Журнал «Рассказы». Запечатанный мир

Евгений Бугров, 2022

Как-то один известный писатель сказал, что все хорошие истории начинаются с вопроса «А что, если?..» Что если в будущем роботы заменят не людей, а животных? Что если ген врожденного таланта можно пересадить другому человеку? Что если бы облака никогда не рассеивались, а за ними начинался новый, неведомый людям мир? Что если наша с вами реальность… возникла из такого же простого вопроса?

По ту сторону пролива. Алекс Раен

Старик Иту вышел на холодный воздух покурить — он любил стоять здесь днем, смотреть на облака, на птиц, которые сидели на больших резервуарах рядом с котельной. Напротив, за оградой, находилась старая спортивная площадка: побитый ржавчиной турник, кольца на железных цепях и стадион с разбитой беговой дорожкой — все, что осталось от когда-то стоявшей здесь школы. Площадка лежала на вершине пологого холма, за которым темнели холодные воды пролива, а вдалеке, за проливом, виднелись очертания гор.

Стояла осень. Утром налетел ветер, и солнце спряталось в серой пелене облаков. К обеду распогодилось, приоткрылся синий край неба, но в воздухе все еще чувствовалась сырость, и Иту поплотнее закутался в старую куртку. Он ждал, когда придет мальчик. Ему нравилось наблюдать, как тот болтается на турнике или выделывает трюки с мячом, а иногда сидит на склоне и задумчиво смотрит в сторону Ледяных Земель. Иту никогда не наблюдал за ним подолгу — не хотел привлекать внимание (еще подумает что) и боялся, что он перестанет приходить. Когда мальчик замечал его, Иту делал вид, что глядит в другую сторону, и возвращался в теплое нутро котельной.

Котельная согревала Ярнуш, северный городок на окраине Конгелады. Здесь рубили высокие сосны, строили парусники и шхуны, которые отправлялись во все части света и редко возвращались обратно. Верфь работала летом: зимой северные льды сковывали пролив, и только медлительные дебаркадеры могли добраться сюда по морю. Сухопутная дорога в город — горный перевал на востоке — из-за снегов становилась непроходимой, лишь к весне можно было ждать вестей с той стороны гор.

Обязанностей у Иту было не много: днем он поглядывал на стрелки выпуклых индикаторов, а затем не спеша шел подкручивать ржавые вентили. Вечером Иту зажигал фонари с толстыми стеклами, обходил котельную кругом, потом возвращался к себе и подолгу читал. Раз в несколько месяцев приходили механики с верфи, приносили инструменты, ставили заплаты на котел или меняли трубы, но большую часть времени Иту был здесь один.

Мальчик пришел, когда солнце уже садилось за громаду гор по ту сторону пролива. Он снял куртку и запихнул шапку в рукав, потом забросил куртку на край турника и повис рядом.

«Ну, что будешь делать сегодня?» — мысленно спросил Иту.

Он, как обычно, стоял возле двери котельной и курил трубку. Мальчик подтянулся и коснулся подбородком перекладины.

— Один, — шевельнул губами Иту, — все правильно, как по струнке…

Начал накрапывать мелкий дождь, но мальчик словно не обращал на него внимания.

— Два, — продолжал Иту считать. — Ну, давай еще…

Перекладина намокла, но тонкие руки привычно перехватывали ее и тащили худые плечи вверх.

— Десять…

Мальчик спрыгнул на землю и побежал по разбитой дорожке стадиона. Иту видел, как быстро поднимаются и опускаются его согнутые в локтях руки.

«Прямо как в морской школе», — подумал он.

Дождь забарабанил сильнее, Иту нахмурился. Мальчик все бежал и бежал, его кофта промокла, потемнела. Наконец он остановился, переводя дыхание, прошел шагом через стадион и сел на поросшем травой склоне, как был, без шапки и в мокрой майке.

— Пошел бы надел куртку сначала, — пробормотал Иту, — а потом бы сидел себе.

Но мальчик, словно наперекор его мыслям, сидел неподвижно.

Иту понаблюдал за ним еще немного и двинулся к площадке. Мальчик не заметил, когда старик подошел — он все так же смотрел вдаль, на Ледяные Земли.

— Ты так замерзнешь совсем, — сказал Иту.

Мальчик вздрогнул и обернулся. Оглядев старика с головы до ног, он сказал, пожав плечами:

— Ничего. Мне нужно привыкать к холоду.

— Вот еще. Пойдем-ка со мной, — возразил Иту. Мальчик недоверчиво взглянул на старика. — Пойдем, пойдем, погреешься внутри.

Он поднялся с земли, прихватил куртку и пошел следом за Иту.

В котельной было тепло. Старик повесил свою куртку на железный крюк у входа, рядом повесил куртку мальчика, и они пошли вглубь, мимо больших цистерн и сплетений труб.

— Может, чаю выпьешь? — спросил Иту.

Мальчик кивнул, он с интересом разглядывал внутреннее устройство котельной. Иту проводил его на второй этаж, в свое жилище. Здесь была небольшая светлая кухня: стены тесаных бревен, простой деревянный стол, два стула, раковина и маленькая электрическая плитка. Приоткрытая дверь в кухне вела в спальню старика.

Иту поставил чайник на плиту, достал из шкафчика над раковиной две железные кружки и пакет с печеньем.

— Как тебя зовут?

— Тали, — ответил мальчик.

Старик высыпал печенье в неглубокую миску и поставил ее на стол. Когда чайник закипел, он бросил в него горсть сухих черных листьев и разлил чай по кружкам. Тали придвинул чашку, взял из миски печенье и стал сосредоточенно грызть. Старик сел напротив. Он впервые видел мальчика вблизи и теперь мог спокойно рассмотреть его: высокого, худого, с острыми скулами и россыпью веснушек на бледной коже. Больше всего Иту понравились глаза — темные, большие, с желтыми крапинками, совсем как у того парнишки с дебаркадера. Он тряхнул головой — хватит уже ворошить прошлое, что было, то было.

Тали заметил, что старик смотрит на него, и перестал жевать.

— А как вас зовут? — спросил он.

— Все зовут меня старик Иту.

Тали кивнул.

— Вы сторож здесь, правда?

— Сторож. И немного механик. — Старик улыбнулся в бороду.

— А давно вы здесь живете?

Иту чуть прищурил глаза и сказал:

— Давно уже.

Тали снова принялся за печенье, а потом вдруг заглянул старику прямо в лицо:

— Вы бывали там, за проливом, в Ледяных Землях? — В глазах мальчишки вспыхнули желтые искорки.

Иту смутился.

— За проливом бывал. А до Ледяных Земель четыре дня пути через горы — туда я ходил однажды летом. Но зимой никогда там не был.

— Там правда живут люди?

«Так вот ты куда намылился», — подумалось Иту.

— Там есть племена, — ответил он, — охотники, оленеводы… Некоторые приходят на базар, продают шкуры, оленину, ездовых собак, а покупают ружья и патроны. Но есть и совсем дикие, от них лучше держаться подальше.

— А вы стрелять умеете? — Тали продолжал засыпать старика вопросами.

— Конечно.

— А меня сможете научить?

Брови Иту поползли вверх.

— Я вам заплачу… — Тали замялся. — Если надо. У меня и деньги есть.

— Вот как…

Иту взглянул на мальчика.

«Бродишь под дождем до вечера, волосы давно не стрижены — вон уже завитками на шее лежат, не глядят за тобой дома, а деньги есть».

Взгляд мальчика остановился на чем-то за спиной Иту.

— У вас часы встали.

Старик обернулся: над дверным проемом висела деревянная коробка настенных часов. Они показывали двадцать минут шестого, секундная стрелка подрагивала между цифрами восемь и девять.

— Снова пружина слетела, — проворчал Иту. Он встал, снял часы со стены и понес в другую комнату. Тали пошел за ним.

— Как теперь узнать, сколько времени? — спросил он.

— А вот сейчас и увидишь, — сказал Иту.

Они оказались в спальне. Под маленьким, как на кухне, окном, стояла узкая кровать, застеленная грубым шерстяным одеялом, а рядом с ней разместился небольшой стол. По стенам пристроились два шкафа: один без дверей, с книгами, другой был закрыт на врезной замок. Иту положил часы на столик у кровати и снял с одной из полок книжного шкафа деревянную коробочку. Внутри оказались другие часы, похожие на те, что мужчины носят в карманах жилетов — круглые и тяжелые. Но эти часы не лежали на бархатной подкладке, а висели на тонких штырях внутри медного кольца.

