Москва, зомби и серая чертовка!

Дмитрий Антонов, 2022

Молодой, богатенький сынок мажор оказывается в эпицентре московского зомби апокалипсиса. Ему предстоит понять: кто он на самом деле и может ли стать лучше? Он встретится с оборотнем, кучами зомби, но сможет ли спасти любимую и выжить сам в этом аду?Это ещё тот вопрос.

Порою, когда рутина повседневности накрывает тебя с головой, ты забываешь — кем являешься на самом деле.

Так и со мной. Ещё утром я кувыркался с очаровательной мисс Вселенная 2022 в своём маленьком, уютном логове на семьдесят пятом лэвэле Меркурий Тауэр, а сейчас — вечером, ищу нору как побитая шавка, где-то на Волхонке, в каких-то старых кирпичных корпусах заброшенного завода ЗиЛ.

Но, обо всём по порядку…

***

Утром второго летнего понедельника, когда я отходил от очередного сейшена в Крыше Мира, позвонил мой папашка прямиком из своей дыры, название которой я уже и не помню.

— Привет сын!

Монитор главного экрана три на два метра, в моём логове — отделанного в стиле серого конструктивизма, включился автоматически, не дожидаясь ответа. Так папашка меня проверяет — не бухаю ли, а может и подкалывает, кто знает. Одно могу сказать точно; сейчас не до него, честное слово!

Голова гудит, во-рту словно насрал кто-то и ссать охота, жуть просто! Сил подняться нет. Отходняк капец! Тело ломит, шевелиться неохота…

Монитор безучастно мерцал, освещая студию пентхауса и мой широченный трахо…хм…и мою широченную дубовую кровать с мягкой периной, единственную в стиле синий Гжель. Она, естественно, выделялась из общей серости металла и стекла, но мне насрать ― удобная, мамин подарок знаете ли.

Хорошо хоть затемнённые окна не пропускали солнечный свет, но…

— Блин! Папа?!

Папашка со своего дистанционного пульта убрал затенённость стёкол, и удаль солнечного света ворвалась в уютную темноту, яркостью нового дня.

— Вставай бирюк! ― голос папашки будто хлыстом саданул мне по ушам. ― Вставай.

Теряет терпение, сталь так и читается в каждом слоге.

Ну, вот за что мне такой властный самодур достался?

А?!

Нет, чтобы был как, ну, не знаю…да, блин…был бы как обычный олигарх-пофигист, который ежемесячно кидает своему отроку-балбесу-клёвому-чувачку пару лямов зелени, чтоб тот отвалил и не мешал мутить бизнес.

Так нет! Мой отец, как из того старого фильма про Тараса Бульбу, — я тебя породил я тебя и…, — короче, воспитывает, мораль читает. Задолбал!

Я высунул руку из-под одеяла, нащупал на стеклянном столике, стоящем подле кровати справа, солнечные очки, накинул их, скрывая синяки под глазами и ещё не протрезвевший взгляд, потом тяжело поднялся и сел, облокотившись на дубовую спинку.

— Ну?

Отец сейчас в своей новой шкуре — чёрной, такой что глаз скользит, пристально рассматривает меня. На заднем фоне виднелись стены его новых каменных хором и… мама.

Она медленно приближалась, вот некстати. В обычном синем спортивном костюме и белых кроссовках, на голове чёрная бейсболка с золотым двуглавым орлом и эта эклектика с отцом, очевидно, нисколько её не смущала.

— Приветики, — весело салютовала она, когда подошла к отцу. — Как дела сыночка?

Мама.

На сердце сразу стало немного теплее, да и отходняк чуть отпустил, будто накатил грамм сто шампусика.

— Привет мам.

— Лена, погоди. Дай поговорить с оболтусом, — отец немного развернул камеру и мама пропала из поля зрения, — потом будешь сюсюкаться. — Папашка, снова, уставился на меня не мигающим взглядом. — Ты отнёс клинок на выставку?

Блин, эта новая фамильная реликвия. Упс!

— Так, отнёс или нет?!

— Ну, да…отнесу, сегодня. Чесслово!

Отец зарычал, картинка тут же развернулась в сторону и лицо мамы, перехватившей камеру, заняло весь экран. Она улыбалась, не обращая внимания на происходящее сзади буйство отца:

— Ленка! Отдай камеру! Я не закончил! Ща я ему как…

В принципе, ничего не обычного. Только звериная ярость. В кадр попало, как в сторону отлетела лопата, за ней ведро и деревянная бочка и потом слышался треск чего-то деревянного, ну и папашкин рык, разумеется… Мама быстро отдалялась — уходит дальше, чтобы спокойно поговорить со мной.

