Бритва Дарвина

Дэн Симмонс, 2000

Дарвин Минор – первоклассный специалист по дорожно-транспортным происшествиям. Самые сложные и запутанные случаи, подлежащие страховым искам, для него не представляют загадки. Вооружившись калькулятором, линейкой и видеокамерой, он восстанавливает трагические события не хуже любого профессионального детектива. Но однажды происходит нечто странное: Дарвин Минор подвергается нападению со стороны наемных убийц, атакующих его на трассе. Очевидно, что он встал поперек дороги кому-то очень важному. Кому же? Покушения на его жизнь не прекращаются, но убийцы не знают, что Дарвин Минор воевал во Вьетнаме, где был снайпером в составе морской пехоты. Пришла пора расчехлить пылящееся в подвале оружие…

Глава 2. Б — братишка

До индейской закусочной, стоящей на перекрестке нескольких дорог, куда Дарвина вызвал его начальник Лоуренс Стюарт, Минор долетел на своей «Акуре» за пятнадцать минут. Лоуренс попросил Дара «приехать как можно скорее». С антирадаром, прощупывавшим шоссе впереди, сзади и по бокам, «как можно скорее» на «Акуре NSX» означало 162 мили в час.

Закусочная с казино, гаражом и заправкой располагалась к западу от Палм-Спрингс и резко отличалась от обычных индейских казино — глинобитных пылесосов в стиле пуэбло, которые высасывали последние денежки из карманов янки и вырастали вдоль дорог как грибы после дождя. Это было видавшее виды, запущенное строение, расцвет которого пришелся, видимо, на начало 1960-х — золотые годы весьма далекого отсюда 66-го шоссе. Так называемое казино представляло собой комнатенку чуть ли не на задворках закусочной, в которой стояло шесть игровых автоматов и стол для игры в очко, за которым чуть ли не круглосуточно работал все один и тот же крупье — одноглазый индеец.

Дар сразу увидел Лоуренса. Его шефа трудно не заметить — это двухметровый здоровяк весом в 115 килограммов, с добродушной усатой физиономией. Правда, сейчас лицо Лоуренса как-то странно разрумянилось. Его «Исудзу Труппер» модели 86-го года стоял под палящими лучами солнца у стеклянной витрины закусочной, в стороне от бензозаправки и гаража.

Дарвин поискал взглядом тенистое дерево, под которым можно было бы припарковать «Акуру», не нашел и загнал машину в тень от спортивного авто Лоуренса.

С первого взгляда стало понятно, что у шефа не все благополучно. Лоуренс отвинтил фару и разложил стекло, ободок, рефлектор, лампочку и прочие детали на капоте, не забыв подстелить чистую тряпочку. В настоящий момент правая кисть шефа находилась внутри пустого гнезда, левой рукой он пытался выдернуть застрявшую кисть, а подбородком прижимал к плечу сотовый телефон.

Лоуренс был одет в джинсы и рубашку-сафари с короткими рукавами, которая потемнела от пота на груди, на спине и под мышками. Приглядевшись, Дарвин заметил, что лицо шефа не просто разрумянилось, а приобрело нездоровый багровый оттенок. Еще чуть-чуть, и начальника хватит апоплексический удар.

— Эй, Ларри! — окликнул его Дар, захлопывая за собой дверцу «Акуры».

— Черт побери, не называй меня Ларри! — прорычал здоровяк.

Все звали Лоуренса Ларри. Как-то Дарвин встретил его брата, Дэйла Стюарта, который рассказал, что Лоуренс-не-называй-меня-Ларри ведет безнадежную войну за свое имя еще с семилетнего возраста.

— Хорошо, Ларри, — покорно согласился Дар, прислоняясь к правому крылу «Исудзу». Он осторожно облокотился о разложенную тряпочку, стараясь не коснуться раскаленного капота. — Что у тебя стряслось?

Лоуренс выпрямился и огляделся. По его лбу и щекам катился пот и капал с подбородка на рубашку. Он повел глазами в сторону витрины закусочной.

— Видишь того парня на третьем стуле? Да не верти ты головой, черт побери!

Дар скосил глаза на широкую стеклянную витрину.

— Такой невысокий человечек, в гавайской рубашке? Он как раз доедает… что? А, яичницу!

— Он, — подтвердил Лоуренс. — Бромли.

— А, выследили-таки.

