ЛИМБ

Дмитрий Соколов, 2022

Вместо ветеринарной академии родители внезапно отправляют Нику учиться в ЛИМБ – Ленинградский Институт Моделирования… что именно они моделируют, не знает никто, и вообще, там творится настоящая чертовщина. Студентов делят на фениксов и уроборосов и вместо химии учат алхимии, вместо биологии – биоэнергетике, а вместо географии – астральным путешествиям. А чему может их научить новый препод по истории искусств? Не иначе как искусно убивать. Это у Чернова получается отлично – Ника видела своими глазами. Почему этот красавчик всё ещё на свободе и спокойно ведёт свои семинары? Кто он такой и сможет ли единственная свидетельница преступления разоблачить этого демона?

Глава 6. Двенадцать спиралей

С чего я вообще решила вчера, что он студент?! Сейчас, когда на его скулах и подбородке проступила однодневная щетина, он казался старше.

«Казаки» с цепями гулко стучали по полу. Насильно усадив несостоявшихся беглецов за первую парту — прямо перед своим столом — высокий блондин с бритыми висками, спустил с плеча плотный узкий чехол, расширяющийся книзу. Вытащил ежедневник в чёрном кожаном переплёте. Сел. Снял с обложки гелевую ручку с бурым содержимым внутри, прищурился, изучая студентов. Брови и ресницы у него были темнее волос, и по-особому оттеняли глаза, от чего становилось ещё сильнее не по себе.

Я невольно потупила взор и перевела внимание на его руки. Ногти обычные, светлые, коротко подстрижены. На запястьях нет ни повязок, ни пластырей, ни шрамов — в общем, ни единого намёка на недавние раны.

— Начну с главного: мою подпись подделать ещё никому не удавалось. Присутствие на парах отмечаю самостоятельно. Журнал заполняю исключительно красными чернилами, — он прервался, потом добавил с усмешкой. — Вообще-то я предпочитаю кровь девственниц, но в условиях сложившегося дефицита приходится использовать более доступные варианты.

Его тяжёлый взгляд выудил меня из общей массы студентов и словно поймал на крючок. Слегка кивнув, он улыбнулся незаметной улыбкой, которая была понятна только мне.

— Да, вы тоже садитесь, — бросил будто бы между прочим. Одногруппники, не успевшие занять места, покорно подчинились — как в зале суда. Через несколько мгновений и я, наконец, заставила негнущиеся ноги согнуться и опустилась за парту у двери — словно собиралась, едва вчерашний убийца отвернётся, бежать.

— Итак, — когда все расселись, музыкант невозмутимо откинулся на спинку своего кресла, крутя в руках красную ручку, — я тот самый препод по истории искусств. По новому, бесполезному предмету, который вам всем придётся волею судьбы в совершенстве освоить. Меня зовут Лев Станиславович Чернов.

Молчание наконец нарушилось, по аудитории поплыл шумок.

— Если у вас уже появились вопросы, задавайте вслух.

— А правда, что вы профессор? — пискнул вдруг кто-то.

— С чего вы взяли? — он обвёл взглядом зал и в два счёта определил говорившего. Музыкальный слух, наверное.

— Так в нашем расписании написано, — с опаской пояснила девчонка из группы «М». — Под вашей фамилией.

— Иван Иванович мне льстит, — холодно хмыкнул препод. — Ещё вопросы?

Все снова замолкли. В полной тишине шелестнули страницы журнала:

— Что ж, тогда давайте знакомиться с вами. Какой у нас тут состав?.. — его указательный палец с тяжёлым перстнем-пентаграммой проскользил по списку студентов. — Ого, целых пять фениксов на потоке. Примите мои соболезнования. Кто-то из пернатых знает, сколько у него спиралей ДНК? Анисимов?

— Шесть.

— Богданова?

— Четыре.

— Егоров?

— Семь.

— Карпова?

— Три.

— А у меня девять! — с гордостью выкрикнул Яшка, вскочив.

— Сыроежкин, сядь, тебя не спрашивали. Так, Антипова, ну а ты?

— Я… — поднявшись, я осеклась. Голос звучал тихо — вот-вот совсем сойдёт на нет.

О чём они вообще?! Какие ещё спирали? И почему так много? Разве у человека их не должно быть две?..

— Я не знаю, — выдавила я.

— У тебя… — на пару секунд он замер. Остекленевшие, неподвижные угольные глаза прожгли меня насквозь. Внутри тут же стало так холодно и некомфортно — будто я вернулась домой, куда в моё отсутствие залезли воры, распотрошили и перевернули вверх дном всё, что было так бережно и старательно расставлено по полочкам и шкафчикам, а потом удрали через окно, оставив его открытым. Я аж поёжилась.

Закончив копаться во мне, Чёрнов вздёрнул бровь и со вздохом заключил:

— У тебя все двенадцать.

В аудитории присвистнули.

— Вдвойне вам соболезную. Чародеева, особенно тебе. Неудачно ты осталась на второй год. Прежний состав был на порядок спокойнее.

