Сорок третий номер…

Дмитрий Герасимов, 2010

С какого-то момента известную журналистку Киру Голоту начинают преследовать страшные, фантасмагорические события, которым она не может найти объяснения. В их городе, в кинотеатре рядом с домом Киры демонстрируется фильм со странным названием «Сорок третий номер…» Со слов очевидцев, героиня этого фильма якобы сходит с экрана и убивает реальных людей – зрителей, которые попали в кинотеатр. Главный редактор газеты, в которой работает Кира, предлагает ей провести журналистское расследование этих происшествий. Кира берется за дело. Она ещё не знает: чтобы докопаться до истины, нужно вернуться на 25 лет назад. Все началось тогда, в восьмидесятых, с истории одного смертника…

Глава третья

Юсси Вильевич Тукс был вне себя. Он ходил в своем кабинете из угла в угол, держа трубку у вспотевшего уха, и кричал:

— Послушайте, мы с вами так не договаривались! Я сделал все, как вы просили… Поручил расследование Кире… А теперь она оказалась впутанной в какую-то пренеприятную историю!.. Чего я так нервничаю? Это же скандал! Если конкуренты из других изданий пронюхают что-нибудь, мы потом не отмоемся очень долго! Я молодец? Я вовсе не молодец, что пошел у вас на поводу! Моей лучшей журналистке — конец! Но это еще полбеды. Репутация газеты — вот главное, понимаете? Я создавал эту самую репутацию годами, по зернышку, по крупинке. И все ради чего? Чтобы в один прескверный день все пошло к черту? Чего я кричу? Я кричу не так, а вот так: А-а-а-а!!! А с вами я не кричу, а взволнованно разговариваю… Я не знаю, какие у вас, в милиции, счеты с моей журналисткой, но так не делают, понимаете? Так не делают! Вы хотите ее уничтожить моими руками и за мой, так сказать, счет… Вернее, за счет газеты. Я ни при чем?.. Не волноваться?.. А что мне, позвольте спросить, остается делать?.. Какую статью?..

Тукс перестал бегать и встал как вкопанный посреди комнаты.

— Что написать? — у него округлились глаза. — Вы это серьезно? Что значит — опередить конкурентов? То есть, вы считаете, что если я опубликую материал, в котором уничтожу и раздавлю собственную журналистку раньше, чем это сделают другие, то я буду на коне?.. — Юсси Вильевич положил трубку и еще долго стоял, в задумчивости уставившись на собственные сандалии.

— Бред! — прошептал он. — Полный бред…

В дверь постучали.

Тукс вздрогнул, словно очнувшись, бросил телефон на стол и, запрыгнув в кресло, буркнул:

— Кто там еще?

В кабинете появился высокий, сухощавый мужчина лет шестидесяти с копной рыжевато-русых волос, подъеденных сединой.

— Секретаря, конечно, нет на рабочем месте! — громко, чтобы было слышно в приемной, сказал редактор. — И у нас проходной двор.

Рыжий пропустил мимо ушей эту неучтивость, закрыл за собой дверь и без приглашения уселся на стул в самом конце стола. Он неспешно раскрыл плоский портфель из грубой кожи и извлек из него номер «Петрозаводск Daily».

Тукс терпеливо ждал, что будет дальше.

Мужчина развернул газету, надел очки и углубился в чтение.

— Эй, — не выдержал Юсси Вильевич. — Кроме вас, здесь еще и я имеюсь в наличии. Или вы думаете, что пришли в избу-читальню?

Незнакомец снял очки, ткнул ими в газету и, не глядя на редактора, вздохнул:

— Хорошая статья, но… несвоевременная.

— Вы о чем? — насторожился Тукс.

— Я хотел бы поговорить с вашей журналисткой… — мужчина опять поднес очки к глазам, — с Кирой…

— Как? — вырвалось у редактора. — И вы тоже?

— Почему — тоже? — рыжий наконец удостоил собеседника взглядом.

— Почему — тоже? С ней многие хотели бы поговорить, — усмехнулся Юсси Вильевич. — И я бы не отказался… По душам, так сказать… С отеческим ремнем… Но, увы, она сейчас выдернута из наших рядов неотложными делами. Спасает собственную репутацию и, возможно, свободу.

— Спасает свободу? — удивился незнакомец. — Ей разве что-то угрожает?

— Возможно, — уклончиво ответил редактор. — А вы… кто?

— Я хотел бы поговорить с Кирой, — повторил рыжий. — У нас есть весьма интересная общая тема для разговора.

— Вы из милиции? — на всякий случай уточнил Тукс.

Мужчина поморщился.

— Не хочу иметь ничего общего с этим ведомством. — Он расстегнул рубашку, и глазам Юсси Вильевича предстал выколотый на волосатой груди синий храм с множеством куполов. Редактор не успел их пересчитать. Штук восемь, не меньше.

— Понятно, — кивнул он. — Как там в песне: «Столько лет платил я по счетам моих долгов…» Ну а Кира-то вам зачем? Вы с ней знакомы?

— Нет, — признался рыжий, застегивая рубашку. — Правда, когда-то я знавал ее отца.

— Вот как? — удивился редактор. — Он разве тоже… с куполами?

— Косвенным образом, я именно из-за него попал в тюрьму.

— Надеюсь, — Юсси Вильевич откинулся в кресле, — вы не мстить собрались, уважаемый?

— Нет, — мужчина помотал головой. — Мне на него обижаться не за что. Хороший, сильный человек с очень непростой судьбой. То, что выпало на его долю — врагу не пожелаешь.

— Это верно, — согласился Тукс. — Он провел в разлуке с дочерью без малого четверть века.

— Они встретились? — рыжий открыл рот. — Это просто потрясающе. Я рад за них. Искренне… Тем более мне нужно поговорить. С ними обоими.

Юсси Вильевич покачал головой.

— Не знаю, не знаю… Мы не имеем права давать адреса и телефоны сотрудников. Кроме того, у Киры сейчас серьезные неприятности. Вряд ли ей будет до вас. — Редактор приподнялся в кресле. — А что за статью в нашей газете вы комментировали?

Рыжий положил номер на стол.

— Про остров Хойту…

Тукс поморщился. Он вспомнил этот материал двухлетней давности, из-за которого у него было столько неприятностей.

