Корсары Тарновского

Дмитрий Павлов, 2022

Неприятно оказаться на мели. С пробитым днищем и дизелем, не пережившим прямое попадание. Ещё хуже сесть на риф в мире после ядерной войны. В сотнях миль от порта приписки, в бухте на краю Забытого Континента.Содержит нецензурную брань.

Каботажное плавание

На деньги из оставленного Кульбакой задатка Артём купил в селе двух лохматых коренастых коней монгольской породы. Серый мерин с кличкой Самсон был спокойным и крупным созданием. К смене хозяина, равно как и к перспективе идти под вьюками, он отнёсся философски. Зато поджарый гнедой жеребец Ванька обладал злобным нравом и мордой бывалого уголовника. Работать он решительно не хотел. Артём ударил с продавцом по рукам и стал отвязывать Ваньку от коновязи. Инстинкт никогда не подводил жеребца. Он понял — его хотят припахать. Ванька прижал уши, угрожающе зашипел и укусил радиста за плечо. Надо отметить, челюсти у коней спокойно дробят кости, так что радисту мало не показалось.

— Чтоб тебя!.. — от неожиданности Цепов выпустил повод, и жеребец, почуяв свободу, отбежал в дальний угол двора.

Парень поймал Ваньку, привязал к коновязи и стал учить линьком. Экзекуция немыслимо забавляла бывшего владельца коней. Присев на крыльце, он раскурил трубку и из облаков вонючего самосада советовал:

— По жопе его, по жопе! А теперь по морде, чтоб себя не забывал. Нехай знает своё место — под седлом!

Во двор заглянула Маша. Она ходила в магазин за продуктами и ей до всего было дело. Девушка увидела, как Артём истязает несчастную животинку, вырвала у парня линёк и обозвала живодёром. На крыльцо вышла дебелая жена продавца и двое пацанят, белоголовая девчонка выглядывала во двор из окна. Крестьянское семейство предвкушало шоу с жеребцом Ванькой в главной роли.

–Бедненький, — утешала его Маша, — обидели тебя.

Девушка достала из кулька сухарь и на раскрытой ладони протянула Ваньке. Жеребец равнодушно схрупал сухарь и подумал о том, что юная грудь будет хорошим приварком. И тяпнул Машу за сиську.

— Ах ты блядь такая! — рассвирепевшая фельдшерица схватила дрын и принялась колотить храпящего и бьющего воздух копытами жеребца.

Теперь уже Артёму пришлось отбирать палку у Маши, спасая коня от увечий. В вечерних сумерках покусанные и разругавшиеся вдрызг путешественники верхом возвращались в табор громобойцев. Артём держал руку на отлёте, чтобы поменьше беспокоить укушенное место, Маша прижимала к груди кулёк со льдом, которым девушку снабдила добрая продавщица в сельпо. Путешествие через тайгу уже не казалось фельдшеру замечательной идеей, но отступать было поздно. Под ногами коней путался приблудный рыжий псин, претендовавший на принадлежность к гордой породе сибирских лаек. Псин почему-то решил, что Маша с Артёмом вполне сгодятся ему в хозяева, и радостно откликался на любую кличку от «Тузик, ко мне!» до «ядрить твою мать!». Ванька смирно вёз Артёма и делал вид, будто покорился судьбе, а на самом деле обдумывал новые пакости. Но на всякий хитрый зад бывает винт с обратной резьбой, и круп гнедого жеребца не стал исключением. У барака Артём спутал коням передние ноги и пустил пастись под присмотром вахтенного. Как только злобный радист скрылся в бараке, Ванька решил, что настал его звёздный час. И укусил Самсона. Мерин с обманчивой грацией бегемота довернул корпус и так лягнул обидчика, что того отбросило на метр. С тех под между конями установился прочный мир.

Вместе с конями Артём купил у мужика сёдла, приспособленные для верховой езды и для вьюков, но сами вьюки у продавца оказались драными и совершенно не пригодными для перевозки чего-либо в дождливом климате Приморья. В форпике «Громобоя» среди брезентов и канатов нашёлся рулон прорезиненной ткани, и Артём с боцманом потратили день на пошив новых вьюков. Изделия получились неуклюжими, но достаточно вместительными, к тому же хорошо защищали поклажу от влаги.

Второй помощник Денисенко, отвечающий, кроме всего прочего, за корабельную оружейку, озаботился снабжением путешественников «огнебойной снастью». Оружие на «Громобое» никогда не возводили в культ, оно открыто хранилось в пирамидах кают-компании вместе со снаряжёнными магазинами, всегда готовое к бою. По разнообразию стволов капер мог поспорить с любым сухопутным музеем, поскольку изначально закупленная партия «калашей» и ПК от рейда к рейду пополнялась затрофеенными в Китае QBZ-95, взятыми на калифорнийском побережье М4, бесконечным разнообразием «глоков», «ругеров» и прочих РПГ. В оружейке хранились совершенно раритетные образцы вроде американской М14, на которую положила глаз Маша и использовала в качестве снайперской винтовки. Вид у оружия был ужасен: облезлое воронение, царапины и выбоины на ствольных коробках, ржавая сыпь от нередких купаний в морской воде. Но все стволы «Громобоя» объединяло одно непременное качество — они не давали осечек.

