Суп из обезьяны / Monkey Soup

Дон Нигро, 2011

Комедия, навеянная творчеством братьев Маркс, со всеми присущими их фильмам, и не только, гэгами и грубоватыми шутками. Написать такую комедию непросто, но у Дона получилось.

Действие первое

(Сцена нью-йоркского театра 1930-х гг. Декорация — гостиная богатого особняка. МИССИС КВАКЕНФАРТЕР, высокая, с внушительными формами, особое впечатление производит грудь, достаточно грозного вида, красивая и величественная, обращается к артистам — ЭДГАРУ, ТЕЛМЕ, ЛЮСИ и ДИКУ, — а заодно к БОККАЛУЧЧИ и ГУСИКУ).

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. А теперь, дорогие мои, я не желаю, чтобы вы расстраивались из-за того, что мы потеряли очередного режиссера. И я хочу развеять эти отвратительные слухи, будто мистер Логанберри сознательно шагнул под приближающийся поезд нью-йоркской подземки. Это совершеннейшая неправда, в чем он заверил меня лично. По крайней мере, я думаю, что он сказал именно это. Трудно, знаете ли, понять человека, полностью упакованного в гипс. В любом случае, я точно знаю, что мистер Логанберри хочет, чтобы мы решительно двигались дальше. Шоу должно продолжаться. И я с радостью объявляю, что мы нашли режиссера, который приведет нас к триумфальному успеху этим вечером. Нам улыбнулась удача, и я смогла заручиться согласием на постановку всемирно известного режиссера, доктора Корнелия Т. Фартуистла, которому столько лет рукоплескала Европа. Доктор Фартуистл должен прибыть с минуту на минуту.

ГУСИК (трижды нажимает на гудок за ее спиной, отчего она от неожиданности подпрыгивает). ГУДА-ГУДА-ГУДА!

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. А-А-А-А-А-Х! Господи! Что? Что такое?

БОККАЛАЧЧИ. Проститя меня, миссисса Квакенафарта, но мой друга Гусик и я хотим знать, ета тот докатор Фартауистл, который работал в Чикаго в тысяча девятьсот двадсать пятом годе?

ГУСИК (гудит дважды, поправляя его). ГУДА-ГУДА!

БОККАЛАЧЧИ. Двадсать седьмом. В тысяча девятьсот двадсать седьмом.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Если на то пошло, я не знаю. Едва ли…

БОККАЛАЧЧИ. Потому что, если ета он, Гусик и я, мы его знаем.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Вы двое знаете великого доктора Корнелия Ти Фартуистла?

ГУСИК (кивает и жмет грушу). ГУДА-ГУДА-ГУДА-ГУДА!

БОККАЛАЧЧИ. Конечно, конечно, мы с Гусиком были его добрыми друзьями, так, Гусик?

ГУСИК. ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. Однажды он нас уволил, потому что по время репетиции мы начали заколачивать гвозди.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. И поступил правильно. Нельзя заколачивать гвозди во время репетиции.

БОККАЛУЧЧИ. Мы пытались заколачивать макароны, но они не держали доски, вот Гусик и говорит, эй, давай попробуем гвозди, а я думаю, почему нета, толку от етих долбанных макарон все равно никакого, и знаете, ета срабатывает, но наш добрый друга, докатор Фартауистл, все равно нас уволил.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Я уверена, он будет счастлив, увидев вас вновь.

БОККАЛУЧЧИ. Я так не думаю, после того, как Гусик переспал с его женой. Но, кто знает? Может, он и не затаил обиду. В конце концов, она переспала со всеми рабочими сцены, поэтому, может, про нас он и забыла.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Мы можем на это надеяться. (Смотрит за кулисы). О, кажется, я вижу доктора Фартуистла. Это такой волнительный момент. Но вот что я должна вам сказать. В своих методах работы он довольно эксцентричен, но все соглашаются в том, что он — гений, поэтому я знаю, что он может рассчитывать на ваше полнейшее содействие. Дамы и господа, позвольте представить вам великого доктора Корнелия Т. Фартуистла!

