Власть над народами. Технологии, природа и западный империализм с 1400 года до наших дней

Дэниел Р. Хедрик, 2010

Народы Запада уже шесть столетий пытаются подчинить другие страны, опираясь на свои технологии, но те не всегда гарантируют победу. Книга «Власть над народами» посвящена сложным отношениям западного империализма и новых технологий. Почему каравеллы и галеоны, давшие португальцам власть над Индийским океаном на целый век, не смогли одолеть галеры мусульман в Красном море? Почему оружие испанцев, сокрушившее империи ацтеков и майя, не помогло им в Чили и Африке? Почему полное господство США в воздухе не позволило американцам добиться своих целей в Ираке и Афганистане? Дэниел Хедрик прослеживает эволюцию западных технологий и объясняет, почему экологические и социальные факторы иногда гарантировали победу, а иногда приводили к неожиданным поражениям. Эта книга – масштабная, увлекательная и познавательная история технологического прогресса, его надежд, пределов и ключевой роли, которую он сыграл в становлении и падении империй. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Введение

Империализм и технологии

На протяжении пяти столетий европейцы и их потомки, поселившиеся вне пределов родного континента, господствовали на океанских просторах нашей планеты, а также значительной части суши и среди населяющих ее народов. Их доминированию не раз бросали вызов, в том числе и в наши дни. Сегодня, когда империализм вновь вернулся на авансцену мировой политики, настало время еще раз обратиться к его истории и извлечь из нее уроки.

Об империализме

Империализм стран Запада — это лишь наиболее свежее воплощение древнего феномена, кульминацией которого стали завоевания Чингисхана. Первый этап экспансии европейских держав, часто называемый эпохой старых империй, начался в первой половине XVI в. Тогда Испания завоевала Мексику и Перу, а Португалия установила свое владычество над Индийским океаном. К началу XIX в. попытки западных держав подчинить Китай, Центральную Азию, Африку и Америку стали приносить все меньше результатов, однако в середине столетия начался новый этап — эпоха нового империализма, — продолжившийся вплоть до Второй мировой войны. За ним последовал третий этап: западные державы (включая Россию) пытаются удержать колонии и зависимые территории и даже расширить сферу своего влияния, хотя попытки эти и не особо успешны.

Феномен империализма западных стран был подробнейшим образом описан историками, зачастую обозначенный термином «европейская экспансия». Второй этап, или новый империализм, на протяжении долгого времени вызывает споры среди историков в силу необычайных скоротечности и масштабности. По мнению одного автора, площадь территорий, попавших под контроль европейцев, увеличилась с 35% земной суши (за вычетом Антарктиды) в 1800 г. до 84,4% в 1914 г.^[1]В своих попытках дать объяснение столь невероятной экспансии историки сосредоточили внимание на устремлениях первооткрывателей, миссионеров, торговцев, военных, дипломатов и политических лидеров. Это были очень разные люди — такие же разные, как и мотивы их действий. Одни хотели распространять по миру христианство, ценности, законы и культуру стран Запада. Другие искали на далеких территориях возможность грабить, продавать свои товары или вкладывать деньги. Но некоторым империализм помогал добиться личной славы, укрепить авторитет своей державы или получить для нее стратегические преимущества. И, разумеется, многие руководствовались всеми этими мотивами^[2]. Однако увлеченные мотивацией империалистов историки ошибочно принимают как нечто само собой разумеющееся тот факт, что в распоряжении европейских держав и Соединенных Штатов оказались технологические и финансовые средства, необходимые для того, чтобы превратить амбиции в реальность. Некоторые из ученых, говоря о данных средствах, ведут речь о «предпосылках», «дисбалансе» или «преимуществе силы» без того, чтобы более подробно проанализировать данную проблематику^[3]. Есть, однако, и авторы, которые полагают этот сюжет слишком тривиальным, чтобы хотя бы упомянуть о нем.

При этом достижение целей требует не только устремлений и благоприятствующих обстоятельств, но и соответствующих средств. Благодаря чему империалисты смогли реализовать свои амбиции? Это вопрос, которым я задался двадцать пять лет назад при написании работы «Инструменты империи: технологии и европейский империализм в XIX веке»^[4]. Я описал взаимосвязь между технологическим прогрессом и европейскими колониальными завоеваниями в Африке и Азии в период империализма. Среди тех факторов, что лежали в основе этой невероятной экспансии, на первом месте стояли технологии: паровые двигатели, более совершенное огнестрельное оружие и эффективные лекарства. Сегодня технологии рассматриваются в качестве необходимого или, возможно, даже достаточного объяснения завоеваний империалистов в Африке и Азии.

