Ты моё дыхание

Ева Ночь, 2021

Я студентка с ребёнком на руках. Ради нашего благополучия я готова на всё. Даже поработать уборщицей в сомнительном ночном клубе. Там я встретила ЕГО, мужчину, с которым мы без конца сталкиваемся лбами. Так сталкиваемся, что искры во все стороны летят! Он утверждает, что не имеет привычки помогать девам, попавшим в беду. Но когда мне тяжело, он раз за разом вытаскивает меня из очередной передряги. Опасный, циничный, бесячий. Он не принц и не парень моей мечты, но, как оказалось, без него мне никак. Потому что, когда нечем дышать, он становится моим дыханием…

Глава 10

Софья

Так не бывает. Только не со мной. Слишком хорошо — это значит, что скоро будет очень плохо, поэтому я не верю мужчине, что спокойно, сосредоточенно ведёт машину.

Мне не понятна его забота. Особенно, после показательного фырка, что он девам не помогает. Что это за игры в «помогаю», «не помогаю»?.. Почему он передумал? Есть же для этого причины?

— Софья, перестань придумывать то, чего нет, — прерывает Громов молчание и мои трусливые, скачущие, как кенгуру, мысли.

— Учти: я собой не торгую, — заявляю слишком громко и, кажется, слова звучат истерично, потому что, пока мы молчали, я успела себя накрутить.

— Я учёл. И это прекрасно, — выдаёт он невозмутимо. На нём хоть выспись: большой, спокойный, невозмутимый. Кажется, ему вообще плевать, что я сижу, как на иголках. — Считай, что я Дед Мороз.

— Дохнёшь и заморозишь? — язвлю на нервах.

— Щедрый и раздаю подарки детям. Немного раньше срока, но, думаю, это не критично. Добро ведь не только в Новый год бывает, как и чудеса.

— Не очень ты на Деда Мороза похож, — бормочу, понимая, что меня немного отпустило: я расслабилась и попыталась удобнее устроиться на сиденье.

— В следующий раз надену красную шубу, шапку, нацеплю дурацкую бороду и обязательно красный нос прилеплю.

Я издаю смешок. Ему удалось. Как он может быть таким? Как можно шутить с невозмутимо спокойным лицом?

— Это лишнее, наверное.

— Зато буду соответствовать образу. Чего ради имиджа не сделаешь? — говорит он. Ни тени улыбки на лице. Всё такой же серьёзный.

Голос у него бархатный, приятный. На мой взгляд, не очень вяжется с его внешностью, но отними хоть один штрих — рассыплется картинка, распадётся на отдельные фрагменты, станет чем-то другим, но не Костей Громовым.

Вдруг очень захотелось увидеть его улыбку. Не помню, улыбался ли он мне. Посмотреть бы на искры в его глазах. Смягчается ли его лицо? Есть ли морщинки возле глаз?

— Приехали, Софья, — говорит он, аккуратно заводя машину во двор и останавливаясь у подъезда Михайловны. — Беги домой, Снегурочка.

Кидает на меня взгляд. Глаза у него мерцают из-под ресниц. Смотрит на меня мягко, словно обволакивает, затягивая куда-то слишком глубоко. Туда, где я не умею дышать. Теряюсь. Не знаю, как себя вести и что делать.

Сердце грохочет, как тысячи молотов сразу. Не понятно, почему я медлю, но во мне бурлит такая доза адреналина, что я могу запросто поставить рекорд на стометровке, если вдруг мне приспичит её пробежать.

И тогда я делаю невероятное. То, что разумная Софья Ковалевская никогда бы и ни за что не сделала.

Я показала ему язык. Молча, зажмурив глаза. А когда я их осмелилась открыть, Костя смотрел на меня озадаченно, словно сомневался в моей адекватности.

Боже, какой стыд. Кошмар. Я выскочила из машины, как ошпаренная кошка — шерсть дыбом, глаза навыкате, щёки пылают. И последнее, что я увидела, захлопывая дверцу, — улыбку Громова.

С ума сойти. Съехать с рельс. Провалиться в тартарары.

Лучше б я его не провоцировала. Потому что как теперь развидеть, забыть то, что стоит перед глазами и не хочет уходить?

Он улыбался шикарно и щедро. Улыбка затрагивала глаза, преображала лицо. На левой щеке у Кости ямочка — маленькая и аккуратная, будто нарисованная.

