Лед и пламя Тартара

Дмитрий Емец, 2007

Нижний Тартар... Невыносимый жар там соседствует с адским холодом, и муки томящихся там бесконечны. Туда издавна ссылают тех темных стражей, кто слишком опасен, неконтролируем и жесток даже для мрака. Спеша расправиться с Мефом и Ареем, Лигул тайно выпускает из Нижнего Тартара самых опасных узников. Тартарианцы бессмертны. Их тела неуязвимы для любого темного оружия. Только светлая магия способна отогнать их на время, однако Лигул предусмотрел и это. Застигнутая врасплох Даф теряет связь со своей флейтой. Отныне ее маголодии не действуют. За Эссиорхом охотятся убийцы. А юная валькирия поставлена перед выбором: завладеть дархом Арея или лишиться своего копья...

Глава 3

ЗАГЛОТ

«Будь патриотом! Убей персидского кота! Купи сибирского!»

Социальная реклама мрака

Пока Меф и Дафна собирались на Лысую Гору, Улита сидела и злобно грызла ногти. Она была не в духе.

— Все равно, Буслаев, никуда ты от мрака не денешься! Отдашь ему свой эйдос как миленький. А не отдашь, так в свой же дарх его засунешь. Тут без вариантов, — внезапно заявила она Мефу.

— Почему?

Вместо ногтя Улита укусила себя за палец. Ойкнула, посмотрела на ранку и слизнула капельку крови.

— Хорошая кровь. Железа много. Гемоглобин высокий, — оценила она со знанием дела.

— Так, почему?

— Есть закон один. Один из основных законов мрака.

— Какой, первый? — спросил Меф.

— Нет, первый: «Если враг сдается, его добивают». А этот тридцатый или что-то в этом духе. Формулируется он так: «Человек — это то, чем он занимается и ничего больше. Все остальное иллюзия и самообман».

— Как это?

— А так, Меф. Объясняю: отлови на улице обычнейшего человека, самого заурядного и заставь его на птицеферме кур электричеством убивать. По двенадцать тысяч штук в день, или сколько там положено? Он поначалу морщиться станет, отворачиваться, а через недельку попривыкнет и хоть зубами тебе курицу загрызет, из одного удовольствия, — заявила ведьма.

— Не верю, — сказала Дафна.

— А чего тут не верить? Только первый шаг и труден. А там уж, если покатился с горочки, то быстрее и быстрее. Вот взять хоть меня. Кто я сейчас? Ведьма-секретарша. Ну стерва, ну суккубов по мордасам бью. А была я такой изначально? Родилась я, что ли, секретаршей? Нет, ясный перец! Да я в детстве по часу плакала, когда волк в сказке барашка съедал. Засыпаешь, а на подушке пятно мокрое… А теперь дай мне этого барашка и бензопилу — и увидишь, что будет.

Улита вновь хотела укусить себя за палец, но передумала и просто стала ковырять ногтем в зубах.

— Ерунда! Человек способен к сопротивлению, — сказал Меф.

Ведьма ехидно улыбнулась.

— К сопротивлению: да. Но к сопротивлению мгновенному, разовому. Когда же среда давит и окружение — тут уж кому сопротивляться-то? Не с ножом же на тебя нападают. И сам не заметишь, как изменишься. Человек-то мягкий, как пластилин. Комиссионеры, они тоже не на пустом месте придуманы.

— Все равно ерунда!

— Да совсем не ерунда, а закон мрака! — рассвирепела Улита. — Возьми я сейчас твою светленькую Дафну за шкирман и, к примеру, заставь ее работать паспортисткой в отделении милиции. Она пару лет протоскует, а там такой лихой паспортисткой заделается, что мама не горюй. И дверью начнет хлопать и сто таджиков в одной комнате пропишет — тут уж как пить дать. Собака она тоже, знаешь, поначалу неохотно на цепи сидит. А пооботрется чуток — уже никуда из конуры не хочет.

Дафна подошла и мягко подула Улите на волосы. Она умела так дуть, что мигом сдувала все заботы. Лицо ведьмы разгладилось.

— Ладно, проехали! Но вообще, светлая, готовься! Хочешь, чтобы о тебе все говорили и все тебя ценили? Стань сволочью! — буркнула она.

— А другой способ есть? Хороший?

— Есть и хороший. Стань хорошей сволочью… Ну все, забыли, я снова добрая!

Арей вышел из кабинета. Он был в сером длинном плаще с капюшоном. Под плащом угадывалась кольчуга. Поверх плаща барон мрака наложил маскирующее заклинание. Теперь для любого прохожего Арей был просто массивным мужчиной средних лет с перебитым носом, одетым в темно-синий мешковатый костюм и черную рубашку без галстука. Какой-нибудь частный охранник из бывших спортсменов, продремавший смену на складе бытовой техники между коробками с ксероксами.