Мне как автору приятно сознавать, что с моей книгой ознакомилось много читателей и что мои выводы относительно роли технологий в европейском империализме XIX в. нашли отражение во множестве новых исследований. При этом всегда есть соблазн использовать информацию, касающуюся определенной ситуации, применительно и к другим — иными словами, превратить вывод, применимый лишь к конкретной эпохе, в закон истории. Если принять мысль о том, что изобретения сыграли важнейшую роль в колониальных войнах европейских держав в XIX в., следует ли из этого, что технологические факторы лежали и в основе завоеваний, осуществленных в другие эпохи? Следует ли из этого, что ключом к успешной войне в наши дни также является технологическое преимущество перед противником? Или же европейский империализм XIX в. оказался случайностью, отклонением от правил? Эти вопросы и подвигли меня на работу над настоящей книгой.

О технологиях

Однако сначала надо дать определение того, что следует понимать под технологиями. В самом простом понимании речь идет о любых путях использования человеком материалов и энергии окружающей среды для достижения своих целей, вне пределов, ограниченных его собственными физическими способностями. Я бы включил в категорию «технологии» не только орудия, культурные растения и одомашненных животных, но и навыки, необходимые для использования их самих и тех систем, частью которых они являются: например, умение играть на скрипке, но не пение; верховую езду, но не бег; написание писем или общение по телефону, но не разговор с собеседником, находящимся в непосредственной близости; использование при лечении медицинских препаратов, а не молитв. Все технологии представляют собой продукт человеческой изобретательности и искусности как по своему происхождению, так и применению. История технологий от топоров каменного века до атомных бомб, от долбленых лодок до супертанкеров, от садоводства до генной инженерии — это история все возрастающей способности человека управлять природой.

Поскольку технологии претерпевают изменения, новые зачастую считаются «лучше» старых, которые они призваны сменить. Под «превосходящими» технологиями мы понимаем те из них, что дают своим владельцам бóльшую власть над природой, например способность к более быстрому передвижению, больший охват средствами связи, более высокую продолжительность жизни и более высокий уровень здоровья, возможность убивать более эффективным образом по сравнению с теми, кто данными технологиями не обладает. Однако технологическое первенство носит практический характер. Оно позволяет людям добиваться большего, но не дает морального превосходства. Ни в коем случае не следует смешивать два этих понятия.

Мы привыкли связывать новые изобретения c западной цивилизацией. Тем не менее, если углубиться в историю, то окажется, что технологическое превосходство Запада над другими культурами представляет собой достаточно недавний феномен. До XV в. тон на авансцене технического прогресса задавали Китай и арабские страны. Западная Европа же начала вырываться вперед лишь в позднем Средневековье. В основе западных инноваций лежали два источника. Во-первых, культура, которая одобряла контроль над природой — посредством экспериментов, научных исследований и экономической эксплуатации. Во-вторых, конкурентная природа западного мира, где примерно равные по силе державы — Испания, Франция, Британия, Германия, Россия и Соединенные Штаты — в тот или иной момент соперничали за доминирование. При этом конкуренция в масштабах европейской цивилизации велась не только на уровне стран. Состязаясь друг с другом, банкиры и торговцы подталкивали к соперничеству монархов и государства. Частные лица, в том числе безвестные авантюристы, совершали подвиги, стремясь обрести славу, богатство и почести^[5].

Равномерного распределения технологий не существует. Такая ситуация позволяет (хотя и не обязывает) тем, кто обладает той или иной технологией, делиться ею с другими, не делать этого или вовсе использовать ее против остальных. Благодаря технологиям жизнь одних людей — более долгая, качественная, комфортабельная и радостная по сравнению с жизнью других. Оружие, средства наблюдения и организационные системы могут использоваться для принуждения и запугивания. Подобное неравенство дает одним людям преимущество над другими; говоря словами философа Леона Касса, «То, что мы в действительности понимаем под „властью человека над природой“, представляет собой власть одних людей над другими при использовании знаний о природе в качестве инструментов»^[6]. Именно неравенство знаний о природе — и неравенство таких институтов, как университеты, правительства и корпорации, занимающихся преобразованием знаний в практику, — и подпитывает неравенство власти, связанной с технологическими изменениями.

