Метресса Ланс

Ева Элатори, 2023

Последние семь лет Светлана ухаживала за странной старушкой. Несмотря на преклонный возраст подопечной, она тратила свое время и состояние на очень странные увлечения. Догадывалась ли в тот момент Светлана, что неугомонная старушка на самом деле готовит Светлану к будущему попаданству? Получите новое тело, новый мир и новую жизнь. Не нравится возраст? Подрастешь! Не нравится мир? Исправь! Не знаешь как? Последние семь лет училась в школе для попаданок. Ах, это была не причуда старушки и совсем не игра? Дерзайте, метресса Ланс! Творите, метресса Ланс. Любите, метресса Ланс. Сражайтесь за свою свободу и свободу других. Иначе, зачем вас закинули в этот мир? Верьте, метресса Ланс! Когда безысходность и смерть придут за вами, Тьма распахнет свои объятья, и лорды Междумирья, встанут на вашу сторону. И никакого эпилога! У Евы будут еще для вас задания, возможно даже в другом мире.

Глава 1

Что я знала о попаданстве? Да все, что можно было почерпнуть из книжек, которые вслух читала Еве. Иногда, собираясь к Бетти на традиционную игру Междумирья, захватывала очередную попаданскую новинку и мы до одури критиковали книжку. Дамы обсуждали сюжет, степень реальности истории, с учетом поправок на магию и действительных возможностей попаданца обыкновенного из разведенок, смертников или офисного планктона. За восемь лет компаньонства Евы, я привыкла, что в любой момент обсуждение могло превратиться в испытание умений. Без магии конечно, откуда в нашем мире ей взяться? Но мы тестировали самые простые умения, предложенные авторами и пробовали регулярно"как пойти пострелять из лука","разжечь костер из того что есть","украсть лошадь","слепить глиняный горшок"или"нарисовать чертеж мясорубки". На спор тестировали, доказывая друг другу, что невозможное — возможно.

А еще сама игра. Эти горячие споры и обсуждения каждого хода. Ева учила примерять на себя личину других людей, так часто, что я научилась быстро переходить из образа хорошо пожившей тетки за пятьдесят с цинничным выражением лица, к образу прыщавого вороватого юнца лет тринадцати, готового стащить все, что плохо лежит. Кстати, искусство незаметно прибрать к рукам все, что плохо лежит, относилось нашей старушкой к основным навыкам выживания.

Именно поэтому, открыв глаза, и поняв, что жива и стою уже не под родной сосной на краю усадьбы Евы, а упираюсь голой спиной в шершавый ледяной ствол елки, я не упала в обморок, не испугалась, а подумала зло: “Ну, Бетти, накаркала, зараза такая.”

Сверху раздалось: “Карр, карр, Каррлуша”. Я задрала голову. Среди переплетения старых нижних ветвей ели прыгала большая ворона, тараща на меня фиолетовый глаз.

— Ты, значит, накаркала, — скала я тоненьким простуженным детским голосом. — ну вот, еще и ребенок. — вслух прошипела я. И вытянула вперед тонкие в царапинах и цыпках руки. Посмотрела вниз на грязные ноги, с шелушащейся кожей на гонели. И быстро изучила собственное тело. Ну да, я — ребенок женского пола, без выраженных половых признаков, грязный, с явным дефицитом массы тела, лет девяти-десяти. Стою под очень старой большой елью, утопая босыми ступнями в мягкие перепревшие иголки, а там, где заканчивается плотный каскад еловых веток лежит снег. И холодно, черт возьми. “Ну Бетти, вот встретимся, я тебе все выскажу” — зло подумала я, и добавила — “Только бы не девятый мир”.

В этот момент мне на обнаженное тело капнула холодная вода и привела меня в чувство. Стоять под елкой в голом виде, когда на улице мерзкая снежная хмарь, это прямо слить себя на первом же этапе игры. Я прислушалась и принюхалась: ну не может быть такого, чтоб никаких шансов на жизнь, да? Откуда то тянуло дымом, значит люди недалеко, затем я услышала конское фырканье. И попыталась продумать план спасения. Но в этот момент противная Карлуша снова каркнула и попрыгала на ветке у меня над головой, обрушивая холодный душ.

— Карлуша хорошая, давай, давай — проскрипела ворона голосом похожим на старушку Еву, и я поспешила выскочить из под елки прямо босыми ногами в снег.