Лоуренс и Труди уже четыре месяца искали шайку угонщиков. Кто-то воровал новые машины из прокатной фирмы «Авис», которая была одним из корпоративных клиентов агентства Стюартов. Ворованные машины перекрашивали, перегоняли в соседний штат и продавали.

Чарли Бромли по прозвищу Молчун уже несколько недель подозревался в причастности к этому делу. Но Дар не принимал участия в расследовании.

— У него вон тот лиловый «Форд» с прокатными номерами, — сообщил Лоуренс, все еще прижимая подбородком трубку сотового телефона.

Из трубки послышалось чириканье.

— Минуту, солнышко, сюда приехал Дар, — произнес шеф.

— Труди? — поинтересовался Дарвин.

— А кого еще я называю солнышком? — вытаращился на него Лоуренс.

— Ну, я не лезу в твою личную жизнь, Ларри, — развел руками Дар.

И улыбнулся, поскольку на его памяти Лоуренс и Труди были единственной искренне любящей и преданной друг другу супружеской парой. Официально фирма принадлежала Труди. Их семья жила, дышала, разговаривала и трудилась в унисон по шестьдесят-восемьдесят часов в неделю, так что вряд ли у них хватало времени на что-то, кроме проблем страховых компаний и связанных с ними расследований.

— Возьми трубку, — попросил Лоуренс. Дар извлек сотовый из-под мокрого от пота подбородка шефа.

— Привет, Труди, — произнес он в трубку, а Лоуренсу заметил: — Не знал, что «Авис» выдает напрокат лиловые «Форды».

Обычно Труди разговаривает спокойным, деловым тоном. На этот раз ее голос был не только деловым, но и крайне раздраженным.

— Ты можешь освободить этого идиота?

— Попытаюсь, — ответил Дар, начиная вникать в ситуацию.

— Решите ампутировать руку — перезвони, — бросила Труди и отключилась.

— Черт! — прорычал Лоуренс, не спуская глаз с закусочной, внутри которой официантка забирала у Бромли пустую тарелку. Человечек допивал кофе из чашки. — Он сейчас выйдет.

— Как тебя угораздило? — спросил Дар, кивая на правую руку шефа, застрявшую в гнезде фары.

— Я висел на хвосте Бромли с самого утра, когда еще не рассвело. А потом заметил, что у меня не горит одна фара.

— Плохо, — согласился Дар. — Подозреваемый легко мог заметить в зеркальце заднего вида одноглазую машину.

— Вот именно, — огрызнулся Ларри, безуспешно пытаясь извлечь руку из глазницы своей «Исудзу». — Я сразу понял, в чем дело. У этой модели проводка постоянно провисает и контакты легко отходят. Такая у них сборка. В прошлый раз Труди удалось подсоединить его обратно.

— У Труди рука поменьше, — кивнул Дар. Лоуренс покосился на своего эксперта по дорожно-транспортным происшествиям.

— Да!.. — произнес он, с трудом проглатывая более грубые варианты ответа. — Там отверстие в форме воронки. Туда рука пролезла нормально. Я даже подсоединил этот чертов провод. А вот… ну никак не получается…

— Вырваться? — подсказал Дар, бросив взгляд на витрину. — Бромли уже расплачивается по счету.

— Черт, черт, черт, — пробормотал Лоуренс. — Закусочная слишком маленькая, он сразу бы меня заметил. Я и так заправлялся, будто сонная улитка. А потом подумал, что, если начну ковыряться в машине, это будет смотреться нормально…

— Смотрится, как будто ты сунул руку в гнездо фары и застрял.

Лоуренс оскалился, показывая крепкие ровные зубы.

— Края у этой проклятой воронки острые, как лезвия, — прошипел он. — Такое ощущение, что рука у меня еще больше распухла с того времени, как я ее последний раз пытался вытащить.

— А ты не мог добраться туда через верх? — спросил Дар, изготовившись снять тряпку с деталями разобранной фары и открыть капот.

— Они запломбированы, — скривился Лоуренс. — Если бы я мог добраться через верх, стал бы я совать руку в эту дырку?

Дар знал, что его шеф — славный малый, готовый при случае пошутить и посмеяться. Но еще у Ларри было повышенное давление и буйный темперамент. Отметив его стремительно багровеющую физиономию, потоки пота, катящиеся по щекам и усам, и дрожащий от ярости голос, Дар решил, что сейчас не время препираться.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я взял у техников в гараже мыло или масло?