(Громкий стук, словно один мусорный контейнер швырнули в другой, и из-за кулис, как после крепкого пинка, на сцену вылетает ДОКТОР ФАРТУИСТЛ).

ФАРТУИСТЛ (кричит кому-то). С таким вождением это ты должен платить пассажиру. Ну и наглость у этих людей. Я согласился не подавать на него в суд, а он все равно хочет получить чаевые. Я ударился о потолок столько раз, что макушка превратилась в сплошную шишку. (Показывает ей макушку). Шишку видите?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Как я понимаю, доктор Фартуистл?

ФАРТУИСТЛ. Кто? Где?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Разве вы не доктор Фартуистл?

ФАРТУИСТЛ. Разумеется, я доктор Фартуистл. И я врежу любому, кто скажет, что это не так, даже вам. И не говорите мне, что это вы считаете себя доктором Фартуистлом. Я предложу вам сравнить татуировки. Давайте, разденьтесь до трусов, и поглядим, у кого что. И послушайте меня, сестричка. Почему бы вам не пойти и не дать чаевые этому таксисту. А еще лучше, переверните его такси. Выглядите вы достаточно сильной. Это не вас я видел в поединке за звание чемпиона мира с Джоном Салливаном в девятьсот третьем?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Заверяю вас, вы меня с кем-то путаете.

ФАРТУИСТЛ. Господи, надеюсь на это. И пожалуйста, мадам или сэр, на случай, что так и окажется, вы, как мне представляется, слишком фамильярны. Помните, мы с вами официально не представлены друг дружке. Так кто вы, черт побери?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Я — Лилиан Квакенфартер, знаменитая актриса.

ФАРТУИСТЛ. Нет, конечно. Вы меня не проведете. Я с первого взгляда вычисляю мужчину, выдающего себя за женщину. Впрочем, если хотите притворяться, я вам подыграю. Что мне терять, кроме своего сердца и пары баксов за дешевое шампанское. Что ж, если никто не собирается представлять меня, я представлюсь сам. Миссис Квакенфартер — доктор Фартуистл. Доктор Фартуистл — миссис Квакенфартер. Фартуистл, Квакенфартер. Почтенная юридическая фирма, украла все, что мой отец не сумел приколотить гвоздями, включая его брюки, что было достижением, поскольку мой отец брюки никогда не носил, только балетные туфли и широкую улыбку. В нашей семье брюки носила мать. А еще шляпу с белкой. Как я любил эту белку. Старая, добрая Искорка. Мать сварила из нее суп. Не такой и плохой, но переложила перца. Мама не знала меры с перцем. Но я отвлекаюсь. О чем я говорил?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Ох, доктор Фартуистл. Я так рада, что вы смогли приехать. Ваша репутация бежит впереди вас.

ФАРТУИСТЛ. Это был не я. Меня там вообще не было. Клянусь, я думал, она старше двадцати одного года. С платьем на голове она выглядела на все пятьдесят. Может, и старше. И борода у нее была, как у Распутина. Но все, все, больше ни слова, и вообще я ничего не говорил. Только в присутствии адвоката, и никак иначе. А что это за запах? Ваш лосьон для бритья?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Нет, нет, я о другой вашей репутации, гениального режиссера.

ФАРТУИСТЛ. А-а-а, вы об этой репутации. Что ж, не люблю хвалиться, но моя работа таки впечатляет, если мне дозволено говорить так самому. Вот я и говорю. Вам повезло, что вы сумели перехватить меня. Я собирался на сафари.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. В Африку?

ФАРТУИСТЛ. Нет, в Дюссельдорф. В Африку на сафари больше никто не ездит, что в этом удивительного? А вот найти носорога в Дюссельдорфе — совсем другое дело. Зачем мне ехать в Африку?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Предполагаю, чтобы охотиться на крупного зверя.

