Край света

Евгений Зернов

С детства нам внушают мысль, что Золотой Город – единственное пригодное для жизни место во Вселенной, а деньги – главное мерило истины. Здесь охламоны цепляются за жалкие объедки благ, ишачат, как рабы, барахтаются без результата…Когда больше нечего терять, остаётся только одно – исполнить мечту всей своей жизни. Вырваться. Обрести свободу. Спастись.Невероятное, полное опасностей путешествие за грань в социально-философском фантастическом романе Евгения Зернова «Край света».

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Край света предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

2. Раздумья

— Какой ты счастливый! Сделан из небьющегося материала, — улыбаясь, произнёс Стеклянный Человечек.

Он сидел на лавке во дворике возле клиники. Такие ухоженные умиротворяющие дворики обычно процветают около храмов и больниц. Дитрих сидел на другом конце этой же лавочки и недоумённо смотрел на хрусткий голубой листок бумаги в дрожащей руке.

«ДИАГНОЗ. Страшное, пугающее слово. Редкая смертельная болезнь — окаменение. Однажды, в один из тех немногих дней, которые остались в моём распоряжении, я превращусь в камень.

Ну почему?! Почему это происходит именно со мной, не с кем-нибудь другим? Да вон хоть с кем! Почему мир жесток именно ко мне? И не жил вовсе. Как говорят в таких случаях, влачил жалкое существование и бесславно сгинул. Зачем-то же я появился на свет? Должно же быть хоть какое-то объяснение, не говоря уж о предназначении? Не может быть ведь просто так, никчёмно! Это совершенный абсурд!»

— А я вот боюсь разбиться, — продолжил Стеклянный Человечек. — Это может произойти в любой момент. Хрусть — и всё. Поэтому предпочитаю дружить не с твердолобыми, а с мягкотелыми. Хотя со временем всё больше становлюсь философом. Главное, выработать в себе привычку всегда быть осторожным.

Дитрих не знал, как ему поступить с этим голубым листком. Бережно хранить смертельный диагноз глупо. Разорвать на кусочки и выбросить — тоже едва ли разумно.

— Простите, что? — очнулся Дитрих. — Кто вы такой?

«Отвлекаете меня от ужасного внутреннего содрогания».

— Стеклянный Человечек. Пришёл из Искусного мира.

— Откуда?! — поразился Дитрих. — Что за галиматья! Там никто не живет! За пределами Золотого Города нет ничего, кроме искорёженного, жуткого пространства. Это знает любой школьник.

— В нашей деревне нет школьников. Мы тоже не подозревали, что где-то в мире существует большой густонаселённый город с небьющимися жителями. Пока однажды к нам не забрёл великий путешественник Фёдор и не поведал. Знаете, он побывал во многих местах Искусного мира. Он один из немногих планетян, кто может по-настоящему сравнивать. Можно ли судить о том, чего не видел собственными глазами? — Стеклянный Человечек с сомнением покачал головой. — Судят невежды, да. Не понимая, как смешно выглядят. По примеру Фёдора, я загорелся идеей долгого путешествия, и вот наконец пришёл к вам. О чём, должен признать, несколько сожалею. Зато по пути увидел и узнал чрезвычайно много интересного.

— За пределами Сущего мира жить невозможно, — не унимался Дитрих.

— Мы привыкли. Полагаю, именно у вас творится жуть. Во всяком случае, для меня находиться здесь крайне рискованно. Я хрупкий. Один-единственный удар станет последним. В вашем городе все такие твёрдые и жёсткие. Вы не замечаете, что всё время бьётесь друг о друга. Как галька в прибой. Чтобы со временем обратиться в песок. Я думаю, у нас тоже когда-то было так. Вся твердь в деревне усеяна осколками. Это наши предки. Чтобы выжить, мы научились любить друг друга. К взаимной выгоде. Кстати, научиться любить — совсем несложно.

— И что же интересного вы увидели по дороге?

— Удивительнее всего тот факт, что люди живут буквально повсюду. В самых причудливых местах. Но, конечно, далеко не везде так плотно, как в вашем безумном городе. Здесь вообще количество жителей превышает критическую массу. Кстати, почему бы вам не взглянуть на мир самому? Путешествовать ведь оказывается так просто. Главное — решиться.

Дитрих отрицательно помотал головой.

— Страшно что-либо менять. Не вижу смысла. Не хочу, чтобы мои издержки выросли, а только в привычных обстоятельствах они минимальны. И… — Дитрих бросил взгляд на голубой листок. — И вообще, мне теперь нельзя тратить время на всякую чушь. У меня его осталось так мало!

Стеклянный Человечек бросил удивлённый взгляд на собеседника.

