Семь

Дмитрий Ридигер

Очень разные человеческие миры. Вроде бы благополучные, но каждый пережил свой апокалипсис.А может, он был общим для всех и все еще продолжается?И зачем – а главное, кем? – собирается команда из представителей этих миров, которая проходит через непривычные опасности на разных планетах, участвует в космических сражениях и выпутывается из сложных ситуаций?

© Дмитрий Ридигер, 2019

ISBN 978-5-4496-4031-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Сброс скорости, поворот к открытому створу ангара, левым крылом в миллиметре от края люка, еще легкий доворот — все.

Тридцатый заход завершен. Юбилейный, можно сказать.

— С возвращением!

Голос прозвучал тихо, но будто бы сразу отовсюду.

— Спасибо, Семеныч!

Чуть дрогнув последний раз, «Оса» замерла, мягко погасила подсветку и свернула в рулончик блистер. Попутно намекая эмоциональным блоком, что «всё мол, родной, на сегодня, отлетались, пора и честь знать».

— Как техника?

— Да как тебе сказать… Всё-таки эта «Оса», похоже, женского рода.

— В смысле?

— У предыдущей тот же эмо-намёк ощущался как «хоп, приехали, выметайся давай!». Эдакий «Ос» был. Или «Шершень». Драккар космический, суденышко пиратское. Мелкое и задиристое. Даже жаль, что вчера в расход пошел.

— Такая техника здесь долго не живёт, сам знаешь.

— Знаю. Но суденышко все равно жалко… А в целом — мне так наоборот забавно, что вблизи Объекта теория вероятности с ума сходит. И вслед за ней и творения рук человеческих.

— Дозабавляешься когда-нибудь…

— Да ладно, Семеныч!

— Ладно, не ладно — поосторожнее будь!

— А что б не сделать кораблики побезопасней-понадежней, а?

— Это ты так неуклюже тему переводишь? Ну ладно… Сам прикинь: конструировать специальные, сверхнадежные, с многократно продублированными внутренностями — по трезвому размышлению, дело долгое и накладное. Типовую машинерию проще латать да почаще менять.

— И хорошо, между прочим. А то налепили бы к Станции модулей здоровенных. Народу б нагнали так, что в коридорах не протолкнуться. И вообще…

— Точно. Кстати, не забывай — еще и инспекции всякие, с начальниками всех мастей, визит за визитом… А еще испытания, проверки, перепроверки… Короче — строгости побольше, толку поменьше.

— Точно. Уж лучше, как сейчас — хоть поспокойней. Толку все равно ноль.

— Ну, не так чтобы совсем ноль…

— Да ноль, ноль — зачем лукавишь? Положа руку на сердце — ведь не желает Объект поддаваться разуму людскому, дерзкому и пытливому, хоть ты тресни!

— Терпение и труд…

— Ой, только не надо мне вот это вот, в сотый раз!

— Ладно, иди уж…

Лео кивнул, посидел еще пару секунд неподвижно, а потом мотнул головой и бодро произнес:

— Ну, все, хватит хандре предаваться! Неуместной. Мы еще повоюем! На благо человечества. Всего. Не славы ради, а чести для!

После чего резко выдохнул, ткнулся животом в упругий борт, свесился, уперся ногами в кокпит и аккуратно вывалился из кабины лицом вниз, раскинув руки.

Рванувшийся навстречу пол мягко принял и поставил на ноги пилота.

Потом, чуть замешкавшись, повернул лицом к выходу. И снова стал ровным, послав мысленный укор напоследок.

Подмигнув полу, Лео коротким движением одернул несуществующий мундир и, выпятив грудь, быстро зашагал к выходу из причального модуля.

Войдя в коридор и с ходу проскочив зоны контроля и дезактивации, тем же бодрым шагом направился к шахте эскалаторных горок. Вскочил, не задерживаясь, на протянувшийся навстречу белый желоб и, взявшись рукой за его пушистый край, расслабленно замер на полминуты — предоставляя возможность эскалатору, шевелящему ворсинками по ногам и руке, доставить себя к жилой палубе.

Правда, на последних метрах не сдержался — упал на спину и лихо съехал, попытавшись так же лихо вскочить. Словно на авральных тренировках.

Лихо вскочить не вышло, левая нога оказалась чуть впереди правой и корпус слегка повело в сторону, пришлось взмахнуть руками.

— Вот бестолочь, при аварии гравитацию на палубах уменьшают… — пробормотал он под нос и виновато огляделся.

Но, не увидав ни единого свидетеля конфуза, вновь приободрился и направился к своей жилой секции, небрежно чиркнув указательным пальцем по матово-желтой поверхности стены.

* * *

Зря переместился за этот бугорок. От песочного наваждения, свойственного глубоким пещерам, вроде избавился — но может, оно и к лучшему было? Как только голова прояснилась, сразу же всплыли мысли о безрадостном будущем. Что ж, человеку с европейским складом мышления это свойственно.

И почему я на Востоке не родился?!

В Индии где-нибудь, или Китае. Вон тот же Ли, как спокойно ко всяким неурядицам относился — не стоически, а просто принимал как должное. Жил себе сегодняшним днем, и все. Что, впрочем, ума ему не убавляло.

А мы только прошлым и будущим жить умеем, постоянно сравнивая их друг с другом.

Правда, раньше это «только» помогало. И модуль передвижной, на котором в пещере этой оказались, благодаря уму все же европейскому построен — хоть и полно в нем деталей, на родине Ли изготовленных.

Да и я жив — а где он, Ли? Стоп! Так бог знает до чего додуматься можно.

А до чего, кстати?

Например, что начать тренировать космонавтов в глубоких пещерах — было не самой лучшей идеей…

Связь, что ли, включить? Нет уж, от последнего диалога со сменой, состоящей из соотечественников Тома — яркими представителями вроде бы сходного склада мышления, — до сих пор осадок на душе.

« — Извини, Петр. Мне тяжело, но я должен сказать честно — вытащить тебя невозможно. Техника проходит последние тесты, но даже если их максимально ускорить, бурить начнем не раньше начала сентября. Плюс пару месяцев проходка — если без сбоев, сам понимаешь.

— Ну спасибо, порадовал. А ты это все к чему говоришь?

— Слушай, Петр. Мы все с тобой, и будем с тобой постоянно. Слышишь, парни подтверждают? Слышишь? И система связи откорректирована, так что сбоев больше не предвидится.

— Да слышу, слышу я… Ага, такая популярность… ни минуты без внимания… И всей бригадой будете внимательно ловить каждый звук — даже когда я тужусь, наевшись бурды из этой трубочки…

— Ха-ха, точно! Отлично сказано!

— Ты хотел сказать — будете со мной до конца?

–…Да… Да, Петр.

— Спасибо, утешил. И уроните скупую слезу, записав мои последние хрипы… Нет, это я так. Не обижайся. Правильно, что сказал. Слушай, а ты можешь сейчас поставить мне музыку? Хоть раз в жизни послушаю музыку по радио без рекламы.

— Конечно! Уже ищем! И рядом со мной стоит Пол, дежурный психоаналитик, он тоже советует поставить тебе что-нибудь жизнеутверждающее. Вот, нашли! «Peppermint twist» пойдет?

— Пойдет. А Полу передай спасибо, но я совсем не уверен, что психическое здоровье — это то, что мне сейчас позарез нужно. И знаешь… не удивляйся, если я отключусь. Пойми правильно, но мне так спокойней. Телеметрия от скафа вам все равно идет, когда тужиться буду, так и так узнаете. Да и аварийный передатчик мне неподвластен — свяжетесь, если что. А я всегда буду знать, что вы готовы ответить. Договорились?

— Договорились. И мы все будем… каждый из нас… а-а, дерьмо!… извини… Так я включаю музыку?

— Включай.»

И правильно, что прервал связь. Постоянно ощущать тщательно скрываемое сочувствие и готовность услужить по мере сил заживо похороненному, срок смерти которого предрешен с точностью плюс-минус час, если чего не натворит — выше сил.

Лучше уж так — спокойно и не теряя достоинства.

А игру в исследователя, по обоюдному согласию с Центром, ненавязчиво закончили неделю назад. Приборов и инструментов нет, даже камера на плече разбита… в конце концов, бродить по окрестностям, ковырять перчаткой или ботинком камни и потом слать устные отчеты нулевой ценности, но при этом обеим сторонам делать вид, что доклады имеют огромную научную значимость — глупо и унизительно.

Ребят из Центра можно понять, им мою агонию наблюдать тоже не сахар. Но после смены они пойдут домой или по барам и подружкам, а мне тут бессменно таращиться на вот эти три царапины на аварийном блоке, периодически оглядывая надоевший хмурый пейзаж и возвращаясь взглядом к тем же царапинам, как к чему-то более родному.

Период бестолковых метаний по окрестностям прошел, место обвала осмотрено, найдены два исправных аварийных блока и потом в тщетной надежде все осмотрено еще трижды, апатия тоже позади, наступило просто спокойствие. Поспать, размяться, поесть-попить, нужду справить, прилечь поудобней и опять рассматривать царапины, думая о вечном… Спокойно осознавая, что ресурсов батарей хватит на два-три остатка жизни типа того, что тебе теперь отмерен…

Жаль все же, что в свое время к буддизму не приобщился! Самосовершенствовался бы себе потихоньку… А там, глядишь, и отлетел незаметно… Осталось-то всего-ничего, дней семь…

А что это царапинки мои как-то посветлели? Оп-па! Стеночка прозрачная перед ними… В глазах плывет, даже будто тяжесть навалилась… Моргнем… Не прошло… Еще раз моргнем… Все. Прошло наваждение.

Та-а-ак, галлюцинации начинаются. Накаркал… Газы подземные в систему дыхательную просачиваются? Или крыша сама поехала?

Может, и впрямь на связь выйти?! «Ребята, мне тут стеночка такая прозрачная мерещится, и сила тяжести меняется…»

Нет уж, пусть Пол себе научное имя на ком другом зарабатывает!

Сейчас подышим чуть поглубже — дыхательную смесь порасходуем, конец свой чуть приблизим, но хоть в разуме остаться попробуем…

* * *

Лео вышел из душа, прилепил таблетку свежего комбинезона к плечу и расслабленно рухнул в кресло. А пока таблетка разворачивала свои пленки и, облепляя ими тело слой за слоем, слегка щекотала ноги и спину, мысленно вызвал меню кухни. И не торопясь принялся просматривать повисшие в воздухе строчки.

Выбрав рагу из овощей с курятиной по-индийски и сок манго, для верности увеличил изображение блюда, приблизил к носу. Понюхав, удовлетворенно кивнул, подтверждая заказ. После чего встал, прошелся туда-сюда и машинально поправил стоящий на специальной поставке памятный сувенир — стилизованный под старину плакатик, распечатанный в давно забытой манере на полупрозрачной пленке, непривычно вычурным шрифтом, и в таком же в старомодном стиле залитый пластиком:

«…Открытый двенадцатой звездной, направлявшейся к Сириусу, но заброшенной благодаря блуждающей пространственной аномалии сюда, Объект сразу привлек к себе внимание слабыми гравитационными всплесками, резко меняющим составляющие спектра электромагнитным излучением и даже колебаниями размера в пределах 1 — 0,8 миллионной своего среднего диаметра. Подивившись на чудо и отчаявшись установить закономерности в его изменениях, экипаж благоразумно последовал инструкции и, не делая попыток приблизится или применить активные методы исследования, благополучно вернулся к Земле.

К Сириусу экспедиция отправилась с опозданием на два года, а вот открытая в соседнем рукаве Галактики звездная система фиолетового гиганта дождалась первых серьезных исследователей только спустя четверть века, после кропотливого изучения скудных материалов с «Сириуса-прим» и малоуспешных попыток дистанционного наблюдения из Солнечной системы…»

Автосинтез инфо,формат «краткий»,источники «общие».

Задумчиво пощелкав ногтем по пластику, Лео вернулся в кресло и уселся, хлопнув ладонями по подлокотникам.

Раздался мелодичный сигнал-запрос коммуникатора.

— Лео, привет еще раз! Отлетал? Что делать собираешься? Гостей примешь?

Повисшая над столом голова Дана буквально всеми своими мышцами изобразила вопросительную гримасу.

— А не много ли вопросов сразу? Ладно, заходи уж, отвечу. Я вообще-то пойти поесть собирался, но можно и дома. Сам-то обедал?

— Нет, не успел еще. Вот у тебя и перекусим. Мы с Тимом зайдем, ладно?

— Давайте, жду.

Через минуту, в еле успевший открыться дверной проем, ввалился рыжеволосый, кряжистый Дан, ухмыляясь во всю ширь веснушчатой, добродушной физиономии.

— А Тим где?

— Придет сейчас, куда денется! В лаборатории застрял, какой-то свой очередной дрын-дырын-метр докалибрует и придет. Как слеталось?

Дан повернулся вполоборота, сделал десяток шагов к столу и, крякнув, основательно угнездился в кресле напротив Лео.

— Да обычно, ничего особенного. Прошел по касательной границу объекта, попробовал разок ткнуться в нее — по-прежнему не пускает, зараза. Сбоев у приборов не было, Тима работой на пару дней точно обеспечил. Но как-то все впустую это, сам знаешь. Хочется верить, что пока впустую.

— Интересного ничего не заметил?

— Да нет, вроде. Колебания спектра и гравитации как всегда хаотичны, линейные размеры не менялись. А что? И вообще, ты с чего такой довольный?!

Дан опять расплылся в улыбке, откинулся назад и положил ногу на ногу.

— А скажи мне, друг Лео, давно ли ты не слушал флотских баек?

— Давно, с курсантских времен. Радуешься, что новую услышал? Или сам сочинил?!

— Нет, не сочинил. Но сейчас придет Тим и расскажет тебе свою версию истории о страшном призраке космонавта, беды и аварии предвещающем. Клянется, что своими глазами видел, как… А, вот и наш Тим!

В дверном проеме появился Тим — высокий, худой, нескладный, — и, по своему обычаю, потер пару раз подошвами ботинок о прозрачную пластину порога, будто стирая невидимую грязь, затем сделал шаг вперед и вопросительно замер.

— Привет, Тим! Все за гигиену борешься? — поприветствовал его Лео и указал рукой на стоящий рядом со столом диван, — Проходи, садись!

— А он у нас еще в студенчестве на ретро-ферме практику проходил, — радостно подхватил Дан, — вот навоз ему с тех пор всюду и мерещится!

Пропустив мимо ушей привычное зубоскальство, Тим смущенно улыбнулся, прошел к дивану и уселся в два приема, напоминая складывающийся плотничий метр из политехнического музея. Усевшись, положил одну лопатообразную ладонь на острое колено, другой оперся о сиденье и поднял глаза на Дана.

