Муаллим

Дмитрий Андреевич Лазарев, 2022

Практически любая школа – кладезь вздорных правил, яростного произвола и немыслимого абсурда. Талантливому предпринимателю Максиму Леонову, оказавшемуся во главе обыкновенной ГБОУ СОШ, пришлось хлебнуть этого с лихвой. Отношения учеников и учителей, трудности становления, неисчислимые подростковые сложности… Максиму доведется столкнуться с проблемами, решение которых лежит далеко за пределами школьных стен. Но главное – помочь своим ученикам обрести верную дорогу в жизни, а вместе с ними – отыскать, наконец, и собственный путь. Комментарий Редакции: Нестандартная история в таких понятных реалиях. Живые характеры, донельзя знакомые и вместе с тем – все еще очень острые темы. «Муаллим» – это, пожалуй, настоящий эксперимент, аккуратно заигрывающий с трафаретными перипетиями неизменных школьных будней.

Глава 3

— Вот и ещё один учебный год, — Марина подошла к висящему на стене календарю и оторвала лист с надписью «Август», после чего передвинула красную рамку-указатель на 1 сентября.

— С праздником вас! — в открытую дверь кабинета заглянула Людмила, молодая рыжеволосая девушка, работавшая школьным администратором.

— Ага, и тебя, — с усмешкой ответила Марина, после чего повернулась и посмотрела на Максима, который сидел за соседним столом и сосредоточенно изучал что-то на дисплее ноутбука.

— Местная шутка? — спросил он, не отводя взгляда от экрана.

— Верно, — кивнула Марина. — Поздравлять педагогов с началом учебного года — то же самое, что поздравлять лошадей с началом полевых работ.

— Не жалуйся, — Максим всё же украдкой посмотрел на Марину, — в отличие от лошади ты хотя бы любишь свою работу.

— Люблю, — согласилась она. — Но иногда перспектива вспахивать плугом поле кажется мне более заманчивой. Особенно к концу четверти, когда нервы натянуты до предела, усталость дает о себе знать и хочется тихонечко кого-нибудь удушить. Впрочем, не буду нагнетать негативные флюиды раньше времени — сам всё увидишь.

— Ага, — безразлично ответил директор.

За прошедшие с момента их первой встречи полтора месяца Максим и Марина отлично поладили между собой и нашли общий язык. Вскоре после знакомства они договорились в отсутствие посторонних называть друг к друга на «ты», опуская школьную формальность, предписывающую обращаться к коллегам по имени и отчеству. Оказавшись на новом месте работы, Максим не стал корчить из себя гордого всезнайку и без всякого стеснения закидывал завуча вопросами об устройстве школы, просил советов и помощи. По счастливому стечению обстоятельств, консультант из Марины оказался отменный — с её помощью Максиму удалось неплохо, почти досконально изучить доставшийся ему в управление феод.

С первого же дня директор с головой окунулся в дела и принялся едва ли не круглыми сутками разгребать мириады проблем, которые сходили на него подобно лавине. Максим не понаслышке знал, что руководителя любой организации — будь то школа, фирма, завод или даже ночной магазин — на каждом шагу неизменно поджидали стычки со злобными врагами в виде налоговых проверок, трудовых инспекций, корявого законодательства и втыкающих палки в колеса надзорных органов. Занимая пост главы школы, Максим был готов к подобным столкновениям, тем более что этих врагов опытный бизнесмен раньше уже побеждал.

Вот только в этот раз противник стал сильнее, хитрее и гораздо опаснее.

Кроме хорошо известных управленческих и хозяйственных вопросов, неминуемо ложившихся на плечи любого директора, Максиму также пришлось столкнуться с весьма специфическими, доселе незнакомыми трудностями, о которых заранее предупреждали и бывший педагог Андрей, и завуч Марина. Утверждение учебных планов, подготовка методических документов, решение абсурдных задач, нескончаемые цепочки согласований документов в государственных инстанциях и прочие издёвки неповоротливой бюрократической машины, контролировавшей всю систему школьного образования, лились на Максима как из рога изобилия. С привычным упорством он тянул доставшуюся лямку, стараясь разобраться в новых вопросах. И с каждым часом эти вопросы все сильнее повергали его в уныние.

