Гостеприимный кардинал

Е. Х. Гонатас, 2019

В книге представлены переведенные на русский язык повести и рассказы одного из самых необычных греческих писателей XX в. Е. Х. Гонатаса, в творчестве которого сочетаются элементы романтизма, сюрреализма и мистического реализма. Все шесть сборников его произведений впервые собраны под одной обложкой.

Франгиски Абадзопулу. Гонатас — Россия

Литературный жанр, в котором работал греческий писатель Е. Х. Гонатас, — особая история, похожая на новеллу или короткий рассказ. Он сочинял маленькие шедевры, показывающие особое восприятие прозы и ее возможностей, подрывающие господство реализма и его точного позитивистского отображения действительности. Его творчество оказало глубочайшее влияние на молодых греческих литераторов. Я убеждена, что публикация его произведений для российской читательской публики имеет особое значение, поскольку он сам страстно изучал творчество как великих русских классиков, так и менее известных писателей, что оказало влияние и на его собственные произведения.

В Греции между двух войн

Е. Х. Гонатас родился в Афинах в 1924 г. в семье состоятельных родителей, вырос в консервативной среде буржуазной семьи, из которой вышли известные политические деятели. Родственники несерьезно относились к его литературному творчеству. Несмотря на желание стать агрономом, по настоянию родителей он поступил на юридический факультет. Гонатас рано начал писать и, будучи еще школьником, отправлял свои рассказы в литературные журналы. В кругу семьи он задыхался, не находя отклика, так что постепенно начал делиться опытом своих литературных поисков и художественных волнений с другими молодыми людьми, которые впоследствии стали знаменитыми поэтами, такими как Милтос Сахтурис и Димитрис Пападицас. Во время немецкой оккупации Греции он работал в Красном Кресте. Был знаком с интеллектуальными кругами левой идеологии и пережил великие социальные, идеологические и политические конфликты, которые привели в итоге к гражданской войне. Сам Гонатас, горячий сторонник парламентской демократии и противник насилия, предпочел держаться вдалеке от политической арены, со скепсисом наблюдая за духовной и политической жизнью страны, будучи далек от любых проявлений фанатизма и догматизма.

Его первая книга, «Путешественник», была опубликована в 1945 г., когда ему было всего 20 лет. Для того чтобы обеспечить себе существование, писатель был вынужден работать консультантом в одной юридической компании, а затем начать свою адвокатскую практику. Вместе с другом они открыли адвокатскую контору, занимавшуюся вопросами гражданского права, но он всегда старался организовать жизнь так, чтобы оставалось свободное время для творчества. В 1959 г. вместе с поэтом Димитрисом Пападицасом он начал издавать журнал «Первоматерия», который, однако, просуществовал недолго. В журнале поэты печатали свои собственные тексты, переводы Ивана Голля (Ivan Goll), поэта-сюрреалиста еврейского происхождения из Германии, своеобразного маргинального немецкого художника и поэта Волса (Wols), а также маленькие странные истории греческих писателей Средневековья, которые они озаглавили mirabilia. Выбор текстов показывает, что авторы журнала стремились обнаружить и показать что-то необычное, нетрадиционное и аутентичное в классической и современной литературе. В 1959 и 1963 гг. Гонатас издал три сборника с прозаическими текстами малого объема: «Тайник», «Бездна» и «Коровы».

В это же время он тесно связывает свою судьбу узами ученика — учителя с великим греческим художником и поэтом-сюрреалистом Никосом Энгонопулосом. Эти отношения продолжались еще многие годы спустя. В середине семидесятых годов Гонатас досрочно выходит на пенсию, с тем чтобы посвятить себя исключительно литературе, и начиная с этого периода вплоть до смерти он издает большую часть своих произведений. В это время он постепенно становится известным. Многие десятилетия творчество Гонатаса, неканоническое и ни на что не похожее, невозможно было отнести по общепринятой классификации ни к одному известному литературному жанру. Его не включали в известные антологии поэзии или прозы, поскольку не могли решить, поэт он или прозаик, и он только один-единственный раз получил литературную премию — это была премия за переводы таких писателей, как Флобер, Антонио Поркья, Георг Кристоф Лихтенберг, Сэмуель Тэйлор Кольридж, Хорхе Луис Борхес.

