Осколки Сампо

Дмитрий Овсянников, 2017

Таинственная мельница Сампо нужна всем. Кому-то она приносит счастье, кому-то – богатство. Единственное, что непонятно – где она. То ли на дне моря, то ли в горах, а может, это всего лишь легенда? Путь к Сампо лежит через разгадывание загадок, которые скрывают руны финских племен. Но если один готов пройти этот путь, чтобы защитить мельницу, то другой намерен превратить ее в оружие. Рунопевец Антеро привык смотреть пристальнее и слушать внимательнее многих. Он из тех людей, которые не считают историю о Сампо выдумкой. В путь через все финские земли вместе с Антеро отправляются его племянник Тойво, веселый охотник Кауко и ворчливый кузнец Уно. Команде предстоит собрать осколки древнего знания воедино. Приключения в поисках Сампо начинаются.

Глава 6. Кауко Ахтинен

На другое утро народ собрался вокруг просторной ложбины с пологими склонами неподалёку от села. Она напоминала некое подобие исполинской чаши — глубокой и круглой, способной вместить небольшую деревню. Как чаша не заполнилась водой, превратившись в ещё одно озеро, оставалось загадкой даже для старожилов Савонкоти. В ложбине не растили хлеба, а предпочитали пасти скот — со склонов стада были видны как на ладони. Здесь же в дни праздника Укко проходили состязания среди наездников саво.

Мужчины и юноши, имевшие собственных коней, скакали наперегонки по широкой ровной тропе, по краю опоясывавшей дно ложбины, а зрители располагались на склонах, откуда могли уследить за ходом скачек — люди не желали упустить ни одного мгновения долгожданного зрелища. Всадникам предстояло проскакать несколько кругов на неосёдланных конях — разрешалось разве что накрыть скакуна попоной, чтобы не испортить праздничного платья. Пришедший первым касался рукой резного столба, возле которого начинались и заканчивались скачки, — и становился победителем, Всадником Укко. Он с гордостью носил это звание целый год, до следующего праздника, и все соплеменники оказывали ему почёт и уважение, даже если Всадник Укко был совсем юным. Он также считался одним из лучших женихов в округе.

По сигналу исанто двадцать наездников сорвались с места. Топот множества копыт сразу же смешался с азартными криками зрителей — каждый старался подзадорить или ободрить своих друзей и родичей, скакавших в числе всадников. Многие успели поспорить и даже побиться об заклад друг с другом, загадывая на победителя скачек, что ещё сильнее распаляло пришедших.

Низкорослые лохматые кони лесовиков смотрелись неказисто, но бежали на удивление резво, а их сила и выносливость были известны всем. Первые два круга всадники преодолели почти бок о бок, затем их ряд растянулся — четверо оказались впереди, ещё шестеро начали отставать, упорно подгоняя скакунов, а зрители кричали, свистели и подпрыгивали, чтобы лучше видеть, иные срывали с себя яркие шарфы, надетые по случаю праздника, и размахивали ими в воздухе или растягивали в стороны, подняв над головой.

На последнем, завершающем круге скакавший позади всех наездник — молодой обнажённый по пояс парень — внезапно разогнал своего жеребца, обходя соперников одного за другим. Вот он уже посередине скачущих — плотно обхватил коня ногами, точно слившись с ним в единое целое, вот настигает передовых, вот мчится рядом с первым из них, и кажется, что серый жеребец летит, не касаясь копытами земли. Однако второй всадник не намерен был сдаваться — его конь припустил ещё быстрее; соперники с двух сторон приблизились к столбу — и последним отчаянным рывком серый скакун вынес всадника на пару шагов вперёд. Видно было, как он, проносясь мимо знака, наотмашь хлопнул по нему левой рукой — и в тот же миг народ на склонах разразился радостными криками.

Всадники один за другим останавливали коней и спешивались; пришедший вторым дружески обнял победителя.

— Братья Ярвеля, — пояснил Тиэра. — Они лучшие лошадники в наших краях. Средний наконец-таки обскакал старшего! Видишь, приберёг силы к концу-то! Я сразу заметил.

Тем временем зрители обступили всадников. Антеро увидел, как победителя стали качать на руках.

— Элакоон Урхо Ярвеля!^[29] Да здравствует Всадник Укко! — кричали саво.

Состязание завершилось; шумной толпой направились люди обратно в село — продолжать праздник.

Среди всеобщего радостного гула внимание Антеро привлёк спор двух человек. Первый из них — степенный, богато одетый, был либо зажиточным хуторянином, либо исанто небольшого селения. Его неторопливые веские слова складывались в речь, словно валуны в ограду, о которую разбивался бурный поток слов второго — порывистого громкоголосого парня. Не заметить его было невозможно — даже на фоне своих сородичей молодой лесовик смотрелся необычно. Простые белые одежды, лишённые яркого убранства, местами успели потемнеть — с начала праздника их хозяин уже немало посидел и повалялся на земле. Светлая борода, обрамлявшая круглое лицо человека неровными клочьями, не срасталась на подбородке, оставляя его безволосым. Из двух длинных кос у висков одна была помятой и растрёпанной, точно старый веник, другая же, наоборот — тугой и гладкой, с вплетённой в неё синей ленточкой — знаком верности лесной хозяйке Миеллики. Антеро понял, что перед ним метсямиес — охотник из числа тех, что живут в лесу почти безвыходно, кормясь силками да стрелами. В споре молодой горячился всё сильнее, чем заметно забавлял своего собеседника.