— Что это? — спросил Тали.

— Это хронометр. Корабельные часы.

— Можно посмотреть?

Иту поставил коробочку на стол и отошел в сторону. Тали склонился над хронометром, прислушался к негромкому размеренному ходу, осторожно наклонил — часы вышли за пределы кольца и остались параллельны столу.

— Зачем их такими сделали?

— Чтобы морская качка не сбивала ход, — ответил Иту.

— Корабельные часы… Значит, вы раньше были моряком?

— Да, был.

— И они всегда показывают верное время? Их не надо заводить?

— Нет, заводить их надо. Раз в два дня. Нельзя, чтобы они переставали идти. Но время они показывают точно, как в Королевской Обсерватории.

Тали с уважением поглядел на механизм в деревянном сундучке и отошел от стола. Иту снял заднюю стенку с кухонных часов, подкрутил несколько винтов — по комнате разнеслось дребезжащее тиканье. Стрелки задвигались и встали на половине восьмого. Тали ойкнул:

— Вы извините, мне бежать нужно! Можно я к вам во вторник приду?

— Приходи, конечно, — ответил Иту.

Старик проводил мальчика до ворот котельной и смотрел, как тот бегом пустился вниз по холму, к городу. Там уже зажглись тусклые уличные фонари. Воздух стал холодным и чистым, как родниковая вода. Иту закашлялся, плотнее закутался в куртку и посмотрел наверх, в вечернее небо. Три Сестры — яркие бело-голубые звезды — огоньками проступили над вершинами Ледяных Гор. Через пару недель над снежными шапками появятся золотисто-зеленые ленты тумана — тогда начнется зима.

Вернувшись в котельную, Иту первым делом зажег повсюду свет. По памяти нащупав в темноте рычаг, он рывком потянул его вверх. Два десятка ламп ярко вспыхнули и погасли, затем снова начали разгораться с тихим, мягким дребезжанием. Иту взглянул на приборы — все стрелки были на своих местах, только та, что отвечала за напряжение в сети, немного скакала. Видно, ветряки барахлят — осенью ветры часто приходят оттуда, откуда не ждешь.

Иту начал вечерний обход. В гулкой тишине котельной капель из протекающей трубы или дребезжание прохудившегося котла сразу давали о себе знать. Но сегодня Иту не услышал ничего необычного. Закончив осмотр на первом этаже, он поднялся на второй.

Там он мельком заглянул в пару служебных помещений и задержался возле комнаты, которая находилась прямо над котлом. Он снял с шеи потертую веревку с ключом, открыл тяжелую, побитую ржавчиной дверь и вошел внутрь. Здесь, посреди труб и изогнутых линз, покоилось сердце котельной. Конечно, это было не настоящее сердце. Это был камень, идис, он лежал за твердым прозрачным стеклом и равномерно светился, изредка по нему пробегали яркие оранжевые сполохи. Про себя Иту всегда называл камень сердцем. Именно идис, а не уголь или электричество, нагревал воду в котле под действием света.

Зимой, когда город утопал в снегу и по льду пролива носились снежные смерчи, вся котельная представлялась Иту огромным зверем. Днем этот зверь смотрел на город черными глазницами окон, а ночами спал, но сердце зверя непрерывно перекачивало жаркое тепло по его венам.

Во вторник Иту вышел на промозглый двор в то время, когда Тали обычно приходил на площадку. Прождав с полчаса, он вздохнул и решил вернуться к работе, но вдруг увидел вдалеке тонкий мальчишеский силуэт. Тали полушел-полубежал к стадиону все в той же куртке и шапке. Поравнявшись со стариком, он улыбнулся и сказал:

— Я пришел! Можно сначала позаниматься, а потом к вам?

— Можно, конечно. — Иту улыбнулся в ответ. — Только не сиди под дождем, как в прошлый раз.

— Не буду, — пообещал Тали.

В этот раз Иту раздобыл к чаю шоколад, черный и горький, но Тали смаковал каждый кусок как редкое лакомство. Наконец, оторвавшись от угощения, он спросил:

— Так вы научите меня стрелять?

— Научу, — ответил Иту, — но сперва принеси мне печать от отца. Нужно, чтобы он знал.

Тали потупился и ничего не ответил.

«Ну вот и обидел мальчонку, — сказал себе Иту. — Хотя печать — дело нехитрое, написал что надо, приложил штамп, и готово. Странно это».

— А можно мне еще посмотреть, как тут все устроено? — спросил Тали.

Желтые искорки в его глазах снова весело вспыхнули.

Иту с улыбкой кивнул.

«А парень-то отходчивый», — подумал он.

Старик повел Тали за собой, показал котел, стрелки на приборах и рычаги. Мальчишка крутил головой, спрашивал, как что работает, и пытался на ощупь определить, какая из труб горячее. Наверху Иту задержался перед комнатой с идисом, подумывая, показывать ее мальчишке или нет, потом решил, что хуже от этого не будет, а камень Тали наверняка понравится. Он отпер металлическую дверь, и они вошли внутрь.

— Это же идис! — вскрикнул Тали. — Нам в школе про него рассказывали. Я никогда его не видел вживую.

— А откуда он берется, знаешь?

— Да. Раз в 50 лет наша планета попадает в пояс космических тел, и идисы падают на землю, — затараторил Тали. — Тому, кто найдет идис, дают пятьсот золотых… — он мечтательно закатил глаза.

Иту усмехнулся: когда он был мальчишкой, тоже мечтал найти идис.

— Обычно их находит Научная Экспедиция.

— Да, — подхватил Тали, — камни часто уходят под землю, потому что сильно греются на свету. А люди в экспедиции знают, как их там найти… Если держать горячий идис в руках, кровь закипит в сердце за несколько минут. Но если закрыть его от света и не трясти — камень быстро остынет.

— Все-то ты знаешь, — добродушно проговорил Иту.

Тали смотрел на мерцающий камень. Желтые искорки собрались вокруг его зрачков и поблескивали в такт идису.

— Я не смогу принести печать от отца, — тихо сказал он и отвернулся от камня.

— Почему?

— У него нет печати.

— Нет печати? — удивился Иту.

— Он изгой, — глухим голосом ответил Тали. — Вся наша семья — изгои.

— Изгои, говоришь? — протянул Иту. — Но ведь в изгнание давно уже никого не отправляли…

Тали ничего не ответил. Они вышли из комнаты, Иту закрыл дверь. В свете ламп он увидел красное лицо мальчишки и пальцы, сжатые в кулаки.

— Мой отец — не преступник! — сквозь зубы проговорил Тали.

Брови Иту чуть поднялись вверх.

— Я редко бываю в городе, — сказал он, — и не слышал ничего о твоем отце. Если хочешь, чтобы я научил тебя стрелять, ты должен мне все рассказать.

Тали кивнул, пошел с ним на кухню. Иту разлил еще чаю по железным кружкам и сел напротив мальчика. Тот немного успокоился, поднял на Иту глаза и стал рассказывать:

— Мой отец был архитектором. Несколько лет назад глава города попросил его построить новую ратушу, высокую и с башнями, как в больших городах. Отец долго работал и создал специальную конструкцию, чтобы зимний ветер не срывал с башен крыши. А прошлой зимой северная башня рухнула.

Старик кивнул, он помнил, как буран с севера перешагнул через пролив и помчался в город.

— Там погибли люди, — сказал он.

— Да, — Тали заговорил быстрее. — Отца все очень уважали, он много зданий построил в городе, но его все равно обвинили в смерти тех людей. Он долго проверял чертежи и расчеты, но не нашел ошибки. Тогда он пошел посмотреть на ратушу…

— Он не был там после того, как она рухнула?

Тали покачал головой и сказал:

— Отец говорил, что смотреть на развалины здания — все равно что смотреть на мертвого ребенка.

— Он что-то нашел там? — спросил Иту.

— Да. Когда он пришел, рабочие разбирали руины. Отец надел глубокий капюшон, чтобы его не узнали, и стал помогать. К концу дня он понял, почему башня рухнула: железо для каркаса было совсем гнилое.