Весной 1998 года молодая, но уже известная, благодаря своим частым публикациям в «Петрозаводск Daily», Кира принесла на планерку очерк про таинственный остров, затерянный где-то в паутине карельских рек и озер у самой границы с Финляндией. Туксу тогда, помнится, материал не понравился.

— Что за детские фантазии? — разозлился он. — Вам Стивенсоном хочется стать или Верном?

— Они оба мужчины, — улыбнулась журналистка. — Да и фантастика здесь ни при чем. Я предлагаю читателю только факты.

— Я предлагаю читателю только факты? — кипятился редактор. — Какие факты? Что на острове Хойту, который действительно существует, схоронены несметные сокровища? Что этот остров охраняется таинственной умершей старухой, которая бродит по камням в саване и сжигает огнем всех, кто пытается добраться до сокровищ? Это, моя хорошая, что угодно — легенда, былина, сага о Форсайтах, поэзия Вагантов, доморощенный карельский фольклор, — только не факты!

— Это факты, — упрямо твердила Кира. — У меня сохранились письма, адресованные мне матерью. Мама писала их, находясь в тюрьме, когда я не то что читать — ходить не умела. Но все эти письма хранятся с тех пор у меня. Я пронесла их через всю жизнь. Прятала от жестоких сверстников в детском доме, от злых воспитателей в интернате. Я переезжала с места на место, и первое, что брала с собой, было не хлеб и не вино, а стопка пожелтевших материнских писем.

— В них написано про сокровища? — недоверчиво щурился Тукс.

— И про сокровища тоже, — отвечала девушка. — В них — история любви моих родителей, их трагедия и боль. Короткая вспышка счастья и черная, непроглядная темень разлуки.

— Непроглядная темень разлуки? — Юсси Вильевич снисходительно улыбался. — Ну а про золото и про старуху там что написано?

— Хойту — самый настоящий остров сокровищ, — заявила девушка. — Но туда никому хода нет. Призрак в саване бдительно охраняет богатства и несет смерть каждому, кто на них позарится. Наверно, это прямая аллегория нашей жизни. Взять то, что отобрано у других, запустить руку туда, где покоятся чьи-то боль и скорбь, значит — обречь себя на страдания, на муки, на смерть.

— Очень красиво, — оценил с усмешкой редактор. — Покоится боль… обречь себя на муки… Но нам не аллегории нужны, а факты!

— Кто оценит эту историю — тот ее поймет, — возразила Кира. — А кто ее поймет — поверит ей…

За молодую журналистку вступился весь отдел, и редактор сдался.

Не прошло и недели, как он горько об этом пожалел. Тех, кто «понял» историю и, тем более, «поверил ей», оказалось так много, что редакцию целыми днями стали осаждать толпы энтузиастов, желающих отправиться на Хойту. В то время, как одна половина читателей писала гневные письма, в которых требовала от Тукса и его команды, чтобы «не морочили людям головы, а лучше бы занялись проблемой установки домофонов в подъездах», другая завалила мэрию проектами по организации экспедиции на остров сокровищ и предложениями о выделении средств на это. Пока в мэрии думали, в городе появилось общество с ограниченной ответственностью ХОЙТУ, которое в короткий срок получило инвестиции от частных лиц в размере трех миллионов долларов для реализации долгосрочного бизнес-проекта по освоению богатств острова. Собрав деньги, участники общества скрылись в неизвестном направлении, а обманутые вкладчики пришли в редакцию «Петрозаводск Daily» требовать возврат своих капиталов. Тукс был на грани инфаркта. В прокуратуре его заподозрили в том, что он умышленно распустил слухи о сокровищах, чтобы избавить недобросовестных коммерсантов и, в особенности, чиновников от необходимости объяснять происхождение своих доходов. Теперь на вопрос налоговиков: «Откуда у вас два пентхауса в центре города?», любой мздоимец мог ответить: «Нашел сокровища на острове Хойту».

Но настоящая трагедия произошла спустя месяц. Группа студентов предприняла попытку добраться до острова и, разбив там палаточный лагерь, заняться раскопками. Молодые люди добрались до озер, снарядили неизвестное плавсредство и отправились на Хойту. Ни один из них не вернулся. Поисковые бригады спасателей две недели осматривали с вертолета окрестности. Студенты исчезли бесследно.

Вот почему Туксу было неприятно любое упоминание о проклятой статье.

— Вы верите в эту дребедень? — спросил он насмешливо.

— Как вам сказать, — пожал плечами рыжий. — Я был на острове Хойту.

Юсси Вильевич вытаращился на своего собеседника.

— Я был на острове Хойту? — в своей обычной манере переспросил он. — Ну, раз вы живы, значит, точно дребедень. Чепуха все — и старуха, и сокровища. Романтический бред молодой журналистки, не осознающей, какие последствия могут иметь подобные враки.

— Сокровищ я не нашел, — признался мужчина. — Но старуху видел…

— Вы это серьезно?

— Я даже разговаривал с ней. — Рыжий задумался. — Вернее, говорила она, а я онемел от страха.

Тукс вскочил с кресла и зачем-то сделал круг по комнате.

— И что же она вам поведала? — спросил он, остановившись.

— Зачем вам? — Незнакомец сложил газету и аккуратно убрал ее в портфель. — Вы же не верите в эту дребедень.

Редактор фыркнул.

— Знаете, я столько натерпелся из-за той статьи, что тоже считаю себя пострадавшим от старухи в саване, — и он засмеялся коротким смешком, приглашая собеседника разделить его иронию.

Но тому было не до смеха. Он провел рукой по лицу, словно смахивая горестные воспоминания, и пробормотал:

— Все, что сказала мне старуха — сбылось… Моя жизнь рухнула к чертовой матери в одночасье. А знаете, почему? — Он поднял глаза на Тукса. — Потому что жил скотом… Ну, мне пора… — Рыжий застегнул портфель и поднялся. — Так вы не дадите мне адрес Киры?

Редактор, подумав, махнул рукой:

— Дам…

Женщина в белом домотканом платье, с черной накидкой на плечах смотрела на Киру красивыми темными глазами, полными слез.

