Исповедь на подоконнике

Ева Таксиль, 2023

Они были счастливы- безбашенный Ванька Есенин, саркастичный Женя Чехов, спокойный Сашка Булгаков, замкнутый Витя Базаров и доброжелательный Адам Коровьев. Их жизнь продолжалась, их дружба углублялась. Вот только, в этой глубине стояла настоящая темнота. Та самая, что мелькает перед глазами, когда самые близкие люди открываются с неожиданной стороны.

Глава 2. За работу.

— Меня приняли!

В кухне раздались крики, аплодисменты, Базаров бросился к другу пожимать руку и хлопать по спине, Чехов довольно закивал и в привычной циничной манере произнес:

— Ну все! Взрослая жизнь! Остается жениться.

— Я собираюсь, я же не Есенин. — Коровьев довольно пожал плечами.

Адам весь сиял, щеки приобрели яркий красный оттенок, а глаза приятно светились амбициями и желанием что-то делать. Все его тело говорило невозможности стоять на месте, оставалось лишь двигаться к далеким мечтам. Только что он вернулся с собеседования в оркестр в один небольшой, но известный в некоторых кругах театр. Парень понимал — это лишь начало, но и к нему нужно отнестись с ответственностью, ведь может не случиться и продолжения. Ужасно радовало, что наконец-то можно работать по специальности, а не подрабатывать на всяких неинтересных профессиях за копейки.

— Слушай, ты следи за речью! На меня девочки вешаются. А на тебя только Бегемот, когда ему Сашка на хвост наступает. Задумайся.

— Я не сомневался, что у тебя получится. Ты — талант. — прервал язвительного товарища Базаров.

— У меня образование Гнесинки, меня куда угодно возьмут, парень. Но спасибо.

— А я, кстати, тоже хочу устроиться куда-нибудь! — выпалил Есенин, потрепав себя по волосам.

Парни замолчали, глядя на друга-разгильдяя в упор. Есенин и работа казались чем-то таким отдаленным…

— Зарабатывать хоть копейку хочется. Нашел уже пару волонтерских программ.

Молчание стало еще более напряженным, но его прервал громкий вопль смеха Чехова и короткий кашель Коровьева, после которого тот ласково продолжил:

— Ваня, послушай…

— Стой, стой. Не говори ему. — начал барабанить по столу Женя, напоминавший мальчика, который позвонил в дверной звонок и убежал.

— Он зря время потратит, Чехов.

— Ваня по определению тратит время зря. — пожал плечами Базаров. — За волонтерство не платят.

Наверное, Витя изменился сильнее всех за эти полгода. Вместо робкого комочка, что не мог сказать ни слова, боясь осуждения, за столом сидел уверенный в себе, красивый и достойный молодой человек. Он знал, что хочет от жизни, уверенно шел к цели. Не потерял Базаров, правда, прежнего спокойствия, вечеру под громкую музыку предпочел бы тихую прогулку по улицам Москвы с Булгаковым — своим лучшим другом.

— Я вас проверял. — насупился Есенин и закашлялся. — Неплохо было бы в бар какой-нибудь, паб.

— Я могу тебе помочь. У меня есть связи с кем нужно, я могу замолвить пару слов. У тебя готово резюме? — Булгаков наклонился, Есенин быстро кивнул. — Отлично. Дашь почитать?

— Еще чего! Может, раздеться еще? — вскинул руки Ваня. — Не надо учить меня жить!

— Ты неисправим. Собирайся.

— Сейчас?! Мы с Чеховым хотели на дуб залезть. Может, вечером?

— Вот в резюме дополнишь, что по деревьям ползать умеешь, а сейчас собирайся. — Саша хлопнул по плечу Есенина и накинул короткую черную джинсовку.

На улице свежо, только что прогремел октябрьский ливень, капал лишь небольшой дождик, солнце еще не собиралось вылезать из-под одеяла нежных туч. Все вокруг было пронизано влагой, она словно даже оседала на руки, и волосы Вани быстро стали кучерявыми, густыми и пушистыми. Кажется, перебирая их, он даже забыл, куда направляется, ведь в метро по привычке чуть не сел в сторону центра, где находился университет. Сашка, смеясь, оттянул Ваню на нужную платформу. В метро горели приглушенные фонарики ламп — на «Улицу 1905 года» коварные руки технологичных перестроек не дошли, и, надеюсь, не дойдут.

Булгаков потушил сигарету около небольшого, но, очевидно, очень симпатичного бара и кинул ее в неглубокую лужу.

— Есенин, жди меня здесь. Приготовь документы.

— Какие документы?

— Ваня, паспорт, резюме. — повернул в его сторону голову Булгаков. — Ты же взял документы? — он начал грозно надвигаться к другу.

— Взял, взял. Только они дома.

— Господи, Есенин, в кого ты такой дурачок? Я попрошу Витю донести их до «Улицы», поехали назад.

Есенин стыдливо спустился вниз, потирая рукав. Неприятно, что заставил друга тащиться в такую даль, а еще неприятно, что его всегда выставляют дураком или просто легкомысленным. Ваня сложил руки на груди и молча уставился в стену, поджав брови.

«Почему они так со мной? Я же все делаю, чтоб меня любили», — думал он, слушая рокот колес и возмущенные вздохи Булгакова.

Витя, смеясь, передал документы, и все повторилось заново: поезд, вздохи и ужасные мысли, что, может быть, его никто и не любит в этом мире.

