Ирий. На стыке миров

Ева Дреянде

Кто я? Почему не такой, как все? Эти вопросы с детства мучали Толю. В пять лет он узнал о своей скрытой сущности и понял, что опасен для мира. Рядом нет никого, кто бы смог ответить на его вопросы. Есть только те, кого он должен защитить, причём в первую очередь от себя.Его жизнь балансирует на стыке между мирами. Сможет ли он простить тех, кто лишил его дома? Победит ли тех, кого издревле считали богами? Стоит ли жизнь усилий, которые закалили его характер и превратили в настоящее Чудище?

Часть 3

Глава 1

Она проснулась посреди ночи. Открыла глаза, пытаясь понять причину. Внутри дрожало смутное беспокойство.

Похоже, где-то образовался очередной прорыв.

Как всякий Высший, Мара ощущала открытие любых порталов, даже «звериных нор», однако давно научилась не реагировать на них.

Система отслеживания работала эффективно. «Ищейки» появлялись на месте несанкционированного прохода через считанные секунды, нарушители тут же арестовывались. Правда, ничего серьёзного не было: либо подростки-перевёртыши резвятся, либо племенные охотники за добычей ходят. В последнее время в лесах стало мало зверя. Племена голодают, вот и приходится браконьерничать, нарушая запреты.

Мара спустила ноги с кровати и поёжилась. Замок, как обычно, продувался насквозь. Она не мёрзла даже в лютые морозы, но противные сквозняки не любила.

Чувствуя раздражение, Мара сунула ноги в мягкие домашние туфли, встала, подошла к окну и вздрогнула. Огромная луна, висевшая на своём месте, подёрнулась багровой дымкой. Небесные наблюдатели ничего не прогнозировали, иначе она была бы в курсе. Значит, это след магии. Но какой?

Мара снова прислушалась к себе. Что разбудило её? Она привыкла доверять своей интуиции, а сегодня что-то явно беспокоило астральную сущность.

Окончательно стряхнув сонливость, Мара твёрдым шагом направилась в соседнюю комнату. Распахнув двери спальни, она краем глаза увидела встрепенувшихся служанок, дежуривших у её покоев.

— Выйдете все, — властным тоном приказала она.

Дождавшись, когда прислуга закроет двери, Мара приблизилась к огромному зеркалу в тяжёлой золотой раме. Холёные, бледные пальцы взметнулись вверх: в воздухе вспыхнули руны, снимающие заклинание-затвор.

По зеркальной поверхности побежала рябь, металлический блеск стал чище, и из глубины всплыло изображение комнаты, больше похожей на командный пункт. Несколько десятков человек в мышиного цвета униформе сидели за столами. Перед каждым светился магический экран, куда они напряжённо вглядывались.

На противоположной стене висела карта. На ней то тут, то там загорались красные, синие или белые точки.

Мара внимательно оценила обстановку. Непохоже, что случилось нечто необычное: ни паники, ни суеты. Всё в рабочем режиме.

— Дежурный, — позвала она.

Напротив моментально материализовался старший смены.

— Чем могу служить?

— Доложите обстановку за ночь. Интересует только открытие внешних порталов.

— Ничего необычного, госпожа Морена. Пара подростков-перевёртышей ушла через «нору», но вряд ли они вернутся. Скорее всего сгинут в том мире, растеряв силы при переходе.

— Дальше. — Махнула рукой Мара.

— Призрачный конь прошёл сквозь лунные врата, но эти твари вечно бегают туда-сюда. Мы на них уже не реагируем.

Мара грозно свела брови и скрестила руки на груди. Её раздражение искало выход и, кажется, она имеет право отчитать этого самодовольного дежурного. Тонкие губы чуть скривились, но Мара тут же опомнилась и взяла себя в руки.

— Ваша задача не анализировать на что надо обращать внимание, а на что нет. Вы обязаны отмечать все нарушения независимо от их значимости. Понятно?

Молодой мужчина побледнел и опустил голову. Раздражать Высших себе дороже. Так можно без головы остаться.

— Ещё что-то было? — Выпустив пар, Морена почувствовала себя лучше.

— Блуждающая воронка, — голос дежурного сорвался. Он виновато откашлялся и продолжил: — Блуждающая воронка открылась пару часов назад. Долго кружила над священной горой, потом металась между поселениями оборотней и в конце рассыпалась неподалёку от городских стен.

Мара выжидательно смотрела на дежурного.

— Из неё вывалилась только птица, — пробормотал мужчина, непроизвольно пятясь назад.

— Обычная птица? Никого больше? Ты уверен?

Дежурный молча кивал головой на каждый вопрос.

Мара начала успокаиваться: «Ничего необычного. Беспокойство ложное». Она уже хотела взмахом руки закрыть зеркало, но решила уточнить из любопытства:

— Какую птицу принесла блуждающая воронка?

— Лесного ворона, — расправив плечи, произнёс дежурный, решивший, что гроза миновала. — Это был обычный чёрный ворон.

Рука Морены замерла в воздухе…

Глава 2

Мрак поглотил его. Вернулось знакомое ощущение пустоты. Вакуум и темнота. Он думал, что привык, что не испугается, но в очередной раз проиграл.

Мрак зашевелился, просыпаясь и ворча, словно медведь после зимней спячки. По телу пробежал холодок, в затылок ударил невидимый молот. Боль пронзила его насквозь, как молния. Он даже почувствовал запах палёной кожи: мерзкий, тошнотворный.

Паника охватила всё его существо: «Я не могу сопротивляться! Я так устал!»

Где-то внутри затрепетала душа, точно птица в клетке. Птица, давно не видевшая солнечный свет и оттого растерявшая яркие перья. Облезлая, худая, забывшая радость. Он лишил её голоса, забрал надежду, запер в глухом подвале памяти. «Подожди ещё немного», — уговаривал он, хотя сам порой сомневался.

Боль в затылке пульсировала в такт сердцу, напоминая о повиновении и смирении. Страх отошёл на второй план.

— Где ты? — властный голос врезался в мозг, как нож в масло.

Давно он не слышал его. Ничего не изменилось: ни тембр, ни акцент, ни холод, пробирающий до костей.

— Я жду. Не смей задерживаться.

Пустота. Мрак. Холод.

«Я должен выжить. Иначе всё было зря», — бросив последний взгляд на серую птицу, бьющуюся в клетке, он равнодушно накинул на неё чёрное покрывало и вынырнул из тайного подвала памяти.

Открыв разум тьме, почувствовал, как пульсирующая боль перетекает туда, обволакивая мысли чёрными, тонкими щупальцами.

Его борьба продолжалась, только теперь впереди, наконец-то, забрезжил выход.

Глава 3

В такие ясные ночи, как сегодня, она любила бегать в зверином обличье. Адреналин заставлял её кровь бурлить, обостряя чувства до предела. Казалось, весь мир принадлежит ей.

С высоты холма родная деревня выглядела крошечной. Жители часто охотились по ночам, поэтому в поселении никогда не гасли огни.

Сзади послышалось чьё-то тяжёлое сопение. Она спиной почувствовала недовольство, исходившее от соплеменников.

— Бешеная девка! — ругнулся запыхавшийся Рут. — Мы на охоту вышли или гонки по пересечённой местности устроили?

— На такой скорости разве можно сосредоточиться на добыче? — вторил ему приятель.

Парни, забравшись на вершину, рухнули без сил. Они тяжело дышали, на шеях вздулись вены, а глаза слезились от напряжения.

— Я не звала вас с собой, — бросила Ангелия, не оборачиваясь. Она начинала злиться, хотя понимала: парни не виноваты. Им просто не повезло.

Всю свою жизнь Ангелия находилась под присмотром: куда бы ни шла, следом трусил соглядатай. Она привыкла, но иногда раздражалась.

Отношение соплеменников всегда настораживало её и угнетало. Сначала она не понимала причины, потом ощутила их страх. Жители деревни боялись Ангелию: маленькую девчонку-перевёртыша, полусироту. Детям запрещали с ней играть, взрослые старались не смотреть ей в глаза. Ангелия не понимала, плакала.

Глядя на огромный, лунный диск, она вспомнила, как в шесть лет умоляла старейшину отпустить ей грехи прошлого, провести ритуал очищения и позволить жить в деревне наравне со всеми…

Маленькая, колючая звезда моргнула и сорвалась вниз. Ангелия усмехнулась, провожая падающую искру глазами. Она давно не доверяла свои желания звёздам. Нельзя никому верить! Той маленькой, доверчивой девочки больше нет.