— Не бери в голову сыночка, успокоится. Но ты всё же сходи. Папа не зря просит на пару дней расстаться с клинком. Там ведь не только архаику выставят но и хай-тек. Пусть изучают сталь, вдруг скажут то, чего мы не знаем.

— Да, папашка говорил: клинок облучат в каком-то нафаршированном аппарате, чтобы узнать состав сплава.

Мама, на слове — папашка, оглянулась. Отец остановил буйство и повернул голову, издали глядя на меня. Хотя, мама и отошла на десятки метров, но расслышал он хорошо и за папашку сейчас будет феерия! Брызги, слюни, молнии из глаз…

Быстро чмокнув меня в экран, мама отключилась, прерывая неистовство на корню.

Мдя-а-а-а…

Голова продолжала болеть. Я вновь сполз под одеяло.

Поспать, ну, хоть часок ещё! И пусть все катятся к чёрту!

Рука нащупала под подушкой семейную реликвию. Вторую.

Моя прелесть — так отец говорит про свою, ничего нового придумать не смог, ха!

А эта — только моя.

В той командировке, год назад, когда папашка обзавёлся своей шкурой, он и нашёл первую реликвию ― древний магический клинок ― свою прелесть, а мой отыскался чуть позже, когда они с мамой попали в подземный лабиринт древнего города и еле нашли выход назад.

Признаться, я до сих пор не пойму: почему второй клинок подарили именно мне, а сеструхе. Хотя, фиг с ним! Он мой!

Только мой!

Лезвие тройное — тридцать пять сантиметров в длину, плюс рукоять ещё сто пятьдесят, а вес, вместо положенных полкило какие-то пятьдесят два грамма. Сталь сверхпрочная ― клинок вообще не гнулся как бы я не пытался давить на него, а узоры на ножевище менялись, медленно, но верно ― плыли вверх от рукояти к остроконечию. Как в сказке прям.

Я положил клинок на грудь, по телу пробежала небольшая электрическая волна, и стало немного легче.

Пора вставать. Отец не простит, если подведу.

Через десять минут я оделся, перед выходом встал у старинного, неоклассического славянского зеркала — отцовского подарка, и осмотрел себя, немного поправив золотые запонки.

Ну и морда!

Сверху, позолоченная Жар-Птица узорными крыльями охватывала серебро зеркала, а само оно всегда показало меня таким, какой я есть на самом деле, без искажения. Даже когда я как скотинка небритая или вусмерть пьян.

Ну, ладно. Погнали на выставку…

***

День оставался ясным, солнышко щедро дарило тепло начала лета, голубая высь, будто бездонный океан чего-то громадного и восхитительного и в тоже время безмерно близкого — родного, раскинулся над головой. Даже вечером на небе ни тучки, а я стою такой весь важный, в смокинге, на большой, открытой площадке пентхауса башни — Федерация, жму руку незнакомым бизнесменам, знакомлюсь с партнёрами отца и в красках рассказываю обстоятельства, при которых нашёлся мой клинок. При этом пью шампанское Дон Периньён по десять тонн зелени за бутылку и смакую тяжёлый ароматный дым настоящей кубинской сигары под непрерывную классическую музыку живого оркестра: отец пригласил или нанял.

Музыкантов разместили в центре площадки, вокруг расставили постаменты с артефактами древними и не очень, настоящими и…как говорит папашка: только настоящими.

Гости неспешно прохаживались меж редких экспонатов, пристально рассматривали экспозицию и изредка интересовались у персонала: будут ли эти вещички выставляться на аукцион?

Хотят купить и спрятать вчастных коллекциях.

Я усмехнулся: пока отец руководит выставкой — древности будут принадлежать людям, а не кучке упырей в смокингах. Кроме, разве что, моего клинка? Нет, ну, я готов его показывать на выставках — правда! Даже в руки давать пощупать, облизывать или в ногтях поковыряться, если что, но чтобы отдать — никогда!

Хм… и когда я так сильно привязался к этой рухляди?

Двое батанов, в белых аспирантских халатах, обслуживали установку молекулярного анализа. Её установили около стеклянного входа в главный зал, где внутри — под крышей, располагалась бо́льшая часть экспонатов выставки.

Многие считают наше ведическое прошлое выдумкой, поэтому, приходя на выставку, несут с собой некую толику скептицизма, через призму которой и рассматривают все выставочные экспонаты, но когда их зашоренный взгляд падает на одну из реликвий и они, внимательно рассмотрев меняющийся узор или золотой отблеск шкуры, ну, или пелену бесконечности в чешуйках крыла, теряют свой надменный снобизм моментально, а потом с маниакальным упорством готовы выложить любые бабки лишь бы обладать тем, что им приглянулось.