Ох, не обижайте этого дядю, люди! Дядя старый, дядя сердитый. И вообще так ли вам надо выходить сегодня из дома?

— На Лысую Гору? — спросила Даф.

— Да. Ты, светлая, Мефодий и Улита — со мной. Меф, предупреди остальных, чтобы заперлись в резиденции и никого не пускали, пока мы не вернемся! Явятся комиссионеры или суккубы — гнать в шею.

Меф облизал губы.

— Телепортируем? — спросил он.

Процесс телепортации он очень не любил. Это было не столько болезненно, сколько противно. Ощущать, как ты становишься набором молекул, которые исчезают в одной точке пространства и собираются из ничего в другой, не особенно приятно.

— Да, но не отсюда. Из резиденции мы телепортировать не можем. Лигул немедленно узнает точку нашего прибытия, — продолжал Арей.

— Тогда как?

— В Москве есть единственное место, откуда мы можем телепортировать относительно безопасно, оставшись незамеченными. Туда мы и отправимся, — сказал Арей, не поясняя, впрочем, что это за место.

Когда Меф поднялся наверх, чтобы выполнить поручение, гостиная второго этажа была пуста. Он поочередно постучал в комнаты Наты и Мошкина. Ему никто не ответил. Тогда, уже по умолчанию, он толкнул дверь комнаты Чимоданова. Под ногами у него проскочил Зудука, как обычно что-то злоумышляющий.

— Эй! — окликнул Меф.

Его не услышали. Мошкин и Чимоданов сидели на стульях друг против друга и играли в «поцелуй меня, кирпич!». Вены на висках у обоих вздулись от напряжения. Между ними по воздуху с приличной скоростью летал тяжелый альбом с фотографиями.

Правила игры были просты как все тупое. Ученики стражей или маги садились на стулья в восьми-девяти шагах друг от друга и закладывали руки за спину. Затем кто-то из играющих поднимал взглядом предмет и бросал его в лицо противнику. Тот должен был остановить его глазами и вернуть в нападавшего. Проигравшим считался либо тот, кто первым пропускал удар, либо тот, кто терял самообладание и пытался защититься от летящего предмета руками.

Ната, по-турецки скрестив ноги, сидела на кровати у Чимоданова и лениво наблюдала за схваткой.

— Эй! — крикнул Меф еще громче.

Чимоданов на миг отвлекся и тотчас, получив альбомом в глаз, опрокинулся вместе со стулом.

— Я тебя не ушиб, нет? Тебе ведь не больно, да? — всполошился Мошкин.

— Щекотно, даун! — злобно ответил с пола Петруччо. Под глазом у него созревал крупный фингал.

— Ты сердишься, да? Говоришь мне плохие слова, потому что я тебя расстроил? — не понял Мошкин.

Это было уже слишком. Петруччо зарычал как голодный вурдалак и бросился его душить. Меф кашлянул.

— Мы уезжаем. Вы остаетесь, — сказал он Нате, единственной, кто был в состоянии его услышать.

Ната подняла правую ногу и прощально пошевелила пальцами.

— И что я должна сделать? Помахать из окна платочком? — поинтересовалась она ехидно.

— Запереть дверь и начертить на всех стенах защитные руны. И никому не открывать. Ни одной живой душе, — сказал Меф.

— Ну живые души тут не особо часто и бывают, — заметила Ната.

Ничего больше она не добавила, однако по ее интонации Меф понял, что повторять не требуется. При всех своих тараканах дурой Вихрова отнюдь не была, да и чувство самосохранения имела могучее, как титановый нагрудник. Он повернулся и, перешагнув через дерущихся Мошкина и Чимоданова, направился к лестнице.

— Эй, стой! — окликнула его Ната, когда он был уже на второй ступеньке.

Меф остановился. Повернулся.

— Чего?

— На всякий случай… Если что, я смогу послать SMS? Ну туда, где вы будете? — будто невзначай спросила Вихрова.

— Вряд ли, — сказал Меф.

Он не был уверен, что на Лысой Горе есть мобильная связь. Хотя, с другой стороны, Киев там вроде недалеко. Теоретически покрытие должно быть.

Ната кивнула, принимая «вряд ли» к сведению.

— Была у меня подруга, — сказала она в пространство. — Однажды она поругалась с приятелем, выскочила из его машины на перекрестке, а он послал ей вслед оскорбительное SMS. Она была убита. Если бы он просто заорал из окна, она бы простила.

Мошкин перестал сопротивляться. Он лежал на спине и насмешливо смотрел на пыхтящего Петруччо, который дергал его за ворот свитера.

— Ну и что? У меня тоже родители как-то месяц не разговаривали. Даже в кухне за столом не могли сидеть вместе. Когда один приходил, другой вылетал как пробка. А когда нужно было что-то сказать, отец посылал матери эсэмэску. Из соседней комнаты, — сообщил Мошкин.

