Правильный пацан

Сергей Донской, 2002

Повезло так повезло: Серега Леднев нарвался сразу и на московских аферистов-отморозков, и на чеченских террористов, и на ФСБ, и на бритоголовых скинхедов. Всем им подавай Серегу, все они жаждут его крови. А он один, крови у него на всех не хватит, и так немало ее пролил в Чечне. И все из-за проклятой барсетки, которую Серега подобрал в переходе на Арбате и где оказались ну очень секретные документы. Вот тут-то дело повернулось круче, чем нож в боку: от фээсбэшников уходи, а попутно дави разных придурков. Но все когда-нибудь да кончается: руки вверх, Серега! Руки поднять, конечно, можно, но только это еще не конец, господа. Серега позаботился…

Глава 3

Любовь — не вздохи на скамейке…

1

Тамара Леднева горестно вздохнула и тронула мужа за плечо:

— Виталик… Витальчик… Кушать хочешь?

— Яичницу? — желчно осведомился муж, вот уже второй час безучастно лежавший на диване. — Я ел яичницу сегодня на завтрак. И вчера на ужин. — Оттого, что он уткнулся носом в стену, его голос звучал глухо, почти замогильно. Не самая подходящая манера общения для двадцатидвухлетнего парня.

Тамара вздохнула еще разок, на этот раз чуточку громче.

— Почему обязательно яичницу? — спросила она у спины мужа.

Виталий обернулся через плечо и криво усмехнулся:

— А что, есть другие варианты?

— Давай я картошки нажарю. Хочешь?

— Ее сначала купить нужно.

— Тогда можно рожки отварить, — неуверенно предложила Тамара.

— Рожки? — Виталия подбросило и перевернуло на диване так неожиданно, так резко, словно все это время он только и мечтал о том, чтобы навернуть тарелку-другую макаронных изделий.

Но потупившаяся Тамара отлично понимала причину такого нездорового возбуждения. Все дело было в словце, неосторожно сорвавшемся с ее языка. Рожки, будь они неладны! Мужчины, которым изменяют жены, не любят, когда им напоминают об этом. Даже если это происходит ненароком, без всяких задних мыслей.

— Рожки! — повторил Виталий с пафосом. — Тебе мало тех, которыми ты меня уже наградила?

Он вскочил было, но тут же уселся обратно и даже ногу на ногу закинул, пытаясь придать себе независимый вид. Ухмылка продолжала кривить его губы, но левый уголок рта подрагивал, как будто его дергали за невидимую ниточку. Смотреть на эту улыбку было больнее, чем на свежую рану самого близкого на свете человека. Поэтому, прежде чем заговорить снова, Тамаре пришлось зацепиться взглядом за забавного игрушечного пони, подвешенного к светильнику под потолком.

Год Темной Лошади, будь он неладен. И просветов в ближайшее время не ожидалось, наоборот. Лошадь закусила удила и понесла — не остановишь. Чем все это закончится? Когда?

Оттого, что ответов на эти вопросы не было, Тамаре вдруг захотелось повалиться прямо на пол и разрыдаться во весь голос, однако вместо этого она тихо попросила:

— Не сердись, пожалуйста. Я не имела в виду ничего такого, честное слово.

— А вот твоих честных слов мне не нужно! — Виталий предостерегающе выставил перед собой растопыренные пятерни. — Грош им цена, твоим клятвам и заверениям! Лично я сыт ими во по сюда… по самое горло! — Он сделался бледен, словно не ребром ладони себя по кадыку чиркнул для наглядности, а опасной бритвой.

А пони крутился себе на ниточке как заведенный, и его глаза-бусинки ничего не выражали. Он ведь был игрушечным, не настоящим. Это людям выпало без конца страдать и мучить друг друга, а у него было иное предназначение.

— Послушай, — Тамара повернулась к мужу, — ты так и будешь теперь меня всю жизнь попрекать?

Виталий выпятил подбородок:

— А ты хотела, чтобы я все забыл? Как будто ничего не было?

— Было. Но прошло. Сколько можно повторять одно и то же?

— А! Не нравится слушать?

— Кому же такое понравится?

— Давай тогда я тебя по головке стану гладить, хочешь? Ты полагаешь, что именно этого заслуживаешь, да?

— А ты считаешь, что я заслуживаю смертной казни?

Как это часто случается, выяснение отношений между супругами переросло в обмен риторическими вопросами, причем на все более повышенных тонах, поскольку ответов никто, собственно говоря, и не ждал. Более важным казалось просто перекричать друг друга.

— Тебе, значит, и слова не скажи? — восклицал Виталий, распаляясь все сильнее. — Ты, значит, можешь гулять направо и налево, а я должен помалкивать в тряпочку?

— Ты же сам говорил, что меня прощаешь, разве нет? — Тамара раздраженно дула на прядь волос, упрямо падающую на ее лицо. Откинуть волосы руками не приходило ей в голову. — Или тебе теперь со мной жить тошно? — вопрошала она звенящим от напряжения голосом. — Может быть, ты вообще надумал со мной развестись?

— Что, невтерпеж? Не сидится дома, не сидится? Понравилось любовь крутить?

— Какая любовь, какая любовь? Если разок промашка вышла, так мне что же, вешаться теперь?

— Промашка? — Виталий расхохотался как заправский Мефистофель. — А не подмашка? Мне кажется, так будет точнее.

— Послушай, выбирай выражения! Я тебе не шлюха какая-нибудь подзаборная!

— Да, — язвительно подтвердил Виталий. — Не какая-нибудь. И не подзаборная.

— Ну, знаешь ли! — прошипела Тамара, когда сообразила, что само определение «шлюха» у мужа возражений не вызывает.

Для того чтобы высказать свое возмущение более конкретно, ей не хватило ни слов, ни воздуха в легких. Крутнувшись на месте так, что от подошв тапочек запахло паленой резиной, она стремглав ринулась вон из комнаты. Коршуном взвившийся с дивана Виталий поймал ее за ворот халата и, слегка задыхаясь, поинтересовался:

— Ты куда это собралась?

— Пусти! — крикнула Тамара, не оборачиваясь. — Я ухожу, уезжаю! С меня хватит!

— Чего именно с тебя хватит?

— Всего!

Подавшись вперед так яростно, что халат затрещал по швам, Тамара вновь попыталась улизнуть из комнаты. Виталию пришлось обхватить ее обеими руками поперек талии. Ощущение было такое, словно держишь извивающуюся всем телом рыбину, сильную, скользкую и очень холодную.

— Успокойся, слышишь! — прикрикнул Виталий тоном скорее тревожным, чем требовательным.

— Отпус-сти, я с-сказала!

Подпрыгнув в его объятиях, Тамара взбрыкнула в воздухе ногами.

— А ну хватит! — заорал Виталий страшным голосом.

