Сказание о лесных

Диана Чайковская, 2023

Колдовской лес – место, где звери разговаривают на человеческом языке, играют вместе с русалками, водят за нос Лешего и вместе встречают праздники Колеса Года. Здесь обитают ведьма Марта с младшим братом Кёльбергом, лисица Тэмира, ворона Тампт, а также многие другие. Их жизнь полна приключений – как весёлых, так и трагических. Маленькая лисица влюбляется в учтивого эльфа, Кёльберг вынужден спасаться от зимнего холода, а Марте предстоит долгий и тяжёлый труд во имя Природы.

Часть 2.

Ярмарочное колесо

I. Лисья весна

1.

Огромные красные яблоки, мягкие персики, а напротив — целые горы тканей всевозможных расцветок. Глаза Тэми разбегались. Ей безумно хотелось сбросить плащ, перевоплотиться и схватить что-нибудь сладкое зубами, а после убежать на всех четырёх.

— Успеешь ещё налюбоваться, — Кёльберг схватил девушку за руку и потащил сквозь ряды. Благо, он был старше лисицы и прекрасно понимал, что им троим в случае чего не уйти от стражников.

— Помедленнее! — Тэми нахмурилась. Она даже не успевала ничего разглядеть, кроме пёстрых шатров и лотков, наполненных всякой всячиной.

С тех пор, как они покинули Ведьмин лес, прошёл уже целый месяц. Кёльберг устроился подмастерьем у сапожника, Марта — помощницей местного знахаря, а Тэми промышляла воровством у зажиточных крестьян и даже не думала менять ремесло. А что? И выгодно, и весело!

— Бросала бы ты это дело, — Кёльберг качал головой, но лисица его усиленно не слушала. Не то чтобы ей честным трудом зарабатывать не хотелось — просто кровь кипела и требовала сотворить что-нибудь эдакое, пакостно-любопытное.

В глазах лисицы заплясали огоньки. Ворону оставалось лишь тяжело вздохнуть.

2.

Цыганка кружилась в танце, звеня бубенцами. Из-под цветастых юбок выглядывали кружевные башмаки. Грех не заглядеться на такую! Только Тэми больше привлекал толстый кошель.

Судя по одеянию, то ли воин, то ли слуга знатного человека. Такой и за руку схватить может, только вряд ли заметит — уж слишком томно смотрит на плясунью.

Подкрасться тихо-тихо. Достать на ходу нож. И аккуратно срезать, чтобы деньги не посыпались и путник ничего не почувствовал.

— Ах ты! — человек, завидев Тэми, замер. Сердце лисицы ушло в пятки. Попалась! Да ещё посреди толпы!

3.

— Дрянное у тебя ремесло, — названный Ринаром допивал вторую кружку эля. — Попадись кто другой, сидела бы уже в холодной.

Путник не злился — сидел в трактире, пил и рассказывал дивную историю о том, что он якобы потомок древнего рода, только последний вымер, а его самого отец отправил восвояси за вольнодумство и желание жить не по указке. Вот уж истинный сказочник!

— А я перевёртыш, — усмехнулась Тэми. Интересно, поверит или нет? — Превращаюсь в лисицу и бегаю по улочкам на всех четырёх. Пугаю прохожих и краду, что плохо лежит.

— Так вот почему у нашей соседки куры пропадают! — засмеялся Ринар. — Она, бедная, уже столько пожертвований в церковь отнесла! А ведь могла бы на эти деньги второй курятник отстроить или доброго стража нанять!

Догорающий закат говорил, что надо возвращаться домой, иначе Марта будет волноваться. Ринар решил было её проводить, расплатившись с трактирщиком.

Лёгкость и весенний запах кружили голову.

…Первый поцелуй случился совершенно внезапно, как и желание бежать подальше, пока внутри не растворится рой бабочек.

4.

Марта погладила чёрногривого. Жаль было снова его напрягать, только дорога у них дальняя. Тэми долго хмурилась, даже колебалась, а стоит ли оно того.