Школа функционировала словно вопреки логике и здравому смыслу. Вместо того чтобы сосредоточиться на по-настоящему важных делах, Максиму приходилось биться с потоком иррациональных трудностей, подобных проблемам-нелепицам из историй Франца Кафки. Электронный документооборот директора, куда поступали письма от местного Управления образования, ежедневно ломился от абсурдных поручений. И каждое новое цифровое послание с порцией «нарезанных» чиновниками задач было как будто выдумано очередным дорвавшимся до власти и окончательно сбрендившим графоманом-шизофреником.

«Подать план наполнения школьного бюджета за счет платных услуг на ближайшие три года», «направить список принимаемых мер по повышению эффективности образовательного процесса на 15 %», «подготовить сведения об улучшении качества учебных мероприятий», «предоставить прогнозные данные выступления учащихся на городских олимпиадах с обязательным повышением результатов по отношению к прошлому году»… Максиму каждый раз приходилось пересиливать себя, чтобы с раздражением проглотить новый входящий приказ, а не написать адресанту в ответ короткое сообщение, посылая его к чертовой матери.

Но не только Управление образования стремилось выпить из Максима всю кровь. Параллельно на директора со всех сторон давили бесконечные экспертизы и проверки всевозможных ведомств — от пожарных и эпидемиологических служб до потребительского надзора. И каждый мелкий клерк, проводивший очередную инспекцию, считал своим долгом выявить в школе хоть какой-то недочет.

Реальность быстро разрушила оптимистичные ожидания Максима, надеявшегося на скорые и успешные проявления результатов своей работы. С самого начала он полагал, что опыт в бизнесе поможет выстроить внутри школы четкий механизм взаимодействия всех и вся, отладить шестеренки этой организации, сделать её функционирование максимально результативным. Максим думал, что сумеет играючи разобраться с трудностями, о которых предостерегали Андрей, Марина и другие работники системы образования — и это оказалось одним из крупнейших заблуждений в его жизни. Заняв кресло директора, Максим вместо новаторства и каких-либо позитивных изменений лишь еле-еле успевал «латать дыры» и разгребать каждодневные неприятности, дабы школа могла хоть как-то существовать.

Где-то в глубине души Максим уже начинал жалеть о своей безумной авантюре стать здешним руководителем. Но отступать теперь было поздно. Бросать дела на полпути он уже давно разучился.

— Твою-то мать, — тихо, почти шепотом, чтобы никто случайно не услышал, выругался Максим. Он дочитал очередное письмо с кучей поручений, а затем оторвал взгляд от монитора и прислушался.

В первый раз он слышал, как здание школы наполнялось шумом. Из холла долетали непривычные для уха Максима детские возгласы и смех. Поначалу звуки были тихими и приглушенными, но с каждой минутой нарастали подобно морской волне, делаясь громче и громче. От этого гомона Максим на мгновение растерялся: никогда прежде ему не доводилось даже общаться — а уж тем более тесно работать — с детьми, и перспектива вынужденного ежедневного контактирования с кучей учеников вызвала у Максима легкую нервозность.

— Школа просыпается, — Марина заметила волнение на лице директора и улыбнулась. Что бы она ни говорила, но на самом деле начало учебного года вызывало в её сердце искреннюю радость. — Кстати, спасибо за отмену линейки. Все преподаватели вздохнули с облегчением, когда узнали, что никаких официальных мероприятий первого сентября не будет.

— Не за что, — снова уткнувшись в экран ноутбука ответил Максим. — Я ведь и сам когда-то был школьником и прекрасно помню весь этот ежегодный фарс. Никому не нужные построения на улице, речи, выступления, во время которых все ученики мечтали лишь о том, чтобы этот балаган поскорее кончился. Тупее ничего и придумать было нельзя. Едва ли подобная канитель могла нравиться и учителям, правда?