Денисенко выделил для экспедиции три крупнокалиберных пистолета. Под разными названиями их делали во многих мастерских Дальнего Востока, но все они почти без изменений копировали древний кольт 1911, тяжёлый и неудобный, но совершенно незаменимый для странствий по медвежьему краю. Кроме кольтов каждый путешественник выбрал то оружие, к которому привык. Руслан получил из оружейки автомат Калашникова, Маша взяла любимую М14 и к ней получила сотню редких в Приморье патронов калибра.308Win. Цепов забрал из баталёрки свой бюксфлинт — старое ружьё довоенной выделки с нижним гладким стволом и верхним нарезным, под винтовочные патроны.

— У него же всего два заряда! — удивлялись моряки, впервые увидев бюксфлинт в руках радиста.

— На медведя хватит одного, — резонно отвечал Артём.

— А если промахнёшься?

— Я не промахиваюсь.

В корабельной провизионке, счастливо избежавшей затопления, Маша с тётей Фросей отбирали продукты для похода. Под шумок девушка сунула под кульки с крупой несколько шоколадок, но была разоблачена бдительным коком.

— Нафига?! — возмутилась Ефросинья Николаевна.

— Это НЗ, — объяснила Маша. — Вдруг продукты кончатся? А у нас шоколад!

Какао-бобы привозили в Приморье из немыслимой дали, из Индокитая, и шоколад из них стоил совершенно безумных денег. Врачи прописывали его детям как лекарство. Но, зная страсть Маши ко всему сладкому, повариха разумно предположила, что шоколад кончится намного раньше остальных продуктов, и хорошо, если Артёму с Русланом достанется хоть пара кусочков.

— Положь назад, откель взяла! — потребовала тётя Фрося, выразительно взмахнув половником.

Ефросинья Николаевна была добрейшей души женщиной, но спорить с ней чревато. С видом оскорблённой невинности Маша вернула в заветный рундучок шоколадки. Почти все, кроме тех, которые девушка припрятала ещё раньше.

Раз в две недели в бухте Калипсо бросал якорь каботажный пароход, совершавший челночные рейсы из Владивостока к устью Амура и делавший остановки в каждом сколько-нибудь крупном прибрежном селе. За дополнительную плату капитан согласился высадить путешественников в необитаемой бухте, куда впадала речка Бешенка и где начинался путь в посёлок Рудный.

При погрузке путешественники пережили ещё одно приключение, главным героем которого опять стал Ванька, на этот раз не по своей вине. Для сообщения с берегом с парохода спустили плашкоут — большое самоходное корыто с плоским днищем и откидным носом-сходней. Через открытый нос в плашкоут занесли экспедиционные пожитки, причём командовавший корытом матрос распорядился, чтобы вьюки и вещмешки сложили поверх сети, разостланной на железном настиле. Следом завели коней, сходня поднялась, затарахтел дизель, и плашкоут сошёл с отмели.

Плашкоут пристал к ободранному борту парохода. Лебёдка, рассчитанная на подъём танков, легко подхватила и перенесла на борт сеть с имуществом путешественников. Вместе с вьюками воздушное путешествие совершил Артём, с обезьяньей ловкостью ухватившийся за сеть. С мостика радисту погрозили кулаком — на пароходе не одобряли такие фокусы. Под живот Самсона продели широкую подпругу, лебёдка подняла его и перенесла прямиком в кормовой трюм, где находилась импровизированная конюшня. В ней два десятка лошадей, привязанные к вваренным в борта кольцам совершали путешествие на Амур.

Настала очередь Ваньки подняться на борт. Лебёдка подняла его и понесла над волнами. Бедный коняга замер от ужаса, в его глазах сквозил немой вопрос: «За что?!» От копыт жеребца до настила трюма оставалось менее метра, когда лебёдку заклинило и Ванька повис в воздухе. Вид левитирующего жеребца возмутил лошадей в трюме. С их точки зрения это было вопиющим нарушением закона природы и всех остальных законов тоже. Рождённый бегать летать не может. Даже с помощью человека. Лошади у правого борта заложили уши и разом дали Ваньке копытами в бок. Ванька отлетел к противоположному борту и тут же получил добавки от коней левого борта. На протяжении минуты он летал туда-сюда, пока Артём с судовым конюхом едва успевали уворачиваться от лошадиного футбола.

— Вира-а-а! — завопил радист.

К счастью, на подъём лебёдка работала. Ваньку подтянули вверх, выше зоны досягаемости копыт. Лошади продолжали беситься, но достать избитого жеребца уже не могли, и механик спокойно занялся починкой лебёдки.

