Зелье для Ее Величества. Заговор

Дмитрий Попов, 2023

Продолжая расследование отравления Екатерины II и разыскивая зелье, Розинцев и его друг Опричников сталкиваются с людьми, обладающими невероятной силой, молниеносной реакцией и абсолютно равнодушными к человеческим жизням. Один из них сообщил, что они являются результатом экспериментов атлантов и приходят в мир людей, чтобы поразвлечься. В этот раз они устраивают соревнование вампиров. Победитель – тот, кто умертвит даму наивысшего положения.Но Розинцев допускает, что это просто организация сумасшедших людей.При этом он обнаруживает у себя некоторые особенности, выходящие за возможности обычных людей, а по Санкт-Петербургу ползут слухи, что он – оборотень.

«Ведомости», 10 октября 1770 года

«Градоначальник Санкт-Петербурга г-н Николай Григорьевич Штерн уведомляет жителей о том, что из дома для душевнобольных в среду бежало двое больных, мнящих себя вампирами. Г-н Штерн призывает горожан к бдительности, а девиц к осторожности, так как сбежавшие имеют склонности нападать на лиц женского полу».

Недавно назначенный адъютант графа Панина Николай Стебневский отложил «Ведомости» и потянулся в кресле, стоящем в приемной шефа Тайной экспедиции. «Чего только не бывает на свете», — ленно подумалось ему по прочтении заметки.

Он был полностью доволен жизнью. Его непосредственный начальник мелкими и нудными заботами своего адъютанта не утруждал, вёл вполне себе размеренный образ жизни, спя до обеда и временами гуляя до утра. Такой ритм его тоже вполне устраивал. Плюсом было недурственное денежное содержание, да и близость к такому человеку давала много определённых преференций и перспектив.

Сегодня они были до позднего вечера в Екатерининском дворце — граф был удостоен аудиенции Её Величества, после чего направились в Тайную экспедицию. Николай был несколько удивлён, что у её шефа было организовано присутствие в городе, он раньше считал, что тёмных дел люди гнездятся только в Петропавловской крепости. А тут вот они, считай, под боком.

Невольно в голову полезли мысли об этой службе. Стебневскому бы претило тут служить — вечно совать нос в чужие дела, плести интриги да вырывать из людей показания под пытками. Фу. Бесчестье одно. Хотя слухи о последних событиях, связанных с этой конторой, были весьма интересны.

Поговаривали, что некая помещица Прискорн, решила создать эликсир вечной молодости, отчего позвала к себе чёрного мага, который проводил языческие обряды на берегу проклятого озера, вызывая различные силы, но отозвалась только тёмная. И стали там появляться оборотни, а из озера полезла всякая нечисть.

Так вот, для искоренения скверны в поместье отправились совместно люди Шешковского и Панина, которые устроили там настоящее побоище и схватили этого колдуна. Но во время схватки один из оборотней укусил некоего Розинцева — помощника шефа Тайной экспедиции, и он превратился в оборотня. Днём ходит как человек, а на ночь его запирают в подвале и приковывают цепями.

Как говорится, хочешь — верь, не хочешь — не верь. Николай, как образованный человек, в эту чушь не верил. Однако полагал, что-то необычное всё же было — бунты в усадьбах не редкость, заговорщики тоже временами попадаются, но таких пересудов это не вызывает.

Напротив него, сидя спиной к окну, за столом клевал носом секретарь Шешковского, порученец Шешковского поручик Проклов подрёмывал в кресле слева. Стебневский встал, подошёл к окну, слегка разминаясь. Уже светало.

В этот момент где-то во дворе здания послышалась ружейная пальба и раздался утробный жуткий рёв, заполнивший всё вокруг. Он ощущался даже телом. Внутри Стебневского всё похолодело, в ногах появилась предательская слабость.

Он выхватил шпагу и повернулся к двери, которая вела из коридора в приёмную. Проклов тоже вскочил и навёл на дверь пистолет. Вскоре открылась дверь из кабинета начальства, откуда быстро вышли вооружённые пистолетами Панин и Шешковский, последний на ходу бросил:

— Следуйте за нами, господа.

Вышли в коридор, спустились по лестнице, вышли во двор. На земле лежало или сидело несколько солдат с брошенными рядом ружьями.