— Я не хочу собирать вокруг себя толпу… — начал Лоуренс и осекся. — Нет, только не это!

Из распахнутых ворот гаража вышли четверо механиков и девочка-подросток и направились прямо к ним. Бромли расплатился и пропал из виду, направляясь то ли в туалет, то ли к входной двери.

Лоуренс наклонился к Дару и прошептал:

— Сегодня днем Молчун встречается с главарем шайки и остальными угонщиками где-то в пустыне. Если бы я это заснял, дело можно было бы считать закрытым.

Он снова подергал правой рукой, но «Исудзу» и не думала отпускать свою жертву.

— Хочешь, чтобы я поехал за ним? — спросил Дар.

— Не дури, — скорчил гримасу Лоуренс. — По пустыне на этом? С твоим-то клиренсом?

И кивнул в сторону черной «Акуры».

— А я и не собирался сегодня ездить по бездорожью, — согласился Дар. — Может, я поеду на твоей?

Лоуренс выпрямился, насколько позволяла застрявшая рука. Заляпанные маслом механики и девчонка подошли к машине и встали полукругом.

— А я что, впереди побегу? — прошипел Лоуренс. Дарвин поскреб подбородок.

— Может, посадить тебя на капот, как носовую фигуру? — предложил он.

Молчун Бромли вышел из закусочной, окинул взглядом толпящийся вокруг Ларри народ и неторопливо забрался в свой лиловый «Форд».

— Что, — подал голос один из механиков, вытирая грязные руки о не менее грязную тряпку, — застрял?

Лоуренс одарил парня взглядом, которому позавидовал бы любой василиск.

Механик отступил на шаг.

— Можно смазать маслом, — задумчиво предположил второй работяга.

— Незачем, — возразил старший механик, мужчина с выбитыми передними зубами. — Прыснуть туда немного WD-40, и все дела… И то кожу он уже ободрал. Может, еще и без большого пальца останется.

— А мне кажется, что нужно разобрать всю эту чертову штуковину, — внес свою лепту третий механик. — Больше ничего не остается, если вы, мистер, хотите получить свою конечность обратно. У меня брат как-то застрял в своей «Исудзу»…

Лоуренс тяжело вздохнул. Молчун Бромли вырулил со стоянки и поехал по шоссе на запад.

— Дар, возьми на пассажирском сиденье папку. Мне нужно, чтобы ты разобрался сегодня с этим случаем.

Дарвин обошел машину и достал папку. Заглянув внутрь, он сказал:

— Нет, Ларри. Ты же знаешь, я терпеть не могу ничего подобного…

Лоуренс кивнул.

— Я собирался заняться этим сам после того, как сниму на пленку встречу в пустыне. Но тебе придется сделать это за меня. Я могу задержаться.

И он тоскливо проводил глазами лиловый «Форд».

— Еще одна просьба. Дар. Достань, пожалуйста, из моего правого кармана носовой платок.

Когда Дар это сделал, Ларри приказал, обращаясь ко всем зевакам:

— Отойдите!

И дважды дернул застрявшую руку, пытаясь ее вытащить. Тщетно, капкан не разжал железных челюстей. Третья попытка была такой яростной, что «Исудзу» содрогнулась.

— Йа-а-а! — закричал Лоуренс, словно каратист с черным поясом, разбивающий ладонью кирпичи.

Он ухватился свободной рукой за правое запястье и рванулся всеми своими килограммами назад. На асфальт брызнула кровь, едва не запачкав кроссовки малолетней наблюдательницы. Та отпрыгнула назад и встала на цыпочки.

— У-у-ух, — в едином порыве выдохнула толпа. В этом дружном возгласе неразрывно слились восторг и отвращение.

— Спасибо, — сказал Лоуренс, принимая протянутый Дарвином платок.

И принялся перевязывать окровавленную ладонь. Пока Ларри садился за руль машины и включал зажигание, Дар сунул сотовый телефон в верхний карман рубашки своего начальника.

— Может, мне поехать с тобой? — предложил Дар. Он живо представил себе, как Лоуренс слабеет от потери крови, но снимает встречу угонщиков, как преступники замечают солнечный блик на объективе его камеры. Затем погоня по пескам пустыни. Стрельба. Лоуренс теряет сознание. Кошмарная развязка.

