Именем братвы. Происхождение гангстера от спортсмена, или 30 лет со смерти СССР

Евгений Вышенков, 2022

С 1991 года выросло новое поколение. Обсуждая девяностые, молодые люди предсказуемо мыслят штампами. Автор и его собеседники были частью того мощнейшего движения советских спортсменов, которое надолго подмяло под себя власть на улицах. Свирепый опыт дает нам право осмыслить те вулканические и кровавые процессы. У выживших есть что предъявить и себе, и времени. Они до сих пор готовы к конфликту. Этим текстом Братва забивает вам стрелу. Смелее. Евгений Вышенков, как тогда говорили, «подержит вам спину» – постоит на вашей стороне. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Именем братвы. Происхождение гангстера от спортсмена, или 30 лет со смерти СССР предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

До эры братвы

ЧЕРНОЕ РЕЛИГИОЗНОЕ УЧЕНИЕ

Единственный из диктаторов вроде бы безбожного ХХ века, кто признал то, о чем мы сейчас поговорим, — Муссолини. В своей доктрине он открыто заявлял, что его концепция — религиозная. Гитлер официально клялся в обратном. И провозглашенный большевизмом агрессивный атеизм был типичной верой со всеми причитающимися ей атрибутами. От святых до иконостасов Политбюро, от новых божеств до триединства — Маркс, Энгельс, Ленин.

В нашей теме важно то, что хоть и лежит на виду, но до удивления незаметно: при вожде всех народов воровской мир стал огромным, да и единственным антисоветским подпольем. И ему за это ничего контрреволюционного не было. И даже поболее — воров признали социально близкими классу рабочих и крестьян. Власть в ее высшем метафорическом смысле всегда же преступникам доверяет больше, чем художникам и писателям.

На Руси путь от татей — придорожных разбойников — до профессиональной преступности занял лет четыреста.

Пропустим археологию. Взрыв капитализма в России конца ХIХ родил ту преступную субкультуру, от которой мы теперь шагаем. С ней мы перешли в эпоху социалистической революции.

К 20-м годам у жулья уже было крепкое устное право, которое мы до сих пор называем понятиями. Да, это слово несет уголовный флер, но и моральный кодекс строителя коммунизма — тоже понятие. Не ябедничать в школе — понятие, ведь учителя требуют говорить правду, например, про разбитое стекло. Уступать место женщине — это тоже, кстати, понятие, ведь в инструкциях такого не прописано.

Но первое правило воров — ни с какой властью дел не иметь. Их свод законов объемный, во многом требующий толкования, а кратко он выглядит убедительнее в их собственных устах: «С малолетки сидеть, в армии не служить, под хвост не баловаться».

Первая ересь проникла в их ряды еще в СЛОНе — Соловецком лагере особого назначения, куда в 20-х свозили золотопогонных. Чекисты предложили блатным послабления фактически за помощь в истреблении представителей царской элиты. Воры-ортодоксы уверяли свою паству, что грех это, нельзя делать то, что хочет администрация. Но победили чувство самосохранения и желудок.

Кстати, в это же время некоторые офицеры и вообще люди с характером из бывших, не сбежавших в Европу или не пожелавших сбежать, влились в преступный мир. Знаменитый вестерн Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих», в принципе, о трех путях русского офицерства — «чекист», «бандит» и «белогвардеец». Причем ротмистр Лемке воевал в дивизии Каппеля, шел бить красных, а примкнул к банальным налетчикам.

К 30-м годам СССР начал поднимать промышленность и осваивать циклопические территории. Никакая экономика тогда бы не выдержала, отсюда Сталин пошёл по пути рабовладельческого строя. Только назвали миллионы каторжан врагами народа. Контролировать архипелаг ГУЛАГ без помощников было затруднительно. Тут и вспомнили мысль времен революции о социально близких блатных, которых можно перековать в советских тружеников, и о неисправимых дворянах.