ФАРТУИСТЛ. Почему вы такое предполагаете? С вашей стороны это чертовски глупое предположение. Я никогда в жизни не охотился на крупного зверя. Мелкую дичь — да. Мелкая дичь — это мое. Я провел много благословенных уик-эндов, крадясь по берегу Ганга и охотясь на мышей с духовой трубкой. Сложнее всего было попасть в лысоголовых. А с погоней за бобром в кустах связаны едва ли не самые счастливые моменты моей жизни. Однажды я застрелил слона в моей пижаме. Не хотел, но для меня в той пижаме места не оставалось, так что один из нас должен был уйти, а карабин был у меня. Если мне суждено делить с кем-то пижаму, мне бы хотелось компаньона без хобота. В крайнем случае, с маленьким «дипломатом». У вас на губе свиной жир или вы все еще пользуетесь воском для усов?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Воском для усов?

ФАРТУИСТЛ. Нет, благодарю. Я предпочту соевый соус. А вы такая соусная. Может, прогуляемся в чулан? Хотя, знаете, идите в чулан одна и подождите меня. Я приду, как только выучу санскрит. А вы пока можете скоротать время, полируя дверную ручку. Только не пытайтесь открыть зонтик в чулане. Это к беде.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, я совершенно не понимаю, что вы такое говорите.

ФАРТУИСТЛ. Значит, нас уже двое. Если добавится третий, сможем сыграть в пинокль. Есть у вас что-нибудь выпить?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Я думала, что вы захотите обратиться к актерам.

ФАРТУИСТЛ. Я никогда не обращаюсь к актерам. Если они не знают, зачем они здесь, мое обращение им не поможет. Я только что прибыл и не смогу начать репетицию, если не пропущу пару капель.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Ладно. Чего вы хотите?

ФАРТУИСТЛ. Я хочу быть где-то еще в компании другой женщины, но раз это невозможно, соглашусь на добрый глоток бурбона. А пока мы ждем самогонку, я могу поговорить с актерами. Мальчики и девочки, я люблю театр. Театр — это моя жизнь. Чего там, я родился в сундуке в подсобке театра «Рокси», что в Хобокене. Сундук этот до сих пор у меня. Не понимаю, как мама в него залезла. Женщиной она была крупной. Мы часто называли ее ягодицы Вермонтом и Нью-Гэмпширом. В сундуке она рожала по одной причине. Мол, что хорошо для кошки, хорошо и для нее. Такой женщиной была моя мать. Убежала с турком, которые продавал маринованные огурцы, когда я еще не вырос из подгузников. Так что я могу сказать о театре? Искусство — это таинство. Есть у кого-нибудь четвертак? Нет? Тогда я продолжу. Что необходимо этому шоу, так это песни и пляски. По минимуму, конечно, но необходимо. Не помешают и голые женщины.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, голых женщин в этой пьесе нет.

ФАРТУИСТЛ. И почему нет? Вы стесняетесь своего тела? Это нормально. Будь у меня такое тело, я бы тоже стеснялся. Но что хорошего в театре, если на сцене нет голых женщин? У кого-нибудь есть четвертак? Как насчет десяти центов? Я хочу позвонить драматургу и спросить его, о чем вообще этот вонючий шматок лошадиного дерьма?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, драматург — я.

ФАРТУИСТЛ. Что ж, вы уволены. Я позвоню кому-нибудь, чтобы переписали второе действие. Или мы сделаем второе действие первым, а первое пустим задом наперед. Я люблю перерабатывать пьесу. Давайте пригласим этого Шекспира. Он свободен?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Шекспир умер.

ФАРТУИСТЛ. Это плохо. Я хотел спросить его, а что такое бзея^[1]? Не можете вы, по крайней мере, оголить вашу бзею? Нет, пожалуй, держите ее прикрытой. У меня повышенный рвотный рефлекс. (Поворачиваясь к ТЕЛМЕ). А вот девушка, которую я хочу увидеть с голой бзеей.

ЭДГАР. Эй, вы говорите о моей жене. Смотрите у меня!

