попытался охладить жар со щеки.

— Тогда пойдём. Не дай бог ты ещё простудишься.

Мира дала те самые, немыслимые секунды молчания после позора, чтобы я спокойно остыл. Умышленно или нет, но этого хватило.

Первое время, крайне тяжело давалось идти вровень. Пятки горели. Ноги хотели тотчас же удрать. Облегчение пришло тогда, когда её шаг стал длиннее. За спиной, гораздо комфортнее тупость переждать. Её одновременно элегантная и быстрая поступь, давала взамен поле для размышлений. Действия пока, только в зачатке находились. Я не решался сделать то, что требовалось от меня. Площадка вместе с воротами постепенно оставалась позади.

Каждый последующий метр давался всё легче, подталкивая её догнать. Обочина. Дорога. Как по мне, самая длинная, мощёная тропинка, по которой приходилось, когда-либо идти. Одна сплошная линия и нигде не прерывается. Несколько её хвостиков, расплетаются в разные стороны. Один вариант, как раз напротив нас стоит. Остановка. На ней этакий, бумажный самолётик, сложенный пополам, но размером с полноценную, крытую будку. Карниз носа практически ровно смотрит в землю, а задняя часть наклонена. Примерно 75°. Больше походит на открытый по сторонам шалаш. Остроугольный. Белый. Глянцевый. Внутри скорее… чёрный и серый. Две небольшие, деревянные скамеечки на два места в виде монолитного блока и кажется всё. Мы скоротечно проходим мимо. Хочется немного поседеть, но я, скорее всего, просто усну.

Через некоторый промежуток дороги нам таки удалось достаточно близко сровняться. Мира довольно ухмыльнулась. У неё точно были планы на меня.

— Впрочем, — мельком посмотрела в мою сторону, — ничего страшного не будет, если нас застукают вместе пару… ребятишек или учителей. Пускай лучше лишний раз обзавидуются, — хлопнула кулачком по ладони. — Узнают, какую сногсшибательную штучку ты подцепил. Устроим, так сказать, интрижку. Ну так, что скажешь? Подыграешь мне если что?

— Э-э-м-м-м…

Идея откровенно настораживала. Обратно стало не по себе.

— Да ладно тебе. Неужели ты думаешь, что я настолько «старая кошёлка»? У нас вообще-то, разница в пять лет, — скептически сузила глаза, — и нечего тут удивляться. Я тоже человек, а не монстр в юбке. Да расслабься уже, — хлопнула по плечу, — и хватит идти всю дорогу сутулым. Осанку ровно держи… Девочкам нравятся подтянутые, стройные и уверенные в себе мальчики… Подожди…

Пришлось остановиться. Мира зашла ко мне за спину и силой выгнула грудь вперёд, что аж косточки затрещали. Хватило одного точного нажима.

— (Натужно) Ну-у… вот, — впилась пальцам в плечи, — другое дело. (Тихо) И чтобы так было всегда, — прислонилась к уху. — (Шёпотом) Ты меня понял, понял?

— Д-да…

— (Шёпотом) Теперь пошли.

Сволочуга быстро выровнялась и пошла, как ни в чём не бывало. Подобный подход жуть как бесил. Я долгое время не мог скрыть своих натуральных чувств. Все эмоции прямиком исказились на лице.

— Ой, — недовольно взмахнула ручонкой, — вот только не нужно корчить такую физиономию. Я что, не могу подурачиться? Это что, по-твоему, приговор? Действительно, я же взрослая… Точно… Такое чувство, — насупила бровки, — что я прямо обязана, нет должна вести себя как все. Быть вечно хмурой, серьёзной, недовольной. Вечно жаловаться. Вечно кого-то бранить… Быть бесчувственной, своенравной дрянью… (Рьяно) Но это же не честно. Я хочу быть… собой… Да и вообще, я всё ещё молодая. Наша разница, знаешь ли, особо погоду не делает. Одно дело, когда тебе 10 лет, а за 20 там… особых изменений, лично я не вижу. Единственное, что хорошо — мозгов прибавилось в голове, но это не означает, что обязательно нужно вести себя как они, — косо посмотрела назад. — Мы же тоже раньше веселились. Иногда буянили местами, а теперь, — уставилась на меня, — ты тоже хочешь, чтобы я вычеркнула всё веселье из жизни? Забыла всё? Стала такой же как они, — сумочкой махнула за спину, — скучной, серой массой без изюминки? Без… не знаю там, — покрутила образно руками, — личности. Неужели, ты такой же… как… все?.. Не расстраивай меня. Лучше извинись.

Не найдя ответа в моих глазах, разочарованно вздохнула:

— (Спокойно) Ла-адно… Что с тебя взять… Ты сам скоро почувствуешь, какого это быть — взрослым… Ответственность и прочая характерная лабуда. Нет смысла, как мне кажется, сейчас объяснять. Ты всё равно не поймёшь и забудешь.

Меня в мягкой форме обвинили в бесчеловечности, не дав сказать в защиту и пары слов. Я буквально опешил от внезапной расстановки приоритетов, до конца так и не понимая, в чём же собственно виноват. Я растеряно молча стоял. Каждое промедление, в довесок укореняло во мне отпетого злодея. «Без вины виноватый» очень уместно звучало тогда.

— (Растеряно) Я не это хотел сказать…

— Скажи просто: «Пошли».

–…Пошли.

— (Довольно) Другое дело.

Странный диалог и тон повествования мигом испарились, словно никаких проблем изначально и не было. Мнимая обида улетучилась, а я остался будто бы в дураках. Ничего серьёзного не произошло. Чувство вины гложило всю дорогу.