Е. Х. Гонатас жил со своей супругой в старом доме с большим садом в Кифисии — красивом, зеленом аристократическом пригороде Афин. Он был библиофилом, ценил искусство, коллекционировал художественные произведения и странные предметы. Он обожал животных, нежно о них заботился и наблюдал за их повадками. У него было две собаки породы колли и множество кошек. В саду у дома он прикармливал уток, черепах, ежей, там же у него был и прудик с золотыми рыбками. Гонатас выбрал жизнь вдали от огней славы. Помимо всего двух интервью, у него не было публичных выступлений, но с 1980 г., уже в зрелом возрасте, он регулярно посещал маленькую типографию, где печатал свои небольшие аккуратные книжки. Там вокруг него образовался круг молодых литераторов, его поклонников, которые считали его своим учителем. Уже в конце своего жизненного пути он всего лишь раз появился на экране телевизора в документальном фильме, который сняла его подруга Ева Стефани. В нем он рассказывает о своих животных, об искусстве, о других поэтах, но нигде из скромности не говорит о своем собственном творчестве. Он считал, что не смог в полной мере реализовать свои замыслы, однако, как явно видно теперь, именно он создал греческую школу рассказа (forme brève).

Он писал мало, был избирателен, находился в постоянном поиске качества, личного стиля, он был одним из немногих греческих писателей послевоенного времени, выбравших сложный путь авангарда, проигнорировавших популярное течение реализма, критического или социалистического, находившихся в поиске новых путей выражения среди авангардистских течений в Европе. Однако для Гонатаса никакая новая форма искусства не могла возникнуть без любви к традиции и без ее изучения. Он был одним из глубочайших исследователей мировой литературы, обожал классиков и одновременно выискивал повсюду редкие и самобытные вещи. Он тщательно исследовал своих любимых писателей, пытаясь раскрыть секреты их творчества, он, словно ученик в мастерской великого художника, изучал их произведения, с большим вниманием относясь к каждой детали.

Его называли сюрреалистом, снотворцем, писателем фантастической литературы. Сам же он очень характерно заметил в одной из своих записанных бесед: «Я не создаю сны, я не „снотворец“. Все, о чем я пишу, было пережито, а фантастические элементы, которые видны в моем творчестве, по существу являются абсурдом, они связаны с амбивалентностью реальности»^[2]. И еще в одной из записанных бесед он сказал: «Я не пишу о фантастическом, это ошибка. Я не пишу также об исключительном, я пишу об исключении. Невероятной может стать и самая простая вещь».

«Амбивалентность реальности»: Е. Х. Гонатас и история

Амбивалентность реальности, как ее называет Гонатас, была обусловлена резкими оппозиционными выступлениями и конфликтными ситуациями, характерными для греческого общества и сопровождающими политическую жизнь Греции со времени основания государства в 1830 г. В его творчестве тем не менее нет ссылок на конкретные исторические события в Греции или в окружающем мире. Однако читатель его произведений постоянно сталкивается с крайностями, превосходящими логику, вызывающими неуверенность, порождающими чувство угрозы, вселяющими страх. Кажется, что его герои живут в абсолютно разрушенном мире, переживают глубокий кризис и отчаянно жаждут покоя, согласия, объединения в мире, разрывающемся между традицией и прогрессом, Востоком и Западом, деревней и столицей, между вселенной больших интересов и маленьких людей — бедных и отверженных.