— Николай Фёдорович, — быстро сказал ему Панин, — в карете есть пистолет, возьмите его, голубчик, на всякий случай.

Пока Николай бегал к карете, Шешковский уже построил своих людей и кричал на вытянувшегося в струнку капрала:

— Мне тебя дурень, что, за язык тянуть?!

— Ну так это, — продолжил сбивчиво тот, — выпалили, значит, по дверям, что в подвал ведут, а оттудова как вой раздастся, что мы ажно попадали все. Думал, помру, ваше высокоблагородие, — все потроха затряслись. Лежу, стало быть, а крик-то кончился. Я краешком глаза глянул, а оттуда, с лестницы, стало быть, их благородие господин Розинцев поднимается. Вышел, постоял вот тутова вот и обратно, стало быть, в пытошную спустился. А более я ничего не видал.

Шешковский немного постоял в раздумьях. Посмотрел солдат, махнул рукой, повернулся к Панину:

— Сами пойдем, от этих толку не будет.

Пошли к зияющему темнотой проёму с распахнутыми настежь дверями. Из темноты сначала еле слышно, но потом всё более отчетливо стала доноситься молитва. Через несколько секунд в проёме появился полностью седой дед.

— А ну стой! — приказал ему Шешковский.

Тот направил на него безумный взгляд и, обходя боком, стал широко их крестить, приговаривая:

— Спаси и сохрани, спаси и сохрани.

Шешковский прищурился:

— Это ж Кондрат, палач наш!

Солдаты шумно выдохнули и закрестились.

Потом появились двое скрюченных солдат, которые поднимались, помогая себе одной рукой, второй держась за животы.

— А ну, ребяты, подхватили-ка их, — приказал Шешковский.

Солдат быстро перенесли подальше от входа, плеснули в лица водой.

— Что, соколики, приключилось, сказывайте быстрее, — чуть не отеческим тоном спросил Шешковский присев на корточки.

— Ну мы этова, как пальбу-то услышали, так и кинулись внутрь-то. Я, стало быть, Трёшников и Семён. Семён-то первым бежал, он его с собой вниз и утащил, а нас стукнул так, что думал помру!

— Кто утащил, кто стукнул?!

— Не могу знать! Белый весь, рожа жуткая, глазищи горят, — и закрестился.

— Куда делся?

— Так это, сунулся он было наружу, а там по нему палить начали, он обратно и спустился. Там в пытошной и сидит.

— Это был Розинцев?

Солдат нахмурил брови, вспоминая:

— Оттуда-то рвался наверх вроде как и не он, а вот обратно спускался точно он, вот вам крест!

Шешковский поднялся, озадаченно потирая подбородок. Тут к нему подошёл Проклов:

— Ваше высокоблагородие, тут капрал Еремеев что-то хочет сообщить, — кивнул он на стоящего рядом усача.

— Говори.

— Я как думаю, ваше высокоблагородие, — откашлялся тот, — оборотень почему наружу-то не выпрыгнул? Потому что светало уже. Он, видать, сунулся было, да не вышло, обратно, стало быть, в господина Розинцева и обратился то.

— Тьфу ты, пропасть! — выругался Шешковский. — Какие к чёрту оборотни?! На дворе восемнадцатый век!

Повернулся к порученцам и Панину:

— Господа, вы идёте со мной или как?

Может быть, чуть ранее Николай бы ещё и задумался, но слова Еремеева вселили в него уверенность. А ведь и правда, солнце-то уже вон, взошло, окрасив полоску облаков в светло-розовый цвет. Какая тут может быть нечисть?

Лестница была достаточно широкая и позволяла спускаться двоим одновременно. Первыми шли ординарцы, за ними спускались их начальники.

Висящие на стенах фонари достаточно сносно освещали пространство, воздух был сырым и спёртым от застарелой крови.

Внизу, где заканчивалась лестница, была небольшая площадка и дверь в допросную. Прерогативу первому увидеть происходящее внутри он отдал Проклову, который встал напротив двери с поднятыми пистолетами. В конце концов, этот Розинцев — их человек. Поэтому он осторожно подошёл к двери и, взявшись за ручку, резко потянул её на себя.

