Старик. Документальная повесть

Евгений Иоников

В повести рассказывается о судьбе Василия Семеновича Пыжикова – командира партизанской бригады «Старик», предпринявшего осенью 1942 г. попытку объединить в дивизию отряды северо-восточной части Минской области. Его несанкционированная партийным руководством деятельность привела к длительному конфликту с Пантелеймоном Пономаренко. Конфликт завершился лишь в мае 1943 года, после роспуска дивизии (декабрь 1942), расформирования бригады «Старик» (май 1943) и ареста Василия Пыжикова (1 мая 1943 года)

Глава 3. Отступление на Палик

После июльских событий в отряде у Старика осталось всего 18 человек. Такими силами удержать «режимный», по его выражению, Борисовский район было невозможно, и он принял решение увести отряд в заповедник, расположенный на территории Холопеничского и Бегомльского районов⁶⁵. Как позднее будет отражено в подготовленной для Пономаренко справке на Пыжикова, обстановка в Борисовском районе для его отряда оказалась сложной, Старик был напуган режимом немцев, наличием немецких гарнизонов и полиции⁶⁶ и увел отряд на Палик.

Глава образованного 9 сентября 1942 года Белорусского штаба партизанского движения и, одновременно, второй секретарь ЦК КП (б) Б Петр Калинин не менее раздраженно отреагировал на произошедшее. В его донесении, составленном для Пономаренко, говорится: Пыжиков вместо пересмотра своих действий, как это требовалось директивными телеграммами ЦК и ЦШПД, решил только передислоцироваться и направился в Бегомльский район⁶⁷.

Требование любой ценой удерживать район диктовалось, вероятно, все еще сохранявшейся в руководстве партизанским движением стратегией, направленной на равномерное распределение небольших партизанских отрядов по всем административно-территориальным единицам оккупированной территории. Эту тенденцию подметил еще в 1950-е годы Джон Армстронг, который в своем исследовании партизанского движения в СССР полагал, что засылка партизанских отрядов в тыл врага без учета особенностей местности, на которой им предстоит действовать, была явно ошибочной и считал, что к началу 1942 года эта практика постепенно сходила на нет⁶⁸. И хотя его замечания большей частью касались бедных лесами степных районов СССР, мы видим, что отряд «Старика» (а до того и отряд Яроша) был послан в бедную лесами часть Борисовского района, тогда как в двух десятках километров на северо-запад лежали труднопроходимые территории, на которых в конечном итоге и начнется формирование партизанской зоны в этих краях.

В этой связи отступление Старика из региона выглядело вполне оправданным с тактической точки зрения, однако противоречило установке ЦК и привело к возникновению первых трений в его отношениях с партизанским начальством и белорусским партийным руководством. До середины осени возникшие противоречия не будут носить еще явного характера, но позднее, ближе к зиме, Старик даст целый ряд новых оснований для их обострения и Петр Калинин, а затем и Пантелеймон Пономаренко все чаще начнут выказывать прямое недовольство деятельностью Пыжикова.

А пока Старику удалось найти решение, которое разом улучшило его позиции, несмотря на фактический разгром, учиненный ему противником в Пупеличском лесу.

Еще в ходе своего марша от линии фронта, проходя через Березинские болота, он был наслышан о крупном партизанском отряде, стоявшем недалеко от Палика. Из деревни Глубочица Холопеничского района, в которой его отряд несколько дней отдыхал после пережитых в Лепельском районе злоключений, на Палик была отправлена разведка, но обнаружить партизан в тот раз Старику не удалось⁶⁹.

Как позже выяснилось, в восьми километрах северо-западнее озера, на хуторе Смолянка долгое время стояла прибывшая из-за линии фронта спецгруппа лейтенанта Кузина (НКВД СССР). В окрестных лесах располагалось несколько небольших партизанских отрядов, созданных при участии и поддержке Кузина в основном из числа проживавших в районе окруженцев.