Домашние тапочки, слетевшие с ног жены, показались ему дурным предзнаменованием. Он ведь не собирался отпускать Тамару, даже после того, что она натворила. Он не мог без нее жить, хотя не признавался в этом никому, в том числе и самому себе.

— Прекращай этот балаган! — попросил он уже спокойнее.

— Это не балаган, — возразила Тамара. — Все очень даже серьезно.

Прижимаясь к мужу спиной, она слышала, как отчаянно колотится его сердце. Его руки ослабили хватку, и теперь можно было запросто вырваться из его объятий, но ей не хотелось этого делать. Гораздо спокойнее и приятнее было стоять на месте, ощущая ладони Виталия на своей пояснице.

— Отпусти меня, — пробормотала она.

— Сначала скажи, что ты задумала.

— Ты слышал. Я уезжаю.

— Куда именно? — Голос Виталия сделался хриплым.

Тамара пожала плечами:

— Да хоть к родителям, в Курганск.

— А кашу, которую ты заварила, мне одному расхлебывать? — мрачно осведомился Виталий. — Ты хоть понимаешь, что натворила? — Он перехватил жену за плечи, вынуждая ее развернуться к нему лицом.

— Ну, понимаю. — Тамара старательно отводила глаза. — Тебе-то что? Отвечать мне.

— Нам! — встряхнул ее Виталий. — Мы пока что муж и жена.

— Пока что! — саркастически повторила Тамара.

Некоторое время они молчали, такие близкие и такие далекие. Наконец Виталий не выдержал, заговорил первым. Его слова падали в тишину тяжело и глухо, как камни:

— На сегодняшний день существует только один способ оплатить твой должок бандитам — продать эту квартиру. Тебе с братом плевать — квартира-то не ваша. Вы умотаете в свой паршивый Курганск, а мне где жить прикажете? Перебираться на вокзал?

Тамара прищурилась:

— Вот, значит, что тебя больше всего волнует! Но ты не переживай, Виталечка, не переживай! За эти хоромы тебе столько отвалят, что ты потом себе новую квартиру купишь.

— В какой-нибудь занюханной Капотне, — кивнул Виталий. С его лица не сходила кривая ухмылка, а в глазах плескалась застоявшаяся боль. — Или в Мневниках. Один в четырех голых стенах, на столе полная бутылка водки, под столом десяток таких же пустых. Хорошенькую же перспективу ты мне предлагаешь!

— А тебе для полного счастья обязательно жить на Арбате? — спросила Тамара, не поднимая головы.

— Для полного счастья мне нужна ты, — буркнул Виталий, тоже глядя куда угодно, только не на свою дражайшую половину. — Хотя какое уж тут счастье, когда…

— Тс-с! — Тамара предостерегающе приложила палец к его губам. — Хватит об этом, ладно? Ну, дурой я оказалась, тварью неблагодарной, стервой… Только больше этого не повторится, обещаю. Ты мне веришь? Скажи, веришь?

— После всего того, что произошло…

— Не после и не до. Сейчас.

Виталий передернул плечами:

— Сейчас верю. Но…

— Никаких «но»! — строго сказала Тамара, обвиваясь вокруг него, как плющ. — Сережа вернется не раньше чем через полтора часа. Обними меня.

— Не думаю, что у меня что-нибудь получится, — пробормотал Виталий, хотя, подчиняясь напору жены, он уже пятился к тому самому дивану, на котором еще недавно отлеживал бока, терзаясь муками ревности. — Стоит только подумать, как ты занималась этим с другим, и…

— С ним, — перебила мужа Тамара, — все вышло по глупости, случайно. А ты…

— Что я? — проворчал Виталий, мало-помалу отмякая.

— А ты — это ты… Самый лучший… Единственный…

Обнявшиеся супруги напоминали танцующую пару. Направление и темп, правда, задавала дама, а кавалер все больше делал вид, что сопротивляется, но закончилось это так, как и должно было закончиться, учитывая, что молодоженам было сорок годков на двоих, а прожили вместе они всего ничего: семь месяцев, две недели и три с половиной дня.

Одновременно вскрикнув, оба повалились на диван. Виталий, который никакой инициативы не проявлял, каким-то образом оказался вдруг сверху, и уже через пару минут Тамара охнула и шумно задышала.

— Погоди… Я сейчас…

— Не надо… Я сам…

И не осталось в мире никого и ничего, кроме них двоих. И не было такой силы на свете, которая могла бы оторвать Виталия от Тамары, а Тамару — от Виталия. Всецело поглощенные своей возней, оба напрочь позабыли о всех своих проблемах. В настоящий момент их занимало только одно: как бы поскорее избавиться от мешающей обоим одежды, и она, поспешно срываемая с себя и друг с друга, летела во все стороны, как тряпичные лепестки, разметанные смерчем, ураганом, тайфуном. Очень скоро на обоих не осталось ничего, кроме следов от резинок, и головы у них закружились от наготы друг друга, от близости, от предвкушения взаимного обладания.

А дальше началось такое, что посторонним лучше не знать и не видеть, чтобы не травить себе душу понапрасну. Самое время перенестись назад и поинтересоваться первоисточником конфликта, возникшего между молодыми. Потому что с этого, собственно говоря, и начались злоключения наших героев.

Они, злоключения, всегда с чего-нибудь да начинаются. А уж потом им конца и края не видно.

2

Параметрами фигуры Тамара не выдалась, так она по молодости лет полагала. Почитаешь описание любой самой завалящей манекенщицы, на себя в зеркало глянешь, и сразу настроение падает. Как говорится, почувствуйте разницу.

Рост у Тамары — что надо, зато бедра — пошире классических, грудь — объемистей, талия… Гм, ну, если во время измерения живот как следует втянуть, то талия более-менее соответствует, но постоянно помнить о такой необходимости обременительно и хлопотно.

Иногда Тамаре казалось, что этих манекенщиц проклятых специально женоненавистники понапридумывали, чтобы рядовым бабам досадить. Ну чем они лучше прочих, сухопарые, костлявые, руки-ноги как на шарнирах? Ан нет, на подиумах не нормальные девчонки вроде Тамары красуются, а именно эти сомнительные эталоны. Ни сисек у них, ни, извините, остального, зато гонору хоть отбавляй. Крутят своими тощими задницами со столь надменным видом, как будто такими природа женщин и задумала. А остальным что делать? Комплексы свои коллекционировать, что ли?

Что касается Тамары, то комплексов у нее имелось не то чтобы много, но все равно порядочно. Во-первых, волосы у нее были такого непроницаемо-угольного цвета, что фиг осветлишь. Так и ходила жгучей брюнеткой, отчаянно завидуя натуральным и всем прочим блондинкам. Во-вторых, танцевала Тамара, прямо скажем, неважнецки. Вся пластика, которую она в одиночку перед зеркалом отрабатывала, на дискотеках куда-то вдруг девалась, словно ее у Тамары отродясь не было. Обидно? Еще как. Лишь к семнадцати годам она немного подуспокоилась, когда сообразила, что парни ее не на танцплощадку затащить мечтают, а в уголки куда более тихие и укромные, и музыка тут совершенно ни при чем.