— Саш, вы меня любите хоть немного? — пропустил пару кашлей Ваня, не смотря в сторону друга.

— Мы тебя обожаем.

«Однажды я должен был понять, что все меня обожают, но никто не любит», — пронеслось в голове парня, из-за чего тот сильно напрягся.

— А что?

— Ничего. Просто спросил. — усмехнулся Ваня горькой и тяжелой ухмылкой.

И снова Булгаков и Есенин стояли напротив деревянных дверей бара, первый снова убеждал второго заготовить бумаги, молча стоять и ждать возвращения товарища. У Хеттского не было сил пререкаться, слишком сильно глубокие мысли лишили желания вообще что-то говорить. Да, в принципе, сейчас-то их и не было в голове — они прятались в груди комком тревоги, растворяющимся так же быстро, как и появившимся. И через две минуты Есенин снова улыбался, стучал ногой по асфальту и курил сигарету. Булгаков коснулся его плеча, указал в сторону дверей, а Ване и объяснять не нужно: спокойно пошел внутрь.

Не прошло и пяти минут, как Хеттский вышел, вытягивая из пачки новую сигарету. Саша поджал брови и подошел к беспечному товарищу.

— Ты так быстро?

— Меня не взяли.

— Странно… У нас еще четыре бара, погнали.

Ваня, легко подпрыгивая, пошел следом, наступая на лужи полной ногой, заставляя воду заливаться в кроссовки.

И снова такой же итог: Саша поговорил с кем нужно, расхвалил своего товарища, а тот вышел через несколько минут, закуривая новую табачную палочку. Булгаков не понимал, что он делает не так, и винил в первую очередь себя: Есенин-то не глупый, выкручиваться и говорить умеет.

— Вань, в следующем план такой, максимально неприятный. — Булгаков поморщился, доставая из кошелька купюры и засовывая в руку товарищу. — Ты понимаешь, что делать, если что-то пойдет не так во время собеседования. Тьфу ты, стыдно самому… — Саша уткнулся лицом в руку.

Но, черт побери, даже этот надежный, как швейцарские часы, план провалился! Булгаков чуть ли не за волосы себя тряс, когда Ваня выскочил и из этих дверей. Однако, хотя бы на десять минут позже чем в прошлые разы.

— Не взяли?

— Не-а.

— А деньги где?

Есенин протянул купюры и мелочь.

— Так, тут не хватает. Было две купюры, теперь больше и откуда-то монеты. Вань?

— Я пива купил. — пожал плечами рыжий. — Вот и задержался.

— Ваня, мне кажется, в тебе проблема.

— Ничего нового… — промурлыкал под нос Есенин.

— Я с тобой побуду на следующем собеседовании.

У Хеттского опять не было сил спорить. Он лишь молча шел по тоскливой Москве, глядя в лужи, поднимая глаза к небу. Где же солнце? Почему его нет? Неужели, начинается ненавистная зима? Под ногами не хрустели, а шикали мокрые листья, испачканные грязью. Булгаков не смотрел в сторону друга, его мысли были дома, в тепле. Перспектива прогулки никогда не радовала, а здесь в такую погоду шляться по всему городу.

Парни спустились в подвал очередного бара, где их ждал менеджер, которому Саша вылил столько рассказов о достоинствах своего товарища. Осечки быть не должно — Булгаков все свои слова пятнадцать раз обдумывал и в жизни, а тут уже и все пятьдесят.

— Здравствуйте. — улыбнулся Есенин, садясь в кресло.

— Здравствуйте, Иван. Можно ваше резюме, будьте добры.

— Конечно. — кивнул парень, протягивая документ.

Менеджер напряг брови, поднял их, попытался скрыть смешок и быстро передал бумагу Есенину после длительного серьезного прочтения, словно он не парня на роль бармена брал, а заключал договор с дьяволом.

— Вы можете быть свободны, извините, но Ваша кандидатура нам не подходит.

Ваня посмотрел на ошеломленного Сашу, тот вытащил его из подвала и потряс за плечи.

— Давай сюда резюме. Что его там смутило? — не дожидаясь ответа, юноша вырвал из рук документ и начал стремительно бегать глазами по тексту, пока не затрясся от смеха.

Есенин смотрел на него вопросительно, долго и серьезно, пытаясь прочесть в глазах отражение того, из-за чего парень так громко хохотал. Булгаков кое-как добрался до барного стула, продолжая смеяться, залез на него, ударил друга по плечу и щелкнул бармену на пункт в меню, ведь прямо ничего сказать не мог, мешал хохот.

— Да что не так, Саша, объясни!

— Подожди… — произнес парень, пытаясь успокоиться, в конце концов, у него это получилось, и он шумно выдохнул. — Смотри. В резюме нужно писать про университет, личностные качества вроде ответственности, а не то, что ты знаешь больше пятидесяти анекдотов про Штирлица, два года жил в степи и выжил после укуса гадюки, Ваня. — последнее слово он протянул, ведь оно перешло в громкий смех. — Ты самый лучший. Давай перепишем и попробуем снова? Одно место осталось. С твоими данными тебя точно возьмут!

— Знаешь, Булгаков. — улыбнулся Есенин, оглядывая глазами огромный клуб, наполненный огнями, железными трубами и незнакомой музыкой. — Я чего-то не хочу больше работать.