— Твой номер сорок три… — шептала она. — Смерть дышит тебе в затылок…

Та сидела, потрясенная до глубины души, и такими же красивыми темными глазами смотрела на экран.

— Это же ты, родная… Это же ты! — Николай сжал ее руку. — Невероятно! Не могу поверить! — Он сам не заметил, что в порыве изумления кричит на весь кинотеатр.

Задние ряды зашикали:

— Хватит орать.

— Ведите себя прилично.

— Наверно, ему пива с попкорном не хватило…

На экране какие-то люди ссорились, кричали, угрожали. Неожиданно у женщины оказался в руках пистолет. Казалось, она вот-вот упадет без чувств.

— Вы убили нашего осведомителя, — сухо констатировал мужской голос. — И отомстили за своего любовника!..

Кровь… ночь… озеро… огни…

Экран давно погас, и в зале вспыхнул свет, а Кира все сидела, приложив пальцы к дрожащим губам, ошеломленная и притихшая. Николай тронул ее за локоть:

— Пойдем, любимая… Уже конец.

— Конец… — как эхо, повторила она.

Выйдя на улицу, они неспешно двинулись к машине, запаркованной у самого входа в кинотеатр. Пустынные ночные тротуары печально кивали им светом тусклых, покачивающихся на проводах фонарей. Кира молчала. Мысли путались в голове, а рваные, противоречивые чувства дрожали в сердце наподобие сброшенных на подоконник кусочков старого письма.

— Та женщина… В фильме… — нарушил молчание Николай. — Она очень похожа на тебя. Как две капли воды.

— Или я — на нее, — пробормотала Кира.

Они сели в машину, Николай повернул ключ, но стрелки на приборной доске остались недвижимы.

— Тьфу! — не выдержал он. — Все как назло! Наверное, аккумулятор сдох.

Кира его не слышала. Она смотрела невидящим взором прямо перед собой и беззвучно шевелила губами.

— Я говорю: придется ловить такси, — Николай повернулся к ней. — Ну приди в себя, детка!

— Знаешь, что самое невероятное? — прошептала она. — Этот фильм от начала до конца — подлинная история жизни моей матери… Все, что та описывала мне в своих письмах, мы сейчас с тобой видели на экране.

Николай с сомнением покачал головой.

— Как такое возможно, милая? Это же кино!

Кира вдруг встрепенулась:

— А какого года фильм? Ты не обратил внимание?

— Кино старое, — муж нахмурил лоб, что-то припоминая. — Вроде бы писали где-то, что картина была запрещена к показу, долго лежала на полке, и премьера состоялась только в наши дни.

— Значит, фильм снят давно… — задумчиво повторила Кира. — Надо будет разузнать о нем как можно больше. Завтра же попытаюсь связаться с прокатчиком.

— Знаешь, что? — Лицо Николая вдруг просветлело. — Только ты не обижайся, ладно? Не обидишься?

— Ну, говори, говори, — поторопила она.

— Я думаю, что твоя мама когда-то очень давно, посмотрев фильм, просто пересказала всю эту историю в своих письмах. Нам всем хочется, чтобы наша жизнь походила на роман или на приключенческую повесть.

— Ты же сам говоришь, что картины в прокате не было, — возразила Кира. — И, кроме того, как объяснить наше потрясающее сходство с героиней?

— Вот это — загадка, — согласился Николай. — А может, твоя мама была актрисой? Сыграла роль в этом фильме, а потом так расчувствовалась, что вообразила жизнь своего персонажа своей собственной жизнью. Это бывает у больших артистов. Они так вживаются в образ, что потом долго не могут из него выйти.

— Я родилась в тюрьме, — напомнила Кира. — Значит, по крайней мере эта часть жизни моей матери — реальная, а не киношная.

— А что, актриса не могла попасть в тюрьму? — пожал плечами Николай.

— После того, как снялась в фильме, который ей эту тюрьму пророчил?

— Такое тоже бывает… — Он вздохнул. — Во всяком случае, эта версия более правдоподобна, чем та, на которой ты настаиваешь.

— Я ни на чем не настаиваю, — сказала Кира. — Я сама ничего не понимаю. В голове — хаос… Знаешь, что? — Она тряхнула головой. — Поймай мне такси, милый. Я хочу собраться с мыслями, привести в порядок чувства. А ты реанимируй свой аккумулятор и приезжай поскорей.

— Как же я отпущу тебя одну? — Николай нахмурился.

— До дома — пятнадцать минут, — Кира улыбнулась. — И не бросать же тебе машину здесь, посреди улицы. — Она чмокнула его в щеку. — Я буду ждать тебя…

На следующее утро в квартире журналистки раздался телефонный звонок. Сонный Николай схватил трубку.

— Это Кошкин. — Голос на том конце провода был холоден.

— Вам Киру? — хрипло поинтересовался муж.

— А она дома?

— Кажется, на кухне. Что-то опять стряслось?

— Стряслось. — Виктор, похоже, обдумывал, как преподнести новость «рифмоплету». — Короче, в городе еще один труп…

— Что? — Николай протер глаза и сел в кровати.

— Что слышал. Уши не мыл? Еще одно убийство, точь-в-точь как два предыдущих. И тоже при свидетеле. Погибший — некто Малиновский из Санкт-Петербурга. Все, как и прежде: женщина в черной накидке, «твой номер — сорок три», пуля в затылке, падение из окна.

— Не может быть! — ахнул Николай.

— Где твоя жена была вчера вечером? — Виктор перешел в наступление.

— Мы оба были… в кино.

— Где?!

— В кинотеатре «Каскад» на последнем сеансе.

Трубка на секунду затихла. Виктор, казалось, еще не привык к совпадениям.

— А что было потом? — спросил он тихо.

— Поехали домой.

— Вдвоем?

Николай запнулся.

— Понимаете… Кира уехала раньше… У меня сел аккумулятор.

В трубке опять возникла пауза.

— В котором часу вы были дома? — спросил Виктор.

— Что-то около трех.

— А жена?

— Когда я приехал, она была в постели, — твердо ответил Николай. — В ночнушке…

— Мне неинтересно, в чем вы оба спите! — огрызнулся Виктор.

— Вам позвать Киру?

— Не нужно…

Николай положил трубку и еще долго в задумчивости смотрел на нее.