Если первая немая дореволюционная синема в России — про разбойника Стеньку Разина, то первый звуковой фильм датируется 1931 годом. В «Путевке в жизнь» орудует шайка беспризорников во главе с жиганом, но главный герой перевоспитывается коммуной. И погибает, между прочим, от ножа урки. Который уже и не урка, а вредитель.

Пусть культовая песенка «Марсель» и написана после Великой Отечественной, но большинство считают, что родилась она в тридцатые. Рифма великолепно расставляет идеологические акценты. В ней к грабителям подкатывает подозрительная личность, предлагая «жемчуга стакан» за «советского завода план», но наши преступники «сдают того фраера войскам НКВД».

К тому времени идея власти Советов превратилась в полноценную красную веру. Даже с загробным лозунгом — «Наши дети будут жить при коммунизме». Блатные, они же черные, многое копировали, вплоть до процедур. Так, по уставу в партию рекомендовали двое, а кандидат в воры должен был заручиться положительными отзывами двух законников.

Настоящий партиец показывался на киноэкране только как человек, полностью поглощенный идеей и, безусловно, бессребреник. Это от греческого слова — лик святого. Так же и вор, согласно своему катехизису — бродяга, воспринимающий деньги как грязь. Воры даже в манерах демонстрировали презрение к золоту. Деньги доставали скомканными, а пересчитывать рубли считалось зазорным.

Руководители советского государства всегда подчеркивали свое бедное происхождение. Ушедшая наколка «Не забуду мать родную» — это не про маму, а про ватагу, где принес клятву на верность. Кстати, у самого известного вора Деда Хасана, убитого в 2013 году, это и было нанесено возле колена.

Где должен был быть настоящий большевик? В горячем цеху, на фронте. А вор — в зоне. Там его паства, он там миссионер. И несмотря на то, что воры открыто оглашали предельно антисоветское мировоззрение, никто их контриками не считал. Это жутко удивительно и требует отдельного научного внимания. Империя разделилась, как того воры и захотели. Слоган был провозглашен предельно публично: «На воле закон ментовской, в тюрьме — воровской».

К 1938 году красные так густо поубивали своих главных православных противников, что в Союзе осталось лишь несколько архиепископов. Вроде — четыре, но дело тут не в точности. А к 1939 году Сталин присоединил Бессарабию — часть Молдавии, кусок Польши, Львов, Прибалтику, земли до Выборга. Ввиду того, что там церковников никто не резал, то архиереев стало намного больше. Но они были другие. Христиане, но не очень православные. Начались невидимые верующим разночтения в толковании Писания. Это я к тому, что с тех же пространств хлынула и зарубежная оргпреступность. Тоже со своим уставом. Например, европейская отвергала монашеский принцип русских воров — не иметь семьи, дома. Поползла еще одна незаметная трещина, пришлых прозвали «польскими ворами». Неуловимые для нас штуки. Это как в иудаизме — мать еврейка или только отец еврей. Разница колоссальная.

Заодно и Финская зимняя война сыграла свою роль. Она была первая для рожденных после Октября, появилось новое поколение фронтовиков, но и они в тюрьму попадают. И пришли они за решетку с духом, стойким окопным опытом. Подчиняться блатным им было не по нутру. Они сшивались в отряды. Отсюда произошла масть — «автоматчики». Потом появились «махновцы», отрицающие устои всех и вся. И пошло гулять по лагерям разномастье, вплоть до «один на льдине» — тот, кто живет по своим правилам. Своего рода сектанты. Конкуренция. Хотя канонические воры еще стояли цепко. Но грянул 1941-й.

Колоссальные потери на фронтах толкнули Кремль в лагеря. Кто хотел искупить кровью, сделал шаг вперед. «Автоматчики» первые, «польские воры» за ними, но потянулись и классические. Большинство сгинули, часть вернулась с медалями на груди. Я лично знал в 80-е вора в законе по прозвищу Толя Москва, он жил в коммуналке на 7-й линии Васильевского острова, каждое 9 Мая надевал орден Красного Знамени и театрально пил пиво возле Андреевского рынка. Умер, как и полагается монаху — всеми забытый, без гроша, в подмосковном доме для престарелых.

