Легенды Сэнгоку. Дракон Этиго

Дмитрий Тацуро, 2021

Япония, середина 16 века, период сэнгоку-дзидай. Даймё Этиго Нагао Кагэтора продолжает своё противостояние с Такэдой Харунобу. Его враг хитёр и коварен, поэтому конфликт в очередной раз заходит в тупик. Ко всему прочему, тяжким грузом давят и внутренние проблемы – недовольство вассалов, восстания и измены. Кагэтора больше не хочет терпеть подобное. Решив всё перечеркнуть, он покидает Этиго раз и навсегда.

Глава 4

Плохая война

Месяц Нагацуки(сентябрь). Сайгава, Синано.

Кагэтора не видел перед собой своих вассалов. Он смотрел на них, слышал их голоса, но взгляд его будто пронзал пустоту, а слух заглушили бегущие друг за другом мысли. Князь полностью ушёл в себя сразу после начала очередного совета. Сколько уже было этих советов? Сколько обе армии, его и врага, стояли недвижимо на одном месте? Что нужно сделать, чтобы прекратить эту затянувшуюся и бесполезную войну?

Кагэтора понимал, что это глупое стояние на Сайгаве никому не принесёт ни славы, ни прибыли и уж тем более победы. Изо дня в день, воины всё больше изматывались, припасы истощались, а деньги тратились. И если у армии Этиго с едой было не так уж и плохо, то в армии Каи начал царить голод. Когда Каджи и Амакасу ограбили обоз, поставщики задрали цену на доставку и потребовали усиленного сопровождения. А когда Накадзё обобрал деревни, среди крестьян начались бунты и повальное бегство. Такэде Харунобу ничего не оставалось делать, как наладить поставки из своей провинции, а это было очень далеко и тоже затратно.

Князь Нагао тоже отправил Шибату Нагаацу в Этиго для доставки припасов, поскольку в следующий раз, еды взять уже неоткуда. Войска Такэды были начеку и перекрыли все лазейки, ведущие на их территорию. Да и их выдающиеся шиноби, день и ночь патрулировали фронт, в чём убедились нокидзару Нагао.

Единственное, что не расстраивало Кагэтору, так это преимущество над Такэдой. Вначале войны, Харунобу оказался в лидерах, обеспечив Асахияму оружием и гарнизоном. Только теперь вперёд вышел Кагэтора. Помимо того, что он блокировал замок Такэды, так он ещё и выходил победителем во всех стычках. Так Санпонджи Саданага и молодой Шибата Нагаацу, прославили свои имена, вытащив из западни рейдовый отряд Каджи. А ещё и Накадзё Фуджисукэ смог отличится. Его воины смогли побить шиноби Такэды и уйти с добычей. Правда, во втором случае не обошлось без потерь. Из семидесяти воинов, вошедших в деревню, где была устроена ловушка, целыми и почти невредимыми вышли только сорок, остальные были или убиты, или тяжело ранены. Сам Накадзё чуть не погиб. Пострадала вся правая часть его тела. Было сильно обожжено плечо, вывихнуто запястье и сломана нога. Благо его неугомонный конь, смог найти своего хозяина в полыхающем доме. Скакун разрушил стену, лягнув её копытами, а воины смогли выволочь, уже приготовившегося умирать старика, наружу. Как утверждали свидетели, напал на них самый настоящий тэнгу, который подчинил крестьян своей воле. Сам же Накадзё, который и схватился с этим самым тэнгу, говорил, что-то были обычные шиноби. Они искусны, сильны, невероятно виртуозны, но они всего лишь люди, а не какие-то там демоны.

Так, благодаря своим подвигам, Санпонджи вернулся с дальних рубежей и вновь стал соседствовать с Какидзаки, Шибата удостоился награды и даже получил поручение от князя, что для него было великой честью, а Накадзё был отправлен на лечение обратно в Этиго. Старика заменил его сын, который и смог отбить собранные припасы у шиноби-тэнгу.

Кагэтора продолжал размышлять, а вассалы бесконечно спорили. Зачинщиком склоки был Мураками. Ему, как и всем, уже поперёк горла встала эта война и он предлагал быстро и стремительно напасть на Такэду прямо в лоб, иначе можно простоять до самой смерти. Он прекрасно понимал, что так можно потерять много людей, поскольку противник превосходил числом, но зато неистовые северяне могли бы победить, раз и навсегда, забрав голову князя Каи.

Следом за Мураками начал говорить, как всегда, недовольный Окума Томохидэ. Этот вообще предлагал продолжить рейды в тыл противнику, пожечь всё, что можно пожечь и потравить всё, что можно потравить, даже ценой собственной жизни. В таком случае Такэде Харунобу ничего не останется делать, как отступить или пойти в атаку. В обоих случаях он окажется в проигрыше. Идею Окумы одобрили многие, но не все. Даже Усами назвал её резонной, но предложил спросить у князя, который вряд ли согласиться на подобный ход.