Стебневский увидел, как глаза Проклова наполнились ужасом, щёлкнули курки и грохнуло два выстрела. Затем, бросив пистолеты, с криком «Господи, помилуй!» он побежал вверх по лестнице.

***

Карета с обер-секретарём Правительствующего сената Шешковским и его доверенным лицом Розинцевым въехала на территорию Петропавловской крепости.

Из дверей административной части выбежал начальник тюрьмы, лично открыл дверцу кареты и помог выйти из неё Шешковскому. Срывающимся голосом доложил:

— Ваше высокоблагородие! Узник, которого доставили вчера, не далее как десять минут назад обнаружен мёртвым!

— Как?! — после секундного замешательства рявкнул Шешковский. — Не уследили?! — и яростно впился глазами в бледного и трясущегося тюремщика.

— Ваше… Ваше высокоблагородие… С утра живой был, завтрак ему принесли, как и велено, хороший, со своей кухни, он отказался, попросил бумагу и карандаш, всё было исполнено. Ко времени вашего прибытия пошёл лично его проведать — а он лежит. Тюремный врач говорит, что похоже на внезапную смерть.

Чуть не оттолкнув тюремного начальника, шеф быстрым шагом пошёл по гулким коридорам, да так, что Ивану пришлось семенить за ним. У открытых дверей стоял караул из двух солдат. Вошли. На нарах лежал лекарь. Лицо белое, как скатерть, губы синие. Рядом с ним стоял тюремный врач — невысокий, сухонький, в годах.

— Какую причину смерти определили и почему так думаете? — без всяких вступлений, с нажимом выпалил Шешковский.

Врач сцепил руки в замок на животе, пожевал губами и жестом пригласил подойти поближе к покойному:

— Следов насилия на теле не обнаружил, сердечного приступа тоже не было. Такое редко, но случается — сердце просто останавливается, и всё.

— А почему сердце остановилось? Яд?! — Шешковский явно начинал раскручивать новый заговор.

— Смею утверждать, что нет, — достаточно уверенно ответил врач.

— Почему?

— При отравлении быстродействующими ядами изо рта идёт пена и остаётся запах, люди, хоть и немного, но бьются в конвульсиях. А он лежал ровно на нарах. Уснул и умер.

Шешковский несколько секунд сверлил доктора глазами, бросил взгляд на покойного и начал ходить взад-вперёд по камере.

Иван, улучшив момент, проскочил к столу, на котором лежал исписанный листок бумаги, на который ввиду произошедшего никто не обратил внимания.

Господину Шешковскому.

«Со мной история не закончилась ещё. В Санкт-Петербурге вскоре начнут происходить нападения на жён и дочерей весьма особ высоких. Это, можно сказать, будут душевнобольные люди, которые думают, что они вампиры. Их всего 5.

Они на кон огромную сумму поставили, победит тот, кто убьёт дочь служащего максимально высокого положения в соответствии с Табелью о рангах и при этом не будет схвачен в течение недели. Приметами их не располагаю.

Чтобы риск уменьшить событий, связанных с эликсиром, опубликуйте в «Ведомостях» объявление следующее: «Сударыне K от госпожи V. Дорогая моя подруга, перестаньте воспринимать этот мир иллюзорным — Вы его не придумали, он реальный. Я отправил к Вам своего человека, выслушайте его и расскажите всё известной нам с вами госпоже».

Бочонок с эликсиром я спрятал у знахарки, которую привезли люди Опричникова. Беда будет, если Емельян Пугачёв — правая рука Прискорн — его отыщет. Я думаю, он подозревает о его существовании.

Знахарку не пытайтесь арестовать, она не человек и убьёт всех до одного. Не думаю, чтобы это было Вам на руку».

Пока никто не обращал на него внимания, Иван сложил листок пополам, положил на стол, придавил чернильницей и стал делать вид, что внимательно изучает обстановку камеры. Отойдя подальше от стола, обратился к шефу:

— Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!

Тот перестал метаться, зло посмотрел в сторону Ивана.

Иван, показав глазами на стол, почтительно произнёс:

— Письмо.