В глазах у Наты появилось нечто маниакально-мечтательное.

— И она отвечала? — поинтересовалась она.

— Да. Иногда тоже эсэмэской. Иногда по электронной почте, — сказал Евгеша.

Меф спустился, думая про себя, что ему нравится его поколение. Если в детях природа отдыхает, то во внуках она просто отрывается.

* * *

— Обожаю метро! Не как транспорт, а как место для свиданий! Бродишь вся такая в приятных предчувствиях и ищешь памятник то на кольцевой, то на радиальной. Памятник, конечно, какой-нибудь мелкий и хилый. В метро других не бывает. А под памятником, тихо психуя, тебя уже ждет рыцарь с веником украденных на кладбище гвоздик. Если, конечно, не перепутал день недели и десять утра с десятью вечера, — заявила Улита, спускаясь в подземный переход с мерцающей буквой «М».

— Сколько можно говорить о любви?

Арей остановился и не без интереса стал изучать витрину сувенирного киоска. В город пешком он выбирался крайне редко, а потому многое казалось ему новым и удивляло его.

— Тогда давайте я буду говорить о росте курса эйдосов на вселенской бирже, — с вызовом предложила Улита.

— Уволь меня от этого! Ненавижу, когда женщины берутся рассуждать о финансовых делах. От всех вселенских вопросов их элементарно можно отвлечь дебильным спором, как лучше разместить бриллианты на крышке золотой пудреницы, — сказал Арей, не отрывая глаз от витрины.

— Тогда я буду рассуждать о битвах! Забацаю речь часа на два о том, как один дурак запустил в другого фаерболом и случайно попал в своего двоюродного дедушку, потому что второму дураку мучительно захотелось завязать шнурок на ботинке. И как его двоюродный дедушка за это отстрелил ему нос серебряной пулей с крестообразной насе… — Улита прервалась, поняв, что Арей ее не слушает.

— Смотри-ка, Теночтитлан и Ло-а-ару. И сюда просочились! — сказал он, с ухмылкой показывая на две керамические фигурки. Фигурки изображали лупоглазых толстячков, сидящих на корточках. Рядом с одним на картонке было написано: «Погладь меня по пузику — получишь счастье!»

— Кто-кто?

— Теночтитлан и Ло-а-ару. Два божества ацтеков, перешедшие на сторону мрака. Наделены даром предвидения. Лигул использует их на полную катушку.

— Это те два дегенерата, которых ацтеки кормили сырым человеческим мясом? — спросила Даф, что-то припоминая.

— Они самые. Хотел бы я увидеть того лопухоида, который погладит фигурку Теночтитлана по пузику, да еще если на пальце у него случайно окажется ссадина. Боюсь, родственники долго не забудут его осчастливленного лица, — хмыкнул Арей и продолжил путь.

Промелькнули газетный киоск, киоск фототоваров, две стекляшки с дисками и магазинчик женской одежды. Почему-то в последнем сидела не продавщица, а унылый-преунылый дядечка, по лицу которого никак нельзя было предположить, что он что-то понимает в своем капризном товаре.

— Только попробуй! Схлопочешь! — сказал Арей не оборачиваясь.

Улита разочарованно вздохнула и побрела за ним. Меф так и не понял, что именно она собиралась попробовать. Несмотря на то что момент был не самый располагающий, ведьма отрывалась на полную катушку. Даже близость начальства не портила ей настроение. Она стала забавляться с турникетами, заставляя их срабатывать от обычных календариков.

К Даф, на плече у которой сидел Депресняк, подошла суровая контролерша и, потрясая свистком, заявила, что с кошками в метро нельзя. Депресняк не перенес такого унижения и сердито зашипел.

— Это не кошка! Это ребенок! — сказал Меф и быстро провел ладонью перед глазами контролерши.

— Ты что, пацан, сбрендил? Дурой меня считаешь? Я что, кошки от… — с яростью набросилась на него контролерша и вдруг застыла, открыв рот.

— Наш младшенький. Кирюшечка. Еще есть двое старшеньких, но они с бабушкой дома сидят, — сказал Меф, делая шаг в сторону, чтобы Дафна не достала его пинком.

Улита выудила в толпе смешного парня с редкой бороденкой в двенадцать волосинок. Такие бороденки любят носить студенты первого-второго курсов, чтобы было что выщипывать на экзаменах.

— Молодой человек, спросить можно? Что вы за розу такую купили? Палка длинная, а бутон крошечный? Это чтобы ваша девушка могла почесать себе спину? — пристала к нему Улита.

Так и не дождавшись ответа, ведьма потеряла к парню интерес и занялась другими пассажирами. К тому времени они были уже на эскалаторе, а потом и на платформе.