Вокруг стоял туман. Впереди в тридцати метрах топтались невзнузданные лошади. И я потопала прямо по снегу к ним. Сначала ноги обожгло, а через десяток шагов стало ломить от холода. Не из бани на снег то вышла. Ближайшая животина вскинула голову и всхранула. А я, как учил меня незабвенный Алексей Иванович, подбежав к лохматой скотинке, похлопала ее по шее. Лошадка приветливо покачала головой, отступила, пропуская меня вовнутрь лошадиного косяка. Заиндевелые лошадки разошлись, открывая мне вид шатра, походивший на чум или остроконечную юрту. Еще несколько таких же юрт тонули впереди в тумане. И ничего кроме собственного дыхания, стука зубов и фырканья коней слышно не было. “Чум это хорошо”, — подбодрила себя я, понимая, что рискую нарваться на людей, и если они примерно такие как в девятом мире, мне кранты. Но, трястись голой на снегу не было никакой возможности, и я, прижимаясь к шершавой шерсти войлока стенки юрты, брела, в поисках входа вовнутрь.

Вход нашелся: припорошенный снегом лапник. Значит люди не выходили на улицу часа два, а то и три. Молочный свет, подсказывал, что было или раннее утро, или сумерки вечера. Я встала на коленки, приокрыв накинутый на вход войлок, разглядывая, что там внутри юрты. В лицо мне дыхнул задымленный воздух, самое главное, что теплый. Я проскользнула вовнутрь и прижалась к стене юрты, стараясь с ней слиться. Пол был устелен потертыми шкурами, посередине в большой медной жаровне поблескивали красноватым светом прогоревшие угли. Глаза привыкли к темноте и я стала разглядывать обстановку. Интересовала меня прежде всего хоть какая-то одежда, или на худой конец шкуры.

Юрта была не большой, скорей какой то походный шатер, а не жилище кочевника. За жаровней, напротив меня высился какой то короб или сундук, а за ним лежала груда тряпья. Рядом со мной стояли плетеные короба, корзинки, мешки и связки чего-то тряпичного. И я, как заправская мышь, полезла осматривать, не найдется ли для меня что-то полезного. Тельце мое тряслось, зубы выбивали чечетку, мокрые ледяные ноги едва-едва чувствовали заваленный шкурами пол. Подобрав какую то вонючую шерстью хламиду, накрылась ей и на четвереньках поползла к коробам. Старалась не шуметь, прислушиваться к звукам вокруг. За стеной юрты было слышно дыхание коней, где-то подальше несколько раз тявкнул пес, прозвенело железом. Я приоткрыла плетеную крышку первого короба. Пошарила. Какие-то мешочки. Сунула нос. Пахло залежалой крупой и мышами. Поползла дальше. В третьем по счету коробе обнаружила тряпки. Выудила отрез ткани, больше похожей на марлевку, шириной в полметра и длиной метра два. Обмотала им вокруг туловища, заправив конец как банное полотенце. Примотанная к костлявому телу ткань дала немного тепла. Я зашарила снова внутри короба, натыкаясь на мотки шерсти, нашла еще пару отрезов ткани. Один, относительно мягкий, небольшой ширины, снова намотала на талию, как кушак. Если что, хоть портянок наделаю, не голыми ж ступнями по снегу бегать. Выудила еще небольшой моток шерсти и решила надеть на шею. Если выживу, пригодится, носки свяжу в конце концов. Начала наматывать на шею и тронула какой то шнурок, пощупала. На коротком кожаном шнурке, почти под горлом болтался подаренный Евой кабошон. Удивилась, но раздумывать не стала о причудах своего попаданства. Потом подумаю, а сейчас надо одется. В следующем коробе-корзине оказалась какая то железная домашняя утварь, я зашарила на ощупь, что там? Довольно громко звякнула железками. Замерла, прижавшись к боку короба. С противоположной от меня стороны юрты послышалось бормотание. Такс, значит я тут не одна. Прижавшись к просвету между коробами, пыталась разглядеть кто там на противоположной стороне. Но в темноте, ничего кроме темной кучи за жаровней не разглядела. За пологом заржала лошадь.