— Можешь остаться, я не обижусь, — ведьма пересчитала накопленные монеты.

Ринар хорош собой. Статен. Галантен (на первый взгляд, по крайней мере). А ещё наверняка каждый вечер перецеловывает кучу девушек, даже не запоминая лиц. Скорее всего, он её даже не вспомнит.

— А вот я обижусь! — фыркнула лисица. — На себя.

…И тройка коней пустилась в галоп, меняя каменные стены и узкие улочки между домами на просторные поля и крестьянские деревеньки.

Если удалось сбежать — значит, не судьба вовсе, ибо последняя обязательно догонит.

II. Неугомонные

1.

— Тэмира! — Марта вылетела за порог, но лисицы уже и след простыл. — Твою ж!…

Лисица неслась, поддаваясь дивному зову. Миновать поле подсолнухов, подмигнуть затаившейся русалке (да, они не только в речках водятся), перепрыгнуть сквозь огромный овраг у опушки и оказаться на полпути к деревне. И — самое главное — прокрасться во двор мимо собак, схватить с верёвки подходящий сарафан и затаиться в чужом хлеву.

Вот тебе и девица-краса, локоны до пояса, вишнёвые губы, а формы такие, что едва ли не каждая от зависти в колодец рухнет.

И — р-раз! — скакнула к дому старосты, взрослого детины, во всём покорного матушке. Сверкнула пару раз глазами, похлопала ресницами — и растаял мужичонка, едва ли не в храм был готов тащить, но обошлось дело.

Опоила его Тэми, прихватила, что ярко сияло и вкусно пахло, а сама была такова. Обернулась снова четырёхлапой и исчезла за опушкой.

— Ох и неугомонная! — ругалась Марта, глядя на добычу. Опять люд из соседней деревни плохие новости принесёт, мол, завелась нечисть эдакая.

— Мелочи, — фырчала Тэми. — Видела бы ты его медовую рожу! «Ох сладкая моя, не соизволишь ли кваску отведать?» А у самого глазёнки-то блестят!

Ведьма поморщилась так, будто откусила добрую часть лимона. Да, пришедшая весна сильно ударила, и по лисице тоже. С первым теплом носилась Тэми по ближайшим посёлкам, дурила головы молодцам, а кого и вовсе норовила загрызть.

Молодчики поддавались чарам — а лисица хохотала и игралась коварней прежнего, заставляя собственноручно всё ценное из дома выносить и подавать с поклоном Лешему.

— Осторожнее будь! — вздыхала Марта в очередной раз.

А у Тэми в голове — наполненный цветочными запахами воздух, хохочущий, толкающий на подвиги во имя веселья!

2.

— Ну и где эта ваша нечисть? — Ринар скучающе осматривался по сторонам.

Сидели стражники на лесной опушке, откуда, судя по рассказам, и появлялась загадочная девица. Одни поговаривали, что у неё из-под юбки выглядывает чёртов хвост, другие приписывали рога и свиные уши.

— Тьфу, опять бредни, — в сердцах сплюнул стражник. — Напьются, вот и мерещится всякое!

Покараулили, обошли три деревни, да никого так и не заприметили, кроме вороньей стаи. Вилась вокруг, каркала так, что хотелось всех до одного перестрелять. Жаль, стрелы не казённые.

3.

Кёльберг самодовольно ухмылялся, то и дело подталкивая Тэмиру к новым приключениям.

— Ну чего тебе стоит? Вон дружок твой, Ринар, ночами из-за тебя глаз не смыкает, всё ждет!

— Не дружок он мне!

Лисица искренне надеялась, что они уберутся поскорей и подальше. Не будут же вечно сидеть!

— А ты ему гостинцев испеки, авось подобреет, — продолжал Кёльберг.

Тэми не выдержала. Благо, кочерга оказалась рядом, только ворон оказался удивительно изворотливым и залез на печку, всем своим видом показывая, что не сдастся без кровавого боя.

