Зов гордости

Донна Кейлин О'Лири

Древняя Империя, униженная поражением в последней войне, живёт надеждой на возрождение. В полотне её истории причудливо переплетаются эпоха пара и воспоминания о магии, радикальные идеи и политические интриги, судьбы эльфов из разных слоёв общества и жажда обрести утраченную гордость.

Глава 8. Дурные предчувствия

«Нынче принято считать, что мой старший брат обладал каким-то особым даром предвидения. На самом деле он всего лишь старался поступать правильно».

Из интервью Лейтивен Гиндиллир.

Глеаннхаль хорош в любое время года, а подготовка к празднику Середины лета и вовсе превратила его в ожившую иллюстрацию к сказке. Древние столбы на въезде в поместье украсили гирлянды из цветов, между липами на аллее повисли бумажные фонарики.

Всю дорогу, пока паровой экипаж вёз их от станции, Эйслинн была во власти предвкушения, однако на полпути вспомнила кое о чём, и повернулась к Сейтеннину:

— Сет, послушай меня, пока мы одни. Ты — наш гость, но не забывай о приличиях. Они распространяются не только на членов семьи, но и на всех прочих обитателей имения. Если тебе кто-то не нравится, держи своё мнение при себе. Распоряжаться будешь у себя дома.

Тот ухмыльнулся:

— Эйси, к счастью в нашем доме нет места для гоблинов или простолюдинов. Но не переживай, я буду нежен, кроток и пушист, как ягнёнок. Клянусь.

Тэйриэнна, сидевшая рядом с ним, чуть заметно качнула головой и возвела глаза к небу. Эйслинн решил удовлетвориться таким ответом, и высунулась в окно, подставляя лицо ветру.

Ссориться ни с кем не хотелось. Совершенно.

Наконец экипаж миновал аллею и, шурша гравием, остановился перед главным крыльцом. Эйси распахнула дверцу салона, выскочила наружу, в два прыжка взлетела по ступенькам и оказалась в объятиях отца, вышедшего навстречу. Тот подхватил её за талию, поднял в воздух и закружил вокруг себя. Она подогнула колени, как в детстве, потом подтянулась и звучно чмокнула его в щёку.

— Привет, папа! Я дома.

Килледон Гасваллаун широко улыбнулся:

— Да уж, твой вес ни с чем не спутаешь. Здравствуй, милая!

Из-за его спины послышался голос:

— Так-так, а вот и наша дочь выбрала время, чтобы заглянуть к родителям.

— Мама!

Она выскользнула из рук отца, обнялась с матерью. Затем Иделисса взяла лицо дочери в ладони, покачала головой и сказала серьёзно:

— Я так беспокоилась за тебя, солнышко. Там у вас в столице творится невесть что.

— Не стоит волноваться, госпожа Иделисса, — подал голос Сейтеннин, поднявшийся на крыльцо и здоровающийся с хозяином дома. — Всё не так страшно, как пишут в газетах. Эльфам ничего не грозит, да и скоро всё это закончится. Я уверен.

— Ах, Сет, надеюсь, что ты прав. О, Тэйриэнна, здравствуй, милая. Ты выглядишь всё лучше и лучше.

Позже, когда они поднялись наверх, Эйси швырнула чемодан на кровать в своей комнате и пошла к Тэйри. Та разбирала вещи, горничная Линетта помогала развешивать платья в шкафу. Эйслинн уселась на стол у окна, ела черешню из вазы и болтала ногами. Иделисса Гасваллаун сидела на стуле и расспрашивала девушек о новостях. Заметила мимоходом:

— Сейтеннин сильно изменился с зимы. Выглядит повзрослевшим.

Тэйриэнна покачала головой.

— Если бы так и было, госпожа Иделисса. Мне кажется, что он просто чудовищно важничает. Похоже, что Сет стал какой-то большой шишкой в этом своём «Союзе действия».

— Разве это плохо? Думаю, он всегда хотел, чтобы его заметили. Половина его прежней агрессии крылась в том, что никто не воспринимал его всерьёз. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.

— Наверное, вы правы. Он действительно стал значительно спокойнее в последнее время. Правда, завёл привычку разговаривать намёками и напускать на себя такой таинственный вид, что иногда просто хочется треснуть его по затылку. И ещё постоянно пропадает где-то. Иногда целый день. Иногда — ночью. Родители беспокоятся, а я вижу, что со всей этой политической активностью он совсем забросил учёбу. Как Сет собирается в будущем заканчивать университет — ума не приложу.