— Ну что, рыжий, рассказал уже?

— Нет, только предвосхитил. А леденящие душу истории лучше слушать из уст очевидцев!

— Змей ты…

— Уж кто змей, так это ты, уважаемый! Телосложение более подходящее…

— Да хватит вам! — Лео нетерпеливо дернулся, попутно мысленно ответив на запрос кухни, что обед нужно подать в жилой модуль. — Давай Тим, рассказывай!

Дан насупился и замогильным голосом произнес:

— Да! Не томи и повествуй нам, скальд!

— Нет, подожди секунду, — Лео повернулся к Дану. — Есть-то будете? Мне сейчас доставится, так что закажите сначала.

— Будем-будем! Кухня, мне плов и чай как всегда! А скальду — свинину томленую и змея жареного…

— Эк ты, братец, отношение ко мне через меню выразил! Ладно, не извиняйся… Кухня, я буду кофе с молоком. Я обедал.

Возникла пауза, и Лео с Даном вопросительно уставились на Тима.

— Ну, рассказывать особо нечего…

— Давай-давай, не томи! — подстегнул его Дан.

— Да вот… В общем, иду я утром в лабораторию, часов в девять. Прохожу по жилому уровню. Только миновал поворот к бассейну, как вдруг точно стукнуло в голову — показалось, что в коридоре, как раз ведущем к бассейну, кто-то на полу сидит. Вернулся, заглядываю в коридор — и впрямь, вижу фигуру! В древнем скафандре салатового цвета, полупрозрачную такую… Сидит себе бочком, на локоть привалился и в противоположную стену уставился. За стеклом шлема даже увидел, как глазами моргает. В шлеме лица не видно было, а вот глаза разглядел. Напряженные такие глаза… Вот, собственно, и все. Через пару секунд он просто пропал. Беззвучно, без вспышки. И без запаха серы. А я в лабораторию пошел.

— А с чего ты взял, что это был он? Может, она?! — спросил Дан и аж слегка привстал в кресле.

— Ни с чего. Просто глаза мужские были. А ты даже с привидениями спариваться готов!

— Ну, если они симпатичные и к сексу способные…

— Постой, Дан! — возбужденно сказал Лео и повернулся к Тиму всем корпусом. — Судя по всему, ты к этому случаю как к простой игре воображения не относишься! Наверняка сходил и у автодоктора проверился, а уж потом к живому доктору Дану пошел. И уж точно саму Станцию спросил, не заметила ли чего!

— Конечно. Стал бы я делиться подробностями бреда…

— Ну, и что говорит Станция?

— Странное говорит… Зафиксировала краткосрочное увеличение массы килограммов на сто. Но отнесла это на шутки нашего Объекта, так как именно в это время он проявлял гравитационную активность. А визуальное наблюдение показало лишь мою спину — там единственное место, где только одна голокамера, остальные за поворотом. Прочих изменений — температурных, яркости и спектра освещения, плотности и состава воздуха — в коридоре не было. И пол со стенами ничего не почувствовали.

— Да, дела! — Лео задумался. — Изменение массы есть, но точно не локализовано. Коридор к бассейну проходит недалеко от борта, обращенного к Объекту. Больше ничего нет, кроме слов Тима…

— И видеозаписи его изумленной спины, — добавил Дан.

В этот момент круглый журнальный стол вывернулся внутрь и извлек из себя заказанные блюда и столовые приборы, аккуратно расставив их. Затем слегка подрос, раздался вширь и перекрасился из бледно-желтого в яркие цвета веселенькой, клетчатой скатерти.

Все, как по команде, повернулись к еде. После чего повисла короткая пауза, прерываемая лишь утробным и жизнерадостным мычанием Дана.

— А Семенычу уже доложили поди? — с набитым ртом спросил Лео. — Он-то что говорит?

— Что он может сказать… — ответил Тим, наклонившись к столу и аккуратно ставя чашку с кофе на блюдечко. — Поворчал, как всегда, на наше хлипкое здоровье и неумение распределять нагрузки в работе. Посмотрел показания Станции и автодоктора… ну, и велел рапорт подать. К вечеру.

— А ты что скажешь, доктор? — чуть помолчав, снова спросил Лео.

— Видишь ли, пилот, — Дан с показной неохотой оторвался от тарелки. — Наш Тим сам по себе случай очень интересный и малоисследованный, и я бы с радостью попрактиковался в клинической психиатрии… Все, молчу, молчу! — Дан шутливо закрылся рукой, увидев, как предостерегающе дернулся Тим. — А если серьезно, то вряд ли у меня появился пациент. С головой у него все в порядке, а потустороннее — не по моей части. Это как раз к нему вопрос, к пациенту несостоявшемуся!

— А пациент несостоявшийся что думает? — спросил Лео.

Тим сдвинул брови, наклонился вперед и сцепил в замок свои лапищи.

— Я тут архив Станции запросил — ничего похожего не было за тридцать шесть лет ее существования. Потом поразмыслил, и вот что мне кажется — если взять данные факторного анализа по гравитационным возмущениям Объекта за последние…

Его прервал вызов коммуникатора.

— Да, Семеныч! Здесь мы! — откликнулся Лео.

— Хорошо, что здесь, орлы. Кормитесь и Тима пытаете? Правильно пытаете. Тут, похоже, опять его привидение нарисовалось — как раз у границы Объекта. Так что Тиму по местам стоять, а Лео с Даном — марш на взлетную!

Лео и Дан сорвались с мест и бегом устремились к двери жилого модуля, на ходу слушая вводную.

— Лео, берешь свой борт, Дан — на спасательном «Соколе», ведомым. Чтоб ведущего подстраховать, если что. За вами выпущу еще десяток «Ос» на автомате. И поаккуратней там!

Стремглав пролетев коридор, вскочили на эскалатор, рванувший в ускоренном режиме. Схватившись за поручни, посмотрели друг на друга.

— Ну что, доктор, случай не клинический?

— Какое там… — Дан взволнованно сверкнул глазами. — Хотя как сказать! Ко мне в медблок призраков еще не притаскивали! Попрактикуемся! Если живой он, конечно…

Спрыгнув с эскалатора, пронеслись через зону контроля и выскочили на взлетную палубу.

Дан приостановился, озираясь, забыв о бегущих по полу указательных стрелках. Лео, заметив это, на бегу коротко махнул рукой в сторону третьего причала:

— Вон твой «Сокол», седлай! — и с ходу взбежал по поднявшемуся пандусом полу к кабине своей «Осы».

Запрыгнув в кабину, мысленно поприветствовал летунью, затем откинулся на спинку сиденья, положил руки на протянувшиеся к ним подлокотники управления и закрыл глаза.

Процесс слияния с «Осой» всегда был волнительным — сначала еле заметные тычки множества сигнально-компенсационных щупальцев в грудь, живот и ноги, потом появление зрения с возможностью выбора спектра, и, наконец, нарастающее чувство физического слияния с машиной — не полного, не до конца, а просто ощущения продолжения в ней собственных органов и конечностей.

Говорят, что старые и опытные пилоты летают расслабленно, не шевелясь и не тратя ни единой калории на мышечные усилия, управляют только мысленно. Лео так не умел — обязательно шевелил руками, ногами и туловищем, не всегда даже отдавая себе отчет, мускульная или ментальная команда прошла первой. Разумом вроде понимал, что ментальная — но порой казалось, что мышцы сами принимают решение, опережая сознание.

Слившись с «Осой», по уставу отрапортовал:» — Борт семь-восемь, к сходу готов!», и стал ждать замешкавшегося с непривычки Дана.

Секунд через пять почувствовал намек о готовности «Сокола», вслед за ним — устный рапорт «один-шестого».

И долгожданное:

— Бортам семь-восемь и один-шесть — сход разрешаю!

Лео приподнял нос кораблика и, привычно волнуясь, двинул челнок к шлюзу, чуть быстрее обычного.

Дану, видимо, тоже не терпелось — более громоздкий и неуклюжий «Сокол» подошел к своему шлюзу одновременно с «Осой» и так же повис, чуть дрожа оранжевым брюхом в струях горячего воздуха.

— Семь-восемь, запрос на выход!

— Один-шесть, запрос на выход!

— Семь-восемь, один-шесть, выход разрешаю!

Пройдя шлюзы, замерли в нетерпении, в ста метрах друг от друга и двухстах от борта причального модуля.

— Бортам семь-восемь и один-шесть. Старт по программе «один-пара», Дан ведомый. Выход к Объекту по нормали. Далее — сами решайте, по обстановке. «Осы» поддержки — сзади полусферой, дистанция ноль-один мегаметра. Привидение Тимово сейчас болтается у самой границы Объекта, где-то в надире. Старт разрешаю.

— Семь-восемь, есть старт!

— Один-шесть, есть старт!

«Оса», как обычно, словно в нетерпении, прорисовала корпусом мелкий крестик и рванула с места.

Лео заложил лихой вираж, послал Дану образ движения и еще ускорился.

У того хватило ума синхронизировать свой шлюп с «Осой», и «Сокол» провел маневр не менее залихватски, несмотря на видимую неуклюжесть.

Лео непроизвольно улыбнулся.

— Молодец доктор, соображаешь!

— Дык, не пальцем деланы… Понимаем, что к чему в этой посудине!

— Молодец, правда! Мы сейчас на нормали, пока можешь расслабиться. А когда подойдем к Объекту и сядем на сферу смены траектории — я дам знать, — отстань на километр и оставайся чуть левее и выше, так будет лучше наблюдать.

— Принято. Веди нас к славе, пилот!

До Объекта — еще восемь минут. Лео привычно огляделся. Вверху и внизу — только черный космос с россыпью далеких звезд. За кормой, как привязанные, висят «Сокол» и «Осы» сопровождения. Еще дальше — съеживается в точку Станция, позади нее — планета, так и не получившая имени, мягко сияет большим серпом в полнеба, пересеченным полосами бесконечных вихрей. Видимый кусок тоненького кольца вокруг нее резко обрывается косым срезом на границе тени, образуя крутую петлю. Из четырех спутников виден только один — маленькая, грязно-коричневая скобка с редкими синими искрами — остальные оказались в этот час позади газового гиганта. А шарик местного светила чуть сбоку, посылает к планете свой тревожный, недобрый, фиолетовый свет.

Кинув беглый взгляд вперед, на полоску Млечного Пути, Лео сосредоточил внимание на пятом спутнике планеты, единственном в этой системе получившем хоть и невразумительное, но собственное имя — Объект.

Включив максимальное увеличение и попросив «Осу» добавить к зрению инфракрасный спектр, Лео пошарил глазами вокруг медленно набухающего темного круглого пятна, затмевающего звезды одну за другой. И нашел маленькую точку внизу него, почти на границе зоны непроницаемости.

— Дан! Точка рядом с границей, точно в надире, если смотреть с поверхности Объекта. Может, успеем! И массу приборы показывают, и спектр постоянный, только медленно яркость меняет — похоже, вращается. И холодный, почти абсолютный нуль.

— Что ж ты хочешь, призраки не могут быть горячими — от них замогильным холодом веять должно… Ага, вижу. Гляди-ка, не исчезает. Похоже, здесь кувыркаться ему уютнее, чем по Станции шастать.

— Циник вы, доктор. Все, подходим к сфере поворота. Притормаживай.

— Есть, капитан! Притормаживаю.

— Когда начну развешивать капсулы с приборами — не зевай!

— Принято.

Лео плавно опустил нос «Осы» и тоже начал постепенно гасить скорость. Объект будто почувствовал и запустил очередное свое изменение, «включив» электромагнитное излучение — из угольно-черного постепенно перекрасился в темно-бордовый.

Такие изменения с небесным телом размером чуть поменьше земной Луны происходили постоянно, но Лео никак не мог привыкнуть, и каждый раз восхищенно таращился, наблюдая за ними. А в этот раз только быстро глянул и опять уперся взглядом в светящуюся точку, будто боясь потерять ее.

Точка росла, и при максимальном увеличении начала приобретать вытянутую форму, становясь похожей на неторопливо вращающийся эллипс.

— Только бы успеть, прежде чем он исчезнет!

— Постарайся, шкипер! А я за тебя палец большой в кулаке подержу!

— Один-шесть, отставить посторонние разговоры! Не отвлекай семь-восьмого. Первый раз что-то интересное за столько лет!

— Понял, молчу!

Лео уже приблизился к привидению на расстояние километра. Точка приобрела явственные контуры человека в старинном скафандре, с полусогнутыми ногами и руками, чуть разведенными в стороны. Не шевеля конечностями, фигура медленно поворачивалась через голову, как в замедленном кувырке. Через пол-оборота затмила далекую звезду, но звезда лишь чуть потускнела, продолжая светить сквозь бедро призрака.

— Смотрите, и впрямь привидение! — взволнованно произнес Лео и дал команду на отстрел автономных исследовательских капсул. Чуть вздрогнув, «Оса» выпустила через открывшееся в брюхе отверстие веер из ста сорока серебристых яиц, похожих на мячи для регби. Быстро построившись в вертикальную относительно кораблика плоскость, капсулы, не мешкая, устремились к полупрозрачной фигуре, и через минуту окружили ее, перегруппировавшись в стометровый шар.

— Так, пошли показания! — раздался неожиданно хриплый голоса Дана, — масса 104 килограмма, цвет скафандра действительно салатовый, не ошибся Тим, температура ноль-три градуса, а вся биометрия на нуле. Слушай — может, он просто из прозрачного материала?

— Скоро поймем. А показания и сам вижу.

— Извини, забыл как-то…

Следуя программе, капсулы начали движение, сжимая ажурный шар вокруг фигуры, и только восемь из них остались неподвижными, замерев в вершинах невидимого куба.

— Если получится, сейчас захватим и отбуксируем к Станции, — тихо, словно боясь спугнуть, прошептал Лео, сосредоточенно глядя вперед и одновременно отслеживая висящие перед носом контурные картинки с данными об уменьшении диаметра шара из капсул и сокращении расстояние до него.

Капсулы приблизились к таинственной фигуре на полсотни метров и замерли. Через мгновенье три из них стронулись с места и начали медленно приближаться с разных сторон к призраку.

Фигура вдруг на мгновение исчезла, будто мигнула, побледнела и пропала окончательно. Капсулы растерянно замерли.

— Ну, вот и все… — разочарованно выдохнул Лео.

— Нет!!! Справа, второй стерадиан, сто тридцать два километра от меня! — задыхаясь, скороговоркой выпалил Дан.

— Ничего себе! В жмурки играет! Что ж, значит поиграем. Я с капсулами пойду к нему, держись по-прежнему сзади.

Лео рывком подвинул «Осу» к начавшим собираться в комок капсулам и приготовился принять их на борт.

— Лео, пошла биометрия! Ожил, родимый!