Ринар… Да она его забыла почти! А лапы размять до жути хотелось. Хотя бы по полю пробежаться и вцепиться зубами в яркий подсолнечник!

Карканье стихло. Кёльберг выглянул в окно и увидел, как стражники отдаляются под недовольные возгласы крестьян.

Исчез с горизонта знакомый плащ, вместе с ним растворился весенний ветер. Оно и неудивительно, ведь до Литы оставалось всего ничего. Хотя в этих краях праздник зелени и огня называли Купалой.

III. Ночь огня

1.

— На Ивана, на Купала красна девица гадала, — разливалось отовсюду, хотя для вечерних песнопений еще было рановато. Солнце стояло над землёй высоко и даже не думало пока заходить за горизонт.

А люд уже сверкал лентами, венками, куклами из тканей. Кто-то шёл на ярмарку, кто-то возвращался оттуда разряженный, а кто-то готовил корзины, собираясь в пламенную ночь заполнить её до верха целебными травами.

Почти все молодые девки крутились у берега речки. Из распущенных волос торчали ветки полыни, ивы, мяты. Самые проворные заговаривали воду, чтоб понесла сплетённый венок к суженому и повенчала их. Не знали молодицы, что за ними, посмеиваясь, наблюдал Водяной, чудом сбежавший из-под присмотра Кикиморы.

А вот Марте было не до гуляний — впереди ночь Огня, когда природа пляшет и поёт, выращивая повсюду дивные травы, которых в иную пору не сыщешь. Расцветали они во всей красе, только от людского глаза постоянно прятались.

Ведьма сплела из платка котомку и покинула избу. Зачарованный купец так и остался сидеть на месте.

— А ему это точно не повредит? — младшего брата терзали сомнения.

— Поспит день-другой — и оклемается, — фыркнула Марта.

Вообще-то они сперва пытались по-доброму, мол, впустите бедных странников переночевать в сени, и будут вам за это монеты и человеческое «спасибо», но купца подобное не прельщало. Пришлось уговаривать, точнее — заговаривать, чтобы знал, каково добрым людям отказывать.

Ведьма исчезла в лесу, оставив брата и подругу наедине. Те пожали плечами и разбрелись: один пошёл за ягодами и вином, вторая — плести венок и гадать. Тэми даже задумалась: а на кого, собственно? Воспоминания о первой горечи, отдающей эльфийским запахом, растворились спустя две зимы, а другой и не было.

«Да без разницы, просто на любовь!» — сказала себе и помчалась к речке.

2.

Ягодное вино лилось рекой, разжигая пламя в телах. Девки кружились среди костров, одни с парнями, другие сами по себе, и не было ни единой души, которая не сливалась бы с остальными. Венки лишь чудом не падали с голов, хотя находился молодец, что хватал с головы травяное украшение, а потом утаскивал саму девку подальше от чужих глаз.

Лесная любовь сливалась с человеческой, и казалось, что весь мир пульсирует и кружится — лишь луна холодно смотрит и усмехается, а звёзды вторят ей и перемигиваются.

Ты пляши, пляши, девица,

У крылатого огня,

Как присядешь же напиться,

Повстречаешь тут меня.

Будем долго миловаться,

Аж до самого утра,

Будешь ждать и волноваться —

Я скажу, что мне пора…

Тело Тэми горело. Казалось, что жар растекается от самого сердца и земля под босыми ногами вот-вот вспыхнет. Кто-то хотел было её схватить, но она увернулась и, скакнув через пламя, растворилась среди пляшущих. Отовсюду звенела музыка и раздавались похабные песенки о звонкой любви, которую так легко скрывает ночь.

Не обошлось и без горечи — на другой стороне реки две девки рвали друг дружке волосы, не поделив славного парня. Только тот давно уже исчез, пока влюблённые и пьяные, подобно двум собакам, дрались с жуткими криками.