— Что поделать. Он уже взрослый и ему самому решать, что выбирать и как отвечать за свои поступки. Надеюсь, что у вас самих всё в порядке?

— Конечно, — Эйси помахала в воздухе хвостиком от черешни, затем закинула в рот новую ягоду. — Можно сказать, что мы с Тэйри лучшие в выпуске. Или будем в их числе. Так что осталось дождаться осени и…

Она изобразила движение, словно взмахнула крыльями.

Иделисса кивнула.

— Славно. Планы не изменились?

Эйси помотала головой.

— Нет. Мой куратор из министерства транспорта и торговли на днях подтвердил, что держит для меня место. Говорит — на будущее лето планируют большую экспедицию на северо-востоке, в окрестностях Нуррдола. Вроде бы изучают возможность строить железную дорогу. Потребуется подробное картирование местности, перепадов высот, геологическая разведка и всё остальное. Куча работы для топографов.

— Отлично! А у тебя, Тэйри?

Та поморщилась.

— У меня всё не так сладко. Никто не знает, чем кончится нынешний кризис. Если вдруг кто-то из министров или сам канцлер уйдёт в отставку, целая толпа служащих потеряет работу. И у них будет стаж, связи, влияние. Кто в таких условиях посмотрит на только что выпустившегося администратора?

— Не переживай, милая. Может быть, наоборот, откроется что-нибудь неожиданное. В крайнем случае, ты всегда можешь сначала сделать карьеру за пределами Фэйрхаэля. Помнишь наш прошлый разговор? Моя семья пользуется уважением в столице провинции, Айсинделе. Мы без труда организуем тебе собеседование с нужными персонами.

— Спасибо, госпожа Иделисса, надеюсь, что этого не понадобится.

— Что ж, решать тебе. Просто помни о такой возможности. Ну, что вы намерены делать сейчас?

Эйслинн пожала плечами:

— Я бы съела чего-нибудь лёгкого и отправилась на прогулку. Верхом, вокруг Глеаннхаля. Обожаю его в такую погоду.

— Если не устала с дороги — на здоровье. Тэйри, а ты?

— И я не против.

— Вот и хорошо. Тогда заканчивайте с вещами и переодевайтесь. А я попрошу Меллину приготовить вам что-нибудь.

***

Полчаса спустя Тэйриэнна поняла, что её представление о «лёгком» перекусе фундаментально расходится с мнением кухарки Гасваллаунов. За крохотный промежуток времени, пока они переодевались для прогулки, Меллина умудрилась приготовить столько всякой вкуснятины, что стоило попробовать буквально по кусочку, по ложечке от всего, и пожалуйста — льняные летние бриджи для верховой езды сделались подозрительно тугими в поясе. Они с Эйси еле смогли отговориться от дальнейшего чревоугодия, клятвенно заверив кухарку, что по возвращении с прогулки непременно съедят и выпьют всё, что она поставит перед ними на стол. После чего выбежали из дома на задний двор.

Киаррана они нашли возле конюшни. Тот с помощью молодого эльфа-конюха выводил наружу трёх осёдланных лошадей. Эйси спросила:

— А где Сет?

По лицу Аррана пробежала тень, он покачал головой:

— Сказал, что не хочет. Попросил у господина Килледона разрешения пострелять из арбалета по мишеням.

Эйси пожала плечами:

— Его дело.

Вскочила в седло, поправила на голове соломенную шляпу с широкими полями, подтянула под подбородком её ремешок.

— Садитесь скорее, я покажу вам лучшие места.

Толкнула нетерпеливо коня пятками в бока, тот заплясал на месте.

Пока Тэйриэнна взбиралась в седло, Киарран стоял рядом, придерживал кобылу под уздцы и за стремя. При этом всё время норовил смотреть куда-то в сторону. Устроившись в седле, она сделала вид, что расправляет верхнюю, декоративную юбку, наклонилась в его сторону, коснулась руки:

— Что с тобой?

Он вздрогнул, вскинул на неё глаза, улыбнулся вымученно.

— Ничего, всё хорошо.

Пошёл к своей лошади.