— Понимаю. Вы, конечно, не разбиваетесь вдребезги, но рассыхаетесь, гниёте и ржавеете. Тоже по-своему неприятно. На что же вы хотите потратить остаток жизни? Без сомнения, это должно быть что-то важное.

— Да, на самое важное, — пробормотал Дитрих и вдруг невольно вскрикнул: — На мечту!

— Что для вас сейчас самое ценное?

— Время! Только время и ничего больше!

— Так чего же вы сидите?

— Я очень боюсь. Разрываюсь на части от страха, неопределённости, одиночества. Я не знаю, что должен сделать, чтобы развернуть свою жизнь в верном направлении.

— Не знаете, с чего начать — начните собирать рюкзак, — сказал Стеклянный Человечек. — Так мне когда-то посоветовал великий путешественник Фёдор. А если боитесь — действуйте от страха… Ну ладно, мне пора возвращаться домой. Спасибо вам за приятную беседу. Думаю пойти другой дорогой, чтобы увидеть новое. Жать руку не буду — сами понимаете почему. Но мысленно вас обнимаю! Если когда-нибудь встретите путешественника Фёдора, передайте ему от меня привет.

Стеклянный Человечек осторожно нацепил на спину рюкзак, поднялся и медленно, по-старчески побрёл, слегка согнувшись и озираясь по сторонам.

Дитрих проводил его рассеянным взглядом, пока новый знакомый не вышел за ворота палисадника и не скрылся за живой изгородью. Только тогда Дитрих очнулся, яростно скомкал голубой листок со смертельным диагнозом и швырнул в урну. Затем длинно смачно выругался самыми грязными выражениями, которые только знал.

* * *

Согбенно, заторможенно Дитрих брёл по улице, не разбирая дороги, погружённый в мрачные мысли.

«Опоздал, — думал он. — Никогда уже не вернуть тех счастливых возможностей, которые были в молодости. Как же так произошло? Ведь я в каждый момент делал то, что считал наиболее правильным. И всё равно опоздал. Жизнь пронеслась мимо, без остановки, словно ощерившийся орудиями бронепоезд. И вот стою я один на заброшенной станции в нерешительности, в какую сторону податься. Все направления безразлично одинаковы — глухи и пустынны. Повсюду царят разруха и запустение».

Дитрих остановился и поднял взгляд. Его внимание привлёк звук — монотонный, раздражающий.

Во дворе на детской площадке баловались подростки. Вместо мяча гоняли камень. Поначалу лениво катали его между собой, затем вошли в азарт, стали пинать сильнее. В качестве ворот выступали трубчатые стойки качели. Высокий переросток с прыщавым лицом размахнулся и со всей силы пнул камень носком ботинка. Камень закатился в пучок травы и остался валяться там, никому не нужный. Дети потеряли к нему интерес. Они сбились в стайку и принялись от скуки затевать очередную игру.

«Вот и я стану таким камнем, — хмуро подумал Дитрих. — Не нужным никому».

Коррозия. Чудится тебе, как ржавчина скрипит, проедает насквозь. Желание сбежать от страха. Маскируешь испуг, стараешься подавить чувство тотального одиночества. Даже (и особенно) когда вокруг много людей. Ни с кем не можешь поделиться сокровенным. И не то чтобы никто не понимает. Просто не в состоянии ни к кому обратиться. А иной раз не понимаешь даже сам себя.

Определи главную цель своей жизни и просто иди к ней. Обрети спокойствие в этом движении, перестань суетиться.

И вдруг Дитриха озарило! А ведь на заброшенной станции и не надо никуда торопиться! Дымящий напряжённый бронепоезд умчался вдаль, чёрный угольный дым рассеялся. Наступили тишина и покой. Стало отчётливо различимо стрекотание кузнечика. А что я, собственно, хотел? У меня же с детства была мечта. Я её стыдливо прятал, предавал всю сознательную жизнь. А мечта была такая простая. Попасть на Землю. Вот что мне надо сейчас — вспомнить о своей мечте! Раскопать закопанное сокровище.

* * *

Накануне в вечерний тайм прилетело Грозное Письмо.

Повестка скупо сообщала: «Уважаемый (ая) Дитрих Генцель! Просим вас незамедлительно пройти медицинское освидетельствование в любом Районном Средоточии Государственных Услуг для подтверждения лицензии на жизнь в обществе».

Дитрих брёл по улице в толпах людей. Мысли упорно долбились о Диагноз и злополучное Письмо. Последнее время он чувствовал себя среди людей как в тундре с гнусом. Вокруг до горизонта пустота, и в то же время непрестанно кто-то кусает, высасывает соки. Трудно дышать.

Брёл среди ходячих истуканов, врезался, его пихали, отталкивали к проезжей части, где бурным гудящим потоком неслись автомобильные тараны.

Неуютно.