Таких, настойчивых, которые своего все-таки добились, у Тамары до замужества насчитывалось четверо. Потом пятый появился — Виталик, который наивно мнил себя всего лишь вторым по счету. Но по-настоящему Тамара только его одного любила, думала, он последним в ее небогатой коллекции станет. Он тоже так полагал. А вышло, что оба заблуждались.

Так уж фишка легла. Да и Тамара заодно. Разделась, легла, встала, оделась… Пустячная вроде бы процедура, но последствия оказались очень и очень серьезными. Стоило разок дать слабину, ступить на скользкую дорожку, а потом пошло-поехало, только держись.

Беда Тамары, как выяснилось, заключалась в ее пристрастии к быстрой езде и музыке группы «Мумий Тролль».

Шла она себе однажды весенним погожим днем по улице, горя не знала, на витрины заглядывалась, в которых то ее отражение проплывало, то всякие дорогущие мелочи, милые женскому взору.

Вдруг: «бип!»

Тамара на призывный автомобильный гудок ноль внимания, идет себе дальше, только чуточку плавнее и уже с предусмотрительно втянутым животом. Это у нее инстинктивно получилось, чисто автоматически. Порядочная девушка не станет специально лезть из кожи, чтобы понравиться каждому встречному. Тем более замужняя. И уж тем более Тамара.

Ее подбородок приподнялся на пару сантиметров и решительно устремился вперед, как нос каравеллы, бегущей по зеленым волнам.

«Бип-бип-м-бииип!»

Сигнал настойчивый, требовательный. Тамарин глаз сам по себе скосился влево. Любопытно ведь, кто это такой настырный. В том, что сигналят именно ей, Тамара не сомневалась. Такие вещи женщины нутром чувствуют, кожей. И Тамара не ошиблась.

Вдоль самой бровки катил белоснежный джип с затемненными стеклами. То стекло, что со стороны водителя, было опущено, и из проема на Тамару таращился молодой человек в черных очках. Прическа гладкая, блестящая, как спинка жука. Зубы белые. На груди в разрезе распахнутой сорочки медальон в виде орла, раправившего крылья. Ничего не скажешь, красавчик. Тамаре стоило немалых усилий глядеть прямо перед собой, а не коситься на парня в джипе, который оставил клаксон в покое и подавал свой собственный голос:

— Девушка! Да подождите же! Не бойтесь, я не кусаюсь!

— Да? — вежливо удивилась Тамара. — А вот обо мне этого не скажешь.

— Вы любите кусаться?

— Я не люблю уличных донжуанов!

— Я не Дон Жуан. Я Женя.

— Ха! — Шажок вперед. Еще один, пошире.

— Девушка, мне срочно на Сретенку нужно. Не подскажете, как туда проехать?

Разве можно человеку в такой пустяковой просьбе отказать? Вообще-то можно было пройти мимо, предоставив красавчику Жене поискать себе другого гида, но Тамарины ноги сами собой замедлили ход, точно на них набросили невидимые путы. А когда парень выбрался из притормозившего автомобиля и сдвинул очки на лоб, каблуки Тамариных босоножек и вовсе в асфальт вросли как вкопанные.

Глазищи у парня оказались синие-синие, большущие-пребольшущие, точь-в-точь как у Ильи Лагутенко, ну, того самого, который главный Мумий Тролль. Улет! Ну просто полный отпад!

— Вам бульвар нужен или улица? — спросила Тамара, надеясь, что тон ее достаточно строг и официален.

— А это разве не одно и то же? — удивился парень.

— В принципе нет, но то и другое рядом. Вам лучше до Бульварного кольца доехать, а там уже искать, что именно вам нужно.

— Бульварное кольцо? — Лицо парня приняло озабоченное выражение. — А как туда добраться?

— Вы что, приезжий?

— Разве не заметно?

— Хм!

Тамара бросила взгляд на номерной знак джипа, но комбинация цифр ей ни о чем не говорила. Сама она личного транспорта не имела, а наблюдательностью не отличалась. Пришлось поверить парню на слово.

— Езжайте прямо, — сказала она, подкрепив свои слова взмахом руки. — Потом направо по Тверской и опять направо, по кольцу. Сначала Петровку пересечете, потом…

— Погодите, девушка! — взмолился синеглазый. — Для меня все эти ваши Тверские с Петровками — темный лес. Может, прокатитесь со мной немного? Мне на Сретенке только в банк заскочить, буквально на пару минут. А потом я вас обратно доставлю, честное слово!

Голос парня был убедителен, а взгляд — прямо-таки обезоруживающий.

— Даже не знаю, — заколебалась Тамара.

Положа руку на сердце, спешить ей было некуда, поскольку они с мужем находились в отпуске, помаленьку готовясь к поездке в Крым. Собственно говоря, Тамара выбралась из дома специально, чтобы снять со счета весь семейный бюджет в сумме 27 000 рублей и попутно сделать кое-какие необходимые закупки. В первую очередь присмотреть себе сног-сшибательный купальник, а Виталию — практичные, но скромные плавочки. И вдруг на тебе: чуть ли не сам Лагутенко собственной персоной прокатиться предлагает. В белом-белом джипе с темными-темными окнами!

Перед сном Тамара иногда представляла себя восседающей за рулем примерно такого же автомобиля. В свободной руке изящный корпус мобильника, волосы развеваются на ветру, а рядом, любуясь ею, сидит… совсем не обязательно законный муж. В действительности Тамара Виталия любила, даже очень, но в мечтах его место почему-то всегда занимал другой — некто с непременно синими глазами, роскошными ресницами и вкрадчивым голосом.

— Даже не знаю, что с вами делать, — заколебалась она.

— А что хотите! — Женя сделал приглашающий жест в направлении своего джипа. — Садитесь, пожалуйста.

— Но потом сразу назад! — предупредила Тамара. — И никаких просьб оставить телефончик. Обещаете?

— Ю! — кивнул синеглазый Женя.

— Что?

— Обеща-Ю. Мне неловко, когда ко мне такие симпатичные девушки на «вы» обращаются. Чувствую себя стариком каким-то. Тебя, кстати, как зовут?

— Ну Тамара.

— Поехали, Нутамара. Лошадки под капотом моего джипа нетерпеливо бьют копытами.

Автомобильная дверца предупредительно распахнулась перед девушкой. Подождав, пока она усядется, Женя занял свое место за рулем и включил радио. Из динамиков, как по заказу полился по-кошачьи гнусавый голос Тамариного любимчика:

Дни в подста-авленные ча-аши

Набега-ают и стека-ают.

Истека-ают сроки на-аши,

Наши сроки истека-ают…

Тетенька Смерть, ну, здравствуй,

Тетенька Смерть, я вот он,

Жизнью измотан,

Жизнью распластан…

Не совсем было понятно, почему Мумий Тролль так сладостно об этом мурлыкает, но именно поэтому песня звучала вдвойне прикольно.