— Ненавижу! — послышался шёпот Рута. — Не пойму, почему старейшина не вышвырнет её.

— Тише ты, услышит ещё, — испуганно дёрнулся его приятель.

— Ну и пусть. Что она может? Девчонка ни в одном состязании на зрелость не участвовала. Никчёмная девка. Только хвостом крутить умеет. Неизвестно, за что её старейшина пригрел, но слухам рот не заткнёшь. — Рут сел и раздражённо сплюнул в траву.

Ангелия почувствовала, как кровь закипает в жилах, кулаки непроизвольно сжались да так, что ногти впились в ладони. Она медленно втянула носом воздух и выдохнула сквозь сжатые зубы.

При первой же встрече с Рутом Ангелия поняла: стычки не избежать. Этот парень был самым лучшим среди сверстников: в беге, в стрельбе, на охоте. Самый сильный, самый быстрый, самый красивый по мнению большинства женщин рода. Девушки восторженно шептались за его спиной. Взрослые спорили: чьей семье повезёт сосватать этакого молодца.

Лишь Ангелия хмуро косилась, когда Рут хвастался очередным трофеем, да ехидно ухмылялась на сезонных соревнованиях, что бесило парня.

Когда Мах назначил новых сопровождающих, Ангелия, увидев среди них Рута, хотела возмутиться, но, заметив огонёк торжества в глазах старейшины, сдержалась. Сейчас не время.

«Терпи», — снова и снова твердила она себе, стоя на вершине холма и глядя на сияющую луну. Хотелось завыть от злости. Рут, похоже, специально пытался вывести её из себя.

— Молчишь? — неожиданно раздался его шёпот у самого уха. — Ты же всё слышала. Неужели боишься?

— Ты прекрасно знаешь: мне запрещено участвовать в каких бы то ни было состязаниях племени. А за стычки и драки меня ждёт наказание. — Ангелия спокойно развернулась и упёрлась взглядом ему в переносицу.

— Только не говори, что это тебя когда-либо останавливало, — усмехнулся Рут.

— Ты прав. Именно поэтому у меня была возможность несколько раз ткнуть твою пёсью морду в лужу, — мило улыбнулась она в ответ.

Тёмные, близко посаженные глаза соглядатая налились яростью. Затылок покрылся серой волчьей шерстью. Рут зло оскалился, обнажив острые клыки.

— Остынь, парень. — Приятель схватил соплеменника за руку. — Старейшина будет не доволен. Не ты должен стать инициатором. — Он вдруг испуганно осёкся и покосился на Ангелию.

Та лишь победно ухмыльнулась: «Олух», но вслух произнесла:

— Возвращаемся. Постарайтесь в этот раз не отстать. — Глаза вспыхнули янтарным светом, заставляя соплеменников виновато опустить взоры.

Она сорвалась с места и понеслась вниз, обгоняя ветер.

Глава 4

Сознание медленно возвращалась к нему. Сначала включилось обоняние: в воздухе пахло сыростью и чем-то затхлым, словно в старом, лодочном сарае на берегу реки. Следом прояснился слух: неподалёку равномерно падали капли. Их звонкое плюханье казалось таким удручающим, словно немой, безликий плач.

Однако темнота, окружавшая его, не рассеивалась. Толя надеялся, что глаза привыкнут, и он сможет различить хотя бы очертания ближайших предметов. Увы.

Он встал и попытался двигаться на ощупь. Под ногами что-то хлюпало и чавкало. Кромешная темнота угнетала и казалась неестественной. Даже острый взгляд мага не мог уловить ни одного проблеска. Толя включил фонарик на телефоне, но мрак поглощал любой свет, как будто высасывая его из источника.

Внезапно нечто влажное коснулось щеки. Толя резко отмахнулся и выставил руки вперёд. Пальцы нащупали узловатые, длинные плети, спускающиеся откуда-то сверху. Слегка мокрые, но не противные. Они не шевелились, безжизненно свисая, как шнуры с завязанными на них узлами.

Толя продолжал идти, раздвигая плети: с каждым шагом их завеса становилась плотнее. Наконец впереди посветлело. Тьма растеклась сумерками, словно невидимый художник капнул в чернила немного чистой воды.

Стало очевидно: плети — это корни огромного дерева, внутри которого он оказался. Они спускались сверху, вились под ногами, ползли по стволу, цепляясь друг за друга.

Кулон предупреждающе обжог кожу. Толя достал его и был поражён. Обычно лунный камень мягко мерцал и пульсировал, сейчас печать Сварога горела алым пламенем, словно кровавая метка на фоне священного древа. Оберег стал горячим. Пришлось оставить его поверх рубахи, чтобы не обжечь тело.

Чем ближе к выходу подходил Толя, тем ярче разгорался амулет.

Вскоре впереди показалась огромная дыра. Земля под деревом осыпалась, образовав лаз.

Толя ухватился за свисающие плети и подтянулся. Мощные корни бугрились под ногами, переплетаясь, словно змеиные тела. Через пару мгновений он выбрался наружу и оглянулся.

За спиной возвышался священный кипарис. Его густая крона закрывала небо, кора на стволе сморщилась, как кожа старика. Узловатые ветки свисали до земли.

Веселина часто рассказывала о священных деревьях, но реальность превзошла ожидания.

Значит, это Хвангур. Подлунный мир тёмных магов. Где почти круглый год стоят лиловые сумерки. Куда стремятся обиженные и ссылают наказанных. Мир несбывшихся надежд и разочарований. Так рассказывала ему в детстве «берегиня».

Здесь правил Волх. Один из сильнейших Первородных Высших магов, разделивший Ирий надвое.

«Не хотелось бы с ним сейчас встретиться, — подумал Толя, вспомнив о предупреждении Веселины и ворона. — Однако этот мир весьма заманчив. Интересно было бы прогуляться по нему незамеченным».

Рассмотрев дерево со всех сторон, Толя решил спуститься с горы, чтобы окинуть взглядом окрестности. Как ни странно, здесь стояла удивительная тишина: не слышно птичьего гомона, шуршания травы, жужжания насекомых. Бесспорно, над Хвангуром сейчас стояла ночь, но живность-то должна быть в любом случае.

В отличие от мира людей луна здесь светила по-другому. Она словно была задрапирована в лиловую вуаль, отчего ночь больше походила на фиолетовые сумерки. Созвездия тоже отличались, но их можно было увидеть, лишь поднявшись высоко в горы.

Засмотревшись на сияющий небосвод, Толя не заметил, что впереди замаячил энергетический барьер. Поэтому сильно удивился, когда перед носом внезапно завибрировал от напряжения воздух. Барьер плавно колыхался, словно марево над горячим песком. Пространство за ним казалось дрожащим миражом, готовым распасться при касании. Толя не видел конца и края завесы. Возможно, она опоясывала всю священную гору.

Пытаясь рассмотреть, что находится за барьером, Толя подошёл ближе. Судя по очертаниям, там начиналось болото. Несколько хилых деревьев говорили о том, что топь появилась достаточно давно и уже успела поглотить близлежащий лесок.

Оступившись, Толя случайно облокотился на барьер и замер, ожидая предупредительный удар. Однако завеса внезапно застыла. Выждав пару минут, он осторожно провёл по барьеру рукой. Никакой ответной реакции не последовало. Странно: похоже, завеса пропускала его.

Толя настороженно покрутил головой, прислушиваясь к окружающему пространству, но вокруг по-прежнему царило безмолвие. Ещё раз убедившись, что его ничто не беспокоит, он уверенно шагнул внутрь барьера.

Передвигаться внутри было непривычно: приходилось прикладывать усилия, как аквалангисту в толще воды. Обычно такие завесы не слишком широкие. Толя прикинул: толщина этого барьера около четырёх метров. Выскочив из него, он оказался на крутом склоне, за которым маячил обрыв.

Толя подошёл к краю и посмотрел вниз. Там начиналось болото: чёрная, маслянистая топь, куда ни глянь. Кое-где торчали хилые скелеты деревьев, цепляющихся за жизнь из последних сил. Над поверхностью курился сизый дым. Пахло чем-то прогорклым.

Толя поискал глазами тропинку, чтобы обойти топь, но ничего не нашёл. Похоже, здесь давно никто не ходил.

Он скинул с плеч рюкзак и достал небольшой, величиной с ладонь, квадрокоптер. Расправил лопасти, включил микрокамеру. Аппарат управлялся с телефона и имел небольшую зону охвата, но для простого осмотра достаточно.