С кучи слетела шкура, сел довольно крупный человек."Смотри какой резкий, вот только спал, и уже раз и встал" — отметила я. Снова заржала лошадь, гулко подвывая залаяли псы. Человек откашлялся, кинул на угли хвороста и начал натягивать одежду, бормоча незнакомые слова себе под нос. Вспыхнувший на жаровне костерок, осветил юрту. Напротив меня натягивал одежду длинноволосый мужик. Он одел какую то обувь, встал, вытащил из кучи тряпья в котором спал пояс. Звякнул железом, потянулся. Накинул на себя курску с косматой длинной шерстью, пошел на выход. Ростом почти под два метра, широкий в кости, в своей шерстяной одежде напомнил мне медведя.

За стенами юрты явно что то происходило: слышались голоса, бренчало железо, лаяли собаки и волновались лошади. Но я, поняв, что осталась одна и получив источник света, стала рыться в скарбе, пытаясь как можно быстрей одется. Промышляла я скорей всего в походной юрте купца, большая часть юрты была как раз завалена и заставлена различными товарами. Нашлись женские украшения, посуда, вязки стрел, ножны и мечи, завернутые в холст, горшки с залитыми воском крышками. Было бы у меня достаточно времени в запасе, я бы с удовольствием прибарахлилась на этом складе. Но шум за стеной юрты нарастал, голоса становились встревоженными. А одежды не находилось. В конце концов, я нашла тюк явно с мужскими вещами большого размера. Необъятные портки на завязках, в которых я могла поместиться вся причем в одной штанине. Рубаха, почти мне до щиколоток. Валяные чуни.

Я напялила штаны. Затянув ремень под мышками. Длинные брючины завернула и завязала нижние тесемки под бедрами. Подумала, что не мешало бы потом прихватить их изнутри какими то подтяжками. У меня получилось что то типа брюка-юбки невероятных размеров. Широченные, двойные, неудобные. Натянула тонкие валянные чуни размера этак сорок четвертого. Нашла ремни, обмотала стопу и голень, прижимая неудобную обувь к ноге. Сверху натянула рубаху, разрез ворота которой спустился мне почти до пупка. Выдернула пояс под ножны из короба с оружием и обернув им себя два раза, завязала на талии. Все, по крайней мере одеждой себя обеспечила. Судя по шуму на улице люди ждали нападения, или к ним приближался кто то еще. Я слышала как выводят лошадей, раздаются команды, лагерь гудит напряженными человеческими голосами. Это заставило меня рыться в вещах быстрей. Я нашла мешок с двумя лямками и стала уже осознанно толкать в него нужное. Небольшой нож с ножнами, запечатанный горшок, мешочки чего то из первого короба. По пути наткнулась на небольшой короб, в котором нашлась девичья одежда. Красная, с оторочкой белого меха. Явно для богатой дамы. Мне она была большой, но все же меньше, чем мужские портки. Но из этого корба я взяла только расшитую нательную рубашку и сапоги, и тонкий плат насшитый блестяшками и камнями. Кинула все это в свой мешок, и поползла на выход. Жадность фраера губит, как известно, так что злоупотреблять и подвергать себя опасности обнаружения не стала.

На улице была какая то нездоровая возня. Мелькали в тумане фигуры людей, звенело железо. Лохматые лошадки тоже куда то сбежали. Ну и я решила: “нечего тут делать, еще попаду под раздачу”, и поспешила вернуться в лес.

Лагерь стоял у изножья горы, заросшей старыми елями и каким то кустарником. В метрах ста от кромки поляны с разбитыми юртами возвышался небольшой скальный останец, вот туда я и направилась. Видно с него будет далеко. А большая ель рядом, с ветками спускающимися до самой земли — отличный природный шалаш. Мой странный наряд грел довольно хорошо, да и температура на улице стала подниматься. Снег подтаивал, и я старалась наступать на чистые от снега места, чтобы оставить как можно меньше следов. Через полчаса, заползла под полог ели, предварительно тщательно замаскировав следы на останце. Все таки это было утро. Стало намного светлей, но туман, все еще плотно лежал над поляной, или точней сказать долиной, и из него выглядывали редкие макушки деревьев, так что разглядеть, что там творится внизу, возможности пока не было. Доносившиеся снизу звуки никак не конкретизировали обстановку, и я решила обустроить свое лежбище, а не тратить время на бесполезное пока наблюдение.

Вырыла в прели старой хвои под елью гнездо, так, чтобы свернувшись в позу эмбриона полностью в него влезть. Прель тем хороша, что в ней сохраняется постоянная температура под слоем верхних иголок, где то около плюс десять, плюс пятнадцать градусов. Вот я и копала, а чтобы тепло не уходило в никуда, соприкасаясь с холодным воздухом, насобирала лапника и выстелила им яму. Теперь, свернувшись калачиком, укрывшись снова лапником и накинув тряпье, можно было спать, без риска замерзнуть и не проснуться.