— Нравится? — усмехнулся Женя, наблюдая за выражением лица спутницы.

— Нам прямо, — напомнила спохватившаяся Тамара.

— Йес, ОБХСС! — воскликнул, ерничая, Женя.

Подчиняясь ему, джип фыркнул и взял с места в карьер, искусно лавируя в потоке машин. В нем оказалось гораздо комфортнее, чем в «Мицубиси», на котором Тамаре порой доводилось ездить по делам фирмы. Салон просторный, капот покатый, лобовое стекло шире, сзади нет запаски, мешающей обзору.

— Как называется эта машина? — светски поинтересовалась она, делая безуспешную попытку натянуть юбку хотя бы до середины бедер. Собственные незагорелые ноги казались ей чересчур обнаженными, чересчур заметными.

Прежде чем ответить, Женя весело сверкнул зубами — улыбаться и водить машину у него получалось действительно здорово.

— «Трибьют», первый «маздовский» внедорожник, — сообщил он, — свежак, только с конвейера. Япошки его совместно со штатовским «Фордом» склепали, такого больше в природе не существует.

— Да? — вежливо удивилась Тамара, которую лишние подробности не слишком интересовали.

— Этот джипяра — единственный в своем роде, — продолжал хвастаться Женя. — Его десять лет конструировали, прикинь! Получилась не тачка — игрушка. Только пепельницу установить забыли, а в остальном все по высшему разряду устроено. Наворотов всяких немного, но зато движок не то что на «Хондах» с «Тойотами» — трехлитровый установлен. Короче, «Трибьют» — зверь, а не машина. В рекламе его называют внедорожником с душой спортивного автомобиля. — Сделав паузу, чтобы закурить, Женя испытывающе взглянул на соседку. — Кстати, ты машину водишь?

— Немного, — произнесла Тамара. — Реже, чем курю.

— Ох, извини!

Перед ней возникла открытая пачка, плотно набитая сигаретами с белыми фильтрами. Тамара вытащила одну и увидела огненный язычок, вспыхнувший над протянутой Женей зажигалкой.

— Хочешь порулить? — спросил он.

— Здесь, в центре Москвы? — ужаснулась Тамара. — Я только за городом несколько раз пробовала.

— Пустяки! — небрежно бросил Женя. — Водить «Трибьют» не сложнее, чем коляску. Единственный нюанс — полноприводная трансмиссия. Задние колеса автоматически подключаются, когда разгоняешься как следует. — В подтверждение своим словам он прибавил газу, нажал пальцем на кнопку с надписью «Lock» и пояснил: — Теперь она светится зеленым, видишь? Это значит, что нагрузка на обе оси равномерная.

— Эй! — спохватилась Тамара. — Куда это мы едем? Надо было на Бульварное кольцо сворачивать, а ты проскочил.

Женя нахмурился:

— На кой оно мне нужно, Бульварное кольцо!

— А как же Сретенка?

— И Сретенка побоку. Я тебя обманул, Томочка. Никакой я не приезжий, а если и искал что-то, так это встречи с такой девушкой, как ты.

— Та-ак! — протянула Тамара, выбрасывая сигарету за борт. — Ну-ка, останови немедленно!

Женя покачал головой:

— Сначала я должен объяснить кое-что. Да, я тебя обманул, каюсь. Но у меня есть причина. Даже две.

— Какие? — насторожилась Тамара.

— Первая причина — это ты, — ответил Женя просто. — Как в песне, слышала такую?

— Допустим. Вернее, нет. А что за вторая причина?

— Ну, эту песню ты наверняка знаешь, с детства, — печально произнес Женя. — К сожаленью, день рожденья только раз в году.

— Чей? — машинально спросила Тамара.

— Мой.

В белоснежном джипе, мчащемся по Ленинградскому проспекту, воцарилась тишина. Женя даже радио выключил, а физиономию скроил такую, что его хотелось погладить по голове.

— Разве день рождения — повод для грусти? — воскликнула Тамара, выковыривая из пачки еще одну сигарету.

— У меня никого нет, — ответил Женя. — Друзья, с которыми я начинал бизнес, меня предали, родители эмигрировали к черту на кулички… — Он тоже закурил, после чего тихо произнес: — Знаешь, я почти привык жить один, но в день рождения и под Новый год такая тоска накатывает, что… Эх! — Взмах руки оборвал фразу на полуслове.

В груди у Тамары образовался теплый комок, как это случалось во время душещипательных сцен в сериалах.

— Почему бы тебе не жениться? — участливо спросила она.

— Жениться! — Женино лицо перекосилось. — Всем девушкам, которых я знаю, нужны мои деньги, а не то, что у меня тут. — Он ткнул себя в грудь. — Ты им про любовь, а они тебе про шмотки. «Знаешь, милый, я присмотрела себе такое милое авто…»

Тамара подумала, что если Женины подруги изъясняются такими писклявыми голосами, то ему действительно не позавидуешь. А он, внезапно прекратив передразнивать кого-то из своих пассий, коротко взглянул на Тамару и сказал:

— Вот ты другая, я чувствую. Я прав?

— Я замужем, — тихо сказала Тамара. Впервые за всю ее недолгую супружескую жизнь признание далось ей с некоторым трудом.

— Конечно. Так я и знал. Стоит встретить девушку, с которой… которая… — Не закончив фразы, Женя некоторое время молчал, с ожесточением перестраиваясь из ряда в ряд. А когда он заговорил снова, его голос был полон горечи: — Если я предложу тебе заглянуть ко мне хотя бы на полчасика, ты, разумеется, откажешься? Придумаешь какие-нибудь неотложные дела, может быть, даже пообещаешь прийти как-нибудь в другой раз, но адрес спросить забудешь, как бы случайно. Ты ведь замужняя женщина и видишь во мне обычного уличного приставалу, от которого нужно держаться подальше.

Размышляя вслух, Женя смотрел прямо перед собой, совершенно не интересуясь Тамариной реакцией. И, хотя она собиралась повести себя примерно так, как подозревал спутник, ей сделалось немного обидно.

— Если бы я тебя опасалась, — выпалила она звонко, — то я не сидела бы сейчас здесь!

— Да? — Сарказма в Женином голосе было больше, чем приятного удивления. — Так ты все же отважишься переступить порог моей квартиры?

— Зачем? — замкнулась Тамара.

— Затем, что в холодильнике нас дожидается бутылка шампанского, такая же одинокая, как именинник, который ее припас. — Женя хмыкнул. — Ему, имениннику, почему-то очень важно, чтобы хоть кто-то чокнулся с ним и произнес что-нибудь приятное. Таким уж наивным мечтателем он уродился. Между прочим, ровно четверть века назад.

— Тридцать минут, не больше, — твердо сказала Тамара. — И при условии, что никаких уговоров остаться еще ненадолго не будет.