Тихо зажужжав, коптер поднялся в воздух. Звук эхом разлетелся над болотом. На экране телефона появился клочок земли, над которым завис аппарат. Отрегулировав резкость так, чтобы можно было рассмотреть травинки с высоты двух метров, Толя направил коптер в сторону болота и включил запись.

Унылая, чёрная жижа. Кое-где на поверхности вздувались пузыри и лопались с тихим чавканьем. Рядом с торчащими из топи деревьями ещё виднелись небольшие островки земли, но они выглядели сухими и безжизненными. Болото напоминало нефтяную лужу: густую, маслянистую и вонючую. Но в отличие от нефти топь не отражала свет. Она была абсолютно чёрной, словно все блики и лучи умирали в ней. Мрак, разлившийся по земле.

Толя так увлёкся, что не заметил предупреждающий сигнал: аппарат пересёк границу зоны управления.

— Чёрт! — Он попытался вернуть контроль над коптером, но увы, аппарат стал неуправляемым.

Терять его не хотелось, он мог ещё пригодиться. Толя сунул телефон, ставший бесполезным, в карман и выставил руки вперёд.

Глаза янтарно сверкнули, высвобождая скрытую силу. Пальцы быстро нарисовали в воздухе притягивающую руну. В то же мгновение от него к квадрокоптеру начала раскручиваться светящаяся нить. Зацепившись за аппарат, она натянулась, словно струна. Толя осторожно стал подтягивать коптер к себе, стараясь не уронить его в болото.

Внезапно поверхность топи покрылась мелкой рябью, послышался едва уловимый, глухой рокот, словно где-то в недрах заработал мотор. Толя остановился, аппарат завис на полпути.

Чёрная жижа забурлила сильнее, то тут, то там выплёскивая тягучие протуберанцы густой слизи. Толя торопливо потянул за нить, беспокоясь, что один из них собьёт коптер.

Болото в считанные секунды превратилось в бурлящий котёл. Гул стал сильнее. Языки жижи достигали высоты полутора метров. Толя не понимал, что происходит.

У самого берега один из протуберанцев схватил аппарат и потянул к себе. «Неужели они живые? — промелькнула пугающая мысль. — Не может быть». Однако происходящее доказывало обратное. Толя изо всех сил тянул нить к себе, но топь цепко держала коптер в своих щупальцах, не собираясь сдаваться.

Вдруг он почувствовал, как земля под ногами вздрогнула: поверхность болота вспучилась, и из его глубины начала вырастать огромная, бесформенная масса. Мрак сгустился. Луна подёрнулась багровой дымкой.

Чёрные, склизкие щупальцы потянулись в его сторону. Внутри Толи всколыхнулся страх, словно отозвавшись на безмолвный призыв. Топь каким-то образом находила ужас внутри него, вытягивая из закоулков разума и заполняя им всю человеческую сущность. Толю словно парализовало.

«Беги!» — молнией мелькнуло в кромешной темноте страха. Амулет ярко вспыхнул и обжёг кожу. Боль привела его в чувство. Толя схватил рюкзак и кинулся к защитному барьеру.

Оглянувшись, он увидел, как чавкающая топь последовала за ним. Густые, маслянистые волны накатывали одна за другой, заливая берег.

Толя с разбегу врезался в барьер. Завеса, казалось, стала плотнее: он едва передвигал ноги, отсчитывая каждый шаг. Наконец, тяжело дыша, Толя вывалился с другой стороны и упал от усталости.

— Фу, слава богу. — Он чуть прищурился, вглядываясь в энергетическую завесу.

Топь подползла вплотную к барьеру и кидалась на него, как разъярённый зверь.

— Ничего, он удержит эту мразь, — успокаивал себя Толя. — Не пойму только, чем спровоцировал агрессию.

Он откинулся на землю, разбросав руки в стороны, и закрыл глаза.

Бух-бух. Сердце колотилось так, словно пробежал марафон. Бум-бум. Нет, что-то не так. Земля под ним ходила ходуном, вздрагивая от каждого удара. Он вскочил на ноги.

Бух — барьер дрогнул и сдвинулся на полшага. Бум — очередной удар и ещё сдвиг.

Что происходит? Что это за сила, способная двигать силовые барьеры?

«Уходи», — амулет снова ярко вспыхнул. За спиной беспокойно шумел священный кипарис. Ветки метались из стороны в сторону. Повсюду летали кусочки коры, иголок, травы. В воздухе витал страх.

Толя быстро вскарабкался к подножию дерева, ещё раз кинул взгляд вниз. Топь продолжала бушевать. Барьер рассыпал электрические искры при каждом ударе.

— Прости. — Толя потрепал кипарис по стволу. — Доставил хлопот.

Древо сердито зашумело кроной.

— Можешь объяснить причину? — Он виновато гладил искорёженные временем ветви.

— Магия, — прошелестел в голове ответ.

Тут до него дошло: он применил свою силу. Веселина предупреждала, что нужно её скрывать до поры до времени.

— Чёрт, чёрт, чёрт! Вот же я балбес! — Толя стукнул себя по лбу, коря за забывчивость и неосторожность. — Что теперь будет?

— Уходи, — снова прошелестело в голове. — Побушует и утихнет. Не делай больше глупостей. Думай.

Толя провёл пальцем по извилистым дорожкам на коре, благодарно прижался к ней щекой, почувствовав тепло, исходившее от дерева. Затем ухватился за корни и скатился вниз в темноту провала.

Глава 5

Ангелия тихо лежала на крыше, прислушиваясь к разговору внизу. Старейшина Мах распекал нерадивых соглядатаев, упустивших её в лесу. Она удовлетворённо хмыкнула: «Проще простого».

Никто из соплеменников не догадывался о её способностях. К состязаниям Ангелию не допускали с тех пор, как она в возрасте пяти лет остановила бешеного волка, выскочившего из леса. Даже сейчас она легко могла мысленно воспроизвести события того дня.

Волк был огромным, матёрым. Из раскрытой пасти текла слюна, глаза зверя, красные от ярости, бегали из стороны в сторону, ища жертву. Обычно охотники убивали таких особей, считая их заражёнными мраком.

В деревне как раз праздновали День урожая. Все, от мала до велика, находились на большой поляне для общедеревенских гуляний.

Зверь выскочил в самую гущу и ошалел от огромного количества людей. Над поляной нависла зловещая тишина, сопровождаемая лишь глухим, волчьим рыком. Ни один охотник не успел бы выхватить оружие, тем более многие оставили его дома. Люди испуганно переглядывались, понимая: жертв не избежать.

Ангелия пыталась вспомнить, почему она вышла навстречу волку в тот день. Всеобщий страх жителей вытолкнул её? Или, может быть, её собственный страх? Она много раз за эти годы возвращалась к тем событиям, пока не осознала причину.

Жалость. Во всем виновата жалость. Ангелия вспомнила глаза зверя, наполненные ужасом. Волк понимал, что болен, что делает отвратительные вещи, но остановиться не мог. Заразивший его сущность мрак пожирал изнутри, доставляя боль. Она увидела это и пожалела его.

Ангелия помнит, как вышла зверю навстречу и встала напротив. Волк возвышался над ней: огромный, мохнатый, дикий монстр, полный сумасшедшего ужаса, готовый броситься и разорвать любого. Её глаза сверкнули янтарным светом. Он проник в разум волка.

— Помоги мне, — услышала она.

— Ты готов?

Зверь преклонил перед ней голову.

— Прости. Жаль, что нет другого пути.

Ангелия резко вскинула руку: блеснула обнажённая сталь. Короткий, острый клинок бесшумно вошёл в голову зверя ровно между глаз.

Ярость в них потухла. Тело поникло и свалилось на траву ей под ноги.

Толпа ошарашенно молчала.

Внезапно поверженное тело подёрнулось дымкой, обычно сопровождающей обращение. Ещё через мгновение перед изумлёнными жителями предстал мёртвый, пожилой мужчина-оборотень. Незнакомец, видимо, был из другого рода. Все с ужасом переводили взгляд с него на пятилетнего ребёнка, спокойно сжимающего нож, с которого стекала алая кровь.

— Его нельзя было спасти, — вздохнула Ангелия. — Мрак поразил его.

Из тела медленно вытекала чёрная, маслянистая жижа.

С того дня соплеменники стали её бояться. Она и раньше была под особым контролем из-за сомнительного происхождения, но после тех событий превратилась в изгоя, от которого нельзя избавиться.

Ангелия перевернулась на спину и уставилась в звёздное небо.