— А ты неплохо улавливаешь чаяния преподавателей, — со смешком сказала Марина.

— Люди есть люди, — ответил Максим. — Никто в здравом уме не любит пустую трату времени. Думаю, пусть лучше учителя пообщаются со своими учениками в классах, без лишней помпы и шумихи.

— В этом ты прав на все сто процентов, — согласилась Марина.

Максим глубоко вдохнул и внезапно уловил сладковатый цветочный запах, исходивший от многочисленных принесенных в школу букетов.

— Тоже чувствуешь? — Марина последовала примеру директора и полной грудью втянула в легкие воздух. — Так пахнут траурные венки по нашему отпуску.

Но Максим её не услышал. Все его мысли в тот момент устремились глубоко в прошлое. Он вспомнил приятный миг из своего детства, когда мать, нежно сжимая в руке его крохотную ладонь, впервые привела Максима в школу.

«Вон твоя учительница, — сказала мама, передавая сыну огромную охапку цветов и одновременно показывая на пожилую, седовласую женщину. — Пойди, поздравь её с праздником».

С трудом удерживая букет, который был чуть ли не больше него, Максим подошел к учительнице, пробубнил невнятные поздравления и протянул ей цветы.

Это были светлые, приятные и очень теплые дни его жизни. На улицах Душанбе тогда царил мир, Максим не ведал бед и печалей, будущее казалось ему радостным и безоблачным.

А главное — мама тогда ещё была жива.

Из мимолетных грёз Максима вырвал громкий, протяжный звонок, разлетевшийся из висевших по всему зданию динамиков и оповещавший о начале занятий. От неожиданности директор даже вздрогнул, чем тут же вызвал улыбку на лице сидевшей рядом коллеги. Ученики и учителя потянулись в классы, и очень быстро вездесущий шум и суета сменились спокойствием и мертвой тишиной.

Марина подобрала со стола лежащий перед ней телефон и, включив экран, тут же недовольно цокнула языком.

— Вот черт, — выругалась она. — Не заметила сообщения от Зины Латышевой. Она зацепила бампером чью-то машину на парковке у дома. Стоит теперь и ждёт приезда полиции. Нет чтоб позвонить — она сообщения в мессенджере пишет, дурында.

— Латышева — это которая молоденькая учительница истории? — уточнил Максим. Пока что он ещё не успел выучить назубок имена и фамилии всех работников.

— Да. А у неё сейчас как раз должен начаться классный час в десятой группе. И заменить, как назло, некем. Похоже, придется идти и самой отдуваться, а у меня других дел по горло.

Она уже приготовилась встать с места, но Максим поднялся первым.

— Давай лучше я.

— Ты? — удивилась Марина.

— А что? — улыбнулся Максим. — Это ведь классный час, а не урок по высшей математике. Пообщаюсь с ребятами. Попробую, как мы там писали в бумагах для Управления образования, «поспособствовать формированию у учащихся правильной системы отношений к обществу и окружающему миру».

Собеседница пожала плечами.

— Ну, если хочешь, — ответила Марина и посмотрела на расписание занятий, лежавшее под стеклом на её столе. — Тогда ступай в кабинет 304. И ни пуха тебе.

— К черту, — ответил Максим, вышел из-за стола и впервые в жизни направился на школьный урок в качестве учителя.

В голове директора отчетливо зазвучали сказанные Андреем слова: «Однажды тебе придется вкусить всю прелесть учительской работы». В тот раз Максим отнесся к предсказанию без особого доверия. Но Андрей оказался прав: новому главе школы очень быстро пришлось принять неизбежное и на некоторое время стать-таки педагогом.

Максим поднялся на третий этаж, нашел глазами нужную дверь и вошел в аудиторию. Множество взглядов тут же уставились на него, а через секунду два десятка подростков дисциплинированно встали со своих стульев, чтобы поприветствовать учителя.

— Да сидите вы, — машинально ответил Максим, сделав жест рукой, затем прошел вдоль рядов парт и занял место за учительским столом. Большинство детей впервые видели директора и теперь изучающе смотрели на него. — Меня зовут Максим Игоревич Левин, я новый директор школы. Ваш преподаватель истории по некоторым причинам задерживается, и занятие проведу я.