Она тайком вздохнула.

«Не умеешь ты врать, Арри. Не мне, по крайней мере».

Когда двинулись к выезду из поместья, она пристроилась рядом, посмотрела на него долгим взглядом. Он старательно делал вид, что не замечает. Пришлось протянуть руку и тронуть его за плечо.

— Что случилось, милый? Нет-нет-нет, даже не пытайся. Твоё пожимание плечами не сработает, ты же знаешь. Рассказывай.

Тот в ответ вздохнул.

«Богиня, вот опять! Совсем взрослый, а ведёт себя порой ну просто, как мальчишка. Что же тебе так мешает сказать первое слово?».

Она снова коснулась его плеча и постаралась улыбнуться самой ободряющей улыбкой, какой только могла.

— Арри, пожалуйста. Ты же знаешь, что я не отстану.

— Тэйри, мне иногда кажется, что всё бесполезно.

— Что именно?

— Ты и я… Мы. Наши с тобой отношения.

Повыше сердца шевельнулось что-то холодное.

— Почему?

— Понимаешь, твоя семья… Я ведь прекрасно понял, на кого намекал сегодня Сет, когда говорил про «гоблинов и простолюдинов».

«Вот же засранец!» — подумала она, чувствуя, как щёки начинают гореть.

«Сет, говнюк ты этакий, всё время забываю про твой поганый язык. Я-то научилась пропускать мимо ушей большинство сказанных тобой слов, а вот остальные… Ну, я тебе ещё устрою! Дома, когда вернёмся. Не буду здесь портить праздник».

— Арри, милый, какое это имеет значение?

— А разве не имеет? Если бы дело было только в Сете. Мне не показалось, что при нашей встрече с твоими родителями они сильно обрадовались. Они явно рассчитывали на другую партию для тебя.

— Ну, знаешь ли. Если несколько поколений твоих предков служат имперскими чиновниками, то в какой-то момент мозги становятся немного набекрень. Все эти идеи насчёт карьеры и выгодных союзов, престижа и прочего. Вот только меня это не касается. Хоть мне и пришлось пойти им на уступки в части образования, специальность «административное управление» — самое большее, на что они могут рассчитывать. Я не собираюсь участвовать в их играх или оправдывать чьи-то ожидания. Хвала Богине, мы не люди. Это у них принято торговать своими детьми, чтобы выгадать место или продвинуться на ступеньку выше в иерархии. Моя жизнь принадлежит мне, и я как-нибудь сама решу, с кем хочу её провести. А я хочу быть рядом с тобой, как можно дольше. Ясно?

Последний вопрос прозвучал совсем неласково. Тэйри всерьёз разозлилась.

«Ишь чего придумали! Не одобряют они. Будто мне есть до этого дело! Вот начну работать и первым же делом съеду от них всех подальше. А не найду работу в столице, перееду в Айсиндель, как говорит мать Эйси. И Арри тоже хорош!».

Она отвернулась от Киаррана, надулась и ехала молча. Наконец, он не выдержал:

— Тэйри?

— Чего?

— Ты сердишься?

— О, а ты наблюдательный!

— Прости, если расстроил.

— Арри, я тебя иногда не понимаю. Что значит «прости»? Что значит: «Сет чего-то не одобряет»? Какого демона? Ты же взрослый мужчина, почему мнение какого-то сопляка имеет для тебя такое значение?

— Но он же член твоей семьи!

— Но он не мой собственник! Мнение Сета может убираться в задницу, как и сам Сет.

Лицо Киаррана слегка вытянулось.

— Что ты так на меня смотришь? Для меня имеет значение только одно мнение на свете. Твоё. Докажи, что относишься ко мне так же серьёзно. Что только моё мнение важно тебе, когда мы говорим о нас.

Он растеряно хлопал глазами. На его счастье в этот момент впереди раздалось ржание. Эйслинн картинно подняла своего коня на дыбы в проёме задних ворот имения, за которыми расстилались поля. Выкрикнула:

— Эй, вы! Влюблённая парочка! У вас впереди два дня. Хватит, чтобы держаться за руки, прятаться по углам и шептаться под луной. А сейчас я вас умоляю — не будьте занудами! Догоняйте!

Она дёрнула повод, разворачивая коня, пришпорила его, и тот с места сорвался в лёгкий, красивый галоп. Из-под копыт полетели облачка пыли.