Испытывал ли хоть кто-нибудь из них чувство одиночества? Не когда ты просто один или некого спросить о чём-то. Нет.

Одиночество подобно вакууму. Это когда пустота не только окружает тебя снаружи, но и проникает внутрь. Одиночество, как выжженная пустыня, как безмолвный пляж. Пустота, в которой тонут звуки, чувства, эмоции. Ты становишься частью вакуума. Пустой и ненужной.

Ангелия прошла через эту безмолвную пустоту.

Самое страшное: чувствовать себя ненужной. Ты теряешь себя, ускользает смысл жизни. Граница между добром и злом становится зыбкой… Тогда приходит мрак. Тихо подкрадывается, заискивает, льстит, убаюкивает обещаниями, вкрадчиво жалеет, заполняя темнотой пустоту, образованную одиночеством.

«Наверное, тот зверь тоже был одинок, — вдруг подумала она. — Жаль, что мы не встретились чуть раньше».

Одиночество — не болезнь, это осознанный выбор. Никто не может заставить тебя быть одиноким. Из одиночества всегда есть выход. Главное — стремиться его найти. Ангелия нашла.

Лунный диск вдруг подёрнулся багровой дымкой. Звёзды задрожали, словно в небесный океан упали капли дождя и всколыхнули водную гладь.

Ангелия судорожно выдохнула: «Неужели?» Она прижала руки к груди, пытаясь унять встрепенувшееся сердце. Затем тихо соскользнула с крыши и растворилась в ночном лесу.

Глава 6

Он снова был в деревне. Солнце нещадно лупило по макушке, и чей-то звонкий голос кричал ему вдогонку: «Накрой голову! Не дразни светило». Но возвращаться не хотелось: за околицей заждались друзья. Они с вечера готовили эту вылазку, а если мать прознает, подзатыльником не отделаться.

Он выскочил за ворота и помчался к лесу, сверкая босыми пятками. Рубаха колыхалась от бега и прилипала к вмиг вспотевшему телу. «Бр-рр. Сейчас бы искупнуться».

Пацаны радостно засвистели, увидев его. Особое приветствие, пара вопросов — и вот ватага уже спешит навстречу неизведанному по узкой, лесной тропе.

В чаще дышалось легко. Солнечные лучи не пробивались сквозь густые кроны, а лишь любопытно заглядывали в маленькие промежутки между листвой. От этого казалось, что деревья увешаны сверкающими стекляшками, мерцающими при дуновении ветра.

Он любил лес. В нём можно было спрятаться от любых неприятностей или, наоборот, их найти. Чаща всегда встречала его с распростёртыми объятиями: гомоном птиц, трескотнёй белок и трубным призывом оленей, выпрашивающих лакомства. Жуки садились ему на ладонь, бабочки играли в волосах. Иногда приходилось спасать парочку, запутавшуюся в длинных локонах.

Он любил уходить с матерью рано утром по росе, когда целительные травы полны силы. Она аккуратно срывала нужный стебелёк, показывала ему и рассказывала о свойствах.

Перед глазами промелькнула женская рука: хрупкая, белокожая. В ней зажат зверобой. Полезная травка. Отец любил добавлять её в чай.

— Смотри. — Он хлопнул в ладоши, и стая мелких ночных мотыльков взметнулась в воздух, стряхнув росу с листьев ему в лицо.

Он засмеялся, мама — следом. Её мелодичный смех раздавался в ушах и наполнял его необыкновенным, лёгким чувством счастья. Он выпрыгнул из травы и побежал ей на встречу. Она ждала, раскрыв объятия. Высокая, грациозная, в светлом облаке длинных волос, струившихся до пояса.

Её лица не видно: солнечный свет бьёт в глаза. Он бежал и бежал, но никак не мог приблизиться к ней. «Мама, мамочка!» — голос сорвался. Картинка мигнула, словно испорченный кадр на порванной киноплёнке.

Дамир открыл глаза: «Опять этот сон». Они всегда заканчивались одинаково: оборванным счастьем и затаённой обидой. Мать бросила его. Ушла. Столько времени пролетело, а сердце до сих пор саднит.

Дамир скинул одеяло и встал. Спать расхотелось. В комнате было темно и тихо, только слышалось тиканье старинных ходиков. Он подошёл к стене и чуть подтянул механизм: от старости часы немного отставали.

Дёрнув тяжёлую портьеру, Дамир открыл окно. Свежий, ночной воздух ворвался в душную комнату. Он почувствовал облегчение. «Надо наведаться в деревню. Подышать, поскакать на лошади. Просто развеяться».

Огромная луна безмолвно царила в небе: безжизненная, холодная. Он ещё помнил, что есть другая: пусть небольшая, но тёплая, меняющаяся, несущая радость. Сестра-близнец из другого мира. Такого далёкого и такого желанного.

За дверью послышался какой-то шум. Дамир отвлёкся от дум, прислушался, потом быстро пересёк комнату и открыл дверь.

В замке творилось что-то невообразимое. Заспанная прислуга, поднятая посреди ночи, металась по коридорам, зажигая везде свет. Где-то двигали мебель и стряхивали пыль со старых зеркал. На кухне запустили огромную печь, отчего гул пошёл по всему замку. Обычно это делали только в дни больших приёмов. В воздухе стоял шум от шаркающей обуви, бряцанья посуды и шелеста портьер.

— Что происходит? — остановил он одну из служанок.

— Госпожа Морена приказала подготовить замок к приезду гостей.

— Каких?

— Простите, господин, я не знаю, — пролепетала женщина. — Могу я идти?

Дамир махнул рукой, отпуская её.

Тёща Велеса не отличалась сумасбродством. Если Мара приказала что-то сделать, на это всегда были веские причины. К сожалению, она редко делилась своими идеями. Отчасти поэтому всегда выигрывала.

С некоторых пор Морена повадилась приезжать к ним в гости и жила подолгу. Не зная её, можно было бы оправдать частые визиты любовью к внучкам и дочери. Однако Дамир давно разглядел Мару, поэтому остерегался вдвойне.

Вряд ли Макошь в курсе замыслов матери, но расспросить её стоило. Дамир вернулся в комнату, быстро умылся, облачился в домашний костюм и направился в покои мачехи.

Называть Макошь мачехой у него язык не поворачивался, но и матерью он её не считал. Помнится, они сразу сошлись на том, что будут общаться на «ты» и по имени.

Шаги гулко отдавались эхом, теряясь под высокими сводами. В этой части замка всегда было тихо, уютно, без суеты. Каменные стены, увитые живым плющом, украшали картины неизвестных художников. Их меняли каждый месяц, поэтому при дворе жила целая рисующая артель.

Велес жену не любил и особо не баловал, но позволял заниматься тем, что нравится. Наверное, поэтому Дамир, отщепенец и байстрюк, и Макошь, нелюбимая жена и презираемая дочь, сошлись на этом пепелище сломанных судеб. Тайные соратники, скрывающие от других свои надежды, страхи и сомнения. Они редко делились друг с другом хорошим, но всегда поддерживали в плохие времена. Это была скорее не дружба, а солидарность, подобная преданности союзников в стане врага.

Из-за поворота вышла Додола в окружении свиты. Дамир в очередной раз отметил, насколько хорошенькой стала его сводная сестра. Ладная, невысокая, с длинными, тёмными, вьющимися волосами. Миловидная, словно куколка, модно и броско одевающаяся, любящая разного рода побрякушки. Её улыбка растопила не одно сердце в обоих мирах. При этом Додола умна и начитана, что позволяет ей общаться во влиятельном круге бабки Морены.

«Достойная смена растёт у Мары», — подумал Дамир, склоняя голову в приветственном поклоне. — Вот уж кто наверняка знает, что задумала старая ведьма».

— Доброй ночи, — томно выдохнула красавица. — Ты к матери направляешься?

— Доброй ночи, сестра. Да, решил проведать.

— Посреди ночи? — ухмыльнулась Додола. — Что же время такое неподходящее выбрал? Или верно люди судачат: замышляете с ней что-то?

Дамир замер и поднял взгляд. Тёмно-янтарные глаза недобро блеснули, брови сошлись к переносице.

— Не сердись, — легко засмеялась Додола. — Пошутила я. Мне ли не знать, что моя мать бесполезная и жалкая, как муха: и убить жалко, и пользы никакой.

Она небрежным жестом поправила локон, выбившийся из причёски, щёлкнула пальцами, унизанными кольцами, и невозмутимо прошла мимо Дамира. Свита засеменила следом, стараясь не отставать.