Я осмотрел стенды: древние свитки с картами старого мира расположились рядом крыльями фей ― ставших с веками очень хрупкими. Драконьи яйца установили недалеко от мумии единорога, а дальше, в самом конце огромная ― с мотобольный мяч икринка Левиафана, помещённая в десятикубовый стеклянный контейнер, наполненный морской водой, притягивала на себя взгляды от одной неприметной деревянной таблички, которую папашка поставил в самый дальний ― пятый угол и идентифицированной как — секретная депеша царю Ивану VI.

Там, древними рунами вырезано заклинание вечной юности или жизни, так, во всяком случае, написано на чаромутном языке: я успел одним глазком взглянуть и прочесть.

Правда, люди разучились понимать смысловую нагрузку чаромутной речи, поэтому и не поняли истинную ценность, представив как нечто канцелярское, а папашка понял и задвинул её подальше от алчных глаз нуворишей, и только для тех кто ведает, они то и найдут. Наверняка так.

Но мне всё равно в вечную жизнь верится с трудом. Очередной фейк, я думаю, как и бо́льшая часть всего здесь представленного.

Драконьи яйца, блин. Ага!

Я усмехнулся.

Ну, и вишенка на торте: папашка выставил внизу, у входа в Федерацию, огромного, с четырьмя бивнями, Олифанта или Мумаки́ла — кароче, здоровенный такой слоняра, монументальный. Правда шкура потрёпана и схуднул малость после разморозки, а так нормально, если настоящий, конечно.

Сам агрегат молекулярного анализа напоминал нечто среднее между коллектором и структурно — атомом углерода. Ярко оранжевого цвета, где вместо ядра раструб излучающей трубки, внутри — мой клинок, стоит воткнутым в древо — небольшую деревянную подставку над планкой излучателя.

Ну, прям, как знали!

Стоит и ждёт, когда я заберу его взад.

И почему отец не отдал свой?

Теперь мне, вместо того чтобы завалиться на какую-нибудь тусу, где полно классных девчонок, приходится вялиться среди сливок общества, в кругу скучных снобов и смотреть чтоб ничего с моей собственностью не сотворили.

Один из батанов, тот, что стоял за пультом управления, весь рыжий такой, пафосно произнёс:

— Запускаю Пси излучение…

Кто-то даже в ладошки захлопал, капец…

Пристрелите меня!

–…данный инструмент выявления пси-полей на древних вещах поможет нам понять суть их функционала и периодичность…, — начал объяснение батан. Ага, ага, я прям такой дибил, что не знаю зачем чуваку нужен был клинок. Ещё раз говорю: пристрелите меня! — …в нашем случае, мой коллега, — рыжий батан за пультом указал на второго, тот подключал катушку — трансформатор Теслы к установке, — сейчас вызовет импульсный скачок в поле излучения Пси. Мы надеемся, это позволит нам проникнуть в тайны древности.

Толпа снова захлопала в ладоши, но один из гостей — пузатый богач, в таком же фраке как и я, недоверчиво спросил:

— Какова истинная цель исследования? Насколько знаю: радиоуглеродный анализ уже произведён и возраст изделия точно не известен. Неужели ваше излучение даст какие-нибудь временные корреляции?

Рыжий батан нервно сглотнул.

— Мы предполагаем. Нет, мы уверены в том, что это волшебная вещь, — так, так, так! На этих словах я весь превратился в слух. — Мы думаем…

Пузан громко засмеялся.

— Волшебная?! Да иди ты!

Но рыжий продолжал твёрдо:

–…обладающая, некой скрытой формой молекулярного воздействия на высокочастотном уровне, даже звуковой. Это воздействие способно, по нашим предположениям, менять не только структуру молекулы, но и ДНК. Смотрите, я докажу это! — и рыжий, на приборной панели, стал медленно поворачивать регулятор мощности по часовой стрелке, второй батан отошёл от катушки на пару метров, воткнул сквозь паркетное покрытие трёхметровый металлический штырь, встал на одну ногу и замер.

Установка загудела эквивалентно растущей нагрузке. Гул излучения увеличивался с каждой секундой. Катушка Теслы ожила, электрический разряд разделился и ударил как в шар установки, так и в металлический штырь.

Внутри же самой трубки стало происходить нечто интересное: мой клинок потерял чёткие очертания и вибрировал с очень высокой частотой, а деревянная подставка дала тонкий зелёный росток.

Конец ознакомительного фрагмента.