Биология

Дина Измайлова

Родители XXI века оказали своим детям дурную услугу, поместив их в стерильную среду без внешних угроз и трудностей. Неужели это просто законы биологии теперь терзают подростков болевым шоком от малейшей душевной царапины, от малейшего дискомфорта?

2

— Ты опять гуляла с этим странным мальчиком с вашего класса? — Маман оторвалась от телефона и, взмахнув чудовищно большими ресницами, уставилась на меня. Я в очередной раз подумала, что мама день ото дня всё больше становится похожа на куклу. Диковинная дорогая кукла, из разряда: «Ух ты, и глазки открываются, ух ты, и ротик, говорит».

— Да, с Мишей, — отозвалась я, проходя к своей комнате.

— У вас с ним что-то есть?

— У всех людей друг с другом что-то да и есть.

— Не передёргивай, ты понимаешь, о чём я? Мне бы не хотелось, чтоб ты с ним общалась.

— Почему?

— Он может научить тебя дурному.

— Чему дурному? Носить юбки?

— Он же гей, правда?

— Не факт, но даже если так. Тем более, мне ничего не грозит.

— Всё это — противоестественно.

— В природе столько всего противоестественного, что на деле оказывается вполне естественным и привычным. Ты знаешь, например, что морские котики насилуют пингвинов, и иногда даже после съедают их. А на вид такие няшные. Прикинь, он смотрит большими влюблёнными глазами, трахает его, а потом, также ласково поглядывая по сторонам, с аппетитом его сжирает. Чикатило отдыхает, ей-богу. Впрочем, сами пингвины, говорят, тоже твари ещё те.

— С тобой невозможно разговаривать. Ты полна негатива.

— Да, да, мам, это взаимно. Мне тоже с тобой невыносимо разговаривать. Ты утонула в своём позитиве, как муха в сиропе, ощущение, что уже даже не барахтаешься. Давай закончим это дело, ладно?

Когда-то давно я любила маму, в детстве она виделась мне красивой и весёлой, сейчас она кажется мне лицемерной и пошлой. Наверно, я не права. Во мне говорит этот самый, как его там — юношеский максимализм. Многие, особенно мужчины, считают маму очаровательной. Душечка-хохотушечка, худенькая блондинка с наращёнными ресницами, накачанными губами и грудью. Она эталонная современная женщина, не имеющая возраста, лица, мыслей — ничего своего, всё либо искусственное, либо заимствованное. Она играет какую-то роль, но играет из рук вон плохо. Наверно, поэтому мне нравится общаться с Мишкой, он тоже примеряет на себя разные образы, я не знаю, какой он на самом деле, он постоянно играет, играет азартно, отдаваясь этой игре весь, с потрохами. Он играет подлиннее, чем я живу. Игра Мишки восхищает, игра мамы раздражает, в ней не столько отсутствие таланта, скорее, отсутствие решимости играть до последней черты. Но у меня вообще нет решимости ни жить, ни играть, один негатив, как говорит мама, абсолютная апатия. Получается, я намного хуже мамы. Она делает всё, что может, тогда, как я не делаю ничего. У меня нет права её осуждать, поэтому я осуждаю её с той особой жестокостью, которая свойственна поступкам несправедливым.