— Господин! — позвал его Усами. — Вы слышали, что сказал Томохидэ-сан? Что вы думаете об этом? Господин! Кагэтора-сама!

Князь Нагао будто достал себя из глубины, с самого дна большого озера мыслей. Его слух включился, а взгляд стал осмысленным.

— Что предложил Окума. — повторил Кагэтора. Несмотря на то, что он мысленно не присутствовал при склоках своих вассалов, слова Томохидэ будто всплыли в его сознании, так чётко, словно он сам их слышал. Эта была ещё одна удивительная способность Нагао. — Я не могу пойти на то, что он предложил. Мы и без того причинили вред людям Синано хотя, они нам не враги. Как я могу позволить гореть их домам и полям? Как я могу позволить их рекам и колодцам быть отравленными? Как после этого мне смотреть в глаза Бисямон-тэну, защитнику Будды? Я не палач! Я воин, а не убийца. Воин берёт меч и сражается, убийца же ищет лазейки и разрабатывает коварные ходы, чтобы нанести удар в спину. Я не позволю ни себе, никому-либо ещё, поступать бесчестно.

— Но господин Кагэтора! — голос Окумы звучал грубо и надрывисто. Слова князя были ему не по душе. — Это единственный выход! Разве вам не надоела эта бесплодная война? Мы маемся от безделья, пьём, объедаемся, охотимся, строим… и всё для чего? Кто выйдет победителем? Вы сами хотели покончить с Такэдой, так давайте сделаем это! Пусть он умирает с голоду, как раненый тигр, а мы добьём его, когда он не сможет встать! Конечно, нам не обойтись без потерь и возможно мы никогда больше не увидим тех, кого пошлём в тыл врагу, но они умрут не бесцельно! Умирая, они будут знать, что их подвиг принёс армии победу. Мы уничтожим Такэду, освободим Синано и вторгнемся в Каи. У нас будет много земли, которую мы сможем поделить между собой. Это даст нам огромную силу и власть. Клан Нагао прогремит на всех островах Хиномото!

— Ты вновь за своё Окума! — глаза Кагэторы блеснули яркой вспышкой. Он не давил вассала ментально, он просто разозлился. — Твои амбиции ставят тебя в невыгодное положение! Разве я желал себе земли, кроме Этиго? Мой дом, остаётся моим и чужого мне не надо! Ты же, как захватчик, грабитель и мародёр! Помогая соседу выгнать вора, ты сам хочешь забрать его дом! Разве это достойно воина и честного человека? Каким путём ты идёшь?

— Это путь победы! Неважно какой! Плевать какими средствами ты пользуешься, важен лишь результат! — Томохидэ смотрел прямо на даймё, не отводя взгляд. Это был вызов. Бесцеремонный и явный.

— Закрой свой рот! — поднялся с места Оникоджима Ятаро. — Ещё слово и я голыми руками раздавлю тебе голову! — гиганта затрясло от гнева. Практически все привстали со своих мест, готовясь убраться прочь из-под руки этого дикого воина.

Окума тоже насторожился. Хоть он и был прекрасным воином, в стычке с Ятаро безоговорочно проигрывал.

— Угомонись Ятаро! — прокричал князь. — Пусть он говорит! Я сам решу, что мне с ним делать.

Голос господина действовал на гиганта как ударная волна, выбивающая всю дурь из головы. Он послушался и одарив Томохидэ презрительным взглядом, покрасневших от ярости глаз, сел на своё место.

— Говори Окума! — снова произнёс Кагэтора. — Раз ты считаешь мои методы бесполезными, значит, тебе впору занять моё место. Возьми меч и попробуй убить меня и тогда ты сможешь осуществить свой план. Ты сможешь победить Такэду раз я это сделать не в силах.

— Господин! — опешил Усами. — Что вы такое говорите? Давайте накажем Окуму за его вольнодумство, но никаких поединков!

— Нет. — отрезал князь. — Я воин и буду решать так, как надлежит воину. Пусть будет поединок чести. Дайте ему меч!

— Давайте лучше я отрублю ему голову! — предложил Амакасу. — Перечить своему даймё вопиющие преступление! Никакого ему меча!

— Меч, я сказал! Быстро! Я приказываю! — голос Кагэторы пронёсся по двум рядам вассалов словно сильный порыв ветра, что даже знамёна маку затрепыхались.

Испуганные самураи занервничали и заёрзали на местах. Один из слуг вбежал внутрь шатра и бросил перед Окумой тачи. Кагэтора встал со своего места, взял с подставки свой клинок и приблизился к Томохидэ, загородив его своей тенью. Окума смотрел на лежащий перед ним меч. Он дрожал, то ли от страха, то ли от желания схватить тачи и нанести стремительный удар по князю.