— Эй, мужчина, вы мне на ногу наступили! А если я вам наступлю? Это ж гипс будет, однозначно!.. А вы, девушка, под поезд собрались бросаться? Если нет — тогда закройте «Аннушку Каренину» и отойдите от края платформы.

Подошел грохочущий состав. Арей вошел и сразу занял удобный закуток у двери. Дафну с котом и Мефа толпой пронесло в середину вагона. Улита, слишком массивная, чтобы ее можно было толкать безнаказанно, ухитрилась остаться где-то недалеко от Арея.

Станции четыре ведьма смирно изучала схему метрополитена, трогала пальцем поручень и вздыхала с вызывающей тоской так, что щелкали челюсти. Неожиданно она резко повернулась. Мефодий услышал, как она громко спросила у кого-то:

— Что вы ко мне прижимаетесь, юноша? Вам морально тяжело и хочется, чтобы кто-то был рядом?

Какой-то тощий, юркий человечек в джинсовой куртке, запаниковав, стал быстро отодвигаться, стараясь затеряться в толпе. Ведьма поймала его за запястье.

— Ну-ка, стойте! Я-то думала, вы прижимальщик, хотела подарить вам немного человеческого тепла, а вы, оказывается, по другой части!

— Отпустите меня! — прошипел человечек, дергая руку.

— Не отпущу! — Улита внимательно всмотрелась ему в лоб. Глаза ее скользили по лбу, как по книжным строчкам. — Кто у нас тут? Ага, Чпыня Лев Александрович, 1985 года рождения. Паспорт серии 43 843657, выдан Преображенским ОВД г. Морквы… Что губки надул? Ну пусть Москвы. Род занятий — вор-карманник. Прорезает сумочки заточенной монетой. Уровень профессионального мастерства низкий. Специализируется на женщинах. Мужчин справедливо опасается и таскает бумажники только у пьяных или сонных, — громко прочитала Улита.

Не жалея свою руку, которую ведьма ободрала ногтями, человечек пугливо рванулся и скользнул в открывшуюся дверь.

— Ну разве не тоска зеленая? Не успеешь познакомиться, а тебя уже бросают! — сказала Улита, обращаясь к вагону.

Через пару станций Арей вышел и, не оглядываясь, пошел вдоль платформы. Ведьма, монументальная, как ледокол, с легкостью проложила себе дорогу.

— А ну брысь! Я пачкаюсь! Я вся в штукатурке! — сообщала она тем, кто медлил уступить ей дорогу.

Зато Мефодий и Дафна едва протолкались, сносимые устремившимся в вагон встречным потоком.

— Поберегись! У нас заразный буйный кот! — кричал Меф, однако пассажиры почему-то буйного заразного кота не боялись. Наверное, сами были буйные и заразные.

Применять узконаправленную раздвигающую магию в вагоне было чревато. Могли быть жертвы. Кроме того, всякое Подземье — а метро относится к Верхнему Подземью — полно нежити и малопонятных энергетических существ, прорвавшихся некогда из других реальностей в результате всяких аномалий. Подняться на поверхность эти существа не могут. Глубины менее ста метров для них губительны. Однако здесь их мир, их царство. Кроме того, на некоторых ветках, особенно в центре города, встречаются неупокоенные души диггеров и метростроевцев. Последние обычно предпочитают одиночество и бродят в тоннелях. Это их бледные, полубезумные лица проносятся порой в окнах вагонов. Сильный заряд магии может притянуть эти существа, и, как мотыльки на свет, беспокойные духи хлынут на станцию.

Повиливая последним вагоном, как пес хвостом, поезд втянул свое расхлябанное туловище в тоннель. К этому времени Арей оказался у мутного металлического зеркала, в которое машинист обычно смотрит перед тем, как закрыть двери. Убедившись, что рядом никого нет, барон мрака начертил на пыльном зеркале руну. Дождавшись, пока руна вспыхнет, Арей тяжело подпрыгнул и, животом перевалившись через край рамы, исчез. Меф видел, как он уходит в пустоту отражавшейся станции. Станции, на которой был только он один…

Буслаев невольно наклонился и посмотрел на зеркало снизу. Обычное, чуть выпуклое, в раме. Вот Арей остановился, нетерпеливо оглянулся, махнул рукой.

— Помоги девушкам! Поработай ступенькой! — сказала Улита.

Когда Меф опустился на четвереньки, ведьма без церемоний наступила на спину крякнувшему Мефу, и настолько ловко, насколько позволяли ей габариты, забралась в зеркало. Даф последовала за ней. Ее легкая нога едва коснулась плеча Мефа. Буслаев поднялся. Улита уже стояла рядом с Ареем. Даф ловила Депресняка, которому вздумалось поцарапать когтями мрамор. На мраморе оставались следы.