ФАПТУИСТЛ. Я и смотрю. Во все глаза. Но только, как режиссер, естественно. Как женщина, она меня совершенно не интересует. Разумеется, я не женщина, так? Подождите, это надо проверить. (Сует руку в карман). Ага. Привет, дружище. (Пытается поднять юбку ТЕЛМЫ). А теперь давайте проверим вас.

ТЕЛМА. А-А-А-А-Х.

ЭДГАР. Я вас предупреждаю.

ФАРТУИСТЛ. Конечно. Это чисто профессиональные отношения. И в вашей жене я вижу, прежде всего, профессионала.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, вы и представить себе не может, сколь много значит эта постановка и для меня, и, не побоюсь это сказать, для будущего американского театра. Это будет мое долгожданное, триумфальное возвращение на сцену после сорок лет забвения. И бесподобная игра миссис Лилиан П. Квакенфартер вновь заворожит весь мир.

ФАРТУИСТЛ. Как вам будет угодно. Но прежде всего мы должны вырезать из пьесы это леди Эдвину. Что за пустомеля.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Но это МОЯ роль!

ФАРТУИСТЛ. И что? Ролью больше — ролью меньше. Дайте мне четвертак, и я сгоняю за бастурмой.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, я не могу вырезать свою роль.

ФАРТУИСТЛ. А что такого? Вы сможете не только ее вырезать, но и проглотить. Вон какие у вас зубищи. Такую пасть я в последний раз видел у Моби Дика.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Роль Эдвины Фартуингер не будет вырезана, и точка!

ФАРТУИСТЛ. Что ж, ладно. Но если мы оставляем эту старую козу в пьесе, мы должны как-то оживить ее роль. Пока она только стоит на месте и треплется. Может, наденем ей роликовые коньки? Тогда, если она совсем достанет нас своей болтовней, кто-нибудь ее толкнет, и при удаче она укатится в оркестровую яму. Пусть кто-нибудь это запишет.

БОККАЛУЧЧИ. Хорошо, ета моя работа, записываю.

ФАРТУИСТЛ. Прекрасно. Процесс пошел. А теперь займемся любовной сценой. Она не смотрится.

ЭДГАР. И что в ней не смотрится?

ФАРТУИСТЛ. Вы в ней не смотритесь. Позвольте показать, как это делается. (Нагибает ТЕЛМУ назад и страстно целует). Вот. Видите. Теперь попробуйте. Стесняться незачем. Я ее поцеловал, и земля под нами не разверзлась.

ЭДГАР. Хорошо. (Наклоняет ТЕЛМУ назад, чтобы поцеловать).

ФАРТУИСТЛ. Нет-нет-нет. Так не пойдет. Станиславский никогда так не целовался. Мне говорил сам Чехов. Я всегда думал, что они были только хорошими друзьями, но в шоу-бизнесе кто может знать наверняка? Позвольте еще раз показать. (Наклоняет ТЕЛМУ). Вас проверяли на предмет болезней полости рта, так? А, ладно, рискну. (Целует ее вновь). Вот, видите. Вы должны показать, что настроены серьезно. Она настроена, проверено.

ЭДГАР. Не нравится мне, что вы так целуете мою жену.

ФАРТУИСТЛ. Извините. А как, по-вашему, мне ее целовать? Я думал, это шоу для взрослых, но, конечно, могу ошибаться. Минуточку. Думаю, она оставила часть языка у меня во рту.

БОККАЛУЧЧИ. Не волнуйтесь босс, я ета поправлять. Есля он не хочет, чтобы вы целовали его жену, я поцелую ее за вас.

(Наклоняет ТЕЛМУ и целует).

ЭДГАР. Минуточку, что здесь…

БОККАЛУЧЧИ. Ета нормально. Вы не хотите, чтобы я целовал вашу жену, я понимая. Эй, Гусик, поцелуй ее ты.

ГУСИК. ГУДА-ГУДА! (Наклоняет ТЕЛМУ и целует).

ЭДГАР. УБЕРИ РУКИ ОТ МОЕЙ ЖЕНЫ!

ГУСИК. ГУДА-ГУДА!