По выражению просветлевшего Жениного лица было видно, что он не очень-то верит своему счастью:

— Значит, ты…

— Надеюсь, именинник проживает не на самом верхнем этаже дома без лифта, — перебила его Тамара. — А если так, то время моего визита сокращается ровно на пять минут.

— Йаху! — совершенно по-мальчишески завопил Женя, притапливая педаль газа.

Обгоняя всех подряд, белый джип устремился вперед. Подобно людям, сидевшим внутри него, он понятия не имел, чем все это закончится, но чихать хотел на последствия.

Есть намеченная цель, есть кратчайшее до нее расстояние, которое нужно преодолеть как можно быстрее. Какого еще рожна надо?!

3

В полчаса они все же не уложились.

Когда все закончилось, Тамара пожалела, что хотя бы не сложила свою одежду возле кровати. Поскольку ее тряпочки остались в соседней комнате, теперь требовалось пересечь спальню голышом, на виду у почти незнакомого парня. Почему-то эта нехитрая процедура казалась Тамаре унизительной. Наверное, все дело было в настроении. Праздник завершился, так толком и не начавшись.

— Закрой глаза! — потребовала она тоном, нисколько не походящим на любовное воркование.

— Чего тебе не лежится? — удивился Женя, который, разумеется, уже покуривал, барски развалившись на постели. Ему не приходило в голову хотя бы прикрыть бедра простыней или сказать Тамаре что-нибудь ласковое, утешительное.

— Мне пора! — Она старалась не глядеть на своего случайного знакомого, под которого попала, как попадают под машину — совершенно случайно, по рассеянности, по неосторожности, но, главным образом, все же по собственной глупости.

Женя ухмыльнулся и потеребил то, чем оприходовал свою гостью:

— Гляди, мой дружок протестует против твоего ухода демонстративным вставанием.

Это походило на сцену из дешевого порнофильма, напичканного похабными репликами, а Женина улыбка перестала казаться Тамаре такой уж лучезарной.

Она злилась на него, но все-таки больше на себя, потому что повела себя, как последняя дура. Зачем было рассказывать первому встречному о том, что они с мужем собираются на море? Для чего было объяснять ему, что она выбралась из дома, чтобы поискать пляжные аксессуары? И, самое главное, какого черта Тамаре вздумалось примерять купальник, предложенный Женей? Зеленый, состоящий из лямок и лоскутов, переплетающихся таким причудливым образом, что в них недолго и запутаться.

Разумеется, Женя обернулся раньше, чем Тамара полностью нацепила на себя всю эту экзотическую сбрую. А до Жени было рукой подать, вернее, ему стоило лишь протянуть руку, чтобы достать до Тамары. И он протянул: сразу обе. А она только и успела, что протестующе вскрикнуть. Только один раз, потому что в следующий момент ее рот оказался плотно зажат Жениными губами, а купальник каким-то загадочным образом сам упал к ее ногам. Но разве она не предвидела, что именно так все и получится? Конечно, предвидела. Значит, она не просто наивная дурочка, а распоследняя шалава. И это при том, что ее Виталик лучше всех синеглазых брюнетов, вместе взятых!

— Именинничек, — буркнула Тамара.

Злость подбросила ее с кровати, как будто матрац был снабжен специальной катапультой для глупых девушек, попавшихся в нехитрую ловушку повесы с внешностью начинающего Ильи Лагутенко и манерами законченного альфонса. Женины намеки на его состояние, которое якобы застит глаза его подружкам, оказались таким же мифом, как и день рождения. Достаточно было бросить взгляд на крохотную прихожую, увешанную плакатами фотокрасоток, чтобы сделать соответствующие выводы и не переступить порога этой сомнительной квартиры. Но Тамара переступила. И теперь все ее существо рвалось обратно — не просто наружу, а в недавнее прошлое, где не было никаких измен и можно было не прятать глаза от собственного мужа.

Она наспех ополоснулась под душем, в рекордно короткий срок натянула на себя принесенную из комнаты одежду и уже с остервенением раздирала щеткой свои спутанные волосы, когда в ванную проник Женя, тоже одетый и почему-то без паскудной победоносной ухмылки на губах.

— Щеколда на двери не предусмотрена специально? — язвительно поинтересовалась Тамара. — Чтобы иметь свободный доступ ко всем телам, которые попадаются на твою удочку?

— Просто как-то руки не доходят, — немного смутился Женя.

— Куда им надо, туда они доходят, — отрезала Тамара и, бросив взгляд на зеркальное отражение своего соблазнителя, маячащего за спиной, спросила: — А телефон прихватил зачем? Собираешься отрапортовать дружкам об очередной победе? Или не терпится пригласить на свой день рождения новую доверчивую идиотку? Очень экономно! — Тамара запихнула щетку в сумочку и посмотрела Жене в глаза. — Шампанское ведь недопито, апельсины и конфеты не тронуты… Герой-любовник!

Фыркнув, она попыталась выскользнуть из ванной комнаты, но он преградил ей путь:

— Зачем ты так? Я просто звонил по делам, вот и все. — Поспешно сунув трубку мобильника в карман, Женя взмолился: — Послушай, я ведь ничего такого специально не замышлял. Думал познакомиться с тобой поближе, обменяться координатами, встретиться как-нибудь в другой раз…

— Считай, что познакомился, — заверила его Тамара. — Только насчет продолжения даже не мечтай, его не будет!

— Ладно. Согласен. Но ведь ты позволишь мне отвезти тебя обратно? Я привык выполнять свои обещания.

— Плевать мне на твои привычки!

Взгляд, брошенный Тамарой на часы, подсказал ей, что Виталий, по всей видимости, уже возвратился домой и теперь ждет не дождется свою единственную и ненаглядную женушку, которая обещала явиться не только с обновами, но и с какими-нибудь деликатесами. Не следовало обманывать его ожидания хотя бы в этом. Да и добираться домой на метро Тамаре не очень-то хотелось. Ноги у нее до сих пор были слабоваты в коленках, как в детстве, когда нашкодишь тайком, а потом еще долго не можешь прийти в себя после пережитого восторга и ужаса.

— Подбросишь меня куда-нибудь поближе к дому, — распорядилась она, не сочтя нужным подпустить в фразу даже намека на просительную интонацию. Если уж тобой попользовались бесплатно, то сумей отыграться в мелочах.

— А где ты живешь? — оживился Женя.

— На Старом Арбате, — ответила Тамара.

— Вот как? — Женя показался ей приятно удивленным. — Неплохо устроилась. Там ведь, говорят, жилье о-ого-го сколько стоит.

— Тебя это не касается!

— Не касается так не касается, — примирительно сказал Женя, выпуская Тамару из ванной. — Кофейку попьем на дорожку?

— А какой у тебя?

— «Чибо». Настоящий, бразильский.

Тамара усмехнулась:

— Прибереги свой замечательный кофе для алчных подружек, которые охотятся за твоим состоянием. Больше ведь охмурять их тут нечем.