Мое убежище, за спускающимися к самой земле ветвями старой ели, разглядеть было невозможно. Оставалось надеяться, что никто не учует мой запах, собаки, например, или живность какая.

За пологом моего импровизированного шалаша рассветал день. Задул легкий теплый ветерок, и туман над долиной начал таять. Однако, прежде чем выползти на свой наблюдательный пост, я решила привести в порядок мою одежду. Чуни, примотанные к ногам ремнями намокли от снега. Ноги начали замерзать. Я стащила с себя рубаху, размотала узкий отрез ткани, которая работала пока кушаком, и нарезала из него четыре портянки. Это целое искусство правильно намотать портянки, чтобы не натереть ноги при ходьбе. Практически недоступное для тех кто привык жить с одноразовыми носками. Науку эту, спасибо Еве и Бетти, изучила на курсах выживальщиков. Обмотанные портянками ноги засунула в те самые сапоги, которые утащила из сундука знатной дамы. Сапоги были хорошие: мягкой кожи, с вышивкой, но почти на четыре размера больше моей ступни. Долго размышляла, что засунуть в носок, чтобы нога сидела плотно. В конце концов решила уплотнить обувь белым мохнатым мхом, наподобие ягеля. Собрала его со ствола моей елки и старых ветвей. Мох отличный антисептик, влагу хорошо впитывает, жаль есть его могут только олени, мне вот в еду никак не подходит.

Подумала, насобирала мха про запас, плотно скатала и завернула в остатки полотна. И рану обработать им, и для других санитарных нужд. Промокшие чуни пока развесила на ветках ели. Из этой обуви мне можно было выкроить две пары, а из портков двое брюк и еще юбку. Вот только кройкой и шитьем в гнезде под елкой не позанимаешься. И все таки со штанами надо было что-то делать. И я решила их хотя бы порезать по длине. Сначала не снимая портков, развязала завязки вокруг бедер, удерживающие низ штанин. И отрезала ножом брючины внизу у щиколоток. Теперь у меня появилось две трубы из ткани, вполне могущие заменить юбку. По крайней мере мои тощие бедра в отрезок брючины поместились. Ну что ж, тоже прибыль. Могу сшить себе кое какую одежду. Однако отрезанные лишние штанины проблемы не решали. Портки были в четыре раза шире, чем нужно, и то, что прикрывало филейную часть их прошлого хозяина, было просто примотано поясом и завязками к моему телу. Между прочим складки, собранные подмышками, мешали двигать руками.

Мозг отчаянно работал, в попытках придумать как же мне из этого богатства ткани сделать более менее одежду, не имея иголки с нитками, сидя в гнезде под елкой? Я перебирала в голове все те мастер классы, которые проходила за несколько лет. Ну вот должно же было быть что то такое? Проблема в том, что для любого из ремесел нужен был инструмент. Спицы, иглы, ножницы. Ну ладно, ножницы заменить можно ножом, хотя он прямо скажем туповат, спицы из палочек выстрогать.

Так, что у меня в загашнике из знаний есть? Плетение разное, из бумажных трубочек, веток, иголок сосны. Все не то. Что еще? А вот, вязание крючком. Скрепить два куска ткани обвязкой крючком можно. Нарежу тонких полосок из лишней ткани вместо ниток, а крючок вырежу своим ножом из… Из чего? В голову полезли всякие крючки, которые делают выживальщики: рыболовные из смолы, костей рыб, колючек боярышника. Снова не то.

Вывалила из собранного в юрте мешка барахло, на застеленную отрезанную штанину. Богатство прямо скажем ни о чем. Горшок с чем то, мешок с…, кажется это горох или что то подобное, во втором мешочке опять крупа какая то. В третьем оказалась серая соль, совсем немного, может со спичечный коробок. В еще одной тряпице снова какие то семена, на редис похожие. К тряпкам и еде я умыкнула медную совсем крохотную чашку-пиалу, ложку деревянную, а тот женский платок оказался украшение типа монисто. На сетку из ниток нашитые кругляши из желтоватой жести и висюльки из каменных бусин. Честно говоря сомнительная красота.