(Роняет ТЕЛМУ на пол).

ТЕЛМА. А-А-А-А-А-А!

ФАРТУИСТЛ. Ладно, на это утро с репетицией заканчиваем. Избыток репетиций только во вред. Вы попрактикуйтесь с женой и приходите на следующей неделе. Или попрактикуйтесь с собой, а жену оставьте нам. Перерыв пять минут, так что жду вас здесь через четыре. Нет, возвращайтесь после премьеры, мы хотим, чтобы вы были свеженькими. (Обращаясь к МИССИС КВАКЕНФАРТЕР). Кстати о свежести. Когда вы в последний раз принимали душ? Не сочтите меня бестактным, но пахнет от вас, как от конюшни. Пойдемте. Я потру спинку вам, а вы — мне. (Смотрит на ТЕЛМУ). Нет, подождите, я потру спинку ей. И не только спинку. Считаю до трех, и начинаем раздеваться. Готовы? Один, два…

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, позволите перекинуться с вами словцом?

ФАРТУИСТЛ. Смотря каким. Надеюсь, длинным оно не будет, потому что со временем у меня напряженка.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Мне просто нужно поговорить с вами наедине.

ФАРТУИСТЛ. Что ж, присядем на диван. Если места не хватит, подгоним «бьюик» и устроимся на капоте.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР (усаживаясь на диван). Доктор Фартуистл, мне как-то не по себе из-за того, что происходит здесь этим утром.

ФАРТУИСТЛ. Не только вам. Ох, не следовало мне есть последний пирожок с тушеной капустой. Теперь во мне больше газов, чем в дирижабле.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Надеюсь, мне не придется вас увольнять.

ФАРТУИСТЛ. Вам меня не провести, детка. Я знаю, что вы от меня без ума.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Простите?

ФАРТУИСТЛ. Простить не смогу, но за хорошее поведение освобожу от репетиций. (Садится к ней на колени). Ох, миссис Квакенфартер, миссис Квакенфартер. Позволите называть вас Маргарет?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Меня зовут Лилиан.

ФАРТУИСТЛ. Я знаю, но мне хочется называть вас Маргарет, чтобы я мог притворяться, будто вы — кто-то еще. Не пытайтесь с этим бороться, Магги, это больше нас обоих. Ладно, больше одного из нас. Ты больше, чем мы оба. Если бы была чуть больше, нас бы стало трое. Ты сама по себе уже толпа. Пойдем со мной в «Касбах», и мы устроим прекрасный музыкальный вечер. Ты принесешь аккордеон, я принесу выпивку. Нет, ты принесешь выпивку, а я приведу другую женщину, которую действительно смогу обнять. Я ослеплен любовью к тебе. А может, находясь рядом, ты полностью закрываешь солнце. Ты — что «Гинденбург». У кого-нибудь есть спичка? Ох, Лилиан, Лилиан, ты для меня все, ты — солнце, ты — луна, ты — звезды, ты — половина Нью-Джерси, и не лучшая половина. Когда ты целуешь меня, губы твои — холодный сэндвич с фрикадельками. Неужели здесь нет кетчупа? Да что это за ресторан? Тогда я возьму яичный рулет. Какая женщина. Такие колени я видел только в Мемориале Линкольна.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, до меня доходили слухи о некоторой ваше эксцентричности…

ФАРТУИСТЛ. До меня доходили слухи о вашей красоте. Ну кто верит слухам?

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Я также знаю, что некоторые находят вашу режиссерскую технику густо замеш…

ФАРТУИСТЛ (в испуге оглядывается). ГУСЬ? КАКОЙ ГУСЬ? НЕ ВИЖУ Я НИКАКОГО ГУСЯ!

БОККАЛУЧЧИ (подбегает с винтовкой). Я его вижу. Я его вижу. (Стреляет вверх. БАХ! Гусь падает на сцену). Принеси его, Гусик. Тащи сюда. Быстро.

ГУСИК. ГУДА-ГУДА! ГУДА-ГУДА! (На четвереньках подползает к гусю, берет зубами).