В тридцатые годы, в которые вырос Гонатас, господствующие позиции занимал так называемый буржуазный, исключительно реалистический роман, призванный выражать позитивистскую позицию поколения писателей, которые следовали тенденции рационализации, не принимая во внимание социальное напряжение и атмосферу глубокого морального и социального кризиса. Именно этот кризис должен был вызвать гражданскую войну в Греции в 1946–1949 гг., в которой официальная «национальная» гвардия противостояла «народной» армии, которая представляла силы греческих коммунистов. Гражданская война разразилась в Греции вскоре после вывода немецких войск, страна вновь погрузилась в реки крови. В этой войне обе стороны потеряли молодых людей, которые были живым потенциалом для восстановления Греции после военной катастрофы. Война закончилась победой националистической фракции, что привело к созданию полицейского государства и диктатуре «черных полковников» в 1967 г. Потерпевшие поражение левые, многие из которых были представителями интеллигенции, попали в концентрационные лагеря. Атмосфера страха, опасности, смерти продолжала разливаться по стране, разрушенной войной. Как можно было передать эту атмосферу? Творчество Гонатаса выходит из этой окружающей обстановки и также из художественных и философских поисков этой конкретной эпохи. Так же как и другие его друзья, он чувствовал, что привычных слов недостаточно для того, чтобы выразить «невыразимое». Эти поиски привели писателя к проблеме языка и отображения действительности, с которой столкнулись представители романтизма на стыке XVIII–XIX вв. и художественного авангарда в начале ΧΧ в.

Для ранних немецких романтиков Йенской школы Фридриха Шлегеля, Новалиса, Тика язык был важнейшим инструментом познания внутреннего духовного мира, разрыва между духом и материей, между мечтой и реальностью. Они интересовались их единством и жаждали дать миру новое волшебство. Кольридж писал: «Поэзия — это пробуждение разума от летаргического сна обыденности и обращение к красоте и чуду, которые находятся прямо перед нами»^[3]. А Шелли писал, что поэт — это тот, кто «приподнимает покров со скрытой красоты мира и делает привычными вещи, бывшие до того непривычными»^[4]. Именно эту мысль взял и развил Новалис в одном из своих текстов: «Поэты — это те, кто приятным образом делают непривычные вещи привычными и в то же время привлекательными»^[5].

Писатель и теоретик русского авангарда Виктор Шкловский описывал этот феномен как «остранение», то есть освобождение слов от их привычного значения с помощью новых сочетаний. Он пишет: «…мы перестали быть художниками в обыденной жизни <…> только создание новых форм искусства может возвратить человеку переживание мира, воскресить вещи и убить пессимизм»^[6]. «…Для того чтобы вернуть ощущение жизни, почувствовать вещи, для того чтобы делать камень каменным, существует то, что называется искусством <…> приемом искусства является прием „остранения“ вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен; искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве не важно»^[7].

Поиск и создание непривычного в литературе можно считать одной из характерных черт авангардистских течений начала XX в.: футуризма, дадаизма, сюрреализма — всего того, что мы в общем называем поэзией модернизма. Модернизм в поэзии проявляется изменениями, которые касаются исключительно личного стиля автора. Новшества в размере и рифме, темнота смыслов, намеки, использование символов, уход от известных мифологических тем и изобретение своего собственного мифа или лирического мифологического персонажа — это основные характерные черты поэзии модернистов ΧΧ в. Термин «авангард», напротив, используется преимущественно для художников, которые возникали целыми группами, со своими журналами и манифестами, и избирали новаторский способ письма с целью кардинально изменить не только искусство, но и сознание читателя, создавая искусство в крайне революционной форме, освобожденное от всего, что могло бы соответствовать эстетическим привычкам общества, преследуя высшую цель — вызвать восстание умов. Авангардистские течения имели революционную составляющую, которая одновременно была этической и философской, — они боролись за изменение сознания через искусство. Именно этого пытался добиться Гонатас. Он говорил: «Я бы хотел, чтобы это влияние было, насколько это возможно, нравственным, моральным. Я и не считаю, что оставил творческое наследие: я дал набор образцов». То, что Гонатас называл «образцами», было на самом пропущено через двойную дистилляцию, как крепкие алкогольные напитки, и в результате после многочасового сосредоточения, проб, исправлений текст достигал своего конечного вида, не теряя при этом изначальную искру вдохновения.