Нож короткий, тупой, из черного железа, с лезвием под сорок пять градусов, как у канцелярского ножа. Ну еще расшитая нательная женская рубаха. И все.

Глядела я на эти сокровища, и вспоминала, как мы втроем обсуждали попаданцев из книг. Что ни попаданка, то как минимум прынцесса, или все принцы ее, и дом есть и…, а у меня двенадцать блестяшек на сетке, один недо нож, глиняный микро горшок, семена, пованивающие мышами, и портки в четыре раза больше меня. Хотя есть еще мокрые чуни, кусок ткани, которым тело обмотано, связка шерсти на шее и сапоги. Почти рояль. Есть у меня волосы, нечесаные, грязные, но длинные, и голова на плечах. “Так, так, так. Ну вари голова, как крючок для вязания сделать” — посоветовала сама себе.

Я попробовала согнуть блестящую монисту. Руками никак. Да и что этими ручками можно сделать? Они же слабенькие совсем. Кое как отрезала от сетки один кругляш. И начала рассуждать: “Чисто теоретически можно согнуть, если долбить камнем по нему. Метал мягкий должен быть, судя по качеству ножа тут высококачественной металлургией не пахнет. Бронза или не чистый сплав меди, пусть и толстая мониста, с миллиметр толщщиной, но скорей всего согнуть можно. Долбить, это шуметь, можно нож поставить и по нему стучать, а чтоб не шумно было тряпкой обмотать ручку ножа. А голова то молодец, все помнит, мыслить умеет. И я тоже ничего, и Ева молодец, и Элизабетт. Хотя Бетти вряд ли молодец, кажется мне, что именно она удружила с такими условиями моего попаданства. От слова"Попа". Так, а вот этого не стоит, надо не о Бетти думать, а о том, как тельце свое относительно нормальной одежкой прикрыть. И о том, что твориться вокруг забывать не стоит”.

Я аккуратно сложила свои пожитки в мешок, оставив нож, отрезанную штанину и один медный кругляш. Снова оделась, подвязалась, обрезанные широкие штаны примотала к ногам ремнями, которые раньше удерживали чуни. Так себе конструкция, но хотя бы в ткани не запутаюсь. Тщательно прикрыла свое гнездо с мешком, и поползла на выход из елового шатра.

Доползла я до края каменного останца. И восхитилась открывшемся видом. Скальный уступ, на котором я обосновалась, был частью поднимающегося горного хребта. Прямо под ним располагалось поле, окаймленное могучими лиственными деревьями, сейчас стоящими с голыми ветвями. Все таки или ранняя осень или весна. Поле было частью большой долины, которая с трех сторон была огорожена горными хребтами. И чем выше поднималась земля, тем чаще по склонам росли темные ели или какие то другие хвойные деревья. Зеленый у подножия лес, где то с середины хребта становился белым от снега. Снег, который лежал в тот момент когда я очнулась в этом теле, по большей части уже растаял, оставались лишь небольшие белые пятна в ямах. Справа от меня, поднимался еще один горный отрог. Перед подножием этого отрога, бежала речка. Судя по размытому руслу, больше проходившему на ущелье, и выбеленными россыпями округлых камней, речка имела буйный нрав, и видимо регулярно переполнялась. Как это обычно бывает у рек, берущих начало в горах, которые после хорошего ливня или с началом таяния снега из мелких ручейков превращались в буйные бурлящие потоки. Теплело, снег таял и река прямо на глазах набирала силу.

Место, в котором я оказалось было красивым, примечательным и обжитым.

Во-первых, насколько я могла увидеть вдоль долины, зажатой между гор шла самая настоящая широкая дорога, кое где вымощенная камнем. Во-вторых, поле которым заканчивалась долина было поделено на несколько частей. В одной части поля, огороженной забором из жердин на молодой зеленой траве паслись лошади. Прямо подо мной стояли те самые шатры чумы, ближе к речке стоял добротный рубленный дом с каменными трубами, рядом несколько небольших домиков, навес, хозяйственные постройки, эти условно капитальные строения были огорожены валом с частоколом. Над широкими створами ворот — деревянный помост и две деревянные вышки по углам. Несмотря на то, что все строения были из дерева, выглядело это как самая настоящая крепость. Прикрывала крепость мост через ущелье, по которому сейчас бежала река. К мосту подходила мощенная в этом месте дорога. Напротив крепости широкая отсыпанная галькой площадка, где стояли какие то телеги и повозки. Чуть дальше расположили длинные навесы, накрытые какой то черной травой. Примечательной была конструкция по обеим сторонам реки. Это был самый настоящий разводной мост. Я выползла на свой наблюдательный пункт именно в тот момент, когда мост начали разводить. На этом и на противоположном берегу реки вращали большие деревянные колеса пара лохматых быков. Канаты привязанный к частям моста, наматывались на барабаны и конструкция из трех балок с настилом ползла по бревнам, уложенным поперек дороги. Как уж они назад все это затаскивают, было непонятно.

