Кошмарная тётушка

Дэвид Уолльямс, 2014

Вот так, бывает, проснёшься, а мир вокруг тебя изменился до неузнаваемости. Раньше у Стеллы были любящие мама и папа и самый уютный дом на свете. Но однажды всё изменилось. Родители загадочным образом исчезли, а семейным поместьем завладела ужасная тётушка Альберта, та ещё вредина и жадина. Очевидно, что Альберта скрывает какой-то ужасный секрет. Девочке необходимо выяснить, что на самом деле случилось с родителями. И помочь ей в этом вызвался мальчик, который живёт в Саксби-холле уже много лет. Он знает тайные ходы в доме, ведь он… настоящий призрак!

Глава 6

Жуткий кошмар

— Умерли?! — Стелла уже рыдала навзрыд. — Пожалуйста, пожалуйста, скажите, что это неправда! Скажите, что все это просто жуткий ночной кошмар!

Тетя Альберта посмотрела на племянницу с жалостью и глубоко затянулась трубкой, обдумывая ответ.

— Умерли, деточка. Мертвы. Мертвее мертвого. Мертвее не бывает. До того мертвецки мертвы, что их уже несколько месяцев как похоронили. Закопали. Боюсь, особой надежды уже и не осталось.

В голове у Стеллы вихрем пронеслась череда воспоминаний, связанных с ее любимыми родителями. Вот папа катает ее по озеру на лодке и так смешно дурачится с веслами, что она все время хохочет. Вот мама учит ее танцевать и кружит по бальному залу в Саксби-холле. Воспоминания будто становились поцарапанными старыми черно-белыми фильмами — картинка размыта и дергается, звук приглушен. Стелла изо всех сил старалась сделать их четче и живее. Ведь кроме этих воспоминаний, у нее больше ничего не осталось.

— Несколько месяцев назад?! — выговорила она. — И я пропустила похороны?!

— М-м-м, деточка. Такой был печальный день. Эти два дешевых гроба, стоящие бок о бок. Повезло еще, что хоть викарий дал мне скидку на погребальную службу, поскольку хоронили сразу двоих.

— А вы принесли цветы от моего имени?

— Нет. Честно говоря, к этому моменту они были уже такие мертвые, что все равно бы не оценили.

Девочка ушам не верила. Как тетя могла так бесчувственно относиться к родному брату и его жене — маме и папе Стеллы! Не секрет, конечно, что Альберта терпеть не могла лорда и леди Саксби — хотя они-то всегда были к ней очень добры. Они даже выделили ей отдельное крыло в Саксби-холле: а ведь без Честера она оказалась бы на улице, поскольку все свои деньги (как и немалую часть денег своего брата) попросту растранжирила. И тем не менее она ни разу не поблагодарила его и вообще не сказала ему ни единого доброго слова.

Как ни мала была Стелла, а уже успела заметить, до чего безобразно ее тетя вела себя по отношению к папе. Когда он что-нибудь говорил, она издевательски закатывала глаза, а в ответ на его улыбку лишь фыркала. Когда у кого-нибудь из членов семьи был день рождения, Альберта запиралась в своей теплице, расположенной в самом конце длинной, полого спускающейся с холма лужайки. Стеклянные стенки теплицы она покрасила черной краской. Стелле казалось, что это как-то противоречит самой идеи теплицы, потому что теперь туда совсем не проникал свет. Кто слышал о растениях, способных расти в полной темноте? Но что бы Альберта там ни прятала, это было надежно скрыто от любопытных глаз.

— Так я все это время пролежала в коме? — спросила наконец Стелла, когда рыдания ее начали утихать.

— Ага. Несколько месяцев. Ты здорово треснулась головой в автомобиле, и тебя увезли в больницу на «Скорой помощи». Врачи и медсестры делали для тебя все возможное — ну и я, конечно, звонила чуть ли не каждый час, справляясь о здоровье моей единственной племяшечки-таракашечки. Ах, как я волновалась, что тебе станет хуже!

— Но если я переломала все кости, то почему сейчас не в больнице? — спросила девочка.

Тетя Альберта снова приложилась к трубке, что дало ей время немножко подумать.

— Потому, моя племяшечка-милашечка, что кто ж позаботится о тебе лучше меня? В этих больницах-шмольницах полным-полно всяких жутких-прежутких людей. Куда как лучше дома, в родной кроватке, под нашим с Вагнером присмотром. Правда, Вагнер?

И она чмокнула сыча в клювик — за ней вообще водилась такая привычка. Стелле всегда было противно на это смотреть. Вот и сейчас девочка передернулась. Ну то есть насколько можно передернуться, когда ты с головы до пяток в бинтах.

— Вагнер так хорошо за тобой присматривал все эти месяцы. Как за своим собственным птенчиком, ха-ха-ха!

— То есть как это? — удивилась Стелла.

— Ну, пока ты была в коме, тебя было очень трудно кормить. А мне надо было… то есть я очень хотела, чтобы ты выжила. Так что я вкладывала в клюв Вагнеру сочного червяка или жука, он хорошенько их пережевывал и выплевывал тебе прямо в рот.

Девочка аж позеленела:

— Гадость какая!

— Вот как нас тут благодарят, а, Вагнер? — оскорбилась тетя Альберта. — Избалованная паршивка! Ладно, полежи пока одна.