Хотя ни одна из технологий не принуждает людей применять ее, любая новая форма власти над природой порождает мощный соблазн. Известны случаи, когда государства и правители отказывались от применения хорошо известных технологий: так, после 1945 г. ядерные державы воздерживаются от использования ядерного оружия. И все же чаще государства и отдельные лица поддаются соблазну. Как только становится возможным, например, отправить человека на Луну или поддерживать жизнь в теле после смерти мозга, кто от такого откажется? Сходным образом возникает желание воспользоваться технологическим превосходством, чтобы заставить людей служить себе. В большинстве обществ указанное неравенство заметно в работе полиции. На межгосударственном уровне оно проявляется на разных уровнях экономической и военной мощи, а иногда — на войне. Когда мощное государство использует силу или угрозу применения силы для навязывания своей воли более слабому обществу, особенно в случаях, когда более слабое общество принадлежит к иной культуре, мы называем это империализмом.

Как технологические изобретения связаны с империализмом стран Запада? Одна из таких связей, по мнению историка Майкла Адаса, касается высокомерия западного общества: веры в то, что технологическое превосходство белых отражает религиозное, культурное и даже биологическое превосходство над другими расами^[7]. Еще одна связь — это желание покорять и контролировать другие народы; технологическое превосходство уже само по себе является устремлением к империализму. Соблазн принуждать особенно велик в случаях, когда более слабые общества живут не в соответствии с ожиданиями сильных: например, придерживаясь иной религии, обращаясь со своими гражданами неподобающим образом, являя собой угрозу для соседей или не желая делиться ценными ресурсами.

Как показали историки Карло Чиполла и Джеффри Паркер, в XV—XVIII вв. за пределами европейского континента технологическое превосходство Запада проявлялось в мореплавании и сфере вооружений^[8]. В XIX же столетии, как я пишу в «Инструментах империи», ключевыми технологиями стали пароходы, паровозы, винтовки, хинин и телеграф — продукты промышленной революции. ХХ век стал периодом прогресса во множестве областей; при этом наиболее разительных достижений удалось добиться в авиации. И нет ничего удивительного в том, что именно периоды интенсивного технологического развития совпадают с эпохой экспансии стран Запада. Соревновательная природа западного общества стала двигателем как для развития техники, так и для империализма.

При этом наше исследование связей между технологиями и империализмом не будет полным без рассмотрения еще двух факторов. Один из них — это условия природной среды, в которую вторгались империалисты. Природа чрезвычайно разнообразна, как разнообразно и ее влияние на исторические события. На экспансию Запада контакты с незнакомой средой влияли не меньше, чем встречи с другими народами. В ряде случаев фактор среды оказал завоевателям большую услугу; наиболее известные примеры — завезенные испанцами в Америку заболевания. В других же случаях, например, когда европейцам самим пришлось столкнуться с местными болезнями в Африке, окружающая среда мешала экспансии. Однако признание того, что природная среда влияет на события, не означает, что география определяет историю, — вопреки позиции Джареда Даймонда и ряда других ученых. Я утверждаю лишь то, что окружающая среда заставляла главных действующих лиц книги проявлять изобретательность^[9].

Хотя большинство технологических достижений берут начало в странах Запада именно в рассматриваемый нами период, это еще не означает, что другим культурам была отведена роль пассивных жертв. Ряд обществ действительно оказались под пятой Запада. Другие предприняли попытки перенять западные технологии, в ряде случаев вполне успешные. Например, это удалось Японии. Однако в большинстве случаев данные попытки успехом не увенчались (тут можно указать на Египет начала XIX в.). Третьи же — и они являют собой наиболее интересные примеры — нашли альтернативный путь бороться с давлением Запада, опираясь на собственные или простейшие технологии; мы рассматриваем соответствующие конфликты в качестве асимметричных. Власть над природой может быть постоянной, а вот власть над людьми зачастую эфемерна.

Цель и структура настоящей книги

Я собираюсь исследовать роль, которую технологии сыграли в глобальной экспансии западных обществ в период с XV столетия до наших дней. Для того чтобы понять ее, нам следует принять во внимание три фактора. Первый из них — это использование технологий для управления той или иной природной средой; иными словами, речь идет о власти над природой. Второй — это изобретения, позволившие западным державам завоевывать или подчинять своей воле народы остального мира. Третий же фактор — это реакция незападных обществ, как технологического, так и иного характера, на давление со стороны пришельцев. Словом, данная книга задумывалась как технологическая, природная и политическая история западного империализма последних шести сотен лет.

