Манифестация знаков абсолютного присутствия

Евгений Кирьянов

Книга состоит из внешне тематически не связанных между собою глав. Но всё, написанное в ней, инициировано общей идейной предпосылкой, раскрытие которой осуществилось как завершение ранее написанного. В этом смысле книга является непосредственным продолжением ранее опубликованной книги «В поисках пристанища без опоры». Таким образом, книга является не только естественным продолжением идей, составляющих существо написанного прежде, но и завершением его в единстве общего смысла и содержания.

К видению Иезекииля

Когда в сознании человека промелькнёт видение моментального вхождения в него и растворение в нём послания из иного мира, и вслед за этим — переживание освобождения от того, что опознаётся как косная и тяжёлая часть его естества (как освобождение от отжившей части себя. Как освобождение от части того в себе, что уже не жизнеспособно), то это происходит с редуцированным двойником этого человека в иной репрезентации Универсума. То есть, с ним самим. А его редукцией в частичном двойнике может быть и несколько иное существо. Ведь и животное есть редукция человека. Его генезис в метафизическом измерении может включать, и включает, и животных. А перспективы метафизического восхождения в свете Сверхсознания обещают и реализацию возможностей выше человеческих. Но в мире человека проявляются и опознаются архетипические знаки именно «надчеловеческого» мира. Ансамбли архетипических сочетаний собственно человеческого и его мира соединяются в общем символизме в живую надчеловеческую реальность. Но мы помним, что одним из таких знаков является представление превращений в Универсуме в качестве огня. Почему Огня? Сверхсущее освещает своим светом, вызывая сущих к бытию. Но разъятие единой природы сущих погружает их в огонь в противоречии друг другу в бытии.

И зримым символическим образом огня является Крест. Крест, на котором живое подлежит разъятию в Огне, но и воссоединению в Свете. Разъятие в Огне символизируется движением вовне («в разные стороны»), а воссоединение в Свете — возвращением. На кресте распятие — в огне мира горение. Горение в дольнем — вхождение в свет в горнем.

Живое представлено в генезисе редукциями его в метафизическом нисхождении его первообраза из Света. Редукцией человека является всё, чему он даёт имена. Иначе он и не может опознавать иные сущие, кроме как в печати на них себя. Это и есть действие в осуществлении причастности всякого сущего Бытию. А, что и было сказано выше, оно как Присутствие полагается в Сверхсознании. А через частную бытийность сознающего сущего получает бытийную причастность и всякое сущее.

А индуцируется человек в метафизическом генезисе и из животных. Почему? Потому что именно животные являются отражением частных граней человеческого, сохраняя признаки и общего с человеком соотнесения в когерентных репрезентациях в Универсуме.

Животных четыре, и они идут, не оборачиваясь, каждый в свою сторону. И возвращаются вместе. В этом видимый образ огня. Но возвращение их в воссоединение есть залог того, чтобы быть в Свете. На этом уровне проявления сущих нет препятствия одновременному действию разъятия в Огне и восстановления в единстве в Свете. Видятся не только соотносимые представления в Универсуме, но и проявленность в сущих на разных уровнях манифестации. Животные идут прямо и не оборачиваясь в четыре разные стороны, но и одновременно возвращаясь в своё единство неразъятого сущего. И пребывая в нём как одно лицо, обращённое во все стороны сразу. И то, и другое происходит вместе. Но разъятие на четыре стороны есть зримый образ креста. В каждом лице виден человек. У каждого животного четыре лица. В явлении на этом уровне манифестации нет препятствия слиянию в прообразе лиц животных. Все животные и их лица — суть одно. Они же и офаним. Это значит, что имеет место созерцание Иезекиилем сразу нескольких соотносимых репрезентаций Универсума в свете превосходящего их уровня манифестации. Уровня, на котором все они имеют в качестве прообраза — человека. Разъятого на Огне — Кресте в дольнем мире и воссоединённого в Свете горнего мира.

Иезекииль увидел общность разных соотносимых представлений в перспективе единства для них. Он уже был выше нормативного для человека мира, поскольку созерцал образы высшего уровня. Разные для его мира и когерентные. Разные, поскольку он был в каноническом мире человека. Но он уже и усматривал их архетипическую общность в высшем. Если бы удалось изобразить это видение в наиболее адекватном виде только в реалиях мира человека, то это и был бы символ в привычном представлении о нём. Но и само видение символично. Всё что в нижнем свидетельствует в образе о высшем, есть символ. Он занимает часть от созерцаемого высшего и свидетельствует о нём, оставаясь в низшем.