Тали закрутил головой, оглядывая кухню. Он увидел вазочку с сахаром на столике у мойки, потянулся к ней и сказал:

— Отец знал, что ветер чем выше, тем сильнее, потому сначала решил построить башни в форме пирамиды.

Тали взял несколько кубиков желтоватого сахара и соорудил невысокую пирамидку: в основании девять кубиков, над ними четыре, два и один. Тали подул на кубики, но они остались стоять на месте.

— Он принес главе города наброски, как бы выглядела ратуша с такими башнями. Но тому не понравилось, он хотел, чтобы они были высокие и стройные.

Тали разобрал пирамиду, поставил десяток кубиков друг на друга и с силой подул — башенка закачалась и с глухим стуком упала на стол.

— Отец научил меня, — с улыбкой сказал Тали. — Потом он придумал другой проект: сделал для каждой башни фундамент со сваями, гораздо глубже, чем копают для домов. Чтобы крышу не срывало ветром, он придумал специальную тяжелую конструкцию. И каркас башни он решил сделать из железных балок, а не из дерева, как обычно.

— Говоришь, железо оказалось ни к черту… — задумчиво произнес Иту.

— Да, — сказал Тали. — Отец рассказал об этом, и глава города вызвал мастера Баруфа. Его тоже все уважают.

Иту знал мастера Баруфа. Прошлым летом тот чинил крышу котельной и справился неплохо.

— Что сказал мастер Баруф?

— Что северную башню строил другой мастер, он умер год назад, и теперь концов не отыщешь. А еще он сказал, что со временем остальные башни тоже рухнут, потому что, сколько бы железа отец ни замуровал в камень, он все неправильно спроектировал. Но это неправда!

— Твоего отца изгнали из-за слов мастера Баруфа? — спросил Иту.

— Нет. Глава города вызвал комиссию из Ларны, чтобы та решила, по чьей вине рухнула башня.

— И комиссия решила, что виноват твой отец?

— Не совсем. — Тали отвел глаза в сторону и покраснел.

Иту скрестил руки на груди, не сводя льдистого взгляда с лица мальчика.

— Там, в комиссии, был один… Лако Герши. Высокий такой, вежливый, говорил всегда как по написанному. Он мне сначала даже понравился. Я думал, что такой человек точно поймет чертежи отца и убедит комиссию, что проблема в этих железках…

— Но не убедил.

— Ага, даже наоборот.

— Он что, нашел ошибки в чертежах?

— Нет. — Мальчик стиснул край стола и заговорил, с трудом подбирая слова.

Впервые он увидел Лако на суде, в той самой ратуше, которую построил отец. Они с мамой сидели по одну сторону широкого зала, а отец — по другую, ближе к судье. На Тали был серый твидовый костюм, а на маме — черное атласное платье, открывающее худые бледные плечи.

Из окон не было видно развалин северной башни, но Тали знал, что она за их спинами. А вот начальник тюрьмы, похоже, этого не знал: когда он говорил об «этих несчастных служащих», то показывал рукой то на запад, то на восток. Тали все время хотел вскочить и заступиться за отца, но тот спокойно стоял и слушал, и он понял, что отец и сам сможет за себя постоять. Вдруг Тали почувствовал на спине чей-то взгляд. Он обернулся и увидел широкоплечего человека с копной светлых волос, собранных в хвост, и живыми серыми глазами, а губы у него были тонкими, как у девчонки. Мама тоже обернулась, незнакомец посмотрел на нее и поклонился, но не по-настоящему, а как будто в шутку, с улыбкой. Мама улыбнулась в ответ и отвернулась. Тали стал смотреть на отца, но взгляд незнакомца тревожил его, как сквозняк из приоткрытой форточки. Он почувствовал, что между ними и этим человеком возникла какая-то связь, и ему это не понравилось.

Потом заговорил глава города. Он рассказал о заслугах отца и представил комиссию из семи человек, которую вызвал из Ларны. К нему подошел тот самый незнакомец, высокий и крепкий; тяжелый пиджак, казалось, совсем не сковывал его движений.

— И что же сказал этот Лако? — спросил Иту. Он поднялся и подошел к плите, чтобы согреть еще чая.

— Да… плел, что сожалеет о том, что случилось, — ответил Тали, — что не надо спешить, виновный может оказаться правым… и много всего такого.

Тали рассказал старику, что после того слушанья Лако стал часто бывать в их доме. Он сидел в кабинете вместе с отцом, проверял чертежи и, когда мог, говорил с мамой — вроде несерьезно, чтобы рассмешить. Мама смеялась и тоже шутила, но не так, как обычно. Она помогала отцу с делами и не могла оставить их с Лако наедине — отец часто просил ее принести бумаги или старые записи. Тали следил за ними из своей комнаты через небольшую щель в стене, похожую на бойницу в игрушечном замке.

Эту бойницу придумал отец. Когда Тали еще не ходил в школу, он боялся темноты: ему казалось, что она превращается в черную вату, затыкает рот и нос, не дает дышать. Он рассказал об этом отцу, и тот сделал в стене щель толщиной с ребро ладони. Он подолгу работал, и каждый вечер из этой щели падал луч бледного света, под который засыпал Тали. Когда мальчик подрос, все словно забыли про бойницу, но Тали садился рядом с ней с уроками или книгой и иногда посматривал в щель на отца. Они не часто бывали вместе, но, сидя так, Тали представлял, что стены как будто и нет.

Как-то раз, когда отца не было дома, Лако появился снова. Служанка проводила его в гостиную, где мама читала, а Тали сидел за тетрадью с задачами.

— Госпожа Элла, — мягко произнес Лако, — я бы хотел переговорить с вами.

— Со мной? — Глаза мамы похолодели.

— Да. — Лако улыбнулся. — Вы ведь не откажете мне в этой просьбе?

— Конечно нет. Но я, право, не понимаю…

Они прошли в кабинет отца. Слушая удаляющиеся шаги, Тали смотрел на линии задачи, но не видел в них никакого смысла. Он встал, скинул домашние тапочки и прокрался наверх. Проходя мимо двери кабинета, он задержал дыхание и вошел в свою комнату.

Тали заглянул в бойницу — шторы в кабинете были открыты, комнату заливал холодный белый свет, но из-за высоких шкафов и бордового ковра казалось, что в ней темно. Серый пиджак Лако и белая блузка матери выступали в этой темноте светлыми пятнами. Лако прижимал маму к себе, как куклу, а она отклонила голову, как будто не хотела на него смотреть, но и вырваться не пыталась. Лако взял ее за подбородок, заглянул в глаза, а потом зашептал ей что-то на ухо. Пока он говорил, ее лицо становилось жалким.

— Оставь меня! — Мама вывернулась и оттолкнула его обеими руками. — Ты — змей! Ты — отродье кайдо! Уходи. Уйди прочь из нашего дома!

Она выбежала из кабинета и бросилась куда-то вниз, то ли обратно в гостиную, то ли к себе. Тали отпрянул от стены, медленно вышел из комнаты и столкнулся лицом к лицу с Лако.

— Подслушивал? — Серые глаза Лако сверкнули. — Иногда лучше быть в неведении.

Он щелкнул пальцем по носу Тали, да так больно, что у того чуть не проступили на глазах слезы, потом развернулся и не спеша направился к лестнице. Вскоре Тали услышал, как хлопнула входная дверь. Он стоял, стиснув кулаки, и тяжело дышал.

Через пару дней комиссия выступила против отца. Судья обвинил его в халатности и смерти служащих. Спустя два дня в доме Тали заколотили двери и окна, а родители покинули Ярнуш, перешли на другой берег по льду пролива и отправились в Ледяные Земли. Больше Тали их не видел.

— Почему же изгнание, а не тюрьма? — спросил Иту. — Я не припомню, чтобы кого-то изгоняли за последние двадцать лет.

— Глава города уважал отца, — сказал Тали. — Он не хотел, чтобы тот просидел всю жизнь в тюрьме. Он предложил отцу изгнание, и тот согласился. А мама пошла за ним. Жалко только, что они не взяли меня с собой.

— А что Лако, — вдруг спросил Иту, — уехал с комиссией?

— Нет, он остался. Я слышал, что он уговаривал главу не отправлять родителей в изгнание, особенно когда узнал, что мать тоже уйдет и дом наш перейдет городу. Но в тот день, когда родители ушли, он уехал.