Тэйриэнна оглянулась на Киаррана, застывшего в нерешительности.

«Милый, я тебя люблю, но иногда ты такой растяпа! Ну, ничего, мы это исправим».

Ей вдруг стало смешно смотреть на его одновременно растерянную и несчастную физиономию. Тэйри рассмеялась и показала ему кончик языка, а потом пришпорила кобылу и помчалась догонять подругу.

Навстречу жаркому летнему ветру, насыщенному ароматом цветущих трав.

***

Киарран отыскал Гасваллауна-старшего примерно за час до ужина. Тот был в библиотеке, сидел за столом, обложившись книгами. Солнце, клонившееся к закату, заливало стол и всю комнату золотистым светом, в котором вспыхивали искорками плавающие в воздухе пылинки.

— Господин Килледон? Можно?

— Арран! Конечно-конечно, проходи.

Гасваллаун заложил в нужном месте книги стальную линейку, закрыл её, отложил в сторону. Указал на мягкий стул перед столом:

— Присаживайся.

— Господин Килледон, мне нужно с вами посоветоваться.

— Ну, если это не касается строительства, в котором я ничего не смыслю — пожалуйста. Слушаю тебя.

— Нет, речь совсем о другом. Меня сильно беспокоит то, что сейчас происходит в столице.

Гасваллаун поднял брови.

— Ты о митинге? О беспорядках? Вроде бы газеты пишут, что они ограничены только площадью Империи. Да и Сет утверждает, что это неопасно и скоро закончится.

— Боюсь, что Сет не замечает кое-чего. Или его просто устраивает, как идут дела.

— Так что тебя беспокоит?

— Гоблины. Точнее говоря — отношение к ним.

Хозяин дома не сказал ни слова, только наклонился вперёд и опёрся локтями на стол.

— Понимаете, господин Килледон, я знаю, что гоблины никогда не были любимой частью общества. Сколько бы столетий они не жили с нами бок о бок, многие всё равно смотрят на них с пренебрежением. Ну, вы понимаете — все эти шутки, анекдоты, мелкая бытовая враждебность. Я сейчас говорю не об открытых националистах или расистах, а об обычном уровне отношений. Между соседями, на службе, на улице.

— Но сейчас происходит что-то другое, верно?

— Вот именно. У вас здесь тоже?

— Слава Богине, у нас — нет. Но я слышу разговоры, когда выезжаю на станцию или в Айсиндель. Кое-что читаю между строк в газетах. И мне важно было услышать об этом из первых уст. От того, чьему мнению я могу доверять. Так что творится в столице на самом деле?

— Понимаете, это как утечка расплавленной смолы. Медленно, не спеша расползается какая-то липкая лужа. Вроде бы вот только что можно было пройти, а потом вдруг замечаешь, что песок уже пропитался и ты увяз. И только молишься, чтобы успеть выбраться, пока где-нибудь на землю не упал огонь, от которого вся эта лужа вспыхнет. Самое забавное, что напрямую никто ничего не говорит — ну, вы понимаете, как иногда в рабочих районах бывает спьяну, когда кому-то просто хочется почесать кулаки. Тогда да, первым делом вспоминают о гоблинах, какие они плохие, жадные — ну и всё остальное, вплоть до Предательства. Сейчас по-другому. Почти никаких открытых выступлений, никакой явной пропаганды. Только идёт сплошной поток в газетах, когда любой жадный капиталист — обязательно гоблин. Или если речь о закулисном интригане, который манипулирует политиками в Совете — то это снова гоблин. Без прямого указания на расу, но имена-то все знают! Вы слышали, что когда начались беспорядки на площади Империи, вокруг неё разгромили немало магазинов? А то, что почти все они принадлежали гоблинам? Своеобразная избирательность, вы не находите? Да и перед этим по всем районам города, особенно в рабочих кварталах, целая волна прошла. Разбитые витрины, поджоги. Или сам митинг. Там же поначалу собирались говорить про выплаты ветеранам. Разумеется, что пришли и гоблины тоже — те, что повоевать успели. Так вот, их всех к концу первого дня беспорядков просто выгнали с площади. Сказали, что им тут не место, здесь решают дела «империи эльфов».