— Откуда пошла?! Хм, правда идет…

— Он, похоже, одну капсулу с собой прихватил.

— А остальные не заметили пропажи и молчат?!

— Кто их знает, яйца эти безмозглые… Слушай, наш призрак дрейфует к границе Объекта, а если он и вправду живой, то уже ненадолго — до касания минут пять. Скафандр-то древний, вряд ли выдержит!

— Так… Семеныч, я попробую его перехватить. Дан, подбери капсулы и двигай за мной.

— Семь-восемь, давай без самодеятельности!

— Семеныч, это ж живой человек!

— Человек… А если это не пойми что, под человека замаскированное?!

— Разберусь на месте… Дан, не отставай!

Лео повернулся на восемьдесят градусов вправо и с ускорением двинулся на перехват по пологой параболе, снижаясь к Объекту, который уже успел перекраситься и стать бледно-розовым. Медленно растущая в поле зрения фигура продолжала кувыркаться через голову, постепенно приближаясь к невидимой простым глазом границе.

Сзади уже начал догонять собравший капсулы Дан, почти точно повторяя траекторию Лео.

Вдруг «Осу» ощутимо тряхнуло, затем резко потянуло вниз. Взвыли двигатели в попытке скомпенсировать возросшее притяжение, но через секунду все прекратилось. На поверхности Объекта медленно гасла яркая красная полоса.

— Дан, Объект начал играть локальными гравитационными всплесками, полоса аномалии — по второму меридиану. Возьми на километр выше.

До ожившего привидения осталось совсем немного.

« — Если все пойдет без изменений, можно успеть, даже с запасом… Нет, уже не пойдет… Но должен успеть!», — пронеслось в голове Лео, увидевшего, как почти точно под ним опять начало набухать красным.

Лео рванулся по прямой.» — Успеть, успеть!», — забилось в голове.

Чуть задрав нос и постепенно увеличивая мощность двигателей в стремлении компенсировать возрастающее притяжение, он с ужасом заметил, как фигура космонавта в архаичном скафандре тоже ускорилась и начала все быстрее приближаться к границе, визуально обозначенной приборами зеленой пунктирной сеткой.

Вспомнив о Дане, кинул беглый взгляд назад. «Сокол» заложил пологую горку и приближался чуть сверху.

Придав «Осе» максимально возможное ускорение, Лео приготовился поднырнуть под призрака.

Неожиданно следовавший позади шлюп слегка просел на корму и начал прогибать траекторию, опасно сближаясь с границей.

— Дан, возьми вверх и влево. Ах ты… влево, говорю! — закричал Лео, увидев, как «Сокол» потянула к себе красная полоса внизу. — «Сокол», курс тридцать градусов влево, тангаж на максимум! Форсаж! Все, замри, рулю тобой сам!

Шлюп с натугой повернул нос и начал задирать его вверх, все еще продолжая оседать.

Дан молчал.

Тем временем, призрак оказался уже совсем рядом. И выглядел вовсе не призраком, а вполне реальным человеком в скафандре. Который через несколько секунд закончит кульбит, ткнувшись лицом в границу.

« — Эх, поднырнуть не успеваем!». Сбросив скорость и положив «Осу» на бок, Лео выпустил из ее брюха два гибких захвата, направляя их в сторону человека.

« — Так, чуть ближе пройдем. Не чиркнуть бы крылом, завалюсь тогда… Давай… Давай, родной… Есть захват!»

Пронесшись в пяти метрах, Лео поймал человека вместе с действительно маячившей рядом капсулой и начал подтягивать к себе, одновременно выворачивая «Осу» и «Сокол» вертикально вверх, на пределе стонущих двигателей. Кинул взгляд на шлюп — тот, брызжа искрами от все же зацепившего границу днища, тяжело поднимался прочь от Объекта.

Ф-ф-у, теперь можно перевести дух. Вроде обошлось.

— Дан?

— Да здесь я…

— Ну, слава богу! Я уж подумал, что ты отключился.

— Нет, просто растерялся как-то. А когда ты управление перехватил — вообще в ступор впал.

— Ладно, не огорчайся, бывает. Ты ж не профессиональный пилот.

— Зато ты у нас ас! Двумя посудинами одновременно у границы порулить — это было лихо!

— Не преувеличивай, льстец!

Переключив внимание на «Осу», Лео убедился, что спасенный человек (или не человек?) надежно помещен в выросший под брюхом кокон, и устало прикрыл глаза.

* * *

Теперь вот белое все кругом. Потолок, стены. Ясно, типичный стереотип больницы. Только простыня почему-то пушистая.

Похоже, бред перешел в устойчивую фазу. Может, просто потравился едой или дыхательной смесью? Или зловредные подземные газы в скафандр просочились? Сначала мерещились кошмары — кувыркания в космосе недалеко от Юпитера, падение на розовеющий Марс с низкой орбиты, потом налетело жуткое голубое насекомое с ажурными крыльями, протягивало свои загребущие лапищи… А сейчас вот образ медучреждения. Видать, как символ близкого конца мучений. Хорошо, что хоть не морг привиделся…

Судя по всему, в разуме остаться не получилось, и теперь майор окончательно и бесповоротно тронулся.

Ну и ладно. Больница так больница. Тепло, спокойно. Отдохнем пока, поспим…

— Доброе утро, Петр Евгеньевич!

Вот-те раз! Теперь и посетители пошли. Судя по голосу, наш вахтер из тренировочного корпуса. Он-то почему примерещился?! Хотя, именно вахтера увидеть в такой ситуации вполне логично. Какой-никакой, а коллега Святому Петру…

Хорошо. Глаза приоткроем, поздороваемся. Нет, не вахтер. Какой-то рыжий крепыш, улыбается во весь рот, аж светится. И одет в зеленый балахон, больше присущий медику. Что ж, тоже логично.

— Как спалось, Петр Евгеньевич?

— Спасибо, неплохо. А вы тут какими судьбами?

Крепыш на секунду опешил, потом рассмеялся.

— Я, Петр Евгеньевич, тут работаю и живу, а вот ваше появление было несколько неожиданным и весьма оригинальным!

— Ну да, аки дух бесплотный…

Рыжий окончательно развеселился, аж по колену себя хлопнул.

— Именно, Петр Евгеньевич, именно!

Потом посерьезнел и доброжелательно глянул умными глазами.

— Не волнуйтесь, и не гадайте, Петр Евгеньевич, вы в здравом уме, и мы на этом свете. И я во плоти, и вы.

— В таком случае, где мы, кто вы и откуда знаете мое имя?

— Ну, имя узнать было не сложно — оно на вашем скафандре написано. Потом мы дали запрос в информационную сеть и узнали ваше отчество, а заодно и биографию геройски погибшего участника подготовки второй марсианской экспедиции. Кстати, ваше тело так и не было найдено. Надеюсь, что сейчас вижу именно его, и вы не сотворенный чуждым и враждебным разумом двойник, заброшенный к нам с целью поработить и уничтожить несчастное человечество.

— Я тоже надеюсь… А к нам — это куда?

— Относительно недалеко от Солнечной, семь с небольшим сотен световых лет, более точный адрес вам будет пока непонятен. Локальнее — на космическую исследовательскую станцию «Эпсилон-бета-семь», можно просто Станцию как имя собственное, с экипажем в четыре человека. Один из них — перед вами, ваш покорный слуга. Я местный врач, и меня зовут Дан. Просто Дан, отчества у нас не приняты. Предвосхищая ваш вопрос, скажу, что год сейчас 2237-й от рождества Христова.

— Славненько… А я, выходит, беседую сейчас с оживившим меня благодарным потомком?

— Ну, оживлять вас мне, к счастью, не пришлось, — Дан опять заулыбался, — хотя как сказать, это было бы случаем беспрецедентным и мое имя точно вошло бы в историю медицины… Ну, что вы, батенька, заволновались! Не проявляйте излишнего нетерпения, Петр Евгеньевич, все в свое время! Я вот сейчас вас опять усыплю, а как проснетесь — следующую порцию информации обязательно выдам! Приятных снов!

* * *

— Ну, ты даешь, Дан! Прямо добрый доктор Вишневский! Я тебя таким обходительным эскулапом и представить не мог!

— А ты меня, звездный ас, в работе никогда и не видел. Я ж с вами, лбами здоровыми, всю квалификацию скоро утрачу. Только как психологу и удается попрактиковаться, и то изредка.

— Пращур молодец, хорошо держится. О нем расскажешь?

— Человек как человек, только организм слегка замусоренный. Что для его времени, видимо, было нормой. Если он копия или клон какой, то все очень правдоподобно.

— Тим, а ты-то что поведать можешь? Хватит отмалчиваться! Наука скажет, откуда он взялся?

— Науке это доподлинно неизвестно… Вот то, что Объект таким образом активизировался — а что это его проделки, надеюсь, никто не сомневается, — действительно очень интересно. Но и настораживает тоже очень, не скрою. Особенно то, что капсула рядом с нашим скитальцем оказалась не захваченной им, а точной копией тридцать девятой… Эх, если б мы хоть что-то об Объекте знали!

— Вот теперь и начнешь узнавать… Кстати, а почему твои коллеги до сих пор толпой не набежали? Ведь уже сутки прошли! И в новостях молчок, как и не было ничего.

— Это тоже настораживает, но не так сильно. Коллеги мои и Дана прям таки перегрызлись на Земле, стремясь войти в престижный консилиум, прибытие которого перенесено на завтра. А информация о наше находке впервые за много лет подверглась цензуре.

— Даже так?!

— Да.

* * *

Интересно у них тут все устроено! Станция здоровенная, человек сто разместиться с комфортом может. Снаружи выглядит как огромное, светло-зеленое осиное гнездо, обернутое тремя более темными колбасками. Внешний вид скорее биологический, чем техногенный. Но она и есть какая-то псевдо-живая. Только вот в чем живая, а в чем нет — пока досконально не разобрался.

На первый взгляд, вроде почти обычно все — c поправкой на эпоху, конечно: коридорчики плавно извивающиеся, каждый своего уникального, но обязательно веселенького цвета; шахта с забавными лохматыми эскалаторами, ворсинки которых и передвигают тебя — непривычно, но вполне комфортно; в самой большой колбаске — причалы с малыми и средними летательными аппаратами, на одном из которых меня сюда и притащили; здоровенная многоуровневая оранжерея с растениями из различных земных поясов (инопланетных не заметил пока). Чистенькое все, аккуратненькое и какое-то неуловимо дружелюбное. Но вот чуть ближе начинаешь со всем местным хозяйством знакомится — сюрпризы возникают буквально на каждом шагу.

Выхожу тут из коридора, косяк неловко задел плечом — а он не заделся. Отодвинулся вежливенько, а потом на место встал. Эскалаторы — те сами знают, куда ехать собрался, туда и везут. Оранжерея — это вообще отдельная тема…

Но самое интересное все же, конечно — некая разумность полиморфного окружения. Вот, например, стол передо мной. На вид — обычный стол, только будто с полом одно целое составляет. Столешница полупрозрачная, толстая ножка — серая. А вот шлепнем по нему ладонью посильнее… Оп, втянул краешек, ладонь пропустил! И опять — как прежде, ровный, гладкий. Похлопать по нему слегка — твердый, чуть прохладный. А если со всей дури залепить? Попробуем… Хоп! Не убрался, а стал вдруг киселем затвердевшим, руку в себя поймав, подержал полсекунды и вниз протолкнул. Ладонь теперь под столешницей. И эдакую терпеливость излучает, зараза…

— Развлекаешься? — в медблок неслышно вошел улыбающийся Дан.

— Нет. Антураж осваиваю.

— Ну и правильно. Осваивай. Вот Лео у нас тоже любитель с антуражем поиграть… Пойдем-ка, Петр, я тебя в твои личные апартаменты отведу, хватит тут прохлаждаться…

— Пойдем.

Вышли из медблока и не торопясь направились в сторону жилых модулей.

— Слушай, Дан, а что ты имел в ввиду, говоря, что Лео тоже любит с антуражем играть?

— Да он вечно со Станцией развлекается — то шлепнется неожиданно, то в шахту к эскалаторам прыгнет. Не удивляйся — он же пилот. В пилоты только таких вот челленджеров и берут.

— Понятно. Все правильно. В наше время тоже таких в пилоты брали — правда, проявлялась эта лихость по-другому.

— Как?

— Ну, не знаю… например, с моста прыгнуть… или за штурвал пьяным сесть… морду набить кому-нибудь, в конце концов!

— Хм… Трудно понять вас, предков.

— Да уж, такие дикари мы были, такие дикари!

— Ладно, не обижайся. Скажи лучше, как тебе грядущее? Самое главное впечатление — какое оно? В двух словах можешь сформулировать?

— Попробую… Что ж, изволь — легкомысленность и несерьезность на фоне далеко шагнувшей технологии.

— Вот те раз! Интересно! А легкомысленность и несерьезность в чем?

— Ну, как же — на Станции вас всего четверо. На опасный вылет тебя за штурвал посадили. Меня не в карантине держите и без опаски везде пускаете. Сам же говорил — а вдруг я монстр какой? Мои соотечественники не только бы за семью замками такого гостя держали, но и по комиссиям всяким затаскали бы, до умопомрачения! А тут члены консилиума вашего не то что меня на заседания не вызывают, а даже при встрече случайной только здороваются, улыбаются и про здоровье спрашивают… И вообще — стены у вас как в детском саду!

— В смысле?

— В смысле — цветов легкомысленных. В мое время завхоза за такую раскраску враз бы уволили, потому как серьезному научному объекту не пристало иметь вид учреждения детского или развлекательного!

— А, понятно. Ну, времена меняются… Но насчет несерьезности — это ты зря. Я, чтоб ты знал, по резерву-один пилотом числюсь.

— По резерву-один — это как?

— Вторая специальность в порядке замещения. Тим — пилот по резерву-два, Лео — медик по резерву-один. Четверо всего потому, что желающих на Базу и вообще в космос сейчас — днем с огнем… А насчет тебя — просто вежливость и уважение к личности нельзя смешивать с защитой от опасности.

— То-есть? Поясните пожалуйста!

— М-м-м.… — как это ты говоришь? — изволь! Во-первых, наши с тобой комбинезоны не только одежда, но и многослойная защита от всяких вредных проявлений окружающей среды — радиационных, химических, биологических… Так что ни мы тебе, ни ты нам в этом смысле не опасны. Во-вторых, если ты захочешь вцепиться мне в горло или начнешь отращивать щупальца — Станция тебя вмиг изолирует. В-третьих — и ты, и мы под постоянным контролем: отслеживается все, начиная с моторики и метаболизма и заканчивая эмоциями — только мысли читать, увы, пока не научились. Консилиуму этой информации более чем достаточно, зачем же тебя лишний раз тревожить? Кем бы ты не оказался по… гм… скажем так — происхождению… первично то, что ты прежде всего человек, уникальная личность и важная составная часть человечества. А к любому человеку нужно относиться с должным уважением. Сам же желания общаться с ними ты не изъявлял.