После Победы мало кто из них встал на путь исправления. Возвращались в лагеря, где, по Высоцкому, вновь «срока огромные брели в этапы длинные». Воевавшие думали, что в лагерях они вновь займут почетные места, но те, кто не отрекся и не взял винтовку из рук власти, обвинили их в ереси. Так начался великий раскол в воровском мире.

Вернувшихся с фронта объявили суками. Отсюда и исторический код послевоенных времен — «Сучья война». Но это вам не война гангстерских семей — постреляли, новостей наделали, угомонились. Впервые в нашей истории, а может, и человечества, преступный мир лил кровь не за деньги, территории или рынки, а за идею. То, что их собор был без креста, архитектурная накладка. Хотя себе они кололи купола с крестами.

Кишки выдергивали друг у друга и на локоть наматывали. Суки на ходу придумывали новую обрядность, заставляя целовать старых законников нож и тем самым переходить под их знамена. Ортодоксы выкалывали врагам глаза, отрезали уши и при них жарили куски кожи. Суки жгли на листах железа живых воров, воры прибивали сук гвоздями к нарам. Ничего подобного этот мир не знал. Будто вспыхнула ушедшая ненависть Гражданской войны, когда топили сотнями, сдирали кожу и сжигали заживо.

С того былинного времени еще доносится ныне плохо понятное эхо в виде наколок на груди: «Передайте людям — я умираю вором». Заметьте, что ни вы, ни я к людям в данном случае отношения не имеем. Люди — это блатные, то есть верующие в ту доктрину.

Немного раскрашу: лично наблюдал, как человек сорок заводят в лагерь, а кто-то им кричит из-за забора: «Воры есть?» — «Есть!» — «Людей сколько?» — «Четверо!» Так что остальные три десятка не люди. Близко к нелюдям. Мало чем отличается от арийской теории.

Госвласть же всегда тупа при неожиданности. Сперва НКВД потирал ладошки, мол, пусть друг дружку пережуют. Вскоре контроль над лагерями был утерян. Никто не знает, сколько их полегло, взрослые эксперты склоняются к цифре в 40 тысяч душ. Наконец до чекистов дошло, и их начали разбрасывать в разные стороны. На этапных карточках ставили литеры «В» и «С». А религиозная война все густела.

В нее включились тысячи арестованных бандеровцев и лесных братьев из освобожденной Литвы. Эти встали за сук, хотя на воле убивали именно «автоматчиков». Между прочим, от них произошли культовые наколки — звезды на коленях и плечах. Отдельно вели себя сосланные чеченцы. Все перемешалось. Тем временем законники только крепли в непогрешимости своей религии. Они даже смастерили «Страшный суд» на белом свете.

Из дальневосточных портов в Магадан на пароходах по-прежнему гнали зэков. Пока плыли, в трюмах собирался воровской круг. Любой мог выйти и предъявить равному отступничество от «конституции». Судили трое самых авторитетных — высший суд. Читайте: в СССР — тройка, в православии — троица.

Проигравший диспут убивал себя сам — бросался на нож. Охрана сбрасывала тело в ледяное море. И, поверьте, пока плыли, все спорили и самоуничтожались. А пароход тот назывался — «Дзержинский». Кстати, Феликс сам когда-то сидел в Орловском суровом централе с матерыми уголовниками.

Фанатики, крестоносцы на черном ходу готовы были освобождать свои святыни — те лагеря, где власть захватили суки. Кстати, еще в 2010 году в колонии «Металлострой» в Петербурге храм был покрыт черным железом.

Но и протестантские войны стихают. И староверы идут на мировую. Семьи разошлись по своим алтарям. Между «патриархами» установились дипломатические отношения, как у нас с папой Римским. И тут пришел Никита Хрущев со своей искренней романтической химерой.