— Нет, — отрезал Ларри. — Просто опроси свидетеля из этого дома престарелых, а завтра приезжай к нам.

— Ладно, — устало согласился Дарвин.

Он предпочел бы нестись по пустыне, отстреливаясь от бандитов, чем идти на этот проклятый опрос свидетеля. Обычно Лоуренс и Труди не поручали ему таких дел.

«Исудзу» взревела и покатила к шоссе. «Форд» уже успел превратиться в маленькую лиловую точку на горизонте.

Четверо механиков в черных робах уставились на кровавые пятна, испачкавшие белый бетон.

— Бо-оже, — наконец произнес младший из них, — настоящий придурок!

Дар забрался на черное кожаное сиденье нагревшейся под солнцем «Акуры» и пробормотал себе под нос:

— До десятки самых выдающихся глупостей все-таки не дотягивает. — Потом включил зажигание, щелкнул регулятором кондиционера и покатил на запад.

* * *

Парк-стоянка жилых фургонов — домов на колесах — находился в Риверсайде, неподалеку от пересечения 91-го и 10-го шоссе. Дарвин подъехал со стороны Баннинга. Он легко отыскал нужную улицу, заехал на территорию парка и остановил машину под раскидистым тополем, чтобы спокойно дочитать до конца бумаги в папке.

— Черт, — прошипел Дар через минуту.

Судя по предварительному заключению Лоуренса и документам страховой компании, этот парк домов на колесах приобрел статус сообщества престарелых сравнительно недавно. Здесь разрешалось постоянно проживать только лицам, достигшим пятидесяти пяти лет, хотя внуки и прочие молодые родственники могли навещать их и оставаться на ночь. Но в целом возраст обитателей этого заведения приближался к восьмидесяти.

Из записей следовало, что большинство старейших жильцов проживало здесь еще до того, как пятнадцать лет назад парк превратился в дом престарелых.

Владелец парка — и, соответственно, дома престарелых — нес высокую личную ответственность по обязательной страховке жильцов. Это был относительно редкий случай — страховой вклад владельца доходил до ста тысяч долларов. Дар отметил про себя, что у владельца, мистера Гиллея, имеется несколько парков-стоянок, причем во всех проживающие были застрахованы на тех же условиях. Судя по всему, здесь часто происходят несчастные случаи, потому эти заведения считаются зоной риска у страховых компаний, которые не желают выплачивать обычную полную страховую компенсацию. Либо хозяин отличается редкой небрежностью, либо ему просто не везет.

Четыре дня назад Гиллей сообщил, что в этом доме произошел несчастный случай со смертельным исходом — погиб один из жильцов. Дом престарелых носил название «Отдых в тени», хотя большая часть старых деревьев высохла, а молодые деревца почти не давали тени.

Хозяин парка сразу же позвонил своему адвокату, а тот — в агентство Стюартов, чтобы эксперты восстановили картину происшествия и определили, виновен его клиент или нет. Для Лоуренса и Труди это было довольно заурядное дело. Дар ненавидел такие задания — подстроенные падения, оплошности, халатность и тому подобное. Все то, что давало хлеб насущный толпам частных адвокатов. Именно поэтому Дарвин, подписывая контракт, изначально договорился со Стюартами, что будет расследовать преимущественно более сложные дела.

В бумагах не было подробного описания этого несчастного случая, но адвокат Гиллея сообщил по телефону, что нашелся очевидец — старожил дома престарелых по имени Генри. И что этот Генри будет ждать следователя в местном клубе в 11 утра. Дар сверился с часами. Без десяти одиннадцать.

Он пролистал расшифровку записи телефонного звонка адвоката. Выяснились некоторые подробности. Один из старожилов этого пансионата, мистер Вильям Дж. Трихорн, семидесяти восьми лет, переезжал на инвалидной коляске через бордюр тротуара у здания клуба, упал и ударился головой о мостовую, вследствие чего скончался на месте. Это случилось вечером, около одиннадцати часов, поэтому Дар сразу же поехал к клубу, чтобы осмотреть место происшествия, особенно степень его освещенности.

Клуб оказался обветшалым одноэтажным зданием, настоятельно нуждающимся в ремонте. Однако вдоль дорожек, ведущих к клубу, была размещена подсветка, а поблизости высились на тридцатифутовых столбах три фонаря с натриевыми лампами низкого накала. Дарвин немного удивился, поскольку такие лампы чаще использовались в Сан-Диего, из-за Паломарской обсерватории, чтобы уменьшить световой фон города. Получалось, если, конечно, все это освещение работало, что место происшествия было освещено более чем достаточно. Один — ноль в пользу местного владельца.