* * *

Путь до дома совсем близкий. При большом желании за минут… пять дойти можно. Мы же шли как минимум полчаса. Даже я так медленно никогда не хожу. Почти всю дорогу Мира без устали говорила и говорила, говорила и говорила, а я как болванчик, в такт мотал пустой головой. Мне совершенно ничего другого не оставалось, как во всём соглашаться. Честного говоря, иногда просто страшно человеку перечить, глядя прямо в глаза…

В надежде немного отвлечься, каждый раз мельком цепляю увядающую «Академию Красных Сосен», хотя никаких «красных» и «сосен», там и в помине не росло. Как оно бывало и раньше, иду отстранённо на своей волне, даже вблизи собеседника. Мира в свою очередь периодически останавливается. Любуется цветастыми лугами. Придорожной травой. Смотрит в бескрайний горизонт. Куда-то очень далеко вдаль, но мне этого не понять. Отчасти, это даже на руку. В такие моменты, по крайней мере, девушка молчит. С ней в этом плане трудно не согласиться. Место действительно прекрасное. Не тронутый клочок земли. Что-то по типу заповедника. В остальном же — обычный закуток в близи города, ко их по факту один. Я стараюсь как можно быстрее отвлечься.

Мира, в который раз что-то спрашивает, но для неё, у меня нет ответа. Мы продолжаем идти только вперёд, минуя незначительные развилки. Одна ведёт на поле, где посажена пшеница и рожь. Другая постепенно выводит в парковую зону. Я категорически не перевариваю пустое философствование, мол, по типу: «Жизнь, она как дорога, давно уже распределена. За тобой остаётся лишь выбрать намеченный путь, вымощенный калькой, песком или асфальтом, либо же найти собственный пробираясь через заросли и болота». Чушь. Жизнь в лучшем случае — гнойное болото. Рутина и уныние, а до дороги ещё нужно дойти. Что меня ещё больше забавляет во всём пафосном и возвышенном — какого после прекрасных, высокопарный речей мероприятия, возвращаться в убогую, убитую однушку? Это прямо наглядный, контрастирующий резонанс. Лично предпочитаю не хвастаться и просто молчать. Толку всё равно ноль. Если бы сказанные слова сбывались, то все давно бы… были уже мертвы.

Вот… терпеть не могу тупую иронию скудной судьбы. Издевательство. Глумление. Никакущий на старте выбор. За какие такие грехи прошлого, людям в настоящем приходится страдать? Выбор настолько ничтожен и жалок, что будущее всё чаще предопределено на свершение плохого. Если затравка дрянная, то грех сверхъестественного от человека ожидать. Все мы тянем свою дебильную ношу и разница лишь в том, у кого она отвратнее и хуже. Мы сравниваем положение друг друга, только в плохом. Именно мы — то самое, хуёвое будущее, которое заслуживает мир, отказавшись от нас. Именно мы, те самые, кто намерен кардинально решать свою судьбу. Ломать судьбы других. Влиять на собственный мир и окружение. Менять землю под ногами, устои. Рушить обычаи. Мы именно те, кто не захотят жить по-старому… Мы и старого то не знаем. Старое, это вчерашнее новое. Новое — неисполненная мечта. Объединённые и различные, склонны строить годами и разрушать за один миг. Непокорные. Умные. Лгуны и обманщики. Тихони. Садисты. Убийцы… Интеллигенция. Неучи. Дебоширы и лидеры… Всё смешалось в один назойливый ком… Незавидная у нас судьба…

На мою оплошность приходится держаться вблизи чуть ли не за руки, ещё сильнее расшатывая неловкую позицию дилетанта. Не замечаю ни её движений, ни речей. Размытые какие-то… Скользкие… Слова вроде бы и есть, а вроде бы и нет. Порой она повторяет странные вещи, которые снова невозможно понять. Её обращение будто, проходит сквозь меня и улетучивается, иной раз, смешиваясь в однообразную, тягомотную кашу. Настроение постепенно падает. Взгляд обратно устремляется на дно.

Там же, куда секунду назад упало настроение, внезапно натыкаешься на обувь. Женскую обувь. Непроизвольно приходишь в чувства. Я и не заметил, как попутно наткнулся на вытянутую вперёд руку.

— Послушай, — медленно убрала кисть, — я не знаю, что твориться у тебя в голове. Никто не знает, но со мной, ты можешь откровенно поговорить… Впредь, я всегда выслушаю тебя и не важно, когда и где. Я буду, рада помочь тебе всем тем, что имею, просто… просто попроси. Это не так сложно, как кажется на первый взгляд… Только попроси…

Тихо, слегка дрожащим голосом, закончилась речь. Мурашки пробежались по коже. В ответ ели выдавил из себя что-то наподобие слова:

–…Постараюсь.

— Хорошо… Если тебе не трудно, то… не молчи. Говори со мной. В диалоге мне отчасти становиться легче, если меня хотя бы на толику слушают… Может тебе неинтересно или неприятно, но… постарайся, пожалуйста. Ради меня. Прошу.

В знак согласия махнул гривой. Дальше всё более-менее ровно пошло.

Шли и шли. В основном говорила она. Я лишь изредка спрашивал и чаще одобрительно мотал головой во избежание словесной ямы. Из нашей совместной беседы по-новому раскрыл её личность. В некоторых местах. Не кардинально, но достаточно, чтобы пересмотреть некоторые вещи. Так, к примеру, для меня стало большой неожиданностью узнать, что Мира из совершенно другого города. До меня и прежде как бы доходила мысль, что люди не сосредоточенны полностью в одном конкретном месте. Переезд же, совершенно другое дело. Влетал в нехилую такую денежку. У нас частенько в Академии про это говорили. Спекулировали. Кто-то сопоставлял с продажей однокомнатной квартиры. Кто-то и вовсе говорил, что записываешься в своеобразное рабство. Третьи же бранили то место, где мы учимся, так как, по их же словам, все два вышесказанных пункта совпадали здесь в гораздо большей мере. Я в основном слушал. Отмалчивался в стороне.

Со временем общение уже не казалось таким однобоким и тягость по чуть-чуть спадала на нет. Становилось в некоторые моменты даже интересно. Не припомню, когда в последний раз получал хотя бы минимальное удовольствие от беседы. Прямо, как сейчас… Иногда, мы… просто останавливались и смотрели на окружающие нас деревья. Рассаду вдоль дороги. Небо. В общем, тратили время впустую, но не это меня смущало. Пока мы шли, за всё время не пролетела ни одна птичка. Их практически нет. За редким исключением удаётся вспомнить пару случаев… но они скорее случайность, чем повседневная действительность.