Генсек не только заявил о культе личности, но и додумался до отмирания МВД, переименовав его в Министерство охраны общественного порядка. Сократил довольствие милиционерам, пообещав, что в 1980 году покажет по телевизору последнего преступника. Для достижения утопии быстро создали места, где устроили нечеловеческие условия тем, кто отрицает труд и догмы строительства счастливого будущего. Начались реально тяжкие деньки и для воров, и для сук.

Им стало так тяжко, что воры и суки решили закопать вражду. Объединились, чтобы противостоять. В тех местах, откуда я родом — на Васильевском острове — есть Лютеранское кладбище, а на нем стоит известный всем местным памятник — детям, погибшим в 1942 году под бомбой. На этом месте и произошло примирение ленинградских воров и сук. Точку сбора они выбрали с умом. Вроде как бы про войну, но мертвый ребенок все меняет. В 60-х старший от воров, Варшава, пожал при всех руку старшему от сук, Москве. Толик Москва мне это сам рассказывал. Ведь это уже были легенды.

Тем временем Никиту Сергеевича сняли, а в ЦК про воров подзабыли. Вернее, перестали страшно мучить. Враги объединились и вновь подобрали под себя власть в тюрьмах и колониях. Порой искра пробегала между ними, но это уже были тактические разночтения в толковании своей «торы».

Тогда еще они доживали ветхозаветным способом. Например, если в какой-то колонии не было вора, то договаривались с уголовным розыском и садились за плёвую карманную кражу в той местности. Потом быстро осуждались, и их «случайно» этапировали в нужный лагерь. Все верно — храм без священника быть не может. Иначе паства заразится ненужным, головы набьются хламом.

До девяностых докатились мифы о монахах, тех, кто никогда сам не выходил из лагеря, или тех, кого власть никогда не отпускала из лагеря.

Последнее концептуальное событие произошло в период, официально объявленный как время социализма с человеческим лицом.

К концу 70-х наверху воровской вертикали правили в основном славяне, евреи, ассирийцы, курды, а в Грузии и Средней Азии пошел аномальный рост подпольной промышленности. Термин ему — «цеховики». Теневой рынок рос, а грузин воров было немного. К очередному сбору, читай — к съезду правящей партии, где все решается демократично, голосованием, как мандатами в Верховном Совете, грузины вдруг наехали толпой. Оказалось, что они хитро и скоро короновали пару десятков своих, формально не нарушая церемонии и протокола. Славяне и евреи не смогли им возразить по процедуре и остались в меньшинстве. Отомстили вербально, обозвав «мандаринами». То есть тем, что продавалось на колхозных рынках и с чего воры-грузины получали дань. Но это, как вы понимаете, уже предтеча разложения на ниве теории социалистической политэкономии.

Несмотря на то, что утопия Хрущева была публично высмеяна, в 1981 году в Соликамске выстроили ныне легендарную колонию «Белый лебедь». Там вновь начали ломать воров. Докатилось до инквизиции.

Издевались над стойкими до тех пор, пока покалеченный не выдерживал и не заходил в радиорубку, открыто отрекаясь от воровской веры. Воры таких понимали, но не прощали. Тех, кто шел на голгофу, умирая в мучениях, признавали великомучениками. Рождались святые, как Бриллиант, он же Бабушкин. Его забили за то, что не взял в руки метлу. Выстоявшему праведнику Васе Коржу, кто безвылазно отбыл полвека за колючкой, поставлен удивительно глубокий памятник в Харькове, на кладбище с тонким названием «Лысая гора».

Старались изо всех сил, не ведая того, что настоящая опасность лежит не в черном цвете. КГБ — туда же, все выискивали инакомыслящих, разносчиков запрещенной литературы, которую, кроме ничтожного числа интеллигентов, никто в руки не брал. Тем временем спортивное братство начинало наливаться ядовитым соком.

Буржуазная революция 1991 года тупо добила воров финансовым подходом ко всему сущему. В фильме «Антикиллер» вор в законе Крест подъезжает к хоромам другого вора и плюется: «Вор так жить не должен». Но это было до того, как стало потом.