Дар не спеша подъехал к зданию клуба и отметил в своем желтом блокноте, что участок дороги перед ним обнесен желтой предупреждающей лентой и огорожен красно-белыми конусами. Судя по всему, здесь велись ремонтные работы — мостовая была взломана, вокруг лежали инструменты, а у обочины стоял асфальтовый каток.

Дарвин подъехал к небольшой стоянке, припарковал машину у клуба и вошел внутрь. Видимо, кондиционеров здесь никогда не водилось, потому что в здании было душно и жарко.

За столиком у окна группа стариков играла в карты. За окном виднелся неухоженный бассейн — его облицовочная плитка потрескалась и местами отвалилась, а вода покрылась зеленой ряской. Дар подошел к столику и остановился рядом, не спеша заводить разговор, хотя игроки больше внимания уделяли не игре, а вошедшему незнакомцу.

— Прошу прощения, что прерываю игру, — промолвил Дарвин, — но нет ли среди вас, джентльмены, человека по имени Генри?

Из-за стола поднялся пожилой мужчина, годков восьмидесяти. Он был низеньким, примерно метр шестьдесят, и худощавым. Костлявые, тощие ноги торчали из широких, не по размеру, шортов, но рубашка и кроссовки были новыми и дорогими. Голову венчала бейсболка с рекламой казино Лас-Вегаса. На запястье поблескивал золотой «Ролекс».

— Генри — это я, — сказал он, протягивая Дарвину веснушчатую руку. — Генри Голдсмит. А вы, наверное, из страховой компании. Пришли узнать про несчастный случай с Братишкой?

Дар представился и спросил:

— Братишка — это мистер Вильям Дж. Трихорн?

— Братишка. Все называли его Братишкой. Никто не называл его Вильямом или Вилли. Братишка, и все, — промолвил один из стариков, не отрывая взгляда от карт.

— Это правда, — тихо и печально сказал Генри Голдсмит. — Я знал Братишку… Господи… уже тридцать лет. И он всегда был Братишкой.

— Вы видели, как с ним произошел этот несчастный случай, мистер Голдсмит?

— Генри, — поправил старик. — Зовите меня Генри. Да, видел… Только я и видел. Черт, да из-за меня все и случилось.

Голос Генри дрогнул, и последнюю фразу он промолвил едва слышно.

— Давайте перейдем за свободный столик, и я все вам расскажу.

Они сели за самый дальний стол. Дар снова представился и объяснил, кем он работает и для чего ему эти сведения. А затем спросил Генри, не возражает ли тот, чтобы их разговор записывался на магнитофон.

— Вы можете ничего мне не рассказывать, если не хотите, — закончил Дар. — Я просто собираю информацию для клиента нашей фирмы, адвоката владельца этого дома.

— Конечно, расскажу, — промолвил Генри, отмахиваясь от своих законных прав. — Расскажу, как это случилось.

Дарвин кивнул и включил магнитофон. У данного аппарата был направленный высокочувствительный микрофон. Первые десять минут Генри рассказывал о себе. Они с женой жили по соседству с Братишкой и его супругой с того самого дня, как этот парк стал домом для престарелых. Они дружили семьями много лет, еще с той поры, когда проживали в Чикаго. Но вот дети повзрослели и разлетелись кто куда, и они решили переехать в Калифорнию.

— Два года назад у Братишки случился удар, — сказал Генри. — Нет… нет, три года назад. Как раз когда «Смелые» из Атланты выиграли ежегодный чемпионат по бейсболу.

— Когда Дэвид Джастис пропустил мяч? — машинально добавил Дар.

Единственный вид спорта, который он признавал, был бейсбол. Если, конечно, не считать шахматы спортом. Дарвин вот не считал.

— Одним словом, — продолжил Генри, — у Братишки был удар. Как раз тогда.

— Поэтому мистер Трихорн приобрел коляску?

— Пардик.

— Прошу прощения?

— Ну, его коляску сделала фирма «Пард», потому Братишка прозвал ее пардиком. Ну, как свою зверушку.