Одну такую интересную особь однажды, всё-таки увидел. Это был дрозд. Шоколадно-коричневое оперение с белым брюшком и желтоватой грудкой. Крохотная птичка. Увиденная мною впервые, оказалась некой… неожиданностью. Секунды три она красовалась на ветке в школьном саду, после чего внезапно улетела. Несколько коротких, звонких свистов на прощание и всё. Остальных я видел только на картинке. Более ходовая порода — какаду, частенько гнездится неподалёку в парковой зоне близ санатория. В целом, особи заканчиваются. На этом всё. Из тех, что выводят, я слышал — были ещё канарейки, но это не точно.

Рядом с Мирой, хотелось… разное… Забыть про все тяготы и просто жить без всяких на то забот, а там уж… как пойдёт…

Так в оживлённой диаспоре, закончился наш остаток пути. Изредка делая паузы, мы наслаждались облачной погодой. Покоем уходящего дня. Не трудно догадаться, в чём болезненная причина моего уныния. Вечно наша прогулка длится, никак не могла.

Неподалеку уже виднелся мой дом. Назвать его домом в плане обычного домишка, язык не поворачивается. Скорее походит на особняк. Не громадный, не обширный… Вместительный. Неудивительно, что облик зацепил. Разочаровать мог разве что быт во дворе. Со стороны даже у меня претензий особых нет.

Минуя бесконечный маршрут вдаль, обозначился ещё один переход прямо через дорогу, ведущий к очередной, отдельной тропинке. В отличии от всех предыдущих, вымощенные терракотовым кирпичом по типу сплетения волокон, этот путь отличался конкретно каменной кладкой. Ровная, приятная. Без бугров. Единственный минус — заросшая кругом чуть ли не по пояс растительность. Облагорожена территория с трудом. Это не газон. Никто не придёт и лично не подправит картинку. Миру это и близко не напрягало. «Подумаешь, всего лишь развилка». Ну да. Всё впечатление концентрировалось в сторону особнячка. Наверняка догадывались многие, однако совершенно другое дело, когда ты лично вблизи всё можешь оценить. Ей это удалось.

Дом находится в чистой глуши. Окраина ещё та. Клочок отрезанной земли. Этакий пригород. Не пустой, надо сказать. Ключевые точки всё же есть. Школа, парк и больница. Всё по правой стороне. Слева ничего нет. Ни единой нужной постройки. Заросшая земля и одинокий дом. Весь изюм как ни странно, прячется по ту сторону дороги. Поля, засеянные по щиколотку травой. Немного зерновых. Цветочные луга встречаются гораздо реже, за то засеяны сплошным, цветным пятном. Деревья растут у обочины. Более густой массив у дальней черты парка. Полоса начинается в пределах Академии и заканчивая вплоть до санатория.

Мост знаменует конечный раздел территории, однако это ещё не всё. По сторонам от него существует хаотичный кусочек леса близ оврага, но его не стоит бояться. В нём не запутаешься. Там довольно сложно потеряться, за то некий… шарм, позволяет почувствовать отголосок дикой природы. Нетронутая земля. Всё окружение… плюс-минус дополняет друг друга, но только не моё жилище. Домик среди рощи смотрится инородно… Без понятия, в чём кроется моя проблема. В себе или в плохом месте выбора. Остаётся лишь смириться. Играю теми картами, которые дали…

Мира уверенно идёт впереди. В конце непродолжительной дорожки до сих пор стоит простая калитка из прутьев и перил. Проблема не в простоте. Проблема в том, какой общий складывается вид. Загубленная халатностью и ленью идея. Вместо забора должна была расти пышная, живая изгородь. Вместо задумки — хаотично во все стороны торчали кусты. Впечатление всё больше склонялось в сторону заброшки. Все опасения с лихвой должен развеять дом.

Врач осторожно отвела в сторону дверцу. Она, наверное, ожидала скрипа и жуткой ржавчины, но та без особых усилий открылась. Мы вошли.

Внутренний дворик выглядит более-менее сносно. По моим опять же меркам… площадка у дома отчасти утоптана. Выделен только самый ходовой проход. Всё остальное в запустении. Полностью погрязнуть в зарослях мешают прорывающиеся из-под мха каменные плиты. Единственное, что реально служит помехой под ногами — ветки и коряги засохших, гнилых деревьев. Их я мог разве что раздосадовано пнуть ногой, правда чаще и вовсе не замечал вечно спотыкаясь. Здесь её интерес в полной мере набрал обороты. Особо не страшно. Всё путём.

Человек предельно тщательно всматривается в каждый встречный на доме декор, хотя ничего удивительного в том особнячке нет. Там, где не касалась рука, мешали мёртвые лозы, растительность и доставучий мох. Мох был практически утыкан везде и на всём. Меня больше волновала дрянная обстановка вокруг, а её дом. Непривычные для гостя размеры, бросались в глаза первее всего.

По мне так жильё, ну совершенно обычное. Не дворец и не изба. Крохотный особнячок. Из белого и красного кирпича. Двухэтажный. Выцветший немного. Немного грязный. С протяжными балконами. С острыми шпилями и центральной башней. С треугольной крышей, разделённой на выемки и выпуклости. С окнами, которых не счесть. Для антуража не хватает только приближение ночи. Там то, как раз, и раскрывается весь потенциал. Избушка на куличиках. Раскатов молнии не хватает. Особенно дождя…

По выражению лица, однозначно хотелось ко всему прикоснуться, однако за счёт некоторых обстоятельств, лишь повсюду мотала головой. Специфика места не понята, за то аутентично подходит для убийства. Так же можно, с пару десятка рабов в подвале держать или нарколабораторию устроить. Вся выжимка зависит от памяти. От фантазии мозгов. Как по мне, всё ещё смотрится скудно, но… Мире интересно. Не завораживающе, но… вполне достойно. Наличие нормального сада однозначно скрасило бы угнетающую обстановку. Убрать для начала мусор и подкосить обилие травы. Столь малого преображения вполне достаточно, но есть всегда одно, но. Мне просто пофиг. Насрать. Замшелый особняк стоит в полном одиночестве, в окружении полумёртвой обстановки. Местами даже бывает к лицу.

Мы медленно завернули за угол и подошли к центру фасада здания. Миру ещё больше поразило столь непривычное, очень знакомое здание. Понимаю её.