— Да ладно, Лев Станиславович, вы преувеличиваете, — похоже, рыжая уже окончательно расслабилась, поняв, что выволочки за несостоявшийся прогул не будет. Выдув из жвачки большой розовый пузырь, она скопировала его вальяжную позу. Ну разве что ноги на учительский стол не положила. — Вообще-то Ника классная девчонка. Мы уже подружились!..

* * *

После пар за Лизкой приехал длинный чёрный «мерс» с блатными номерами и личным водителем. Или телохранителем?.. Глядя на накаченного молодца, мускулистые плечи которого едва помещались в рукава строгого костюма, я так растерялась, что забыла даже попрощаться или хотя бы спросить, что случилось с её «ауди». Уж не разбила ли она её вчера ночью?..

Сыроежкин, несказанно обрадовавшись отъезду одногруппницы, утянул меня в Александровский сад «освежиться». Ему торопиться было некуда — оказывается, он родом из Петрозаводска, поэтому тоже живёт в общаге.

Мы сидели на скамейке, усыпанной шуршащими золотистыми листьями, а перед нами бурлил в стеклянных бутылках, сверкая пузыриками, яркий напиток. Как и в прошлый раз, у меня красный, а у парня — синий. Несколько минут мы с наслаждением молчали — после суеты учебного дня хотелось просто отдышаться. Потом я всё-таки спросила:

— Что такое оргон?

— Об этом нам рассказывали на подготовительных. Если вкратце, то жизненная энергия, — в руках у Яшки появилась открывалка, и он ловко поддел одну за другой металлические крышки. — Топливо для души. Его называют по-всякому в разных традициях: аура, ци, прана. А оргон — это по-западному. В день по нашим карточкам можно купить в автомате одну порцию. Иногда студентам надо быстро и без «спецэффектов» восстановить силы — вот, например, как сегодня… Ты пей скорее! В физическом мире он почти сразу теряет силу.

Сделав несколько глотков, я снова зависла с бутылкой в руке:

— А зачем его делают разного цвета?

— Это не цвет, а частота вибраций энергии. Она соответствует состоянию, в котором люди находятся. На старших курсах мы научимся управлять всеми цветами оргона, но обычно у каждого человека есть какой-то один базовый, который он транслирует чаще всего. Сейчас в мире наиболее распространён зелёный — его излучают влюблённые, тоскующие, горюющие и те, кто в депрессии.

— Хм, ты уверен? Что-то уж слишком разные состояния. Я бы даже сказала, полярные. Одно дело — любовь, а совсем другое — горе…

— Они полярные в дуальном понимании мира, — умничал Яшка. — Но технически это всё один и тот же зелёный оргон. Просто его можно использовать по-разному — условно говоря, в негативном векторе или в позитивном. Но по модулю — в прямых скобках — это одно и то же. И если бы люди знали основы энергетики, то легко выходили бы из состояния горя в состояние любви. Им для этого ничего не требовалось бы, кроме осознания. Даже не надо искать где-то энергию или конвертировать её. Она уже у них в руках. И, что интересно, любовь будет такой же сильной, как секунду назад — горе…

На этом месте ему пришлось прерваться. Влюблённая парочка, проходящая мимо, оживлённо спорила по поводу того, где им лучше смотреть сегодня фильм — в кинотеатре с друзьями или дома наедине. На время притихнув, Яшка подождал, пока они отдалятся, потом прокомментировал вполголоса:

— А это оранжевая энергия во всей красе. Девушка хочет похвастаться своим новым парнем перед подружками, а он — поскорее уединиться с ней в постели. Вот они и спорят. Дальше будет больше: огонь, страсть, ссоры, ревность. Пары, у которых мало оранжевого оргона, живут мирно, но и влечение друг к другу там уже погасло. А те, кто бурно ссорится, потом бурно мирятся. Ну, ты понимаешь, о чём я, — парень скромно захихикал. — Жаль, что оранжевый оргон быстро заканчивается. Год или два — максимум три — и…

Его снова перебили. На этот раз какая-то сердобольная бабулька громко втолковывала школьнице с рыжим шпицем на руках, что тут нельзя выгуливать собак. Шпиц отвечал бабке не менее возмущённым заливистым гавканьем.

— А между этими двумя — тоже огонь и страсть? — хмыкнула я.

Сыроежкин стрельнул глазами в сторону батальной сцены:

— Не, тут уже жёлтый оргон. Борьба за своё «я» и личные границы. Жёлтая энергия обеспечивает сильную защиту на всех уровнях, но и одновременно — провоцирует начать войну.

— А если не защищаться, то и воевать не придётся? Две стороны одной медали, да?

— Вроде того, — Яшка одним большим глотком выпил свой напиток до дна. — Уф! Ну и упахался же я!..

Пара синих капель упала между нами на скамейку, скользнув по горлышку пустой бутылки.

— Ну ладно, — пробормотала я растерянно, — а синяя энергия?

— Синюю энергию излучают целители и больные.

— Больные?! Хочешь сказать, что по энергетике они с целителями равны?

— Ага. И у тех, и у других аура может расходиться на десятки метров — особенно она огромная у неизлечимых больных.

— А что будет, если у такого больного её отщипнуть? Или вообще съесть весь его оргон? Он тогда выздоровеет?