— Кто там, милый? — донесся с кухни голос жены.

— Это меня… — неуверенно откликнулся он. — С работы.

Пошел отсчет двум дням, выпрошенным Кирой у следователя. Успеть нужно было невообразимо много, но сейчас ее интересовал только вчерашний фильм.

В одиннадцать часов утра она нанесла визит в офис фирмы «Петросинема» — официального представителя прокатчика в городе.

— «Сорок третий номер»? — переспросили там. — Убогая лента. Это наш прокол. Мы полагали, что зрители толпами пойдут на фильм, запрещенный в советское время, но ошиблись. Картина не собирает в прокате и половины того, на что мы рассчитывали.

— Могу я получить аннотацию? — не унималась Кира.

— Что вы имеете в виду?

— Год выпуска, киностудия, творческий коллектив создателей.

— Не можете.

— Вот как? — удивилась журналистка. — Почему? Эта услуга платная?

— Эта услуга бесплатная, просто мы не можем ее оказать. Видите ли, у нас нет такой информации. Это нонсенс, конечно, но — факт.

— Разве так бывает? — Кира открыла рот. — А титры?

— Титров нет! Представляете, ни заявочных, ни финальных! Спасибо, хоть название осталось.

— А существует электронная копия этого странного фильма? — полюбопытствовала она.

— Насколько нам известно, издатель отказался от релиза. Впрочем, узнайте у него сами.

Визит к издателю оказался более результативным. Кира получила электронную версию картины в формате DVD, выложив за нее кругленькую сумму.

— Вам повезло, — заверили на фирме. — Перегон материала в цифру обходится гораздо дороже. Просто у нас уже есть матрица. Готовились к тиражу, но в последний момент отказались от этой затеи.

— Да, мне повезло, — согласилась Кира. — Теперь у меня появятся ответы на некоторые вопросы.

С диском в руках она отправилась через весь город к своему старому знакомому — Олли Куусинену. «Компьютерный гений» и просто добрый малый, он работал системным администратором в одной серенькой конторке по продаже оргтехники.

Кире он обрадовался необычайно.

— Привет, старушка! Каждый раз удивляюсь, какая ты красавица! — Олли чмокнул ее в щеку. — Жаль, что ты редко навещаешь малыша Куусинена.

— Привет, малыш Куусинен! — в тон ему ответила Кира. — У меня к тебе дело…

— Почему я не удивляюсь, — вздохнул тот. — О малыше вспоминают, только когда от него что-то нужно.

— Не обижайся, — улыбнулась она. — Просто у меня большие неприятности, а ты мне можешь помочь. Давай посмотрим с тобой одну занимательную киношку.

Почти три часа они сидели перед монитором компьютера голова к голове, прокручивая снова и снова кадры загадочного фильма.

— Когда ты все успеваешь? — скалился Олли. — И фельетоны писать, и в кино сниматься!

— Не отвлекайся, — хмурилась Кира. — А лучше прокрути-ка еще вон ту сцену. А этот кадр распечатай.

Куусинен запустил принтер.

— Дашь автограф? — куражился он. — А то у меня после тебя никогда ничего не остается.

— Как? — притворно удивилась Кира. — А запах духов, а теплые воспоминания?

— И еще эрекция, — добавил Олли.

— Ну, про это мне неведомо. — Она сдула со лба прядь и вдруг посерьезнела: — Стоп! Верни-ка предыдущий кадр!

На экране застыла картинка, и Кира, приблизив лицо к монитору, внимательно ее рассмотрела.

Женщина в кадре стояла у стены. Ее красивое лицо изображало муку, глаза были страдальчески возведены вверх, а губы кривились в отчаянии. Очевидно, только что прозвучал фатальный выстрел, изменивший ее судьбу. Открытые плечи забрызганы кровью, а пистолет в руке безвольно опущен.

— Давай увеличим, — попросила Кира. — Насколько возможно.

Олли пощелкал «мышью».

— А еще?

— Дальше уйдем в расфокус, — объяснил он.

— Попробуй, миленький! — взмолилась Кира. — Ты ведь все можешь.

— Знаешь, — усмехнулся Куусинен, клацая клавишами, — был такой фильм Антониони, шестидесятых годов… Там фотограф при помощи многократного увеличения снимка сумел обнаружить убийцу. Ты того же добиваешься?

— Возможно. — Она закусила губу. — Давай, еще крупнее!..

— Нужно переформатировать изображение, — развел руками Олли.

— Переформатируй! Сам говоришь: даже в шестидесятые такое было возможно, а уж при нынешней технике!..

Виктор нервничал. События последних дней выбили его из колеи. Работа не ладилась, начальство намекало, что четвертую звезду на погон он получит еще не скоро, кривая раскрываемости на грязном куске ватмана в его кабинете неумолимо ползла вниз и уже почти слилась с осью координат. А на душе творилось и вовсе форменное безобразие. Он даже вспомнить не мог, когда последний раз в нем с такой силой боролись оперативник с любовником. Чувства к Кире вспыхнули вновь, и потушить этот пожар могло только время. Немалое время.

Вместе с тем Кошкин испытывал огромное желание проучить эту взбалмошную девчонку, отомстить ей за измену и унижение.

«Предоставлю все на откуп судьбе, — решил он. — Если обнаружится, что журналистка из «Петрозаводск Daily» в чем-то виновата, спущу с нее три шкуры, лично защелкну наручники на ее тонких запястьях! А нет — так пусть катится с миром».

Но Виктор, похоже, врал себе. Ему очень хотелось, чтобы Кира оказалась невиновной. Он был готов ждать и два дня, и десять, цепляться за любую соломинку, способную вытащить ее из неприятностей. Однако у судьбы, которой он все предоставил на откуп, было, вероятно, на этот счет особое мнение.

Третье убийство теперь уже проходило эпизодом в рамках одного уголовного дела, расследование которого поручили Щеголькову. У Виктора для Щегла был сюрприз. Открытие, которое он сделал пять минут назад, изумило его и привело в смятение. Единственное, о чем Кошкин не мог с уверенностью сказать, — поможет ли этот сюрприз следователю в его работе. Скорее всего — повредит. Чем больше мистики и диких, необъяснимых фактов, тем труднее сплести версию, сложнее установить истину.