— (Воодушевлённо) Я тысячу раз проезжала мимо, но так близко подойти — никогда… Это… чудо-то какое-то! — задрала голову вверх.

Хотелось разное, но ещё больше хотелось прилечь на диван. Провоцировать на эмоции крайне нежелательно. Если Мира чего-то захочет — экскурсии не избежать. Устало молчу. Максимально тихо прокрадываюсь ко входу. Меня как всегда встречает пара массивных дверей. Что необычно для себя… замираю. Непременно что-то кажется… Не понимаю. Тут встаёт главная проблема. Ключ. Его… нет…

Непоседа как специально, на пакость, подтачивает скорее войти. Рядом жмётся. В спину дышит. Ой, как натерпеться, скорее, очутиться внутри. Всё сильнее пробивает уши девичий визг. Всюду пальчики тыкают руками. То скол на стене хочет прощупать, то ручку двери наспех отодрать. Именно над ручкой зиждется дилемма. Человек от удивления резонный задаёт вопрос:

—

Ой… — посмотрела на дверь выше, — а это что?

Прямо над дверью располагается бледный бюст женщины. Странная надо сказать скульптура. Вместо рук у неё лозы, которые оплетают по бокам вход от двери. Взгляд самый обычный. Непринуждённый. Внешность стандартная, эпохи возрождения наготы и любви. Ещё страннее кажется то, что она так… рьяно охраняет. И не сказать, что это самый уютный очаг. Наоборот. Структура двери до одури обманчивая. Резная древесина кофейно-медового оттенка с зеркалами. Тонированные. Тёмные. Отдаёт неким таким… холодком. Всё бы и ничего, но ажурная ковка метала поверх стёкол, придаёт очень… суровый вид. Сложишь все кусочки пазла воедино и суть проблемы до жути ясна. Глаза и пасть, в которую нужно зайти. Металлические завитки в виде ресничек и глаз, помогают достичь главную цель. Придание человеческих черт неодушевлённым вещам. Акцента на условной пасти нету, за то он есть на условных зубах. Горизонтальные перемычки пересекают вертикаль, плавной дугой изображая парные клыки. Полость рта отождествляет… буквально съеденного тебя. Тут, не то, что мистика, а страх.

Её рука напрочь застыла, по чуть-чуть вживляясь в мою кожу ноготками. Интерес пропал. Стало как-то не по себе. Не до смеха.

— (Угрюмо) Ну и… жуть… — вздрогнула. — Не представляю, как к этому можно привыкнуть…

— Точно… — осторожно толкнул дверь.

Половинки легонько распахнулись. Складывалось впечатление, что никто их в жизни ни разу не закрывал. Накопленные ожидания со временем дают брешь.

В отличии от двора, внутри всё более-менее удобно. Свободного места хоть отбавляй. Нет этой… скупердяйской захламлённости. Да, отсутствие предметов быта порождают глухой звук, но не это главное. Главное ощущается: свобода. Свобода от всего. В холле стоит единственный диван и больше ничего. Вообще. По сути, большего и не надо, так как часть своего бодрого времени, я валяюсь в полудрёме. Разница предпочтения только где.

Особняк сам по себе тихонько ожил, заслышав заранее осторожные шаги. Включилась тусклая подсветка. Даже при небольшом освещении, первое время он казался куда мрачнее обычного из-за отсутствия дневного света. Обстановка для первого впечатления смазанная. Единственный плюс — привыкаешь ко всему. Глаза успокаиваются, а нервы остывают. Мира, наконец, отпускает мою руку. Настаёт очередь смело рассматривать всё вокруг. Врач начала с порога.

Я никогда не находил интересным копаться в мелочах. Миру же наоборот, вечно куда-то тянуло. К стенкам она не притрагивалась, за то всячески ласкала взглядом рельефы, переходящие из арки в потолок. То одна колонна. То другая. Ей наверняка нравилось расхаживать в зале, мельком выхватывая отражения из глянцевой плитки пола. Обоев в центре зала нет. Где-то камень. Где-то древесина. Выделяется на общем фоне только диван. Чёрный. Дырявый по серёдке с обугленной обивкой. Практически разваливается на по полам. Неудивительно, учитывая из каких он ранее прибыл мест.

— Погоди… — заметила мебель. — Это же… мой, — подошла ближе, — диван… Кай, — обернулась, — скажи мне, пожалуйста, откуда он у тебя? Как… Как ты сюда его притащил? Я же вроде как… рабочих попросила на свалку вывезти… Ладно, — отступила. — Если тебе нравиться, то пусть и дальше… стоит… Мог бы… Э-э-э…

Аккуратно, тонко, изящно — можно обозвать чем угодно, если вкладывать в дело душу и в дальнейшем следить. Гостю негоже упрекать в халатности хозяина. Девка на удивление заткнулась… быстро.

Если сравнивать всё подряд, то хуже всего выделялись стены. Выпирающий снизу по пояс потёртый бортик, потерял первоначальный блеск. От изумительно молочного оттенка осталась маргариновая рябь. Где-то плесень, а где-то сколы. Только обои сохранили вменяемый вид, пряча под собой трещины несущих стен и неряшливую кладку. Поблёкшие. Местами потёртые, однако, имитация гранита читается чётко. Не мелкой точкой обставлено, а широким размазано мазком. Расплывчатые, плавные движения линий. Друг на друга нахлёст волны. В местах скопления градиента читается некое… подобие… древесной коры. Интересно смотреться. Есть на что поглазеть. Сразу ассоциации всплывают. Дежавю.

Некоторые схожие черты, легко улавливаются в нашей библиотеке, когда наступает моя очередь сгребать в одну кучу гурьбу ненужных книг. Определённо сходство есть, правда академический расклад, выглядит на порядок хуже, проигрывая по всем параметрам и мелочам. Слишком много друг друга портили две противоречивые составляющие. Современность и старина. Минимализм, с его чуткой расстановкой вещей в пространстве и наоборот, нарядность. Традиции и помпезность в исполнении вариативных идей.