Дар вспомнил, как выглядит такая инвалидная коляска. Небольшая, трехколесная, похожая на увеличенный детский велосипед. Аккумулятор питает маломощный мотор, который приводит в движение задние колеса. Такие коляски оснащаются либо педалями газа и тормоза, как тележки для гольфа, либо ручными переключателями — для инвалидов, у которых отказали ноги.

— После удара у Братишки парализовало всю левую сторону, — продолжал Генри. — Левая нога не работала, просто волочилась по земле. Левая рука… ну, Братишка просто укладывал ее на колени. Левая половина лица вот так оплыла и не шевелилась, так что ему трудно было говорить.

— Он мог общаться с другими людьми? — осторожно спросил Дар. — Мог высказать свои желания?

— Ну конечно, — ответил Генри, улыбнувшись Дарвину так, словно рассказывал о своем любимом внуке. — С головой у него было все в порядке. А речь… ее понимали с трудом. Но Рози, Верна и я всегда разбирали, что он хочет сказать.

— Рози — это жена мистера Трихорна… гм… Братишки, так?

— Да, первая и единственная. Уже пятьдесят два года, — кивнул Генри. — А Верна — моя третья жена. В этом январе будет двадцать два года, как мы поженились.

— Вечером, когда произошел несчастный случай… — начал Дар, мягко пытаясь вернуть разговор в нужное русло.

Генри нахмурился, понимая, что его хотят подтолкнуть к основной теме.

— Вы, молодой человек, спросили, мог ли он высказывать свои пожелания. Так вот, он мог… но в основном только Рози, Верна и я понимали, чего он хочет, и… как бы это… переводили его речь остальным.

— Хорошо, сэр. — Дар терпеливо снес этот маленький взрыв протеста.

— А несчастный случай произошел вечером… четыре дня назад… Мы с Братишкой, как всегда, отправились в клуб перекинуться в картишки.

— Значит, в карты он мог играть, — отметил Дар. Паралич всегда оставался для него непонятным и пугающим явлением.

— Ну да, еще как мог! — воскликнул Генри и снова улыбнулся. — И чаще всего выигрывал. Говорю же вам, паралич разбил левую половину его тела и… ну, затруднил речь. Но мозги у него остались прежние. Да уж, Братишка соображал получше некоторых!

— Случилось ли что-то необычное в тот вечер? — спросил Дар.

— С Братишкой? Ничего, — твердо ответил Генри. — Я зашел за ним без пятнадцати девять, как и каждую пятницу. Братишка проворчал что-то, но мы с Рози поняли, что к ночи он собирается вытряхнуть всех партнеров из штанов. Ну, выиграть. Так что с Братишкой в тот вечер все было в порядке.

— Нет, — покачал головой Дар. — Я имел в виду сам клуб, или дорожку перед ним, или…

— А-а, тогда да, — ответил Генри. — Потому все и случилось. Эти придурки, которые ремонтировали дорогу, оставили дорожный каток перед пандусом, по которому Братишка обычно заезжал на своем пардике.

— Возле центрального входа, так?

— Да, — согласился Генри. — Это единственный вход, который открыт после восьми вечера. А мы начинаем игру в девять и сидим до полуночи, а то и позже. Но Братишка всегда уезжал к одиннадцати, чтобы вернуться к Рози тогда, когда она будет укладываться спать. Она никогда не ложилась, если Братишки не было рядом и…

Генри запнулся. Его ясные голубые глаза затуманились, словно он с головой ушел в воспоминания.

— Но в ту пятницу единственный пандус загораживал асфальтовый каток, — заключил Дар.

Генри очнулся, и его взгляд снова сосредоточился на собеседнике.

— Что? А, да. Я об этом и толкую. Пойдемте, я все покажу.

Они вышли на раскаленную улицу. Мостовая у ближайшего пандуса щеголяла новыми асфальтовыми нашлепками.

— Этот проклятый каток, — начал Генри, — загородил подъем, так что Братишка не мог завести пардик на тротуар.

Он повел Дара вдоль бордюра. Дарвин отметил, что бортик тротуара поднимался не отвесно, а под углом примерно восемьдесят градусов, для удобного подъезда машин. Но маленькая инвалидная коляска Братишки не могла преодолеть такой подъем.

— Но с этим все было просто, — продолжил Генри. — Я кликнул Херба, Уолли, Дона и еще пару ребят, и мы подняли Братишку на пардике и перенесли на тротуар. И начали игру.