— Бери. — подстёгивал его Кагэтора. — Все они, — он обвёл вассалов ещё не обнажённым мечом. — поклянутся не причинять тебе вред, если ты сможешь убить меня. Ты встанешь во главе войска.

— Мы не дадим такой клятвы! — прогорланил Какидзаки. — Никто не даст!

— Дадите! Или я сам вспорю себе живот, здесь и сейчас! — жёстко настаивал князь Нагао. — Бери меч Окума!

Повисла напряжённая тишина. Все словно проглотили острый кол, сидели, раскрыв рты и без единого звука. Кагэтора не отрывал взгляда от, склонившегося перед ним, Окумы. Томохидэ смотрел на меч.

— Я никогда не посмею причинить вам вред. — вдруг произнёс он и низко поклонился, уткнувшись лбом в пол. — Простите меня за мои дерзкие слова и накажите, как вы считаете нужным. Если прикажете, я совершу сэппуку.

Кагэтора по-прежнему не отрывал глаз от его затылка. Что-то, внутри его говорило, — «Руби!». Но, князь глушил эти гневные порывы. Он не был убийцей. Его девизы — честь, достоинство, благородство и справедливость. Даже война и смерть должны случаться из справедливых побуждений, а ни в коем случае, из-за злобы, гнева, корысти и жадности. Не будет мира не в его землях, не в его душе, если он переступит через себя и свои убеждения.

— Все вы знаете меня и многие из вас были со мной с самого начала. — произнёс Кагэтора. Он поднял голову, воззрившись на небо с плывущими на нём фигуристыми облаками. — Усами, Наоэ, Амакасу, мы вместе начали строить новый мир. Какидзаки, Оникоджима — с вами я покарал своего брата. Сайто, Каджи, Китадзё — вы были со мной на Садо. Иробэ, Ясуда — разве вы забыли, как удирали от нас Ходзё? Окума, — князь опустил голову, посмотрев на Томохидэ, который всё ещё не отрывался от пола. — ты тоже был там. Ты пришёл ко мне с самого начала и сражался со мной во всех сражениях. Разве мы проиграли хоть раз? Неужели я не давал награды по их заслугам? Может быть, я заставлял вас бедствовать или поручал невыполнимые задачи? Пройдя со мной такой путь, вы хотите отвернуться от меня из-за того, что я не могу одолеть своего самого коварного врага? Вы предлагаете мне стать волком, чтобы победить волка, выжидать время для предательского удара, питаться падалью? Но ведь это изменит всё, всё к чему я стремился вместе с вами. Разве это стоит того, только лишь для одной победы? — Кагэтора сел на своё место, во главе шатра. — Вот, что я вам скажу. Такэда не сможет вечно выжидать, он далеко от своих земель, а мы к своим близко. Значит, его запасы скоро кончатся, и он сделает ход, а мы сделаем свой. А до этого, не будет больше советов по этому поводу. Я больше и слушать не хочу о подлых шагах, на которые вы меня подбиваете. Это ясно?

— Хай, Кагэтора-сама!!! — ответили хором.

— А ты Окума, если у тебя больше нет претензий, можешь идти. Вы все можете расходиться!

* * *

Первые шеренги армии Каи насторожились, услышав громкое хлюпанье воды. После рассвета туман на реке Сай начал рассеиваться, и воины из-за баррикад смогли разглядеть, что творилось на расстоянии ста шагов. А там, к всеобщему удивлению, ехали два воина. Всего два. Один огромный, словно скала, на таком же огромном жеребце, в красных доспехах и сасимоно с головой они. Левой рукой гигант держал поводья, а правой, перекинув через плечо, канабо, длинной почти в свой рост. Второй был поменьше, с копьём оми наперевес и в харамаки с желто-коричневой шнуровкой. Лицо его было заросшее густой щетиной, а за спиной развивался синий сасимоно с золотым кузнечиком.

Преодолев реку, оба воина разом остановились.

— Я Оникоджима Ятаро Садаоки! — прокричал великан, огласив Каванакадзиму своим медвежьим рёвом. — Я вызываю на честный поединок сильнейшего из вас! Если среди вас есть Обу Гэнджиро Масакагэ, пусть выйдет, и мы завершим с ним прерванный бой!

Воины Каи переглянулись и занервничали.

— Я Какидзаки Ядзиро Кагэиэ! — грубым, хриплым рыком прокричал воин с копьём и голос его был не менее громким. — Я вызываю сильнейшего из вас! Если среди вас псов, есть достойные и умелые люди, пусть выходят и померятся со мной силой!

Воины Такэды были обескуражены. Они знали обоих. И, всё, что они знали, их не радовало. Повисла длительная тишина. Никто не выходил и даже голоса не подал. Обу Масакагэ не появился. Не вышел на бой, и кто-либо ещё.