БОККАЛУЧЧИ. Молодец. Молодец. А теперь неси сюда, Гусик. Неси сюда, мальчик. (ГУСИК ползет к ЛЮСИ, молодой актрисе, кладет голову ей на колени, с гусем в зубах).

ЛЮСИ. А-А-А-А-А-А-А-Х! (Вскакивает. ГУСИК бегает за ней по сцене, с гусем в зубах). А-А-А-А-А-А-А-А!

ГУСИК. ГУДА-ГУДА! ГУДА-ГУДА!

ЛЮСИ. А-А-А-А-А-А-А-А! (ГУСИК убегает за кулисы следом за ней).

БОККАЛУЧЧИ. Извиняйте. Он — хороший пес, но всегда бежит за сучкой. Думаю, мне придется его пристрелить. Извиняйте.

(Уходит вслед за ними).

ФАРТУИСТЛ. Подождите. Не стреляйте в пса. Пристрелите меня. Все равно от этой пьесы меня уже тошнит. Или, если подумать, пристрелите эту Квакенфартер. Избавьте от страданий. Мне всегда лучше работается с мертвыми драматургами.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР (встает). С меня достаточно.

ФАРТУИСТЛ (свалившись с ее колен на сцену). Эй, осторожнее. Эти тазобедренные суставы арендованы, знаете ли.

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР. Доктор Фартуистл, актеры соберутся через пять минут, и я прошу вас подготовиться к прогону. Прошу меня извинить.

ФАРТУИСТЛ. Если я извиню вас, тогда мне придется извинить себя, а мне-то идти некуда. Так что не принимаются ваши извинения. (Она уходит). И принесите мне сэндвич с ветчиной.

БОККАЛУЧЧИ (возвращается с ГУСИКОМ). Эй, докатор Фартауистл, нам надо с вами поговорить.

ФАРТУИСТЛ. Извините, сейчас занят, вы должны записаться на прием.

БОККАЛУЧЧИ. Хорошо. Какое время сегодня свободно?

ФАРТУИСТЛ. Сегодня уже не получится. Приходите в четверг.

БОККАЛУЧЧИ. В четверг не смогу. Как насчет вторника?

ФАРТУИСТЛ. Нет, во вторник не получится у меня.

БОККАЛУЧЧИ. Ладно. Мы придем. Но Гусик и я, мы думаем…

ФАРТУИСТЛ. Приятно слышать.

БОККАЛУЧЧИ. Однажды мы работали с етим великим режиссером, докатором Фартауистлом, в Чикаго, и не выглядел он, как вы.

ФАРТУИСТЛ. Не выглядел? И как же он выглядел?

БОККАЛУЧЧИ. Как кто-то еще.

ФАРТУИСТЛ. Тогда это был я. Раньше я выглядел, как кто-то еще.

БОККАЛУЧЧИ. На два фута короче?

ФАРТУИСТЛ. Что ж, та пьеса немного растянула меня.

БОККАЛУЧЧИ. И у таго докатора Фартауистла была только одна нога.

ФАРТУИСТЛ. Какое совпадение. У меня тоже только одна нога.

БОККАЛУЧЧИ. Гусик, сосчитай его ноги.

ГУСИК (поднимает одну ногу ФАРТУИСТЛА, взявшись за нее ниже колена). ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. Хорошо. Ета одна.

ГУСИК (поднимает другую ногу ФАРТУИСТЛА, взявшись за нее ниже колена). ГУДА-ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. Ета вторая. Две ноги.

ФАРТУИСТЛ. Да, одна деревянная.

БОККАЛУЧЧИ. Которая?

ФАРТУИСТЛ. Другая.

ГУСИК (поднимая одну ногу ФАРТУИСТЛА). ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. Вы про ету ногу?

ФАРТУИСТЛ. Нет, другую.

ГУСИК (поднимая вторую ногу ФАРТУИСТЛА). ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. То есть, про ету?

ФАРТУИСТЛ. Минуточку. Вы меня запутали.