Мефодий оглянулся. Платформа уже наполнялась народом. Некоторые удивленно поглядывали в его сторону. «Неважно… Легендой больше, легендой меньше», — подумал Меф. Он разбежался, подпрыгнул и, пройдя сквозь зеркало, пропустившее его с некоторым затруднением, оказался по ту сторону.

Руна медленно растаяла. В зеркале появились станция с пассажирами и круглые зрачки приближавшегося из тоннеля поезда.

* * *

— Где мы? — спросил Меф.

Ни поездов. Ни пассажиров. Только лампы горят в пустоте, высвечивая уходящую вдаль платформу.

— Да нигде особенно. В заглоте, — сказал Арей небрежно.

— В заглоте?

— Параллельные миры параллельны только в теории. На деле же магические поля иногда пересекаются. В результате часто случается так, что на пересечениях миров возникают дубли. Так называемые междумирия или точки перехода. Разумеется, такие дыры мы затыкаем, но на всякий случай запоминаем точки входа и выхода. Они, кстати, редко совпадают.

— Почему редко совпадают?

Арей подошел к врезанной в стену скамье. Всунутая горлышком между деревянными планками, в ней торчала пустая бутылка из-под ситро, которое не выпускалось уже лет двадцать. Должно быть, бутылка была на настоящей станции в день, когда заглот возник, и, продублированная, осталась навеки.

— А нипочему. Просто не совпадают и все, — ответил барон мрака. Похоже, он никогда не задавался таким вопросом.

— Смотри!

Арей подошел к стене и, не жалея меча, ударил по сероватому с искрой мрамору, который почему-то так довлеет над воображением архитекторов метрополитена. Клинок прочертил на мраморе длинный, сразу затянувшийся след. Меф невольно посмотрел вниз, на ту плиту, которую Депресняк драл когтями. Да, так и есть. И там узкие шрамы на мраморе успели закрыться.

–Заглот — странное место. Место вне всего, ничейная земля. Повредить заглотунельзя и нарушить здесь тоже ничего нельзя. Разбей бутылку, сдуй паутину, сдвинь хоть соринку — все восстановится и вернется. Даже наши способности тут ослаблены, — сказал мечник.

— И мои? — недоверчиво спросила Дафна.

— Разумеется. Откуда ты, Даф, черпаешь твои силы? — спросил Арей.

Даф замялась.

— Вы же знаете откуда. Их вызывает флейта, — сказала она.

Арей опустил меч, не возвращая его в ножны. Лезвие было тусклое, с зазубринами. Выглядело тупым. Не верилось, что им можно в принципе что-то перерубить. Но так казалось лишь тому, кто не ведал страшной силы кистевого удара Арея. Не знал лукавой хитрости его заговоренного клинка, который за мгновение до соприкосновения с целью становился острее бритвы.

Арей медленно покачал головой.

— Ответ очень приблизительный. Флейта — всего лишь инструмент материализации сил света в маголодию. Я говорил об ином. О том, что сил, которые можно было бы назвать конкретнотвоими, не существует.

— Почему это? — растерялась Дафна.

— Твои силы — часть общей энергии света. Единый колодец добра, из которого черпают все, имеющие такое право. Право — это твои бронзовые крылышки, через которые проходит энергия. Если бы твои крылья были золотыми, твой допуск был бы выше. Не так ли?

— Теперь я поняла, о чем вы. Вы очень точно выразили мою собственную мысль, — сказала Даф, имевшая большой опыт сдачи экзаменов.

Арей ухмыльнулся, оценив эту осторожную колкость.

— Ну хорошо, со светом проехали. А что у нас с силой мрака? — продолжал он.

Начальник русского отдела не смотрел на Мефа, но тот и без того понял, что вопрос обращен к нему.

— Ну тут есть разные версии. По одной из них, у мрака нет собственных сил. Его силы — это искаженные силы добра. Грязь, грехи, тоска. Зло, если брать его суть, это сгнившее, испорченное, умершее добро. За века мрака накопилось столько, что силы уравновесились. Силу мрака призывают эйдосами. Эйдосы, хранящиеся в дархе, помогают мраку материализоваться. Еще есть энергия артефактов, но это уже не самостоятельная сила, а лишь способ накопления и сохранения магии. Другими словами, исчезни начальная сила мрака, все темные артефакты стали бы вмиг бесполезны, — не задумываясь, бойко ответил Меф.

Арей благосклонно кивнул.

— Недурно, синьор помидор! Хорошая все-таки штука руна школяра!

— Кому как, — с ненавистью сказал Меф.

Сколько раз ему пришлось корчиться от боли и приходить в себя, лишь когда лба его касались живительные руки Дафны. Арей не стал ему сочувствовать. Жалеть кого-то не путь мрака. Да и свет последнее время все чаще склонен разделять этот подход. Жалость унижает, если она пассивная. Активная же жалость предполагает действия и поступки, противоречащие самой сути мрака.