Шешковский кинулся к столу, отшвырнул в сторону чернильницу, схватил листок, жадно его прочитал. Опустил руку с письмом, немного постоял, глядя куда-то вверх. Потом скомкал, поднёс к свече, подержал немного в руке, наблюдая, как разгорается пламя, и бросил на стол. Когда огонь погас — растёр пепел кружкой, стоявшей на столе, и полил это место водой.

Затем медленно обвёл всех присутствующих в камере тяжёлым взглядом:

— Вздорное письмо. Этот дерзец посмел хулить честь Её Величества! И если хоть один из вас хоть бы даже и в бреду вспомнит о сём, — три пары глаз проследили в направлении указанным его рукой на стол, — я сделаю всё, чтобы этот человек жил долго и мучительно.

Не дожидаясь ответа, так же быстро вылетел из камеры и пошёл к выходу. Иван снова еле поспевал за ним.

В карете шеф дал поручение:

— Сейчас в присутствии напишете объявление в «Ведомости» примерно следующего содержания: «Сударыне К от госпожи V. Дорогая моя подруга, у меня для тебя есть милый сюрприз, его тебе передаст мой человек» — ну или что-нибудь в этом роде и продумайте, как обозначить место встречи, чтобы туда полстолицы не притащилось.

Иван кивнул, понимая, куда клонит шеф, но сболтнул лишнего:

— По поводу поимки Пугачёва распоряжения будут?

Зрачки Шешковского сузились.

— Успел-таки прочитать сучий сын, — протянул он, медленно доставая из-за отворота камзола небольшой пистолет, и навёл его на Розинцева. Тот закрылся руками, как только мог и закрыл глаза. Он не знал, с каким взглядом один человек смотрит на другого, собираясь его убить, но нутром почувствовал, что именно с таким. Выстрела, однако, не последовало, но он почувствовал, как дуло пистолета уткнулось ему в темечко и тихий голос произнёс:

— Ты почитай себя уже покойником — хоть у тебя и светлая голова, да ничего, до тебя справлялись и после справимся. И коли будешь болтать или не споймаешь мне эту госпожу К, то можешь ставить себе свечку за упокой — никто даже не спросит, куда делся господин Розинцев. Уяснил?! — толкнуло его дулом.

— Уяснил, ваше высокоблагородие. Только что же будет, коли целый бочонок зелья пара тысяч человек выпьет? Надо бы сыск по всей стране учинить, — сказал и похолодел, сейчас-то уж точно пристрелит.

Шеф отложил пистолет, наклонился к нему, схватил руками за воротник и сдавил под горлом:

— Тебе что, щенок, объяснять, как у нас государство устроено?! Так я тебе объясню! Малейший сумасбродный слух может посеять смуту, сиюминутный каприз императрицы может стоить войны, тень подозрения способна уничтожить любого князя, ты знаешь об этом?! — орал Шешковский, тряся как грушу Розинцева, которому уже нечем было дышать. — И ты в этой системе никто и звать тебя никак, чтобы указывать мне, что надлежит делать!

Ещё раз основательно тряхнув Ивана, разжал руки.

— Виноват, ваше высокоблагородие, — только и смог просипеть-пролепетать он.

— То-то же, — рыкнул шеф, — и забудь о существовании этого зелья. Понял?!

— Так точно, ваше высокоблагородие, — отчеканил Иван. Он решил искать зелье самостоятельно, поскольку не мог объяснить шефу весь ужас последствий его использования.

Остальную часть дороги ехали молча. Шешковский с непроницаемым лицом смотрел в окно.

Приехали, начальник караула, как всегда, открыл дверь кареты, они вышли, но, подходя к дверям их конторы, шеф как бы мимоходом бросил, кивнув в сторону Ивана:

— Этого под замок.

— Есть!

Потом повернулся к Ивану, стоящему с выпученными глазами:

— Исполняйте, сударь, то, что я вам велел. Чтобы после обеда всё было сделано.

Затем ещё раз к начальнику охраны:

— В еде и просьбах не отказывать, вина не давать.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

И уже вскоре коллежский секретарь, свежеиспечённый кавалер Святого Георгия 4-й степени был помещён с известной предупредительностью в камеру.

«Вот уж воистину не зарекайся от сумы да от тюрьмы», — подумалось Ивану.