— Я говорил, что с нами биться никто не будет. — пробасил Ятаро, как можно тише, чтобы его не услышали со ста шагов. — Надо было отправить кого-нибудь помельче, например, Санпонджи.

— И смотреть, как он забирает всю славу себе? — фыркнул Кагэиэ. — Ну, уж нет! Он и так уже выделился, а мы с тобой сидим, сложа руки. Спорю на три горлянки сакэ, что кто-нибудь да выйдет!

— Я не пью. — Оникоджима скривился.

— Зря. Тогда на коня! Если никто не появиться, я подарю тебе ещё одного коня, поменьше твоего, но тебя выдержит. — вошёл в азарт Какидзаки.

— Идёт! — а я тебе, что? — Ятаро понял, что коней у него нет, да и предложить богатому и всё имеющему Кагэиэ, ему нечего.

— А ты мне сакэ! — развеселился Какидзаки. — После боя, пять горлянок! Нет, лучше семь! Семь счастливое число, давай семь!

— Хорошо. — кивнул Оникоджима.

— Эй вы, небось все хакама обмочили при виде нас!? — вновь начал драть глотку Кагэиэ. — Давайте выкатывайте свои толстые животы на поле боя, хватит жиреть! Ах, да, я же забыл, что вам и есть то нечего! Кто вытащит свою паршивую шкуру на поле и победит меня, тот съест моего коня! Что молчите!? Черви! Недомерки! Копьё вам в зад!

Толи воинам Каи надоели ругательства Какидзаки, то ли они и вправду решили выйти на бой, но получилось всё равно не так, как хотели два самурая из Этиго. Из-за баррикад пошёл в атаку целый отряд, не меньше, чем сотня человек и бросились на двух всадников.

— Я же говорил! — радости Кагэиэ не было предела. — Смотри, сколько их полезло?! Да за такую добычу ты мне не семь, а двадцать семь горлянок поставишь!

Ятаро расплылся в страшнейшей улыбки, крутанул канабо в одной руке и направил коня прямо на несущуюся, на него толпу ашигару, громко заревев:

— В бой! Коли, руби, режь!

Какидзаки не стал кидаться в толпу, подобно своему соратнику, а придержал коня и обошёл, гиганта с другой стороны. Зная, что Ятаро рассеет строй, он решил напасть с фланга. Правда он рисковал получить стрелу, но считал, что с такого расстояния и на такой скорости она вряд ли причинит ему много вреда, кроме, как застрянет в шнуровке.

Воины Такэды, оставшиеся за баррикадами не упустили такой возможности. Если Оникоджима тут же смешался с их соратниками, то Какидзаки долго оставался одинокой и лёгкой мишенью. Лучники незамедлительно осыпали его дождём стрел, а кто-то даже успел пальнуть из тэппо. Как Кагэиэ и рассчитывал, не стрела не пуля его не ранила. Пущенные снаряды лишь скользили, отлетали и рикошетили, по его доспехам. Зато конь Какидзаки пострадал. Он успел доскакать до вражеского строя, но врубиться в него так и не смог. Скакун перевернулся головой вперёд, закинув Кагэиэ в самую гущу врагов.

Ятаро видел «успешную» сшибку своего товарища и начал пробиваться к нему. Сотня врагов, хоть и простых пехотинцев, была не шутка и канабо гиганта работала не переставая. Все разом они напасть не могли, слишком кучны, но длинные копья тыкали со всех сторон. Оникоджима ощущал на себе удары, и один даже пробил ему кольчужный наруч, но то были пустяки. Великан начал ощущать приступ ярости и ускорил тэмп. Если он не доберётся до Кагэиэ до того, как кровавая пелена застелет его глаза, бравому всаднику придёт конец. Ятаро забудется и начнёт крушить всех подряд.

Какидзаки, тем временем, уже пытались прикончить. Один ашигару навалился на него с обнажённым вакидзаси и попробовал вонзить клинок ему в горло. Видимо конь, влетевший во вражеские ряды, сломал его копьё и у пехотинца остался лишь короткий меч. Кагэиэ не растерялся, схватил врага за ворот рубахи-ситаги, притянул к себе и хватанул зубами за нос. Откусил и оттолкнул ашигару от себя, плюнув в обезображенное лицо откушенную конечность. Быстро поднялся и тут же прошил насквозь нападавшего своим оми-яри. Благо доспехи пехоты были из кожи, и хорошая сталь резала их как плотную ткань. Следом посыпались ещё удары и Кагэиэ отбивался, как мог. Краем глаза он заметил, как его товарищ крушит противника, превращая его в кровавую кашу. Так же, он понимал, что долго это продолжаться не может и их конец близок, если не произойдёт чудо. Ашигару Такэды боялись их обоих и наступали осторожно, но их было очень много.