Оказавшись отрезанными летом 1941 года за линией фронта, тысячи красноармейцев и их командиров вынуждены были осесть на оккупированной территории.

На первых порах далеко не все из них считали себя партизанам, даже наиболее патриотично настроенные «окруженцы» стремились выйти за линию фронта для соединения с частями Красной Армии. Многим действительно удавалось «догнать» фронт. Другие по различным причинам застревали во вражеском тылу.

Эта часть бывших красноармейцев уже не видела особого смысла в сопротивлении противнику, она пряталась в деревнях, а иногда даже совершенно открыто проживала в них в качестве приписников. И только те, кому не удавалось устроиться в деревнях, скрывались в лесах и болотах. Там они для самозащиты и добычи пропитания собирались в отряды. Это были малочисленные, плохо вооруженные, не организованные и недисциплинированные группы и отряды. Их количество было невелико, они не имели связи не только с Москвой, но и между собой.

Как справедливо, на наш взгляд, отмечает Джон Армстронг, подобные спонтанно возникавшие отряды были почти целиком озабочены проблемой выживания. Их нападения на деревни и атаки против созданных там немцами из местного населения вспомогательных полицейских сил в первую очередь имели целью добычу продовольствия⁷⁰ — свидетельства непосредственных участников событий тех лет вполне подтверждают подобные прагматичные умонастроения большинства оставшихся на оккупированной территории бойцов и командиров РККА.

«Кустарничество, анархия, отсутствие целеустремленности в борьбе преобладало. Партизаны вступали в бой по преимуществу только тогда, когда противник приходил на базу и навязывал этот бой»⁷¹, — такую характеристику партизанскому движению на этом этапе дает Пыжиков.

Зима 1941 — 1942 г. г. явилась для подобных групп одним из самых серьезных испытаний. Вот как описывает ситуацию Григорий Линьков, зимовавший с небольшим отрядом в лесах на границе Лепельского и Холопеничского районов:

«С наступлением тепла «вытаяли» из-под снега такие партизанские группы, которые перезимовали в лесу, не обнаруживая никаких признаков жизни и не имея связи с местным населением.

Одна такая группа из семи бойцов, попавших в окружение, всю зиму провела в Березинских болотах неподалеку от озера Палик. На небольшом холмике люди построили себе землянку, заготовили соли, мяса, муки, зерна, достали в деревушке ручную мельницу, сложили русскую печку и заперлись в землянке, как медведи в берлоге, на всю зиму.

Постов они не выставляли, караульной службы не несли. «Зато на ночь, — рассказывал потом один из этих зимовщиков, — изнутри закрывали землянку на надежный крюк»⁷².

Одну из главных ролей (если не главную роль) в приобщении таких полупартизанских «ватаг» скрывавшихся в лесах красноармейцев к борьбе сыграли спецгруппы, заброшенные в район Палика из советского тыла. Поздней зимой 1941 — 1942 года сюда начали прибывать небольшие, но неплохо оснащенные и подготовленные отряды, создаваемые 4-м отделом (с 18 января 1942 года — 4-е Управление⁷³) НКВД СССР, перед которыми в качестве одной из основных ставилась задача организации партизанского движения в регионе. Одна из таких групп — отряд «Победа» под руководством лейтенанта Кузина — 22 января 1942 пересекла линию фронта и на лыжах выдвинулась в Борисовский район. Это подразделение насчитывало всего 36 человек, однако Иван Матвеевич Кузин сумел отыскать в лесах Бегомльского, Холопеничского и Борисовского районов несколько перезимовавших групп окруженцев и по своему каналу связи зарегистрировать их в Москве в качестве партизанских отрядов.

