Информационные риски и информационная политика Церкви XXI века

Е. Е. Жуковская, 2018

Монография подготовлена по итогам проведения масштабного социологического исследования, посвященного анализу информации и ее влиянию на современного человека, а также на социальные институты. Особое внимание уделено присутствию Церкви в публичном поле, ее информационной политике. Рассматриваются традиционные методы информационной политики, как они видоизменяются в сложном обществе. Впервые в социальной науке обоснован «информационный риск» и даны описания трех типов информационных рисков. Информационная политика Церкви осмысляется сквозь призму социологических концепций и теорий. Церковно-коммуникационная деятельность Церкви раскрывается читателю в новом ракурсе. Доказывается, что к медийной работе этого мощного религиозного института применимы положения известных социальных мыслителей: Дж. Александера, У. Бека, Ж. Бодрийяра, П. Бурдье, Э. Гидденса, М. Кастельса, а также российских социологов М.К. Горшкова, С.А. Кравченко, М.М. Мчедловой, В.В. Петухова, А.В. Тихонова. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Оглавление

  • Пролог
  • Предисловие
  • Глава I. Институт Церкви в сложном обществе: вызовы новой генерации информационных рисков

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Информационные риски и информационная политика Церкви XXI века предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава I. Институт Церкви в сложном обществе: вызовы новой генерации информационных рисков

§ 1. Переоткрытие факторов цензуры, пропаганды, идеологии в информационной политике Церкви

В условиях сетевого общества информационная политика становится определяющей во многих социальных процессах. Изменения мирового масштаба затрагивают культурно-институциональные черты современного российского социума: ведущим актором стала информация, она влияет на индустриальную культуру, новое социальное и техническое разделение труда. Информационализм, убежден М. Кастельс, сегодня присущ не только экономике, но и широкому спектру областей общественной жизни. В меньшей степени к нему восприимчивы культура и религия, которые укоренены в традиции и являются ее носителями и проводниками между прошлым и будущим[59].

Информационная политика — это искусство маневра между теми идеями, которые с позиции института Церкви нужно адаптировать (внедрить, распространить) к социальной среде (пастве), и реальными ценностными установками общества, порой от этих идей существенно отличающимися. Авторитарный принцип управления информационной средой неминуемо ведет к недовольству и неприятию идей, воспринимаемых как навязанные извне стереотипы. Не приемлема для общества усугубляющая аномию информационная анархия, так как она потенциально угрожает существованию социума и подрывает функциональность институтов. Эффективность информационной политики как религиозных, так и светских смыслопроизводящих институтов, крайне важна для формирования национальной идентичности, предрасположенностей к свободе и ответственности. Эта эффективность измеряется гармоничной циркуляцией информации в социуме, когда идеи воспринимаются членами общества без внешнего принуждения.

Роль информационной политики Московского патриархата значительна. «Повышенные значимости религиозного фактора и религиозных ценностей в современных социальных и политических практиках, конкурирование религиозных смыслов в сфере публичной и международной политики, — отмечает академик М. К. Горшков, — коррелирует с необходимостью оптимизации управленческих стратегий и технологий для обеспечения ценностного единства и стабилизации социальной системы»[60].

Управление информационными процессами эффективно, когда оно строится на балансе высшей политической воли и мировоззрении социума. Подчас органы власти воздействуют на социум посредством социальных институтов: они способствуют адаптации управленческих решений государства и Церкви к жизни. И наоборот, действие масс убедительнее для власти не когда люди прибегают к радикальным мерам, а когда высок уровень самоорганизованной инициативы, которая поддерживается социальными группами, что способствует общественному единению и функциональности общества в целом.

Между акторами и объектами информационной политики могут складываться разные взаимоотношения, флуктуирующие между авторитарно-тоталитарными демократическими полюсами (П. Сорокин)[61]. В своей деятельности организации используют совокупность инструментов и методов, что позволяет им упорядочивать их внутренние процессы и проводить свою политику за ее пределами, взаимодействовать с другими социальными группами и общностями. В рамках каждой целевой области политики (экономической, социальной, религиозной, информационной, научно-технической, военной), внутренней или внешней сфер, вне зависимости от субъекта (государства или организации) смысл политических преобразований подчиняется следующим задачам:

• урегулирование проблем, преодоление затруднений и противоречий между всеми заинтересованными участниками общественных процессов;

• определение значимых ориентиров для власти и различных социальных групп;

• запуск решений, направленных на улучшение состояния акторов и объектов, а также общественных явлений.