На остальной части поля стояли отдельными группками караваны. Тот шатер, который под утро обчистила я, был в составе богатого обоза. Юрт было целых семь штук, несколько добротных крытых тентами телег, напоминавших транспорт переселенцев Америки. В других караванах были разные транспортные средства, одноосные и двуосные повозки, шарабаны и арбы с колесами почти в два раза больше длины телеги. “Ну что ж” — подумала я, — “Хотя бы изобрели уже колесо, и транспортная сеть у них есть”.

Внизу было довольно шумно. Где то стучал по наковальне молот, значит тут была какая то ремонтная мастерская. Ржали лошади, мычали быки. Лагерь перед переправой проснулся и жил многоголосой дорожной жизнью. В долине по извилистой дороге, ползли путешественники. Скоро эта придорожная парковка заполнится, ожидая, пока переправа снова заработает. А для меня такая суматоха и столпотворение совершенно разных людей давало прекрасную возможность прибарахлится, изучить местных и возможно к кому то прибиться. Странности одежды, неумение говорить, можно списать на свое иностранное происхождение. Кто тут проверит? Осталось только понять, как тут относятся к беспризорно шатающимся детям.

Солнце стало припекать, я вытащила из под елки промокшие чуни, развесила их на солнце. Сама выбрала местечко среди камней, так чтобы видеть лагерь внизу и свое убежище, чтобы если что, быстро ретироваться под елку. Хотя, даже если кто то найдет шатающегося в лесу худющего подростка, вряд ли сочтет за злодея.

Среди путешественников дети и женщины встречались. Одеты люди были по разному. Одни женщины носили что-то похожее на кимоно со штанами и платками на голове, другие таскали многослойные юбки в основном серого, грязно-зеленого и коричневого цвета. У большинства на голове были платки, у парочки увидела шапки, наподобие шутовского двухрожкового колпака. Дети в основном бегали в длинных подпояснаных рубахах и штанах. А вот девочек в юбках я не заметила. Еще заметила в стороне, где стояли накрытые черной травой на весы, узников. Люди были разные по возрасту и полу, в потрепанной одежде. Сидели в загоне, как скот, у ограды загона на привязи бегали черные лохматые псы. В душе шевельнулся колючий страх — главное остаться свободным человеком. Рабство, это не для меня.

Но пока надо было привести себя в порядок, так чтобы не выделяться чужими огромными портками среди толпы. И я принялась за работу. От поваленного серого остова ели отколупала длинную сухую щепу. Сырые прутки на крючок не годились. Кое как из шепы сделала несколько небольших деревянных шпажек. Парочку заострила, на одной попыталась вырезать крючок. Но нож был тупым, а руки вообще ничего не умели. Да, вот так. Никаких тебе супер навыков прошлого хозяина тела, памяти там. Ровным счетом ничего. Спасибо на том, что ходить могла, руки ноги слушались, хватательный рефлекс выражен. Девочка в прошлом руками ничего не строгала. Так что пришлось учить саму себя правильно держать нож. Его тупизна была даже на руку, я ничего себе с первого раза не повредила.

К середине дня тело потребовало еды. Снизу от людского лагеря доносились аппетитные запахи жареного мяса, и мое явно недостаточно питавшееся раньше тело пустило слюну и заурчало животом. Горох, что ли из мешка пожевать?

Я вернулась в свое убежище, достала мешок с горохом, соль и запечатанный горшок. Положила щепоть соли на язык, рассосала. Закинула пару горошин. Разжевать твердые горошины не получалось, только раззадорила аппетит. Размочить что ли его? За несколько часов даже в холодной воде горох разбухнет. Хоть смогу пожевать. Стала расковыривать запечатанный горшок, надеясь, что там что то съедобное. Не зря же это стояло в коробе рядом с крупой? Притертая и запаянная воском крышка отковыривалась очень плохо, но я справилась. Внутри оказались самые настоящие энергетические батончики. Верней та смесь, из которой они делаются в нашем мире. Мелко нарезанные сухофрукты, орехи перемешанные с густым медом. Сюдя по всему очень дорогое лакомство, вон как купец прятал, с собой в шатер забрал.