Надо было что-то придумывать с письмом. Нужно во что бы то ни стало выйти на эту госпожу К — и про зелье можно узнать, и, может, про вампиров этих. Ведь это какой скандал и паника может выйти!

Но самое главное, Иван чётко ощутил, что его шеф сейчас не шутит. Он действительно может отдать приказ убить его, шутка ли — прозевать столько дряни, которая способна человека в зверя превратить, да притом если она ко всегда неспокойным казакам в Запорожье попадёт — это же бунт! И знают об этом только два человека, он и шеф. Даже если удастся поймать эту К, и то надежды мало, ну а если нет, то Шешковскому такой опасный свидетель не нужен. Хотя надеждой являлись вампиры. Если Емельяна этого шеф ещё мог изловить, то на сумасбродов его одного не хватит, в любом случае кого-то надо будет посвящать. Иван немного повеселел.

И оставался ещё один неопределённый момент — Вяземский должен был проснуться или ожить. Может, тогда что-то прояснится. Но вариантов мало — записка как будто предсмертная.

***

К двум часам пополудни дверь открылась и его препроводили в кабинет начальства. Шешковский сидел за столом несколько бледен и смотрел на Ивана, как палач на осуждённого.

«Экзаменатор на право жить», — подумалось Ивану.

Молча положил на стол исписанный листок. Шеф пробежал глазами первые строчки, нахмурился, бросил на Ивана взгляд исподлобья, вернулся к чтению. Текст гласил:

«Сударыне К от госпожи V. Дорогая моя подруга, неожиданный поворот и выгодный дело приобретает. Вас встретит доверенное моё лицо в известное Вам время в ста шагах на север от известного Вам места в проулке».

— И что всё это значит? — хмуро спросил Шешковский.

— Я подумал, что раз усопший просил это напечатать в газете, значит раньше они так уже делали. По моей просьбе мне были предоставлены подшивки «Ведомостей», и в одной из них я нашёл вот это объявление, — и он протянул газету с обведённым объявлением:

«Сударыне К от госпожи V. Моё доверенное лицо ждать будет на рынке Андреевском в известное время Вам».

— В ста шагах от рынка строится собор Святого Андрея Первозванного, а рядом с ним храм Трех Святителей Вселенских, — пояснил Иван.

— А откуда мы узнаем время?

— Его мы не узнаем, поэтому придётся установить круглосуточное наблюдение. Ну и пару человек назначить на роль доверенных лиц, пусть топчутся там день и ночь, сменяя друг друга.

— Ну что же, стоит попробовать, — пригласил жестом сесть.

Продолжая смотреть на Ивана неприязненным взглядом, спросил:

— А что ты обо всём этом думаешь?

Иван вздохнул, собираясь с мыслями:

— Полагаю, ваше высокоблагородие, что это группа сошедших с ума дворян-иностранцев.

— Почему дворян-иностранцев?

— Да у них там как послушаешь — среди дворян развраты сплошные и живодёрство. Со скуки и от денег бесятся. Да от безнаказанности. Взять того же маркиза де Сада.

Шешковский хмыкнул:

— Интересная мысль.

— Я также полагаю, что наш лекарь и эта К — иностранцы славянского происхождения.

— Отчего так?

— Стиль письма. Так говорят и пишут иностранцы, не вполне овладевшие русской речью, как, впрочем, и русские, плохо говорящие на иностранном, — эти люди хоть и знают иностранные слова, но пытаются построить их в предложения, свойственные их родной речи. Ну и когда разговаривал с лекарем этим — он слова странно выговаривал, но без латинского акцента.

— Хм… А ведь и правда, — шеф потёр подбородок. — И есть ещё кто-то третий, известный Вяземскому и К. Значит, получается, что банда иностранных сумасбродов составила заговор против власти…

— Какой же это заговор?

— Коли начнут дочерей генералов грызть, кому от этого урон выйдет?! — сверля Ивана колючим взглядом, процедил Шешковский.

— Её Величеству, — просипел Иван.

— Вот! — поднял указательный палец шеф. — А спрос опять же с нас!

— Но сумасшедшие не могут так рационально мыслить и быть столь организованными! Нормальному человеку не понять их логики.

— Вот, значит, ты её и будешь понимать. Но сначала надо поймать эту К и найти зелье. Понял?