— Интересная у вас философия! Очень уж гуманистическая… Прямо идиллия! Правильно ли я понимаю, что развилась она в результате тех катаклизмов и эпидемий, о которых я успел прочитать?

— Правильно. На лету ловишь!

— Спасибо. Но позволь усомниться, что за каких-то двести лет человеческая психология так сильно изменилась. Вы и к преступникам с таким же пиететом относитесь? Или скажешь, у вас и преступности нет?

— Почему же, есть. И преступники, и вырожденцы всякие. И проблем социальных хватает. Только ценность человека как личности и члена общества выросла. Как и ценность хорошо структурированного государства. У вас это империями называлось… Что ты так удивляешься? Ценность эта и раньше росла, только медленно. Разве одинаковой была цена человеческой жизни в твою эпоху и в раннем Средневековье? То-то… Ничего, разберешься, привыкнешь… Ну, вот и пришли. Прошу!

Все никак не могу научиться спокойно воспринимать здешний простор. Отвели мне модуль размером с футбольное поле — и такой же пустой, по местному обычаю. Кое-какая мебель по стеночкам ютится, а в середине хоть и впрямь мяч гоняй.

— Годится?

— Спасибо, нормально. Только вот понять не могу, почему у вас каюты такие огромные и пустые? Хоть и немного народу на Станции, но все равно нерационально. И неуютно как-то смотрится…

— Почему неуютно? Со свободным местом у нас действительно проблем нет, избыток. Да и пространство Станции модулируется любым образом, при острой необходимости потесниться можно. А уют — он же, в первую очередь, подразумевает чувство защищенности, так ведь? Чем больше открытого пространства — тем безопаснее себя чувствуешь.

— Разве?

— А как иначе?! Ну, проходи, обустраивайся, а я пошел.

Задумавшись над последними словами Дана, даже попрощаться не успел, а он просто тихо вышел. Н-да… Похоже, я упустил нечто важное, читая файлы по истории. Чего же такого человечеству натерпеться пришлось, что теперь людям уютно на стадионах?

* * *

— Привет, Тим! Здравствуй, Петр! — Дан вошел в лабораторию, держа в руках прозрачную, мягкую колбаску с каким-то соком и периодически отхлебывая из нее. — Забыв о сне и пище, загадки Объекта грызете?

— Зато ты у нас, рыжий, о хлебе насущном не забываешь никогда, — машинально ответил Тим, выразительно посмотрел на колбаску и вернул взгляд на извивающийся в воздухе над лабораторным столом трехмерный график. — Не удивлюсь, если и ночью спишь в обнимку с копченым окороком.

— Хм, это мысль! Уж коли нет у нас тут возможности прижаться ночью к теплому женскому бедру…

— Ф-фу, коллега! Фу три раза! Какие скабрезности вы говорите, даже гостя не стесняясь!

Дан довольно осклабился и издал утробный смешок. Потом внимательно пригляделся к графику.

— А что у вас тут корчится?

— Это у тебя медицинская терминология такая?

Дан расхохотался столь жизнерадостно, что Петр невольно улыбнулся.

— Сдаюсь — уел, уел! Будем считать, один-один! Ладно, признавайтесь — нашли что-нибудь интересное или нет?

Тим наконец оторвался от графика и потянулся, сцепив руки на затылке.

— Ты знаешь, кажется, действительно что-то вытанцовываться начинает. Вот здесь, — Тим ткнул пальцем в продолжавший шевелиться график, — мы попробовали сделать довольно простую вещь — наложить все записанные нами флуктуации Объекта на всплески аномальных явлений в районе, откуда к нам Петр и прибыл, использовав логарифмический масштаб по оси времени, и вот то, что лежит на поверхности…

— Постой, каких-таких аномальных явлений?! В Солнечной происходит что-то аномальное?

— Сейчас нет, а вот в XX — XXI веках происходило, и как раз в этом месте, — Тим заговорил подчеркнуто академическим тоном. — И там, куда Петра готовили — на Марсе. Две трети автоматических зондов, запущенных к нему с Земли, не достигли цели. У одних случились крайне маловероятные поломки, другие вообще потерялись… На начальных этапах освоения планеты тоже всякие ненормальные аварии происходили. Вразумительного объяснения так и не нашли. Не знал?

— А, так ты об этом… обижаешь… И что, обнаружилась взаимосвязь?

— Похоже, да. Оказывается, применив чуть иной временной масштаб, можно увидеть явную корреляцию между поведением нашего Объекта и происшествиями на Земле и в окрестностях Марса. Иными словами, если представить, что двести-триста лет назад время текло чуть быстрее, то все почти точно совпадает — современные флуктуации Объекта за последние тридцать лет и старинные события в Солнечной. Не густо, но уже что-то… Спасибо, Петр, что ты к нам явился! Кабы не ты… — Тим аккуратно похлопал Петра по плечу.

— Благодарствуйте, тронут. Весьма. Прочувствовал, поверь, аж до печенок.

— До печенок — это как? — заинтересовался Дан.

— Успокойся, это не по твоей части — так в мое время говорили. В смысле — до глубины души.

— А-а, ясно. Жаль. Слушай, а нас ты во всем понимаешь? — Дан присел на кресло рядом с Тимом.

— Трудно сказать. С одной стороны, смотрю и поражаюсь каждый раз — ерничаете и подкалываете друг друга, в точности как мои современники и, если эдакий неуловимый акцент в вашем русском не учитывать — прямо как в родном Звездном Городке себя ощущаю. А с другой… Вы совсем другие, прошу прощения за тавтологию. Где-то там, в глубине. Другая мораль, привычка к безопасности окружения… Вот насчет чувства уюта меня Дан вчера огорошил…

— Ну, чему удивляться, — столько лет прошло. — Дан положил опустевшую колбаску на угол стола. — Не тушуйся, пращур славный, мы на твоем примере росли и воспитывались!

— Да ну?

— Ну, не совсем росли, но воспитывались — точно! Историю космонавтики целый месяц изучали на курсах!

— На каких курсах?

— А как бы мы сюда попали без специальных курсов? Аж полгода учились на волков космических!

— Постой-постой! Полгода — и все?

— Да. Ах ты, елки-палки, опять проблема кросскультурная… Видишь ли, Петр, нас отбирали, и отбирали не менее тщательно, чем в твое время в отряд космонавтов — но по другим параметрам. На первом месте при отборе было не здоровье — с этим у нас трудностей почти нет, не интеллект и образование — порядка половины населения как минимум не глупо и имеет образование — аналог твоего высшего…

— Ничего себе! В мое время был всего два процента!

— Несчастные предки… Так вот, основным при отборе был показатель, который можно трактовать как особое свойство личности, характеризующееся редко встречающимся сочетанием не самого низкого интеллекта и способности к безвредному для сознания переживанию чувства опасности. Доступно сформулировал?

— Вполне. Это свойство, случаем, не авантюризмом называется? Или, скажем помягче — склонностью к риску?

— Близко, но не совсем. Рисковать можно со всей дури, не задумываясь о последствиях. А если уметь задумываться о реальной опасности, но сознательно идти ей навстречу, то недолго и умом повредиться, что с подавляющим большинством неглупых людей и может произойти.

— То-есть, вы эдакие избранные?

— В определенном смысле — да. Но общество нас воспринимает скорее как ненормальных.

— Ничего себе! Тогда такой прагматичный вопрос — что вы получаете взамен от общества, считающего вас ненормальными и посылающего сознательно рисковать жизнью неизвестно куда? Признание, славу, деньги?

— Ну, в глазах общества наша слава весьма сомнительна, а денег сейчас просто нет. Взамен них есть статус защищенности, его и получаем.

— А что это?

— Статус, согласно которому можно получить определенный уровень защищенности в жизни. В жилой среде, передвижении… Например здесь, на Станции, он довольно высокий. Сам небось заметил, что жилая среда здесь очень безопасная.

— Да уж, захочешь — не повредишься… А в чем он измеряется, этот статус?

— Это сложнее. Можно сказать, ни в чем. Просто статус. Уровней очень много и их количество не постоянно, виды и способы защиты совершенствуются — наука и техника тоже не стоят на месте.

–??!

— Ничего, и в этом разберешься со временем. Кстати, у тебя тоже весьма высокий статус. По совокупности заслуг перед человечеством.

— Хм, спасибо… Разберусь, конечно, куда денусь… Но давай все же вернемся к вашему космическому образованию. За полгода вас смогли подготовить сразу по нескольким специальностям?

— Ну, педагогика тоже два века на месте не стояла… Правда, основные специальности у нас уже были. Один Лео исключение — он историк. Но по своим личностным качествам — отличный пилот, каких мало. Только не очень опытный еще.

— А сколько ему лет? И вам, кстати?

Дан и Тим едва заметно смутились.

— Мне сорок, Тиму тридцать три. Про Лео не скажу, потому что его здесь сейчас нет. Хотя по состоянию организмов наш возраст не больно-то коррелирует с привычными тебе показателями. Но знай на будущее — это крайне нескромный вопрос. И я знаю ответ, только потому что врач. А выдал тебе возраст Тима и свой, так как не ответить не мог. Это было бы еще более невежливо.

— Ох, прошу прощения! И спасибо за науку… В мое время было нескромно только женщин о возрасте спрашивать… А какая же средняя продолжительность жизни сейчас?

— Не знаю, это тоже зависит от статуса. А показывать свой статус неприлично, и поэтому невежливо спрашивать о возрасте. Ты, главное, сейчас в краску не впадай и не тушуйся в будущем — я же все время говорю, разберешься еще во всем, успеешь. А нас спрашивать о чем угодно можешь, без опасений.

— Хорошо, спасибо еще раз.

— Да не за что, пращур, не за что! — Дан откинулся в кресле и хитро сверкнул глазами. — Я, собственно, вот с чем к вам шел — Петра приглашают на Землю, влиться в благодарное человечество. Меня, Тима и Лео тоже, в качестве бессменных сопровождающих. На период адаптации, так сказать. Петр, не возражаешь?

— Конечно нет! А почему вас? Хотя понятно… Но — без Семеныча… Да, кстати, почему я с ним, как с начальником Станции, до сих пор знаком только заочно? Как и с членами консилиума — потому что первым желание встретиться не изъявил?

Дан и Тим снова смутились, но опять постарались не подать вида.

— Вообще-то, нашего шефа зовут Се. Это Лео его Семенычем обозвал, на старинный манер, а тот не возражал. Может, раньше и впрямь Семенычем звали бы — наши имена просто сокращенные от принятых раньше. Я, наверное, Даниилом был бы, Тим — Тимофеем, а Лео — Леонидом… Или Леопольдом каким…

— Хм, с вами у меня на каждом шагу — открытия сегодня, большие и маленькие… Но на мой вопрос ты так и не ответил. Или опять что-то не то спросил?

— Ничего, нормально… Видишь ли, наш Се — или Семеныч, если тебе так привычней, — имеет один из самых высоких статусов, и лично с ним пообщаться практически невозможно.

— Не хочет ни с кем встречаться?

— Нет, просто это нельзя осуществить.

— Почему?

— Почему? Просто он… Как бы тебе объяснить попроще, понагляднее… — Дан пошевелил в воздухе пальцами. — Ты когда-нибудь пробовал увидеть рыбку в большом аквариуме, заполненным чернилами?

* * *

Шлюз на взлетной палубе засветился синим кольцом. Означавшим, что пристыкованный к нему снаружи корабль уже запустил двигатели и экипаж начал проводить последнюю предстартовую подготовку.

Пройдя в шлюз последним, Лео напоследок погладил матовую поверхность стены.

— До свидания, Станция! Вряд ли скоро увидимся!

— На сентиментальность потянуло, пилот? — Дан не мог упустить случая поддеть.

— Молчи уж, эскулап бессердечный!

Перейдя в сияющий белизной тамбур корабля, все четверо невольно оглянулись на пленку поля за разворачивающимися из рулончиков створками люка. Лепестки створок, чуть помедлив, наползли краями друг на друга и зарастили швы, после чего в центре замигал красный огонек.

— Ну, вот и все! Прощай, Станция — принимай сыновей, Земля! — патетически произнес Дан и первым шагнул в открывшийся проход. Петр двинулся следом, с любопытством рассматривая стены, по которым бежали крупные красные цифры, отсчитывающие время до старта, и симпатичную зеленую стрелочку, суетящуюся у ног.

Войдя в небольшой пассажирский салон, уселись в кресла, расположенные вокруг небольшого, овального стола. Оказавшиеся и здесь, цифры на стене отсчитывали последние секунды. Мигнули два ноля, раздался нарастающий свист двигателей, и по салону прошла легкая вибрация, которую не смог поглотить корпус. Потом легкий толчок отрыва — и корабль, плавно отойдя от причального шлюза, начал ускоряться, двигаясь параллельно плоскости эклиптики.

Петр заинтересованно смотрел на большой стереоэкран, занимавший противоположную стену и часть потолка — Станция быстро уменьшалась, превращаясь в неяркое пятнышко, а из верхнего угла постепенно выползала планета, на которую отбрасывал тень один из спутников.

— Любуешься? — Лео вопросительно глянул на Петра. — Я вот тоже, сколько летаю, а привыкнуть не могу — завораживает!

— Да, очень красиво! А уж если учесть, что я вообще в первый раз такое вижу…

Двигатели засвистели громче и экран померк.

— Ну вот и все, вышли в гиперпространство. Через семь часов будем в Солнечной. Предлагаю пока новости посмотреть, а там и вздремнуть можно будет, — Лео откинулся на спинку и прикрыл глаза.

— Лео, а пройтись по кораблю можно?

— Можно, но тут ничего интересного — рубка, грузовой отсек, и все. Ребятам в рубке лучше не мешать, трюм пуст, а капитан к нам сам обязательно зайдет после того, как выйдем на крейсерский режим.

— А какие тут двигатели?

— Это ты лучше к Тиму обратись — я только в общих чертах знаю. Тим?

Тим отвлекся от расслабленного созерцания чего-то на стене за спиной Петра и обхватил руками колено.

— Двигатели Хайма. Ничего сверхъестественного. Вращающееся кольцо в мощном электромагнитном поле особой конфигурации — вот и весь двигатель. Теория еще в двадцатом веке появилась, а в наше время только воплотили идеи Хайма и Теслы. И вообще, к сожалению, фундаментальных открытий за последнее время в физике не было — все что ты видишь вокруг себя, зародилось двести-триста лет назад, увы!