«Стерва! Красивая, расчётливая, бессердечная стерва, — он проводил сестру взглядом, полным презрения. — Как у такой женщины, как Макошь, могли появиться такие дочери, как Додола и Параскева?»

Дамир завернул за угол и оказался у дверей, за которыми располагались покои Макоши: несколько комнат и один большой зал для визитов важных гостей. Правда, приёмы в этой части замка не проводили уже давно. Жена Велеса была замкнутой, застенчивой и имела не так много друзей.

Колокольчик над дверью звонко тренькнул, сообщая хозяйке о госте. Зная расположение, Дамир уверенно зашагал сквозь галерею комнат. Из последней ему навстречу вышла высокая, нескладная, черноволосая женщина. Бледно-серые глаза чуть припухли от слёз.

— Макошь, ты снова плакала? — Дамир взял её руки в свои и заглянул прямо в лицо. — Кто на этот раз?

Женщина виновато потупилась.

— Додола. Верно? Я встретил её в коридоре. Опять изводила тебя обвинениями? Сколько ты будешь терпеть?

— Она хорошая девочка. Просто слишком амбициозная. Ничего страшного, я не в обиде, — Макошь смущённо тараторила слова оправдания.

Дамир осуждающе покачал головой. Ему не нравилось отношение сводных сестёр к матери. Разве можно презирать людей за доброту, осуждать за доверчивость, считать слабостью их любовь к детям? Просто Морена разочарована в старшей дочери, которая не похожа на неё, вот и настроила внучек против Макоши.

Дамир постоянно твердил, что ей нужно научиться ставить дочерей на место. Нельзя позволять им унижать и оскорблять себя. Но женщина всегда находила оправдание их словам и поведению.

Ему лишь оставалось утешать Макошь своим присутствием.

— Кстати, не знаешь, что случилось? В замке суета. Говорят, Мара готовится к приёму.

— Подробностей не знаю, но Додола упомянула: ждут особого гостя.

— Интересно. Когда?

— Не знаю.

Макошь усадила Дамира за стол и пододвинула к нему коробку с любимыми лакомствами. Он разлил душистый чай в яркие пиалы, которые привёз ей в подарок с далёкого острова.

— Как давно ты наведывался в деревню? — начала она разговор.

— Месяца четыре назад. Сегодня только подумал: надо бы съездить. Думаю, завтра отправлюсь, пока здесь суета всех отвлекает.

— Вот и правильно, — Макошь согласно кивнула. — Что-то на сердце не спокойно. Знаешь, во сне видела багровую луну. Ничего хорошего она не предвещает.

— Я в сны не верю. Ты же знаешь.

— Не веришь, но видишь, — тихо пробормотала женщина. — Долго будешь от них прятаться?

— Не хочу об этом, — буркнул Дамир. — Лучше скажи, Велес правда женить меня надумал?

— В последний раз он сильно на тебя разозлился. Надо тебе уехать от его глаз подальше. Остынет — вернёшься. Зачем ты его злишь всё время? Нравится потом расхлёбывать?

— Только не начинай причитать и жалеть меня, — тут же вскинулся Дамир. — Отец иногда бесит. Хочется сбить с него спесь, вот и завожусь.

— Сели бы с ним, поговорили, как отец с сыном. Обида меж вами: я чувствую. Да только гордые оба, ни один уступить не желает, оттого и собачитесь, — Макошь удручённо поцокала языком. — Все беды в мире начинаются с обиды, которую можно решить одним честным разговором по душам. Кажется, что проще: сели друг напротив друга, выговорился один, потом другой. Нужно только выслушать, не споря, не обвиняя. Услышать и понять боль друг друга. Тогда и принять станет легче. Обида уйдёт сама собой.

— Сказать проще, чем сделать.

— Да. Гордыня мешает.

— Мы же люди. Состоим из одних пороков, — хохотнул Дамир.

— Всё бы ничего, да только из-за наших пороков страдаем мы сами, а из-за пороков Высших страдают все.

Чай закончился, как и разговор. Распрощавшись, Дамир вышел от Макоши и поднялся на стену замка.

Серые камни остыли за ночь, от них приятно веяло холодком. Он любил бродить в одиночестве при лунном свете. В голове прояснялось, приходили светлые мысли и новые идеи.

Медленно шагая вдоль стены, Дамир вспоминал последний разговор с Матерью-хранительницей. Столько лет прошло, а он так и не смог встретиться с ней снова. Мудрая женщина предупреждала: без Саяны их миры ждёт катастрофа. Он не верил. Обида и отчаяние затуманили разум.

— Почему я должен спасать это мир? — кричал он тогда. — Зачем? Если он принёс мне одни беды. Только боль, потери и страдания.

— Судьбу не выбирают, — голос Матери-хранительницы не дрогнул от его крика. — Смирись или борись, — говорили Великие.

— Плевать я хотел на Великих. Они не вернут Саяну. Или, может быть, Вам это под силу?

Дамир печально усмехнулся: он выглядел таким жалким в тот день.

Внизу затих город, улицы которого начинались у подножия замка. Народ спал, не подозревая о тёмной угрозе, ползущей со стороны Хвангура. Люди наивно верили в силу Высших, начинали забывать о Великой битве и её причинах. Они перестали следить за границей между мирами.

Светлые маги предпочитали жить в своём светлом неведении. Но отрицание проблемы не исключает её наличие, к сожалению.

Племена, живущие рядом со священной горой, давно жалуются на изменение климата, исчезновение животных и некой тревожности, витающей в воздухе. Оборотни отлично это чувствуют.

«Пора самому съездить и проверить обстановку, — решил Дамир. — Да с Живой было бы неплохо встретиться. Кому как не ей знать о состоянии священной берёзы». Он остановился: напротив светились окна в башне Морены.

«Поездку в деревню хранительниц придётся отложить, — Дамир криво ухмыльнулся, презирая себя за облегчение, которое почувствовал при мысли об этом. — Да, смирить гордыню не просто, что бы там не говорила Макошь».

В темноте послышалось хлопанье крыльев. Он отвлёкся от мыслей и перегнулся через парапет, пытаясь разглядеть ночную птицу. В ярком свете, исходившем от окон, тень казалась огромной. Она кружила сначала у одного проёма, потом у другого, поднимаясь выше. Внезапно створка наверху, тихо скрипнув, открылась, и чёрная птица шмыгнула внутрь. Замок снова погрузился в безмолвную тишину.

«Любопытно. Мара использует птиц-перевёртышей или кто-то прислал ей тайное сообщение? — Дамир нахмурился, обдумывая увиденное. — Пожалуй, стоит выехать в деревню пораньше».

Он ещё раз окинул взглядом башню Морены, развернулся и решительно зашагал обратно. Нужно подготовиться, путь предстоит неблизкий.

Глава 7

Велес закрыл книгу и посмотрел на часы: поздняя ночь. Впрочем, как обычно. Последние несколько сотен лет он маялся бессонницей. Каких только способов не предлагали знахари и ведуньи. Всё без толку. В конце концов Велес перестал искать лекарство и научился использовать появившееся время с пользой.

Он вышел из библиотеки и поднялся по винтовой лестнице на смотровую площадку главной башни замка. Мало кому дозволено заходить сюда. Велес прислонился спиной к стене и расслабился, пытаясь дышать полной грудью. Где-то под ребром тут же зашевелилась старая боль. «Зачем иметь долгую жизнь, если здоровье ни к чёрту?» — мысленно огрызнулся он.

Возраст никого не жалеет. Это Велес понимал, но тщательно скрывал свои недуги от других магов. В последнее время его интуиция верещала, словно испуганная обезьяна, которой наступили на хвост. Велес прислушивался, присматривался, но никак не мог определить источник опасности.

Да ещё Морена повадилась приезжать в гости. Её присутствие всегда вызывало тревогу. Мара — известная интриганка и великолепный стратег. Неспроста она сидит у него под боком, притворяясь любящей бабкой, скучающей по внучкам.

Несмотря на его отношение к тёще, Велес предпочитал держать заклятых союзников перед глазами. Это не раз спасало ему жизнь в старые времена. Однако сейчас присутствие Морены угнетало. Контролируя других, тяжелее всего не раскрывать свои эмоции, прятать истинные чувства, отводя подозрения от тех, кого любишь.

Велес кинул взгляд на светящиеся окна в башне Мары. Любила ли она кого-нибудь? Или её сердце такое же холодное, как равнодушие, застывшее в бледно-серых глазах? Хотя говорят, Ярило сумел покорить эту ведьму. За что поплатился жизнью, к сожалению.