Ученики продолжали молча смотреть на мужчину.

«О чем с ними говорить-то?» — Максима вдруг охватила тревога. Он осознал, что совершенно забыл поинтересоваться у Марины темой урока. Конечно, мужчина мог легко заболтать детей, начать рассуждать об абстрактных вещах, бессмысленно занимая их время. Но поступать так Максим не стал, а вместо этого снова взял на вооружение мудрость и опыт своего друга Андрея. Любое притворство дети раскусили бы в два счета. Поэтому гораздо лучше было оставаться с ними честным.

— Кто-нибудь знает тему сегодняшнего классного часа? — прямо спросил Максим. — А то я вообще не в курсе.

По аудитории прошла небольшая волна смеха.

— Героизм и подвиг народа в Великой Отечественной войне, — как по бумажке тихо сказала сидевшая за первой партой крохотная девушка с фиолетовыми волосами.

— Война, значит? — Максим вдруг поднялся на ноги, обошел стол с противоположной стороны, небрежно уселся на столешницу и поглядел на класс. — Вопрос ко всем. Как вы думаете, что бы случилось, если бы русский народ проиграл в той войне?

В классе сделалось тихо.

— Начали бы пить немецкое пиво на семьдесят лет раньше, — раздался тихий голос откуда-то с задних рядов.

Неостроумная шутка, тем не менее, вызвала несколько смешков.

Максим тут же глазами отыскал отпустившего эти слова ученика. Им оказался крупный, коротко стриженный парень в толстовке с эмблемой одного из футбольных клубов города.

«Гляжу, ты тут самый умный, да?» — привычно собрался бросить Максим, но в последний момент успел сдержать грубость и сообразил, что здесь требовался иной подход.

— Тебя как зовут? — спросил Максим.

— Вася.

— Что ж, Вася, будь добр и разверни свою мысль.

— Ну… — парень неуверенно поднялся с места.

— Давай-давай, не очкуй, — в привычной легкомысленной манере приободрил его Максим, чем вызвал ещё несколько коротких усмешек. — За личное мнение я «парашу» ставить не буду.

Вася набрался храбрости и заговорил.

— Вообще, принято полагать, что нацисты собирались уничтожить чуть ли не всех русских людей. Но ведь у нас слишком большая территория, заводы, предприятия, да? Кто-то должен на них работать, добывать нефть, газ. И мне кажется, что немцы не стали бы уничтожать работоспособное население. А загнать всех людей в рабство тоже бы не получилось. К каждому ведь не приставишь охранника. Поэтому даже в случае победы им пришлось бы сотрудничать с нами и договариваться.

— То есть планы Гитлера по полному истреблению жителей Москвы и Ленинграда ты считаешь преувеличением?

— Историю ведь пишут победители, да? — пожал плечами юноша. — После войны советская пропаганда могла приписать нацистам что угодно.

— Полагаешь, что зверства нацистского режима, документально подтвержденное уничтожение людей в концлагерях и миллионы других военных преступлений им приписала пропаганда победителей?

— Нет, — напор Максима вогнал молодого человека в смущение, и он явно растерялся. — Конечно же, ужасы войны — это всегда страшно и несправедливо. Но мы ведь не знаем наверняка, что бы было в том или ином случае. В конце концов, Гитлер мог умереть, а новые власти сменили бы политический курс. Ведь его же пытались убить даже немецкие офицеры во время войны.

«Будь к ним снисходителен», — в ушах Максима как будто снова раздались слова Андрея. Стоявший напротив директора школьник сильно заблуждался в своих суждениях. Но только ли сам юноша был виновен в собственном невежестве? Или же ответственность за неверные выводы и пробелы в его знаниях частично ложилась и на взрослых, недодавших подростку нужных сведений?