— Вы играли до одиннадцати вечера, — уточнил Дар. Магнитофон он держал у пояса, но направлял микрофон в сторону рассказчика.

— Так и было, — медленно произнес Генри, припоминая тот ужасный вечер. — Братишка заворчал. Остальные его не поняли, но я знал, что он хочет вернуться домой, потому что Рози не любит засыпать одна, без мужа. Поэтому он забрал выигрыш, и мы отправились на улицу.

— Только вы вдвоем?

— Да. Уолли, Херб и Дон остались играть дальше — в пятницу они засиживались допоздна, — а ребята постарше уже ушли домой. Потому мы с Братишкой были одни.

— И каток все еще стоял у пандуса, — заметил Дар.

— Стоял, куда же он мог деться? — запальчиво произнес Генри, раздраженный тупостью Дарвина. — Разве эти недоумки вернулись туда к одиннадцати вечера и отогнали его в сторону? Дудки! Потому Братишка подвел пардик к тому месту, где мы поднимали его на тротуар, но спуск оказался… ну, слишком крутым.

— И что вы предприняли? — спросил Дар, уже понимая, что случилось потом.

Генри потер подбородок.

— Ну, я сказал ему: «Давай попробуем съехать на углу», — мне показалось, что бордюр там не такой высокий. И Братишка согласился. Он повел пардик мимо этого пандуса вон туда, футов тридцать в сторону… Идемте, я покажу.

Они подошли к тому месту, где тротуар поворачивал под прямым углом.

Дар отметил, что одна из натриевых ламп слабого накала стояла прямо у поворота. Генри сошел на мостовую и встал лицом к Дару. Звенящим от слез голосом он начал описывать события того вечера, неустанно размахивая пятнистыми руками.

— Мы добрались вот сюда, но бордюр оказался не таким уж и низким. Ну, он был как и везде. Но в темноте мы решили, что он пониже. И я предложил Братишке съехать передним колесом на дорогу и дать газу. Нам казалось, что здесь не так высоко. Проклятая темнота!

Генри замолчал.

— Значит, Братишка съехал вниз передним колесом? — мягко уточнил Дар.

Генри поглядел на бордюр мутным взглядом, словно впервые увидел это место.

— Ах да. Сперва все было хорошо. Я взялся за коляску справа, и Братишка тронул пардик вперед, так что переднее колесо нависло над дорогой. Все шло так хорошо… Я придерживал коляску, чтобы она не сильно ударилась, когда задние колеса съедут с бордюра. Когда переднее колесо нависло над дорогой, Братишка посмотрел на меня, и я сказал: «Все в порядке, Братишка. Я держу. Я тебя держу».

Генри показал, где он стоял и как держался за пардик обеими руками.

— Братишка включил двигатель правой рукой, но газ не выжал. И я снова сказал: «Все в порядке, Братишка, сейчас мы спустимся на мостовую левым задним колесом, а я тебя придержу. Ты дашь газу, и правое колесо съедет само собой. И мы будем на дороге и поедем домой».

Генри снова умолк. Дарвин стоял и ждал, когда старик вынырнет из воспоминаний.

— И коляска поехала. Я держал ее обеими руками… Я всегда был очень сильным, мистер Минор, двадцать шесть лет работал грузчиком в чикагской транспортной фирме, пока два года назад эта проклятая лейкемия меня не подкосила… И вот левое колесо соскочило с бордюра, и коляска начала клониться влево. Братишка посмотрел на меня, он не мог ведь шевелить левой рукой или ногой, и я сказал: «Все хорошо. Братишка, я держу ее обеими руками». Но коляска продолжала крениться. Она ведь тяжелая. Очень тяжелая. Я думал сперва подхватить Братишку, но он был пристегнут ремнем, он всегда пристегивался. Я выбивался из сил, но держал коляску. Держал обеими руками, но она все равно заваливалась все сильнее… Это тяжелая штука, с аккумулятором, мотором и всяким таким прочим… у меня руки стали скользкими от пота. Потом уже я сообразил, что можно было позвать ребят, которые остались в клубе, но в тот момент… Мне это не пришло в голову. Вы знаете, как оно бывает.

Дар кивнул.

Глаза Генри налились слезами, он заново переживал горестные события того вечера.