Мальчик поглядел в окно, там моросил дождь, ветер раскачивал мокрые голые ветки.

— Вы научите меня стрелять, пожалуйста, — сказал он. — Отец обещал вернуться за мной через год. Если я смогу стрелять, то не стану для них обузой.

— Научу, — кивнул старик.

— Здорово, — проговорил Тали.

— Ты, наверное, уже сейчас хочешь?

— А можно?

— Надо бы днем, — сказал Иту, — когда посветлее будет.

Тали вскочил:

— Ой! Я совсем про время забыл!

Он быстро попрощался с озадаченным стариком и бросился к лестнице; через секунду дверь на улицу со скрипом приоткрылась, звук дождя стал громче, и снизу потянуло сыростью. Иту спустился вниз и дернул рубильник — огни котельной осветили одинокую маленькую фигурку, бегущую к городу.

Тали пришел на следующий день.

— Ты ведь приходишь по вторникам, — сказал Иту. Он был рад мальчику, но виду не подал.

— Ага. — Тали наклонил голову, чтобы не стукнуться о трубы, и подошел к Иту. Тот склонился над ржавым вентилем, несколько раз ударил по нему молотком и попробовал повернуть, но вентиль не поддался. Иту взглянул на мальчишку и кивнул на ящик с инструментами под его ногами.

— Дай-ка разводной ключ.

Тали вытащил тяжелый ключ из-под инструментов и протянул Иту. Старик отер пот с морщинистого лба и спросил:

— Учиться пришел?

Тали кивнул. Он только теперь заметил, как в котельной жарко, и расстегнул куртку.

— Сначала придется разобраться здесь. — Иту стукнул по трубе над головой разводным ключом, в ответ раздался глухой гул. — А потом пойдем.

Иту прикрепил разводной ключ к ножке вентиля, повернул. Раздался скрежет. Тали сел у ящика с инструментами и стал смотреть. Иту еще раза два попытался повернуть вентиль, но тот словно прирос к трубе.

— Ты где живешь теперь? — спросил Иту. Он снова сжал ножку вентиля ключом и стал бить по нему молотком. Котельную наполнил громкий звон. Тали невольно жмурился при каждом ударе.

— В школе, — сказал он, когда Иту перестал бить. Вентиль наконец поддался, и старик стал поворачивать его обеими руками. — Директриса выделила мне каморку, а я колю мел, мою доски, полы.

— Ну, пойдем. — Старик взял ящик с инструментами и пошел к лестнице. Он остановился перед дверью, ведущей в небольшую каморку. Внутри было темно, но мальчик различил пару железных ящиков, мешки с припасами и ряды банок с консервами. На свободном участке стены висели две винтовки, Иту взял одну из них, ту, что поменьше, и пачку патронов, которую Тали сначала и не приметил среди разных вещей.

— Держи. Это винтовка Флота Конгелады. — Старик протянул винтовку мальчишке.

— Я думал, она тяжелее будет. — Тали внимательно разглядывал винтовку: он впервые держал оружие в руках. Мальчик заметил клеймо на стволе — полустертый круг штурвала и буквы «КФ». Он положил винтовку на плечо, придерживая правой ладонью деревянный приклад, а левой ствол. Иту посмотрел на него и усмехнулся.

— А это что за ружье? — спросил Тали, подбородком указав на стену.

— Это винтовка Мориса, «дальнобой», я не беру ее в руки. — Иту закрыл дверь кладовой и пошел к вешалке.

Они направились за котельную, туда, где стояли резервуары с питьевой водой. Птицы при появлении людей склонили головы и стали наблюдать за ними умными желтыми глазами. Было очень холодно, коричневая пожухлая трава хрустела под ногами. Тали подошел к одному из резервуаров и дотронулся до него рукой.

— Теплый. Для чего они? — Он обернулся к Иту.

— Это питьевая вода, водопроводная. Ее нужно подогревать время от времени, иначе она замерзнет и разорвет трубы в домах.

— А им там тепло. — Тали посмотрел на птиц, которые глядели на него сверху.

Иту достал из-под ближнего резервуара холщовый мешок, там оказались жестянки от консервов и несколько стеклянных бутылок. Он отнес их на край обрыва, которым заканчивался берег, и поставил на большой камень — одни предметы ближе, другие подальше.

Тали поднял винтовку и смотрел вдоль нее, пытаясь прицелиться в ближайшую жестянку. Зоркий глаз мальчика различил полустертую этикетку.

— Неправильно держишь, — сказал Иту. Он взял у мальчика винтовку и осторожно, но твердо упер приклад в его правое плечо. — Придерживай здесь, — старик развернул кисть Тали так, чтобы та поддерживала приклад снизу, — и положи палец на спуск. — Он отвел согнутый локоть мальчика в сторону. Тали пришлось полностью вытянуть левую руку, чтобы винтовка не перевешивала. — Целиться здесь. — Иту постучал пальцем по железному кольцу на конце дула. — Это мушка.

Тали склонил голову направо, прищурил левый глаз. Он разглядел в кольце мушки тонкую черную линию и полустертые буквы на банке. Нажал на спусковой крючок — тот легко поддался под пальцами мальчика и прозвучал негромкий щелчок.

— Когда выстрелишь, нужно будет очистить ствол от пустой гильзы. После каждого выстрела. Это делается так. — Иту взял винтовку и потянул ручку затвора, похожую на крючок для одежды, на себя. Затвор отъехал в сторону, и Иту привычным движением вернул его на место.

— Запомнил? — Иту достал из кармана жестянку с патронами и положил ее на траву.

Тали взял один из них, взвесил на ладони.

— А медведя из нее можно убить?

Иту забрал у него патрон и ответил:

— Можно. Если знать, куда целиться. А если ранишь и разозлишь зверя — лучше пусти пулю себе в лоб. Ты для него станешь врагом, которого надо растерзать.

Иту дал Тали четыре патрона.

— Магазин на пять патронов. Вставляешь по очереди. — Иту отодвинул затвор, вложил патрон внутрь и вернул винтовку мальчику. Тот медленно и аккуратно вставил остальные патроны.

— Теперь стреляй.

Тали поднял винтовку, вернул затвор на место и прицелился в бутылку, которая стояла на камне в сотне шагов от него. Желтые искорки в его глазах сосредоточенно замерли. Грохнул выстрел. Птицы с испуганным криком сорвались с резервуаров и закружили в небе.

— Ох, как громко! — Тали покрутил головой, пытаясь прогнать глухоту после выстрела.

— Привыкай, — сказал Иту, — и натяни шапку на уши.

Тали поправил шапку, посмотрел на бутылки — все три стояли на камне. Он передернул затвор и взял цель поближе — одну из консервных банок. Теперь к оглушительному грохоту выстрела примешался звук простреленной жестянки, банка прокатилась несколько шагов по траве. Иту одобрительно кивнул и достал трубку.

После десятого выстрела Иту забрал винтовку, сказав, что на сегодня хватит. Тали помог ему собрать жестянки и гильзы от пуль — в вечерних сумерках он нашел только восемь. Они спрятали мешок под один из резервуаров, на теплую верхушку которого уже снова сели птицы. Иту улыбнулся — от глаз к вискам заструились морщины.

Тали стал приходить часто, через день-два. Он помогал Иту в котельной, потом они шли стрелять или просто бродили до темноты по окрестностям. Старик учил его разводить костер на снегу, рассказывал о съедобных северных ягодах, о том, как охотиться на зверей и заготавливать мясо впрок. Тали научился разбирать следы и мог с легкостью сказать, какие из них принадлежат волкам, а какие — пронырливым гиенам кайдо. Любому мальчишке интересны такие вещи, но Тали слушал очень внимательно, и старик знал почему: как бы они ни сдружились за эти дни, Иту не мог подобрать слов, чтобы отговорить Тали идти в Ледяные Земли.

Как-то раз Тали пришел совсем поздно, когда солнце уже село и поднялась метель — первая в этом году. Иту ждал его весь день, в нем потихоньку назревало смутное беспокойство. Наконец он заметил на склоне холма маленькую фигурку, которая брела к котельной; он поставил чайник на плиту и услышал, как внизу скрипнула дверь.

— Привет, Иту.

— Здравствуй, Тали.