Вскоре, доспехи Какидзаки начали превращаться в лохмотья, а раны в ноге и руке струились по телу тёплой жидкостью. На Ятаро враги липли, будто москиты, но тот держался лучше. Боевой раж придавал сил, но руки и ноги уже начали опускаться от бесконечного боя.

Зазвучал хорагай. Залп стрел по воинам Такэды. А дальше пошла пехота. Пехота Этиго. Вёл их самурай в доспехах, полностью прошнурованных жёлтым. В обеих руках он держал по мечу, длинному и короткому. То был Ясуда Нагахидэ и появился он, как нельзя кстати. У него было не больше ста пятидесяти человек, но этого достаточно, чтобы спасти двух бедокуров и вывести их из боя. Нагахидэ ворвался в кипящий бой, словно ураган. Воины Такэды сразу ощутили его натиск и начали отступать. Кагэиэ из последних сил отбивался от врагов, у него даже не осталось больше копья, да и меч был сплошь в зазубринах. Зато Ятаро продолжал биться. Весь в крови, чужой и своей, гигант продолжал крушить противника своей палицей, но и у него уже кончались силы. Когда Ясуда пронёсся мимо него, рядом с Оникоджимой больше не осталось врагов и он, будто придя в себя, тяжело вздохнул, упав на одно колено. Они были спасены.

Зато Нагахидэ теперь отдувался за всех. Прогнав одних, он напоролся на других и теперь бой завязался на равных. Отряд Ясуды не разбредался, а бился плотным строем, чтобы не нарушить порядок. Этот новый отряд, под предводительством, высокого и широкоплечего воина, слишком крупного для людей из Каи, сшибся со своим противником, словно молот и наковальня. Резня началась с новой силой. Это утро вообще стало для обеих армий самым насыщенным после ста дней прозябания в своих лагерях.

Высокий воин из Каи, одетый в красные доспехи и шлем с бычьими рогами, тут же распознал, свою жертву и двинулся к ней. Надел, преградившего ему путь, ашигару на своё копьё, он откинул труп в сторону и вынув меч из ножен, напал на воина в жёлтых доспехах.

Ясуда заметил приближение самурая Каи. Направленный на него удар, он отразил своим коротким мечом и мгновенно ударил длинным. Самурай с рогами быстро отпрыгнул и вновь кинулся в атаку. Оба наносили друг другу молниеносные удары, но не один не достиг конечной цели, клинки лишь скользили по доспехам. Одну из атак Нагахидэ сумел отвести своим вакидзаси вниз к земле, а тачи направил в рогатый шлем противника. У обоих его мечей было заострённое утолщение на клинках, почти рядом с цубой и очень походило на клиновидный шип. Этим шипом Ясуда и попал прямо в шлем, между левым рогом и козырьком. Шлем треснул, и самурай Такэды отшатнулся назад. Крови на его лице не было, зато глаза налились красным. Его, покрытое небольшой щетиной, лицо тоже побагровело, и он вновь начал наступать, только ещё с большей яростью.

Самураи часто интересовались, с кем им приходится воевать, получая информацию о своём противнике от шпионов, а также из сплетен и слухов. Нагахидэ слыл человеком скрупулёзным ко всему и воинов Такэды постарался изучить основательно; от личных имён и гербов, до стиля одежды и доспехов, в том числе и характера поведения. Сражаясь с этим самураем он уже знал с кем имеет дело и имени у противника не спрашивал, также не называл своего, считая это плохой привычкой ушедших лет. Акияма Нобутомо или «Бешеный бык из Каи», а это был именно он, носил своё прозвище не зря, поскольку шёл в атаку так, будто хотел надеть на свои массивные рога своего противника. К тому же он слыл лучшим мечником Такэды и явно демонстрировал свои навыки в поединке с Ясудой.

Нагахидэ лучшим не являлся, но и худших не ходил. Противостоял достойно, хотя силой заметно уступал. Акияма был одного с ним роста, но горазда крупнее худого и жилистого Ясуды. Так что жёлтому самураю из Этиго пришлось брать врага своей скоростью и виртуозным владением сразу двумя мечами.

Бой продолжал кипеть, а двое командиров так и не решили исход схватки, порубив лишь доспехи друг на друге. Неизвестно, чья бы взяла, продолжи они бой, но сигнал к отступлению прозвучал со стороны Такэды. Акияма отсалютовал Ясуде мечом и принялся отходить. Нагахидэ за ним не последовал, поскольку сделай он ещё с десяток шагов и его, вместе с отрядом, накормят сталью и свинцом.