Как отмечает американский социолог Д. Истон, ключевым свойством внутренней организации политической системы является «исключительно гибкая способность реакции на условия своего функционирования». Разнообразные механизмы позволяют преодолевать возмущающие воздействия среды, а также «регулировать свое поведение, трансформировать внутреннюю структуру и даже изменять фундаментальные цели»[62].

Департаменты по информационной политике или специализированные сотрудники существуют в большинстве смыслопроизводящих организаций. Как правило, информационно-коммуникационная деятельность ведется ими довольно разнообразно. Американский теоретик массовой коммуникации Г. Лассуэл в социально-коммуникативных процессах выделял три основные функции: информационную, корреляционную и познавательно-культурологическую.

По его мнению, проводимая кем бы то ни было политика управляема не только внешними обстоятельствами (строится исходя из внешних факторов и условий), но и поведением того, кто ее проводит. В 1939–1940 гг. Г. Лассуэлл выдвинул идею пятивопросной коммуникативной модели: Кто говорит? — Что сообщает? — Кому? — По какому каналу? — С каким эффектом? Впоследствии она легла в основу всей информационной политики и используемых для ее управления методов: пропаганды, рекламы, маркетинговых коммуникаций, связей с общественностью. Спустя почти 30 лет, в 1967 году, он сформулировал ее следующим образом: «Кто, с какими намерениями, в какой ситуации, употребляя какую стратегию, достигает какой аудитории, с каким результатом»[63].

Исследователь собрал воедино те подходы, которые к середине XX столетия накопились в области коммуникации. Также был проанализирован опыт специалистов сферы связей с общественностью, пропаганды и иных областей информационной политики XIX столетия по созданию «климата доверия» населения вокруг президентской деятельности[64], разоблачение общественностью махинаций и злоупотреблений игроков большого бизнеса и утверждение прав и свобод рабочих[65], проведение психологических атак во время Первой и Второй мировых войн[66].

Нельзя не вспомнить, что многие политические решения принимались государством или оппозиционными силами под информационным воздействием, а также благодаря общественной поддержке, завоеванной через средства массовой коммуникации, ведь от контролера информационных потоков во многом зависит исход действий. Размышляя над способами информационной политики, российский исследователь И. Н. Панарин подчеркивает: «Познать состояние и динамику общественного мнения — это значит выполнить основное требование, необходимое для правильного принятия политического решения»[67]. При этом люди, как правило, выносят суждение о событии только после получения информационного сообщения о нем. Поскольку чаще все это происходит через средства массовой коммуникации, вместе с описанием факта приходит комментарий. От заложенной в него оценки — очень позитивная, позитивная, нейтральная, негативная, очень негативная — зависит реакция общественности[68].

Религиозные институты в современном обществе представлены довольно широко. Их главная функция — обеспечить религиозный интерес в контексте рисков религии. «Религиозный интерес в социологическом понимании, — отмечает П. Бурдье, — зависит от того, насколько данная религия способна упростить материальную и символическую власть»[69]. По большей части они многоструктурны и существуют в разных частях мира, объединяя значительное количество последователей. Каждый из них разделен на несколько частей. Это разделение обусловлено несколькими причинами:

• расхождение в учении, касающееся интерпретации священных ценностей;

• присутствие в разных странах и регионах земного шара;

• специфика языковых, богослужебных, ценностных традиций.

Первая причина не позволяет исследователю анализировать деятельность института Церкви в его целостности, так как фактически в мире существует несколько институтов Церкви. У каждого из них своя уникальная история, свои формы работы.

Среди Православных Церквей нет расхождения в учении. Однако и ее не представляется возможным анализировать как единый институт, так как мировое православие состоит из пятнадцати самостоятельных Церквей[70], не имеющих единой организационно-правовой структуры. Более того, некоторые из Православных Церквей включают граждан разных государств, при соблюдении единых канонов и правил они отличаются друг от друга историческими условиями, национальными признаками, богослужебной традицией. Религиозное знание имеет свою специфику даже у разных социальных слоев. «Заслуга Макса Вебера состоит в том, — отмечает К. Манхейм, — что в своей социологии религии он отчетливо показал, как одна и та же религия зачастую различно воспринимается крестьянами, ремесленниками, торговцами, знатью и интеллигенцией»[71]. В связи с этим в данном исследовании Московский патриархат интерпретируется как самостоятельный институт Церкви, со своими порядками и устоями.

