Край света

Евгений Зернов

С детства нам внушают мысль, что Золотой Город – единственное пригодное для жизни место во Вселенной, а деньги – главное мерило истины. Здесь охламоны цепляются за жалкие объедки благ, ишачат, как рабы, барахтаются без результата…Когда больше нечего терять, остаётся только одно – исполнить мечту всей своей жизни. Вырваться. Обрести свободу. Спастись.Невероятное, полное опасностей путешествие за грань в социально-философском фантастическом романе Евгения Зернова «Край света».

6. Декантатор

Небо затянуло густыми облаками. Казалось, вот-вот пойдёт дождь. И Дитрих забеспокоился о том, что не взял зонта. С другой стороны, он прекрасно понимал, что зонт в пешем путешествии непозволительная роскошь. Такая же, как, например, классический костюм с галстуком. Или лакированные туфли. Нелепица.

Пилигримы шли по сухому плешивому лугу. До горизонта простиралась бугристая пересечённая местность с редкими деревцами.

Справа от тропы, метрах в трёхстах, лежала низина, поросшая кустарником. И в этой низине располагалось вытянутое сооружение со сводчатой крышей. Из здания доносился мерный стон, заглушаемый расстоянием, лёгким полевым ветром и луговым многозвучием — жужжанием и стрёкотом насекомых, шорохом травы. Стон стелился по окрестности — многоголосый, печальный, обречённый.

— Папа, что там такое? — спросила Лиза.

— Пойдём посмотрим.

— Не хочу. Вдруг мы потеряем тропу?

— Но ты же спросила? Значит, тебе любопытно. И мне тоже. Пойдём! Никакую тропу мы не потеряем, потому что идём куда глаза глядят.

Дитрих потянул её за руку, и они зашагали наискосок через поле. Дочь заметно нервничала, ей не нравилось идти по траве. Жутко боялась муравьёв и букашек, которые могут заползти на ноги. Она часто останавливалась и раздражённо отряхивала штанины, носки и кроссовки. Легинсы Лиза сменила на джинсы ещё утром.

Стон становился отчётливее и печальнее. Дитрих гадал, что же это такое может быть. Они спустились по склону в низинку и упёрлись в зелёное сетчатое ограждение с протянутой поверх рогаток колючей проволокой. По ту сторону забора находилось большое серое бетонное здание, напоминающее бункер. Никакого движения не наблюдалось. Пилигримы двинулись вдоль сетки к торцу здания. Иногда им встречались грозные таблички: «Режимная территория! Предъявите пропуск» или «Внимание! Территория государственного предприятия „Декантатор-Ост 2“. Проезд, проход посторонних лиц строго запрещается!».

Дочь сильно потянула за руку.

— Пойдём отсюда.

И вдруг Дитрих вздрогнул. Ему захотелось немедленно, сломя голову драпать. Как он мог так расслабиться со своим проснувшимся некстати любопытством? Поставить под угрозу всё путешествие. Глупо до невозможности. Никогда больше не смей так делать!

Им навстречу вдоль ограждения вышел плотный пожилой человек в защитного цвета куртке и такой же кепке.

«Попались, — сжал губы Дитрих и внутренне весь напрягся. — Что ему сказать? Заблудились! Взрослый мужчина с маленькой девочкой за Городом в глухом месте возле режимного объекта. Абсурд какой-то. Впрочем, безголовые стражники не понимают шуток — общеизвестный факт».

Встречный, однако, никоим образом не походил на безголового стражника.

— Вечный день! — громко приветствовал он, дотрагиваясь до козырька кепки. Видимо, по старой привычке.

— Вечный день, — напряжённо ответил Дитрих.

Встречный осклабился.

— Страшно? Меня зовут Вальтер. Они на консервации. Хотите посмотреть?

— Кто?.. Кто на консервации?

— Так вы не знаете? А зачем пришли? Здесь находится декантатор — отстойник для проззябов. Слышали?

— Краем уха, — ответил Дитрих.

— Я не слышала, — встряла в разговор Лиза.

— Проззябы — это такой резервный человеческий материал. Болванки планетян, которым не хватает ресурсов жить в нашем Сущем мире. Они не могут быть охламонами, не говоря уж об Аристосах. Временно отстаиваются. Как бы про запас. Пока не будут востребованы в случае демографической нехватки, отсутствия наследника или по иной причине. Изредка среди них проводят инвентаризацию, тесты. Проззяб может быть активирован, если у него вдруг обнаружатся какие-нибудь нужные способности. Испорченный материал прочищают, ликвидируют.

— А вы кто? — спросил Дитрих. — Охранник?

Вальтер отрицательно мотнул головой.

— Охраны нет. Я вскрыл замок, чтобы увидеть собственными глазами. Должен сказать, впечатляет. Хотите взглянуть? Да не бойтесь! Я такой же, как вы.

— В каком смысле? Пилигрим?

— А, так вы из этих? — неопределённо протянул Вальтер. — Я особист…

Уверенность Дитриха в безопасности дальнейшего разговора пропала. Он стал тщательнее подбирать слова. Но Вальтеру, похоже, было безразлично. Более того, казалось, его всё вокруг веселило.

–…бывший особист, на пенсии за выслугу лет. Гуляю в своё удовольствие. Не бойтесь, не собираюсь вас никому сдавать. Идёмте!

Они медленно направились вдоль ограждения к воротам. Дитрих осторожно сказал:

— Мне показалось, спецы следили за нами в Городе. Сейчас вроде чисто. Наверное, оторвались?..

Он тут же осознал, что его вопрос может быть истолкован как провокационный.