В лагерь он вернулся сразу после боя. Гигант Ятаро лежал без памяти, пока его осматривал лекарь. В этом бою его изрядно потрепали и прибавили шрамов на его теле. Кагэиэ тоже был уставший и измотанный, но отделался лёгкими царапинами и ушибами. Жаловался, что не в состоянии поднять копьё, однако чарку с сакэ поднимал с лёгкостью.

— О чём вы думали Кагэиэ-сан? — с упрёком произнёс Нагахидэ, войдя в ставку главного командования.

Кроме их, в маку присутствовали лишь стражники, но никто не сомневался, что скоро прибудут все бусё во главе с очень недовольным князем.

— Думали? — переспросил Какидзаки. Он вальяжно развалился на земле, всё ещё в доспехах и облокотившись рукой на складной стул, потягивал сакэ. — Мы хотели драться! Сколько ещё мы могли просиживать свои задницы в лагере!? Вышло немного не так, как хотелось, зато сколько впечатлений! Моя кровь до сих пор бурлит!

— Я считаю, — деловито заявил Нагахидэ. — что не подоспей я вовремя, ваша кровь сейчас бурлила бы на земле, на том берегу. А головы висели бы на копьях врагов.

— Но ведь подоспел же! — отмахнулся Кагэиэ. — Зачем накручивать лишние предположения.

— Вы рисковали. — Ясуда не понимал такой ненужной жажды к битвам, какую испытывал Какидзаки и поэтому решил уйти от разговора с ним, не распинаясь на лишние слова.

— Таков путь воина! — рыкнул Кагэиэ и опрокинул ещё одну чарку в свою глотку.

— Кажется, — Нагахидэ подошёл было к выходу, чтобы покинуть маку, но обернулся и безучастно бросил через плечо. — я вижу господина со свитой. Как вы думаете, Кагэиэ-сан, воспримет ли он ваши догмы о пути воина? — сказав это, он не дождался ответа, пошёл на встречу своему даймё.

* * *

Осень 24 года Тэнмон. Сайгава, Синано.

Прошло почти двести дней, как Кагэтора пришёл в Синано и встал лагерем у Сайгавы. За это время так и не произошло не одного крупного столкновения, и воины по-прежнему находились в напряжении. Это вызывало ропот, дезертирство, порой грабёж и насилие. Кажется, даже даймё обеих армий уже устали от этого безмолвного противостояния, не один из них не хотел сделать свой ход. Ни Нагао, ни Такэда, не желали ни атаковать, ни отступать. Но всему когда-нибудь приходит конец. Точку в войне смогли поставить лишь проблемы извне и лишь тогда оба даймё зашевелились.

Осень пришла мгновенно, а вместе с ней холодные ветры и ночные заморозки. Это была уже третья холодная осень, после которой следовала промозглая и суровая зима. За каких-то пару недель листья на деревьях пожелтели и облетели, безжизненно устилая землю.

Со сменой погоды пришли и дурные вести. В конце месяца нагацуки из Этиго прибыл гонец и сообщил прискорбные новости. В провинции Этидзэн скончался Асакура Сотэки. Это был удар ниже пояса не только по Кагэторе, но и по всей его провинции. Вассалы переполошились и больше всего Иробэ Кацунага, которому покойник был, если не другом, то очень хорошим знакомым.

Дело в том, что клан Асакура из Этидзэна был давним союзником Нагао, а Сотэки, хоть и не являлся главой, но весьма способствовал возвышению клана и укреплению отношений с соседями. Этиго от Этидзэна отделяли лишь две провинции, Эттю и Кага. В обеих из них жили враги, как Нагао, так и Асакура. В первой находились Дзинбо, а во второй сектанты икко-икки. И если Асакура постоянно воевали с фанатиками, то Нагао лишь держали Дзинбо в напряжении. Теперь, со смертью Сотэки, икко-икки могут обрести былую мощь и непременно заявят о себе во всех провинциях Хоккурикудо. А это значит, что на главном северном тракте не только прекратится вся торговля, но и начнутся военные действия. К тому же, Асакура и Нагао, вместе защищали морские торговые пути от пиратов и беспокойных соседей. Теперь, полноправным главой Этидзэна, стал молодой Ёшикагэ. Он был всего на три года младше Кагэторы, но слухи о нём ходили не лестные. Говорили, будто он слишком малодушен, мягок и вообще больше занимается развитием искусства, чем войной и политикой. Поэтому, князь Нагао очень сомневался, что их отношения с Асакура останутся прежними, а сверху к данному «подарку судьбы» ещё и прилагается пара, пускающих слюни, врагов — Кага и Эттю.