— Я чувствовал, что коляска падает, что мои руки соскальзывают, и ничего не мог поделать. Понимаете, она оказалась слишком тяжелой для меня. Тогда Братишка посмотрел на меня своим хорошим глазом и, мне кажется, понял, что происходит. Но я сказал: «Братишка, все хорошо, я держу. Крепко держу. Я удержу тебя».

С минуту Генри молча глядел на угол тротуара. По щекам его катились слезы. Когда он снова заговорил, голос его звучал тускло и безжизненно.

— Потом коляска наклонилась еще сильнее и упала, а Братишка ничего не мог сделать. У него же была парализована левая часть тела… Она упала, и… этот треск и хруст… это было так страшно…

Генри поднял глаза на Дарвина.

— А потом Братишка умер.

Старик умолк. Он остался стоять в той же позе, в какой его застала смерть друга, — руки вытянуты и напряжены, словно пардик только что выскользнул у него из пальцев.

— Я хотел помочь ему вовремя вернуться домой, чтобы он пожелал Рози спокойной ночи, — прошептал Генри.

Позже, когда он ушел, Дар просчитал расстояние от головы Братишки, сидящего на пардике, до асфальта мостовой — четыре фута шесть дюймов.

Но в ту минуту он молча стоял рядом с несчастным стариком, который медленно разжал сведенные судорогой пальцы и выпрямился. Его руки дрожали.

Генри снова посмотрел на мостовую.

— А потом Братишка умер, — повторил он.

Дар свернул с 91-го шоссе на 15-е, направляясь к себе домой, в Сан-Диего.

«Твою мать, — думал он. — Рабочий день начался в четыре утра. Пропади оно все пропадом!» Конечно, он распечатает записанный на магнитофон разговор и передаст его Лоуренсу и Труди, но черта с два согласится вести это дело. Сердце саднило, словно в нем сидела заноза. Компанию по производству инвалидных колясок привлекут к суду, в этом он не сомневался. Владельца дома для престарелых тоже привлекут к ответственности, это уж точно. Строительную компанию, рабочие которой оставили асфальтовый каток у пандуса, привлекут в любом случае.

Но подаст ли Рози в суд на Генри? Наверняка. В этом Дар почти не сомневался. Тридцатилетняя дружба… Он хотел помочь своему другу Братишке вернуться домой вовремя, чтобы поцеловать жену перед сном. Но через пару месяцев… может быть, другой судья…

«Твою мать! — подумал Дар. — Я не буду в это влезать. И пальцем не коснусь этого дела!»

* * *

На 15-м шоссе в это время суток машин почти не было, потому Дар сразу же заметил «Мерседес Е-340», который летел по ближайшей полосе слева от «Акуры». Переднее и боковые стекла «Мерседеса» были тонированы, что в Калифорнии запрещено. Копам удалось пропихнуть это постановление — никому не хотелось и близко подходить к машине с непрозрачными стеклами. Кто его знает, что там внутри? Увязавшийся за Даром «Мерседес» был новым и скоростным, с восемнадцатидюймовыми шинами, приподнятым багажником и маленьким спойлером. Дарвин считал, что те, кто покупает шикарные автомобили — например, «Мерседесы» класса «люкс», — а потом переделывают их в скоростные спортивные машины, чтобы хвалиться ими перед другими водителями, — худшие из всех возможных идиотов. Идиоты с амбициями.

Потому он поглядывал в зеркальце заднего вида на «Мерседес», который пошел на обгон по левой полосе. Этот участок магистрали был пятиполосным, три полосы пустовали, но «Мерседес» решил пройти впритирку с машиной Дарвина, словно они были на финишной прямой Дэйтоны-500. Дар только вздохнул. Это неизбежное зло, с которым приходится мириться, если ты водишь серьезную спортивную машину вроде «Акуры NSX».

«Мерседес» начал обгон и, поравнявшись с «Акурой», внезапно сбросил скорость. Дар бросил взгляд налево и увидел собственную физиономию в солнцезащитных очках на носу, отраженную в тонированном окне большого немецкого автомобиля.

Когда стекло начало опускаться, интуиция заставила Дара немедленно пригнуть голову. Из окна высунулось черное металлическое рыло то ли «узи», то ли «Мак-10» и изрыгнуло огонь. Левое боковое окно «Акуры» разлетелось брызгами осколков, осыпав голову Дарвина стеклянным дождем, и алюминиевый корпус «Акуры» прошила автоматная очередь.