— Итак, заглот, — продолжал Арей. — Он лишен магии, не пропускает извне свет и мрак, и потому они тлеют здесь едва-едва. Лишь отраженным сиянием эйдосов в дархе и бронзовых крыльев. Единственный, кто обладает в заглотеполной силой — ты, Меф. Ты сам себе колодец.

Арей коротко поклонился Мефу.

— Но не зазнавайся, синьор помидор! Кое-что ты умеешь, однако твой путь к познанию только начинается. Три стадии проходит каждый, кто хочет стать первым: преклонение перед авторитетами, осознанное следование авторитетам, отказ от авторитетов. Только так можно проложить собственный путь. Другое дело, что нельзя отказаться от авторитетов слишком рано. Не стоит выпрыгивать из поезда, пока он не подошел к конечной станции. Все равно будешь тащиться по той же насыпи, сбивая в кровь ноги. Вначале сравняйся с авторитетами и лишь потом перешагни.

Меф неосторожно сделал несколько шагов и внезапно уткнулся во что-то вязко-упругое, оттолкнувшее его от себя. Преграда. Откуда она здесь взялась — загадка. Визуально тоннель продолжался и дальше. Голову Меф интуитивно успел убрать, но плечом зацепил.

— Что это было?

— Я же говорил: заглот. Случайная аномалия, междумирие. Всех твоих сил не хватило бы, чтобы выпустить на ту сторону даже муху, — пояснил Арей.

Меф недоверчиво отступил на шаг и сильно толкнул стену ногой. Он ожидал удара, сопротивления упругой стены, но на этот раз все было иначе. Нога провалилась в пустоту и исчезла. Меф с криком отпрыгнул.

— В другой раз так не делай. Там вполне мог оказаться пес. Ты остался бы без ноги. Причем боли бы не ощутил, пока не выдернул бы назад обрубок, — спокойно предупредил Арей.

Меф подумал, что это шутка.

— Пес? Собака, что ли? — спросил он.

— Скорее всего нет. Так их называют. Существа, охраняющие границу между мирами. Никто не знает, как велика эта граница. Метр? Десять метров? Километр? Но ее охраняют. И очень неплохо. Однажды я в этом уже убедился, — спокойно заметил Арей.

— Как?

Арей коснулся короткопалой ладонью рукояти меча.

— Как-то в подобном заглоте — нет, не в этом, расслабься, Даф! — у меня была дуэль. Уже не суть важно с кем. Скажу только, что это был златокрылый, довольно высокого ранга и хороший боец. Спасаясь от моего меча, он отпрыгнул: ему нужна была дистанция для маголодии. Случилось так, что его голова оказалась по ту сторону. Так же, как сейчас твоя нога, Меф. Раз — и я перестал ее видеть. Тело дернулось и осело. Я оттащил златокрылого за плечи. Головы не было. Откромсали ее очень неаккуратно. Огрызли лицо, часть шеи, мозг, но оставили полоску скальпа и ухо. Я не смог даже снять его золотые крылья. Они тоже оказались там.

— Это были псы? — спросил Меф.

Арей дернул плечом.

— Похоже на то. Причем его голова пробыла по ту сторону не больше секунды. Я ничего не слышал. Ни шороха, ни крика… Но они, псы, должны были нас слышать. Возможно, их привлек шум боя, и они скопились там, ожидая. И знаешь, что мне кажется?

Меф молчал, чтобы не задавать очевидного вопроса. Не надувать впустую строчки в многостраничной книге жизни.

— Я думаю, что там, с границы, псы хорошо нас видят. Тогда их привлек долгий шум. Сейчас же они, без сомнения, учуяли попытку проникновения, — закончил Арей.

Меф осторожно приблизился к стене, ощущая щекой осторожное покалывание магического поля. Ему неприятна была мысль, что с границы на них кто-то смотрит. Кто-то злобный, осторожный и внимательный. Смотрит и ждет, пока они совершат первую ошибку.

Он явственно видел крупную серую плитку по ту сторону границы. Такую же, как у него под ногами. Дальше виднелось зеркало, точный двойник того, через которое они недавно пролезли. Справа над зеркалом висели обычные для метро электронные часы.

12:35:32

12:35:33

12:35:34

Цифры менялись, скользя в бесконечность. Точно капли падали с невидимой нити.

— В нашем мире ровно на секунду меньше. Или больше. Точно не помню. Но знаю, что разница ровно в секунду, — сказал Арей, проследив направление его взгляда.

— Там уже параллельный мир? — спросил Меф.

— Нет. Еще один заглот. Но уже их заглот. Параллельный мир начнется, если пролезть вон в то зеркало. Так во всяком случае должно быть по логике вещей. Симметрия миров и все такое. Во всяком случае второй границы между их заглотоми их миромуже нет, как не было ее и в нашем.

Мефодий вновь ощутил желание протянуть руку и коснуться незримой преграды.