Велес тяжело вздохнул, вспомнив былые времена.

Ночное небо перечеркнула падающая звезда. Её яркий хвост мелькнул на мгновение и растворился в темноте, словно она нырнула в глубину. Статика небес утомляла его. Он начинал зевать и скучать, глядя на безликую, огромную луну и неподвижные точки звёзд, словно прибитых к небосводу.

Столько веков прошло, а Велес до сих пор с тоской вспоминал тот мир: несовершенный, слабый, с алчными людишками, вечно жаждущими славы и денег.

Да, мир людей был неидеальным, но каким красивым. Живое и трепетное небо, его переливы после дождя, невообразимые закаты и рассветы. Ночное дрожание звёзд и серебристый, мерцающий лунный лик.

«Хорошо, что она осталась там. Пусть лучше ненавидит, — Велес тряхнул лохматой головой и нахмурился. — Откуда всплывают подобные мысли?»

Каждый раз он давал себе слово не вспоминать о той ведунье. Запретил даже в мыслях называть её имя. Но в такие редкие, ночные часы одиночества она всё равно возникала в его памяти: светлый образ, несбыточная мечта.

«Даже у Высших есть то, что они не могут получить при всей своей могущественности». Кто говорил ему это? Велес озадаченно сморщил лоб и потёр переносицу, пытаясь вспомнить, но не смог.

Иногда он задумывался: что было бы, сделай он тогда другой выбор. Стал бы счастливее?

К сожалению, статус и происхождение сделали его циником-реалистом. Велес знал свою патологическую приверженность правилам и законам, считая: если Высшие начнут их нарушать, то и другие не будут им следовать. Тогда Ирий накроет хаос. Поэтому, как ни приятно мечтать о другом исходе, но случись это снова, его выбор остался бы прежним.

Велес устало прикрыл глаза. Порой так хотелось обернуться и помчаться в зверином обличье по утренней дымке. Чтобы шкура намокла от росы, а трава колола пятки. Чтобы дурманящие ароматы туманили голову, и не осталось ни одной тревожной мысли. Только звериная жажда жизни.

Где-то внизу захлопали крылья. Чёрная тень пересекла двор замка и зависла возле башни Морены. «Кто это? Таинственный гость? Шпион? Или всего лишь птица-почтальон?» Тень проскользнула в открывшееся окно и пропала из виду.

Велес вскинул руку и быстро начертил в воздухе руну, активирующую систему слежения, расставленную по всему замку. Он редко вспоминал про неё, но сейчас самолюбие было задето. Похоже, Маре пора преподать урок: строить козни за спиной хозяина — это уже слишком.

Велес встряхнул руками и развернулся, собираясь уходить, как вдруг взгляд упал на стену замка, соединяющую башни. При свете луны был хорошо виден человек, стоящий там: «Дамир!» Сердце рванулось раненой птицей, устремившись к сыну. Тот не видел его. Велес сначала обрадовался, но тут же испугался своих чувств: «Хорошо, что ночь темна и безлюдна. Можно на мгновение разрешить себе быть искренним».

Сын. Его боль и гордость. Он не мог дать ему то, что хотел. Скрывал истинные чувства, прячась за равнодушием и холодностью. Чаще ругал, чем хвалил. Держал на расстоянии, когда невыносимо хотелось обнять. Не прощал слабости, наказывал за любое проявление малодушия, а потом выл в подушку, мечась, как бешеный зверь.

Велес в тайне любовался Дамиром. Тот вырос настоящим мужчиной: смелым, твёрдым, мудрым, осторожным.

«Судьба не справедлива к этому мальчишке, — печальная складка легла меж бровей Велеса. — Говорят, молния не бьёт дважды в одно место, но, похоже, сын — исключение из правил. В его случае удары сыплются один за другим с малых лет и по сей день. Бесспорно, испытания закаляют мужчину, но делают ли они его счастливее…»

Велес ещё помнил, как заливисто смеялся Дамир в детстве. Этот смех, словно звон колокольчика, разливался в воздухе: счастливый, лёгкий и беззаботный. Как давно это было?

«Увижу ли я ещё раз твою улыбку? — Велес проводил глазами уходящего Дамира. — Если бы ты знал, как нужен мне. Особенно сейчас, когда в воздухе витает дух тревоги и опасности».

Велес сжал кулаки, подумав о том, что собирается сделать. Его решение сын воспримет в штыки, но другого выхода нет. «Ты сильный. Ты справишься. Надеюсь, потом мы сможем, наконец, поговорить начистоту».

Велес набрал полную грудь свежего воздуха. Вздохнул так глубоко, чтобы до боли, до темноты в глазах. Боль всегда отрезвляла его, напоминала о хрупкости жизни, давала ощущение уязвимости. Именно этого порой не хватало Высшему Первородному магу, живущему уже не одну сотню лет.

Встряхнувшись, Велес расправил могучие, медвежьи плечи и сурово свёл брови. Нельзя расслабляться! Не сейчас.

— Так, сначала выясним про ночную птицу, залетевшую к Морене. — Велес направился к лестнице, на ходу доставая из кармана небольшое зеркальце, связанное с системой слежения.

Небосвод чуть посветлел. Начинался новый день.

Глава 8

С приближением к замку головная боль усиливалась. Вековой мрак окончательно проснулся и рылся в памяти, как хорёк в поисках добычи. Нужно было срочно отвлечь этого голодного монстра, иначе конец надеждам.

Он приказал себе думать об уже известном, перебирать массу незначительных деталей, копошиться в мелочах, мысленно раздувая их до гигантских размеров.

Чёрные щупальцы, цепко сжимающие мозг, чуть ослабли. Мутное ядро мрака, словно ртуть, перетекало из стороны в сторону при движении, вызывая тошноту.

Постоянное давление сводило с ума. За несколько лет вдали от хозяина он отвык от этого. Расслабился. Размяк. Забыл, с кем имеет дело. Теперь придётся ходить по лезвию, иначе противник раздавит его, не раздумывая.

Темнота внутри хищно оскалилась и насторожилась, словно чуткая гиена. «Стоп! Никаких посторонних мыслей. Только детали. Много деталей».

На горизонте показался замок. Его массивная туша нависала над городом тёмной тенью. Жители спали. Улицы, укрытые ночью, словно одеялом, мирно посапывали. Ему казалось, что он слышит дыхание города: размеренное, глубокое, тёплое.

От замка же веяло прохладой. Светло-серые камни, ярко бликующие на солнце, ночью потускнели, превратившись в невзрачные булыжники.

Мрак в голове встрепенулся, почуяв близость хозяина, как пёс.

Как странно устроен этот мир. Казалось бы, замок Высшего светлого мага должен быть наполнен светом и добром, но здесь чувствуется присутствие тёмной силы. Мрак, словно чёрная плесень, тихо ползёт по стенам, просачиваясь сквозь перекрытия. «Почему никто не замечает? — мелькнула удивлённая мысль. — Может, я вижу, потому что сам наполовину заполнен темнотой?»

В нужных окнах горел свет. Раньше он даже подумать не мог, что два заклятых врага окажутся под одной крышей, однако это случилось. Сей факт сильно осложнит ему жизнь.

Господи, как же он устал! Хочется бросить всё и сдаться. Вековой мрак внутри радостно завозился, потирая свои щупальцы.

«Ну, уж нет! Шиш тебе! Мне нужно выжить и вернуться. Остальное не в счёт». Он почувствовал, как глубоко внутри встрепенулась птица-надежда. «Тихо! — сердито буркнул ей. — Не буди лихо».

Ставни тихо скрипнули, чья-то рука открыла окно, пропуская его в замок.

Глава 9

Безвременье. Человечеству неведомо это состояние. Вакуум, безмолвие, абсолютный ноль — с ними худо-бедно разобрались. Но что значит безвременье?

В детстве Веселина рассказывала Толе историю о разделении Ирия. Тогда священное древо Мира раскололось: берёза проросла в Березани, а кипарис — в Хвангуре. Единое распалось, но связь осталась.

Среди магов ходят слухи, что меж священными деревьями существует портал. Он открыт, и его никто не контролирует. Однако даже Высшие им не пользуются. Там царит безвременье. Нет его точного описания, потому что никто из ушедших не вернулся оттуда.

В тяжёлые времена после Великой битвы и разделения Ирия свободный переход из мира в мир стал невозможен. Прознав про бесконтрольный портал, нелегалы пытались воспользоваться им, но после нескольких попыток передумали. Людей, входивших в него, никто больше не видел.