Он выскочил из Управления, сбежал по ступенькам служебного входа и у самой машины нос к носу столкнулся с Кирой. Та поджидала его на солнцепеке, обмахиваясь картонной папкой, в которой фотографы обычно разносят выполненные заказы.

— Тебе чего? — грубо спросил Виктор. — Закончила расследование?

— Знаешь, — Кира вздохнула, — хоть я и попросила два дня на собственную ОРД^[1], мне все-таки без твоей помощи не обойтись.

— Ты ставишь меня в дурацкое положение, — пробормотал он. — Ведь если ты виновата, то, получается, я сам…

— Не виновата! — Кира стукнула кулаком по крыше его автомобиля. — Но у меня есть проблема…

«Начинается! — мелькнуло в голове у Виктора. — Я ведь догадывался, что у нее рыло в пуху. Где-то все-таки засветилась, журналисточка вездесущая…»

— Ты оказалась в неподходящее время в ненужном месте, верно? — насмешливо спросил он.

— Не совсем так… — Кира замялась. — Понимаешь, я не смогу доказать свою невиновность, потому что ее никто не сможет доказать…

Кошкин расхохотался.

— Иными словами, — сказал он, — ты признаешь свою вину. Суди сама: если никто не может доказать невиновность человека, значит, он виновен.

— Все наоборот, — возразила Кира. — Если никто не сможет доказать вину человека, то он невиновен. А в нашем случае виновность его никто не докажет!

— Что ты хочешь от меня?

— Витя, выслушай то, что я тебе скажу, без эмоций и ерничанья. — Она взяла его за руку. — Я почти убеждена: в этом деле вообще нет виновных.

— Да? — удивился тот. — А покойнички наши сами себе в затылок стреляли?

— Нет, не сами, — спокойно ответила Кира. — Но того, кто стрелял, нам не найти никогда, потому что его… то есть, ее… попросту нет на этом свете.

— Убийца привидение?

— Пожалуй, так… — Девушка вдруг перешла на шепот: — Это — женщина из фильма «Сорок третий номер».

Виктор раздраженно выдернул руку.

— Знаешь, — сказал он, — я далек от мысли, что умная, образованная девушка способна верить в подобную чушь. Поэтому я делаю иной вывод, более правдоподобный: ты умышленно водишь меня за нос! С самого начала, с нашей первой встречи во дворе на Парковой улице, ты уже точно рассчитала, как воспользуешься мной. Но я тебя разочарую: когда дело подойдет к развязке и когда на столе у следователя будут лежать доказательства твоей причастности к этим убийствам, я лично — слышишь? — лично арестую тебя!

— Баллистика готова? — вдруг спросила Кира.

— Что? — не понял Виктор.

— Я говорю: баллистическая экспертиза готова?

— Не важно. — Он сделал вид, что собирается садиться в машину.

— Нет, важно! — Кира дернула дверцу на себя. — Давай по-честному: ты мне — историю ствола, а я тебе — его номер!

Виктор усмехнулся.

— Ты все-таки ненормальная…

— Говори! — потребовала она. — Будь спокоен, я не блефую.

Кошкин, так и не сев в машину, захлопнул дверцу и сложил руки на груди.

— Значит, так… У «Вальтера» этого — давняя судьба. Когда-то он даже был на вооружении у специальной группы по приведению в исполнение смертных приговоров. Последний раз он фигурирует в картотеке по уголовному делу какой-то бабы… Она укокошила гэбэшного сексота за то, что тот сдал ментам ее сожителя.

— Все правильно, — кивнула Кира. — И было это в конце семьдесят третьего, верно?

— Возможно, — прищурился Виктор. — А ты откуда так осведомлена?

— Эта «баба» — моя мать.

— Ага, — кивнул он. — Значит, все правильно. Твоя мать застрелила человека, и теперь ты хочешь сказать, что яблоко от яблони…

Кира раскрыла папку и достала из нее пестрый снимок.

— Смотри.

Виктор уставился на фотографию.

— Что это?

— Это номер твоего «Вальтера», — торжествующе, ответила девушка. — Проверь…

— Откуда он у тебя? — Виктор колебался.

— Проверь, — настаивала Кира.

Тот нехотя потянулся за телефоном.

— Сплошной бред… Почему я все время иду у тебя на поводу?.. Алло, Серега… Да, это я… Не в службу, а в дружбу… Хотя, в службу — тоже… Глянь-ка результат экспертизы… У меня на столе, справа… Нет, не в сейфе, а на столе… Да, баллистика… Нет, не то взял… Там другой лист… Да, ствол, фигурирующий по последним эпизодам… Ага! Верно. Номер зачитай. Как?.. Полста восемь, так… Тринадцать… Спасибо. — Он убрал телефон в карман и, улыбаясь, протянул Кире снимок. — Не тот.

— Как, не тот? — ахнула та.

— А вот так, — он развел руками. — Номер ствола — другой. Ты опять захотела меня подурачить, да?.. Знаешь, что я тебе скажу?..

У Виктора в кармане заиграла мелодия.

— Я тебе скажу, что ты… — Он поднес трубку к уху. — Да, Серега… По «Вальтеру», конечно! А ты по чему диктовал?.. При чем здесь «ТТ»?.. А у «Вальтера» какой? — Виктор выдернул из рук Киры фотографию. — Четырнадцать… так… девяносто семь… так… двадцать один… — Он нажал «отбой» и устало опустил руки.

— Ну что? — Кира торжествовала.

— Откуда у тебя этот снимок? — Кошкин прищурился. — Ты держала в руках пистолет?

— Эта фотография — увеличенный на компьютере и распечатанный кадр из фильма «Сорок третий номер», — с расстановкой произнесла она. — И я это могу доказать.

Виктор нервно вытер ладонью лицо.

— А это значит… — Он растерянно повертел в руках снимок. — А это значит…

— Это значит, что и орудие убийства, и сама убийца находятся по ту сторону экрана, — закончила за него Кира.

— Я в это ни за что не поверю, — помотал головой Виктор. — А следователь и подавно. Знаешь, что здесь не клеится? Ствол-то существовал реально! И даже оставил след в нашей картотеке!