Потолок максимально обычный, касательно сравнения самого здания и его отдельных частей. Дробное соединение расписных квадратов в обрамлении охры. Местами штукатурка, кажется, сыплется на пол, но это отваливается не она, а кусочки звёзд. На одном квадратике изображено созвездие. На другом планета. Так они чередуются между собой. С первого яруса рисунок не понять. Только с парадной лестницы на этаж выше, получиться хоть что-то рассмотреть. Вроде бы, все детали указывают на то, что это старинный особняк, а вот ни фото владельца, ни картины — нигде по дому не висят. Нет ни единого упоминания, кому подобное может принадлежать. Единственное, есть дневник, правда он никак не связан с этим домом. Перечень повествования разни́ца. У меня очень стойкое ощущение… Блокнот в этом городе не может существовать.

Миру постепенно отпустило, чтобы на этот раз паст в раж. В изумлении, как ужаленная пчёлкой, прочёсывает все комнаты подряд, не упуская возможности заглянуть в каждую на этаже. Увидеть. Найти. Обязательно всё прощупать. Ничем не остановить. Такой прыткости позавидовал бы ребёнок. Отнюдь.

Свои башмаки, я скидываю обычно перед кроватью, так как мёрзлый, мозаичный пол, подмораживает ноги. Если лень — брякнусь прямо на диван. Если найдутся силы — дойду до спальни. Нет смысла заправлять или переодеться. Завтра всё в точности повторится. Делать излишние движения настолько… лень.

Мало по малу, растягиваю своё удовольствие, двигаясь к лестнице в полном одиночестве. Ноги свободно шоркают. Мне хорошо. Ботинки охотно скользят по гладкой поверхности мраморной плитки. Мира всё ещё влетает из одной комнаты в другую как ненормальная. Никогда бы не подумал о такой подвижности. С её активной подачей и проворной улыбкой, нормальному человеку невозможно в полной мере за темпом повествования уследить. Мельком осматривает антураж за несколько секунд и тут же выбегает в следующую комнату. Кухня, столовая, зал. Комнаты для гостей. Все выходы пересекаются в центре. Раз за разом нарезает новый круг. Приглушённо ощущается лепет ярких эмоций. Чистый азарт как в беззаботном детстве. Как же хочется… обратно в него нырнуть…

Минутка гостеприимства, а уже утомлён по самую вусмерть. Чуть на чуть по лестнице жопу тащу, пока поручень не заканчивается. Не представляю, какого жить без него. Ощущаю себя в такие моменты как старый дед. Не ворчу, за то без конца ною. То пол деревянный скрепит, то заноза вопьётся в стопу. Это ещё ерунда. Мне, как тому же деду, до толчка ночью бывает не достать. В кровати не обоссываюсь, однако… разбрызгиваю всю ванну кругом. Знаете ли, этакая… спидозная моча. Крайние ценители копрофилии меня поймут… Едкая, забористая. Концентрированный аммиак цвета кофеина. Так и хочется кружечку другую навернуть… Если серьёзно, то это плавная подводка к помпезности, которой на половину нет. Первый этаж — царские хоромы. На ярус выше — убранство отстаёт.

Оттенки древесины смотрятся сносно, вот только… нет в этом и дольки элегантности. Внизу располагается песочная крошка праздничного торта, облитая молочными сливками шоколадной плитки. Кое-где вкрапление красной пастилы. Ещё больше украшают торт съестные элементы декора. По краям плавно стекает карамельная глазурь. Вот оно первое впечатление. Чтобы удивить. А вверху что? Да ничего. Спущенное в унитаз настроение. Сгоревший блин, который так и не отважились попробовать, не то что съесть. Гамма холодных, тёмных оттенков, где сразу виден резкий переход. Больше серого, выцветшего, блеклого, но-о-о… мне это нравиться. До сих пор нравиться. Мне нравиться… незавершённость. Мне нравиться ремонт протяжённостью в пару тысяч лет. Есть в этом своя изюминка. Прозябать в недостроенном раю. Сколько его не обещают, а до конца довести не могут. Дело не то, что брошено на половине. Оно толком не начато… Как может существовать абстрактное то, чего в реальности по факту нет? Обязательно вам расскажу, когда в очередной раз вернусь с того света.

Я уже Миру не жду. Вхожу в свою спальню под шум быстрых скачков на шпильке. Она упорно пытается догнать, не замечая очевидных предпосылок.

В предвкушении самого сочного затихают охи и слова. Первое впечатление опешило сразу возле дверного проёма. Я правда умею менять настроение людей.

— (Удивлённо) Ты-ы… что… именно здесь… спишь?

— Да. Именно так, — обессилено упал на кровать.

Обстановка моментально накладывает отпечаток. По лицу сразу видно, как не хочется задавать следующий вопрос. Неприятная тишина ложится на плечи. Мире тотчас же захотелось услышать собственный голосок:

— (Неуверенно) А-а-а… можно задать ещё один… вопрос?

— Конечно.

— Ты тут живёшь, один? Совсем один?

— Я думал, вы обо мне всё знаете… Да, живу. Один.

— Да, извини… Глупый вопрос получился. (Виновато) Просто… Я знаешь… Ты один, в таком особняке… Не мог же он тебе на голову случайно свалиться? Такое же не бывает… или нет?

— Наверное, — лёг на спину, — бывает, а может и нет… Я вообще нахрен не помню, что было месяц назад, а как домишко достался — тем более. Мутно всё, как во сне, только просыпаться не хочется.

— (Скомкано) Плохо помнишь прошлое, да? Пять лет назад? Два года? Год?

— Скорее вы больше знаете про меня, чем я сам…

— (Неловко) Ну да… Извини, — осмотрелась, — я это, немного… Растерялась.

Следующие пять минут тянулись безбожно долго. Невыносимо. Молча. Ещё хуже, чем могла себе представить. Ей вот-вот хочется что-то важное произнести, но прежде чем сказать — мысль обрывается. Её непременно волнуют некоторые привычные вещи, а точнее, полное отсутствие их в нормальной, человеческой среде. Отчасти, именно поэтому общее настроение кардинально сходит на нет. От былой улыбки и игривости не остаётся намёка. Сплошное расстройство на лице. Подобный поворот, несомненно, испортил окончание дня. С трудом удавалось скрыть новоявленные, негативные эмоции.