Она выразительно покосилась на кусок отклеившихся обоев в прихожей. Допотопные ромашки вперемешку с поблекшими от времени васильками. Этим обоям было лет двадцать, не меньше, а менять их никто не собирался.

Проследив за Тамариным взглядом, Женя прищурился:

— Да ты знаешь, сколько стоит мой «Трибьют»?

— Если он действительно твой, а не взят напрокат, — поддела его Тамара и раздраженно подергала дверную ручку. — Ну, открывай, именинничек, хватит трепаться. Лично мне пускать пыль в глаза совсем не обязательно. Ты уже и так получил свое.

— Это еще как сказать, — пробормотал Женя.

Тамара, которой не слишком понравился его тон, вскинула взгляд:

— Что ты имеешь в виду? Непонятливых предупреждаю еще раз: новых поводов для встреч у нас больше не будет.

— Как скажешь, — пожал плечами Женя.

Поскольку он возился с дверным замком, Тамара не могла видеть выражение его лица, но почему-то ей показалось, что он улыбается. Совсем не так обаятельно, как на освещенной солнцем улице. Гаденько. Многообещающе.

— Знаешь, я, пожалуй, доберусь сама, — внезапно решила Тамара и попыталась оттолкнуть хозяина квартиры, чтобы выйти на лестничную площадку первой.

Тут он обернулся, его широко открытые синие глаза были полны обиды и неподдельного возмущения:

— Ты что? — воскликнул он. — Я же не набиваюсь к тебе в любовники, раз тебе это неприятно. Просто… — Женя замялся. — Хочу побыть с тобой еще немного. Мне… мне почему-то трудно с тобой расстаться.

— Придется, — проворчала Тамара, но немного успокоилась.

Как только она вырвалась в подъезд и дверь проклятой квартиры захлопнулась за ее спиной, недавнее приключение перестало казаться ей таким уж ужасным. Виталик все равно ничего не узнает, а коли так, то ничего как будто и не было. Ну, привиделась девушке какая-то ерунда, так разве она в этом виновата? И разве от этого ее любовь к мужу уменьшилась? Нет, нет, тысячу раз нет! Очень даже наоборот!

— Давай поторопимся, — попросила она, спускаясь по лестнице следом за неспешно трусящим вниз Женей.

Он оглянулся на нее через плечо и подмигнул:

— К благоверному спешишь? Одобряю. — И снова в его голосе почудилось что-то нехорошее, что-то такое, отчего Тамара отчетливо ощутила, что с левой стороны груди у нее находится сердце, и оно, это сердце, такое тяжелое, словно его незаметно подменили камнем.

4

Скрыть от Виталия случившееся не удалось. Слишком много навалилось всякого, чтобы пытаться юлить, врать, выворачиваться. Как будто неимоверной тяжестью, свалившейся откуда-то из поднебесья, накрыло. Хлоп, и готово. Шок, боль, гнетущее осознание своей полной беспомощности. И нет даже самой слабой надежды на то, что все самое худшее уже позади.

Когда Тамара пыталась оценить свое положение, ничего позитивного в голову ей не приходило. Она буквально ощущала себя раздавленной лягушкой, наивно возомнившей себя царевной. Чудо-джип утюгом прошелся по ней, по ее судьбе, по ее близким. Его комфортабельный салон оказался западней, в которую, как известно, попадают по доброй воле. Для того чтобы превратиться в чью-то добычу, достаточно заинтересоваться приманкой, а остальное — дело техники. Именно так все произошло с Тамарой.

После того как она со своим так называемым бойфрендом вышла из дома и уселась в белоснежный «Трибьют», дверца мышеловки захлопнулась окончательно. С этого момента события начали разворачиваться стремительно и неотвратимо, как стихийное бедствие. Позже, вспоминая, как все это происходило, Тамара обнаруживала, что некоторые эпизоды совершенно вылетели из ее головы, а другие, напротив, запечатлелись в памяти необыкновенно живо и по-киношному ярко. Слишком ярко. Стоило лишь закрыть глаза, и вся эта карусель принималась вертеться перед мысленным взором снова и снова…

Вот простирается далеко вперед широкая городская магистраль. Стройные ряды фонарных столбов, полноводье разномастных машин, людские потоки на тротуарах. Человеческие фигурки такие серые, такие затрапезные, такие маленькие в сравнении с полубогами, обитающими на рекламных щитах. Полубоги, безмятежно смеясь, смакуют виски, кофе, дорогой табак. У них безупречно чистая одежда, идеальные волосы и денежные счета в солиднейших банках. Когда Тамара смотрит на них, ей становится стыдно за то, что она такая, какая есть. Поэтому она предпочитает скользить по рекламным небожителям невидящим взглядом. Так легче жить.

День клонится к вечеру, жара спадает, воздух кажется чистым и свежим, хотя, разумеется, это просто иллюзия. В пустынях случаются миражи, а в Москве выдаются вот такие минуты, когда ты дышишь полной грудью, забывая о том, что пространство на десятки километров вокруг пропитано бензиновой гарью. Вдох-выдох, вдох-выдох. Где-то Тамара читала, что каждому человеку отмерено определенное количество сокращений диафрагмы. Если так, то странно как-то все придумано. Дышишь, чтобы жить, но этим же приближаешь свою смерть?

Нет, лучше о таких вещах не задумываться. Брать пример хотя бы со спутника. Таким, как он, которые существуют без лишних комплексов и рефлексий, нынче раздолье, и, судя по Жениному выражению лица, он это отлично понимает. Лихо крутит баранку, выставив локоть в открытое окно, а ветер, врывающийся внутрь салона, не в силах растрепать его набриолиненную прическу. Точно так же не способны привести его в смятение чужие проблемы.

Что ж, решает Тамара, она ничем не хуже. Зачем отравлять себе жизнь никому не нужными терзаниями? Гораздо приятней и проще наслаждаться, чем переживать по каждому пустяку. Ну, изменила, с кем не бывает? От нее не убудет, а от Виталия тем более. Какой-то умный человек, которого попрекнули неверной женой, лишь усмехнулся: «Лучше кушать торт в компании, чем жрать дерьмо в одиночку». Муж, конечно, вряд ли оценит по достоинству подобную шутку, но его совсем не обязательно посвящать в подробности сегодняшнего Тамариного времяпровождения. У каждого своя жизнь. Одна, между прочим. Так что живи и радуйся, Тамарка, радуйся и живи!

Однако настроение от этого простого заклинания не улучшается. Динамики выдают один хит «Мумий Тролля» за другим, а в Тамарину душу впервые закрадывается подозрение, что ничего особенного в них нет. Зачем мяукать, если ты по паспорту взрослый гражданин мужского пола, а не какой-то там кошачий самец? И для чего тиражировать свой бред, когда ты пары фраз не в состоянии связать и уж тем более зарифмовать их худо-бедно?