— Кто этот, который горланит? — спросил Антеро у Тиэры.

— Который? А, этот! — присмотрелся Тиэра. — Кауко Ахтинен, смех народа саво.

— Почему смех?

— А непутёвый. Живёт он один в лесу, охотится да рыбу ловит, иногда продаёт пушнину в Виипури. Ещё работает на поле у нашего исанто, а тот платит ему зерном — своего поля Кауко не держит. Любит он пиво и девушек, оттого многие хозяева ему ох как не рады — даже на двор не пускают. Ещё Кауко много хвастается и часто поднимает шум — всё потому, что непутёвый. И сейчас, видишь, с соседом спорит. Вот тебе, к слову, живой Лемминкяйнен, и никаких рунопевцев не надо.

— О нём тоже слагают руны?

— Не то чтобы руны, а вот в истории попадает часто, да сам про себя байки рассказывает. Взять хоть эту: прошлый год заперся Ахтинен в своей лесной лачуге, да так, что месяц без малого не было его ни видно, ни слышно. Ворожил-ворожил себе чего-то, а потом вышел к людям в Савонкоти — пьяный да счастливый, а под мышкой принёс крестовый лук собственной работы.

— Какой-какой?

— Крестовый. Особенный. Сам лук короткий и тугой необыкновенно, да закреплён на ложе с желобком для стрелы. Ложе в плечо упираешь, а какая-то хитрая штука на конце удерживает лук натянутым, пока целишься. Тетива кручёная, чуть не в палец толщиной, а стрелы короткие, тяжёлые и для простого лука не годные.

Так вот, принёс Кауко эту игрушку людям и давай нахваливать — мол, бьёт она далеко да лося матёрого за сто шагов сваливает. Только наши-то Ахтинена знают и словам его шибко не поверили; тут и взялся охотник их делом доказывать — лук в охапку и в лес бегом.

Удачи ему в тот раз не было. То ли Тапио пьяных не любит, то ли ещё чего, а только нет дичи ни следа, сколь ни хвастайся новым снаряжением. Досадно, а что делать — темнеет уже в лесу, хоть порожняком, а домой возвращаться надо. И тут встретились ему мальчишки, которым в силки попался заяц, как сказал сам Кауко, здоровый, словно лайка. Тут он долго не думал — купил зайца у мальчишек и решил выдать его за первую добычу своего оружия.

Но вот незадача. — Дальше Тиэра говорил, с трудом сдерживая смех. — Зайца-то Кауко попытался вести за собой! Посадил на свой собственный ремень, точно собаку на поводок, а заяц упёрся и идти нипочём не хочет! Правильно, он же заяц, а не собака! Промучался охотник с упрямой животинкой чуть не до полуночи, осерчал совсем и решил наконец её пристрелить. Привязал поводок-ремень к кустам, зарядил самострел, прицелился, нажал спуск, — ох, не могу… — Отсмеявшись, Тиэра продолжил: — Выстрел получился меткий — стрела перебила поводок аж с тридцати шагов! Заяц обрадовался и в лес умчал, а Кауко без ремня остался.

— Вы-то как про это узнали? — спросил Антеро.

— Так он же и рассказал. В смысле Кауко, а не заяц. Началось с того, что ремня нет, а распоясанным на люди выйти неприлично. Вот этот горе-охотник, чтобы чего не вышло, подпоясался тетивой самострела, да в таком виде и прошёлся по деревне, на глазах всего честного люда!

Так оно и было. Над Кауко потом долго смеялись, сам он дулся и ворчал на темноту леса, немилость Тапио и ещё Хийси знает на что, однако хвастаться не переставал. В его устах история обрастала подробностями, заяц всё увеличивался в размерах и уже грозил обернуться медведем, расстояние выстрела всё росло и росло. Опальный самострел больше на охоту не отправлялся, однако висел дома на почётном месте и гордо показывался гостям. Кауко оставался единственным, кто серьёзно относился к этой штуке и искренне верил в её полезность.

Между тем вокруг спорщиков уже столпились любопытные.

— Неправду говоришь ты, Кирму! — шумел охотник. — Я же на всадника поставил, а вторым-то пришёл конь!

— По-твоему, всаднику следовало без коня взапуски бежать? С верховыми наперегонки?

— Нет, но я ставил на всадника!

— Верно, на всадника. Всадник не выиграл. А коли не выиграл — то и ты проспорил, и причитается с тебя.

— Так ведь конь! Всадник-то при чём?

— А притом, что всадник без коня — не всадник! Вот ты сам без коня — не всадник!

— А что, если всадник? — заносчиво вскинул голову Кауко.

— У тебя же коня нет! На чём поскачешь? На зайце, что ли, которого ты недострелил? Он уж, наверное, с лося ростом вымахал, глядишь, увезёт тебя на спине!

— Лемпо^[30] с ним, с зайцем! — Упоминание злополучной охоты уязвило лесовика не на шутку. — Конём моим будет бревно, уздечкой — шест, а дорогой пусть послужит Хурттийоки! И бери мой проигрыш вдвойне, если не домчусь так до самого Сууривеси!

— Чего удумал! Вот врать-то! — со смехом закричали из толпы.

— С ума сошёл! — проворчал Тиэра.

— Почему? — не понял Антеро. — Разве ваши парни не забавляются, плавая с шестом на брёвнах?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

29

Да здравствует Урхо Ярвеля! (Финск.)

30

Лемпо — одно из имён лешего (не путать с Хозяином леса Тапио). Зачастую — бранное слово вроде русского «чёрт».