Данная весть тут же была вынесена на совет, и почти все согласились, что нужно срочно возвращаться в Этиго. В этот же день домой уехали трое бусё Нагао. Наоэ Кагэцуна, чтобы разведать всю политическую ситуацию, Иробэ Кацунага, в качестве посла, который выразит клану соболезнование от своего князя, всё-таки кроме Сотэки, он знал ещё и Ёшикагэ и даже однажды подарил ему лошадь. Третьим был Ясуда Нагахидэ, он отправился в помощь Уэда Масакагэ, который присматривал за Касугаямой в отсутствии даймё. Остальным же предстояло долго размышлять над тем, как побыстрее закончить войну с Такэдой. Снова начались склоки. Кагэтора каждую ночь просил Бисямон-тэна о благополучном завершении кампании и скором возращении домой. Он перестал спать и толком ничего не ел, ежедневно проводя время на шумных советах, разъездах по лагерю, для более точного изучения местности и молитвах. И, наконец, его мольбы были услышаны и благополучие пришло. Причём своими собственными ногами.

Шёл месяц каннадзуки. Кагэтора и Садамицу сидели у очага в личном доме-штабе, князя и разрабатывали стратегию. Ни один из планов не был успешным, и самураи постоянно выкидывали клочки исписанной бумаги в огонь. Усами уже и не знал, что предложить своему господину, когда слуга известил о прибытие некоего посла.

— Неужели Такэда решил сделать первый ход? — предположил Садамицу.

Кагэтора не стал гадать и приказал звать посыльного. Вопреки ожиданию, явился совсем не тот, кого ждали. То был монах лет пятидесяти. Весьма рослый, крепко сложенный и широкоплечий. Полностью бритый, от подбородка до макушки и весьма серьёзный. Одет в тёмный халат-хобуку и в бело-жёлтую кэса¹⁰, обёрнутую вокруг талии, перекинутую через левое плечо и скреплённую на груди металлическим кольцом. Обувь на нём не местная, а ханьская, — шитые туфли с загнутыми носками. В правой руке монах перебирал кости длинных чёток-нэндзю.

Как и полагается, монах снял свои туфли у входа, тяжело шагнув на энгаву, вошёл в дом, сел напротив князя и учтиво поклонился. Кагэтора сразу распознал в нём адепта школы Риндзай.

— Моё имя Тайгэн Сэссай. — представился священник. Голос его звучал тихо и скромно, но в нём слышалась жёсткость и строгость. — Я служу даймё провинции Суруга, Имагаве Ёшимото.

— Что привело вас сюда почтенный? — вежливо спросил князь Нагао. — И какое дело ко мне у Имагава?

— Всё очень просто господин Кагэтора. — монах слегка улыбнулся. — Я посланник мира и пришёл я сюда не только по просьбе моего даймё, но и по воле Небес.

— Вот, как? — искренне удивился Кагэтора. — Что же поведало вам Небо?

— Небо больше не говорит со мной. — Сэссай на удивление изобразил искреннее переживание, а может и действительно был расстроен. — Оно плачет слезами горечи.

— Что же произошло? Кто обидел Небо? — спросил князь.

Усами наблюдал со стороны молча. Его всегда забавляло, как священнослужители маскируют истинный смысл под своими замысловатыми фразами. Причём Кагэтора умело ему подыгрывал и видимо понял, куда клонит монах.

— К счастью, никто не в состоянии обидеть Небо. — продолжал Сэссай. — Зато его возлюбленная земля страдает. Она умывается кровью и дрожит от холода и страха.

— Кто же повинен в этом? — продолжал спрашивать Нагао.

— Человек. — монах на время опустил взгляд. — Человек забыл, что он, небо и земля должны быть едины. Это три составляющие нашего мира, и они не должны разделяться.

— Как же их соединить? — Кагэтора осознавал, что подошёл к главному вопросу.

— Ответ всплыл сам собой. — улыбнулся Сэссай.

— «Соединить». — повторил своё же слово князь. — Не просто соединить цепь, когда звенья не подходят друг другу.

— Господин Кагэтора. — монах с горечью вздохнул. — Что же разного в этих звеньях?

— Они выкованы разными кузнецами и закалены разным огнём. Одно звено проржавело и его не стоит подгонять к отшлифованным добела, иначе они тоже испортятся. — Кагэтора был серьёзен и не отрываясь смотрел на монаха.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете ввиду. — произнёс Тайгэн Сэссай. — Кое в чём вы действительно правы. Но, ржавое звено можно подправить и подогнать под остальные, цепь должна быть соединена.

— Можно. — согласился Нагао. — Если закалка будет та же. Прошу вас, почтенный Сэссай, расскажите, как вы это сделаете? Насколько приемлемы будут условия в вашей кузнице? Что желаете? Чай или сакэ?

— Я не осмелился бы выбирать. — скромно ответил монах.

— Прошу вас, располагайтесь поудобней. — настоял Кагэтора. — У вас был длинный путь и пришли вы явно не для того, чтобы перекинуться парой фраз.

— Тогда, я бы сказал, что чай неуместен для подобных разговоров. — согласился Тайгэн.