Я зачерпнула смесь своей ложкой, положила в рот и рассасала. Вспоминая опять курсы выживальщиков и свой собственный медицинский опыт. Жевать медленно, давая возможность телу насытится в процессе еды. Организм обезумел от такого количества фруктозы, белков и углеводов, выдал в кровь эндорфинов и меня залило счастьем. Я медленно смакуя сладкую массу, съела четыре полных ложки. Затем закрыла горшок, и запрятала его в своем гнезде, прикрыв нательной расшитой рубашкой. Все ценности надо пока тут складировать, а не таскать с собой.

Я снова заняла свой наблюдательный пост, и принялась, посматривая за жизнью стоянки, мастерить оголовье крючка. Поставив посередине золотистого кругляшка нож, ударила несколько раз по ручке камнем. Нашуметь не боялась, гомон лагеря разносился далеко вокруг, врятли кто то вычленит в шуме мой скромный стук.

Мониста слегка прогнулась по выбоине. Я отыскала трещинку среди в камне, чтобы поставить монисту на ребро. Несколько раз ударила камнем по боку, загибая кругляш пополам. Дальше дело пошло веселей. В согнутую почти попопам монисту, вставила оструганную заготовку ручки крючка. Обстучаса камнем несколько раз, зажимая импровизированный наконечник. Самое сложное было впереди. Полукруг на конце палки крючком конечно не был. Надо было или сгибать кончик, или отрубать. Я решила вырубить лишний металл. Хорошо, что железо ножа было тверже, чем материал монисто. Плохо, что работала я с мелкой деталью, а руки, непривычные к такому труду слушались не очень хорошо. Идеальные ручки-крючки. пПосле получаса неуклюжих попыток и отбитых пальцев, добилась своего. Злилась при этом изрядно. Вот голова знает как делать, а руки не слушаются.

Однако терпенье и труд, все перетрут. Через час, на конце щепки красовался довольно грубый наконечник крючка, с острыми краями и носиком. Я засела шлифовать неровности и заусенцы, шаркая свой грубый инструмент по камню. На вид мой крючок больше походил на гарпун, был далек от идеала, но свою функцию прокола и поддевания вязки выполнить мог. Потом пришлось точить нож, за неимением инструмента снова шаркая лезвие по камню. Идеально режущей кромки конечно не сделала, но сделать надрез на ткани чужих штанов уже могла. Нитки, которыми были сшиты штаны резались намного хуже.

Подготовка инструмента заняла много времени, почти полдня. Я успела снова проголодаться и помучаться жаждой. Вода была, в выбоинах камня, но полчаса мучаясь от жажды я боролась со своим прежним воспитанием. Пить сырую воду из лужи? Там же живет всякое. В конце концов, я пересилила свою неуместную брезгливость, договорившись с собой, что как только представится случай обязательно найду способ избавить себя от паразитов, начну кипятить воду и мыться.

Работая над своим инструментом, я все время поглядывала на крепость и лагерь. Примечая, где что находится, и продумывая, где и что я могу умыкнуть из съестного. Прогретый солнцем воздух ускорил таяние снега, выпавшего накануне, и река заполнила всю ширину ущелья. Народ, понимая видимо, что придется проторчать у переправы несколько дней, устроил импровизированный рынок. Люди в основном шатались между рядами, присаживались к кострам, разговаривали. Ограбленный мной купец поставил зазывалу, который уговаривал фланкирующих между стоянками людей заглянуть в шатер. Наблюдая, я поняла, что посещали этот шатер люди не бедные. Торг у купца шел бойкий, его работник даже привел большого лохматого коня, выторгованного в обмен на какой то короб. Нередко из шатра люди уносили горшочки с медовыми сладостями. Этих я провожала недобрым взглядом, так как планировала прихватить еще парочку горшков для себя.