— Но ведь и мама моя существовала реально! — запальчиво возразила она. — И тоже оставила след в вашей картотеке. Пойми: таинственный и неизвестно откуда взявшийся фильм — точное описание происшедшего с ней. А женщина, похожая на меня, — моя мать! Вот почему я сказала, что убийцу никто не найдет!

— Выходит, ты допускаешь, что мамаша твоя настолько кровожадна, что способна стрелять в затылок ни в чем не повинным людям?

Кира закусила губу.

— Ты попал в точку, — тихо сказала она. — Это единственное, что не укладывается у меня в голове. Мамин образ… Ее письма…

— А у меня это далеко не единственное, что не укладывается в голове! — перебил Кошкин. — Здесь все от начала и до конца — бред! Нелепость! Фантасмагория. Вот смотри, — он извлек из кармана маленький целлофановый пакет. — Это мой сюрприз Щеглу. Здесь три билета в кинотеатр «Каскад»…

— Почему три? — поинтересовалась Кира.

— Потому что три убийства, — просто ответил Виктор. — А ты не знала? — Он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Н… нет. Я знаю только о двух.

— Последнее было совершено вчера вечером.

У Киры опустились руки.

— Мне никто не поверит! — она чуть не плакала. — Завтра твой Щегол вызовет меня на очную ставку — и конец. Третий эпизод, третий свидетель… Меня арестуют, Витя!

— Тем более дослушай, — невозмутимо продолжал тот. — У следователя наверняка возникнет вопрос: почему, Кира, вы столь избирательны в выборе жертв? Заранее обдумай, что ответить.

— Ты издеваешься?

— Взгляни, — Виктор достал из пакетика билеты. — Один и тот же фильм, один и тот же сеанс, только даты разные… А теперь посмотри на место! Одно и то же на всех билетах!

— Сорок три… — пролепетала Кира.

— Я проверил: кресло под номером сорок три — единственное в зале. Оно есть только в седьмом ряду — он самый длинный.

— А это значит… — теперь и она растерянно моргала. — Это значит…

— Ничего это не значит! — буркнул Виктор. — Полная туфта. Еще одна мистическая загадка. Твоей мамаше, или кому там еще… не по нраву зрители, оказавшиеся на сорок третьем сиденье. Она их вылавливает по одному, говорит, мол, твой номер сорок три, уважаемый? Тогда получи пулю. Щегол будет в восторге!

— Что мне теперь делать? — У Киры на глазах выступили слезы. — И что собираешься предпринять ты?

— Что тебе делать — не знаю, — честно признался Виктор. — Езжай домой и никуда не выходи по вечерам. Хоть какое-то алиби. А мне сегодня предстоит поход в кино…

— Что? — она не верила ушам.

— Последний сеанс. Сорок третье место…

Дома на пороге ее встретил отец. Он нервно поглаживал усы, как делал всегда, когда был чем-то встревожен или расстроен.

— Мне нужно поговорить с тобой, девочка…

— Пап… — она бросилась ему на шею и, уже не сдерживая себя, разрыдалась.

— Знаю-знаю, — он гладил ее по волосам. — Нелегко тебе сейчас, родная.

— Я не понимаю ничего, — всхлипывала Кира. — Я не знаю, что мне делать. Происходит что-то чудовищное и необъяснимое. Помоги мне, папа!

— За этим я здесь. — Он взял дочь за плечи и заглянул ей в глаза. — Я появился в твоей жизни, чтобы оберегать тебя от невзгод. Вместе мы найдем выход из любого положения. Ты верь мне…

Они прошли в гостиную, Кира привычно бросила сумку на стул, а папку положила аккуратно на телевизор, рядом с фотографией. Женщина в белом платье по-прежнему грустно смотрела со снимка на мужа и дочь. Казалось, стоит только очень сильно захотеть, и она шевельнется, вздохнет и произнесет наконец что-то очень важное. Кире сейчас, как никогда, нужны были эти слова.

— Скажи, папа, — она внимательно вгляделась в фотографию, — откуда у тебя этот портрет?

— Мне подарила его твоя мама в нашу самую первую встречу, — отец сел в кресло. — Почему ты спрашиваешь?

Кира раскрыла папку и достала из нее точно такой же снимок, только поменьше.

— Эта фотография сделана из фильма «Сорок третий номер».

— Что за фильм? — удивился отец.

— Я сама не знаю, — горько вздохнула она. — О нем неизвестно ничего, ни кто его снимал, ни кто в нем снимался. Ничего, кроме одного: он слово в слово повторяет то, что писала мне мать в своих письмах — историю ее любви и ее непоправимой беды.

Отец покачал головой.

— Знаешь, — сказал он, — вот об этих письмах я и хотел с тобой поговорить.

— Давай, поговорим, — согласилась Кира. — Мне тоже нужно о многом тебя расспросить.

— Помнишь, — отец погладил усы, — в нашу первую встречу, когда мы были на седьмом небе от обретенного счастья, я попросил тебя об одном одолжении?

— Да, — ответила она. — Ты просил меня отправиться с тобой на остров Хойту. Ты говорил, это очень важно для нас обоих.

— Я и сейчас это повторю, — отец встал. — Хойту — злой гений и одновременно талисман нашей семьи. Он соединил нас с твоей мамой, и он же разлучил. То, что является трагической, неразрешимой загадкой для одних, для нас с тобой — единственный путь к раскрытию тайны и обретению счастья.

— Но мы ведь и так счастливы, — возразила Кира.

— Это верно, — отец обнял ее. — Мы отныне одна семья, и это главное. Однако жизнь продолжает подбрасывать нам трагедии и беды. Наш визит на остров — спасение от них. Когда-то твоя мать сказала мне: «На Хойту никому ходу нет, кроме тебя и… еще одного человека. Твоей дочери… Настанет день, и вы появитесь там, чтобы стать богатыми и счастливыми».

— Богатыми? — с сомнением переспросила Кира. — Мама писала, что золото, запятнанное чужой кровью, никого не сделает счастливым.