— И вы никогда там не были? Даже не хотелось попасть в параллельный мир?

Барон мрака посмотрел на него взглядом прозектора, под скальпелем которого неожиданно зашевелился труп.

— У меня нет там никаких дел. Там ни у кого нет никаких дел. Единственная прелесть заглота — отсюда можно телепортировать незаметно как для света, так и для мрака, — сказал он подчеркнуто сухо.

Арей отошел от стены и мечом стал очерчивать круг, готовя площадку для групповой телепортации.

— Слушай, мне неприятна эта мысль. То, что там, за стеной, граница, где не действуют вообще никакие законы. Ни света, ни мрака… Может, там остатки хаоса? — шепотом сказала Дафна, обращаясь к Мефу.

Меф ничего не ответил. Он и сам не знал.

* * *

Когда круг был очерчен, Арей запахнул Улиту и Даф своим плащом и вопросительно оглянулся на Мефа. Меф в последний раз бросил взгляд в соседний заглот. На миг ему показалось, что в отдаленном зеркале быстро скользят фигуры, не имеющие определенных очертаний. Однако рассмотреть он уже ничего не успел.

Горячая золотистая искра опалила Мефу нос. Арей не любил ждать. Нетерпение — визитная карточка мрака. Меф поспешно скользнул под плащ, и, садясь на корточки, оцарапал щеку рукоятью меча Арея. Светлые волосы Даф были охвачены холодным серебристым огнем. Не успел Меф задуматься, не является ли это реакцией на элементарную магию, как тело его стало прозрачным и раздробилось на миллионы крошечных искр. И все они понеслись куда-то. Где-то рядом, Меф чувствовал это, летели и остальные. Дробный, продолжавший мыслить рой.

Не успел Меф осознать себя частью гигантского роя, как все закончилось. Они стояли на голом каменистом склоне, на «проплешине» Лысой Горы. К старой каменной стене лепились похожие на соты дома.

Улита деловито ощупала свое лицо и волосы.

— Какая жалость! Обменяться телами с Дафной мне опять не удалось, — ехидно заявила она.

Арей внимательно всматривался в даль. На дороге, ведущей от ворот поселка, появилась громоздкая телега. На телеге лежало что-то бело-серебристое, трепещущее. Сзади бодро шагали два мордатых, закованных в броню арбалетчика.

— Русалку депортируют, — заметил барон мрака.

— Куда?

— Все туда же. В болото. Все равно без толку. Ночью опять вынырнет в каком-нибудь колодце и начнет колобродить.

Мечник решительно отступил за большой камень. Телега с русалкой уже скрипела поблизости.

— Имейте в виду, здесь мы инкогнито. Наш визит должен остаться в тайне, — объяснил мечник.

— А если кто-то сильно захочет выяснить, кто мы такие? — спросила Дафна.

Арей насмешливо взглянул на нее.

— На Лысой Горе никто не проявляет особенного любопытства. Тут каждому второму есть что утаивать. Каждый третий скрывается от закона. Каждый четвертый не может спокойно смотреть на томатный сок. Каждый пятый не имеет материального тела. Каждого шестого убивают чаще, чем раз в неделю, и ему это порядком надоело… Но все же сильно наглеть не стоит!

Говоря это, Арей развернул к себе Даф и бесцеремонно, точно имел дело с пластилином, что-то сделал с ее лицом. Депресняк зашипел, когда Арей мимоходом коснулся его круглой морды. После Даф наступила очередь Улиты и Мефа. Мефодий почувствовал, как ему больно мнут щеки. Что-то незримое, отслаивающееся и неприятное, как высохший клей, прилипло к коже.

— Не пытайся снять. Это вторая личина! — предупредил Арей.

Меф обернулся и не узнал своих спутников. Барон мрака был не чужд черного юмора. Дафну он превратил в молодящуюся ведьму с тонкими зеленоватыми губами и фарфоровыми зубами. В руках ведьма держала жирного, ощипанного до кожи мопса, утыканного наркоманскими иглами. Мопс пытался по-кошачьи изогнуться, но его заплывшая спина не была предназначена для таких движений, и он лишь простуженно лаял. Улита сильно высохла, вытянулась и стала похожа на королеву красоты в истощенном формате куклы Барби. Правда, на королеву, которую соперницы слегка облили серной кислотой из пузырька.

Сам себя Арей превратил в горбатую бабку-ведунью, завернутую в темные тряпки. Его грозный меч стал клюкой.

— Заметь, это не просто вторая личина. Это вторая личина с подстегом, — произнес барон мрака не без гордости.

— Как это?

— Ну взять хоть тебя, Меф. Неопытный маг увидит просто подгулявшего мертвяка, который перепутал день с ночью. Маг более опытный, из тех, что привык не доверять глазам, подключит истинное зрение и попытается проникнуть под твою личину. И увидит… хе-хе… придунайского вампира, соскучившегося по первой положительной… А теперь тихо! Больше никаких имен!