По преданию Светлобог и Чернобог ушли в безвременье, увидев, сколько горя принесла Великая битва. Они разочаровались в своих детях и покинули их.

Мать-хранительница того времени предрекла: в будущем родится ребёнок, способный вновь объединить Ирий, но случится это не раньше, чем Высшие пройдут испытание властью, богатством, гордыней и тщеславием. Только испытав и справившись с ними, они помудреют и осознают совершённые ошибки. Тот ребёнок сможет вернуть отцов-основателей из безвременья, и Ирий снова станет счастливым раем, о котором слагали легенды.

Обо всём этом Толя вспомнил, лишь когда провалился в портал под священным кипарисом. Сначала его охватила паника: «Я не могу, не имею права застрять здесь!» Мысли лихорадочно скакали, пытаясь найти решение. Потом навалилась апатия.

Он не мог оценить, как долго бредёт в безмолвном пространстве. Здесь не было привычных ориентиров: травы, земли, деревьев, облаков. Не то сумерки, не то утренняя, предрассветная дымка. Нечто зыбкое и неосязаемое. Нет запахов, звуков. Безвременная пустошь.

Разглядывать и осмысливать нечего, поэтому поневоле начинаешь копаться в себе: своих мыслях, страхах, проблемах.

Толя читал, что в давние времена люди специально уходили в безлюдные места, становились отшельниками, чтобы познать внутренний мир, разобраться, переосмыслить и вернуться просветлёнными. Все они были непростыми людьми: имели за плечами богатый опыт, а порой высокий статус и деньги. Что заставляло их отшельничать?

«Может быть, мне тоже дали возможность подумать о себе? О тех невысказанных вопросах, которые давно мучают. В конце концов именно они — причина моего появления здесь».

Толя остановился, закрыл глаза и выровнял дыхание. Сосредоточившись, аккуратно разделил физическую и астральную сущности.

Обычный человек часто беседует сам с собой: будь то принятие решения, либо простые размышления. Людям нужен собеседник, пусть даже воображаемый, потому что, проговаривая проблемы, озвучивая их, человек вытаскивает их из тьмы на свет, делая осязаемыми, материальными. С видимым сражаться проще.

Толя сделал астральную сущность своим гипотетическим собеседником. Пусть призрачным, но весьма реальным. Астральный двойник мог спорить, приводить аргументы, задавать каверзные вопросы или терзать сомнениями. В общем, всё то, что делает человек, беседуя сам с собой.

Призрачный собеседник выскользнул из тела, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Толя хотел сесть, но передумал, глядя, как зыбкая хлябь под ногами начинает неприятно обволакивать его. Он вскочил и побрёл, куда глаза глядят. В безвременье нет направлений.

— О чём поговорим? — Двойник пристроился рядом и потирал ладони от нетерпения. Он любил дискуссии: когда ещё призраку представится возможность побыть самостоятельным.

— О родителях.

Толя задумался. О родителях он знал мало, в основном из рассказов Веселины. В детстве, слушая её истории, Толя убеждал себя и «берегиню» в отсутствии какой-либо обиды на них. Однако глубоко внутри он понимал: врёт.

Возможно, это была ложь во спасение. Проще оправдывать и находить причины, чем изводить себя злостью. Хотя её зародыш прятался внутри и недовольно ворчал, что его заперли. Услышав своё имя, обида расправила плечи и высунула голову из убежища.

— Разве мать может бросить или отдать ребёнка? — гнусаво загундела она.

— Не может. Именно поэтому должна существовать веская причина такого поведения.

— Какая? Она даже глаза тебе прикрыла, чтобы ты не смог её вспомнить и найти. Кукушка, одним словом.

— Не смей её оскорблять!

— Давай, давай, оправдывай, — зло хихикнула обида. — А отец? Зачем сунул младенца незрелой фее и отправил в другой мир? Чтобы глаза не мозолил?

Толя вдруг почувствовал, как волна непреодолимой злости накрывает его. Сколько раз он задавал себе эти вопросы? Зачем отец изгнал его из магического мира? Не проще ли было защищать своего сына, находясь рядом? Да кто бы посмел его тронуть с такой родословной?

Тут Толя осёкся. Родословная! Конечно. В ней всё дело. Никто не знал, кем была его мать, кроме отца. Тот скрыл всю информацию о ней. Почему? Неужели она настолько пугающая и отвратительная?

Толя вспомнил сон: мелодичный голос, полный грусти, нежные руки, убаюкивающие его. Слова песни снова всплыли в голове:

Ты меня не вини

И за слабость прости.

Древо знает мою печаль.

Мой малыш, мой малыш,

Сердцем маму услышь.

Я должна отступить. Прощай.

Древо знает? О чём? Может быть, она была феей? Но тогда Веселина бы знала о ней. Феи трепетно относятся к истории рода, до мелочей описывая в летописях даже неприятные события, касающиеся их семьи. Тогда кто она?

Почему мать «должна отступить»? Столько вопросов. Однако из её же слов она тоже добровольно оставила сына. Что не так с этими родителями? Одна плачет, но всё же уходит. Другой отдаёт сына няньке и высылает в мир людей. В чём причина?

— Важен ли мотив? — снова загундосила обида в лице астрального двойника. — Суть-то не меняется: они тебя бросили. Возможно, даже поплакали, но в конце концов забыли.

— Не думаю. Иначе Веселина не прятала бы меня столько времени. Подозреваю: «берегиня» не всё рассказала. Интуиция подсказывает, что «ищейки» тоже по мою душу присланы в тот мир.

— Родителей вина, — обида продолжала гнуть свою линию.

Чем больше Толя думал об этом, тем яснее становилась мысль: не всё так просто, как кажется. Вернее, всё не то, чем кажется.

Если поразмыслить, источником информации о прошлых событиях является Веселина. В Толиной памяти остались лишь смутные обрывки собственных воспоминаний. «Берегиня» же оценивала ситуацию со своей точки зрения.

— Возможно ли, что обида — проекция отношения приёмной матери к случившемуся? — Толя остолбенел от этой мысли.

«Никогда не полагайся на чужие мнения по спорным вопросам. Формируй свои, — вспомнились слова Павла. — Причинно-следственная связь крепче, если она основывается на твоих собственных ощущениях».

Толя почувствовал, как обида тает, словно кусок грязного льда в чистых речных водах. Он облегчённо выдохнул.

— Отлично. Теперь будем разбираться и решать семейные загадки с холодной головой, без затаённых обид.

Призрачный помощник усмехнулся и одобряюще похлопал его по плечу, потом как-то настороженно дёрнулся, испуганно заозирался и исчез.

Толя ощутил, как астральная сущность слилась с физической и затихла. Он закрутил головой в надежде увидеть хоть что-то в безвременной пустыне.

***

Вокруг по-прежнему висел белёсый дым небытия. Лишь в одном месте он слегка сгустился. Толя с интересом направился в ту сторону.

С приближением стал заметен вихрь, крутившийся, словно волчок, внутри туманного сгустка. Его скорость вращения увеличивалась, он становился плотнее и ярче. Затем резко сжался, собравшись в комок, и лопнул с такой силой, что взрывная волна сбила Толю с ног. Он упал навзничь. Зыбкая хлябь мягко спружинила, принимая удар.

Пары вдохов хватило для оценки состояния, после чего Толя вскочил.

На месте лопнувшего сгустка стоял старик и удивлённо разглядывал его. Незнакомец выглядел очень старым. Глубокие морщины избороздили смуглое лицо. Длинная, седая борода висела клоками, словно её не расчесывали последние сто лет. Он был маленького роста, тщедушный, похожий на быстро состарившегося ребёнка. На худом теле болтались серая, холщовая рубаха, подпоясанная бечёвкой, и такого же цвета штаны.

А на ногах… лапти. Толя даже прищурился, разглядывая их: «Надо же, как настоящие!»

— Нравятся? — вдруг спросил незнакомец. — Сам сплёл. Лыковые. — Он гордо выставил на пятку одну ногу, потом — другую, явно любуясь своим творением.

Странно, голос старика был звонким, мальчишеским, да и глаза озорно сверкали из-под седых, густых бровей.

— Да, классные! — в тон ему ответил Толя. — Неужто сами лыко готовили? Где же Вы его здесь нашли?

— То давно было, — вдруг смутился дед и вмиг постарел.

Толя даже поперхнулся от такой быстрой перемены. Теперь перед ним стоял хмурый, недовольный старикашка, недобро зыркающий исподлобья.