«Пора уходить, — рассеянно думал он. — Невозможно больше оставаться. Всё испоганили. Как так можно?! Долго трудились и создали город, непригодный для жизни».

Вокруг пучилась людская масса. Заглатывающие, клацающие пасти дверей.

В голове, в теле по сосудам пульсировал страх. Угроза достоинству. Сохранить достоинство всегда оставалось его главным аргументом во взаимоотношениях с жизнью.

«Мне нет дела до всего мира. Продолжайте перемалываться в мясорубке. Ощущаете себя удовлетворительно? Простите великодушно, что потерял ориентиры. Я сумасшедший. Я представляю себя нечаянно попавшим в огромную вонючую кучу навоза. Моя ответственность — мечта и ребёнок. Всё. До остальных нет никакого дела. Сбежать? Слабак? Пожалуйста, обзывайте как хотите. Вырваться из капкана, глотнуть свободы. Спастись».

Желание Дитриха сбежать из Сущего мира нарастало, как уровень воды во время наводнения. Ему казалось, что он дошёл до предела. Дальше некуда. Причём желание это было необъяснимо и опасно с точки зрения здравомыслящего человека. «Душу тянет. А куда — непонятно».

Он задержался у стеклянной витрины и скосил глаза. Подозрительный тип в тёмном плаще смешался с толпой. Неужели следят?

— Ухожу, — твёрдо решил он.

«Так здесь всё устроено. Охламоны цепляются за жалкие объедки благ, ишачат, как рабы, барахтаются без результата. Отдают бесценные здоровье и время за никчёмные безделушки и пропитание. Не имеют возможности остановиться, оглядеться, осмыслить свои действия. Понять, для чего они пришли в этот мир».

* * *

Вернувшись домой, Дитрих включил телевизор. Дочь сидела в углу дивана, читала книжку.

— Сейчас что-нибудь приготовлю. Голодная?

— Угу, — буркнула Лиза.

Пока он чистил картошку, импозантный ведущий новостей монотонно повествовал о том, как на одной из ферм пригорода взбунтовались проззябы. Доблестные безголовые стражники применили усыпляющий газ. Вообще-то, Дитрих не любил смотреть телевизор. Видео огнемётом выжигало все его собственные ценные мысли. Но иногда, в основном во время приёма пищи, он позволял себе поддаться слабости.

— Что происходит?! — неожиданно воскликнул диктор, обернувшись. — Простите, — сказал он уже в камеру.

Дитрих удивлённо поднял брови: проверка на внимательность? Осознают ли зрители смысл передачи или потребляют телекорм подряд без фильтрации?

Но нет, похоже, в телевизионной студии действительно происходило нечто из ряда вон выходящее. Картинка переключилась на вторую камеру, и все увидели, как в студию вбежали несколько девушек топлесс и с задором в глазах стали производить хаос. Одна девица залепила в лицо оператору первой камеры большим кремовым тортом. Другая дебоширка попыталась сокрушить креслом световую декорацию, тяжёлое кресло прокатилось по полу, не нанеся конструкции видимых повреждений. Тогда девушка принялась аэрографом с красной краской писать лозунг на освещённом студийном стенде: «Откажи карлику!». Фраза вышла вкривь-вкось, смешными корявыми буквами, что закрепило хулиганку в роли неудачницы. Третья амазонка тем временем взялась публично соблазнять диктора. Сорвала с него толстые тёмные очки в роговой оправе, пыталась то стянуть с его плеч пиджак, то развязать галстук, то расстегнуть пуговицы на сорочке. Известный телеведущий неуклюже отстранялся от эксгибиционистки, не смея ненароком её оттолкнуть или ударить. Мало ли, что могут потом заявить юристы. Ходить по судам до конца жизни.

Чем закончилось забавное происшествие в прямом эфире, никто не увидел, потому что снимающая камера в ответственный момент стала крениться и грохнулась на пол. Изображение вспыхнуло и пропало. Почти сразу пустили рекламу.

* * *

Дитрих сидел на скамейке возле уличного кафе. Там, за плетёными столиками под широкими цветными зонтами со встроенными обогревателями, сидели красивые планетяне. Высокомерно молчали или трепались о ерунде. Из динамика звучал рваный отрывистый джаз.

Дитрих не считал себя красивым. Потому что никогда не замечал, что бы другие находили его привлекательным. Рост ниже среднего, нелепое лицо, очки, худощавый. Любое сравнение относительно. В главном соревновании всегда есть первые и последние. Первым достаются любовь, лёгкая дорога, многочисленное потомство и будущее. Последние чахнут в болезнях, одиночестве и исчезают в небытие. В каком-нибудь из поколений. Независимо от жалости и справедливости.

