Пунитаялини

Дон Боррзини

Случайная встреча в забегаловке привела Джо и Пунитаялини в мир невероятно острых и чувственных взаимоотношений. События несутся со страшной скоростью, и так же стремительны герои в своей тяге друг к другу. Правда, Джо смущает то, что Пунитаялини – слишком раскрепощенная. Кто-то может назвать её совершенно бесстыдной. Это просто какой-то пир прекрасной плоти. Да, но как следует относиться к женщине, которая совершенно не смущается своей всеобъемлющей наготы, а то и чуть ли не бравирует этим?! Книга содержит нецензурную брань.

8. А вот и «Мулен Руж», кстати

Над ним кружили, метались какие-то образы, картины, сцены даже. Вот он куда-то заходит, проходит в свой ряд и на свое место невдалеке от — да, сцены?! Одет в изящный костюм, а то и в смокинг. Публика рассаживается, — абсолютно чужие люди, ни одного знакомого лица. Кто они? Это неинтересно, несмотря на некоторую их странность, которая ему, впрочем, безразлична. Какая-то премьера, и все тут. Как он сюда попал? Какая разница, попал, да и точка. Он не из тех, кто будет разглядывать публику, выпячиваться, хорохориться, поглядывая на хорошеньких женщин — томно или с вызовом, на мужчин — томно или с вызовом. Пришел увидеть, лицезреть, и баста. Господи, и сколько еще ждать-то?

Кажется, он задремал, а, может быть, и нет; во всяком случае, когда они вдруг запищали, это обернулось для Джо полной неожиданностью. Он даже ошарашенно вытащил из жилетного кармана монокль. Девушки выбегали одна вперед другой и, пискнув, задирали ногу, подчиняясь определенному рисунку танца и демонстрируя весьма смелого вида панталоны. О, похоже на бенефис панталон, панталоне! Как же всё премило. Плюмаж на шляпках, смелость костюмов, в особенности пестрых юбок и панталон, которыми они так зажигательно трясли, которые так воодушевляюще проветривали. Отплясав своё, потрясая подолами, танцовщицы убежали. Публика захлопала.

Вдруг выскочил какой-то джентльмен и начал весьма живо подпрыгивать, кружась по сцене, а под конец стал там и сям падать на шпагат. Джо выронил монокль; вставил; опять выронил. Этак можно всё себе там поотбивать. И не жалко? Вслед опять выбежали девушки — с большими красными перьями на голове, в бальных тапочках, красных платьях с подолами триколорных цветов, и в еще более смелых, совсем разнузднанных в передке панталонах. Они скакали, нервически повизгивая, задирая ноги, потом кинулись к краю сцены, где принялись уже хором задирать ноги прямо на обрадованную публику, и трясти триколором, демонстрирую интересующимся все свои имеющиеся виды спереди, сзади, опять спереди. Потом, когда утихли аплодисменты, притушили свет, — девушки, кружась, воздушно закрутили красными рукавами, как пылающие мельницы заката, а кто-то дерзким насмешливым голосом стал выкрикивать какие-то стишки:

Приходи ко мне, мой милый,

В мой ночной, но яркий клуб.

Мулен Руж? Глаза сатином.

Мельницу скручу из губ,

Сделаю штаны гармошкой,

Галстуки сплету в косу,

Не хватило мне немножко,

Чтоб взлететь, взлететь, — пасу —

Ешь. И пей. Смотри и слушай.

Жги мозги, суши печаль.

Изначальные веснушки

Мы — хлопушкой. Наливай!

Приходи ко мне, мой милый…

Красотки кружили по сцене, но вот они начали высвобождать, словно бы для чьего-то выхода, место в центре. А из глубины, из темноты, выходила эта женщина или девушка — видно было, как подрагивают, раздвигая красные, её высокие белые перья. Где-то когда-то он видел то далекое родное лицо. Выходила походкой кошки, медленно и томно вскидывая согнутую в колене ногу до пояса; затем, скользя вперед, вскидывала другую. Оркестр играл что-то тихое, загадочное. Танцовщицы, а их было порядочно, дюжины две, и были они в постоянном этом своем мельничном движении — расступались, а она шла на него, рассекая девичий строй и светясь какой-то страстной и вместе с тем застенчивой улыбкой. Кто-то, рассмотрев ее, начинал хлопать, и хлопающих становилось всё больше. Джо застыл в своем кресле в оцепенении. Прямо на него шла Пунитаялини, совершенно голая, если не считать перьев на голове и тапочек. Монокль выпал и затрепыхался у него на груди. Наконец, он опомнился, и сдержанно хлопнул в ладоши.

Она шла, улыбаясь, глядя ему, кажется, в глаза. Почти на краю сцены царственно взмахнула рукой в сторону зала. Какой-то мужчина в переднем ряду — надо же, как он догадался? — отклонился в сторону, и она, сделав два стремительных шага, взлетела ласточкой, приземлилась на гребне кресла; балансируя, трепетала руками. Зал взорвался аплодисментами. Обретя баланс, пошла к нему, перепрыгивая с одного пенистого гребня на другой. В зале творилось незнамо что: вздохи восхищения мужчин, судорожные всхлипы прикрывающих глаза ладонями женщин, возмущенные или же возмутительно дерзкие выкрики, визги и взвизги, но всё накрывала, покрывала и сметала игриво-пенная волна аплодисментов, что чутко сопровождала её прыжки, движения. И вот она, балансируя, стоит на последнем перед ним кресле.

Конец ознакомительного фрагмента.