Перед глазами практически пустая комната. Полностью облезлая и жуткая для восприятия. Стоило сперва обговорить с ней некоторые обстоятельства, но как всегда попросту… забил. Мира без спроса всё-таки зашла, хотя явно заходить внутрь комнаты опасалась. Осторожно остановилась в центре. Поморщилась. Обняла ладонями плечи. Стала резво растирать. Не случайно сработал защитный рефлекс. Место не нравиться, но привыкаешь ко всему. До одури серые, словно промёрзлые морозом строительные плиты, не вызывают ничего. Ни хорошее, ни плохое. Ничего. Обнажённые. Мёртвые. Статичные. Красивая обёртка содрана, чтобы смаковать всю суть.

Не сказать, что прямо воротит от одного взгляда, но уже нахождение здесь, стоит как минимум похвалы. Брезгливость и неприязнь, читаются в каждом неловком движении. Человек держится. Подстать образцовому гражданину в узде. Всячески старается потопить в себе разбухающую аверсию. Смотреть в округе попросту не на что, кроме единичных лоскутков обоев, поэтому взгляд почти сразу падает на стол. Он то же знаете ли, выглядит не очень. Лучшие годы давно позади. Чересчур дряблый и хлипкий. На него лучше смотреть, разве что в дали. Вблизи он выглядит всё таким же жутким.

Не так ярок и цел. Царапины и трещины не особо усугубляют. Всю погоду делает крышка бугром. Отовсюду, где есть проломы, торчат прессованные опилки и деревянная стружка. Деформации хватает. Не до конца надо сказать, иначе бы стол однозначно сложился пополам. Разбитые створки ящиков с оторванными ручками дополняют паритет. В нижней секции и вовсе зияет насквозь дыра. Стол слишком долго находится в плачевном состоянии. Оставалось только догнить.

Можно долго гадать, откуда он привезён, но лично я, не вижу в этом никакого сакрального смысла. Таинство — может быть. Оно есть, но точно не в той области, где его отрыли. В лучшем случае хранилось сие добро в подвале или на чердаке. В худшем отрыт на свалке. Он не то, что выцвел, а краской обвалился. Обшарпанный. Грязный. Неуместный, а рядом стоит стул из совершенно другого комплекта мебели. Совсем новый с закосом «под старину». Обивка смотрится свежей, хотя тоже с изъяном, стоит лишь немного повертеть головой. Спинка и само сидение местами разорваны до такой степени, что больше напоминают раны. Раны, нанесённые тупым, ржавым ножом. Как запёкшиеся порезы в виде шрамов с вывернутыми наружу внутренностями. Омерзительно, за то правдоподобно… Мне не нравиться. Я просто так живу.

Последней стояла кровать, на которой собственно… лежал я. Совершенно обычная. Непримечательная. До жути примитивная. Коробка из сколоченных досок. Дряблый матрас на твёрдой поверхности толком не ощущается. Настолько плотно истощил себя. Его дополняет пожелтевшая подушка с потом и слюнями. Ничем не выделяется на общем фоне. Одеяло из комплекта выглядит на порядок хуже, даже самой наволочки. Мятое. В катышках. Без стирки и уборки. Если всё же сравнить, то подушка… как мне кажется, смотрится-таки… отвратнее всего. Жёлтые разводы кофейной насыпи. Пушинки местами торчат, а кое-где и вовсе протёрлась. Даже боюсь представить, что именно кроется под ней. Вшами навряд ли пропитана, но почти на каждое утро чешусь. Мира смотрит на меня с таким… одновременно… укором и жалостью. Ей не понять мой быт. Для неё вообще далеко восприятие… одичалости. Жизни скупого аскетизма. Хочет высказаться, да начать нет сил… Это она ещё не знает, что у меня нет… простыни…

Всё могло быть не так уж… скоропостижно плохо, будь вместо кровати, стола и стула хоть… что-нибудь ещё. Даже лампочки на потолке нет. Только висящий, голый провод. Наличие окна даёт надежду и тут же её отбирает. На пыльном подоконнике видна побелка, которая бесконечно сыплется с потолка. Лучше на него внимания не обращать. Отсутствие ремонта и запустелый быт — две разные точки зрения схожие в одном. Плохое бывает абсолютно во всём.

Из кармана брюк выкатился небольшой флакончик. Колбочка отдавала приятным, голубым отблеском. Первое время достаточно сильный свет, однако спустя короткие секунды, лучик затухает. Его некому банально тревожить.

— Давно… закапывал? — неожиданно спросила Мира. — Я про это, — пальцем указала на спиральную колбочку.

— А, — оглянулся, — про это, — обратно положил в кармашек. — Ну да. Пару дней назад. А что?

— Что-нибудь… интересное приснилось? Природа там… Реки, горы… Небо звёздное… Пейзажи необычные может…

— (Вдумчиво) Ну-у-у… что-то… около того… Всегда сниться разное. Иногда просто… не мысленное… Тяжело описать, но это в сто раз круче, чем снова переживать эти… небылицы. Гораздо хуже и вовсе не спать.

— И как часто? Как часто ты принимаешь?

— Раз в неделю… Может и два… если позволяет… здоровье.

Тишина. Мы находимся напротив друг друга и опять не можем начать. Она стыдиться. Я своим взглядом сверлю потолок. Мы оба показываем неуважение. Если хочется помочь, то чем? Обратно пережёвывать заезженный круг? Нет, уж лучше всё оставить как есть. Так будет проще для всех… Лично для меня.

— Знаешь…

— (Отчуждённо) Вам лучше идти пока не поздно… Вечер скоро…

–…Да, — спохватилась, — наверное, ты прав. Тогда я, пожалуй, пойду. Не хочу тебя больше тревожить… Не проводишь меня?

— Нет.

— Хорошо, тогда. До завтра…

— Да…

— Хотя… знаешь, — взглотнула, — позволь мне перед уходом высказаться, иначе я-я-я… чувствую, без таблеток и сыворотки, сегодня не усну. Хорошо?

Я промолчал. Ни «за», ни «против», она не услышала.

— Хорошо…Это будет не долго. Просто… выслушай меня напоследок.