Долго раздумывала как мне переделать одежду. Самое простое было просто ушить штаны. Во первых, количество швов, которые надо сделать в этом случае намного меньше, во вторых, не надо кроить сложные конструкции. Я разложила порты на земле. Распустила боковые швы. Промеряла шерстяной ниткой охват таза и охват бедра. Накинула десять сантиметров и безжалостно отрезала с боков ткань. На уровне своего пояса убрала с боков лишнее, в результате у меня получилось что-то напоминающее детский комбинезон ползунки. Из одного куска ткани, отхваченной сбоку штанины, я нарезала тонкие шнуры. Стащила с себя моток шерсти, решив пожертвовать часть скрученной нитки на боковые швы будущих штанов.

Но для начала к одному краю будущего бокового шва штанины, навязала крючком воздушные петли из тканевого шнура. Чувство прекрасного мне было не чуждо в прошлой жизни, как и практичность. Я решила, что мои будущие штаны должны уметь расширяться на пару размеров. Мало ли что поддеть под низ придется. Для реализации этого плана я по сути взяла за основу традиционную одежду североамериканских индейцев и модные штаны для спортивных занятий со шнуровкой по боковому шву. Вот я и привязывала к краю ткани петли, в которые потом можно вдеть шнурок, и затянуть брюки до той ширины, какая мне понадобиться.

Инструмент конечно у меня был аховый, моторика рук тоже. Это в моем мире развивать мелкую моторику начинали с раннего детства, ученые умы увязывали ловкость пальцев с развитием головного мозга, но этим конкретным телом, в которое вселилась я, никто не занимался, поэтому мне пришлось учить саму себя работать крючком. Неумение помноженное на ужасный инструмент выводило из себя, но я пыхтела над поставленной задачей, сантиметр за сантиметром навязывая на край ткани петли. Поймала себя на том, что от натуги пытаясь языком достать собственный нос. Вот это да, да я просто какой то питекантроп, маугли. Пришлось следить не только за тем, что делаю руками, но и за своим лицом.

Первые тридцать петель делала долго, затем пальцы привыкли к новым навыкам и дело пошло быстрей раза в два. Вторая брючина тоже обзавелась боковыми петлями. Следующие шестьдесят петель, привязанных переднему полотну штанин сделала еще быстрей. Затем вывернула наизнанку штаны, скрепила боковые швы суровой шерстяной ниткой. Получилось, ну уж как получилось. Примерила — по крайней мере это уже штаны почти моего размера, ничего не мешает двигаться. Воодушевленная первым успехом, я обвязала крючком бока и пояс полотнищ комбинезона. Приделала в районе талии несколько петель под подвязку. Привязала на спинку лямки. Осталось только придумать как эти лямки крепить спереди, да так, чтобы они в процессе движения не спадали. Навязала на переднюю часть петли, а лямки банально завязывала к ним как шнурки. К вечеру у меня были самые настоящие штаны на лямках. Почти по моему размеру. Пожалуй портила вид только ширинка, которая болталась у меня разрезом в районе несуществующей пока груди. Удовольствие от хорошо проделанной работы портил голод. Единственное место, где можно было раздобыть еду было внизу, в людском скопище. Штаны теперь у меня были, а вот рубахи нет. Солнце клонилось уже к закату, и ушить так же как штаны рубаху купца я бы не успела. Решила натянуть под низ комбинезона шитую девичью рубашку, красоту будет за комбинезоном не видать, только рукава и часть головины. Примерила, оценила. Слишком белая, и рисунок яркий, привлекать будет. И решила из отрезанной брючины соорудить по быстрому накидку. Всех дел — распустить шов, и под горло подвязать завязкой которая раньше подвязывали низ брючины. Одела придуманный наряд. Накидка конечно так себе, но зато шитье рубашки скрывает. В сумерках, да в огнях костра ничего не разглядят.

И засобиралась посетить людской лагерь, чтобы разжиться чем то съестным. Свои сокровища сложила в гнездо, прикрыла лапником. Оставила горшок, мешочки с крупой, отрез ткани. Отрезала от монисто два кругляша. Вдруг это местные деньги, может выменяю на что нибудь полезное. Сложила еще в мешок миску, ложку, нож и обрезок брючины. Чтоб не таскаться с абсолютно пустым мешком, привлекая своей нищетой чье то внимание.

Перед отправкой в придорожный лагерь я решила умыться и прибрать спутанные нечесаные волосы. Расчесать мне их было нечем. Но попытаться сплести хоть какую то косу, убрать под бандану, я попробовала.

Умывалась из лужи, надеясь, что на самом деле не просто размазала по лицу грязь. Рассмотреть себя было не где. Ну, буду считать что в сумерках мой внешний вид никого не напугает.