Тут все более раздражающая Тамару музыка смолкает, а вместо нее звучит встревоженный Женин голос. Морщась, он массирует левую сторону груди и просит Тамару сменить его за рулем. «Такой молодой, а сердце уже ни к черту», — улыбается он виновато. Когда Тамара, имеющая весьма туманный опыт вождения, начинает испуганно отнекиваться, Женина улыбка превращается в болезненную гримасу. Он говорит, что ближайшая аптека, где можно приобрести нитроглицерин, находится в пятистах метрах прямо по курсу. Тамаре нужно лишь занять водительское место и медленно-медленно катить вдоль тротуара. А он, Женя, не способен сейчас даже на такую малость. Ему, Жене, очень худо. Он, возможно, коньки вот-вот отбросит из-за Тамариного упрямства.

Что делает Тамара, вместо того чтобы высунуться из остановившегося джипа и позвать людей на помощь? Она выходит, огибает автомобиль и решительно распахивает водительскую дверцу, ловя на себе взгляды прохожих. Девушкам ведь так хочется попасть в сказку, и они туда попадают, не задумываясь о том, что у современных сказок счастливых концов не бывает. Так что Тамара, ощущая себя принцессой, втискивается за руль, ставит босоножку на педаль газа и потихоньку трогает с места.

Подробности недолгой езды совершенно вылетели из ее головы, хотя, по идее, именно она могла бы стать единственным приятным воспоминанием о том роковом дне. Кажется, Тамара немного огорчилась, что они добрались до аптеки чересчур быстро — забыв обо всем на свете, она с упоением правила джипом и была готова ехать так хоть целую вечность. Но для полного счастья людям отмерено гораздо меньше — мгновения, секунды, в лучшем случае — минуты. Потом чаще всего следует расплата, о которой как-то не задумываешься, пока цена не определена и судьба не предъявила счет.

Итак, не думая ни о чем плохом, Тамара послушно притормозила в указанном месте и (в который уже раз!) поверила красавчику Жене, который попросил ее не беспокоиться — он, мол, сходит в аптеку сам, потому что ему унизительно просить девушку о такой малости.

И вот она, дура дурой, сидит в чужом джипе, машинально барабаня пальцами по рулю, поглядывая то на браслет часов, то на людей, которые, к ее глубокому разочарованию, не могут видеть ее за тонированными стеклами. Жени все нет и нет. Когда она уже решает отправиться за ним следом, обе передних дверцы внезапно распахиваются и онемевшую от ужаса Тамару хватают с двух сторон здоровенные мужики в камуфляже.

Собровцы? Омоновцы? Она так и не запомнила, кем они ей представились. Потому что сначала один из них отвесил ей весомую оплеуху («Не рыпаться!»), а второй выволок на асфальт («Замри, замри тебе сказано!») и сковал ее запястья наручниками.

Мат-перемат, обжигающие взгляды зевак, грубые толчки в спину, задающие скорость и направление движения. Забранное решетками нутро микроавтобуса, провонявшего нездоровым потом и блевотиной… В руках у охраняющих Тамару мужчин короткие автоматы с потертыми прикладами, на ногах у них высокие шнурованные ботинки. Подошва одного из них наступает на Тамарины пальцы, когда она пытается подняться с заплеванного пола: «Лежи смирно, шалава!» Через несколько минут другой ботинок лениво пинает ее в бок: «Выгружайся, курва, приехали!» Значит, добрались до отделения милиции — это она сама догадалась, без посторонней подсказки.

И был невзрачный кабинет, а в нем — гражданин начальник, совершенно безбровый, но зато при пшеничных усах подковой. Ошеломленная Тамара следила, как шевелятся эти усы, пока следователь вводил ее в курс дела, а смысл сказанного доходил до нее с превеликим трудом, наполовину. Оказывается, она угнала иномарку у некого Медведовского Евгения Константиновича, но тут же была застигнута на месте преступления и арестована благодаря оперативным действиям милиции. На воровку, Тамару Петровну Роднину, урожденную Ледневу, завели уголовное дело, в котором фигурируют ее отпечатки пальцев, показания потерпевшего, его друзей и многочисленных свидетелей. Все вместе тянет на пять лет строгого режима. А чтобы гражданка Роднина не думала, что с ней шутки шутят, ночь она проведет в следственном изоляторе, вместе с такими же преступницами, как она сама.

— Деньги, ценные вещи имеются? — полюбопытствовал усатый, черкая что-то в бланке протокола.

— Обручальное кольцо… цепочка… двадцать семь тысяч рублей, — начала перечислять Тамара, но была остановлена повелительным:

— Открой сумку, тварь! Содержимое на стол!

Это распорядился еще один милиционер в штатском, непонятно как очутившийся за Тамариной спиной. От него исходила такая мощная аура угрозы, что у Тамары заломило в затылке.

— Вот, пожалуйста…

Она вывалила из сумочки все, что там находилось, и вопросительно посмотрела на милиционеров: что дальше?

— Денег при задержанной не обнаружено, — продиктовал товарищу тот, который устроился за Тамариной спиной. При этом он небрежно сгреб со стола все три банковские упаковки рублей и сунул их в ящик стола.

— Но… — пискнула Тамара.

— Молчать! — рявкнул оперативник, срывая с ее шеи цепочку. — Снимай кольцо, живо!.. Так, Шумихин, фиксируй: драгоценных или ювелирных изделий у задержанной при себе также не имеется.

— «Также» вместе пишется или отдельно? — деловито осведомился усатый.

— Вместе, — машинально подсказала Тамара и вдруг взвилась со своего стула: — Да вы что?! Как вы смеете?!

— Сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, — оживился второй милиционер и умело ударил Тамару по почкам. — Ты мне тут права не качай, сука дешевая. Еще один такой фортель — и на хор поставлю в «обезьяннике». Алкаши и бомжи мне только спасибо скажут… Ну что, были у тебя при себе деньги или ценности? Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Не было! — простонала Тамара, которой никак не удавалось ни распрямиться, ни хотя бы опуститься на стул.

Занесенный кулак неохотно разжался:

— Ладно, тогда подпишись… здесь и здесь… Фамилия, имя, отчество полностью… Дата… Все, на выход!

Ночь, проведенная в камере с троицей давно не мывшихся бабенок, показалась Тамаре бесконечной. На деревянной платформе, которая служила здесь общим ложем, новенькой места не нашлось. Ей пришлось ютиться, скорчившись, на холодном цементном полу, но зато удушающего смрада внизу было поменьше. И все равно, когда утром Тамару повели на новый допрос, она уже казалась себе грязной, вонючей тварью, с которой милиционеры вольны делать все, что им взбредет в голову.