Максим уже намеревался разразиться длинной тирадой и объяснить ученику всю ошибочность его мнения, но осекся. Интуиция подсказала, что подобные наставления в тот момент были не нужны. Юноша просто покивал бы головой и промычал что-то в ответ, делая вид, будто всё понял — но на самом деле не понял бы ничего.

Чтобы добиться успеха, Максиму стоило донести мысль иным способом.

— В любом случае это всё случилось давным-давно, — снова раздался голос ученика. — С тех пор люди наверняка поумнели и подобной войны уже больше не произойдет. К счастью, человечество вынесло нужный урок.

— По-твоему, ныне царит мир во всём мире? — сверкнул глазами Максим.

— В целом, да, — развел руками Вася. — Есть мелкие стычки, типа войны в Сирии. Но это ведь уже совсем другое дело.

— Мелкие стычки, — задумчиво повторил Максим, затем вынул из кармана смартфон и быстро потыкал пальцами в экран, после чего снова поднял глаза и обвел взглядом детей. — У всех в телефонах установлен мессенджер «Баззап»?

В классе зазвучали перешептывания.

— У меня нет, — донеслось откуда-то с задних рядов.

— Тогда отбери у кого-нибудь телефон, — отрезал Максим и после очередного приступа смеха учеников добавил. — Шучу. Просто присоседься к кому-нибудь. В строке поиска найдите группу «Класс 1999 года», которую я только что создал.

— Почему 1999 года? — спросил сидевший за первой партой кучерявый толстячок в больших очках. — Сейчас же 2017-й.

— Фильм такой был, — ответил Максим. — Про школу. Посмотришь на досуге. Так, все нашли группу?

— Да, — хором подтвердило большинство учеников.

— Отлично. А теперь — внимание на экран.

Через несколько секунд телефоны в руках учеников одновременно пиликнули от нового сообщения. На дисплее высветилась фотография крохотной смуглой девочки лет двенадцати в белом платье с узором. По бокам, держа девочку за руки, стояли её родители.

— Знакомьтесь, это Дерья Шарипова, — сказал Максим. — Кстати, её имя переводится с персидского как «океан». Хорошая девчушка, отличница, играет на фортепиано.

Максим обвел пристальным взглядом класс. Ученики вглядывались в крошечные экраны своих телефонов.

— Точнее — играла, — холодным голосом добавил Максим. — До тех пор, пока не погибла четверть века назад во время гражданской войны в Таджикистане — одной из «мелких стычек», которые, как нам только что объяснили, вовсе и не войны даже, а «совсем другое дело».

Директор с прищуром посмотрел на притихшего коротко стриженного здоровяка в кофте с логотипом футбольного клуба.

— Дерью вместе с мамой и папой — они тоже есть на фото — расстреляли в упор в их собственном доме. А вот ещё одна жертва «мелкой стычки».

Телефоны в классе снова синхронно издали звук-уведомление о входящем сообщении. Теперь на экранах появилась фотография молодого высокого парня.

— Аслан был лучшим спортсменом своей школы. Бегал как ураган, а прыгал как кузнечик. И ему, можно сказать, повезло. Аслан не погиб в том «совсем другом деле». Ему просто оторвало ноги на мине.

По классу прошлась волна нервных вздохов.

— А вот Париса Такоева, — Максим отправил ученикам третье фото. — Во время всё той же «мелкой стычки» её родителей сожгли заживо, а её несколько часов насиловали, после чего перерезали горло и бросили в канаву. Чудо, что она выжила.

Максим хладнокровно показывал сидевшим напротив школьникам фотографии своих друзей, с которыми провел детство в Таджикистане. Мужчина давно хранил эти старые снимки. Сначала они лежали в коробке среди других его вещей, позднее — в оцифрованном виде перекочевали на жесткий диск компьютера, а затем — в память смартфона. Иногда, в трудные моменты жизни, когда всё шло наперекосяк, Максим открывал эти фотографии и внимательно вглядывался в лица близких людей, большинства которых уже давно не было в живых. Воспоминания об их судьбах помогали Максиму трезво оценивать окружающий мир, различать настоящие беды и мелкие неурядицы, не предавать значения житейским невзгодам. Образы этих друзей часто напоминали Максиму о ценности его собственной жизни. И этого напоминания было достаточно для того, чтобы двигаться дальше и преодолевать любые трудности.