НА ЛУНЕ БРАТВЫ НЕТ

Братва подняла знамя новой этики и эстетики. Если в основе воровской веры было слово, то в бандитской сути — сила. Действительно, трудно языку конкурировать с бицепсом, тем более если все стало дозволено.

Россия, прежде всего, дала текст. К слову у нас всегда относятся более настороженно, чем к делу. Воровской мир интуитивно принял эту традицию. В данном случае речь, конечно, не о жаргоне. Вор — это судья. Он не только применяет свое право к нарушителю устоев, но еще и объясняет, склоняет к раскаянию. А потом уже, на основании его вердикта, применяется насилие. Отсюда и язык правоприменения оттачивался десятилетиями. Законники бережно относились к языку, как сегодня, наверное, чтят литературный русский только на телеканале «Культура». Внимание к этому — удел специального филологического исследования, но для впечатления можно привести короткую фразу. «На Луне водки нет» — порой мог отмахнуться в разговоре истинный блатной. Вроде не поспоришь, но отдает чуть ли не митьками. Этимология же высказывания начинается с поэтического синонима глагола «расстрелять». На их сленге — это «отправить человека на Луну». А на Луне, как известно, постно.

В 80-х власть воров, как и власть истинных большевиков-ленинцев, потихоньку идеологически уклонялась, подтачивалась реалиями брежневского застоя, практически пала под искушениями горбачевской перестройки и издала последний стон при распаде Красной империи. И грянула братва.

ГРИЛЬЯЖ

Мне было лет семь, я побежал в сквер, что до сих пор цветет на 15-й линии Васильевского. Там по воскресеньям на определенных скамейках сидели те, кто уже отсидел по малолетке. А рядом, как правило, был кто-то совсем взрослый. Лет тридцати, из блатных. Они держали кулек с дорогущими конфетами «Грильяж в шоколаде» и демонстративно раздавали их детворе. Гуляющие мамы с колясками это видели, но помалкивали. Так блатные рекламировали свой форс. Я знал, что эти конфеты стоят по 8 рублей за кило — сумма неподъемная для родителей, — и просить об этом я их не мог. Лишь иногда забегал в магазин «Белочка» и смотрел на груды шоколадных сокровищ.

Прибежав к скамейкам, я изо всех сил постарался показать, что я тоже крутой. Начал что-то лепетать, выпихивая невпопад изо рта сплошные ругательства. Тогда старший сказал: «Ну-ка, присядь. Тебя как звать? Почему ты так ругаешься? Ты что, у пивларька? Противно слушать».

Видеосъемки наружного наблюдения: съезд двух бригад, Петербург, 90-е

Я испугался.

— Ты все понял? — спросил он, отсыпал мне несколько конфет и напутствие: «Читай хорошие книжки, не ешь много сладкого — клыки крепче будут».

РУССКИЙ ТЕКСТ

В нашем основном коде — русской литературе — злодеев как уголовников представлено ничтожно мало. У Пушкина в «Капитанской дочке» — Пугачев — про другое, про бунт. Его Дубровский — или благородный разбойник, или даже предтеча экспроприации. Похоже, на нужных нам типажей обращал внимание лишь Горький. Пусть он считается больше писателем советского слова, но жил среди них и создал тех до 1917-го. Поэтому блатных можно увидеть только у него. Это, прежде всего, Васька Пепел из «Дна», Гришка Челкаш — «вор, резкая, босяцкая фигура».

Что до культового Чичикова, то это как раз типаж нулевых — удобного, некровавого времени. Кстати, он носил фрак брусничного цвета и медвежью шинель. А похожих на братву в русской классике никогда и не было. Ведь и мира спорта тогда не существовало.

Их образы начинают созревать в советских детективах о работе УГРО: «Город на болоте, буржуев не жалей, во главе босоты всей Ленька Пантелеев».