Тэмире захотелось найти ведьму и поворожить, но той как будто след простыл. Не было Марты ни среди костров, ни среди милующихся (а может, спряталась-таки с кем-нибудь?). А речная вода тем временем уносила всё больше венков в неизвестность. Особо лихие молодцы выхватывали их и подплывали к девицам. И казалось, что не будет этой пляске ни конца, ни края, и всё будет сливаться со всем целую вечность.

Но нет — как пропели третьи петухи, растворилось вино, на месте пламенных языков остались пепелища, а звуки свирели сменились тишиной. Лишь природа по-прежнему ликовала, заставляя зелёную листву колыхаться, а нетронутые венки — плыть дальше, сквозь чёрные воды.

На рассвете деревню покинули двое: ведьма с котомкой, заполненной травами, и её напарница. Что правда, то правда: голова у Тэми была до сих пор хмельной, зато в сердце поселилась надежда на скорую и счастливую любовь.

3.

Как только ягодное вино коснулось губ Кёльберга, медальон с эльфийской руной предательски обжёг кожу. Не до веселья стало ворону, ибо тонкая ниточка, соединявшая его с человеком роднее сестры, тряслась и грозилась вот-вот разорваться.

Раз, два — и с криком обернулся птицей, расправил крылья и взлетел. Сквозь костры, чужой хохот, казавшийся теперь зловещим, сквозь лунную ночь, лишь бы только добраться до Каменного города и спасти Её.

«Лилиэль!»

IV. Свадебное

1.

Достойные девушки соблюдают традиции, как нечто святое. Они внемлют родительской воле, что бы там ни говорило сердце. Его стоит заткнуть, а вот чем — предстояло решить самой Лилиэль.

Лёгкие шелка, изумрудные и сапфировые ожерелья даже рядом не стояли с рассказами о дивном лесе за далёкими-далёкими горами, где каждый наслаждается волей и заливисто поёт.

Но Лилиэль верна своему народу, она не пойдёт против святейшего, не скажет «нет» тем, кто дал кров и имя, растил, подобно цветку, чтобы однажды обвенчать. С кем — не важно, ибо сердце уже давно сделало выбор. Такой, что родители были бы в ужасе.

Она собиралась, как настоящая невеста — самая сияющая и элегантная, чтобы каждый замирал от восхищения. На пепельных кудрях сияли гранаты, белоснежное платье переливалось на солнце.

Как саван.

2.

«Shcrong, Kölbergu, shcrong!» — отзывалось глубоко внутри.

Горящий талисман вещал о беде и заставлял забыть об усталости. Не зря он не хотел улетать в этот раз. Кёльбергу нравились узкие улочки, увешанные лианами и корзинами разнородных цветов, лазурные огоньки лепестков с багровыми искрами и ароматы эльфийских духов.

А ещё — Лилиэль, сотканная из чистого света.

«Ещё раз увижу тебя с моей дочерью, — старый эльф открыл незапертую дверь и осёкся, завидев пустующую комнату. — Чёртов перевёртыш!»

Тем временем впереди замаячила вереница горных хребтов. Вот она, грань, отделяющая дивный народ от человеческих глаз!

«Сильнее, Кёльберг, сильнее!» — и он нёсся с надеждой, что успеет.

3.

10 дней Лилиэль прощалась с семьёй, прежде чем войти в новую жизнь. В их глазах она оставалась достойной, и это не могло не радовать. Несмотря на старые ссоры и наказания.

Впереди — танец. Эльфийка двигалась, как требовал ритуал: шаг за шагом, затем — круг. Заученные движения, заготовленные слова. Звон браслетов, улыбки гостей и совершенно чужой жених. В какой-то миг она сбилась, услышав знакомое карканье. Кёльберг?

Ворона в храме не было, но родное слово резануло по сердцу и заставило вспомнить.

Лилиэль — достойная эльфийка.

А ещё у неё есть сердце, и ни им, ни честью она не готова была поступиться.