Она встала, и постель, качнувшись, снова выпрямилась.

— Куда вы? — спросила Стелла.

— О, да я с того самого дня, когда твои мама с папой так трагически погибли, просто с ног сбиваюсь! Столько хлопот! Столько дел! Продать платья твоей мамы, сжечь письма и дневники твоего папы…

— Но я бы хотела их сохранить!

— Ну так и сказала бы!

— Я же была в коме! — возмутилась Стелла.

— Это не оправдание. А, да, я тебя еще кое о чем хотела спросить.

— О чем?

Тетя Альберта вдруг даже слегка смутилась. А когда ответила, то очень тщательно подбирала слова:

— Ну, деточка, я тут все искала и искала документы на владение Саксби-холлом.

— Зачем?

— Потому что эта старая развалюха слишком велика, девочке вроде тебя с ней не управиться. Тебе сколько?

— Почти тринадцать!

— Двенадцать-то есть?

— Ну да, — уступила девочка.

— Так вот, значит, двенадцать. Разве не лучше было бы, чтобы твоя любименькая тетулечка-красотулечка присматривала за Саксби-холлом вместо тебя?

Девочка примолкла. Отец всегда твердил, что когда-нибудь она унаследует Саксби-холл, и Стелла обещала, что сохранит имение для следующего поколения Саксби. Конечно, она не могла управлять им самостоятельно, но уж точно не хотела, чтобы этим занималась тетя Альберта. Стелла ни капельки ей не доверяла.

— Но… — запротестовала она.

— Никаких но! Не забивай свою хорошенькую маленькую головку всякими домашними хлопотами. Оставь скучное дело взрослым! Вот когда я наконец перерою весь этот домище сверху донизу и отыщу-таки документы на Саксби-холл, тебе надо будет просто переписать их на мое имя — и дело в шляпе: дом мой. В смысле я буду за ним для тебя приглядывать. Так что у меня тут всего один вопросец…

— Да?

Тетя натянула на лицо застывшую улыбку — точно маску.

— А ты, случайно, не знаешь, где могут быть все эти документики-шмокументики?

Стелла замялась. Мама и папа всегда учили ее не врать. Однако внутреннее чутье подсказывало, что как раз сейчас соврать придется:

— Нет.

Голос у девочки дрогнул. И тетю Альберту она не убедила.

— Ты уверена? — Тетя наклонилась так близко к лицу племянницы, что та задержала дыхание — до того от тети разило хересом и табачным дымом.

— Да, — твердо заявила она, изо всех сил стараясь не моргать, чтобы не выдать себя. Но от непривычки к вранью во рту у нее пересохло, как в пустыне, и Стелла невольно сглотнула.

ГЛЮП.

— Если окажется, что ты врешь, барышня, у кого-то будут большииииие неприятности. Помяни мое слово — большущие. Н.И.П.Р.И.Й.А.Т.Н.А.З.Т.И. Неприятности.

Да, правописание явно не было сильной стороной тети Альберты.

— Если что-нибудь понадобится, душечка, просто позвони в колокольчик. — Тетя Альберта достала из залатанного кармана твидового пиджака крохотный золоченый колокольчик в форме миниатюрной совы и легонько постучала по нему сверху — колокольчик откликнулся едва слышным «дзинь-дзинь». — Либо я, либо Вагнер придем как только сможем.

— Никаких пережеванных гадостей от этой противной птицы я больше есть не буду! — завопила Стелла.

Растревоженный криком огромный сыч заскакал на руке у своей хозяйки, хлопая крыльями и пронзительно вереща. Крылья у него были такие большие, что он тут же сбил со стены фотографию. Она упала на пол, и стекло на ней разлетелось вдребезги. Это была свадебная фотография родителей Стеллы — самая ее любимая. Они стояли у местной церкви, той самой, возле которой теперь были похоронены. Такие юные и влюбленные! До боли красивая мама в пышном подвенечном платье, по-мальчишески веселый папа в шелковом цилиндре и фраке.

Тетя Альберта нагнулась и подняла фотографию.

— Ай-яй-яй… — озабоченно хмурясь, произнесла она. — Посмотри только, что ты натворила, гадкое эгоистичное дитя! Так напугать бедненького маленького Вагнера! — Она вытащила фотографию из рамки и скомкала ее. — Ну ладно, брошу в костер, раз ты сама не можешь!

— Нет! — завопила Стелла. — Пожалуйста, не надо!

— Ничего-ничего, мне нетрудно, — заверила тетя. — Так вот, как я говорила перед твоей выходкой: если что-то понадобится, что угодно, — просто позвони в колокольчик.

— Но как я позвоню! Я ведь даже рукой пошевельнуть не могу! — запротестовала Стелла.

Тетя склонилась над кроватью.

— Открой рот! — приказала она, словно какой-нибудь злющий дантист. Не успев даже толком подумать, девочка повиновалась — и тетя Альберта сунула ей в рот колокольчик.

Зрелище, наверное, было такое нелепое, что тетя Альберта захихикала, а сыч жизнерадостно заухал, как будто тоже смеялся. Заливаясь смехом, гнусная парочка вышла из спальни Стеллы и захлопнула за собой дверь.

БАБАХ!

Девочка услышала, как в замке поворачивается ключ.

ЩЕЛК.

О побеге можно было даже не мечтать.