Когда принесли сакэ, все трое выпили по паре чарок и продолжили разговор.

— Я слышал, господин Сэссай, что вы являетесь настоятелем храма Ринсай. — вклинился в разговор Усами, медленно поглаживая бороду. — А ещё вы исполняете должность гунши при князе Ёшимото и командуете его армией как дайсё.

— Как много вам известно про меня господин Садамицу. — Тайгэн поклонился. — Но ведь вы тоже гунши и на этом ваша должность не кончается.

— Вы преувеличиваете. — Усами еле заметно ухмыльнулся, краешком рта. — Я уже стар для выполнения такой объёмной работы.

— Не скромничайте Садамицу-сан. — ответил такой же ухмылкой монах. — Вы всего лишь на семь лет старше меня, а мне всего-то шестьдесят и старым я себя не ощущаю. Хотя, суставы стали сильно болеть.

У Садамицу блеснули глаза. Достойный соперник этот Тайгэн Сэссай. Настолько, что Садамицу впервые почувствовал удар по своему самолюбию. Он поклонился монаху, но продолжать дальше не стал. В конце концов, он явился сюда не для словесного поединка на тему шпионажа.

Кагэтора тоже оценил Тайгэна по достоинству. Он даже ему понравился. Не только как просвещённый человек и эрудит, но и внешне. Даже энергия, которую он излучал, была светлой. Не без тёмных пятен, конечно, но точно не злая.

— Я так понимаю, вы уже были в лагере Такэды? — перешёл к делам князь Нагао.

— Да. Харунобу-сама согласен на примирение, если вы согласитесь на его условие. Вы можете выдвинуть свои и я, как посредник, предложу вам оптимальный вариант. — заявил Сэссай. — От себя же скажу, что вам обоим следует прекратить эту вражду и примириться. Вы прекрасный воин и стратег, Харунобу так же отменный тактик и хороший политик. Ваши силы равны и своим упрямством вы погубите лишь жизни невинных людей. Разве вы не видите, что твориться вокруг вашей бездарной… плохой войны. Всюду голод, смерть, кровь и болезни. Я говорю вам это как духовник и как стратег. Вы не только губите людей и землю, вы также погубите и себя. Заклинаю вас именем Неба!

Кагэтора молчал. Он с грустью смотрел на Сэссая, его слова тронули сердце князя. Он увидел в них своё отражение, будто в зеркале. Он понимал, что, борясь с чудовищем, сам становиться таким же. Его жажда, покарать клятвопреступника, затмила его разум, сделала упрямым, эгоистичным и недальновидным. Как бы то ни было, но с этим надо кончать.

— Что предлагает Такэда? — после недолгого раздумья, спросил Кагэтора.

— Харунобу-сан предлагает остаться вам обоим при своём. — произнёс монах. — Вы остаётесь на севере от Сайгавы, он на юге. Ещё он может вернуть земли некоторым кокудзин из вассалов и союзников Мураками, те, что примыкают к реке, но не более. Сам Мураками Ёшикиё назад свои земли не получит, — это вопрос даже не будет обсуждаться.

Кагэтора и Садамицу мимолётом переглянулись. Усами быстро нашёлся и хотел, что-то сказать, но князь его опередил.

— Моё встречное предложение, с одним лишь дополнением, ко всему, что обозначил Такэда. Пусть его войска оставят Асахияму и разрушат замок.

— Это всё?

— Да, это всё.

— Я передам господину Харунобу ваши требования. — медленно закивал Сэссай.

— Хорошо. — Кагэтора жестом приказал Усами налить ещё сакэ. — Пусть наша вражда с Такэдой останется лишь между нами, а остальные пусть расходятся по домам.

— Прекрасно сказано! — одобрил Тайгэн и они выпили. В последний раз.

Пятнадцатого дня месяца ханнадзуки был подписан договор о перемирии между Нагао Кагэторой и Такэдой Харунобу. В процессе даймё не участвовали, потому, как князь Этиго хотел видеть князя Каи лишь у себя на столике для голов, причём голова должна была быть отдельна от тела. Мир подписывали старшие советники-гунши, Усами Садамицу и Ямамото Харуюки в присутствии третьего лица, Тайгэнна Сэссая. Как и было условлено, войска Такэды оставили Асахияму и разрушили замок вплоть до фундамента. Так же, как обещал Харунобу, некоторым самураям Синано были возвращены земли. Кагэтора тоже снял свой лагерь с северного берега Сайгавы и ушёл домой. Двести дней бездействия, наконец-то подошли к концу.

Примечания

10

Кэса — атрибут одежды буддистских монахов. Представлял собой широкую ткань, которая носилась как накидка-плащ, либо как шарф, оборачиваемый вокруг туловища. В другом варианте представляла собой большую, нагрудную сумку для сбора подаяния.