Килледон Гасваллаун задумчиво смотрел поверх головы гостя, рассеяно постукивал указательным пальцем по столу, отмеряя равные промежутки. Киарран продолжал:

— Ну и вы же понимаете — рано или поздно этот гнойник должен был если не лопнуть, так хотя бы раздуться. Я буквально на днях слышал, что начались случаи, когда гоблинов стали останавливать на улицах, оскорблять, обзывать, задирать тех, что помоложе. Газеты об этом молчат, городская стража тоже не торопится что-то делать, да у неё сейчас и так забот хватает. Но мне всё это очень не нравится.

Гасваллаун кивнул:

— Мне тоже.

— Вот об этом я и хотел посоветоваться. У меня есть кое-какие знакомства среди них, и я не знаю, как поступить. Может, стоит предложить им на время уехать куда-нибудь из столицы? Переждать волнения в провинции?

— А ты полагаешь, что вся эта история ограничится Фэйрхаэлем?

Киарран развёл руками:

— Честно говоря — я не знаю.

— Сравнивая твой рассказ с тем, что вижу у нас, я не был бы столь уверен. Мне кажется, сюда эта волна просто ещё не докатилась в полную силу.

— Но почему так происходит?

— Когда что-то идёт не так, есть два пути: разобраться, где ты ошибся сам или найти виноватого снаружи. Второй вариант обычно более популярен, потому как далеко не все готовы признавать, что источник проблем — в них самих. А гоблины всегда были удобной мишенью. Даже если бы они были нищими и бесправными, как до реформы императрицы Умбреидды, то и тогда нашли бы, что им приписать. А теперь, когда часть из них располагает деньгами, связями, влиянием…

Килледон потёр переносицу, затем продолжил:

— Тем более, если кто-то решил немного пощипать их богатства, у этой идеи будет много последователей.

— Но тогда, возможно, всё дело ограничится схваткой наверху. Передел сфер влияния, кто-то выйдет из бизнеса.

— Возможно. А может, и нет. Видишь ли, Арран, ненависть — капризная штука. Похожа на содержимое куриного яйца. Просто извлечь наружу и почти невозможно вернуть назад.

— Так что вы посоветуете?

— Боюсь, ты мало что сможешь сделать. Но если есть кто-то, кто колеблется, кому не хватает лишь последней песчинки на весах — поговори с ними. Убеди на время перебраться куда-то в спокойное место. Хорошо, если это будет какая-нибудь глухомань, ещё лучше — если есть возможность уехать из Империи вообще.

— Вы думаете, всё настолько серьёзно?

— Я не знаю. Могу лишь повторить твои слова — мне это не нравится. Совсем не нравится.

***

Солнце село час назад. В том месте, где оно скрылось за горизонтом, дотлевали золотисто-оранжевые отсветы, обещая на завтра такой же прекрасный день, что и сегодня. Воздух постепенно наполнялся прохладой, пением сверчков и кваканьем лягушек, долетавшем с пруда позади конюшни.

Килледон Гасваллаун стоял на заднем крыльце, курил и размышлял. Точнее говоря — смотрел перед собой невидящим взглядом и механически, как автомат, подносил к губам сигару, так же механически затягивался и выдыхал дым.

Над дорожкой перед крыльцом неслышно промелькнуло несколько теней — нетопыри вышли на охоту. Летевший куда-то в неурочное время по своим делам крупный жук наткнулся на облако табачного дыма и метнулся в сторону. Его басовитое гудение отвлекло Килледона от раздумий, он посмотрел на столбик пепла на сигаре, затем в сторону хозяйственного двора. Потом раздавил окурок в мраморной пепельнице, стоящей на перилах, и пошёл к конюшне.

Как обычно по ночам, там был только старый гоблин Рорах Бодарзун. При виде хозяина дома он поднялся с табурета и постарался выпрямиться, насколько возможно.

— Добрый вечер, господин капитан!

— Доброй ночи, Рори. Есть минутка? Нужно поговорить.

— Для вас, капитан — в любое время.

Гоблин поднял табурет, стоявший у стены, протёр рукавом сидение, поставил перед Гасваллауном. Тот сел, почесал висок, пригладил волосы. Рори, усевшийся перед ним на краешек второго табурета, пошевелил толстыми пальцами.

— Что-то случилось?