Далеко не все группы «окруженцев» были позитивно настроены к вовлечению их в реальное противостояние с противником. В лесах Палика (как, наверное, и повсеместно) скитались, в том числе и откровенно бандитские группы мародеров из числа попавших в окружение или бежавших из плена красноармейцев. Стоявший во главе диверсионно-разведывательного отряда лейтенант Кузин не имел особых возможностей для выяснения подноготной истории скрывавшихся на Палике групп окруженцев. В качестве партизанских, надо полагать, он регистрировал всех. Стать на учет отказывались немногие, поскольку командиры присланных из-за линии фронта отрядов имели соответствующие полномочия — вплоть до расстрела «анархиствующих атаманов с бандитскими наклонностями», по образному выражению Станислава Ваупшасова, прибывшего в Борисовскую зону чуть позже Кузина с аналогичной миссией. Рядовых участников таких мародерствовавших групп распределяли по здоровым отрядам⁷⁴.

К середине лета 1942 года под управлением Ивана Кузина находились, вероятно, все партизанские силы Бегомльского района. В оперативной сводке Северо-Западной группы ЦК КП (б) Б (до 9 сентября 1942 года выполняла по сути функции Белорусского штаба партизанского движения), подготовленной 10 августа для СНК БССР, говорится, что под его началом числилось три отряда: собственно, группа Кузина (отряд «Победа»), выросшая до 80 человек, а также отряды Дьякова (47 человек) и Бычкова (69 человек)⁷⁵, оба из числа зазимовавших в Бегомльском районе окруженцев. В их создании принимал участие бывший третий секретарь Бегомльского райкома Степан Манкович, оставленный летом 1941 года в тылу противника для организации сопротивления. Манкович, собственно, и отыскал весной 1942 года группу Кузина, что во многом и предопределило ход дальнейших событий.

Еще несколько небольших отрядов, сохраняя большую самостоятельность, находились под влиянием лейтенанта Кузина и располагались неподалеку от его лагеря. В их числе назовем базировавшийся в лесу у деревни Горелый Луг отряд Михаила Джагарова и стоявший у Савского Бора отряд Алексея Дрантусова⁷⁶. Отряд Джагарова (его самоназванием долгое время было «Белоболотники» — по наименованию места работы его организаторов, расположенного на Белом болоте торф завода «Красный Октябрь») также был создан при непосредственном участии лейтенанта Кузина, присутствовавшего на его организационном собрании в деревне Пустой Мстиж в апреле 1942 года⁷⁷.

Начало второму из упомянутых отрядов было положено в начале лета жителями деревни Савский Бор братьями Кузьмой и Иваном Автушко, а также их шурином Иваном Янковским. С присоединением к ним нескольких окруженцев во главе с лейтенантом Дрантусовым Алексеем Ивановичем их группа также была учтена Кузиным в качестве партизанского отряда.

Это были крохотные партизанские формирования, что в значительной степени ограничивало их возможности в самостоятельных действиях. И Джагаров, и Дрантусов свои вылазки старались проводить совместно с диверсантами Кузина⁷⁸, и это естественным образом ставило их в зависимое от него положение.

Из числа зимовавших в землянках на Палике окруженцев и бежавших из плена красноармейцев следует упомянуть группы Николая Балана и Сергея Долганова. Их также обнаружил в лесах Березинского заповедника Иван Кузин⁷⁹. Он же помог этим группам стать на ноги после трудной зимовки.

Вот с этими партизанскими силами и планировал увязать свои действия отступающий на Палик с остатками своего отряда Старик. Что он подразумевал под словами «увязать действия» остается только догадываться, поскольку Кузина и подчиненных ему отрядов здесь он уже не застал.

В конце июня 1942 года Иван Кузин собрал в своем лагере совещание. На нем присутствовали командиры и комиссары всех созданных при его участии отрядов, в том числе Манкович с Дьяковым, Балан с Мормулевым, Дрантусов, Бычков, Джагаров, а также Сергей Долганов.