«Сгинули как большевики»

Валерий КУРЧЕНКО, или Сухой

Я блатной, из воровской семьи, бродяга. Родился на Урале, в тяжелом краю. Мама и папа были партийные, фронтовики. Вкалывали. Верили. А воспитала улица. Уже в шестом классе я с пацанами залез на овощную базу, и там мы украли шесть царских берданок и мешок яблок. Хотя в детстве хотел быть хирургом. Лет с шестнадцати я пошел по блатной жизни абсолютно сознательно. Выбрал путь сам. На работу не выходил. Западло было. Первый раз сел в двадцать лет за карман.

Вообще, настоящие жулики в подавляющем большинстве были карманниками, домушниками. Это чистые статьи. Благородные. Карманники — элита.

На начало 60-х годов у воров были следующие заповеди: на власть не работать, жить без семьи, убивать жулик не имел права, только за оскорбление, и то ножом. Не красть у ближнего, то есть у своего, иначе ты крыса. Никогда не лгать своим. Не торговать наркотиками, не насильничать. С опером болтать, конечно, не стоит.

В лагере — не работать, контролировать картежные игры, с ларька в колонии собирать на БУР (барак усиленного режима), на крытую (самый строгий режим). Повязку не носить (повязки носили члены официальных секций в исправительно-трудовой колонии). Жулики все верующие. Нужно быть добрым, помогать людям. Накорми, обуй, а не кидай подаяние.

Нам за соблюдение «торы» положены были изоляторы, БУР на шесть месяцев. Но нарядчику платили деньги, и он лепил левые ведомости. Вот вроде и вышел поработать, а поиграл в картишки. Не работали. Раньше красных зон не было. Все черные. Если умный хозяин, то мужики план дают. Конечно, вор не имеет права давить на мужиков, но собеседование провести можно, мол, если будет план, то и водочки можно в зону загнать. Порой вкалывали те, кто проиграл в карты — фуфлыжники. Короче, как в песне из фильма «Путевка в жизнь»: «Мустафа дорогу строил, а жиган по ней ходил».

Наколки у блатных свои были — церкви, звезды от Бога. Общественная воровская жизнь проста — искать пути, где деньги лежат, помогать семьям арестантов, своей семье. В камеру заходишь — расстилают чистое полотенце — надо ноги вытереть, значит, домой пришел.

На сходняке — пятьдесят — сто человек. До конца и не знаешь, сколько в семье. Главу семьи выбирают на сходе. А ворами иногда сами себя объявляли — Джем так сам себя объявил. Хасан тогда согласился: «Пусть ворует».

Но, как правило, делают так называемый «подход» к ворам. Нужно, чтобы за тебя два-три вора поручились. В принципе, как при вступлении в партию большевиков-ленинцев. Иногда возникали непонятки. Вор не век живет. После смерти тех, кто поручался, могли начаться интриги — попробуй докажи. Надо было очевидцев собирать — что «подход» был, что тебя окрестили по правилам. Ритуал прост: сходняк, кто что знает за кандидата, вопросы ему, признать вором или отвод. После малявы (письма) идут в лагеря, города — оповещают все нужное общество, что появился новый вор. Теперь же сайт правительства есть, где все ключевые назначения вывешиваются — та же функция.

Есть в этом мире и святые: Бузулуцкий Василий — похоронили в Питере в 1993 году. Конечно же, Вася Бриллиант. Они лет по сорок отсидели. Символы. Их не сломали на «Белом лебеде», а пытали там воров по-настоящему: либо подписывай отречение либо под пресс. Им колоть лежачего было удобно и приятно. Бриллианта в камере повесили. Некоторые выстояли, прибитые к кресту.

Слава Япончик до убийства и Хасан стали вместо них. Они тоже выстояли, плюс, конечно, в последние десятилетия финансовая мощь, связи на самом верху власти.

На похоронах у Японца я нес его фотографию перед гробом. Он выше для многих был, чем Крестный отец. Хасан тоже не дошел до сегодняшнего времени. Питерских не осталось. Был Берла, Илья, Ассириец — он еще голубятню держал.

Много кого еще было, но они не сумели перестроиться в 80-е — так и воровали по мелочи. Сгинули, как те старые большевики, бравшие Зимний.