— Нет. — Килледон покачал головой. — И я не хочу, чтобы что-то случалось. Поэтому, Рори, у меня есть предложение. Лично для тебя.

Гоблин сглотнул, лиловая шишка на кончике его носа дёрнулась.

— Рори, я думаю, что тебе лучше уехать.

Рорах сокрушённо вздохнул.

— Я знал, что этот день настанет. Не надо ничего объяснять, капитан. Я стар, но глаза у меня ещё есть. Это время рано или поздно должно было прийти…

— Рори, ты меня не понял.

— Что ж тут не понять, капитан. Конечно, любой другой сделает ту же работу в два раза быстрее, чем я. Самое время освободить для них место. Сейчас, пока лето, пока…

Гасваллаун протянул руку и положил конюху на колено. Сказал, глядя прямо в глаза:

— Рори, ты на самом деле ничего не понял. Я тебя не выгоняю.

Тот растерялся.

— Тогда что? Я сделал что-то не то? Кто-то жаловался?

— Нет, Рори, всё в порядке. Это никак не связано с тобой. Почти. Всё дело… не знаю, как сказать. Что-то происходит. Вокруг. Боюсь, что для тебя и твоего народа скоро настанут непростые времена.

Рорах посмотрел на него непонимающе, потом вдруг кивнул.

— Во-о-н вы о чём, капитан! Всё из-за этой политики?

— Вот именно, Рори. Только из-за неё.

— Но как же? Зачем мне куда-то ехать? Это же всё столица, какое нам до этого дело? Здесь, в Глеаннхале?

— Я боюсь, что всё, что там сейчас происходит, рано или поздно расползётся на всю страну. Может добраться даже сюда. Будет лучше, если этот шторм ты переждёшь на берегу.

Конюх нахмурился.

— Всё равно я не понимаю, капитан. Знаю, нас не слишком любят. Но мы привыкли. Я привык. Что поделать с тем, кто ты есть. Я ведь никогда не жаловался, верно?

— Я знаю.

— Тогда какой во всём этом смысл? Да и куда я поеду? Родственников у меня почти не осталось, а те, что есть, живут сейчас… Вы знаете. Теперь это уже не Империя.

— Знаю. И к ним тебе ехать не придётся. Я напишу несколько писем своим бывшим однокашникам. Некоторые из них сейчас в торговом флоте, кто-то осел в Антанаире, кто-то перебрался в Альгердорм. Попробую подыскать тебе место у них.

— Вы же знаете, матрос из меня нынче вряд ли выйдет.

— Уверен, что там и на берегу хватит работы.

Гоблин снова покачал головой:

— Я, конечно, благодарен вам, капитан, за заботу. Но только к чему все эти хлопоты? Суета, переезд? Вы уверены, что всё так серьёзно?

— Рори, когда-то моя нерешительность стоила жизни многим. Отдай я приказ покинуть корабль раньше… Ты помнишь. Не хочу повторять тех ошибок. И ещё — не беспокойся о расходах. Твой переезд я оплачу сам.

Конюх возмущённо замахал руками:

— Что вы, капитан! Даже не вздумайте! У старого гоблина припасено кое-что на чёрный день, вы мне платили даже слишком хорошо.

— Вот и прибереги деньги на тот самый «чёрный день». Считай, что это я отправляю тебя на работу. Ну, не знаю, в другой дом, что ли. По своей воле отправляю, а значит — должен оплатить твой переезд. Так положено поступать по отношению к работникам, так и будет.

Гоблин вздохнул.

— Капитан, с вами невозможно спорить.

— Вот и не спорь, старший канонир Бодарзун. Доверься командиру и выполняй приказ.

Рорах долго смотрел в пол конюшни, словно считал разбросанные по нему соломинки. Потом вытер уголок глаза пальцем, вынул из кармана штанов клетчатый носовой платок и высморкался. Поднял взгляд на Гасваллауна.

— Зря вы всё это затеяли, капитан. Я уже слишком стар, чтобы чего-то боятся.

Килледон наклонился вперёд и снова похлопал старика по колену.

— Зато я, Рори, ещё недостаточно стар, чтобы плевать на судьбу друга. На того, кто сражался бок о бок со мной. Кто водил под уздцы пони, когда моя дочь училась держаться в седле. Ещё раз повторю — ты тут не причём. Считай это проявлением моего эгоизма.