— Да. Именно так я и исцеляю.

Яшка смущённо улыбнулся и вытер губы:

— Я жуть как люблю синюю энергию! Она самая вкусная… — его глаза оживились и как-то по-особому зажглись. Будто тяпнув спиртного, он разразился долгой тирадой. — Люди не могут, не знают как правильно направлять силу, данную им. Она копится и вызывает в теле и душе искажения. Отсюда все страдания и болезни. У нас принято думать, что болезни даны в наказание за грехи, но на самом деле нет никаких наказаний свыше. Нет никакого карающего Бога. Вот, пожалуйста — бери эту энергию, используй. Живи. Вибрируй. Чем тяжелее твоя ноша, тем сильнее скрытый в тебе потенциал!.. Иисус Христос имел настолько огромную синюю ауру, что даже многочисленные исцеления и воскрешения мёртвых не помогли ему уйти от собственных страданий. Он не совладал со своей великой силой, и она вылилась в не менее великие телесные мучения. И таких, как он, святых мучеников — тысячи! Это и имел в виду Валерьянович сегодня утром в актовом зале, когда меня застрелил. Он же неслучайно выбрал меня. Старик хоть и слепой, но оргон-то он отлично видит…

Кровь на его рубашке уже запеклась и из ярко-алой превратилась в коричневую. Можно было подумать, что парень измазался в буфете шоколадом или вареньем, но меня всё равно передёрнуло, когда я вспомнила начало сегодняшнего дня.

— Я сильно болел, с раннего детства. Все боялись, что не выживу, — теперь Яшка задумчиво разглядывал зелёную эмблему аптеки через дорогу — волнистого змея, обвивающего чашу с лекарством. — На самом деле так и было. Я умирал по меньшей мере тысячу раз. Как только отступала одна напасть, сразу набрасывалась другая. Пневмония, желтуха, корь, коклюш, дизентерия, сепсис… Им не было конца и края. Пока в семь лет меня не привели к деревенской бабке…

Знакомая история. Я вздохнула. Прямо-таки до боли знакомая. А дальше, наверное, были амулеты, верблюжья шерсть и всё такое?..

— Бабка сказала маме, — продолжал изливать душу Сыр, — что на самом деле я целитель, а болезни мои — оттого, что я отвергаю свой дар. Мама покрутила пальцем у виска и бабку эту списала со счетов, как полоумную. Но я-то запомнил. Тогда у нас как раз жил хомячок, ему шёл четвёртый год, и он стал чахнуть и хромать… Я решил попробовать его вылечить, хотя и не знал толком как, но верил: раз бабка сказала — значит должно получиться!.. Короче, я долго с ним сидел, пялился на его клетку. На нетронутую морковку. На пустующее колесо. А потом — бац — всё произошло само собой. Хомяк больше не хромает, хорошо кушает и жив до сих пор. Ты когда-нибудь слышала о хомяках, которые живут по десять лет?.. Ха, я тоже нет! Потом я лечил ещё соседского кота, который выпал из окна с десятого этажа, собаку одноклассницы, подравшуюся с питбулем на прогулке, голубей со сломанными крыльями и отмороженными лапками… Позже уже переключился на людей, и с ними было даже проще. В общем, прошло лет пять, когда я вдруг понял, что мои болезни уже давно отступили бесследно. Я поменял свой вектор, понимаешь? Энергия всё та же — синяя, индиго — но суть так сильно отличается. Я имею в виду, отличается в нашем, привычном мире, — добавил он, подумав.

— Ты поэтому не ешь мясо? Потому что целитель?

— Зачем мне мясо, — фыркнул он. — Я ем напрямую оргон, а мясо — это просто обесточенная резина, там ничего уже нет. Вот орехи люблю — в них энергии больше, чем в целом растении! Но такие дорогие сейчас стали, собаки…

«Надо завтра купить ему орешков, — про себя подумала я. — В благодарность за краткий пересказ содержания подготовительных курсов».

Допив свой напиток, я бросила бутылку в урну:

— Получается, что красный оргон излучают и преступники, и те, кто с ними борются?

— Именно.

— Но как же тогда отличить хороших от плохих?

— А никак. Будешь отличать слабых от сильных и более опасных от менее опасных.

Я вдруг вспомнила происшествие на автомагистрали, ведущей в Питер, и мне стало не по себе. А что если тот призрак на дороге не хотел убить невинного и вообще не замышлял плохого, а, напротив, пытался остановить зло?!

— Ты случайно не видел, какая машина у нашего препода?

— У которого из?

— Чернова.

— Видел, — безразлично повёл плечом Яшка, — «додж» у него. Джип. А что?

— Да так…

Не зная, как ему объяснить всё произошедшее и стоит ли вообще объяснять, я притихла.

— Кстати, а ты сама-то? — Сыр вдруг посмотрел на меня искоса. — Ты сама — хорошая или плохая?

Вечер был солнечный и тёплый, прямо как летом. Откуда же так сильно в одночасье потянуло осенним — нет, даже зимним — холодом?..

— Я не знаю, — одними губами произнесла я, поёжившись, будто бы от ветра.