Мальчик сел на привычное место, спиной к окну, и глядел, как Иту разливает чай по чашкам.

— Не очень горячий сегодня, — сказал Иту, — ветряки весь день пляшут. Наверное, энергии на лампы не хватит.

— Да, в школе тоже все отключили, — сказал Тали. Он смотрел на Иту, покусывая нижнюю губу.

«Ну выкладывай, что у тебя там», — подумал старик.

Он поставил чашки на стол и увидел горсть золотых монет.

— Как думаешь, хватит столько на снаряжение?

Иту вздохнул:

— Сам идти решил, значит…

— Год скоро будет, как они ушли. Отец обещал вернуться за мной. А если им нужна помощь, припасы, теплые вещи? Если кто-то из них ранен? — В голосе Тали послышалась тревога.

«Если ты, старик, скажешь ему, что родители погибли, что их растерзали хищники или северные племена, он больше никогда сюда не придет, — думал Иту. — Но пока он верит, что они живы, он не откажется от мысли их найти. Так что ты ему скажешь?»

Иту отвел глаза от лица Тали и посмотрел в окно. Тусклая лампа под потолком мигнула и погасла; без легкого треска, который исходил от нее, в котельной стало совсем тихо. Было даже слышно, как на первом этаже шумит в трубах вода. Старик на ощупь добрался до шкафа над мойкой и достал старый корабельный фонарь. После нескольких попыток фитиль, погруженный в застывший китовый жир, разгорелся, и кухню заполнил теплый мерцающий свет живого огня.

— Я думаю, Тали, если пойдешь к родителям сейчас, — сказал Иту, смотря прямо в глаза мальчику, — то все-таки станешь для них обузой.

— Обузой? — с обидой проговорил Тали.

— Да. Если бы жизнь в Ледяных Землях была легкой, родители взяли бы тебя с собой сразу. Отец бы сам научил тебя всему: и стрелять, и охотиться… Они вернутся за тобой, когда будут готовы. Тебе нужно ждать.

Тали опустил голову, в неровном свете фонаря Иту не видел его лица. Они сидели молча, слушая, как завывает метель на улице. Наконец Тали взглянул на старика — искорки в его глазах медленно блуждали вокруг зрачка.

— Как вы стали здесь сторожем?

«А вот тут тебе, старик, не выкрутиться».

— Я убил человека, — сказал Иту, — и скрываюсь здесь.

Мальчик вжал голову в плечи и, приоткрыв рот, уставился на Иту.

— Так вы преступник, — выдохнул Тали. — У вас тоже нет печати… и фамилии, поэтому вас все зовут старик Иту?

Иту кивнул. В глазах и голосе Тали он не приметил страха — скорее удивление и интерес.

— Это был ваш враг?

— Не совсем, — ответил старик, — он был предатель, и трус к тому же.

Тали опустил острый подбородок на сложенные на столе руки. Огонек корабельного фонаря метался за прозрачными стеклами, хотя в комнате не было даже сквозняка. Подгорающий китовый жир давал приятный вкусный запах, и Тали подумал, что так, наверное, пахнет корабельная кухня.

— Ты знаешь, что я был моряком, — сказал Иту, — офицером флота. Я родился далеко отсюда, на берегу залива Эстар. В нашем городе можно было стать либо рыболовом, либо матросом. Иногда две эти благородные профессии совмещали. — Иту ухмыльнулся. — Я служил юнгой с десяти лет — не хотел быть рыболовом. Моя семья и так преуспела в этом деле: у отца была шхуна, и он с моими старшими братьями ходил ловить тунца к северу Конгелады. А мой дед был капитаном торгового судна…

— Вы тоже стали капитаном? — спросил Тали, но затем, смутившись, прошептал: — Извините.

Но Иту с улыбкой покачал головой и ответил:

— Нет. Я выучился на офицера, это было как раз через год после звездопада, и пять дебаркадеров с идисами на борту спустили на воду. Я ходил на дебаркадерах двадцать лет.

— Вам нравились эти корабли, потому что они большие и никогда не тонут?

— Нет. В молодости я думал ходить на парусниках, — усмехнулся Иту. — По сравнению с дебаркадерами парусники носятся по морю, как стрелы. Лишь с годами я понял, как мне повезло.

— Почему? — прошептал Тали.

— Потому что дебаркадеры не только долго плывут к своей цели, но и долго стоят в порту. Иногда по месяцу, а в ледяных морях и по полгода. Я отпрашивался на берег — охотился, наблюдал за другими народами, помогал ученым в экспедициях, много чего делал. Но, — сказал Иту после короткой паузы, — в одном ты не прав: дебаркадеры тонут.

— Я никогда об этом не слышал, — сказал Тали.

— Это случилось еще до того, как ты родился. Мы шли вдоль берега Оханта, в тумане. Штурман наступил на гвоздь в порту, и врач отрезал ему ногу. Он валялся на койке в забытьи, а мы шли вслепую. На борту было много пассажиров и, как назло, много детей — ребята ехали учиться в морскую школу, в Сарамск. Один паренек был совсем как ты. — Глаза Иту посветлели. — Бегал за мной все время, выпытывал про корабль, как что работает. Я пару раз брал его с собой в ночную вахту.

Иту посмотрел на фонарь и вспомнил, как в одну из тех ночей, когда он стоял на вахте, а вокруг кольцами змеился туман, тот мальчишка так же смотрел на него большими черными глазами и слушал рассказы про жизнь моряка.

Тали завозился на стуле, Иту заговорил снова:

— По дороге в одном порту мы подобрали другого штурмана, совсем молодого парня. Мы должны были выйти в океан проливом Дигмана. Опасное место, подводные скалы и рифы. Парень был местный, клялся, что знает дно как свои пять пальцев. Да нам и выбирать было не из чего… На третий день разыгрался шторм. Мы уже прошли большую часть пролива; думали, все позади, и напоролись на подводные скалы.

Старик поправил фитиль в фонаре, прокашлялся и сказал:

— Корабль развернуло, затрясло, потом все затихло. Матрос из машинного отделения выбежал на палубу, крикнул, что внизу огромная пробоина и оттуда хлещет вода. Нас, офицеров, было не много, трое-четверо, да капитан с помощником. Эл Ченси стал спускать на воду шлюпки, а я и остальные собирали пассажиров. Все как всегда — в первую очередь детей, женщин и по две пары мужчин в лодке, чтобы было кому грести. Но ребят без родителей мы отвели подальше от суматохи, на кампус, и припасли для них две большие шлюпки заранее. Когда пара шлюпок уже отчалила, капитан приказал Ченси привести детей. Тот сказал, что повредил ногу и быстро не справится. Тогда я сам пошел за ними, а Ченси похромал отвязывать шлюпки.

Иту замолчал. Тали поглядел на него — старик хмурился и пощипывал одной рукой бороду, холодные глаза смотрели сквозь мальчика.

— На кампусе было человек двадцать ребят и мой знакомец, он держал за руку сестру. Она была помладше, с такими же, как у него, черными глазами. Дебаркадер стал разваливаться, нос ушел под воду, корма задралась вверх, но тут же стала тонуть. Когда я привел детей к шлюпкам, Ченси уже греб прочь от корабля. С ним в шлюпке сидели двое — Илай Селли и его жена.

— Почему только двое? И кто это — Илай Селли? — спросил Тали.

— Большой человек в колонии на Оханте. Главный казначей или что-то вроде того. Он, видно, посулил Ченси деньги, а у того на суше не было даже родной лачуги. Жаль, шлюпка с этими мерзавцами тогда не перевернулась — шторм как раз набирал силу. Ченси уплыл, и в последние шлюпки стали набиваться все подряд. Капитан клял его на чем свет стоит, обещал вздернуть… Нескольких ребят нам все-таки удалось пристроить…

Иту замолчал. Тали во все глаза смотрел на старика, но ни о чем не спрашивал.

— Палуба уже уходила под воду, — продолжил Иту, — и я сказал ребятам держаться друг за друга и за меня. Нас накрыло волной и разметало по сторонам. Когда я вынырнул, рядом уже никого не было. Потом я услышал крик — в паре метрах от меня кто-то барахтался. Оказалось, сестра того парнишки. Я поплыл к ней навстречу, помог удержаться на воде…

— А ее брат?

