Женский ликбез

Доктор Нонна, 2011

Страна и город сменили имена, но не стали для Нины, Светы и их детей чужими. Старшая сестра встретилась с отцом, однако общения не получилось: они не почувствовали своего родства, не знали, о чем говорить друг с другом. Идти знакомиться с родней не захотела. Светлана еще раз поняла, кого она потеряла, оставшись без матери и отчима. Вместе с Ниной они в каждый приезд приходят на кладбище – поклониться людям, давшим им жизнь и научившим жить. И как Клара, в трудные минуты они дают своим детям уроки «ЛИКБЕЗА»: я хочу, чтобы эти уроки через много лет вы передали своим дочерям…

Глава 4

Клара тяжело встала со стула.

— Пойду ужин разогрею. Еда всегда улучшает настроение. Это тоже урок тебе, доченька. Время все отодвинет, погасит яркость боли, превратит в прошлое…

Света подняла глаза на маму, стараясь зацепиться сознанием за ее последнюю фразу. Мало что могло ее утешить сегодня, но, продолжая жить, она инстинктивно, сама того не замечая, тянулась к людям, к общению. Мамин голос, возможность говорить с ней сейчас держали Светлану на плаву. Мать стала для дочери буксиром, тянувшим ее из провала несчастья к нормальной жизни.

Клара вернулась из кухни, неся на подносе разогретую жареную картошку, котлетки и соленые огурчики. Впервые после похорон сынишки Свете захотелось есть. Рот быстро наполнился слюной, а воспоминания мамы о голоде во время войны сжали желудок, как тисками. Мама поставила перед ней еду и продолжала свой рассказ-урок…

Так в двадцать лет она стала любовницей Алексея Ивановича. Ведь у него были дети — два сына-погодка. Клара ничего от него не требовала и не ждала.

Когда они были вместе, Клара ничего не могла понять: он всегда выключал свет и терся об нее, как кот об половик. Только много позже она смекнула, что Алексей Иванович не хотел, чтобы девушка занималась сравнением, которое при том, что он высокий красавец, было бы не в его пользу. В общем, не принято об этом говорить, и Клара позже дочерям скупо повествовала об интимной близости. Но на самом деле оттого, что она не имела никаких чувств ни к первому, ни ко второму любовнику, то и было ей все равно, каков тот или иной в постели и какими размерами может каждый похвастаться.

Но большого сексуального опыта у нее не было, и за то, что он спас ее от тюрьмы и скрыл убийство, она выполняла все его требования. Как ни странно, именно о нем у нее остались самые светлые воспоминания, связанные с войной и… с яблоками. Да! Он приносил на свидания, которые происходили в подвале поликлиники, маленькие зеленые яблоки. Они так божественно пахли…

Еще через год семью нашел отец: его ранило под лопатку, он попал в госпиталь, потом был демобилизован…

Клара как-то пришла утром с ночной смены. Худая, с огромными глазами, с тяжелой косой, уложенной вокруг головы, она была похожа на Деву Марию, сошедшую с иконы. Когда она подошла к углу, где жила с мамой, то услышала возню за занавесками. Распахнув их, она замерла: мама была с папой. Клара вскрикнула от неожиданности.

— От-т-твернись, доченька, — заикаясь сказал отец.

Клара присела на пол и истерически зарыдала. Она не хотела ни представлять, ни знать, что отец с мамой тоже занимались ЭТИМ! Сексуальную близость Клара воспринимала только как унижение, боль, замаливание грехов, но не как таинство между мужчиной и женщиной. После этой сцены она не то что отвергала отца, просто сторонилась его, не давала себя обнимать и уж подавно целовать. Почему-то близость мамы с отцом ассоциировалась с ее отношениями с Игорем Степановичем. Перед глазами вставал горб, покрытый черной шерстью. Клару передергивало, и она в мыслях сразу отвергала общение с мужчинами, которое может доставлять удовольствие и вызывать страсть.

Она сказала Наташе, что переедет к соседке, у которой недавно умерла старушка-мать. С приездом отца Клара с мамой голодать перестали. Отец шил шинели для фронтовиков, выполнял разнообразные заказы от простых горожан, а вскоре занялся обновлением гардероба местного начальства, и его очень ценили. После работы Клара заходила к родителям, отец всегда сидел за швейной машинкой, которую не без труда впихнул в их отгороженный угол. Штору он отодвигал, чтобы тусклый свет с давно не мытого окна хоть как-то проникал в их закуток. Мама доставала из-под подушки еду и заставляла есть там же, в углу, чтобы Кларе больше перепадало. Соседских малышей Фаина теперь могла часто подкармливать, но ведь свое дитя дороже. Фаина всегда говорила:

— Сначала мой ребенок, потом чужие… Запомни, доченька, ребенок даже в пятьдесят лет остается для матери ребенком…

Этот урок Клара запомнила на всю жизнь. Ей исполнился двадцать один год, а для Фаины она все еще оставалась ребенком.

Четвертый год войны преподнес Кларе сюрприз. До сих пор не было никаких известий о среднем сыне Иосифе и о младшем Петеньке. Клара оставалась единственным ребенком, который был у матери перед глазами. Папа успокаивал маму, говоря, что он уже взялся за поиски эвакуированного из пионерского лагеря сына.

Отец шил и всегда пел на идиш. Хозяйка, Наталья, в тесном кухонном углу крутилась с кастрюлями перед отцом и спрашивала:

— А на каком языке, Яков, вы поете?

Отец отшучивался. Но когда ему надо было что-то сказать по секрету маме, он переходил на идиш. Кроме мамы, папа никаких женщин не замечал. Она была для него всем: вдохновителем, домашним очагом, любовницей.

Клара, как всегда, зашла поужинать после работы. С тех пор как вернулся отец с фронта, мама потихоньку ожила, у нее даже румянец проступил на щеках. Она ведь была еще молодая женщина — всего сорок четыре года. Мама достала горячую картошку, кусочек хлеба и половину луковицы.

— Кушай, доченька, даже в луке есть витамины, — вздохнула мама.

Тут Клара вдруг заметила, что у мамы выпирает живот.

— Мама, ты что, беременна?

— Да… Через несколько месяцев рожать… — зарделась вдруг Фаина. — Жизнь-то продолжается, доченька. Рожу мальчика — Илюшей назову… — вдруг слезы потекли по ее щекам, и мама присела на кровать.

— А доктору ты показывалась?

— Нет, родная, стыдно мне его этим отвлекать. Война… А роды — дело обычное… Наталья, добрая душа, сказала, опыт есть, поможет!