Телега была уже совсем близко. Арей спокойно вышел из-за камня ей навстречу. Арбалетчики равнодушно покосились в его сторону. Зеленоволосая русалка лежала на соломе и лениво шевелила хвостом. Ей было жарко. На пахнущий сырой рыбой хвост садились мухи.

— Как служится, соколики? Неделя за год, год за век? — спросил Арей, даже не пытаясь изменить голос. Видимо, личина делала это за него.

Молодой широкомордый арбалетчик вскинул на него глаза и сразу отвернулся.

— Вали, бабка! — процедил он сквозь зубы.

Старуха-ведунья поклонилась и, опираясь на клюку, заковыляла к поселку. Да-да, заковыляла. Именно так показалось Мефу. Несмотря на это, он нагнал Арея только у частокола.

В это время года Лысая Гора выглядела неплохо. Особенно живописны были ее дворики, удаленные от широких улиц с магазинами и присутственными местами. Затененные виноградом, с пирамидальными тополями, с черепичными крышами, с цветущими яблонями, прекрасные места эти, казалось, специально были предназначены мирозданием для медленной и степенной деградации. Годы здесь проносились как дни, и если бы не бессмертие многих лысогорцев, их жизнь просвистела бы мгновенно, как скорый поезд мимо заплеванного полустанка.

Над дорогой висела полоса зноя. Все, что было живого (на Лысой Горе данное понятие воспринималось расплывчато), пряталось в садах или под крышами. Лишь пустые ведра проплывали к колодцу, охраняемые от вороватых соседей драчливыми коромыслами, или воинственно хлопал крыльями на заборе прогонявший василисков петух.

Дважды на перекрестках попадались торговки. Прячась в тени и болтая, они нет-нет да бросали взгляды на столики со своим немудреным товаром. Там, на газетках, кроме семечек, обычных в этих местах, жарились на солнце сушеные глаза, пораженные грибком ногти и какая-нибудь экзотика, вроде позвоночных дисков великана, дающих силу в бою. Одна бойкая торговка выложила на газетке штук пять пузырьков с каплями берсерка.

Меф забавы ради хотел купить (торговка уже лениво завозилась, настраиваясь, чтобы подойти к столику), но Улита вежливо сказала:

— Не спеши, родной, а то успеешь! Ты когда-нибудь видел в Китае берсерков?

— Почему в Китае?

— Потому что это китайская подделка. В лучшем случае там вода из лужи.

Меф разглядел пузырек и убедился, что слово «берсерк» на этикетке написано как «биРсеРк», да и русский шрифт подобран как-то стихийно, с миру по нитке, с гарнитуры по букве. Даже буква «И» клонила палочку не в ту сторону.

— Неужели и сюда китайцы пролезли? — спросил Меф с восхищением. Капли он, однако, покупать не стал.

Арей едва виднелся уже в дальнем конце улицы. За все время он ни разу не обернулся и не проверил, успевают ли за ним его спутники. Когда Мефодий, Дафна и Улита подбежали, то там, где мечник мелькнул в последний раз, его уже не было. От колодца расходились две дороги. Одна — прямая, от другой разбегались многочисленные проулки.

Мефодий хотел сосредоточиться и нашарить отклик сознания Арея, но кто-то предупреждающе положил руку ему на плечо. Мефодий обернулся. Ему пришлось напомнить себе, что эта молодящаяся тетка с фарфоровыми зубами — Дафна, а заплывшая, задавленная жиром собачка — Депресняк. Хотя и он сам, если разобраться, выглядел как хорошо отлежавшийся мертвяк. Едва ли Даф получала наслаждение, разглядывая его.

— Э-э… да?

— Не надо магии!

— Почему?

— Видишь тех двоих?

— Где?

Даф глазами показала на две серые фигуры, прильнувшие к земле у покосившейся ограды, обвитой виноградом. Фигуры были небольшие, плоские, обмотанные тряпьем. Особого опасения у Мефа они не вызывали.

— Увидел? А теперь быстро отвернись! — велела Дафна.

— Зачем?

— Ты передаешь им силу. Когда ты на них смотришь, даже случайно — они тебя считывают. Не давай им касаться твоего запястья, шеи. Избегай смотреть в глаза. Ты их тревожишь. Они смутно ощущают, что ты неправильный мертвяк. От тебя исходит сила. От таких ее не скроешь. Вон как завозились!

— Кто они?

— Потом скажу! Хорошо, что не видят глубже первой личины. Но все равно чувствуют… Идем отсюда! Я знаю, где Арей, — Дафна потянула его за руку по крайней дороге.

Меф спиной ощущал, что обе плоские фигуры упорно ползут за ними. Полоска меча, томящегося за спиной в ножнах, обжигала ему кожу.