Он другой. И, может, поэтому я мчу подальше от него. Безопаснее, наверное, не знать разного Громова. Не видеть его улыбки, не слышать его голоса. Вообще не узнавать настолько близко. Лучше держаться на расстоянии, но почему-то я всё равно вижу его лицо. Когда поднимаюсь лифтом. Когда открываю дверь и тихонько раздеваюсь.

Михайловна спит. Вовка сопит. Я специально прошлась по спящему дому, успокаиваясь, не зажигая свет.

Телефон в руках оживает — жужжит от входящего сообщения. Я подскакиваю от неожиданности.

«Софья?»

Одно слово — и снова сердце вскачь.

«Я дома» — печатаю трусливо, потому что не хочу слышать его голос.

На цыпочках пробираюсь в кухню, выглядываю в окно. Так и есть — стоит его машина под подъездом. Костя никуда не уехал, ждал, когда я позвоню.

Мигают фары, словно приняв сигнал. Громов уезжает, а я всё стою, как зачарованная, не в силах оторваться от окна. Нужно поспать — понимаю умом, но во мне сейчас столько бурлящих эмоций, что не знаю, усну ли. Правда, становится проще, когда голова касается подушки.

Костя

Девчонка. Совсем как ребёнок. Только реакция на её выходки у меня совсем не невинная. Заводит, заводит до отказа, до предела.

Она ушла, а я понимаю, что улыбаюсь. Больше никаких Толянов рядом. Я точно знаю, что нужно сделать. Возможно, это несправедливо, но кто сказал, что жизнь — это розы? Шипов и колючек гораздо больше, чем благоухающих лепестков.

Тонкие духи. Еле слышные. Я снова об этом думаю, а память услужливо подбрасывает детали: хрупкие плечи, позвонки в ряд. Наверное, мне бы понравилось их трогать. Пересчитывать осторожно. Касаться кожи. Нежная. Я видел синяки на её запястьях.

И она опять не позвонила. В следующий раз проведу её до самой двери, чтобы не торчать тут, как влюблённый Ромео под балконом Джульетты.

Хотелось ещё раз услышать её голос, но я себя победил. Обмен смс — вполне в духе нашего времени. Для начала достаточно.

Я еду домой, а по дороге делаю звонок. Тот, кому я звоню, точно меня простит.

— Не спишь? — уточняю, хоть музыка где-то в отдалении говорит сама за себя.

— Шутишь? Кто спит в такое время?

Андрей насмешливо тянет гласные. У него в городе несколько клубов, и «Лагуна» — пусть и любимое детище, но всё же не приоритет для него сейчас. Поэтому он бывает там нечасто. Предпочитает ловить рыбку пожирнее.

— Я даже знаю, почему ты звонишь, — смеётся легко. — Да уберут эти чёртовы камеры оттуда. Что-то ты слишком нежный стал, Коть.

Значит, знал. А может, и сам распоряжался, чтобы их там натыкали.

— Я Анатолия переведу в другую смену, — ставлю перед фактом почти компаньона.

— И ради этого ты звонишь в глухую ночь? — раскатисто ржёт Андрей. — Ты же в курсе: меня такие мелочи не тревожат. Я беспокоюсь лишь об имидже, чтобы не было скандалов и нарушений законов. Ты же знаешь мою позицию.

Я знал. Именно поэтому Андрей тогда упёрся и позволил уволить Аллу. Чтобы не было шумихи и неприятностей, которые в красках пообещал Драконовский друг.

— Ну, и насколько я понимаю, опять неземные страсти вокруг девочки?

Андрей всегда всё понимал правильно. К тому же — не секрет — у него везде имелись уши и глаза. Он всегда благосклонно слушал любые сплетни, истории, домыслы и басни. Жила в нём непреодолимая тяга к местному фольклору.

— Без обид, Коть, но она тоже вылетит, если вдруг чего. Мне ваши мексиканские страсти ни к чему.

Андрей нарывался. Я вдруг снова почувствовал приближение тёмной волны. Второй раз за сутки — это перебор, конечно, но его разглагольствования меня покоробили и взбесили. Правда, показывать это я ему не собирался.

Он забывал, что мы с некоторых пор компаньоны. Продолжал играть в удельного царька. Я смотрел на это сквозь пальцы, потому что меня его принципы и подковёрные интриги не задевали. Но всё происходит до поры до времени, как говорят.

— Нет, Андрей, какие могут быть обиды? — произнёс я ровно, — Но Анатолия я переведу в другую смену, а девушка останется работать при любой погоде и раскладах. Или мусор со столов придётся убирать тебе.

Сказал — и отключил телефон. Пусть помучается. Ему полезно. А то, что Андрей забеспокоится и будет задаваться вопросами, я уверен.