БАЗАР

После 91-го ни о каком приличном языке речи уже не было. Как с вентиляторного завода, разбросало мат-перемат, базар, то, что до революции называлось кабаком. И деловая Россия свалилась в блатную кашу как в мусорный бачок. И до сих пор, даже в хипстерской среде, даже с голубого экрана, слетают чисто лагерные слова: «беспредел», «косяк», «фуфло». Чуть ли не первыми, кто всенародно начал использовать словечко «беспредел», были лидеры нации.

«Косяк», заметим, это нашивка в виде треугольника на рукаве у осужденного, кто согласился вступить в секцию дисциплины и порядка. То есть согласился стучать на арестантов ради скорейшего освобождения. «Фуфло» — это поближе к гениталиям.

Символом же ушедшей поэзии является ныне незаметная большинству могила ленинградского вора в законе Берлы. Надгробие стоит на самом козырном месте Еврейского кладбища, за стеной Синагоги. Правда, там два надгробия. Первое — родителям в свое время полпреда Ильи Клебанова, а рядом ему. Две власти.

«Человек мудрый, скромный и правильный». Мне кажется, многие были бы не против такой эпитафии. Но даже если вы не знаете, кто такой Горовацкий, то прилагательное «правильный» должно что-то в вас задеть. Оно идейное. Это оставшийся подтекст.

Петербург, Еврейское кладбище, могила Берла

МАЛЕНЬКИЙ ПРОФЕССОР

С этой эпитафией женится старая присказка «Коза ностра». Рассказывается она от лица мафиози: «Допустим, ко мне приходит маленький профессор. Он наставляет на меня большой пистолет и говорит: „Встань на колени и отдай мне свой кошелек“. Конечно, я встану на колени и отдам ему кошелек. Но после этого маленький профессор не станет мафиози, он станет дураком с большим пистолетом и моим кошельком и скоро умрет. Я никогда так не поступлю.

Если мне нужны будут деньги маленького профессора, я приду к нему с большой бутылкой хорошего вина и скажу: „Маленький профессор, я попал в очень сложную ситуацию, помоги мне — мне нужны твои деньги, а я хочу остаться твоим другом“. Я буду его убеждать и извиняться перед ним. Но если он не отдаст, то мне придется его убить из большого пистолета, который я с собой никогда не принесу.

Но в таком случае мы проиграли оба».

Стереотип поведения братвы полностью игнорировал этот изысканный стиль.

РОДНАЯ РЕЧЬ

В феврале 1991 года коммерсант Мухин записал свой разговор с Константином Яковлевым, кто станет своего рода символом под прозвищем Могила.

Пленка сохранилась. Сегодня текст является документом времени. Его не надо редактировать.

«Если мало ли какой-то наезд будет или что, значит, зовут меня Костя, в городе зовут Могильщик. Значит, сразу скажи, ребята, вот у меня есть знакомый — занимается моим делом. Я его попросил, он мне помогает. Какие там ко мне претензии, вот, пожалуйста, с ним встретьтесь и разбирайтесь. Я не хочу в эту ситуацию, я рабочий человек, б…ь, у меня своя работа, разборки мне на х… не нужны, вот с ним и разбирайтесь. У него есть какие-то полномочия по отношению ко мне, и все. Спокойненько, без наездов, не посылай на хер никого. Скажи, ребята, если хотите, давайте стрелочку забьем. Ну, чтоб мы с тобой состыковались дня через два. Вот скажите, где вы будете через два дня, я передам человеку, он подъедет. Скажи, что вопрос будет решаться без мусоров, б…ь, это я отвечаю за это, на х… Скажи, подъедет правильный человек.

Если ты не уверен в себе, к Саше Малышеву не подъезжай, к Сереже Васильеву не подъезжай, с Букиным не разговаривай, и тогда будешь платить мне. Правильно? Ну и правильно, на х… надо, чтобы обо мне все знали? Обо мне знают те, кого я прикрываю. На х… надо, чтобы каждая проститутка обо мне знала. Деловые люди, с которыми я имею дела, меня знают. Друзья там мои. С Малышевым мы вместе выросли, Пашка Кудряшов, Кумарин, «Роза Ветров».