…Острый кинжал резко вошёл между рёбрами, заставив вздрогнуть от боли. Белоснежное платье утонуло в багровом.

4.

«Мой медальон — моё сердце, и я отдаю его тебе, несмотря ни на что. Даже если все боги против нашей связи».

Чёрная пустота разрасталась с жуткой скоростью, разъедая сущность. Ворон не чувствовал ни ненависти, ни боли, казалось только, что рёбра онемели. Каменный город со светящимися цветами превратился в нечто жуткое, утопающее в гнили, а его жители стали тенями, без единого луча.

Как бы ни шипела душа, разумом Кёльберг понимал: чем раньше он вернётся к сестре, тем скорее стихнет боль.

V. Закатное

1.

Запах полевых цветов и озёрная прохлада порождали дурман. Лисица с упоением лежала среди трав и любовалась блестящей гладью, пока Марта следила за варевом в котелке.

— О, никак Полудница, — Тэми вгляделась вдаль и увидела белёсую тень. Та кралась аккуратно, минуя местную нечисть.

— Зря старается, — усмехнулась Марта. — Они если и засыпают в поле, то только с крестом и косой в руках.

Тень растворилась вдали. Зато приближался некто другой. Лисица с любопытством смотрела, как чёрная точка в небе постепенно снижается и кружит над полем. Ей много чего хотелось высказать Кёльбергу, начиная от возмущения. Это ж надо было бросить их в разгар огненной ночи и молча исчезнуть!

Ворон приземлился рядом с Мартой. Та поняла брата без слов, ощутив, как разрывается сердце Кёльберга.

— Выросли вы совсем, — покачала головой ведьма. — Не переживай: сейчас прогоним твоё горе.

…Ругать ворона последними словами лисице неожиданно расхотелось.

2.

В лесной ночи осталось много слёз и воспоминаний о той, с кем Кёльберг проводил зимовку. Благо, зелье сестры подействовало, и душу обернул покой. Ворон тенью плёлся следом за ведьмой и лисицей, борясь с желанием упасть и колотить руками землю. Только городские стражники не так поймут, и будет ещё хуже.

— Ярмарка! — Тэмира, завидев цветастые шатры и призывы торговцев, устремилась в самую гущу. Марта с беспокойством взглянула на брата и пошла в ближайшую таверну. Зелья зельями, а выпить и выговориться ворону надо было. Биться о землю, стучать по столу, стонать, кричать — что угодно, лишь бы не заталкивать горе внутрь, где оно будет разрастаться подобно чудовищу.

3.

Хороводы, песни, цыганские юбки и всеобщая радость казались настолько фальшивыми, что хотелось свернуться в клубок и затаиться в тёмном уголке. А ведь Тэми любила ярмарки — каждый раз носилась посреди лотков, и только Кёльберг вовремя останавливал, чтобы от излишней радости не разнесла прилавок.

«Негоже друзей бросать, ой негоже», — ноги сами увели от всеобщего веселья к таверне, где обосновались ведьма и ворон.

4.

— А сейчас перед вами выступит знаменитый Эллиат, сказочник и путешественник! — аплодисменты и крики пришлись так некстати, что Марта пожалела о решении отправиться в город. Кёльбергу наверняка хотелось забиться в угол потише, а не попасть в разгар непонятно чего.

Тем временем на сцену поднялось нечто, одетое в багровый балахон. На шее блестела защитная руна. Ведьма удивлённо уставилась на путника.

Конечно же, она узнала своё первое и давно забытое горе.

— В далёком лесу, скрытом от людских глаз, жили-были, — прозвучал до боли знакомый голос, — ведьма, её брат-ворон и лисица-перевёртыш…

Тэмира впервые увидела, как Марта залпом пьёт эль, а Кёльберг в один миг оживает и оттаскивает сестру к выходу. От греха подальше.

А потом — снова в дорогу, к неизведанным краям с морями-океанами и горными ручьями, ибо только они способны омыть раны.

Эпилог

1.