— Давайте знакомиться, дедушка. Меня Толя зовут. — Анатолий протянул деду раскрытую ладонь.

— Вот ещё, — буркнул тот. — Много тут ходило, знакомилось. Да все сгинули.

— Куда? Выход нашли? — Толя чувствовал: с этим стариком надо держать ухо востро.

— Здесь нет входа-выхода, — хихикнул дед. — Дураки! Думали обмануть меня. — Он мелко, раскатисто засмеялся, снова молодея на глазах.

— Куда сгинули-то?

— Кто ж их знает? — Пожал плечами старик. — Безвременье — это же небытие. Понимаешь?

Толя не понимал, но переспросить не решился. Дед, увидев сомнения на лице собеседника, хитро ухмыльнулся:

— Тебе не надо понимать. Здесь задерживаются только люди с нерешёнными проблемами. Либо те, кто неискренен, оттого не видит дальше собственного носа.

Старик снова залюбовался лаптями, заулыбался, помолодел.

— Я вот не хочу ничего решать. Иногда полезно побыть пустышкой. Моя задача — стать настолько пустым, насколько смогу.

— Зачем? — изумился Толя. — Что здесь хорошего? Разве тогда Вы не станете глупым? — произнёс и осёкся, осторожно глянув на собеседника: не обидел ли.

Дед нахмурился, завращал глазами, размышляя.

— Брат мой также говорит. Мол, в пустой голове рождаются глупости. Поэтому сидим здесь: думаем, спорим.

— Так Вы не один? А где же брат?

— Спит пока. Да ну его. Тот ещё бука, — отмахнулся старик. — Ворчит да ноет.

— Как же вы тут живёте? Ничего нет вокруг, кроме тумана. — Толя окинул взором окружающее пространство.

— Хорошо. Детали отвлекают, знаешь ли.

Дед вдруг лихо перепрыгнул с одной ноги на другую и ударил в ладоши:

— Опа! Нравится мне с тобой разговаривать. — Старик мелко засеменил вокруг Толи, постепенно сужая круг. — Оставайся. — Он протянул руку, намереваясь хлопнуть собеседника по плечу.

Что произошло потом, Толя помнит смутно. Внезапно всё тело пронзила ужасная боль. Деда отбросило от него, словно он наткнулся на энергетический барьер. Посыпались искры.

Толя схватился за грудь. Горячая волна, как густая лава, вырвалась оттуда и обожгла руку. Стало невыносимо жарко. Казалось, тело плавится. Он сорвал с себя рубаху, пытаясь остановить охвативший его пожар. На груди пульсировал амулет. Крест Сварога раскалился и кроваво горел в белёсом тумане небытия.

«Что с ним? — чертыхнулся про себя Толя. — Как же больно!» Он схватил оберег, намереваясь снять, но застыл от удивления: камень был ледяным на ощупь.

— Занятная вещица. — Старик медленно поднимался, стряхивая с одежды частички липкой хляби. Он брезгливо окинул себя взглядом: — Чёрт! Опять напялил эти бестолковые лапти.

Толя удивлённо поднял глаза на деда. Что-то в нём изменилось. Голос стал сиплым, морщины глубже, брови сошлись на переносице, губы скривились в ехидной ухмылке, пропал детский задор.

— Кто это у нас здесь? — Старик внимательно рассматривал Толю. От его взгляда веяло холодом. — Стоит только на минуту отлучиться — братец чудить начинает.

Оберег по-прежнему мигал красным, словно тревожный сигнал. Толя накинул рубаху, вытащив камень наружу на всякий случай.

«Нужно убираться отсюда», — пронеслось в голове. Он сжал амулет в кулаке, продолжая мысленно твердить себе это.

Почему-то старик внушал страх. Интуиция выла, словно испуганный пёс. Казалось, если дед подойдёт и коснётся, то Толя провалится в безвременье навечно.

Старик сделал шаг, потом другой, сверля Толю тяжёлым взглядом. Чёрные глаза смотрели пристально, наполняя душу ужасом. Почему-то вспомнилась болотная жижа, преследующая его на Хвангуре.

— Тебе не уйти от меня, — прошелестел чей-то голос.

Виски заломило, словно голову зажали в тиски. Перед глазами поплыли цветные круги. Не чуя ног, Толя попятился. Амулет на груди завибрировал, он прижал его к себе и почувствовал прилив сил. Теперь боль накатывала волнами. Астральная сущность встрепенулась и начала сопротивляться.

Старик слегка опешил, не ожидая получить отпор, но вскоре продолжил наступать. Толя видел лишь его глаза: чёрные, словно омут, холодные, словно лёд. Он осознал, что может остаться в безвременье навсегда, если не справится с дедом. Значит, никогда не увидит отца, не вернётся к Веселине и Ладе. Перед глазами промелькнул светловолосый лик и три звёздочки в поясе Ориона.

«Чёрт! — его охватила такая ярость, как в детстве, когда он пытался спасти щенка от местной шпаны. — Я должен вернуться!» Глаза полыхнули янтарным огнём. Он выпрямился, расправил плечи и выставил вперёд руки. Пальцы бессознательно начали выводить в воздухе руны: одну за другой.

Старик замешкался, пытаясь прорваться сквозь шквал заклинаний, потом рассвирепел: в Толю полетели ответные удары.

Противостояние набирало обороты, туман вокруг них кипел и бурлил. Зыбкое небытие звенело от напряжения.

Дед был очень силён. Толя чувствовал, что силы на пределе. На шее проступили жилы, он взмок и устал, словно пробежал марафон. Ноги подкашивались, руки дрожали. «Помоги мне, — взмолился он, сжав оберег из последних сил. — Помоги мне!»

Лунный камень вспыхнул, заливая всё вокруг белым, слепящим светом. Последнее, что увидел Толя: изумление на лице старика. Потом сознание потухло, как будто его накрыло тёмное покрывало.

Глава 10

Ангелия бежала почти всю ночь. Она так устала. Мышцы сводило судорогой.

Лес, наконец-то, закончился. Деревья за спиной ещё хранили сумеречную прохладу, а на горизонте уже занималась заря. Солнечные лучи медленно раздвигали темноту, высветляя небо. На его фоне силуэт замка казался чёрным и чётким, словно вырезанным по трафарету.

Она упала на траву. Рубаха сразу намокла от росы. «Чёрт с ней. Надо немного отдышаться». Ангелия прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на дыхании. В висках стучало, но уже через пару минут в голове прояснилось, грудь перестала тяжело вздыматься, мозг пришёл в состояние «боевой» готовности.

С недавних пор её навыки оборачивания улучшились. Ангелия заметила, что меньше времени тратит на изменение и быстрее восстанавливается после звериной динамики. Не зря соплеменники боялись её. Порой она сама пугалась своей силы, звериной мощи и стремительности.

Перевернувшись на живот, Ангелия прищурилась, разглядывая очертания города. Войти в него несложно, надо лишь дождаться, когда улицы начнут заполняться людьми. Вот в замок попасть сложнее. В прошлый раз ей помогли, но сейчас придётся сориентироваться на месте. «Ничего, прорвёмся. Главное, до отца добраться. Остальное не важно», — Ангелия снова перекатилась на спину и раскинула руки.

По небу уже плыли первые облака. Они казались плоскими, словно нарисованные маркером. Ровные, одинаковые, бледно-серые. Скучные, как сказал однажды отец. Из памяти тут же всплыл его образ: высокий, широкоплечий, красивый, но почти всегда хмурый.

Они редко виделись, скрывая встречи от посторонних глаз. Однако Ангелия и такому общению была рада. Приятно осознавать, что ты не одинока.

Первое время отец появлялся очень редко. Помнится, с четырёх лет до десяти они вообще не виделись. У неё даже начали появляться сомнения в его существовании.

Когда жизнь в племени сильно осложнилась, Ангелия хотела отправиться на поиски отца, однако выяснилось, что никто о нём ничего не знает. Рут с другими ребятами дразнили её подкидышем, а взрослые цокали языками и тихо перешёптывались за спиной: «Мало, что сирота, так ещё и умом слаба. О каком-то отце вспомнила? Отродясь возле неё никого не было».

Расспросы старейшины тоже не принесли результата. Мах лишь хмурился и называл её глупой, безродной девчонкой, доставшейся ему от предыдущего главы рода.

Ангелия убегала в лес и подолгу выла от обиды: плакать она разучилась давно. Близлежащие деревья испытали на себе приступы её ярости. Некоторые до сих пор хранят глубокие следы когтей.

Конец ознакомительного фрагмента.