Как утверждает участвовавший в этом совещании Михаил Джагаров, Кузин сообщил собравшимся, что он получил шифровку из Москвы с приказом вывести часть отрядов Бегомльского и Борисовского районов за линию фронта (оставив на местах небольшие группы по 10 — 15 человек). Из числа присутствовавших на совещании лишь Степан Манкович и Сергей Долганов высказали сомнение в целесообразности такой акции. Остальные партизанские командиры даже с некоторым энтузиазмом восприняли предложение Кузина⁸⁰.

Большинство представленных на совещании отрядов были созданы и состояли в основном из бойцов Красной Армии, попавших в окружение или в плен еще летом 1941 года, которые считали за благо выйти в тыл, присоединиться к Красной армии и продолжить борьбу на фронте.

В этой связи Василий Семенович Пыжиков (Старик) сетовал, что идея выхода за линию фронта была весьма распространена среди партизан летом 1942 года, и это негативно сказывалось на моральном духе всех отрядов, стоявших в лесах по обоим берегам Березины⁸¹. Шок, полученный во время трудной зимовки 1941—1942 годов на Домжерицких и Березинских болотах, был, вероятно, настолько велик, что делал весьма привлекательной идею выхода в советский тыл.

Для перехода Кузин подчинил себе практически все партизанские группы Бегомльского района. В конце июня 1942 года он двинулся к Суражским воротам. В пути следования Кузин провел несколько боев, но эти столкновения, вероятно, носили случайный характер⁸² и не имели большого значения, ни для партизан — поскольку не причинили врагу особого урона, ни для противника — по той же причине.

В лагере Кузина оставался лишь Степан Манкович, дожидавшийся с небольшой группой бойцов возвращения основных сил, которые во главе с командиром отряда Романом Дьяковым проводили заготовки продовольствия в Вилейской области. Уже после войны в письме к Ивану Титкову Манкович писал буквально следующее: «Да будет тебе известно, что я сам вместе с Дьяковым, когда Кузин из… [других] отрядов формировал бригаду для выхода за линию фронта, едва не ушел туда вместе с ним в июле 1942 года. Не ушли мы вместе с Кузиным только потому, что половина нашего отряда находилась в Западной Белоруссии на операциях…»⁸³.

Именно в это время Старик и привел остатки своего отряда на Палик. Он предложил Дьякову и Манковичу «под их партийную и государственную ответственность» базу на озере Палик не оставлять. К этому времени, кстати, ими было получено письмо от Минского обкома партии (легального, находившегося в советском тылу) на имя Кузина, в котором сообщалось о скором прибытии на Палик тройки Минского обкома, на которую возлагалось руководство партизанским движением всего этого региона. Вероятнее всего, в этом сообщении речь шла о подпольном межрайонном партийном центре Борисовской зоны, который будет создан в августе месяце и прибудет на Палик в начале октября 1942 года. Своим уходом отряд Дьякова обнажал базу, делал ее, а, следовательно, и межрайпартцентр, доступными для карателей, Старик же был не в состоянии своим крохотным отрядом закрыть подступы в лесной массив озера Палик⁸⁴

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

65

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 1.

66

НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л. 152.

67

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 22.

68

Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 — 1944 — Москва, 2007, с. 33.

69

НАРБ, Ф. 4п., Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.

70

Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 — 1944 — Москва, 2007, с. 36 — 37.

71

НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 185. Л. 342.

72

Линьков Г. М. Война в тылу врага — Саранск, 1962, с. 235.

73

Боярский В. И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей — Минск — Москва, 2001, с. 74.

74

Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста — Москва, 1974, с. 247 — 249.

75

НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 78, Л. 26.

76

Джагаров М. М. Костры партизанские — Минск, 1970, с. 85.

77

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79

78

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79

79

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 264.

80

Джагаров М. М. Костры партизанские — Минск, 1970, с. 82.

81

НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 2.

82

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175, Л.13.

83

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 266.

84

НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 — 3.