— Не везёт тебе в любви, — Марта всматривалась в выложенные крестом карты. — Одни мечи, а в конце и вовсе тройка. Разбитое сердце, считай.

Рыцарь пригорюнился и стал ещё сильнее теребить кружевной платок в руках — последнее напоминание о Прекрасной Даме, которая исчезла на несколько дней и обнаружилась в постели товарища.

«Я даже знаю, почему. — Тэми, слопав свежеукраденную курицу, валялась на мягком коврике. — От такого сального запаха даже последняя уродина сбежит. Интересно, когда он в последний раз мылся?»

Пока Марта отпаивала не в меру впечатлительного гостя мятным чаем, лисица глазами осматривала столы в поисках того, что плохо лежит и прямо-таки просит себя забрать. Так, на запас, когда желудок жалобно заурчит.

Ботинки рыцаря тоже, как ни странно, слегка пахли мясом, но выглядели уж совсем непривлекательно.

— Давай проветрим, а? — выдала лисица, когда Марта захлопнула за гостем дверь, предварительно расписав дорогу. — Вот и хочется обернуться девицей, соблазнить на «подвиги», но я ж помру, причём не от меча. Откуда вообще в нашем лесу люди завелись?!

— Ну, — Марта отхлебнула чаю, — человечьей крови в нём чуть больше, чем во мне.

Лисица перевернулась со спины на живот и уставилась на колдунью так, будто впервые увидала болотную кикимору с выводком.

— Мы с его бабкой на одном шабаше плясали, — пояснила ведьма. — Сильная была чародейка: тёмная-тёмная, а как глянет — так дерево рядом упадёт. Внук, правда, не в неё пошёл, но кровь своё кое-где берёт.

— И он об этом, конечно же, даже не догадывается, — хохотнула лисица, вспоминая рассказы Марты о том, как сильно белые рыцари презирают ведьм и всякую нечисть. Иные из храма почти не вылезают, разве только в постель к прекрасным дамам и походы, а тут — нате! Ох и судьба, ох и шутница!

Залетевшая в гости Тампт раскрыла от удивления клюв и уронила на пол сверкающее ожерелье с эльфийскими рунами (у Доброго стащила, не иначе!). Поражаться было чему — не каждый день видишь, как Тэмира катается по полу и фырчит, смеясь. Ворона поискала кастрюлю от глинтвейна, но той нигде не было.

А к первому дню весны рыцарь притащил целую корзину подснежников и упорно отказывался уходить, пока Марта не примет подарок.

Только у них — разные дороги, и ведьма прекрасно знала это. Как сошлись, так и разойдутся.

2.

— А у тебя весь нос в корице! — Тэми пронзительно чихнула и насупилась, всматриваясь в чёрный котелок, над которым колдовали руки эльфа.

Добрый осознавал, что добром оно не кончится, и чем скорее лису отвадить, тем легче ей же будет.

Лишь бы только не оставалась одна.

Тэмира не знала. Ни о том, что эльф искренне хотел помочь и воспринимал её как ребёнка (ещё бы — он-то на два поколения старше!), ни о том, что сам попросил Марту приглядеть за лисой.

«Только не сейчас, не посреди метели».

3.

Лошади мчались сквозь берёзовую рощу. Лисица крепко держала поводья и чуть ли не кричала от восторга, чувствуя ветер. Вот он, оставляющий старое и больное позади и открывающий врата в нечто невиданное!

Хороводы, ярмарки, поиски полевой русалки, совместные гадания и корабли. Обязательно корабли, рассекающие волны под тихое пение обитателей вод.

— Да здравствует свобода! — не сдержалась-таки Тэмира.

— Да здравствует природа во всём её величии! — вторила ей Марта.

— И да здравствуют крылья! — подхватил Кёльберг.

Это был даже не шаг — скачок в загадочную неизвестность. И что-то всем троим подсказывало, что всё обязательно образуется, даже если вначале настигнет череда бед.