Иту покачал головой:

— Волны выбросили нас к рифам. Мы переждали шторм и собрали плот из досок, их принесло море. Плыть на этом плоту, конечно, было нельзя, но мы кое-как держались на поверхности. Через день нас вынесло к берегу, и еще неделю мы брели до первой деревушки. Потом сели на корабль, поплыли к западному Оханту. Там жила ее семья. А вскоре я узнал, что из тех ребят никто больше и не спасся. — Иту молча уставился в темное окно.

— А как же Ченси? — спросил Тали. — Ведь его должны были посадить в тюрьму за то, что он сделал.

— Только не в Оханте — Илай об этом позаботился. Я отправился на юг, в Сарамское Адмиралтейство. Крушение дебаркадера — дело большое. Меня целый месяц продержали на суше, заставляли каждый день приходить и рассказывать, что почем. Ну я и старался: кажется, имя Ченси встречалось в каждом документе, что они составляли.

— Он вернулся обратно?

— Через пару месяцев. Жизнь в колонии была ему не под стать. Его поймали в игорном доме и сразу привезли в Сарамск, и начался суд. Стали искать свидетелей — тех, кто выжил, но мало кого нашли: капитан и матросы погибли. На виселицу Ченси не отправили, но отняли звание, запретили морскую службу и приговорили к тюрьме. Когда его уводили, он сказал, что я оказал ему услугу. — Иту хмыкнул. — Сказал, что служба ему надоела, а я его от нее избавил. Я тогда набросился на него, но нас быстро разняли.

— А потом? — спросил Тали.

— Потом, — сказал Иту, — он сбежал. Может, деньги Илая помогли, или сам выкрутился… Пару лет его искали, потом кто-то пустил слух, что он подался на север, а тут преступников не ищут, ты знаешь. Я бросил службу — решил найти его сам. На севере о нем знать не знали, да мне в эту историю и с самого начала не верилось. В Оханте Ченси тоже не было… Короче, я искал его пять лет — перебивался, как мог, брался за любую работу, лишь бы на еду хватало. Тогда-то я и стрелять научился, и спать где придется…

Оказалось, он прячется на юге Конгелады, в одной бухточке у подножья гор, — если можно так сказать про жизнь в особняке с молодой женой. Дом у него был — загляденье, такие виды иногда на открытках рисуют. — Старик усмехнулся. — Ночью я взобрался на утес и залег там, метрах в трехстах от дома — он был оттуда как на ладони. Под утро из дома вышла кухарка, стала разогревать жаровню, а я в это время пристроил винтовку поудобнее — оружие я купил давно, как раз для этого. Потом вышел и Ченси, но не один, а с женой. — Иту пожевал губами. — Он в тот день напялил белый костюм, как сейчас помню. Я поначалу раздумал стрелять, решил, что улучу момент, когда он один будет, а потом припомнил тех ребят с дебаркадера, ну и…

Иту отчетливо вспомнил, как прогремел выстрел, и тяжелый Морис ткнулся в плечо. Ченси неловко потянулся к голове, вернее к тому, что от нее осталось, и завалился на землю, а рядом застыла тонкая фигура его жены — она смотрела на него, лежавшего на земле, и на костюм, уже не белоснежный, а покрытый кровью и грязью, а затем с криком побежала обратно к дому.

Тали молча глядел на Иту, сцепив руки под столом. Старик обернулся и посмотрел в окно — на улице было совсем темно.

— Вот так я оказался здесь, — сказал он и потом добавил: — если не захочешь со мной дел иметь, я пойму. Но и соврать тебе я не мог.

— Я знаю, — сказал Тали.

Иту встал, собрал кружки и стал мыть, поставив фонарь на край мойки.

— Поздно уже. Тебе в школу пора возвращаться, и так, наверное, влетит за опоздание.

— Не влетит, я окно в своей комнате не запираю, там залезу незаметно.

— Ну сам смотри. — Иту слышал, как Тали сгреб монеты со стола, они приглушенно звякнули внутри чего-то мягкого.

— До свидания, — тихо сказал Тали. Иту молча кивнул. Мальчик открыл дверь и осторожно стал спускаться по лестнице — большие лампы первого этажа не горели, свет фонаря, падавший из открытой кухонной двери, освещал только первые несколько ступеней. Старик подошел к окну: в стекле он увидел лишь свое отражение — высокого мужчину с седой бородой и короткими седыми волосами, с лицом, изборожденным глубокими морщинами, особенно на лбу и в уголках глаз. Сейчас эти холодные глаза тонули во тьме.

На следующий день дали электричество, и Иту с больной от бессонницы головой и слезящимися глазами весь день занимался отладкой приборов. Иногда после скачков напряжения стрелки начинали врать, и нужно было постараться, чтобы все встало на свои места. Когда солнце село, Иту поднялся к себе и стал возиться с хронометром; он хотел научить Тали его заводить: иногда пальцы изменяли старику и начинали дрожать. Вспомнив о мальчике, Иту нахмурился.

Когда Иту поставил громко тикающий механизм на полку, на лестнице послышались легкие шаги. Скрипнула дверь на кухню, старик вышел из комнаты и столкнулся с Тали. Тот смущенно улыбнулся и сказал:

— У нас в школе свет дали. Сегодня целых семь уроков поставили, чтобы вчерашний день наверстать.

На душе у Иту потеплело.

— Я лыжи принес, — выпалил Тали, — пойдемте кататься!

— А откуда ты лыжи эти взял? — спросил Иту.

— Из дома. Приходится лазить туда время от времени за своими вещами. Хорошо еще, что никто там не живет.

— Вот оно как, — протянул Иту. Он впервые задумался, каково это, быть вором в собственном доме. — Ну пошли, покажешь, что умеешь.

Для Иту лыжи не были диковинкой — каждая экспедиция, идущая на север, брала их на борт, поэтому он быстро оставил Тали позади, умело переставляя ноги и отталкиваясь палками. Мальчик прокричал ему что-то вслед. Старик остановился, через минуту красный, запыхавшийся Тали догнал Иту и сказал:

— Ну вы даете! Даже папа так быстро не умеет. — Мальчик отер варежкой пот со лба и поехал вперед.

Теперь в хорошую погоду они катались на лыжах. Зима тем временем меняла все вокруг: воды пролива встали и покрылись коркой крепкого льда, в самые сильные морозы он громко трещал. В порту и на верфи вода тоже замерзла, корабли превратились в белые призраки — мачты, такелаж и борта покрылись толстым слоем изморози, в которую северный ветер превращал туманы, приходившие с запада. Возни с котельной стало больше — чем горячее становилась вода в трубах, тем чаще что-то ломалось. Тали, насколько мог, помогал старику с починкой.

«Может, все образуется, и будет у меня преемник и друг на старость», — думал Иту.

Иногда Тали не появлялся по несколько дней подряд. У него были дела в школе и в брошенном доме, или какие-то свои ребячьи дела. Сегодня Иту его не ждал — под конец недели мальчик оставался в школе, помогал мыть полы и парты во всех классах.

Часы показали половину четвертого. Иту отложил винтовку, которую чистил, и посмотрел в окно — с каждым днем темнело все раньше. Через месяц лампы внизу нужно будет выключать только на пару часов в день. Иту спустился на первый этаж и дернул рубильник. Скрипнула дверь на улицу — в котельную влетел Тали. Увидев старика, он встал, согнувшись и опершись руками о колени, худые бока под курткой быстро поднимались и опускались в такт сбившемуся дыханию.

— Что стряслось? — спросил Иту.

Тали стянул с мокрых волос шапку, выпрямился и, шумно выдохнув, сказал:

— Лако вернулся.

— Пойдем-ка. — Иту стал подниматься на второй этаж. Тали сбросил куртку, повесил ее на крючок у двери и поспешил за стариком. Иту поставил на плиту сковороду с вареной картошкой и тушенкой.

— Ты в городе видел его?

— Да, возле школы. Он, похоже, караулил меня там. Вид у него был какой-то… больной. Щеки впалые, и глаза блестели — не как у пьяного, а по-другому. — Тали пожал плечами, как будто не мог найти нужных слов. — Он спрашивал меня о родителях, где я живу и с кем, скучаю ли по маме… Мне кажется, он думал, что я с ней вижусь, и выпытать хотел где. Но тут его окликнул кто-то, и я сбежал. Может, он все еще там отирается…

Иту кивнул, поставил перед Тали тарелку с едой и сказал:

— Поживи-ка ты пока у меня.