БОККАЛУЧЧИ. Сколько у вас деревянных ног, мистер?

ФАРТУИСТЛ. Только одна, но я уже не понимаю, какая.

БОККАЛУЧЧИ. Ета не проблема. Мы знаем, как с ней разобраться, правда, Гусик?

ГУСИК (достает из-под куртки большую резиновую киянку). ГУДА-ГУДА! (Бьет ФАРТУИСТЛА по коленной чашечке).

ФАРТУИСТЛ. О-О-О-О-О! Ты что делаешь? Во второй половине дня мне давать урок румбы.

БОККАЛУЧЧИ. Ета нормальная.

ГУСИК. ГУДА-ГУДА! (Бьет ФАРТУИСТЛА по второй коленке).

ФАРТУИСТЛ. О-О-О-О-О! (Падает).

БОККАЛУЧЧИ. И вторая нормальная. Вы в ауте.

ФАРТУИСТЛ. Хорошо, хорошо, вы меня уели. Я действительно не знаменитый доктор Фартуистл. На самом деле я — доктор Хассенфуссер.

БОККАЛУЧЧИ. Хассенафусса? А что случилось с доктором Фартауистлом?

ФАРТУИСТЛ. К сожалению, вынужден сообщить, что доктор Фартуистл умер.

БОККАЛУЧЧИ. Господи. Ты ета слышишь, Гусик. Дакатор Фартауистл, он мертв.

ГУСИК (молчаливо всхлипывает, хватает ФАРТУИСТЛА за лацканы, кладет голову ему на грудь, издает несколько печальных гудков). ГУДА-ГУДА-ГУДА-ГУДА-ГУДА!

БОККАЛУЧЧИ. Какая трагедия. Как он умер? Упал с белого коня, на котором мчался к очередному триумфу?

ФАРТУИСТЛ. Вообще-то он умер в моем кресле.

БОККАЛУЧЧИ. В вашем кресле?

ФАРТУИСТЛ. Я дантист. Дал ему газу, а он так и не очнулся.

БОККАЛУЧЧИ. Вы убили докатора Фартауистла?

ФАРТУИСТЛ. Нет, я думаю, подвело сердце.

БОККАЛУЧЧИ. Ета ложь. Мы знаем докатора Фартауистла, и никакого сердца у него нет. За что вы убили бедного старого докатора Фартауистла?

ФАРТУИСТЛ. Не собирался я его убивать, я только ставил пломбу.

БОККАЛУЧЧИ. Пожалуйста, все, что вы делали в уединении вашего кресла, ета только ваше дело.

ФАРТУИСТЛ. У него болел зуб.

БОККАЛУЧЧИ. И только за ета вы его убили?

ФАРТУИСТЛ. Я его не убивал, я только пустил газ.

БОККАЛУЧЧИ. Да, да, мы понимаем. Гусик, он, наверное, пускает газ всякий раз, когда съедает сосиску с тушеными бобами, так, Гусик?

ГУСИК (вытаскивает из кармана противогаз, поднимает, показывая всем). ГУДА-ГУДА-ГУДА-ГУДА!

ФАРТУИСТЛ. Спасибо за предупреждение.

БОККАЛУЧЧИ. Так почему вы приехали сюда и прикинулись докатором Фартауистлом?

ФАРТУИСТЛ. Я нашел в кармане его брюк телеграмму Квакенфартер, и решил, что негоже расстраивать старушку. А потом, что я действительно хотел, так это ставить спектакли. Вот и ухватился за этот шанс.

БОККАЛУЧЧИ. Логично.

ФАРТУИСТЛ. В общем, история очень грустная. Послушайте, вы же не расскажите об этом старухе Квакенфартер?

БОККАЛУЧЧИ. Я — нет, конечно, нет, пусть даже вы и убили моего давнего друга докатора Фартауистла, но вот Гусик — не знаю. Он был очень близок с его женой, так, Гусик?