Книги-миниатюры

В 1945 г., сразу после окончания Второй мировой войны, двадцатилетний Гонатас выпустил книжку с одним рассказом — «Путешественник». Рассказ имеет яркую символику и аллегоричность: юноша убивает Гиганта — сверхъестественное существо, символизирующее местного духа-благодетеля и старые традиции. Юноша осознает свою ошибку и, преследуемый чувством вины, уезжает из родных мест и отправляется в странствие. Он садится в полный раненых поезд с разбитыми стеклами — поезд войны, где странные и потусторонние картины сменяют одна другую: за ним следует желтый свет пламени мерцающей свечи, женщины входят и указывают на него забинтованным пальчиком, какой-то пассажир подвесил рыбину «на веревке на гвоздь, рядом с окном». Странствие продолжается по пустынным и скалистым пейзажам, с ястребами и грифами, по странному дому с молодым хозяином, который играет меланхоличные мелодии на струнах кифары, словно Орфей. Романтические мотивы перекликаются со сценами, которые мы читали в «Песне старого моряка» Кольриджа, которую Гонатас особенно любил, или в «Попрошайке из Локарно» Э. Т. А. Гофмана. «Путешественник» переживает свою собственную внутреннюю драму во времена Второй мировой войны и гражданского раскола. Смерть вошла в жизнь, насилие захватило все вокруг. Юноша бежит отовсюду, преследуемый чувством вины и кошмарами, и направляется в угрожающую неизвестность.

Во втором издании «Путешественника» Гонатас добавил эпиграф к книге, стихи О. Мандельштама:

Отчего так мало музыки

И такая тишина?

(«Смутно дышащими листьями…», 1911)

У Мандельштама звук, музыка и поэзия рождаются из тишины. Тишина и музыка взаимосвязаны, художественное творчество одновременно включает их обеих: тишину и музыку. Этот парадокс Гонатас озвучивает в эпоху, когда война полностью разрушила жизнь, сделала все вокруг хрупким, нестабильным и изменчивым. Почему бы музыке не следовать за великой тишиной? «Путешественник» — словно безнадежная попытка создать музыку из тишины, а юноша, соучастник того зла, которое происходит в его родных местах, тщетно пытается примириться с силами истории. Создается впечатление, что двадцатилетний Гонатас выбирает множество символов, словно создает музыку, которая уводит далеко от всего, что имеет устоявшийся, обычный, приевшийся характер. Только немногие критики обратили внимание на книжку «Путешественник» и разглядели в ней совершенно оригинальный способ выражения глубочайшего беспокойства человека во время войны.

То же самое беспокойство мы узнаем и во второй книге Е. Х. Гонатаса, в «Тайнике», которая вышла в 1959 г. и включает в себя короткие лирические прозаические тексты и рассказы, где главные роли играют существа из животного мира: медведи, птицы, разнообразные звери, а иногда и отдельные части и члены тела, как, например, глаза, которые постоянно превращаются во что-то иное.

«Лес на четырех деревянных колесах убегал с ревом, как водопад между гор».

«На сцене погасли огни. Зал опустел. Свеча летает от кресла к креслу».

«Внутри яблок — довольные смеющиеся младенцы».

Неодушевленные предметы становятся одушевленными, у животных появляются черты людей, а у людей — животных. Так, мы видим, что груша танцует, лес движется и ревет, олень молится. Тело, где живет эротизм и желание, непрестанно выступает на передний план, расчленяется, трансформируется, сосуществует рядом с другими существами и внутри них. В превосходном тексте с названием «Листья» создается ощущение того, что зарытое в листья человеческое тело само тоже начинает выпускать побеги.

Постоянные метафоры в «Тайнике» переносят нас в мир, где поэт создает музыку из материи волшебства и сновидений. То же самое происходит и в кратких рассказах в книге «Бездна» (1963), где с кинематографической точностью смены планов чередуются фрагменты сновидений и критические моменты: тайники, логова, орудия убийства, кровь, мертвые животные. В этих острых моментах угадывается тлен, силы бессознательного и многомерность реальности.