Без всякого стеснения, грубо и прямолинейно Максим вывалил истории об их искалеченных судьбах на сидевших напротив него учеников в надежде, что чужие трагедии помогут этим детям смотреть на окружающий мир без лишних глупых иллюзий. И попытка Максима возымела успех. С каждой новой фотографией лица учеников становились всё более серьезными, вместо безучастности и безразличия у них в глазах проступали сожаление, сострадание и грусть.

— Все эти ребята стали жертвами одного-единственного вооруженного конфликта — гражданской войны в Таджикистане, — сказал Максим, убирая телефон в карман. — Наверное, по сравнению с Великой Отечественной войной она действительно может казаться мелкой. Вот только могу с вами спорить на что угодно — убитым людям было абсолютно пофиг, мелкой ли выглядела та война или крупной.

Директор ловко соскочил со стола, стремительно подошел к доске и взял в руки кусок мела, тут же осыпав белой пылью свой дорогой пиджак.

— Тогда погибло сто пятьдесят тысяч человек, — Максим крупно вывел мелом на доске цифру с четырьмя нулями. — Дерья…

Резким росчерком Максим нарисовал белую горизонтальную полоску.

— Асланчик…

На доске появилась новая отметка.

— Париса.

Мел вычертил ещё одну линию.

— Про троих жертв той «мелкой стычки» вы теперь знаете, — Максим посмотрел на Васю, который стыдливо опустил взгляд и понуро смотрел вниз. — Осталось перечислить ещё сто сорок девять тысяч девятьсот девяносто семь. И давайте для пущего драматизма представим, что в это число затесались не только абстрактные люди, но и ваши близкие. Например, мама… — Максим нанес на доску четвертый штрих. — Папа, брат, сестра, одноклассники…

Многочисленные белые палочки заполнили гладкую зеленую поверхность доски. Максим сделал шаг назад, демонстративно сложил руки на груди и принялся всматриваться в меловые отметины.

— Уже набралось человек пятнадцать, — сказал Максим. — Маловато, конечно. Но это ведь «мелкая стычка», правда?

Мужчина повернулся к ученикам. Большинство детей сидели с каменными лицами и застывшими глазами смотрели на директора. Максим не особо рассчитывал, что его пацифистский посыл сумеет просочиться сквозь толстую детскую кожу. Он прекрасно понимал, что дети бывают куда более жестокими, бессердечными и циничными, чем взрослые. И всё же, неожиданно, сказанные им страшные и тяжелые слова сумели достучаться до сердец собравшихся в классе учеников.

— Мир — очень хрупкая штука, — подытожил он. — И даже самая мелкая войнушка способна унести жизни ваших близких. Не забывайте об этом. И не пренебрегайте этим.

Через сорок пять минут Максим вышел из класса. Первый в его жизни урок в роли педагога подошел к концу и даже принес мужчине некоторое наслаждение. Максим не стал мучиться размышлениями о том, правильно ли он провел занятие, — эти раздумья он решил оставить на потом. А пока директор неторопливо спустился вниз по лестнице на первый этаж и направился в сторону своего кабинета, у входа в который терпеливо дожидался его прихода невысокий коренастый мужчина. Нежданным гостем был Сергей Альбертович Фельдман, заведующий административно-хозяйственной частью школы.

«Опять ты», — грустно подумал Максим.

— Максим Игоревич, добрый день! — увидев директора, затараторил переминавшийся с ноги на ногу Фельдман. — Можно с вами поговорить?

— Сергей Альбертович, у вас что-то срочное? — обреченно спросил Максим, надеясь хотя бы ненадолго отложить очередную беседу с завхозом, которая неминуемо должна была превратиться в ставшее привычным выуживание денег. — До завтра не потерпит?

— Ни в коем случае! — тут же ответил пожилой мужчина.

— Ладно, проходите, — со вздохом сказал Максим.