— Поверьте, если бы хотели — вас бы задержали. Всё зависит от задания. Сейчас многие сорвались с нажитого места. Боятся, что Падёт Тень.

— Говорят, бывших особистов не бывает?

Вальтер обернулся, посмотрел на Дитриха и промолчал. Они подошли к воротам. Особист снял навесной замок и пристроил на ячейку сетки.

— Проходите.

Он пропустил пилигримов и бережно прикрыл звякнувшие ворота. Затем аккуратно повернул в замке бункера устройство-отмычку. Дитрих мельком отметил, что особист всё делает очень обстоятельно. Профессиональная привычка.

Внутри бункера было темно и холодно. Горел голубой свет. Незваные гости поднялись по бетонной лестнице на служебную смотровую площадку. Когда глаза привыкли к полумраку, Дитрих различил внизу нечто вроде неглубокого бассейна, битком заполненного стоящими вплотную друг к другу людьми… манекенами, сильно похожими на людей. Он крепко сжал руку дочери.

Проззябы напоминали желеобразную массу — холодец или студень. Они слегка покачивались с закрытыми веками и заунывно стонали на разные голоса. С площадки казалось, что все эти бесчисленные тела — холодные, маслянистые, голубого цвета. С потолка на их лысые скользкие головы и плечи из блуждающих душевых леек капал какой-то раствор.

Насмотревшись вдоволь и продрогнув, Дитрих с Лизой вышли на свет. Вальтер последовал за ними и запер отмычкой дверь.

— Ну как? — спросил он, улыбаясь. — Теперь довольны жизнью? Скажи, вдохновляет! Укрепляет в мысли, что быть охламоном — грандиозная удача.

— Жуть, — шевельнул замёрзшим языком Дитрих.

Попутчики вышли за ограждение и медленно побрели обратно, в сторону луговой тропы.

Вальтер находился в прекрасном расположении духа, его тянуло общаться.

— Вот вы упомянули бывших особистов. Дескать, не бывает. Представьте, бывает. Я тому прямое доказательство. Выйдя на пенсию, решил начать абсолютно новую жизнь. Что толку перебирать воспоминания? Тем более я бы не сказал, что они сильно приятные. Правильно?

— Лучше смотреть вперёд, чем горевать о прошлом, — подтвердил Дитрих.

— Золотые слова! Девочка, твой папа верно мыслит! — обратился Вальтер к Лизе. — И тут я столкнулся с одной существенной проблемой — вот незадача! Меня всегда и всюду стала одолевать смертная скука. Я прожил активную насыщенную жизнь, и теперь сидеть с удочкой на берегу озера — просто стошнит от тоски. Вот, отправился побродить по окрестностям Города, пока ещё имею силы. Впрочем, здесь тоже всё довольно уныло и однообразно. Нет смысла идти дальше — везде одно и то же.

— Вы верите Аристосам? О том, что Сущий мир — есть единственная реальность, в которой можно существовать. Что деньги — главное мерило истины и справедливости. Что те места, куда так стремятся попасть отдельные отщепенцы вроде меня, — они выдуманные.

— Аристосы, охламоны… В моём возрасте людские игры в страсть и власть смехотворны. Да, люди негативно настроены к пилигримам и странникам. Всё равно что к мигрантам или цыганам. Считают, что они, неприкаянные, мечутся по миру, вносят хаос в сложившийся порядок вещей. Ищут лучшей доли, вместо того чтобы благоустраивать то место, где родились и выросли. Многие считают пилигримов предателями. Дескать, покидают родину в самый трудный период — когда вот-вот должна Пасть Тень. Когда родина больше всего нуждается в своих детях. Разбегаются как крысы в разные стороны. Мало того! Они своими перемещениями искажают статистику! Я и сам так думал раньше, когда ещё верил пропаганде.

— Сейчас не верите?

— Сейчас ничему не верю. Всё уныло. А пропаганда — более всего.

— А что думаете — Тень все-таки Падёт? Может быть, мы внушили себе это? Самосбывающееся пророчество. Может быть, мы лишь воображаем грядущие беды?

— Странно это слышать от человека, который уходит из реальности, да ещё с дитём. Которому предстоит пройти не прекрасную долину роз, а трудный путь, полный неизвестности и лишений.

— У меня особые причины…

— Да ладно! У всех особые причины.

Вальтер помолчал.

— Я не слишком утомляю? Давно не имел приятного собеседника. Я причисляю себя к людям думающим. А думающий человек — всё равно что больной. Его организм производит избыточное количество мыслей, которые необходимо куда-то деть — высказать, записать, словно опорожнить заполненный мочевой пузырь. Если этого не сделать, происходит закупорка мыслительных каналов, что ведёт к неврозам и депрессиям. А мне в моём возрасте болеть никак нельзя. Это может закончиться плачевно.

— И что же вас беспокоит больше всего? Опорожните пузырь.

— Я заподозрил, — Вальтер украдкой огляделся по сторонам и глубже натянул кепку на лоб, — что Сущий Мир, и вы, и я сам — всё ненастоящее! Мы жуткие витающие образы сновидения гигантского мозга. Помяните моё слово! Когда мегамозг проснётся, мы все растаем, словно дым! Пфу-х!..

Спутники добрались до луговой тропы.

— Ну вот! — сказал Вальтер.

— Спасибо вам за экскурсию на декантатор. Было действительно весьма любопытно!

— А, бросьте! — махнул бывший особист.

И пошёл налево, в сторону Центроса. А путники вздохнули свободнее и пошли направо.