Тали радостно кивнул, но потом подумал и покачал головой:

— В школе мне влетит как следует, если ночевать не приду. Директриса сказала, что, если хоть раз не явлюсь — выгонит меня на улицу.

— Поговорю я с твоей директрисой, — ответил Иту, а сам подумал: «Раз уж до директрисы дослужилась, не глупая должна быть, поймет».

В этот вечер Иту постелил Тали на кухне, на запасной койке, которую он вытащил из чулана на втором этаже. Прошлый сторож был человеком семейным, после него осталось много вещей. Правда, койка была сломана, Иту пришлось подставить под изголовье табуретку.

— Ты особо не ворочайся, — предупредил он Тали, — все это развалиться может.

Погасив свет на кухне, Иту спустился вниз и запер входную дверь. Винтовка, почищенная и заряженная, стояла возле стены недалеко от кровати. Иту говорил себе, что просто не успел отнести ее в кладовую после того, как пришел Тали. Но обманывать себя у него никогда не получалось.

В воскресенье Иту отправился в город. Он оставил Тали в котельной, сказал, что придет к вечеру, и попросил мальчика присмотреть за приборами. Сперва он хотел заглянуть в торговые ряды, а потом в бар «Каруна» — Тали говорил, что раньше Лако бывал там каждый день.

Иту спустился с холма и пошел по занесенной снегом дороге. Здесь, в низине, было теплее: холодный ветер проносился выше и раскачивал вершины исполинских сосен. Город встретил его заснеженными домами старателей — тут жили большие, дружные семьи. В теплое время они ужинали на улице за широкими столами. Теперь столы сугробами стояли посреди дворов, утоптанные тропинки огибали их со всех сторон.

Иту хотел купить продуктов на неделю вперед, чтобы не кормить мальчишку одними консервами. Торговые ряды — несколько магазинчиков с неброскими вывесками — начинались сразу за кварталом старателей, но старик сделал крюк и пошел по набережной. Часть набережной была деревянной, широкие причалы вели к десятку кораблей, вмерзших в море. За ними высилась громада дебаркадера: высокая мачта с маяком, два ряда круглых иллюминаторов по высоким стальным бортам и ряд колес, на лопастях торчали длинные шипы — они дробили толстый лед в северных морях, как и острый таран на носу. За кораблем виднелась полоска открытой темной воды, уже начавшей замерзать.

«Наверное, ночью прибыл», — подумал Иту, глядя на дебаркадер.

Трубы корабля дымили, в иллюминаторах горели огни, а на палубе мелькали фигурки людей.

Старик двинулся дальше, уверенно прошелся по скользким камням и вступил в узкую улочку, ведущую к площади и лавкам торговцев. Когда Иту туда добрался, стало темнеть, в витринах зажгли огни. Старика здесь знали — он приходил за продуктами раз-два в месяц.

Мол, хозяин бакалейной лавки, приветливо кивнув, спросил:

— Чего изволите?

— Молока, яиц, как всегда… — Иту махнул рукой и стал разглядывать полки. В теплое время у Мола был интересный товар: перезревшие фрукты, замороженные раки и креветки, экзотические специи и алкоголь. Теперь все это уступило место замороженной рыбе, консервам, мясу тура и пиву в маленьких дубовых бочонках. Мол передал Иту пакет с душистой лепешкой, десятком яиц и бутылкой ледяного молока.

— Лучше не пейте холодным, — сказал он, — сами понимаете, погода не располагает.

Иту подумал, что погода располагает к горячему грогу. Он протянул Молу золотой — тот подкинул его в ладони и открыл кассу, чтобы набрать сдачу.

— Может, еще чего прикупите? Пива или рыбки?

Иту покачал головой и сказал:

— Я слышал, комиссия в город вернулась. Они, что, достраивать ратушу будут?

Мол выпрямился, наморщил красный лоб и сказал:

— Комиссия… А, вы про… как их… — Мол пощелкал пальцами, — архитекторов? Да, вернулся один — Лако Герши. Говорят, сам попросил городского главу взять его на место прежнего архитектора. Этот Лако здесь уже три дня, — Мол понизил голос, — заходил и спрашивал как-то, не видел ли я бывшего архитектора со своей женой. А я ему и сказал, что кто на тот берег уходит, тому пути назад нет. Да и не возвращается оттуда никто. Только мальчонку их жалко, да ведь не брать же его с собой, верно? Он хоть смышленый, кому не надо глаза не мозолит.

— Ясно, — кивнул Иту. Он отошел от холодильника с рыбой и протянул ладонь за сдачей. Мол высыпал горсть серебряных монет в руку старика и пожелал ему хорошего вечера.

Бар «Каруна» находился недалеко от площади, в подвале одного из старых каменных домов. Здесь не показывались матросы или старатели, полы не были посыпаны песком или стружкой, а выпивки дешевле пятнадцати серебряных достать было нельзя. Бармен недовольно покосился на Иту, но потом узнал его и приветливо кивнул:

— Давненько вас не видел, мастер Иту. Кто же покинет теплую котельную в такие морозы? Что будете?

— Темного пива.

Высокие меховые сапоги и потрепанная шуба Иту плохо сочетались с длинными пальто и сюртуками служащих, но посетителей пока было немного — Иту мог, не стесняясь, сидеть у стойки.

После шести в бар нахлынули служащие. Иту попросил бармена пригласить нового архитектора, если тот появится, к его столику. Вслед за этой просьбой на стойке появился серебреник.

Старик отсел за один из маленьких высоких столиков, которые стояли вдоль стен бара. Верхний свет чуть притушили, на небольшую сцену справа от стойки вышел скрипач — старичок в длинном зеленом сюртуке. Его скрипка звучала тихо и мягко, время от времени пропадая в шуме разговоров.

Лако появился ближе к семи, Иту сразу его приметил — тот выглядел так, как описывал мальчик: высоченный, крепкий, волосы собраны в тугой хвост. Лако бросил шубу из серого медведя на кучу других шуб и пальто, выросшую у вешалки, подошел к стойке. Иту видел, как бармен кивнул в его сторону; Лако обернулся, взял свою кружку и направился к Иту, по дороге здороваясь со знакомыми клерками. Вблизи его лицо оказалось приятным — серые глаза, правильные черты, открытый лоб. Иту усмехнулся, когда вспомнил, как Тали сказал, что губы Лако похожи на девичьи — они на самом деле были тонкой и аккуратной формы.

— Добрый вечер.

Иту кивнул и указал рукой на соседний стул. Лако сел, глотнул из кружки и улыбнулся:

— О чем вы хотели поговорить со мной, мастер Иту?

— В этом городе меня зовут старик Иту. — Иту покрутил полупустой пивной бокал на столе и продолжил. — И поговорить я с тобой хотел о мальчишке. Оставь его в покое.

Лако вновь улыбнулся и сказал, наклонившись ближе к Иту:

— Я боюсь, вы все неправильно поняли. Я хочу помочь его родителям. Вы ведь живете за городом, почти у пролива. Может, вы видели их? Ведь я отчасти виноват, что их изгнали. Если бы я знал, что здесь в ходу этот варварский обычай…

— Мальчик ничего не знает. — сказал Иту. — Обычай одинаков для всех: те, кто уходят в Ледяные Земли, обратно не возвращаются.

— Это я уже слышал, — отмахнулся Лако, — но что, если они не хотят там сгинуть? Что, если они прячутся неподалеку, надеются попасть на корабль, который увезет их отсюда? Я бы приложил все силы…

— Их поймают и повесят, — сказал Иту. — Да и зубы мне не заговаривай, отца мальчика тебе вовсе не жаль. Я знаю, что тебе нужно.

Лако улыбнулся, как-то криво и хищно, серые глаза уставились на Иту:

— И что будет, если я побеседую с нашим юным другом? Что вы сделаете, мастер Иту?

— Расскажу кому следует. Может, парню и не поверят, но мне поверят точно.

«А не поверят — я сам с тобой разберусь», — мысленно прибавил Иту.

Лако встал и повернулся к Иту спиной, направляясь к барной стойке. Но потом обернулся и тихо сказал:

— Я знаю, что мальчишка к тебе таскается, старик. — Затем, одним глотком осушив стакан, он слегка поклонился и сказал: — Хорошего вечера.