— Глупышка, — отец покачал головой. — Любое золото всегда в чьей-то крови. Так устроен мир. Но дело даже не в этом. Остров Хойту — не просто остров сокровищ. Он — путь к воссоединению душ. Нам предначертано там оказаться, и мы должны…

— Папа, — перебила Кира, — ты помнишь, что я тогда ответила? Я показала тебе последнее мамино письмо, которое помню наизусть. «Не поддавайся соблазнам и искушениям, — писала она. — Не пытайся никого облагодетельствовать или удивить своим появлением на острове. Ты не можешь попасть туда, пока страдает душа, пока не кончится срок воздушным мытарствам. Будет день, и ты придешь на Хойту. Но не за золотом и не за славой. А за тем, чтобы понять, что в жизни главное, без чего нет спасения. Когда настанет такой день — ты почувствуешь сама. Или я подскажу тебе…»

— Вот! — Отец многозначительно поднял палец. — «Или я подскажу тебе…» Дочка, я ведь с того нашего давнего разговора ни разу не затрагивал эту тему. Не хотел тревожить тебя или причинять тебе боль. Я молчал… до сегодняшнего дня.

Кира вопросительно подняла на него глаза.

— А что сегодня?

— Тебе не кажется, что последние события — знак? — спросил отец. — Череду необъяснимых и жутких происшествий — убийств, таинственных совпадений, фатальных пророчеств — объединяет одно: женщина в белом платье с черной накидкой на плечах. Женщина, с которой вы так похожи.

— Что ты имеешь в виду? — пролепетала Кира.

— «Или я подскажу тебе…» — шепотом процитировал он. — Я думаю, дочка, что тот день, о котором тебе говорила мать, настал.

В комнате повисла тишина, изредка нарушаемая шорохом занавесок, трепещущих от летнего ветра на распахнутом настежь окне.

— Знаешь, я тоже об этом думала, — призналась Кира. — Все, что происходит в последнее время, не имеет рационального объяснения. Бред, мистика, фантасмагория, как сказал один мой знакомый. Таинственный фильм… Странным и страшным образом возникшая мама… — Она бросила взгляд на фотографию. — Я хотела тебя спросить, папка… Это глупо, наверное, а может, даже кощунственно…

— Спрашивай смело, — кивнул тот.

— Моя мать… Она… — Кира запнулась. — Словом, она способна на убийства?

— Ты же знаешь, — вздохнул отец. — Она отомстила за меня и поплатилась за это своей жизнью.

— Я имею в виду — на убийства ни в чем не повинных людей. Убить человека, купившего по глупой случайности билет в седьмой ряд, на сорок третье место, только для того, чтобы подать мне знак… Чтобы «подсказать»…

— Сложный вопрос, — отец погладил усы. — Выходит, что способна…

— Как такое возможно? — выдохнула Кира. — Эта жестокость не укладывается в ее образ, в ее письма…

— Но ведь и старуха на острове убивает всех подряд, — возразил отец. — Наверное, там… — он воздел глаза к потолку, — свои законы…

— Высший закон — один, — жарко запротестовала девушка. — И он известен людям.

— Как бы там ни было, мы получили знак. Неприятности и беды сыпятся одна за другой. Ты еще не все знаешь, дочка… — Он неохотно потянулся к ящику секретера и достал из него газету. — Это сегодняшний номер «Петрозаводск Daily».

Кира схватила печатный лист со знакомым логотипом и похолодела. На первой полосе иудиным поцелуем чернел заголовок: «СМЕРТЕЛЬНАЯ КИРАмантия. Самонадеянная журналистка подозревается сразу в двух убийствах!»

Буквы поплыли перед глазами, а в сердце ледяной болью обрушилось отчаяние.

— Нет!.. Только не это!.. Они не могут так со мной поступить!..

«Удивительное дело, — ерничал автор статьи, — как слава и мнимый успех способны кружить людям головы. Но это полбеды. В их адском арсенале — метаморфозы посерьезнее. Погоня за рейтингом и деньгами нередко заканчивается железным лязгом тюремных засовов…»

Кира почти не дышала.

«Журналистка нашего издания, еще вчера дразнившая умных и порядочных читателей байками про сокровища острова Хойту и старуху в саване, убивающую людей, теперь сама решилась на убийство! Когда падает рейтинг и популярность, а потная ладошка уже привыкла к высоким гонорарам, остается идти ва-банк…»

Слезы закапали на газетный лист, размывая злые, черные строчки.

«Убийству вообще нет оправдания, а уж убийству ради интрижки — подавно. Наша Кира вызвалась вести журналистское расследование преступлений, которые сама же и совершила. Чем не блесна для доверчивого и всеядного обывателя? Пользуясь своей схожестью с актрисой, исполняющей главную роль в фильме, который рискует провалиться в прокате, она подкарауливала свои жертвы возле кинотеатра и пугала их зловещими предсказаниями. Возможно, поначалу это выглядело просто дурацкой игрой — праздной и глупой, но потом детские страшилки показались Кире цветочками. В ее руке блеснул револьвер. Она перешла к ягодкам…»

Газета дрожала в ее руках, а из горла рвался наружу хриплый стон.

«Журналистка заигралась в мистику. Ее гадание по шершавой ладони успеха превратилось в по-настоящему смертельную хиромантию. Ей невдомек, что она в ответе за гибель студентов, по-мальчишески наивно поверивших ее россказням про сокровища острова. Ей непонятно возмущение коллег и презрение общества. Ведь юридически она чиста. Но безнаказанность породила новый порок. Две бесценные человеческие жизни брошены к ногам золотого тельца, холодным колонкам рейтинга, отданы на растерзание беспринципности, жадности и тщеславию…»

Казалось, еще мгновение, и Кира упадет без чувств. Такого удара она не могла ожидать. Это был конец. Однозначный и безвозвратный.

«Наше издание гарантирует вознаграждение каждому, кто сможет пролить свет на другие деяния (теперь уже — не нашей) Киры, которые остались до поры до времени скрытыми от право-охранительных органов и от людского негодования. АННА ЗАВАДСКАЯ (спец. корр.)»

Кира опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

— Знаешь, что я думаю? — сказал отец. — Если ты не отправишься на остров, тебя ждет судьба твоей матери. А я себе этого никогда не прощу…

Женщина в белом домотканом платье смотрела на него с экрана своими прекрасными глазами. Печаль и страдание переполняли каждое ее движение, каждый вздох.