— Правда? Ну, двигатели — ладно… А умное окружение и общение с ним на уровне эмоций? А управление гравитацией — я ускорений не почувствовал при старте, да и Станция вроде не вращается? Неужели это тоже в мое время появилось?

— Нанотехнологии уже в двадцать первом веке бурно развивались, эмоции считывать тогда же учились. А управление гравитацией — тот же принцип Хайма-Дрёшера, только характеристики полей чуть иные. Говорю же — увы! Вот, может, Объект нам какие новые тайны мироздания открыть позволит. Я вот тут подумал — если согласно многофакторному анализу…

— Э нет, брат Тим, подожди пожалуйста! — встрепенулся Дан. — Может, ты в следующий раз Петра в свои околонаучные домыслы посвятишь? Давайте лучше поедим сейчас, а?

* * *

Полет прошел незаметно, и когда на вновь включившемся экране появилось маленькое родное Солнце, освещавшее синюю громадину Нептуна, Петр облегченно вздохнул. Внимательно посмотрев на экран и увидев полупрозрачный значок запроса вместе с вопросительной эмоцией, шевелением губ попросил показать искусственные объекты в Солнечной — давать эмоциональные команды пока не очень получалось.

На экране появилось множество разноцветных точек, пунктиров и схематичных сфер. Ловя остановившийся на чем-нибудь взгляд, экран услужливо увеличивал изображение, показывая летящие корабли, громадные и не очень космические станции разнообразных форм и совершенно непонятные ажурные кольца диаметром в тысячи километров, свободно парящие на высокой орбите возле Плутона.

Большинство крупных спутников Юпитера и Сатурна казались плотно заселенными, а Луна так просто пестрела пятнами искусственных сооружений. Но вблизи Земли пространство было на удивление чистым, только густой пучок пунктиров — трасс небольших корабликов, — соединял ее с Луной.

Переведя дух, Петр попросил показать Марс. Когда изображение приблизилось, сердце невольно заколотилось. Планета выглядела практически не изменившейся, если не считать многочисленных куполов человеческих поселений и двух огромных станций на орбите, напоминающих спелые груши с длинными черенками и по размеру едва уступающих Деймосу. Приблизив один из куполов на поверхности, за легкой дымкой удалось разглядеть широкие, прямые улицы, разбегающиеся от центральной площади и более узкие кольцевые, множество одинаковых желтых крыш и несколько точек летящих над ними машин.

Решив, что для первого раза достаточно впечатлений, Петр вернул на экран изображение Нептуна и расслабился.

— Интересно? — прервал воцарившееся деликатное молчание Дан.

— Еще бы! Теперь вижу, что не зря пропадал! Молодцы потомки, не подвели! А о строительстве настоящей Сферы Дайсона еще не задумывались?

— Пока нет, — с легким разочарованием ответил Тим.

— Жалко. Я бы с удовольствием поучаствовал!

— Ничего, у нас на твой век и других интересных занятий хватит, не сомневайся! — довольно осклабился Дан. — Хоть в астронавты иди, хоть в эксперты по истории…

— Ну спасибо, удружил! В эксперты по истории я, может, ближе к пенсии и подамся, а пока что-нибудь поинтереснее найду.

— Вот и правильно. А мы тебе посодействуем.

* * *

Как же города у них на наши непохожи! Разве что специальный квартал отдыха в стиле ретро на окраине моей, как бы это сказать… нынешней среды обитания… хоть как-то напоминает то, что привычно городом называть. Ведь город — это что? Прежде всего — дома и улицы. А уж только потом начинаются всякие нюансы. Скажем, дома могут быть высокие или низкие, однотипные или разномастные, стоящие поодиночке или лепящиеся друг к другу. И так далее. А улицы, соответственно, тоже бывают как широкими, так и узкими, прямыми и кривыми, сужающимися наконец… А тут? Вот как-то не поворачивается язык назвать улицей просторную ложбину между двумя здоровенными и пологими волнами, сходящимися где-то у горизонта. Выходишь на такой, с позволения сказать, прошпект — и чувствуешь себя не горожанином или, на худой конец, гостем столицы, а каким-то моряком, вылетевшим за борт аккурат меж двух цунами. Или вообще заплутавшей креветкой, застигнутой штормом.

Город же в целом — вообще нечто, при взгляде сверху больше всего напоминающее тележное колесо без ступицы, упавшее посреди луга. И не простое колесо, а от телеги с ярмарки, потому как с разноцветными двойными спицами. А еще это очень похоже на паука, с размаху влипшего в жидкий мармелад. Ножки которого — эти самые прямые, как стрела, пологие волны, попарно расходящиеся эдакими лучами от круглой центральной площади. Невероятно, захватывающе огромной! Километра два в диаметре, не меньше. И пустой — ни тебе флагштока, ни кустика, ни даже скамеечки какой. Просто ровный, белый, матово-блестящий блин. Правда, скамеечку-то здесь в любом месте вырастить можно. Хоть скамеечку, хоть трон с балдахином, только скомандуй…

И еще — почему-то особенно неуютно себя чувствуешь из-за того, что площадь эта центральная вместе с разбегающимися от нее волнами-домами монолитна, как из стекла растекшегося сделана — все гладкое, ровное и ни единого шва. Плоское небо с облачками над головой, молочно-белое покрытие под ногами блестит стерильно, и только пастельных цветов холмы парочками стоят по краям — так эти дома с торца выглядят, если с центра площади посмотреть. Брр-р-р…

Даже людей на этом ристалище практически нет — так, пара фигурок размером с точку маячит где-нибудь вдали. И лишь легкий ветерок по просторам гуляет. В общем, наглядное подтверждение тому, что еще на Станции подметил — понятие уюта у меня, у пращура, сильно устарело.

Кстати, дома эти попарно, эдакими двойными лучами, от центра города расходятся не просто так, Дан объяснил — кому-то удобнее, чтобы за окнами улица была видна, а кому-то интереснее жить чтобы, значит, немерянный простор был перед глазами, и ничто его не застилало. То-есть чем дальше от центра живешь, тем больше эти проспекты расходятся, а на окраинах вообще друг от друга за горизонтом прячутся — одни луга с кустами да мелкими перелесками и открываются взору.

Проспекты эти тут Линиями называют, прямо как в Питере на Васильевском. Только не нумеруют, а прямо по цветам и зовут, правда с легкой вычурностью — Лазурная Линия, Васильковая, Карминная… И цвета эти чем дальше от центра, тем темнее, насыщеннее — видимо, чтобы не заблудиться. Хотя как тут заблудиться можно — не представляю.

Про старые города спрашивал — не знает никто. Ни мест, ни названий. Во всяких информационных источниках тоже все смутно как-то. А может, я просто правильно запросить не смог. Так что в любом случае, хочешь — не хочешь, а привыкать к местной архитектуре все равно придется.

Жить меня в середине Янтарной Линии определили. Точнее сказать вряд ли получится — обозначений никаких нет, труб, выступов и прочих подобных примет не имеется, окон-дверей тоже. Когда к секции своей приближаешься, она эдакой ласково-уютно-теплой эмоцией себя обозначает, чем ближе, тем сильнее — не ошибешься. А внутрь тут заходят и на всяких аппаратах залетают прямо в стену, которая в стороны раздается. Иногда, кстати, раздается весьма причудливым образом — прикидываясь то разбитым зеркалом со звонко разлетающимися снежинками, то облаком или куском ваты, а то и пряником каким-то непонятным. Давеча некий агрегат летучий так прямо с натуральными водяными брызгами в здание влетел, а девушка одна вообще в распустившийся цветок вошла. В общем, максимум возможностей для самовыражения уже с порога.

Правда, от хозяев или же от гостей манера открывания дверей зависит — пока не разобрался, сам как через кисель к себе вхожу. В ангар свой. Иначе трудно назвать ту секцию, которую мне любезно предоставили — метров пятьсот в длину, почти столько же в ширину и до конька метров двести с гаком. Я, конечно, сразу по поселении владения свои обошел — вдоль, поперек и по периметру, — попробовал всякие диванчики моделировать… Но потом плюнул на это дело и дал задание компу сделать мне привычную квартиру. Поиграл с планировкой, мебелью обставил — да и поместил ее на уровне этажа второго-третьего. Как гнездо какое у стены подвесил. А остальное пространство до поры до времени заброшенным оставил. Только стены в бежевый цвет покрасил, чтоб совсем уж жутким ангаром каким-то заброшенным не выглядело.

Вот так и живу теперь.

* * *

Собравшись прогуляться и выйдя из своего нового жилья, по старинке спустился пешком по широкой лестнице, которую специально каждый раз выстраивал лохматый эскалатор, вышел на улицу, прищурился и неторопливо огляделся. Взору открылась полоса шириной в километр между двумя вытянутыми вдаль янтарными холмами, словно дно исполинского оврага с пологими стенками, пересеченная ярко-желтыми пешеходными дорожками, усаженная газонной травкой, тут и там разбросанными купами кустарников, а кое-где и живописными рощицами. По краям Линии — там, где еле заметно начинали вздыматься стены, — шли белые, неглубокие желоба движущихся дорог. В воздухе порхали бабочки, чуть выше — какие-то, по виду тропические, птицы. А еще выше с легким свистом проявлялись и исчезали, стремительно останавливаясь или срываясь с места, кричащих цветов летающие машины. По дорожкам беззаботно носились дети, а на простой и по виду деревянной скамеечке мирно сидела и щурилась на солнце пожилая дама в белом полотняном пончо. День выдался солнечный, и на фоне ярко-голубого неба янтарные здания и сочная зелень смотрелись, как картинка из сказки.

Привыкнуть к новой, подаренной судьбой жизни Петру пока было трудно. Все ощущалось как в ярком сне, который вот-вот закончится. И тем более окончательно поверить в реальность этого — когда еще три недели назад реальностью были лишь надоевшая пещера, камни и провонявший скафандр. Верить, что будущее именно так выглядит — да, но поверить — пока нет… Оставалось просто жить, надеясь, что свербящий червячок в душе со временем исчезнет…

Полюбовавшись на пока еще чуждую идиллию, Петр улыбнулся, глубоко вдохнул и направился к лохматой дороге, ведущей в сторону окраины города. Встав на нее и задав скорость, позволил волоскам неторопливо перемещать себя, а затем продолжил рассматривать окрестности и изредка попадавшихся людей — одетых в свободные, яркие, порой излишне пестрые облачения. Несуетливых и спокойно-уверенных. Лица всех встречных были расслабленно-умиротворенными — в отличие от вечно озабоченных физиономий оставшихся в прошлом современников-пешеходов.

Чуть впереди на дорожку ступила пара в одинаковых розово-красных, похожих на клоунские, балахонах и высоких сандалиях на греческий манер — белобрысый, курносый юноша с кудрями до плеч и миниатюрная девушка азиатской внешности. Усевшись на ворсинки, они обнялись и, задав скорость раза в два быстрее, стали постепенно удаляться вперед. Юноша прильнул к уху девушки и принялся что-то шептать. До Петра донесся ее смех.

Ближе к ретро-кварталу дорога чуть свернула вправо и незаметно втянулась в обычную улицу. Улица постепенно сужалась, отдельные дома с привычно вертикальными стенами все теснее жались друг к другу. Людей становилось все больше, начали попадаться животные — собаки, кошки и почему-то жизнерадостные, пятнистые свинки.

Прямо перед носом Петра в воздухе проявилось изображение листа салата, на котором лежали крупные креветки в светлом соусе. Запахло пряными приправами и чесноком, над блюдом замигала стрелка, указывающая на близлежащий ресторанчик.

— Сгинь! — тихо рявкнул Петр на рекламу, и она моментально исчезла вместе с запахом. Шедшая навстречу коротко стриженая, высокая девушка, вместо нормальной одежды эротично завернутая в оранжевые и красные ленты, удивленно повернула голову в его сторону. Смутившись, Петр поспешно шагнул с движущихся ворсинок на желтый тротуар и завернул в первый же попавшийся переулок. Людей здесь было поменьше, и они четко делились на две категории — с любопытством и блеском в глазах заходящих в двери множества непонятных заведений, возле которых висели в воздухе гирлянды радужных шаров, напоминающих большие мыльные пузыри — и довольных и умиротворенных, выходящих из этих дверей. Заинтересовавшись, Петр шагнул в ближайшую дверь вслед за немолодой, судя по всему, семейной парой — и оказался в просторном, ярко освещенном холле с очень высоким потолком, похожем на ледяной грот. Зашевелившийся пол отделил его от супружеской четы и увлек ко входу в светлую нишу, тоже обрамленную шарами. Затащив на середину ниши, успокоился и замер. Чуть потемнело, от стен прошла волна радости и соучастия, потом зазвучал приятный женский голос:

— Здравствуйте, очень Петр! Что привело вас к нам?

— Хм… а почему очень?

— Ваш статус позволяет мне обращаться к вам именно так. Позвольте все же уточнить цель вашего визита?

— А куда я попал? И что вы можете мне предложить?

— В студию модулирования. К моему величайшему сожалению, человеку с вашим статусом мы не можем предложить ничего достойного, так как начинаем с зета и колосс. Не сомневаюсь, что вы зашли к нам случайно, будучи погруженным в глубокие раздумья и ошибившись дверью. Вас проводить?

Стены испустили еще одну волну соучастия.

После столь вежливой и витиеватой отповеди Петр не нашелся что сказать и просто кивнул. Пол увлек его вглубь ниши и через открывшийся проход плавно вынес обратно в холл. Тот же голос еле слышно произнес:» — Всего вам доброго, очень Петр!».

Петр еще раз кивнул и растерянно вышел на улицу, так и не поняв — слишком низкий или чрезмерно высокий статус не позволил ему воспользоваться услугами этого заведения. Снедаемый любопытством и решив немедленно все разузнать — у Дана или просто вызвав информаторий, — согнул руку в локте и замер на секунду, пока не проявились на рукаве рубашки контуры кнопок блока связи — пока так было привычнее.

Но не успел. Земля под ногами чуть дрогнула, раздался тихий, басовитый гул — и сразу тротуар вокруг Петра вздыбился кольцом и резко поднялся стеной, моментально запечатав его в яйцевидный кокон.

По внутренним стенкам кокона побежало плоское изображение призывно изгибающихся индийских танцовщиц в прозрачных одеждах. Потом картинка стала объемной, и Петр ощутил себя стоящим посреди огромной залы во дворце какого-то магараджи.

Повеяло спокойствием и негой, подувший легкий ветерок донес запах магнолии и пьянящий аромат разгоряченных женских тел. Зазвучала тихая музыка, стали слышны даже плавные шажки танцующих девушек, недвусмысленно манящих к себе жестами и кокетливыми взглядами. Одна из них вдруг остановилась, подошла к Петру вплотную и, обдав его волной благовоний, произнесла тихим и многообещающим голосом:» — Ты уже пережил, легко и достойно, и я приглашаю тебя!».