— Точно так, ваше высокоблагородие — про то, что шеф совсем недавно приказал ему забыть про зелье, Иван благоразумно промолчал.

— Ну а мы уж тут догляд за знатными девицами устроим да хозяев гостиных дворов упредим, чтобы доносили об иностранцах.

— Я вот думаю, надо из дома для душевнобольных парочку людей тайно увести.

— Это ещё зачем? — нахмурился Шешковский.

— Их искать начнут. Розыскную экспедицию привлекут может. По городу слушок пройдёт, а мы его раздуем, мол, психи эти на людей кидаются, вампирами себя мнят. Оно и дамы вести себя осторожнее будут, и если что-то случится, вроде как и ожидаемо выйдет, если укусят кого. Все знают, что психов ещё не поймали.

— Дело говоришь. Займусь этим. Молодец! — похвалил его шеф.

«Вроде пошли дела в гору», — с облегчением подумал Иван.

— Ну так вот… — начал было шеф, но задумался на полуслове, затем продолжил. — Обо всём этом знаем только я и ты. Запомни, поможешь раскрыть заговор, — он сделал нажим на этом слове, — поднимешься выше, провалишь дело или сболтнёшь лишнего — и не будет на свете Ивана Розинцева.

— Понял, ваше высокоблагородие! Только у нас два заговора. С зельем и вампирский.

— Поймаем злыдней этих — там и подумаем.

— Понял.

— Ну а коли понял, то сначала иди в газету, под видом частного лица, да оденься попроще, чтобы тебя за слугу мещанки какой приняли, а потом таким же образом иди к рынку Андреевскому, да всё обсмотри там как следует. Откуда госпожа К может пожаловать, где удобнее людишек расставить. Понял, что ли?

— Так точно!

— Ну а коли понял, то ступай, — почти по-отечески напутствовал его шеф.

***

Розинцев постарался на славу. О чём поздно вечером накануне публикации газеты с их объявлением и докладывал Шешковскому:

— На ступенях храма Трех Святителей, ваше высокоблагородие, расположу под видом нищих четверых человек. Двое из них должны будут остановить лошадей, если К приедет каретой, двое перекроют путь бегства обратно к рынку.

Шешковский хмыкнул:

— С нищими это хорошо придумал, дальше?

— Ещё четверо будут устроены под видом мастеровых на строительстве. Их задача — помочь «доверенному лицу», если К откажется повиноваться. Но, думаю, вряд ли — наше доверенное лицо будет пистолетом грозить.

Сказал и покраснел, вспомнив недавний инцидент в карете.

— Пистолет не заряжать! Не хватало ещё одного заговорщика потерять! — хлопнул ладонью по столу шеф.

— Слушаюсь!

— Что ещё?

— На улице, слева и справа от храмов, попарно будут находиться ещё восемь человек.

— Это ты три стороны перекрыл, а четвёртая?

— Там строительный мусор, канавы, брёвна — шибко не побегаешь.

— Хорошо. Только вот ещё что, — немного поразмышляв, продолжил Шешковский. — Между церквями, где они должны встретиться, поставь какой-нибудь сундук, мол, с церковным имуществом, и пару солдат с заряженными ружьями для охраны. Мало ли, вдруг эта К не одна заявится.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

— Сам где будешь?

— Возле строящейся церкви штабеля кирпичей распорядился поставить, за ними и спрячусь, а наш подсадной возле них будет.

— Хорошо.

— Тут ещё вот какое дело, — Иван слегка нахмурился. — Я подумал, что вдруг эта К тоже отправит доверенное лицо? Коли так и будет, разрешите проследить за ним?

— Возьмёшь всех моих сыскных.

— Слушаюсь!

Шешковский в свойственной ему манере побарабанил пальцами по столешнице, вздохнул:

— Мда, гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Ну смотри у меня, Ивашка, ну смотри, коли упустишь, — и погрозил ему кулаком.

***

С самого утра все были на своих местах. Иван расположился за штабелями с удобством, создав себе из тюфяков с сеном нечто вроде кресла. «Доверенному лицу» по фамилии Сапожников ещё раз всё повторил, как надлежит себя вести — топтаться рядом, подозрительно не озираться, в плащ не кутаться. Тот, кто придёт на встречу, должен увидеть, что ничего противозаконного не делается и не замышляется.