Начало первого периода европейской экспансии пришлось на XV в., когда христианская Европа, несмотря на динамичность своего развития и рост населения, оказалась зажата с юга и востока мощными и враждебными мусульманскими государствами. Чтобы вырваться из замкнутого пространства, ограниченного собственно континентом и прилегающими морями, несколько отважных европейцев попытались покорить океан. Однако морские пучины таили в себе множество опасностей для человека. Соответственно, в главе 1 «Исследование океанов, до 1779 г.» рассказывается, как именно европейцы покоряли Атлантический, Индийский и Тихий океаны за счет технологий кораблестроения и навигации.

При этом европейцы хотели не совершить географические открытия, а достигнуть военного, коммерческого и религиозного превосходства. В главе 2 «Империи восточных морей, 1497-1700 гг.» описывается использование новых навигационных технологий в деле строительства империй, начиная с португальской (в Индийском океане). На морских просторах европейцы почти не встречали никакого противодействия, а зачастую даже кораблей других народов. А вот в прибрежных водах и проливах им пришлось столкнуться с препятствиями как природного, так и технологического характера. Здесь им оказали яростное сопротивление: Османская империя, Китай и арабские государства Персидского залива нанесли европейцам немало тяжелых поражений.

Пока португальцы пытались добиться доминирования в Индийском океане и прилегающих к нему водах, испанцы строили свою сухопутную империю в Америке. Разумеется, данному эпизоду мировой истории историки уделяют пристальное внимание. Глава 3 «Лошади, болезни и завоевание Америки, 1492-1849 гг.» описывает роль, которую новые для Западного полушария технологии, в особенности использование лошадей и оружия из стали, сыграли в завоевании Америки. В главе 3 также подчеркивается урон от болезней, завезенных в Новый Свет испанцами. Однако я пишу не только о триумфе европейцев, но и о сопротивлении со стороны индейских племен, из-за которого колонизаторы не смогли захватить степные территории Южной и Северной Америки.

В главе 4 «Пределы старой системы империализма: Африка и Азия до 1859 г.» мы вернемся в Старый Свет и рассмотрим две «аномалии»: неспособность португальцев повторить в Африке победы испанцев в Америке и не менее удивительное завоевание Индии британцами. В обоих случаях технологический фактор мало что объясняет. Неудачи португальцев в Африке связаны скорее с болезнями, а успех британцев в Индии — не столько с оружием, сколько с тактикой и организованностью. К началу XIX в. преимущества европейцев в оружии, тактике и организованности достигли своих пределов, примерами чего стали поражение британцев в Афганистане, завоевание большой кровью французского Алжира и многочисленные неудачи европейцев на пути во внутренние районы тропической Африки.

И именно в тот момент, когда европейцы, казалось бы, достигли пределов в своей способности завоевывать другие народы, они получили в свое распоряжение новые технологии, позволившие им добиться того, чего их предшественники сделать не могли. В начале XIX в. наступает второй период европейской экспансии — эра, отмеченная изобретениями промышленной революции и новыми успехами науки, достигнутыми с начала эпохи Просвещения. Для остальных стран мира индустриализация Запада привела к росту спроса на его товары и предоставила ему орудия, необходимые для завоевания и колонизации. Индустриализация пробудила у европейцев и американцев «волчий аппетит» к сырьевым ресурсам и экзотическим продуктам питания, оказывающим стимулирующий эффект на человеческий организм. Одновременно с этим промышленность вложила в руки Запада инструменты, позволяющие расширять сферу влияния и навязывать свою волю народам других частей света, получая от них нужные ресурсы и подчиняя новым империям. В трех последующих главах рассматриваются три технологических и научных достижения, оказавших наибольшее влияние на новый империализм XIX столетия: паровые суда, медицинские технологии и огнестрельное оружие. Я буду говорить о сюжетах, уже затронутых в «Инструментах империи», однако более подробно и с добавлением американского материала.

Технологического прорыва в судостроении удалось добиться с изобретением парового двигателя: он открыл маломерным судам доступ в неглубокие моря и реки, остававшиеся недоступными для парусников. Развитие парового судостроения и его влияние на взаимоотношения между странами Запада и остального мира рассматриваются в главе 5 «Пароходный империализм, 1807-1898 гг.».

На протяжении четырех столетий Африка оставалась вне досягаемости для европейцев вследствие распространенных там болезней, прежде всего малярии. В главе 6 «Здоровье, медицина и новый империализм, 1830-1914 гг.» мы познакомимся с достижениями медицины XIX в., которые открыли европейцам ворота в Африку, а также с той ролью, которую болезни, медицина и здравоохранение сыграли в прочих частях света.