Но тут изображение вновь стало плоским и спустя мгновенье исчезло совсем. Через появившуюся где-то над головой дыру засверкало солнце, затем стенки кокона быстро потекли, будто оплавились, и вновь слились с желтым тротуаром.

Петр застыл в недоумении и уже начал злиться на непонятную и навязчивую рекламу. Но, оглядевшись по сторонам, перестал закипать и озадачился — несколько человек стояли как статуи с застывшим взглядом, в двух шагах от него слегка взволнованный юноша вылезал из расколотого прозрачного шара, а двое других парней поднимались с земли, стряхивая с рукавов быстро тающую пену.

Где-то вдалеке завизжала и тут же умолкла женщина. Как ни в чем не бывало, у ног поднявшегося на ноги парня пробежала шустрая свинка.

Будто очнувшись от наваждения, все задвигались быстрее, замершие люди зашевелились, стали раздаваться негромкие реплики.

— Второй раз за последнее время…

— Да уж! Может, статус повысят — уже трижды переживал. Как думаешь?

— Вырожденцы — они и есть вырожденцы…

Пролетело несколько секунд — и люди устремились дальше, каждый в свою сторону. Только чуть стесняясь и отводя глаза друг от друга. Но и это вскоре прошло — плечи расправились, походки приобрели привычную уверенность.

Догадавшись, что стал невольным свидетелем какого-то местного аналога общественных беспорядков, Петр опять согнул руку, чтобы вызвать Дана, но тот сам проявился в воздухе своей неунывающей физиономией и жизнерадостно проорал:

— Пережил?

— Да, только не понял — что. Мне какой-то дворец разврата продемонстрировали, а одна из девиц даже в гости позвала. Только куда — сказать не успела. Я поначалу все за дурацкую рекламу принял.

— Запомни — реклама сама не появляется. От тебя просто любопытством за километр веет, вот подсказки и выскакивают… Так девицы, говоришь? — Дан хитро посмотрел на Петра. — Ну, это как раз неудивительно — по статусу и защита… А куда позвали — выяснить просто. Кстати, приглашают не часто. Пойдешь?

— А кто хоть это был-то?! И вообще, что произошло?

— Не волнуйся. Вырожденцы — они и есть вырожденцы…

— Я эту фразу уже второй раз за сегодня слышу!

— Вот и славно. Ничего, я тебе потом все подробно объясню.

— Почему потом? Опять что-то неприличное спросил?

— Неприличней почти не бывает. — произнес Дан и хмыкнул, отведя глаза. — Ничего, нормально… — и вновь повеселел. — А девушки эти, что тебя пригласили — настоящие, не виртуальные. Из учреждения, которое на понятном тебе языке можно назвать… ну, например, «Служба психологической поддержки с целью отвлечения внимания от… от… неприятностей». Согласно статусу, тебя не только защитили, но и сберегли нервную систему от возможного стресса наиболее эффективным для твоей личности способом… Ну не красней, не красней — я тебе даже завидую. Так что на твоем месте про приглашение не забыл бы! С такой девушкой познакомиться — просто подарок судьбы!

— А они что?.. Ну, в смысле… легкости поведения?

— Ну, ты даешь, космонавт ископаемый! Забудь про свою древнюю мораль — у нас все совсем по-другому. Но — Дан поднял вверх указующий перст, — совершенно не в смысле разврата. И девушки, уж поверь, очень высоконравственные, даже в твоем понимании! В этом-то и изюминка вся… Ну ладно, я через минуту подлечу — жди.

Ровно через минуту над головой бесшумно повисла фиолетовая машина, отдаленно напоминающая сдвоенную стрекозу без крыльев. Выступ на ее брюхе потянулся вниз ртутной каплей на тонкой нити, опустился к земле, раскрылся и мягко выгрузил уютно сидевшего там Дана. Встав на ноги и осмотревшись по сторонам, он взял Петра под локоть и быстро увлек его в сторону главной улицы, небрежным взмахом руки отослав куда-то мгновенно упорхнувшую машину.

— Пойдем-пойдем! Сейчас быстренько перекусим, а потом в столицу полетим — с твоим будущим потихоньку определяться начнем.

Свернув в тот самый ресторанчик, рекламу которого спугнул Петр, сели за столик у красной стены, украшенной золотистыми и слегка дрожащими иероглифами. Подошел официант, поклонился и церемонно вручил папки с меню, напечатанном на чем-то, очень напоминающем рисовую бумагу.

— Дан, а бумага настоящая?

— Нет конечно! Хотя похожа, правда? А настоящую делать очень уж трудоемко, если придерживаться старинных технологий. Но для всяких чудаков еще делают. Даже книги выпускают типографским способом.

— А почему ты меня привел именно сюда? Чтоб попривычней себя чувствовал и не растерялся ненароком?

Дан немного смутился.

— Откровенно говоря — да. Еще и событие это — вот я и подумал, что тебе может быть спокойнее в обстановке, привычной по прошлому отрезку жизни.

— Эк ты витиевато ответил-то… Да ладно, не маши руками! Это я так, не в обиду… А вообще — я нервных клеток не потратил, ровным счетом никаких. Просто не понял, что это было и чего пугаться. Уж не говоря о том, что мне что-то новое увидеть и попробовать гораздо интереснее, чем в прошлое погружаться. А с тобой тем более — а то по незнанию в заведение какое-то сунулся, а меня из него тут же вежливо выперли.

— Какое заведение?! — Дан слегка нахмурился. — Постой-постой, это на той улице, где я тебя подобрал? С радужными шарами у входа?

— Да.

— А какие были шары?

— В смысле?

— Ну сколько их было, какого размера и цвета?

— Сколько не считал, цвета радужного, как мыльные пузыри, а размера вот такого. — Петр показал растопыренными пальцами окружность с волейбольный мяч.

— Хм… — Дан на секунду задумался. — А как выперли?

— Нечто выперло. Сказало что-то вежливое типа «вы ошиблись дверью» и просто полом вывезло наружу.

— Ну ты, брат, даешь! — Дан расхохотался. — Ну надо же так!

— Да что надо же?! — чуть раздраженно спросил Петр. — Что не так?

— Да все так, все так! — продолжая улыбаться, ответил Дан. — И не волнуйся, у тебя статус слишком высокий оказался, а настроение не очень, вот они и не смогли… А вообще анекдот конечно, кому рассказать… Ой, только не спрашивай сейчас — не то, чтобы неприличная, но достаточно деликатная тема, потом обязательно расскажу. Да обязательно, обязательно, не хмурься! Все-все расскажу, что сейчас откладываю! Так куда ты хотел бы зайти поесть?

— Ловко ты тему перевел. — Усмехнулся, уже успокаиваясь, Петр. — Ну, куда-нибудь еще. Посовременнее, пусть и необычнее. Главное, чтоб не покалечили и сытым уйти.

— Про покалечили — это ты так пошутил, да? А-а, я читал про салуны со спиртным и разными наркотиками, где дрались и стреляли друг в друга. В твоем мире, у вас это было, ты туда тоже ходил?

— Было. Не так чтобы много, порой поискать такое надо было, но имелось. И да, бывал.

Дан посмотрел на Петра со смесью беспримерного уважения и вопроса в глазах.

— Слушай, мне вот абсолютно непонятно… И как классно, что могу спросить у настоящего, живого человека, ходившего туда!.. Вот скажи мне, пожалуйста, я совершенно не понимаю — как можно совмещать еду и опасность для жизни? Да еще участвовать в создании этой опасности? Наркотики и еду — это я еще как-то, с трудом, но могу понять, а вот как совмещать пищу с опасностью, да еще самим собою и создаваемой?

Петр, в свою очередь, тоже слегка удивился и задумался.

— Знаешь, ну это, наверное, сродни поеданию ухи у костра ночью, когда в окрестностях бродят волки или медведи. Только в роли волков и медведей люди, в легком подпитии и слегка обозленные на жизнь. Или жаждущие самоутверждения.

— М-м, вот оно как…. Ничего себе…. Да-а-а… Это надо хорошенько обдумать… Ну просто очень хорошенько… Не поверишь — ты мне сейчас тему подкинул и материала дал на работу, сродни магистерской диссертации в ваше время.

— Ну и славно. — Петр откинулся на стуле и выпрямил спину. — Мы есть-то идем?

— Да! — Дан словно очнулся и на секунду задумался. — Ну, уж коль тебе современного и необычного захотелось — изволь, знаю одно местечко неподалеку. Там, конечно, не опасно, но вполне экзотичным и непривычным тебе покажется наверняка!

* * *

Выйдя на улицу, Дан свернул налево.

— Тут рядом совсем. Слушай, я все любопытство свое унять не могу — а что чувствуешь, когда ешь, а у тебя над ухом стреляют?

— Не знаю. — Петр посмотрел на удивленно вскинувшего брови Дана и добавил. — Я в такие переделки не попадал, хотя в местах, где такое возможно, бывал. Но только драки видел.

— Ясно. Жаль. Только Лео не рассказывай — вопросами замучает и воспроизвести попросит.

— Хорошо, не буду. — Петр чуть заметно усмехнулся.

— Ну, вот и пришли!

Дан остановился напротив слегка вогнутой двери, напоминающей то ли рыбий пузырь, то ли вконец исцарапанный блистер, за которым было довольно светло и смутно угадывались движущиеся тени. Дверь начала отъезжать в сторону, почему-то нарочито медленно. Петр оглянулся по сторонам и поймал взгляд черноусого прохожего в желтых кожаных шортах с лямками на голое тело и в тирольской шляпе, который понимающе подмигнул обеими глазами, улыбнулся и показал сразу два больших пальца — мол, в правильное место идете, одобряю всецело. Петр улыбнулся в ответ, кивнул. И чуть пошатнулся от неожиданности, когда тротуар повез его внутрь вслед за Даном.

Небольшой холл, сделанный в стиле грота с высоким потолком, оказался безлюдным — только шевелились какие-то кусты в углу, напоминавшие водоросли.

— Нам сюда! — Дан легонько потянул за рукав Петра. — Заходи в эту дверь, раздевайся и в душ. А потом надень то, что лежит на полке в пакете. Свою одежду оставь на этой же полке — ее потом заберешь, обновленной. Или другую выберешь, если захочешь.

— Ничего себе! — Петр удивленно поднял бровь. — А просто руки помыть недостаточно? Тут настолько стерильно? И что значит — другую выберешь?

— И стерильно тоже, но суть в другом — увидишь. А одежду — ну мало ли, вдруг другое что захочешь надеть, закажешь, как раз доставят…

— Ясно. Разберемся. Со включением-выключением душа там хитростей никаких нет?

— Нет, не волнуйся — по голосовой или мысленной команде. Слова любые — главное, чтоб суть того, что хочешь, отражали.

— Хорошо, успокоил. Встречаемся где?

— Там, за другой дверью.

Петр кивнул и шагнул внутрь предупредительно открывшегося большого, светлого и пустого помещения, тоже с высоким потолком. Дверь сзади тут же закрылась, а в стене синхронно открылась ниша с мягкой скамеечкой и двумя углублениями, в одном из которых лежало нечто, похожее на кусок желтого мыла, а посередине помещения из потолка потекла легкая струйка воды. Войдя в нишу и быстро скинув одежду, Петр повертел желтую котлетку в руках, положил на место и, вздохнув, отправился под душ, до которого было метров двадцать.

Дойдя и шагнув под струйку, мысленно скомандовал «сильнее!». Душ не прореагировал, пришлось повторить команду вслух. Сработало — и Петр, фыркая и отплевываясь, минут пять экспериментировал со всевозможными командами — «теплее», «шире», «снизу и сбоку», «мыло», и даже «ультрафиолет». Техника все безропотно выполняла, выдвигая мягкие обручи с дырочками и подавая воду с разных сторон, укутывая пеной и меняя освещение. Наконец, на слово «полотенце», выдала наигравшемуся Петру неизвестно откуда взявшуюся здоровенную махровую простыню и обдула вихрем горячего воздуха сверху.

На ходу вытирая волосы, Петр вернулся в нишу, бросил простыню на скамеечку и снова взял в руки желтую котлетку.

— Ну, и как эту штуку в одежду превращать?

— Просто приложите к плечу и слегка надавите, очень Петр! — тут же отозвалась душевая волнующим женским контральто.

— А что это ты вдруг такой эротичный голос выбрала?

— Согласно последним введенным параметрам, этот тембр и эмоции наиболее приятны вам и благоприятны для вас, очень Петр!

— Это когда и кем же они введены? — с подозрением спросил Петр.

— Двадцать одну минуту назад, сотрудницей центра выравнивания метаболизма и социального соответствия.

— Какого-какого центра?! Это кто это и с какой стати мой метаболизм выравнивать взялся?

— Не волнуйтесь, очень Петр! — голос спустился на пол-октавы ниже и висков коснулась волна доброго и мягкого соучастия. — Это руководитель группы, которая помогала вам пережить событие. Такие изменения параметров входят в ее обязанности.

— А, так это та красотка, что пригласила меня в гости? А как ее можно найти?

— Да, это она. Найти ее можно в любое время — надо только объяснить, кого вы ищете.

— Ну так найди!

— Хорошо, очень Петр!

В ту же секунду в воздухе повисло изображение той самой девушки, расслабленно сидящей в полукруглом мягком кресле и по-прежнему одетой в тунику. Она подняла глаза от кота, развалившегося у нее на коленях, с веселым любопытством окинула взглядом замершего как столб Петра и улыбнулась.

— Звук убрать! — прошипел Петр.

— Убран!

— Изображение мое — по пояс! Сверху, только торс!

— Выполнено!

— Ты чего вдруг инициативу проявлять взялась, железяка?! Я ж тебя найти человека просил, а не сеанс видеосвязи устраивать!

— Найти и соединить — обычно синонимы, очень Петр!

— Ладно, потом с тобой разберусь… Звук включи!

— Включаю!

Девушка с чуть показным, но веселым терпением продолжала рассматривать Петра.

— Я правильно поняла, что удалось уладить недоразумение с техникой?

— Да. — Смущенно отозвался Петр.

— Замечательно! — Девушка улыбнулась во всю ширь очаровательной улыбкой и отпустила кота, бесшумно канувшего куда-то вниз. — Ты продолжаешь меня удивлять!

Петр густо покраснел, на секунду отведя взгляд.

— Прошу прощения, совершенно не хотел смущать или расстраивать! Я не какой-то…

— Ну что ты! — перебила она, мягко подняв руку, показав ладонь и грациозно опустив ее на колено. — Смутить меня сложно, поверь. Люди, застигнутые врасплох, выказывают очень разнообразные эмоциональные реакции, — и снова, на этот раз сдержанно и чуть грустно, улыбнулась. — А вот удивить у тебя получилось.