ГУСИК (поднимает голову, кивает, вновь прижимается к груди ФАРТУИСТЛА). ГУДИ-ГУДИ-ГУДИ.

БОККАЛУЧЧИ. Вот что я вам скажу, мы с Гусиком не скажем миссиссе Квакенафарте о том, что вы убили режиссера, если вы сделаете нам маленькое одолжение.

ФАРТУИСТЛ. Наличных у меня нет, но я могу выровнять вам коренные зубы.

БОККАЛУЧЧИ. Нет, благодарима, газа мы уже получили достаточно. Мы с Гусиком хотим, чтобы вы вывели нас на сцену.

ФАРТУИСТЛ. Ваше желание исполнилось. Вы уже на сцене. Мои поздравления. А теперь, несите шампанское!

БОККАЛУЧЧИ. Но мы с Гусиком хотим появиться на сцене на премьере.

ФАРТУИСТЛ. Да, и я уверен, в театре у вас великое будущее. Вы еще сыграете Ромео и Джульетту. Я буквально это вижу. Чувствую. Вы обязательно сыграете в моей следующей постановке.

БОККАЛУЧЧИ. Нет, босс, мы хотим сыграть в етой постановке.

ФАРТУИСТЛ. Но актерский состав на эту постановку уже утвержден.

БОККАЛУЧЧИ. Ета ничего, мы от них избавимся.

ФАРТУИСТЛ. Разве в этом штате убийство актеров не является преступлением?

БОККАЛУЧЧИ. Не собираемся мы их убивать. Просто накормим перед шоу несвежей скумбрией. Им станет дурно, и вместо них на сцену выйдем мы.

ФАРТУИСТЛ. Не знаю, парни. Вы думаете, старуха Квакенфартер ничего не заподозрит?

БОККАЛУЧЧИ. Так ей понравится. Когда мы с Гусиком выйдем на сцену, для нее это будут приятный сюрприз.

ФАРТУИСТЛ. Сюрприз будет, это точно. А если она хлопнется в обморок? Кто будет ее поднимать? Придется брать напрокат автопогрузчик.

БОККАЛУЧЧИ. Не волнуйтесь, мы чем-нибудь ее прикрывать и продолжать. Или засунем под ковер, и она будет выглядеть, как гора Рашмор. Что скажете?

ФАРТУИСТЛ. Что ж, почему нет? Мне терять нечего.

БОККАЛУЧЧИ. Мы что-нибудь найдем. Внимание. Сюда идет миссисса Квакенафарта. Надевай противогаз, Гусик, мы начинаем репетировать.

ГУСИК (надевая противогаз). ГУДА-ГУДА!

МИССИС КВАКЕНФАРТЕР (вернувшись, подтягиваются и остальные). Итак, начинаем репетицию. Я отдаю вас в более чем способные руки гениального, всемирно известного режиссера, доктора Корнелия Ти Фартуистла.

ФАРТУИСТЛ. Благодарю, Лилиан. И, позволь сказать, никогда ты не выглядела прекраснее. Что, конечно, наводит тоску. Итак, ходят слухи, что это шоу смердит. Они говорят, что пьеса смердит, актерская игра смердит, декорации смердят, костюмы смердят… скажите, ну почему, почему вы не можете чаще мыться? Я хочу, чтобы после репетиции все женщины собрались в моей гримерке, и мы вместе примем душ. Но если это шоу провоняло Нью-Хэвен и Филадельфию, это не означает, что оно будет смердеть и на Бродвее. Это нью-йоркская публика, и не такая она умная. Нечего волноваться и из-за критиков. Они надевают брюки сначала на одну ногу, а потом на другую, как и все мы, только в промежности им много места не нужно. А теперь я хочу начать с самого начала, дойти до середины, а потом, при удаче, если я в какой-то момент не умру, добраться до концовки. Такая вот у меня мечта. И я хочу, чтобы, выходя на сцену, вы сражались, сражались, сражались за положенные вам два с половиной доллара в неделю. Все по местам к началу первого действия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

У Шекспира используется слово fardel, и по контексту это не зад и не грудь.