В XIX в. произошла самая быстрая экспансия европейцев и их потомков в те регионы мира, что ранее находились вне их досягаемости, — экспансия, известная под различными названиями, такими как гонка за Африку, завоевание Дикого Запада или la Conquista del Desierto^[10]. Революция в технологиях огнестрельного оружия, побочный продукт промышленной революции и войн между европейцами и индейцами, сделала данную экспансию не просто возможной, но и позволила осуществить ее при минимальных финансовых затратах простым и быстрым способом. Эта революция и ее последствия для мира рассматриваются в главе 7 «Оружие и колониальные войны, 1830-1914 гг.».

На рубеже XIX и XX вв. в отношениях между государствами наступил новый период: народы, не относящиеся к западной цивилизации, начали приобретать то же оружие и пользоваться той же тактикой, которые успешно применялись европейцами на протяжении целого поколения. И как раз в тот момент, когда старые методы утратили свою эффективность, американцы и европейцы изобрели совершенно новую технологию — авиацию, обещавшую вернуть им потерянное преимущество «на земле». В главе 8 «Эпоха господства в воздухе, 1911-1936 гг.» рассматривается роль авиации в различных империалистических войнах, которые Италия, США, Великобритания и Испания вели в первой половине прошлого века.

Несмотря на невероятные технологические достижения, после Второй мировой войны наиболее развитые страны уже не могли громить «отсталые» народы. Хотя Франция, Советский Союз и Соединенные Штаты и обладали преимуществом в воздухе над противниками со слабыми системами противовоздушной обороны, великим державам нанесли поражение на земле — в горах, лесах, болотистых местностях и в городах. Об этом мы поговорим в главе 9 «Конец эпохи господства в воздухе, 1946-2007 гг.».

Таким образом, наше исследование завершится парадоксом: «технологическая» власть над природой не гарантирует власти над людьми, в распоряжении которых находятся менее совершенные средства. Несмотря на это, поиск новых технологий продолжается с прежним упорством, а с ним жив и соблазн использовать их против других народов.

Примечания

1

D. K. Fieldhouse, Economics and Empire (Ithaca: Cornell University Press, 1973), p. 3.

2

Среди множества ученых и мыслителей, занятых рассмотрением данных империалистических устремлений, можно выделить следующих: Джона Гобсона, Рональда Робинсона, Джона Галлахера, Владимира Ульянова (Ленина), Анри Брюншвика, Ганса-Ульриха Велера, Дэвида Лэндиса, Ханну Арендт, Карлтона Д. Х. Хейса, Уильяма Лэнджера, Йозефа Шумпетера, Джеффри Барраклоу, Дэвида Филдхауса.

3

Здесь можно привести в пример Дэвида Филдхауса (Fieldhouse, Economics and Empire, p. 460-461), который задается вопросом: «Почему период расцвета империализма выпал именно на тридцатилетний период после 1880 г.?»

4

Daniel R. Headrick, The Tools of Empire: Technology and European Imperialism in the Nineteenth Century (New York: Oxford University Press, 1981).

5

Именно этим Фелипе Фернандес-Арместо объясняет внезапную экспансию европейских держав в XV-XVI вв.; см.: Felipe Fernández-Armesto, Pathfinders: A Global History of Exploration (New York: Norton, 2006), p. 144-145.

6

Leon Kass, “The New Biology: What Price Relieving Man’s Estate?”, Science 174 (November 19, 1971), p. 782.

7

Michael Adas, Machines as the Measure of Men: Science, Technology, and Ideologies of Western Dominance (Ithaca: Cornell University Press, 1989).

8

Carlo Cipolla, Guns, Sails, and Empires: Technological Innovation and the Early Phases of European Expansion, 1400-1700 (New York: Random House, 1965); Карло Чиполла, Артиллерия и парусный флот. Описание и технология вооружения XV-XVIII вв. (Москва: Центрполиграф, 2007); Geoffrey Parker, The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West, 1500-1800, 2nd ed. (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).

9

Блистательный образец популярного сейчас географического детерминизма дается в: Jared M.Diamond, Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Societies (New York: Norton, 1997); Джаред Даймонд, Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ (Москва: Corpus, 2012).

10

«Завоевание пустыни» (исп.) — кампания по установлению аргентинского контроля над заселенной индейскими племенами Патагонией. — Прим. пер.