— Чем же? — Все еще смущенно буркнул Петр.

— Настороженностью без страха, даже любопытством в отношении незнакомой опасности в первом случае — и при этом отсутствием сильного стеснения или наоборот, острого желания показать себя во всей красе во втором, — девушка чуть помолчала. — Мне приходится иметь дело с мужчинами высоких статусов, то есть далеко не самыми глупыми или трусливыми, но человека с таким спокойным достоинством вижу впервые.

Она опять чуть помолчала и вдруг снова мимолетно улыбнулась.

— В главном, основном значении этого слова. Впрочем, и во втором смысле тоже все замечательно, насколько я успела заметить! И в обоих смыслах спокойное достоинство не вводит в заблуждение — я хорошо понимаю, как может быть на самом деле! — чем окончательно вогнала в краску Петра, непривычного к таким откровенным комплиментам, высказанным с самым серьезным видом.

Повисла неловкая пауза, девушка будто чего-то ждала. Петр уже открыл рот, чтобы снять неловкость остротой, но у девушки замигал красным подлокотник кресла. Она отвела взгляд в сторону, прислушалась к чему-то и с извиняющимся видом отключила связь.

— Поговорили… — пробормотал Петр и поднял голову. — Железяка, ты тут?

— Да, очень Петр!

— В следующий раз соединяй, только когда я прошу соединить, ясно?

— Я уже внесла коррективы.

— Хорошо. И коллегам своим передай!

— Передам. — после секундной паузы отозвался женский голос — с чуть заметной иронией и так, что под конец послышался легкий смешок.

— Ты чего хихикаешь?

— Как можно, очень Петр, я сама серьезность! — на этот раз легкая ирония звучала вполне явно.

— Ох, смотри, дошутишься… Ладно, недосуг мне с тобой тут — показывай, где выход.

От ног до дальней стены протянулась бледная световая полоска. Петр шагнул было, потом вспомнил, что неодет. Глянул на шершавый комок в руке, с размаху прилепил его к ключице — и буквально за секунду оказался одетым в тонкое и плотное трико бледно-желтого цвета с легкомысленными розовыми полосками по краям, вокруг лодыжек и запястий. Осмотрел внимательно руки и ноги, обтянутые словно шерстяным бельем с легким золотистым отливом, чуть вздохнул глядя на розовые полосочки, и размеренно зашлепал босыми ногами к выходу, бормоча под нос:

— Пообщался, называется… Герой с достоинствами… Вылез во всей красе… и как зовут не спросил…

Но вдруг сбился с шага: по щеке будто провели ладонью и еле слышно, но отчетливо прозвучало — «Марика».

Пол метнулся навстречу и мягко подхватил под локоть, явно горя желанием удержать и не дать упасть, и тут же откуда-то сверху приглушенно зазвучало знакомое контральто:

— Не волнуйтесь, это была моя подсказка. В соответствии с вашим статусом.

Чуть раздраженно сбросив с локтя отросток пола, Петр пробурчал:

— И по щеке — тоже твоя инициатива?

— Не совсем — это я всего лишь передала эмоцию Марики на возможный вопрос об ее имени.

Петр удивленно нахмурился, пытаясь понять, где грань между реальной эмоцией девушки, вероятной возможностью ее возникновения и тем, что ощутил благодаря технике, — но только запутался. И, чтобы скрыть очередное смущение, ворчливо повысил голос:

— А хоть что-то я могу делать, чтобы за мной не следили, не подсказывали и под локоть не хватали!?

— Нет, очень Петр! — снова раздалось уже знакомое, еле заметное хмыканье.

* * *

— Ты где застрял? — Дан стоял за дверью, в следующем, похожем на первый, но только уже зеленом гроте, облаченный в такой же аналог термобелья с розовыми полосочками.

— С Марикой разговаривал, — решил не скрывать Петр.

— Какой Марикой? — не понял Дан.

— Той самой, что меня во время теракта развлекала, а потом пригласила в гости.

— Да ладно?! Правда, что ли? — заулыбался Дан и хлопнул ладонью себя по животу. — О-о, она видимо знает толк в том, когда именно стóит звонить!

— Ничего она не знает, — снова покраснел Петр. — Я сам позвонил. Случайно.

— Прямо из-под душа? — продолжал веселиться Дан. — Или предварительно слегка вытерся полотенцем? Эдак небрежно?

— Да хватит тебе зубоскалить-то! Попросил систему найти девушку — а она взяла, да и соединила сразу!

— А девушка? Что девушка? Ответила на звонок? — не унимался Дан.

— Ответила, — и, предваряя дальнейшие расспросы, Петр тут же уточнил:

— В нормальном виде, обычном, не надейся. В кресле сидела. Одетая в то же, в чем и первый раз была.

Дан вдруг посерьезнел.

— Правда?

— Ну да. А что?

— Да то, — Дан уже второй раз за сегодняшний день глянул с нескрываемым уважением на Петра. — Если бы она тебя сочла обычным, то не отозвалась бы. Или наоборот, вышла бы в нижнем белье. Или без него — по ситуации.

А вот ты ее чем-то сильно зацепил, космонавт ископаемый! Вот она и сидела в кресле, да еще и в той же одежде.

— Да? — настала очередь удивляться Петру — То-есть голышом — это от равнодушия, а в одежде и сидя в кресле — от полноты чувств?!

Дан снова заулыбался и легонько хлопнул Петра по плечу.

— Именно так, сердцеед ты марсианский, именно так! Девушка ясно дала понять, что она вне работы общается с тобой, в перерыве. Да еще и сидя в кресле. Ну то есть очень-очень лично, не формально. При этом — заметь, — совершенно не важно, в каком виде был ты. Это я твой возможный вопрос предвосхищаю. Не волнуйся — она-то как раз моментально разобралась в ситуации.

Петр вспомнил, в каком виде был он, коротко вздохнул, махнул рукой и посмотрел в дальний конец грота.

— Ладно, еще одно обстоятельное объяснение откладываем на потом. — Кивнул он головой в сторону противоположной стены — Нам туда? Есть-то наконец будем сегодня?

— Да будем, будем… — Дан первым направился к предупредительно открывшейся широкой двери. — Голодным точно не останешься.

За дверью все оказалось погруженным в густой туман, подсвеченный изнутри неяркими, разноцветными сполохами. Но, как только перешагнули порог, туман начал постепенно рассеиваться, и взору предстал край бассейна как минимум олимпийских размеров, противоположный конец которого еще терялся во мгле. Поймав удивленный взгляд Петра, Дан успокоительно махнул рукой, шагнул к краю и почти без всплеска ухнул с головой в прозрачную воду. Сделал пару мощных гребков, уселся по-турецки на дне почти посередине, и оттуда плавно махнул рукой в приглашающем жесте — мол, «не тушуйся, ныряй сюда!».

Петр осторожно подошел к краю, наклонился, потрогал воду. Вода оказалась температуры тела и какой-то мягкой, словно в нее добавили глицерина. Осторожно спустив одну ногу, затем другую, приготовился нырнуть, но стенка бассейна предупредительно вырастила ступеньки. И, мысленно поблагодарив на этот раз успешно угадавшую технику, со словами «эх, видимо привыкаю…», спустился на дно. Затаив дыхание, попробовал усесться напротив Дана, но и тут бассейн предупредительно вырастил что-то вроде низкого кресла или скамеечки с подлокотниками.

Дан молча протянул полупрозрачную трубочку и показал рукой, как ее раздвоенный, словно жало змеи, конец надо засунуть в нос, чтобы дышать, что Петр сразу же и сделал.

— Это чтобы с непривычки дискомфорта не испытывать, — неожиданно отчетливо произнес Дан, даже не выпустив пузырей. — А вообще это не вода, этой жидкостью можно спокойно дышать. Только громко и разборчиво говорить сложно, потому приходится использовать ларингофоны на горле. Тебе, кстати, тоже уже прилепился. Но что поделать, искусство еды требует жертв!

Петр вынул один из концов трубочки из ноздри и попробовал осторожно вдохнуть жидкость. Почти ничего не почувствовав, вдохнул поглубже, выпустил пузыри, вдохнул еще раз — и голова слегка закружилась.

— Но-но, ты поосторожнее, тут кислорода достаточно! — поняв в чем дело, предупредил Дан. — Дыши слегка, вдыхая-выдыхая по чуть-чуть, будто во сне — и все получится.

Петр так и сделал — и с удивлением понял, что пузырей уже нет, воздух в легких закончился, и он дышит странной жидкостью. Сознание тут же возбудилось, попыталось призвать к немедленному спасению жизни через выныривание, сердце заколотилось с удвоенной силой, но побороть панику удалось на удивление быстро.

— Нн… иии..чего… — попытался произнести он, чтобы успокоить Дана, но говорить оказалось на удивление сложно, жидкость выталкивалась из легких труднее воздуха, а голосовые связки тут же нестерпимо зачесались и отказались работать.

— И говорить громко не пытайся! — вновь вмешался Дан. — Связки быстро посадишь. Шепчи себе под нос тихонько, а ларингофон все как надо передаст.

Петр невольно поднес руку к горлу и нашел ларингофон, на ощупь неприятно напомнивший слизняка. Отдернул руку, поморщился чуть брезгливо, и попробовал говорить тихим шепотом:

— Так? Да, вроде получается. Хм, в интересное местечко ты меня привел. Ну и как есть-то тут? Сырой рыбой, как тюлени питаться будем?

— Нет! — засмеялся и аж закашлялся Дан. — Не как тюлени. Хотя в чем-то да… Так, для начала давай-ка закусочку легкую, чтобы тебе пообвыкнуться и рецепторы вкусовые настроить, а уж потом возьмем меню.

— Ну давай.

Дан кивнул и пошевелил рукой, слегка обернувшись, словно подал сигнал кому-то у себя за спиной. И тотчас жидкость в бассейне пришла в легкое движение, словно некое подводное течение решило себя обозначить. Впрочем, видимого дискомфорта это не принесло, так как оно оказалось несильным и постоянным.

Но лишь только Петр приспособился к течению, чуть заметно склонившись в его сторону, Дан еще раз пошевелил рукой — и в метре от его головы часть жидкости вдруг окрасилась разноцветными полосами, словно проявившимися из ничего — которые, чуть извиваясь, плавно устремились справа налево.

Дан присмотрелся к ним, а затем чуть наклонился и прикоснулся губами к зеленой, втянув часть ее, словно макаронину. С видимым удовольствием то ли пожевав, то ли просто погоняв во рту, потянулся к бежевой и жестом пригласил Петра присоединиться.

Петр ответил вопросительным взглядом — мол как, подачу этой еды включить-то?

— Рукой прикажи за спиной — мол давайте, пора уже!

Петр молча кивнул, протянул руку за спину и пошевелил пальцами, словно подзывая поиграть котенка — и тут же мимо лица потянулись разноцветные полосы. Выбрав наугад светло-голубую, осторожно прикоснулся к ней губами — полоса оказалась солоновато-мятной. У зеленой был вяжущий, сладкий вкус, желтая отдаленно напоминала ванильное мороженое и была столь же холодна, а розовая вообще ни что не походила — что-то вроде бы сладко-острое, но совершенно не обжигающее, и при этом по консистенции гораздо более плотное и упругое, чем все остальное.

— Ну как? — Спросил Дан.

— Забавно! А как эти полоски называют?

— Ручьи.

— Хм, неожиданно. Но в принципе понятно.

— Ну и отлично. А коли так, давай пройдемся по меню.

Между ними тут же замерцал прозрачный экран с волнистыми надписями, а съедобные полосы чуть истончились.

Петр попробовал вчитаться, но ровным счетом ничего не понял — ни одного знакомого названия, и даже привычное деление на закуски, горячие блюда и десерт отсутствовало.

— Слушай, я тут ничего не понимаю, так что давай на твой вкус.

— Как скажешь! — Отозвался Дан, не отрываясь от чтения.

— Слушай, а ведь этот текст ко мне повернут — ты его что, задом наперед читаешь?

— Вот еще! Не смотри, что меню прозрачным кажется — оно к каждому из нас правильной стороной повернуто. Как это объяснить — по правде говоря, затрудняюсь. А вот у Лео, кстати, поспрашивай — он как раз ко всяким таким экранам и иллюзаторам какое-то отношение имел, даже к их производству вроде бы.

— Он же историк?.. Хм, ладно… Хорошо, спрошу при случае. Выбрал?

— Выбираю, выбираю…

— Тебе тоже сложно?

— Видишь ли… — Дан почесал подбородок, — тут все чуть мудренее, чем в обычном меню с обычной едой.

— Чем же?

— Более сложными регулировками и сочетаниями. То-есть обычно у тебя выбор ограничивается выбором блюда и гарнира к нему, максимум еще парой соусов. И регулировать что-то можно весьма ограниченно — соленость, степень прожарки, еще перчик там, побольше-поменьше… Ну и все. А тут можно управлять насыщенностью каждого отдельного вкуса, плюс дополнительными… как бы сказать… параметрами — гибкость, упругость, шершавость ручейка. И сочетаниями — вкусов в одном ручье, в узлах и реках…

— В чем? — перебил Петр.

— В реках… Река — это когда несколько ручьев сливаются. А узел — просто соединяются, ненадолго. Вот так сходятся, потом расходятся. — Дан показал руками.

— А, понятно. И?

— Что «и»?

— Дальше рассказывай, про сочетания.

— Ну, а еще разную скорость у отдельных потоков в реке можно установить. Сделать так, чтоб интенсивность — в смысле насыщенность вкуса — менялась, или шершавости в нужном месте добавить. Разность потенциалов между отдельным ручьями установить — чтоб покалывало, эдак кисленько… Что еще…. — Дан призадумался. — А, еще можно вкрапления вносить. М-м, как цукатики такие в желе, или орешки в мясе. Тоже с изменяемыми параметрами.

— Ничего себе! Как ты в этом разбираешься-то?! Тут, наверное, жизнь положить надо, чтоб нормально жрать научиться. Или, как минимум, образование специальное получить!

— Не утрируй, — усмехнулся Дан. — Просто звучит непривычно, а так научаешься всем этим премудростям быстро. Да и типовые сочетания есть, в отдельном разделе перечислены — и под настроение, и под температуру… Да, температуру среды еще менять можно, но это на любителя, а так 36,6 по умолчанию… Но это все ерунда, освоишь без проблем, если интересно будет. А вот с кожным вкусом — это да, действительно премудрость!

— Чем-чем?!

— Кожным, кожным вкусом. Ты что думаешь, случайно в душ ходил, а потом костюмчик специальный одевал?

— Почему случайно… В одну воду же вместе лезть, тут гигиена не помешает.