Под «крышу» нужно влезать к кому-нибудь. Понимаешь? Я весь удар беру на себя, понимаешь? Мне придется воевать. Просто воевать. То есть мне надо говорить так, б…ь. Вот я приеду на стрелку, скажу, вот коммерс мне отдал бабки, б…ь, как вы просили, но вы их х… получите. Все. Все претензии ко мне. Вот единственный выход. Согласен? Чтоб к тебе не было претензий. Мне надо, понимаешь, в конце концов, если так делать, мне надо тоже, б…ь, одному, на х…, тяжело будет выводить, я тебе сразу говорю. Значит, надо, это самое, на братву сразу деньги. Там «казанские», значит, я в Москву к Французу поеду. Тоже с голыми руками не приедешь. Если пообещал сколько-то, нужно будет выполнять это. Так можно ляпнуть все, что угодно. Сказать, что отдам, а с чего отдам. Нет, ты уж лучше, старик, подумай.

Вот здесь гостиница «Мир», Мопс, беспредельщик этот, там болтался. Восьмидесятые годы, вначале, там, оттуда все мы выросли. И Кумарин, и Пашка Кудряшов — все ведь мы вместе росли, можно сказать. Гена там болтался, через день, б…ь, шелабаны получал. Это очень важно. Ты не волнуйся.

Кумарин, б…ь, тоже, на х…, насобирал там разных, там рязанских, б…ь. Кто, на х…, не приедет, а ребята, б…ь, да вот, оставайтесь. Мы как раз, наоборот, всех выгоняем, из Ленинграда. Х… знает, во что превратили город. Бардак.

Петербург, 90-е, братва в ресторане, новое прочтение старой мелодии

Ленинград, 70-е,

Сергей Кушин сверху

На них страна надеялась

Сергей КУШИН

В младших классах я был слабенький. Не то что на значок ГТО, а подтянуться ни разу не мог. На улице со шпаной робел, а по подвалам с ними не очень нравилось ползать. Что-то внутри сработало, иначе по малолетке с ними пошел бы и потом себя бы нашел, но не в том месте. Пошел в борьбу, маленький зал в Невском районе. Тренер говорит — просто виси на турнике, хоть немного сгибай руки. Болтался на шведской стенке как сосиска, утром начал что-то себе доказывать — бегать по Володарскому мосту. Разошелся так, что прибегаю домой, а завтракать не могу — рвет. После летнего лагеря подтянулся 17 раз. Кто сачковал, я тому говорил: «Ты сачковать и дома мог. Ты слышал песню — „Мы верим гордо в героев спорта“?! На нас страна надеется!»

Я помню, была Олимпиада в Москве, 80 год. Я бегаю кроссы, лечу мимо баскетбольной площадки, начинаю подтягиваться: тридцать пятый, тридцать шестой… кисти уже не держат, а я думаю — нашим на Олимпиаде тяжелее, ну хоть чем-то им помогу. Тридцать девятый, руки скользят, сороковой, нашим труднее — и вдруг слетел и затылком о землю — хлоп. Открываю глаза, звездочки какие-то, встал и побежал, представил, что я на Олимпиаде и вся страна на меня смотрит, ждет, когда Гимн СССР заиграет.

Я выполнил мастера спорта по классической борьбе в 1981 году на турнире «Северное сияние». Поверил в себя, руки стальные стали. Первый раз, а мне 20 лет, пригласил девушку в Мариинский театр. Институт Лесгафта же рядом, парни идут — ржут: во, смотри, Кушин цветы купил, на балет идет. А я уже в себе уверен, а в 90-х иногда только за то, чтобы со мной поговорить, коммерсанты по 10 тысяч долларов выкладывали.

Это потом я понял, что кто в театры не ходил, быстрее в стаи сбивались и шерстью обрастали.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Именем братвы. Происхождение гангстера от спортсмена, или 30 лет со смерти СССР предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я