После коротенькой паузы, Мира набралась смелости и с духом высказала самую суть происходящего:

— (Нервно) Кай… Я знаю, что мне не понять каково это быть тобой… Страдать каждый день в попытке пережить его как можно… менее болезненней. К сожалению, наша обстановка в академии, безусловно давит на тебя и твои сверстники… они… скажем, сторонятся тебя. Весь этот огромный ком, что ты в одиночку тащишь на своих плечах… Это неправильно. Не нужно так, — голос вздрогнул. — Ты посмотри, посмотри, куда ты себя загнал? Здесь, — осмотрелась, — здесь же… жить… невозможно. Мне больно смотреть на… — запнулась, виновато отводя взгляд в сторону. — …Мне страшно подумать. Не хочу… (Повышено) Ты как узник, добровольно себя запечатал, где вокруг ничего нет!

Мира сильнее обняла плечи в надежде не сорваться и не впасть в отчаяние. Высоко задрала голову, превозмогая нахлынувшие чувства. Рано или поздно, кто-то обязательно напрудит кучу слёз.

— Вот значит… — сморкнула, — какую жизнь ты для себя выбрал… Ничем не интересуешься. Ни людьми, ни вещами… Ответь мне — ты доволен? Тебя всё устраивает?

Я не смог дать вразумительного ответа. Опять промолчал.

— Значит да… Так и есть. (Нервно) Хорошо, — тяжело вздохнула, — хорошо. Я уважаю твоё решение, — немного шмыгнула носом. — …Да, ты прав. Как всегда, прав. Кто я такая, чтобы тыкать тебе в лицо, говоря — как тебе жить и чему именно учится… Нет. Ты и сам всё давно прекрасно знаешь, просто я… Извини…

Врач тотчас же рванула прочь. Последнее слово, так и осталось загадкой. Я ничего не почувствовал. Не ощутил никаких признаков настроения. Простое, обыденное уныние. Смотрю в единственную точку на потолке и всё. Со временем становиться даже легче, когда слышится глухой стук от двери. И вот опять… один. Всё, как и всегда. Ничего не меняется. Единственное отличие плохого дня от посредственного — хочется в конце удушиться. Каждый день почти что плохой. В остальном же хочется… не проснуться…

Надежда — самая сучная из трёх сук. На какие только меры она заставит пойти. Ходить вокруг. Маяться. Страдать. Названивать, писать. Авось выйдет. А вдруг заметит? Простит? Нет, мне так не кажется. Это одна из главных поступей зависимости. Она мешает здраво мыслить и логически размышлять. Связующая часть из трёх сестёр, уже на пороге стоит, но ей нет места. Веры — так точно нет. Её давно вместе с правдой похоронили. Любовь же вечно напарывается на штыки и воскресает. Обе стоят и издеваются надо мной. Заставляют чувствовать себя дураком. Злиться, нервничать. Бесноваться. Кричать. Выход как я вижу только в одном — убить всё человеческое в себе. Прекратить поток бесконечной боли или… заставить так же думать, только уже… всех…

Нахожу в себе силы подняться и подойти к окну. Честно говоря, лучше бы не подходил. Стало только хуже. Куда-то вдаль устремлялась знойная, однако… разбитая печалью фигура. Глупо надеяться на что-то большее. В такие моменты люто ненавижу себя, но затем всё проходит. Особенно на следующий день.

Самое тяжёлое время для памяти — перед сном. Именно тогда суицидальная печаль, вновь режет тупым ножом горло, заставляя захлебнуться в повседневной рутине однообразия и лжи… Хочется остаться мёртвым пережитком прошлого, но это слишком много… Слишком много я для себя прошу. Единственное, что реально остаётся — смириться… и дальше пытаться жить… Всё повторяется ровно так же до следующего эмоционального всплеска. Только утро и спасает. Я тот ещё на деле трус…

Не люблю такие моменты, когда уже вот-вот начинаешь привыкать к постырному одиночеству. Когда один невнятный сюжет, ломает привычный расклад мировоззрения. Сеет смуту и сомнения. Напоминает порою насколько ты убог и зависим от чужой прихоти. Пустые слова, хоть и скрашивают страдания, но ни капельки не лечат душу. Невозможно порою нормально жить. В памяти отпечатывается только плохое, затмевая минутные вспышки радости… Так мне видимо и быть…

Ещё с минуту у окна ничего не происходит. Отваживаюсь повиснуть над столом. Взгляд уныло прочёсывает поверхность. Как же не хочется… Покрытие бугристое, колкое, не ровное. Занозу легко подцепить. Секунду погодя, я всё же… намереваюсь открыть ящик. Как же дурно, но нужда таки… острее всего.

Следовало, как можно быстрее отвлечься, даже ценой остаточной рухляди. Спокойно подхватываю за щель. Вырываю с корнями верхний ящик. Скрепит, разламывается и гремит. Из полуразбитой, деревянной коробки, достаю такой же полуразвалившийся блокнот. Записная книжка. Крохотный дневник… Дневничок. Тоже с лёгкостью помещается на ладони…

Он был настолько ветхим и потрёпанным, что буквально… разваливался в руках. Неудивительно, что бумага особо не пригодна для длительного хранения информации. Причём абы как, но-о-о… всё же… Имеем, что имеем… Сел на стул сперва. Бережно положил на самый краешек стола. Предельно аккуратно начал пролистывать странички практически с самого начала. Я, правда, не знал, чьи это заметки, но уверенность, что это прямиком относиться ко мне, придавало чуточку сил и той самой, надежды… Особенно в такие моменты. Увы, хватает не на много.