Зависть тщетна. Месть жёстко пресекается безголовыми стражниками и, в общем, ошибочна. Трудолюбие обманчиво. Аристосы всеми способами поддерживают миф о том, как самый распоследний становится первым — следует лишь терпеливо трудиться в существующей системе координат. Истратить отпущенное время и здоровье во благо процветания Аристосов. И тогда ты сможешь ухватить обглоданную кость. Вскочить на подножку последнего переполненного вагона поезда, уносящегося в будущее. С роскошным элит-классом в головном вагоне, в который не протолкнуться через длинный состав и в который чужих никогда не пускают.

Небо пучилось, клубилось тучами. Изредка покрапывало мелкими брызгами. Дитриху очень хотелось выпить чашку пенного капучино, но было жалко денег. С денежными запасами дела обстояли крайне скверно, особенно с учётом намеченного путешествия. Поэтому он лишь довольствовался доносящимся до него запахом кофе. Размышлял. Стояло много вопросов, на которые он не мог ответить даже под одеялом самому себе. ОСОБЕННО под одеялом наедине с собой.

Боязно.

— Если попробовать остаться? Что тогда? Ну, предположим. За сорок лет жизни не удалось добиться ничего. У разбитого корыта. И нет оснований считать, что вдруг наступит чудесное улучшение. Денег нет, жилья нет, работа опротивела до мурашек. Жена сбежала в неизвестном направлении. Ребёнок на шее. Неизлечимая редкая болезнь — окаменение. Очень странная, опасная своей внезапностью. С этой болезнью можно нормально жить, она протекает почти без симптомов. Но однажды, неизвестно когда, в любой момент, наступит фаза обострения. Постепенно, начиная с конечностей, тело онемеет и превратится в камень. Это происходит быстро, в считаные дни. Обыкновенно, но не всегда, окаменение начинается с кончиков пальцев ног, движется вверх и заканчивает макушкой.

— Ну, предположим, я остаюсь в Сущем мире и никуда не ухожу. Несколько лет житейских мучений — и всё. Последний взгляд с печалью и досадой.

Дитрих невольно прислушался к безмятежному щебету двух дам из кафе. Что-то о магазинных скидках. В их глазах отразилось любование собой и неприязнь друг к другу.

Параллельно скамейке располагался скверик. Там, возле фонтана, надменно задрав голову и важно вышагивая, прогуливалась на высоких каблуках мамаша с коляской.

— С другой стороны, Лиза. Славная умная девочка. Что делать ей? Остаться одной в этом безумном мире? Ну так все дети когда-нибудь остаются предоставленными сами себе. Когда взрослеют и берут ответственность за себя. Вон, в давние времена, говорят, уже в двенадцать лет женились и брались за холодное оружие. Стенка на стенку в чистом поле.

— Но эти бугорки на спине! Что если у неё тоже какая-нибудь странная смертельная болезнь? Может быть, связанная с моей. Или генетически связанная со мной. Не важно. Главное, что современное общество изо всех сил стремится к стерильности. Планетян, заподозренных в опасных болезнях, тем или иным способом изолируют.

— Ну хорошо. Оставшись, трудно будет ожидать чего-либо путного. Но уйти в неизвестность — разве это выход? Здесь скверно, но хотя бы предсказуемо. А там? Ты даже не представляешь, что может ожидать там. Неспроста же так устроено, что люди плотно скучились в Сущем мире, а в Искусном мире никто не живёт. Выход за пределы Центроса запрещён ради твоего же блага.

— Не понимаю, в чём здесь благо. В принципе не согласен, что кто-то другой устанавливает мне запреты. Под вывеской якобы общественного порядка.

— Он, прежде всего, предупреждает. Охраняет от опасности и риска. Из тех, кто уходил, никто не возвращался.

— Логика мне понятна, а заключение — нет. Может быть, они не вернулись, потому что там лучше.

— Предстоят суровые испытания. Ты готов подвергнуть им собственную дочь?

— Не знаю. Может быть. Что вырастет из человека, у которого в жизни не было испытаний?

— Вот бредовая мысль! Посмотри на дерево, растущее на просторе. Оно вырастает высоким и ветвистым. Цветёт и плодоносит. А дерево на скалистых камнях, под горным ветром — кривое и маленькое. С одним цветком на одной живой ветви. Трудности снижают вероятность успеха.

— Трудности увеличивают ценность успеха.

— Вот упрямец! Всё-таки решил идти?

— Если откажусь, буду сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Дитрих внезапно вздрогнул и с недоумением посмотрел на руку. На предплечье расплывалась жидкая белая клякса помёта. Одна из брызг отскочила на брюки. С неба донёсся скрипучий хохот чайки. Белая птица, расправив крыла, величаво и гордо удалялась в сторону реки.

— А-а-а!!! — раздался душераздирающий вопль дамы из кафе. — Ноготь сломала.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Край света предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я