— Какая гигиена, предок ископаемый? Если ты полагаешь, что в душ ради дезинфекции лазил, то ошибаешься. Это как раз легко сделать, и совсем незаметно. А вот кожу для восприятия вкусов настроить — тут да, без специальной подготовки не обойтись. И костюм тоже, не просто чтоб обрядиться. Или купальник какой. Без него разными частями тела разные вкусы одновременно не почувствуешь, а уж их смену тем более!

— Ничего себе! Представляю описание блюда каким-нибудь ресторанным критиком:» — И последний, сливочно-чесночный аккорд в левой пятке изумительно сочетался со вкусом жареных фиников подмышками».

— А финики разве жарят?

— Нет, это я так, не обращай внимания… Кажется, начинаю понимать ежиков…

— В смысле?

— Что не зря они яблоки у себя на иголках таскают, ох не зря… Знаешь, давай начнем с чего попроще, а кожей есть, как росянки какие, потом попробуем, ладно?

— Да кожей не есть, просто вкус ощущать… Ладно, как скажешь. Готов?

— Да!

— Приятного аппетита!

Полосы, они же ручьи, пришли в движение, кое-где переплетаясь и свиваясь в узлы.

Дан с видимым удовольствием прикасался губами то к одной, то к другой, втягивал в себя словно макаронины, а иногда нетерпеливым движением пальца ускорял приближение узла — чтобы, зажмурившись, заглотить его целиком и прожевать. Понаблюдав за ним с минуту, Петр присоединился к пиршеству. Вкусы оказались ни на что не похожи, но удивительным образом сочетались друг с другом. И даже повышенная вязкость одного из узлов оказалась вполне уместной.

Утолив первый голод и острое любопытство, Петр чуть откинулся назад и умиротворенно произнес:

— Ты про вырожденцев рассказать обещал.

— Про вырожденцев… да… — Дан продолжал по чуть-чуть «отщипывать» губами и смаковать вкусы из разных «ручьев». — Ну, слушай. Социально-деструктивные элементы существовали всегда и во всех обществах. В твое время это выражалось, например, в терроризме, который использовался как вполне варварский инструмент в борьбе за власть и передел мирового влияния. То-есть, в конечном итоге, за возможность лучше жить определенным группам людей. Только мерилом власти раньше являлось количество практически безличных денег… О, вот это особенно вкусно, рекомендую… Да… А сейчас денег нет, вместо них есть очень даже личный статус защищенности у каждого человека. Поэтому и тактика людей, желающих не принятыми в социуме честными методами побороться за улучшение жизни, тоже изменилась…

Неожиданно Дан замер, будто прислушиваясь. Потом поднял серьезный взгляд на Петра.

— Знаешь, пожалуй, трапезу придется прервать. И, наверное, вместо столицы нам сейчас важнее будет отправиться на Марс. Причем побыстрее. А дорасскажу по дороге, хорошо?

— Это почему?

— Кажется, на Марсе нашли тебя.

* * *

Из-под купола небо, казалось, чуть более светлым, чем с поверхности. Дул сильный ветер, и пыль огибала купол, порой перехлестывая через него. Дышалось легко, но при взгляде на пыльные смерчи снаружи в горле невольно першило.

Подойдя к северному тамбуру, Петр невольно обернулся и задержал взгляд на аккуратных, почти одинаковых домиках с желтыми крышами, тонущих в зелени садов. На фоне которых, за прозрачной стеной, зловещими языками поднималась песчаная буря. Контраст и пугал, и завораживал — домики казались беззащитными перед мощной, слепой стихией.

Войдя в тамбур, прилепил на плечо таблетку и подождал, пока развернется и укутает с головой прозрачная пленка легкого скафандра. Затем отодвинул рукой прозрачную шторку и подошел к диафрагме, закрывающей выход наружу. Пройдя через открывшийся овальный выход, ступил на поверхность планеты, чуть качнувшись от порыва ветра.

Лео, Тим и Дан стояли в трех шагах, у небольшой открытой машины, прихваченные гибкими отростками, растущими из ее бока. Петр подошел к машине и все молча влезли в нее, рассевшись попарно. Появился четвертый отросток и обвился вокруг Петра, прижав его к сиденью. Петр оказался рядом с Лео и, повернувшись к нему, спросил:

— Далеко?

— Не очень. Минут десять лету.

Машина приподнялась, чуть опустила нос и, тихонько засвистев, устремилась к высокому холму вдалеке. Вслед за ней потянулась плотная стайка поднявшихся от подножия купола небольших зеленых шаров автоматов сопровождения.

Буря пока не вошла в силу, до начала настоящего разгула стихии было еще далеко, но крепчающий ветер уже начал поднимать вместе с пылью и песок. Холм порой скрывался за грязно-коричневой мглой, сквозь которую двигалась машина.

Петр молчал, погруженный в невеселые мысли. Молчали и остальные.

Через десять с небольшим минут машина остановилась в неглубоком распадке, в который задувало не так сильно. Большая прозрачная палатка укрывала белый обтекаемый корпус какого-то прибора, слегка закопавшегося в дно оврага. Войдя в палатку, чуть задержались у входа, только Тим сразу направился к прибору и погрузил в него правую руку. Спустя секунду, в воздухе повисла картинка из множества хаотично расположенных точек. Подойдя ближе к изображению, Дан молча ткнул пальцем в его середину. Присмотревшись, Петр увидел небольшую фигурку, лежащую на спине, а рядом с ней два одинаковых прямоугольника.

— Похоже, действительно я. — Невесело произнес Петр. — Вот номер на скафандре, а вот аварийные блоки. Пустые, но расстаться с ними я почему-то не смог. Только почему на Марсе?

— И физические параметры тела в скафандре один-в-один твои… Но давайте все же дождемся, пока техника извлечет все на поверхность. А так — что гадать? — произнес Тим, продолжая сосредоточенно копаться рукой внутри прибора.

— Ты, главное, не расстраивайся! — Дан попробовал разрядить повисшее молчание. — Если и извлечем, то только какую-то мумию. А мы знаем тебя, каким бы манером ты на свет не появился! И для нас ты человек, а не эти останки!

— Спасибо, утешил, — Петр усмехнулся углом рта. — В предыдущий раз утешение я услышал от ребят из Центра управления полетом — когда мне сообщили, что помощи ждать не придется, но они до конца будут со мной на связи.

— Ну, ты и сравнил! — возмутился Лео. — А ну-ка, хватит меланхолии предаваться! Тоже мне, рыцарь космический, печального образа!

— Ага, печального… Вы меня извлеките сначала, потом похороните — а я на ваши образы посмотрю при этом… Кстати, а на какой глубине я тут лежу?

Дан остро глянул — с ехидным пониманием двусмысленности вопроса — потом отвел взгляд и прищурился, глядя на картинку.

— Двести двадцать семь метров. Эк тебя, бедного, прикопало-то…

Петр аж задохнулся от возмущения и собрался ответить, но его неожиданно перебил Тим:

— Подождите!

Все повернулись к Тиму.

— Вон туда, туда смотрите! — Тим указал на стену палатки. — Смотрите, смотрите! Ничего не видите?

— Где?

— Точнее покажи!

— Ничего не видно! — загомонили все, перебивая друг друга.

— Извините, кажется, померещилось… — растерянно произнес Тим.

— Стоп-стоп-стоп! Что тебе померещилось? — напрягся Петр.

— Облако какое-то…

— Интересно! Мне, прежде чем к вам перебрался, тоже мерещилось… Стеночка такая… на Станции, в коридоре к бассейну…

— Ты хочешь сказать, что Об-бъект или что тут есть, с ним связанное, оп-пять действовать начинает?! — от волнения Тим даже начал чуть заикаться. — Прошу вас, никуда, никуда не уходите! И смотрите туда! Вон туда! Я сейчас б-быстренько к куполу сгоняю, приборы притащу!

— А самому-то зачем? Просто машину сгонять нельзя? — резонно спросил Дан.

— Так быстрее! Пока об-бъяснишь, что нужно… Я мигом! — Тим неуклюже развернулся к выходу и двумя широкими шагами, напоминая взволнованный циркуль, подлетел к поднявшемуся клапану и выскочил из палатки. Через несколько секунд раздался свист, и по палатке скользнула тень машины, рванувшейся в сторону базы.

— Ах бедный, разволновался-то как! Ускакал, даже ноги не вытер… — вроде как серьезно нахмурившись, покачал головой Дан. — Вот денек сегодня — просто праздник нервных срывов! Петр, Тим… Лео, теперь твоя очередь!

— Спасибо, доктор, уступаю…

— Нет уж! А кто вас, болезных, пользовать будет?! Нельзя мне! — Дан притворно вздохнул.

— Давайте-ка лучше выйдем наружу — так виднее будет, если опять что-то мерещиться начнет. — Предложил Лео и тоже направился к выходу.

Выйдя из палатки последним, Петр наконец-то огляделся. Неглубокий овраг между скал, дно засыпано песком. С одной стороны маячил холм, послуживший ориентиром, с другой — уходящие вдаль склоны, теряющиеся в пыльной дымке.

— Нас тут не сдует? — чуть озабоченно спросил Дан.

— Не волнуйся, буря наберет обороты только через пару часов… — рассеянно ответил Петр, продолжая рассматривать окрестности. — Странно, местность та же, где и должны были высадиться. Но я не вижу здесь ни одного грибочка, пойти по которые я и собирался по прилету. Внешне забавные такие, на задницы похожие. Еще американскими марсоходами найдены. Куда они делись?

— Знаешь, боюсь, что на поверхности тебе их больше не увидеть, только в закрытых заповедниках, — чуть подумав, произнес Дан. — Первые экспедиции, кроме приборов и чисто научного любопытства, понатащили с собой земных одноклеточных и вирусов. Которые благополучно мутировали и, пока люди не опомнились, успели погубить почти всю марсианскую флору и фауну. После чего и принято было решение о колонизации Марса и его, так сказать, «оземеливании» — стали подогревать несколько ледников и напустили туда цианобактерий для насыщения атмосферы кислородом. А в пески посеяли культуры других простейших, способных преобразовать кислую среду в нечто более похожее на земные почвы… В общем, лет примерно через пятьдесят, Красную планету будет не узнать!

— Постой-постой — ты хочешь сказать, что и я в этом поучаствовал?

Дан посмотрел Петру в глаза.

— Почти да. На скафандрах твоих коллег из второй экспедиции были земные вирусы. С наружной стороны, в щелях крепежа перчаток и шлема.

* * *

Лео и Дан напряженно замерли, продолжая всматриваться в сторону, указанную Тимом. Отойдя от них на пару шагов и присев у края оврага, Петр привалился спиной к скале и задумался.

Если отвернуться и не видеть палатки с двумя неподвижными фигурами рядом, то будто просто очнулся от сна. И лишь едва заметный прозрачный скафандр да стайка зеленых шаров-автоматов мешали до конца поверить в то, что это был не сон. Склон напротив, испещренный трещинками и неглубокими впадинами, живо напоминал тот, у которого он так недавно готовился высадиться.

Навалилась апатия. Вдруг перестало быть интересным все — возможное появление миража, который предварил и его путешествие за сотни парсеков и лет, и скорое появление Тима, и даже извлечение из песков его (или не его?) тела. Видимо, чудесное воскрешение и последующие за ним три недели подаренной Объектом жизни все-таки не прошли даром, несмотря на дружелюбность мира, в котором довелось оказаться.

Песчаная буря постепенно усиливалась, песчинки перелетали через ногу и собирались маленьким барханчиком возле нее. Вспомнилось пещерное наваждение и вдруг подумалось, что сейчас вернется Тим, откопают его тело — а он с ним соединится и все кончится…

Лео и Дан зашевелились и, переведя взгляд на них, а потом и в ту сторону, в которую указывал Дан, Петр увидел вдали, над склоном, еле заметное облако. Облако висело неподвижно, порывы усиливающегося ветра для него будто не существовали. Прозрачные серые клубы медленно поднимались в зенит, отдаленно напоминая грозовую тучу. Мелькнули росчерки рванувшихся к этой туче многочисленных аппаратов. Пара из них, похоже, даже свалилась с низких орбит. А зеленые шары, казалось, аж задрожали в готовности защитить людей от неведомой напасти.

Сердце у Петра заколотилось, апатия моментально исчезла — если Объект опять начинает себя проявлять, то не до самокопаний тут! Эх, скорее бы прилетел Тим!

Вдали и впрямь послышался нарастающий свист, а затем и появилась быстро растущая точка летящей на всех парах машины.

Облако, как назло, будто почувствовав, замигало и исчезло.

Подлетевшая на большой скорости машина, заложив лихой вираж, легла на дно оврага недалеко от палатки. По-прежнему сильно взволнованный Тим выскочил, приветственно махнул рукой — и тут же отвернулся, перегнулся через борт и принялся торопливо выгружать небольшие блестящие ящики, которые тут же устремлялись своим ходом к палатке. Некоторых из них Тим нетерпеливо подгонял пинками.

Лео с Даном продолжали смотреть в сторону исчезнувшего облака. Петр поднялся и сделал пару шагов к ним.

— Может, пойдем, поможем Тиму? — тихо спросил он.

— Ага… да, сейчас… — торопливо ответил Дан, не отрывая взгляда от кромки оврага. Лео промолчал, напряженно глядя туда же.

— Эй! — Петр помахал растопыренной ладонью перед носом Дана. — Доктор, ау! Хватит! Пойдем-пойдем, надо действительно помочь Тиму побыстрее с приборами разобраться! Буря скоро в силу войдет. А облачко никуда не денется, опять появится.

— Ты полагаешь? — Дан наконец повернулся к Петру и взгляд его приобрел осмысленное выражение.

— Думаю — да. Я же сначала тоже в коридорчике нарисовался в обличье призрака. А облачко чем хуже?

— Не знаю… Но что оно больше тебя — это точно.

Дан, а за ним и Петр с Лео повернулись к Тиму, но вдруг Дан сделал резкий поворот назад всем корпусом и вскинул руку.

— Вон, вон оно! Опять! Тим, тебе долго с аппаратурой разбираться?

— Да нет, сейчас-сейчас, пару минут… — кряхтя, отозвался Тим.

— Помочь?

— Спасибо, не надо, только мешаться будете… помощнички… — Ворча, Тим уже вырастил из ящиков манипуляторы, и, мысленно командуя, расставлял на песке свои приборы.

Неожиданно почва чуть дрогнула, и Петр с запоздавшим прозрением закричал:

— Постойте, это не облако! Не облако, а мы можем…

Тим поднял голову, в его расширившихся глазах проскочила искорка понимания, и…

Тим исчез. Исчезли овраг, приборы, палатка — а навалившаяся тяжесть прижала к земле, не давая вздохнуть…