Вместе с громобойцами в каютах на жилой палубе плыли возвращающиеся из отпуска офицеры с семьями, разухабистые приказчики и немногословные деловитые купцы. Публика попроще разместилась на дощатых койках в приспособленных под жильё твиндеках, самые непритязательные, с билетами «без места», ютились на палубе, кто где придётся. Ют парохода заняла компания мрачных и вооружённых до зубов личностей в драных энцефалитках. На пароходе все вздохнули с облегчением, когда во время промежуточной стоянки они вместе со своими винтовками и рюкзаками сели в шлюпку, навсегда покинув судно.

Слева от парохода медленно проплывали лесистые сопки и скалы, обрамлённые белой полоской прибоя, справа простиралась бирюзовая ширь Японского моря. К обеду небо затянуло тучами. Ветер засвистел в снастях, волны стали свинцово-серым. Море покрылось пенными барашками, и пароход начал тяжко раскачиваться на волне. Сухопутная публика в судовом буфете сразу поскучнела, потеряв интерес к корейским фруктовым винам и водке, которую подавали в запотевших стопках с закусками из горбуши и лососиной икры. У барной стойки остались только Артём с Машей и толстый пожилой чиновник с неубиваемой печенью. Толстяк плыл в Николаевск-на-Амуре, к месту нового назначения и, будучи совершенно нечувствительным к качке, пытался споить Артёма. Он подливал водку своему собутыльнику, в угаре пьяной откровенности рассказывая байки из жизни владивостокской администрации. К тому моменту, когда перебравший чиновник сладко задремал, уронив голову в тарелку с бутербродами, Артём твёрдо решил, что бюрократов Дальневосточной Республики после пяти лет службы надо отправлять на каторгу лет на десять. Причём отправлять без суда и следствия, просто по выслуге лет.

Непьющий Руслан скучал за столиком в углу буфета с чашкой чая и газетой недельной свежести в руках. Про баталёра на «Громобое» знали, что родился он на Камчатке, плавал на зверобойной шхуне, побывал в Америке и Японии, потом угодил в плен к чукотским пиратам и долгое время пребывал у них на положении раба. Полтора года назад его освободили во время налёта капера на базу морских добытчиков на острове Итуруп, и Тарновский зачислил Руслана в команду «Громобоя». Всё это почти соответствовало реальной биографии баталёра за исключением одного маленького факта: Руслан сам завербовался к пиратам.

Года за полтора до крушения «Громобоя» к мысу Анива на Сахалине прибило шлюпку, наполовину залитую водой. Двое пассажиров шлюпки не выдержали путешествия в штормовом море и погибли от переохлаждения. Третий ещё дышал, когда шлюпку с моря заметили рыбаки. Спасённого отогрели, растёрли спиртом и дали его же внутрь. Слегка окосевший от такого лечения мужчина рассказал, как его вместе с такими же матросами каботажной шхуны пираты захватили у побережья Камчатки. Понимая, что большого выкупа за голодранцев не взять, пираты отправили пленных в качестве дармовой рабсилы на Курилы, где Упырь в то время обустраивал передовую базу, с которой намеревался совершать налёты на берега Приморья и Японии. Оказавшись на острове, матросы при первом же удобном случае умыкнули шлюпку и бежали. Кормчий рыбацкой артели достал карту Курильской гряды, и беглец уверенно указал бухту Потаённую на Итурупе.

— Они здесь. Три рейдера, и при них танкер с солярой.

Чукотских пиратов на Дальнем Востоке ненавидели люто. Наплевав на улов, рыбаки отправились в Корсаков, оттуда по радио депеша ушла во Владивосток, в штаб Сибирской флотилии. Требовалось действовать быстро. Пираты сегодня на Итурупе, а завтра ищи ветра в море… У флотилии не было собственных сил вблизи Курил. Но у входа в Сангарский пролив «Громобой» охотился за судами враждебного даймё. Командующий флотилии обратился к владельцам капера, те озадаченно чесали в затылке. «Громобой» уже зарекомендовал себя удалым кораблём, а за голову его капитана обещали награду в нескольких прибрежных государствах, но посылать один капер против трёх было слишком рискованно. Могло статься, что вместо трофеев и призовых денег акционерное общество потерпит чистый убыток в виде потопленного корабля. Окончательное решение оставили на усмотрение Тарновского. Капитан прочитал шифровку и неожиданно для всех решил атаковать. Тарновский хорошо изучил своего чукотского визави и знал порядки на его кораблях. Старому кровососу всюду мерещились заговоры, мятежи, диверсии. Не без оснований: поскольку взять матросов на малолюдной Чукотке неоткуда, значительную часть пиратских экипажей составляли пленные, несущие службу под угрозой расправы. Вне боя всё оружие на кораблях Упыря закрывали в оружейных комнатах, запирали погреба боезапаса, а ключи хранились у особо доверенных людей, как правило, у капитана и старпома, реже у старшего артиллериста. При внезапном нападении офицерам рейдеров требовалось несколько минут, чтобы добежать до погребов, открыть их и организовать подачу снарядов. За эти несколько минут скорострельная артиллерия «Громобоя» могла сотворить много чего неприятного с небронированными кораблями.

Конец ознакомительного фрагмента.