Особое внимание в монографии уделено информационной политике Московского патриархата, проводимой на территории Российской Федерации, а также информационным рискам, с которыми он сталкивается, и информационным рискам, которые являются рукотворными — порождаются его политикой. Прежде чем перейти к предмету данного исследования видится необходимым проанализировать политическую и общественную ситуацию, в которой оказалась Русская Православная Церковь в период перед развалом СССР, в 1990-е и первое десятилетие 2000-х гг.

Ряд исследователей считает, что резкое ухудшение жизни граждан России и стран СНГ после распада Советского Союза спровоцировало людей к поиску корней, самоидентичности, обращению к традиционным ценностям. Соглашаясь с данным тезисом, можно предположить, что подтолкнули к тому не только социальнополитические и экономические кризисы Российского государства. Прошедшие незадолго до того торжества в честь тысячелетия крещения Руси напомнили гражданам о том, что русская цивилизация выросла из «крещальной купели» великого князя Владимира, выбравшего для себя и своих подданных православную веру. Религия в условиях острой фазы кризиса и реформ, в череде нахлынувших страхов, стрессов, неуверенности в завтрашнем дне воспринималась людьми как фактор спасения от самых разных природных и социальных опасностей. Благодаря информационной политике Церковь стала значимым фактором социально-политической консолидации. Можно утверждать, что Русская Православная Церковь выполняет функции «мягкой силы» для поддержания цивилизационного единства россиян. Несмотря на вызовы секуляризационного давления глобализации, количество верующих не уменьшается.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • Пролог
  • Предисловие
  • Глава I. Институт Церкви в сложном обществе: вызовы новой генерации информационных рисков

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Информационные риски и информационная политика Церкви XXI века предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

59

См.: Кастельс М. Информационная эпоха. http://www.telecomlaw.ru/studyguides/ Kastel.pdf

60

Российское общество и вызовы перемен. Книга первая / под. ред. М.К. Горшкова и В.В. Петухова. М.: Весь мир, 2015. С. 166.

61

См.: Сорокин П. Социальная и культурная динамика. СПб.: РХГИ, 2000.

62

Истон Д. Категории системного анализа политики. http://www.tinlib.ru/politika/ politologija_hrestomatija/p4.php

63

Lasswell, H. В. The Structure and Function of Communication in Society. The Communication of Ideas. http://www.themedfomscu.org/media/elip/The%20 structure%20and%20function%20of.pdf

64

Например, на это в начале XIX века была направлена деятельность А. Кендалла, готовившего третьего президента США Э. Джексона к различным публичным выступлениям.

65

На рубеже XIX–XX веков такие журналисты стали именоваться «разгребателями грязи».

66

Особых успехов в Первую мировую войну достигли Великобритания и США, также отдел службы военной пропаганды был создан во Франции. Германия активно вела информационное противоборство в тылу врага, что привело к разложению частей армии союзных противников по целому ряду направлений. Например, в Ирландии, в России. Однако самой Германии не удалось избежать информационного поражения, в результате которого революция против кайзера произошла и в Германии. К моменту начала Второй мировой войны Германия развернула полномасштабную информационную агрессию против Англии, Франции и СССР, позволившую взять под тотальный контроль ведение военных действий и исключившее на первом этапе какую бы то ни было возможность взять противникам управление ситуацией в свои руки. См.: Панарин И.Н. Информационная война, PR и мировая политика. Учебное пособие для высших учебных заведений. М.: Горячая линия — Телеком, 2006.

67

Панарин И.Н. Информационная война, PR и мировая политика. С. 247.

68

Панарин И.Н. Информационная война, PR и мировая политика. С. 248.

69

Бурдье П. Генезис и структура поля религии // П. Бурдье. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии. СПб.: Алетейя, 2007. С. 30.

70

Константинопольская Православная Церковь, Александрийская Православная Церковь, Антиохийская Православная Церковь, Иерусалимская Православная Церковь, Русская Православная Церковь, Грузинская Православная Церковь, Сербская Православная Церковь, Румынская Православная Церковь, Болгарская Православная Церковь, Кипрская Православная Церковь, Элладская Православная Церковь, Албанская Православная Церковь, Польская Православная Церковь, Православная Церковь Чешских земель и Словакии, Православная Церковь в Америке.

71

Манхейм К. Идеология и утопия // К. Манхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 12.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я