— Постараюсь не отнимать много времени, — Фельдман торопливо зашел в кабинет.

«Да-да», — скептически подумал Максим. Наученный горьким опытом он уже знал, что подобные разговоры всегда затягивались надолго.

Фельдман приходил к Максиму то ли шестой, то ли седьмой раз за месяц. Главный распорядитель школьным имуществом не стеснялся постоянно обращаться к директору со всевозможными просьбами и сетовать на нехватку чего бы то ни было — от антисептиков и дихлофоса до плитки на тротуаре на прилегающей территории и микрофонов в актовом зале. И, к сожалению для Максима, большинство этих просьб, как правило, действительно требовали скорейшего удовлетворения. «Двадцать восемь парт нужно срочно менять», «стулья в классе биологии расшатаны», «раковину в туалете на третьем этаже разбили», «крыша протекает и вот-вот затопит чердак» — поток его «хотелок» струился бесконечной рекой.

Кроме Фельдмана денег на рабочие нужды просили и другие сотрудники школы. Максим как мог пытался удовлетворить аппетиты коллег и проводил долгие часы в консультациях с главным бухгалтером, старясь хоть откуда-то выкроить доступные средства, из-за чего бюджетные строки непрерывно тасовались как колода карт и выстраивались в причудливые финансовые узоры. Но размер желанных трат многократно превышал запасы, имевшиеся в «кубышке», и Максим был вынужден собственной рукой вычеркивать из списка потребностей «не самые приоритетные» расходы — экономить на покупке новых учебников, рабочих тетрадей и даже обычных канцелярских принадлежностей.

Ужасная финансовая дыра бюджета была серьезной проблемой. Но, как вскоре узнал Максим, не самой главной. Поистине ночным кошмаром директора стала необходимость проводить специальные конкурсы на закупку товаров и работ для нужд школы — так называемые тендеры. Они проходили по одному и тому же сценарию: сначала покупатель публиковал заказ и обозначал его максимальную пороговую стоимость, а затем в игру вступали продавцы, конкурировавшие друг с другом и старавшиеся предложить наименьшую цену. Тянулись эти действа, как правило, месяцами, а иногда даже и полугодиями. За время занятия бизнесом Максиму не раз приходилось участвовать в подобных процедурах — но только как продавцу. Оказавшись в роли покупателя, Максим стал питать к тендерам лютую ненависть. Долгие и утомительные закупочные мероприятия создавали колоссальные трудности. Каждая мелочь вплоть до ластиков и карандашей должна была приобретаться по этой медленной и тягомотной схеме, якобы призванной экономить средства школы, а на деле — лишь парализовавшей её работу. Даже покупка мела и тряпок для досок занимала десятки недель и превращалась в абсурдный бюрократический процесс. А однажды ситуация обернулась и вовсе сумасшествием: чтобы срочно обойти закупочные формальности, Максиму пришлось пойти на прямое должностное злоупотребление и выписать завхозу фиктивную денежную премию, чтобы тот собственноручно приобрел в магазине мыло и туалетную бумагу для школьных уборных.

Закон, обязывавший госучреждения покупать любые товары исключительно через тендерный механизм, как будто специально создали для сковывания работы школы. Принявшие его на вооружение чиновники словно нарочно старались задушить даже малейшую возможность на легкое и быстрое решение повседневных хозяйственных проблем.

За свою жизнь Максим привык к тому, что Власть всегда играла против Бизнеса. Миллионы неоправданных ограничений, регулярные налоговые проверки и другие препятствия были естественной частью жизни предпринимателей в стране, и любой руководитель должен был принимать подобные вызовы как должное и неизбежное зло. Но по неведомым причинам государственные школы оказались даже в худшем положении, чем частный бизнес. Образованию приходилось в открытую биться за собственное выживание, а Власть словно прилагала максимум усилий к тому, чтобы окончательно его изничтожить. И теперь Максим на собственной шкуре прочувствовал это несправедливое противостояние.