После долгих лет молчания Гонатас публикует рассказ «Гостеприимный кардинал», вышедший отдельной книгой в 1986 г. Сюжет полностью разворачивается в атмосфере деревенского спокойствия, в старом постоялом дворе, идеальном прибежище для тех, кто ищет умиротворения. Однако когда на постоялый двор прибывают двое путешественников, там начинают происходить невообразимые события. Оба единственных постояльца переживают странный опыт, в то время как хозяин двора со своей супругой пытаются дать правдоподобные объяснения всему происходящему. В конце оба героя обнаруживают, что в детстве они были друзьями, но одна давняя несправедливость заставила их расстаться. То умиротворение, которого они искали в маленьком постоялом дворе, они находят с появлением птицы, которая относится к редкому виду семьи Cardinalidae, — это птица, живущая в Центральной Америке и Южной Канаде, обладающая темно-бордовым оперением и тяжелым ярко-красным клювом конической формы с тонкой черной полоской посередине. Искусство рассказа заключается в богатом сюжете, полном мистики, постоянных переворотов, раскрытия тайн, исповедей, откровений. В этой истории мы наблюдаем в миниатюре, какой путь и испытания нужно преодолеть человеку, чтобы достичь умиротворения и гармонии с самим собой и с окружающим миром, но вместе с тем мы узнаем и все те приемы, которые используют писатели, чтобы возбудить в читателе любопытство и создать «остранение».

С теми же испытаниями мы встречаемся в повести Гонатаса «Подготовка» (1991), вышедшей отдельной книжкой. Серьезный профессор физических наук после завершения успешной карьеры уединился в своей лаборатории и проводит изо дня в день один и тот же опыт — пытается взвесить свою голову, кладя ее на весы. Единственным, кто его навещает, становится его верный ученик, который и рассказывает об экспериментах своего учителя. Мы так и не узнаем, с какой целью профессор проводит свой опыт. Может, он пытается разгадать загадку ума, духа, совести? Читатель призван догадаться сам. Но взвешивание каждый раз дает разные результаты, и профессор начинает отчаиваться. Ответ на этот философский миниатюрный рассказ придет неожиданным образом, и он будет заключать в себе всю трагичность человеческого существования.

Остранение и малая форма

Во всех маленьких книжках Гонатаса мы слышим призыв к искусству активному, размышляющему, которое «остраняет» привычное. Средства, которые использует Гонатас, не являются крайними: он берет из реализма логическую последовательность, подробное наблюдение, тонкую и остроумную пародию, «черный юмор», внезапность. Но вместе с тем он внимательно изучает материю сновидения, фантазии и бессознательного. Гонатас выбирает краткие прозаические формы, неканонический текст с «краткой и странной историей», с концентрированным содержанием, что требует большого художественного мастерства. Он говорил: «Рассказ — это томография реальности, срез реальности. Рассказу необходима еще одна вещь, ему нужна более искусная рука, он ближе к поэзии, поскольку он сжатый, маленький, в нем нет места головотяпству. Только искусный писатель может сочинить качественную новеллу».

Гонатас использовал жанр краткой прозы в варианте ранних немецких романтиков, в рассказах, которые оспаривают идеологическую классификацию и вводят в прозу поэтичность — то есть в большой степени отклоняются от бытового языка и условного правдоподобного рассказа. Целью романтиков было оспорить логократию. Именно поэтому они прибегали к сновидениям, к фантастическим историям, к гротеску. И именно по этой причине проза Гонатаса уходит корнями в новеллы фон Клейста, в краткие странные истории Эдгара Алана По, а также в стихи в прозе Бодлера. Сюда же я добавлю «Senilia. Стихотворения в прозе» Тургенева, которые были опубликованы незадолго до его смерти, и Гонасас их очень любил. Кроме того, прекрасные образцы дал и Н. В. Гоголь в своих волшебных сказках и в рассказе «Нос», так же как и Достоевский в рассказах «Бобок», «Крокодил» и «Сон смешного человека». К схожей категории относятся и книги О. Бальзака «Серафита» и «Неведомый шедевр».

В историях Гонатаса господствует подрыв действительности и выход на неведомую, темную, зыбкую почву душевного мира. В «Гостеприимном кардинале», «Подготовке» и других историях Гонатас начинает повествование с маленьких повседневных событий: путешественник прибывает на сельский постоялый двор, студент посещает своего профессора в его лаборатории, женщина с девочкой стучат в калитку большого дома с садом. Но читатель чувствует, что он вторгается в другое пространство, где реальность ускользает в мир нереального. Места, казавшиеся привычными, приобретают странный вид, персонажи носят необычные имена и выполняют странную работу.