Первое, на что невольно обращаешь внимание — страницы. Большинство попросту выдраны. Уж сильно блокнотик худоват. Уж очень часто остатки встречаются на корешке. Если не вырваны, то обязательно испачканы, залиты чем-то, а то и вовсе размочены, прилегая друг к другу бугристыми волнами. Несколько десятков пустых изначальных страниц и следом, внезапно, небольшие записки. Заметки. Рассуждение. Запечатлённый фрагмент на бумаге, нежели чем описание громоздкой доктрины. Время изрядно подкосило. Края и углы ободраны насквозь. Бумага практически полностью пожелтела, а текст на её поверхности, стал расплывчатым и неясным. Обложка наверняка ещё давно отвалилась, а переплёт остался держаться на добром слове. Грустное это дело смотреть на то, что болезненно и отчасти противно…

Не хочу утверждать, но по описанию, вся правда сходится. Конкретно тут, автор описывает о 10-м дне рождении. О подарке. Всё как у меня. Далее о любимом кафетерии в центре, и о поздних до ночи посиделках с друзьями. Свои печали, радости и переживания, находят место в отрывках памяти. Кратко, но уместно. Вскользь прочитывая, неоднократно понимаю, что этого человека я и вовсе не знал. Его личность, ни на каплю не всплывает из недр памяти. Одно знаю точно. Это мужчина. Вот краткий отрывок, о котором ранее упоминал:

«Сегодня особенный день. Она выглядит счастливой и слегка растерянной. Она ещё не знает, какой сюрприз её ожидает вечером. Приготовление заняло половину дня, но оно того стоит. Этот вечер запомнится. Мы никогда не забудем, как хорошо нам бывает вместе».

Маленький отрывок. Слащавый… По описанию однозначно упоминается некая… женщина и таких ситуаций довольно много. Где-то отображены эмоции, в преддверья праздника, а где-то упоминается обычный рецепт пирога и таких сценок… много. Сливочное масло, ванильный сахар, мука, кефир, дрожжи сухие, сахар, соль… Яйцо две штуки и фруктов один стакан… Те некоторые, что имеют повествование дольше шестой половинки листка, обладают более развернутым характером. Располагают ценностью превыше вырванных из контекста фраз, хотя и грешат всё тем же. Они, пожалуй, самые интересные. Неоднозначные. Чем дальше, тем тон повествования становиться куда менее опрятным. Одно из них имеет собственный заголовок в отличии от прежних заметок:

«Сегодня у меня повышение. Следует это отметить. После работы куплю чего-нибудь этакого. Очень хочу их порадовать. Наконец-то наши доходы станут стабильнее и дела пойдут в гору. О переводе стоит пока умолчать. Не хочу их расстраивать. За то мы сможем позволить себе почти абсолютно всё. Я не могу сдержать собственной радости…».

Потом видимо, ручка заканчивается, и человек пытается её расписать. Только на следующей странице видно продолжение, и оно написано другим по тону цветом. Более жирным. Повествование становиться импульсивным. Тяжелее становится разобрать:

«Вот, теперь записала… Особенно, я хочу порадовать свою кроху. Нужно не забыть купить хотя бы подарок, а то неловко с пустыми руками возвращаться домой. Не забыть купить подарок. Подарок. Подарок. За окном сейчас прохладно и пасмурно. Нужно было одеваться теплее. Не хватало ещё простудится. Болеть мне никак нельзя. Больше уже нельзя. Ах да, вот ещё. Скоро в городе состоится праздник, и на этот раз, мы пойдём на него все вместе. Нужно только не забыть записать — В 12.00. В ВОСКРЕСЕНЬЕ! НА ПЛОЩАДИ!Теперь думаю, точно не забуду. Теперь мне не придётся работать в выходные и в праздничные дни. Я смогу уделить больше времени своей семье. Всё теперь будет хорошо. Всё будет иначе. Время почти подходит к концу, так что мне пора… Последнее можно было и не писать».

Дневник лёг в сторону. Взгляд упал на окно.

— А может?

Непреодолимое такое чувство. Словно, знаете ли, снаружи ждут. Внезапная чуйка потащила обратно к окну, а там — ничего, кроме бескрайней природы. Вот и доверяй себе после всего…

— Ушла…

Выдохнул с горестью, как вновь брошенный и никому не нужный.

Горечь подбирается к горлу, не давая возможности нормально дышать. Карабкаюсь к постели сгорбившись. Ели дополз и снова упал. На этот раз, на порядок громче, как бренный кусок дерьма. Весь неуклюжий. Несграбный такой. Дневник брякнулся на пол. Наплевать. Хочется подохнуть в очередной сука раз.

И вот оно самое обыкновенное и привычное — остаться наедине со своими мыслями. Они не дают покоя, особенно в такие дни как этот. Снова мучают, лезут в голову, не дают спокойно уснуть: «На!», «Получай!», «Умри, сука!», «Дебил». Невозможно так жить. Если бы не «особый» случай, то скорее за место красивой колбочки, каждый раз вспарывали мозги. А так можно сказать, легко отделался… «Слеза Грёз» — хорошо, нет, даже отлично справляется с этим. Минуты хватает на полное погружение в сон. Если чувствуешь себя хуёво, тогда засыпаешь гораздо быстрее. Я уповаю на шанс от передозы однажды не проснуться.

В итоге всегда снится сон. Его невозможно описать никоим образом. Он всегда непонятный, сумбурный, непредсказуемый и это неимоверно… приятно. Каждый раз что-то новое. Новое и новое, и так без конца и начала. Кажется, вот-вот всё станет доступным, ясным, однако, резко вклинивается чужеродный поворот. Снова и снова. Раз за разом повторяется ситуация в подобном ключе. Никогда не надоедает. Помнится, после такого сна — лишь бурные цвета и больше ничего. Вообще… ничего. Они обволакивают. Просачиваются сквозь меня. Под ногами расстилаются и уносят вихрем. Сон ни о чём. Как раз это мне… и нужно.

Подношу «Слезу» как можно ближе, которая порой сверкает даже сквозь ладонь. Рука отчаянно трясётся. Ей всего-то надо одну каплю в глаз. Происходит… нарушение… работы правого полушария мозга. Это и влечёт к таким дивным последствиям. И местам. Тонкая струйка жидкости, зависает на некоторое время и обрывается вниз. После попадания кожа немного зудит. Побаливает. Вскоре, и боль утихает. Остаётся не так много времени, прежде чем настигнет сон. Мысли больше не беспокоят. Тело мякнет. Голова, как будто становится тяжелее. Перед глазами темнеет. Пространство немного скошено. Местами кажется будто плывёт. Впрочем, уже не так важно. Глаза закрываются, и я… засыпаю. Спокойного сна…