Лицо его стало прежним — спокойным и чистым. Иту проследил, как Лако вернулся к стойке, где его заметили несколько клерков и позвали за свой столик. Поставив бокал ровно посередине столика, старик вышел из бара в морозную ночь. В этот раз он выбрал короткий путь и через двадцать минут уже поднимался вверх по холму. Ветер усиливался с каждым шагом, словно толкая его обратно в город. Вскоре Иту увидел котельную: в больших окнах первого этажа горел свет — единственное пятнышко тепла среди тысяч холодных звезд.

На следующий день Иту заглянул к директрисе, та и вправду оказалась понятливой и разрешила мальчику на время пожить у старика. Тали сначала обрадовался, а потом вдруг стал переспрашивать, точно ли это. Иту кивал и улыбался, он знал это чувство испуга и восторга, когда на тебя вдруг обрушивается свобода. Сам же он чувствовал себя совсем разбитым — он просидел полночи у окна, курил трубку, а покрытые морщинами ладони разглаживали одеяло. Старик приготовил завтрак на скорую руку, но сам есть не стал. Когда Тали подкрепился, Иту поручил ему присмотреть за котельной, а сам решил прилечь — спину и плечи сильно ломило.

— И поглядывай в окна. Если кто появится — сразу буди. Даже если ты этого человека хорошо знаешь.

Оставив мальчика на кухне убирать посуду, Иту лег одетым на заправленную кровать и провалился в глубокий, тяжелый сон.

Проснулся он, когда от окон первого этажа протянулись желтые полоски света. Тело ныло, но голова была ясной. Тали сидел на кухне и читал, положив локти на стол и оперев голову на раскрытые ладони. Когда Иту вошел, он вздрогнул, но потом с улыбкой потянулся и сказал:

— Я обед приготовил.

Иту подошел к сковородке на плите: под крышкой оказались еще теплые гренки, перемешанные с тушенкой. В чугунном котелке на соседнем столике остывал бурый рис. Старик взял ложку и попробовал.

— Я все, как вы учили, сделал: две кружки воды и ложка соли, только вода выкипела очень быстро. На костре мы дольше ждали, пока он сварится.

— Проголодался? — спросил Иту.

Тали кивнул и бросился к полке с посудой доставать большие миски.

После ужина Иту пару раз обошел котельную кругом, постоял, смотря на город в низине. Там тускло светились уличные фонари, окна домов. Тяжело вздохнув и покачав головой, старик вошел внутрь и запер дверь.

В этот вечер они проболтали с Тали допоздна. Была уже полночь, когда Иту аккуратно прикрыл дверь на кухню и зашел к себе в комнату. Не включая свет, он сел на койку, уставился в окно, потом провел ладонью по глазам и стал расстилать постель. Он не хотел и эту ночь просидеть у окна, вглядываясь до головной боли в редкие городские огни. Но чувство у него было то самое, что будило его ночью перед штормом.

Отбросив покрывало, Иту невольно бросил взгляд в окно и увидел, что в городе прибавилось огней. Присмотревшись, он заметил, что они движутся. Через пару мгновений несколько огней превратились во всадников с факелами; дальнозорким стариковским зрением Иту разглядел, что всадник впереди одет в шубу из серого медведя.

Старик бросился в кухню и включил свет. Тали подскочил на койке и, прищурившись, уставился на Иту.

— Лако здесь.

Мальчик подбежал к окну, вгляделся в темноту и отпрянул с растерянным видом.

— Он… Он не один?

— Да, с компанией. Живо одевайся и беги! В сторожку, куда мы ходили осенью. Помнишь дорогу?

Тали кивнул, рывком натянул свитер и спросил:

— А может, в город? Я спрячусь в школе или к директрисе попрошусь.

— Нет. Здесь только одна дорога в город — тебя заметят на снегу.

Они сбежали вниз по лестнице. Иту дал Тали куртку и ботинки, сбросил остальные вещи с вешалки прямо на пол и открыл дверь кладовой.

— Можно мне взять винтовку?

Иту задумался: «А сможешь ты в человека выстрелить? И если сможешь, как потом будешь с этим жить?»

— Нет. Она замедлит тебя. Там глубокий снег и дорога по склону. Беги! Через заднюю дверь!

Тали кивнул, натянул шапку, мгновение потоптался рядом с Иту — темные глаза с тревогой глядели в спину старику, забиравшему из кладовой пачки с патронами.

— Иту, а как же ты? Здесь останешься?

— Да. Я все-таки сторож, Тали. Беги же, черт!

Из больших окон первого этажа было видно всадников, приближавшихся к котельной. Теперь Иту мог разглядеть, чем они вооружены: винтовки, ружья, револьверы, — словом, у кого что нашлось.

Иту схватил флотскую винтовку, выскользнул в заднюю дверь и, стараясь держаться так, чтобы от всадников его закрывали резервуары с водой и стена котельной, побежал к скальному выступу, который возвышался над котельной шагах в семидесяти. К проливу скала спускалась пологими уступами — старик быстро вскарабкался по ним на верхнюю террасу и поглядел на котельную. Он находился чуть выше уровня крыши и хорошо видел всадников. Каждый из них держал в руке по факелу. Иту зарядил винтовку, удобнее устроился на мерзлом камне и стал наблюдать. Всадники объехали котельную несколько раз кругом, остановились напротив окон первого этажа. Теперь их было только трое. Старик решил, что Лако вошел внутрь, пока он карабкался на скалу.

— Эй, старик, выходи! И мальчишку с собой прихвати!

Всадники подождали с минуту, потом одни из них бросил в окно факел — тот, прочертив в воздухе огненную дугу, разбил стекло и попал внутрь. Следом за первым в окна полетели и остальные факелы, в холодном воздухе потянуло гарью. Затем всадники стали стрелять по оставшимся целыми стеклам. К грохоту ружейных выстрелов примешался звук битого стекла, куски которого падали на снег.

Иту усмехнулся: на окраинных землях закон суров; видимо, эта троица забыла, что в их домах тепло от медных труб с горячей водой. Эти же трубы обогревают дом начальника портовой тюрьмы и особняк городского главы — случись что, они спасибо не скажут. Хотя, может, до этого и не дойдет. Старик прицелился и одним выстрелом уложил кобылу под всадником, который первым разбил окно. Тот неуклюже свалился вниз, поднялась ругань, двое других объехали котельную кругом, пытаясь найти стрелка. Несколько предупреждающих выстрелов взметнули снег под копытами лошадей.

Света от ламп и огня, падавшего из больших окон, хватило, чтобы всадники наконец поняли, откуда по ним стреляли. Пули со свистом врезались в скалу под Иту, выбивая фонтанчики каменного крошева. Всадники спешились, и лошади, тревожно ржа, умчались за забор, подальше от начинающей полыхать котельной. Трое людей попытались взять выступ, на котором засел Иту, в кольцо, но слаженности в их действиях не было, да и стреляли они не особо метко.

«Местные, черт бы их побрал», — подумал Иту.

Когда огонь на мгновение прекратился и послышались щелчки перезаряжаемых ружей, Иту выглянул из-за кромки уступа. Он дважды выстрелил по человеку, подбиравшемуся к скале слева. Тот согнулся пополам и осел, прижимая руку к животу, глухой кашель перешел в хрип, потом все затихло.

— Черт, он, кажись, убил его!

Пули снова замолотили по скале, и слышно было, что стреляют только двое. Иту отстреливался вслепую. Его беспокоило отсутствие Лако — он точно видел его среди всадников, да и мальчик его узнал. Куда он мог деться? Внутри горящей котельной его точно не было, только если он поехал дальше и нашел следы Тали… Тянуть с этим больше было нельзя. Иту высунулся из-за уступа, один выстрел — плечо парня в сюртуке дернулось, и он повалился на землю; второй выстрел — по всаднику в широкополой шляпе, тот выбросил руку с револьвером вперед и выстрелил в ответ. Острая боль в боку сбила Иту с ног, он упал на спину, сильно стукнувшись головой о камни, и покатился вниз. Он пытался ухватиться за какой-нибудь выступ левой рукой, но боль была слишком сильной, от нее перед глазами начинали плавать желтые круги — пришлось бросить винтовку и тормозить правой рукой.

Конец ознакомительного фрагмента.