— Твой номер сорок три… Сорок три…

Виктор, раскрыв рот, таращился на свою Киру и беззвучно шевелил губами. Он приготовился к любому сюрпризу, но то, что ожидало его здесь, на последнем сеансе в кинотеатре «Каскад», не укладывалось в его прагматичное сознание ни под каким углом. Экранная, ненастоящая Кира ухаживала за ним, признавалась ему в любви, пророчила что-то печальное и безысходное, защищала его от преследователей и убийц, и сама с пистолетом в руке оказалась пойманной и погубленной.

«Надо будет запросить то уголовное дело семьдесят третьего года и внимательно изучить его, — сказал он сам себе. — Во всей этой истории и впрямь есть что-то фатальное и мистическое».

Когда в зале вспыхнул свет, Виктор растерянно огляделся. Немногочисленные зрители медленно потекли к дверям со светящейся табличкой, негромко переговариваясь и позевывая. Кошкин некоторое время сидел неподвижно на своем сорок третьем месте, потом встал и тоже направился к выходу.

Он чувствовал себя странно. С одной стороны, он понимал, что загадочная женщина, похожая на его любимую, была выдумкой, картинкой, невзаправдашним киношным персонажем. С другой — его отрезвляла мысль, что за этими настоящими стенами, на ночных, невыдуманных улицах происходят хладнокровные, всамделишные убийства.

Вот и сейчас, стоит только обойти здание кинотеатра, пересечь цветущую аллею сквера, и можно наконец увидеть того, кто поджидает свою добычу, услышать зловещий шепот: «Твой номер сорок три…», и почувствовать затылком холодную сталь взведенного «Вальтера».

Виктор — не трус. Он готов к нападению. У него у самого имеется пистолетик, в котором один из восьми патронов уже в патроннике. Но все это действенно, когда убийца — плотский, осязаемый. А если нет?..

Кошкин похолодел. На какое-то мгновение он вдруг поверил в то, над чем пару часов назад готов был потешаться. А если убийца — ненастоящий человек?.. В смысле, привидение, призрак, сошедший с экрана или вылезший из могилы… Тогда — что? Тогда ни смелость не поможет, ни пистолетик с загнанным в казенник патроном. Нет, понятно, что это все чушь, страшилки из комиксов, ужастики по рупь двадцать!.. Ну а вдруг?..

Ему стало не по себе. Он остановился за углом кинотеатра и осмотрелся. Теплый ветерок гонял по асфальту обрывки оберточной бумаги и картонный стаканчик из-под мороженого. Притихшие улицы медленно остывали после дневного зноя и устало прятались в темноту, дрожа оголенными фонарным светом коленками. Утопающие в ночи деревья шуршали черной листвой. Где-то лаяла собака.

Виктор нащупал под пиджаком кобуру, мотнул головой, разминая уставшую шею, и, медленно перейдя дорогу, двинулся в глубь сквера. Ему в спину бил желтый свет умирающего прожектора, установленного на крыше кинотеатра, и длинная тень, которую он отбрасывал перед собой, терялась в плотном частоколе кленовых стволов и переплетении ветвей. Сонная аллея глотала его шаги, как дворняга, лизала ему руки мягким, влажным языком. Он чувствовал лицом и ладонями свежесть фонтана, который в этот поздний час попросту забыли выключить в парке и который теперь умоляюще нашептывал что-то ближайшим деревьям.

Неожиданно в кустах раздался шорох. Виктор остановился и прислушался. Справа от него хрустнула ветка, и кто-то, невидимый, скользнул в сторону и замер, выжидая, что будет дальше. Кошкин медленно достал табельный ПМ, направил его в темноту и произнес:

— Выходим спокойно, без суеты, держа руки над головой! На счет «раз»!

Тот, кто притаился за деревом, не шевелился.

— Раз! — скомандовал Виктор и снял большим пальцем предохранитель.

Опять хрустнула ветка, но таинственный некто продолжал играть в прятки.

— Тебе конец, тварь! — Кошкин заводил сам себя, раззадоривал, чтобы вытолкать страх. — Сейчас я прострелю тебе башку! Патрон в патроннике, «Макар» снят с предохранителя. Я действую по обстановке. Предупредительного не будет!

— Успокойтесь! — услышал он мужской голос. — Я выхожу и держу руки над головой!

Зашуршали ветки, и через секунду из кустов появилась щуплая фигура.

Виктор вгляделся в нее и опустил пистолет.

— Ты что здесь делаешь, суслик дефлорированный?

Николай, продолжая держать руки поднятыми, нервно усмехнулся:

— Наверное, то же, что и вы. Караулю убийцу.

— Умно, — кривясь в улыбке, оценил Кошкин. — Сам додумался сидеть в засаде или подсказал кто?

— Нужно спасать Киру! — ответил Николай. — У нее остался один день. Вы бездействуете. Что мне еще оставалось?

— Я мог прострелить твою прилизанную башку, — огрызнулся Виктор. — И тогда был бы еще и четвертый эпизод по этому делу. Убирайся отсюда, спасатель. Мыслитель хренов.

— Послушайте, вам не надоело? Вы не можете простить мне Киру и поэтому злитесь? Хотите свести счеты или выяснить отношения — извольте.

Кошкин шагнул к нему и взял пальцами за подбородок.

— Когда я захочу выяснить с тобой отношения, я выдавлю из тебя все рифмы вместе с жидким стулом! А пока я просто по-человечески прошу: вали отсюда. Дуй к жене, которая ждет тебя в ночнушке.

— Хорошо, — согласился Николай, — я уйду. Но завтра же я отправляюсь к прокурору! А потом — в ГУСБ^[2]. Я подробно расскажу им, как вы ищете там, где светло, как проводите «очняки» без должного соблюдения процессуальных норм, как угрожаете…

— Отправляйся завтра хоть к президенту, — кивнул Виктор. — А пока дуй домой. И это… Руки можешь опустить, храбрец.

Он проводил взглядом удаляющуюся фигурку, чернеющую скорбным силуэтом в лучах прожектора, постоял, что-то прикидывая в уме, потом неожиданно понюхал собственные пальцы и поморщился:

— Дерьмо!..

Примечания

1

ОРД — оперативно-розыскная деятельность.

2

ГУСБ — Главное управление собственной безопасности.