В центре внимания всегда находится соотношение с реальным и фантастическим, наша неуверенность в ситуациях, которые невозможно объяснить с помощью непреложной логики. Реальное сосуществует в рассказе с фантастическим, как две стороны одного и того же события, одно над другим, как в палимпсесте.

Более объемные истории, которые Гонатас написал после 1980 г., он публиковал в виде отдельных книжек. Он говорил: «Рассказ самодостаточен, поэтому и я публикую их по отдельности. Рамон Мария дель Валье-Инклан^[8] ― он умер в тридцатые, ― который был того же мнения, говорил даже, что каждое стихотворение должно публиковаться отдельно, отдельным изданием. Разве вы видели, чтобы две-три картины помещали в одну рамку?»

В зрелом возрасте Гонатас почувствовал необходимость дать своим читателям конкретные примеры литературной формы, которую он полюбил и развил. В 1991 г. он собрал новеллы и рассказы греческих писателей ΧΙΧ — начала ΧΧ вв., которые обладают яркими фантастическими и необычными элементами, и самостоятельно издал их в девяти маленьких книжках с общим названием «Необыкновенные истории». В каждой из этих книг на первой странице мы читаем в качестве эпиграфа фразу из Гете: «Новелла — не что иное, как рассказ о необыкновенном происшествии». Кроме того, по его инициативе были опубликованы такие новеллы и повести, как «Марионетки» Генриха фон Клейста и «Крысолов» Александра Грина.

Русские писатели и Е. Х. Гонатас

У русских писателей Е. Х. Гонатас нашел все то, что любил и искал в литературе: глубочайшую человеческую проблематику, многогранность человеческой души, большие этические и метафизические дилеммы, внимательное и остроумное наблюдение, присутствие внезапности. Он знал множество отрывков из Гоголя почти наизусть и приводил их как образцы искусства, как, например, отрывок про жида и гуся из «Тараса Бульбы». Он говорил, что Гоголь вызывает удивление неожиданными сценами, которые возникают внезапно, без предварительного плана, экспрессионистическим образом, это же происходит и у других авторов.

Особенно он любил Николая Лескова (1831–1895), который считается учителем А. П. Чехова. Гонатас хорошо был знаком с его творчеством и собрал в своей библиотеке все его новеллы, которые были переведены на греческий и на французский языки: «Леди Макбет Мценского уезда» (1865), «Очарованный странник» (1874), «Левша» (1882), «Тупейный художник» (1883), «Старинные психопаты» (1885).

Н. С. Лесков, знаменитый своим стилем и новаторской силой своего письма, любимец современного ему Л. Н. Толстого и более поздних М. Горького и А. П. Чехова, дал образцы русской жизни в своих знаменитых рассказах и в «Соборянах», в особенности в живых зарисовках быта разночинцев ΧΙΧ в. в России. Лесков, писатель, которого глубоко занимали вопросы религии, морали, церкви, был проповедником смелости и искренности в социальных и этических вопросах, боролся с социальным притворством и фарисейством. Гонатаса в творчестве Лескова вдохновляло смелое отображение действительности, описание странных событий, а также нравственная глубина рассказов, которые вскрывали анатомию человеческой души, за гранью добра и зла, и показывали человека обнаженным, со всеми его слабостями, с его падением, но вместе с тем и величием.

Еще одним его любимым писателем был менее известный Алексей Ремизов, который вырос в Москве и Санкт-Петербурге, но с 1921 г. жил во Франции и публиковал свои рассказы и повести во французских авангардных журналах. Многие современники восхищались его творчеством, в особенности А. Белый и Б. А. Пильняк. Ремизов записывал свои сны, в его коллекции их было больше трехсот. Его маленькие истории из снов не имеют никакого аллегорического посыла. Они скорее являются чрезвычайно густой, семасиологически многозначной смесью из разных источников. Сам он описывал свои сны как смесь воспоминаний, впечатлений от книг, повседневных событий, игры слов и провидческих загадок. Ремизов начал публиковать свои сновидения по крайней мере за двадцать лет до французской сюрреалистической революции, так что может считаться пионером в этой области. В предисловии к своей книге о снах «Мартын Задека» он пишет: «Подлинный сон всегда ерунда, бессмыслица, бестолочь; перекувырк и безобразие». Он был безразличен к двум великим психоаналитическим школам толкования сновидений, школам Фрейда и Юнга. Его подход был скорее магическим, чем медицинским. Он верил в телепатию, он был своего рода мистиком. Гонатас преклонялся перед его минималистской эстетикой, которая состоит из кратких проявлений абсолютного словесного искусства и игры, как в следующем примере:

«Ловили кошку. И поймали. Поставили на стол, как ставят цветы. Кошка постояла немного, съела цветы и ушла» (из сборника «Мартын Задека. Сонник»).

Но настоящую любовь он питал к А. П. Чехову. Чехов был реалистом, он не работал в жанре «необыкновенной истории», но во всех своих произведениях смотрел на реальность искоса, воспринимал ее с глубочайшей сократовской иронией, выбирая совершенно другую точку зрения — гуманистическую. Гонатас говорил, что у Чехова он научился искусству показывать значительное через незначительное: «У него есть сила передачи посланий, но прежде всего — человечность». Его любимым рассказом Чехова был «Черный монах».

У Горького он вычитал фразу одного ученого, которая произвела на него огромное впечатление, и он все время ее повторял: «Единственным способом, к которому он прибегал, чтобы повлиять на публику, было сделать так, чтобы рассказ бил читателя словно дубиной по голове, чтобы тот понимал, какая же он скотина. Он показывает напряжение, которое должно быть в рассказе, чтобы постоянно держать тебя в бодрствующем состоянии. За это и обожают Чехова. Три странички — а ничего не забыл, в них есть все».

Он говорил, что русские умеют импровизировать и обогащают рассказ зарисовками мгновений, которые придают огромную силу описанию и повествованию. Он называл это «русским письмом».

Гонатас читал также Леонида Андреева, Всеволода Гаршина, Ивана Бунина, Исаака Бабеля. Из писателей ΧΧ в. он часто упоминал Юрия Олешу (1899–1960) и роман «Зависть», обладающий поэтичностью, но также и язвительностью. Другим русским писателем, которого открыл Гонатас, был Александр Грин (А. С. Гриневский, 1880–1932). О Грине упоминает Андрей Тарковский в своей книге «Запечатленное время». Он был писателем, создавшим фантастические произведения на тему моря и жизни моряков, он сотворил фантастический мир героев, которые остаются верны своим мечтам, — его поклонники назвали этот мир Гринландией — в нем живут капитаны, путешественники, исследователи, аристократы и бродяги, ученые, преступники, мошенники.

Завершая это путешествие по творчеству Е. Х. Гонатаса, я хочу добавить только, что для него Россия была страной великих противоречий, как и Греция, и в русской литературе он чувствовал себя как дома, или, вернее, он чувствовал себя здесь как в своем большом и гостеприимном доме литературы.

Примечания

2

Отрывки из интерью Е. Х. Гонатаса, полный текст интервью Микеле Хартулари «Беседа с Е. Х. Гонатасом» (газета «Новости» от 4 июня 1994 г.) в переводе на русский язык опубликован в настоящем издании.

3

Samuel Taylor Coleridge, The Works of Samuel Taylor Coleridge, Prose and Verse: Complete in One Volume, Thomas, Cowperthwait, 1840, p. 308.

4

Shelley P. B. The Selected Poetry and Prose of Shelley. Ware, Hertfordshire, Wordsworth Editions, 1994. P. 642.

5

Novalis. Werke, Tagebücher und Briefe Friedrich von Hardenbergs, Bd. 2. München, Carl Hanser Verlag, 1978. S. 839.

6

Шкловский В. Б. Воскрешение слова // Шкловский В. Б. Гамбургский счет: Статьи — воспоминания — эссе (1914–1933). М., Советский писатель, 1990. С. 40.

7

Шкловский В. Искусство как прием // Шкловский В. Б. О теории прозы. М.-Л., Круг, 1925. С. 8.

8

Испанский драматург (1866–1836); по мнению некоторых критиков, считается главным представителем испанского модернизма до Лорки.