Тем утром им вздумалось устроить Тамаре свидание с адвокатом потерпевшего, и тот, поигрывая платиновой зажигалкой, вкратце обрисовал собеседнице ситуацию:

— Дела ваши неважнецкие, девушка. Если оставить в стороне всякие юридические тонкости, то вы оказались в самом глубочайшем анусе, который только можно себе вообразить. — Адвокат мечтательно зажмурился. — Через пару недель получите свой срок, и сами не заметите, как превратитесь в заправскую зэчку. Платочек, черная роба, вместо бельишка — какое-нибудь тряпье, кишащее клопами и вшами…

— Но я не виновата! — закричала Тамара, которой после ночи, проведенной в изоляторе, представить такую картину было совсем не сложно.

— Это меня не касается, — сухо ответил адвокат, распространявший вокруг себя запах набальзамированной мумии. — В сущности, причины, побудившие вас оказаться за рулем не принадлежащего вам транспортного средства, уже никого не интересуют. Важен сам факт. Вам вздумалось покататься, и вы покатались. Пришло время возить саночки.

— Какие саночки? — У Тамары сорвался голос, а в глазах набухли слезы.

— Это я образно выражаюсь, — пояснил адвокат, продолжая клацать своей зажигалкой. — Но, если вам угодно, оставим иносказания в стороне и будем изъясняться, э-э, более конкретно. Так вот, де-юре вам придется отбывать срок, это совершенно очевидно. Но де-факто все же имеется малю-у-у-сенькая лазейка, — иллюстрируя сказанное, он сложил пальцы колечком, — лазейка, через которую у вас есть шанс выбраться на свободу. — Зажигалка пронзила колечко насквозь, после чего возобновила свое беспрестанное: клац-клац-клац.

Воображение у Тамары работало в тот момент плохо, поэтому единственный вопрос, который она сумела выдавить, прозвучал так:

— Мне придется… спать с вами?

— Боже упаси! — Отпрянувший адвокат едва не опрокинулся вместе со своим стулом. — Что за чушь взбрела вам в голову!

— А что же тогда? — растерялась Тамара.

— Вы должны переговорить с истцом и убедить его забрать заявление.

— С Женей? Но он же все врет, он…

— Евгений Константинович, насколько мне известно, глубоко переживает случившееся. — Напыжившийся адвокат походил на токующего глухаря, который не слышит никого вокруг, кроме себя самого. — Но он согласился встретиться с вами, протянуть, так сказать, руку помощи. И если вы оправдаете его ожидания, дело будет улажено в частном, а не в судебном порядке. Вы готовы к переговорам?

— Разве вы не видите, что я теперь на все готова!

Стоит ли удивляться тому, что Тамара изъявила согласие, не колеблясь ни секунды? Уж очень ей не хотелось возвращаться в вонючую камеру или продолжать знакомство с оперативными работниками милиции. И Тамаре охотно пошли навстречу, устроив ей свидание с Женей, который, оказывается, ожидал за дверью.

Но беседовал с Тамарой он не с глазу на глаз, а в присутствии своего товарища — совершенно отвратного типа с расплющенными губами и ушами. Тамаре, попытавшейся взывать к Жениной совести, этот тип пообещал вывернуть матку, после чего в беседу некоторое время не включался, ограничиваясь старательным пережевыванием мятной резинки.

Вальяжно расположившийся напротив Тамары, Женя оценил свой моральный ущерб по столичным расценкам — двести тысяч рублей, и ни копейкой меньше. Тамара прекрасно понимала, что ее попросту «разводят» самым примитивным и наглым образом, но воли сопротивляться у нее уже не было.

— Ладно, я согласна, — произнесла она механическим тоном.

— Молодец, — кивнул Женя, глаза которого отливали теперь не синим, а металлическим блеском. — Тогда с тебя возмещение морального ущерба плюс триста штук компенсации за ремонт тачки. Итого пол-»лимона» рябчиков. Долговую расписку на всю сумму оформляем прямо сейчас, не отходя от кассы. Приглашать нотариуса? Или ты предпочитаешь беседовать с майором Березюком?

У Тамары едва осталось сил, чтобы возразить слабым голосом:

— Почему ремонт? Я же ничего не сломала!

— Ты тут из себя умирающую леблядь не корчь, — посоветовал приплюснутый Женин товарищ. — Влетела на бабки — плати. Не хочешь платить — садись на кичу. Все, разговор короткий.

— У меня нет таких денег, — прошептала Тамара.

— Какого-то паршивого «лимона» нет? — фальшиво удивился приплюснутый. — Нищает нация.

— Почему «лимон»? Разговор ведь идет о пятистах тысячах рублей!

— Шел о пятистах тысячах. Столько же нам придется отстегнуть ментам, чтобы замяли дело. Всего получается миллион. Такой вот дебет с кредитом.

— Да вы что?! Мы с мужем вместе за год такую сумму не заработаем!

— Тогда кошелку свою сдавай в аренду, — милостиво разрешил приплюснутый. — Сроком на десять лет. Зато Турцию повидаешь, Грецию…

— Албанию, — подхватил Женя, — а то и Таиланд… Нет, Клим, эта идея никуда не годится. Она же там, — он ткнул в Тамару пальцем, — загнется с непривычки в первые же дни, а мы потом башли как вынимать будем?

— Тогда пусть платит сразу, — согласился приплюснутый Клим после недолгого раздумья. — Сроку ей десять дней, до конца мая. Или ты, крыса, — он смерил Тамару тяжелым взглядом, — предпочитаешь на зоне пятерик мотать?

— Нет денег, — повторила она с отчаянием. — Ну нет у меня таких денег, как же вы не понимаете! Где я достану миллион за полторы недели?

— А хата на Арбате? — удивился Женя. — Оформим ее как залог и дело с концом. Верно я говорю, Клим?

Мнением Тамары никто не поинтересовался, но оно у нее все же было, хотя какое-то вялое, неживое.

— Я не стану отписывать вам квартиру, — сказала она почти равнодушно. — Все равно это ничего не даст. Ответственный квартиросъемщик — мой муж, а не я.

— Ладно, пусть толкают хату сами, — решил Клим, выплевывая жвачку на пол милицейского кабинета. — Но займ все равно оформим, чтобы все путем. Ты как, соска, согласна?

— Я не соска. — Тамарин шепот походил на шелест увядшей листвы.

— А кто же ты? — искренне удивился Клим, по-хозяйски впуская в кабинет толстячка с кейсом.

И все равно Тамара с ним не согласилась. Всю глубину своего падения она осознала лишь полчаса спустя, когда вся бандитская гоп-компания удалилась, уступив место законному обитателю кабинета — усатому, но безбровому капитану Шумихину.

— Еще одна небольшая формальность, и можешь быть свободна, — весело сказал он, прохаживаясь перед Тамарой.

— Я должна дать подписку о невыезде?

— На кой ляд она мне сдалась, твоя подписка? — отмахнулся капитан. — Дело-то закрыто, вернее, почти закрыто.

— Что же тогда? — насторожилась Тамара.

— Я же сказал: маленькая формальность.

— Какая именно?

— Догадайся с трех раз, — захихикал Шумихин, расстегивая ширинку.