Также растолковал ему, что если он, Розинцев, при появлении неизвестного никак себя не проявит, значит надлежит либо условиться о новой встрече, но уже без посредников, либо отказаться от разговора — мол, моя хозяйка просила передать сведения лично К. При этом никакой враждебности не проявлять, попыток к задержанию не предпринимать.

Иван поначалу хотел лично встретить «сударыню К», но, памятуя свое поведение во время схватки на берегу проклятого озера, отказался от этой затеи.

***

Капрал Николай Сапожников, ещё только начало светать, был уже на ногах и одет по всей форме. Одет нарядно, как благородные люди ходят. На душе было несколько тревожно, но азартно.

Тревожно, поскольку дело важное ему поручили, и не кто-нибудь, а приближённый к начальнику их службы, Тайной экспедиции, господин Розинцев. Про него промеж собой шептались, что он нашёл у проклятого озера логово нечисти, которая у людей кровь пила, и подчистую их вывел. Серьёзный человек. Сама государыня его наградила. А ему, Николаю, стало быть, отличие вышло, раз его такой человек заметил и выделил. Да поди и господину Шешковскому о нём доложил, не без гордости думалось Сапожникову.

Но тут ведь как? Ладно справит дело — наградят, а коли оконфузится, то пиши пропало. А он тут уж жениться надумал, нравилась ему Ефросиния, справная баба, и накормит, и приголубит. А как увидела его в таком одеянии вечером, так глаз не сводила. Но это ладно, это после.

Ему надлежало встретить государева преступника, да так, чтобы тот не заподозрил чего, и штука в том, чтобы не хватать его сразу, а на разговор вывесть, и если их благородие не подаст ему сигнала, то условиться о второй встрече. Ему также дали пистоль, но разряженный, чтобы, значит, с дуру али по неосторожности не уложил того, кто на встречу придёт.

Но было и азартно — неизвестность-то, она кого пугает, а ему она кровь бодрит и разгоняет. Он нутром чувствовал — всё хорошо получится. Надо будет — зубами вцепится, но не отпустит татя.

Как собрались на месте, господин Розинцев ещё раз растолковал ему, что да как. Засветало, все разошлись по своим местам, а он стал прохаживаться вдоль сложенных кирпичей. Скучно не было, неизвестность — она и есть неизвестность, опять же чувствовал, что он, капрал Сапожников, в центре внимания и не имеет права столько людей подвести. Сам цепко смотрел по сторонам — не появился ли кто в подмогу преступнику.

Ближе к полудню на мостовой между церквями остановилась карета. Из неё с помощью лакея вышла статная особа, богато одетая. «Благородных кровей», — подумалось Николаю. Его предупредили, что на встречу может прийти и женщина. По коже пробежал морозец, кто их, благородных, разберёт, что у них там на уме, да и не доводилось ему с такими разговоры разговаривать. Но деваться некуда. Стал смотреть ей прямо в глаза.

Дама тем временем быстрым шагом подошла к нему и раздражённо бросила:

— Что это всё значит и кто Вы такой?! Где Вяземский?!

Учтиво кивнул в ответ, как и учили. У самого по загривку побежали мурашки от охотничьего возбуждения — подаст их благородие команду али нет? Сказал:

— Господин Вяземский изволит недомогать, просил передать Вам, что ждёт вот по этому адресу, — и протянул ей письмо.

Та гневно посмотрела на протянутую бумагу, наотмашь ударила по ней:

— Что за бред?! Какое недомогание? Вы кто?!

Здесь из-за кирпичей поднялся господин Розинцев:

— Сударыня, мы из Тайной экспедиции, Вам надлежит проехать с нами.

Барышня удивлённо расширила глаза, в которых затем отразилась затравленность. Но не от испуга — так смотрит обложенный со всех сторон волк. Она сделала шаг назад, озираясь по сторонам.

«Сейчас побежит!» — сжался пружиной Николай. Соображал чётко и быстро — хватать её, так крик-шум поднимет. Лучше будет её припугнуть, и он выхватил из-за пояса ладно скрытый камзолом пистолет.

Конец ознакомительного фрагмента.