Разговор директора с завхозом ожидаемо затянулся. И пожилой мужчина стал далеко не последним, кто заглянул в тот день к директору. Вслед за Фельдманом в дверь Максима поочередно стучались сначала главный школьный юрист, затем недовольный бухгалтер, а замкнул цепочку заместитель по воспитательной работе. Погруженный в заботы Максим даже не заметил, как длинная стрелка часов на циферблате сделала несколько полных оборотов. К тому моменту, когда поток коллег-визитеров, наконец, иссяк, здание школы уже полностью опустело от учеников и оказалось всецело во власти преподавателей.

Во второй половине дня учителя и другие работники школы собрались в просторном зале для совещаний, находившемся по соседству с канцелярией, намереваясь скромно отпраздновать начало нового учебного года. Длинный стол для переговоров, тянувшийся через весь зал, был уставлен аппетитно выглядящими яствами, бутылками с соком и газированной водой. Обычно Максим старался избегать подобных неформальных мероприятий, но в этот раз счел своим долгом присоединиться к коллегам на организованном ими фуршете. Встав во главе стола и взяв в руку стакан из прозрачного пластика, наполненный желтой безалкогольной жидкостью, он окинул взглядом окружающих, ожидавших от нового директора каких-то торжественных слов. Максим не любил выступать перед публикой. Особенно произносить длинные торжественные речи, сквозящие пафосом. Но, как и любому начальнику, Максиму часто приходилось переступать через собственное «не люблю» и делать то, что требовалось. Нравилось ему или нет, но напутственные слова руководителя к коллективу были неотъемлемой частью подобных застолий.

К счастью, Максим умел использовать такие моменты себе во благо. Пока его уста непринужденно и доброжелательно произносили заранее заготовленный монолог, все внимание директор концентрировал на стоявших рядом людях.

Сухость во взгляде, едва заметные недовольные гримасы на лицах, редкие кивки одобрения, мимолетные жесты руками и тихие скептические комментарии — Максим одного за другим изучал собравшихся учителей и улавливал каждую мелочь в их поведении.

Большинство коллег смотрело на Максима без одобрения. Удивляться было нечему — они видели в новом руководителе скорее угрозу и ворох проблем, нежели союзника. Для них Максим выглядел посторонним, далеким от педагогики человеком, знавшем про обучение детей лишь понаслышке и способным судить о жизни школы только на основе собственных воспоминаний двадцатилетней давности.

И нельзя было винить их за подобное и, в общем-то, справедливое мнение.

— Желаю всем вам хорошего учебного года, — Максим закончил произносить речь, поднял стакан, после чего слегка пригубил налитый в него сок.

Зал быстро начал наполняться шумом многочисленных разговоров. Коллектив разделился на небольшие группы, каждая из которых принялась что-то обсуждать. Несколько учителей со скучающим видом сели на стулья и стали лениво ковыряться в смартфонах. Некоторое время Максим побыл в обществе коллег, а затем вежливо откланялся, сославшись на неотложные дела, после чего вернулся в кабинет и снова погрузился в работу.

День сменился на вечер. Доносившиеся из зала шум и возгласы постепенно утихли. Люди начали расходиться по домам, то и дело заглядывая через открытую дверь в кабинет к Максиму, чтобы попрощаться. К моменту, когда за окном окончательно установилась непроглядная темнота, школа практически полностью опустела.

Максим ушел с работы последним. Он крепко пожал руку дежурному охраннику, со скучавшим видом сидевшему за столом и разгадывавшему кроссворд, и вышел на улицу. Подойдя к автомобилю, Максим обернулся и ещё раз окинул взглядом красное кирпичное здание.

Полтора месяца, которые он уже провел в этих стенах, не стоили ровным счетом ничего. Летом новый директор ещё не видел настоящей школы, а лишь сталкивался с её сухим и бездушным каркасом. И только теперь, с окончанием каникул и приходом учеников, в школе начала просыпаться жизнь. В толстых каменных стенах на пяти этажах опять поселились шум и суета, стал раздаваться задорный детский смех и зазвучали строгие наставления ученикам от их педагогов.

Начался ещё один учебный год.