Непогода

Диана Ставрогина, 2022

«Мы разводимся», – у меня осталось меньше месяца, чтобы произнести два этих слова вслух и в присутствии мужа. И я боюсь. Не потому, что Антон не захочет меня отпускать – напротив, я знаю, что он легко переживет наше расставание.Я боюсь, что он пожелает узнать причину.

Глава 9

Антон отстраненно кивает и идет к ванной.

— Только дух переведу, окей? Да и в душ надо.

Однако я не слышу его точно так же, как он сейчас не слышит меня.

— Мне нужен развод. — Очень хотелось бы произнести эту фразу ровным, уверенным голосом, но получается лишь надрывный выкрик.

Прилетев Антону в спину, тот заставляет его остановиться и медленно повернуться ко мне.

— Чего? — спрашивает он грубо, и я морщусь: мне еще не доводилось слышать от него подобный тон и видеть столь неприкрытую злость на лице. — Какой, на хрен, развод?

Его голос не стал громче ни на децибел, но я все равно на секунду зажмуриваюсь, будто сейчас существует действительный риск быть сбитой с ног звуковой волной.

— Обычный, — я прокашливаюсь и, открыв глаза, предпочитаю для созерцания пол и ничего более. Мне страшно смотреть на Антона. — Я хочу подать на развод.

— Да какого… Почему именно сейчас?

Я делаю глубокий вдох, почти обрадованная новым вопросом, как студентка, подготовившая на экзамене лишь один билет из ста и чудом именно его и вытянувшая, и принимаюсь тараторить:

— Мы ведь договорились, что первый год брака — пробный, а потом уже пути назад не будет. Годовщина у нас совсем скоро, а после уже и планирование ребенка. Разводиться позднее было бы совсем сложно. Я не хочу, чтобы мы совершили ошибку, не хочу дальше тратить твое время.

— Время, значит? — уточняет Антон с холодной яростью в интонациях.

— Да, извини.

— А больше ничего сказать не хочешь? Все нормально было. Какая шлея тебе под хвост ударила?

— Это обдуманное решение.

— Меня не было двое суток. Ты за сорок восемь часов приняла это обдуманное решение?

— Ну конечно нет! Я долго размышляла и…

— О, так ты в последние разы и трахалась со мной обдуманно, что ли? Настоящий секс с профессоршей философии!

— Я-я не профессорша!

— Да мне по хрен, Вер, кто ты.

— Я знаю.

Он, конечно, не воспринимает мой ответ как информативный, а зря.

— Вот какого… просто… Ты внятно объяснить можешь? Мы же договаривались все обсуждать. Решать проблемы. Мы для чего, по-твоему, заварили всю эту хренотень с партнерством? Чтобы ты из-за секундной обиды все порушила? Сама головой подумай. Где ты еще такого дурака найдешь.

— Дурака?

— Вер, ну…

Я поднимаю на Антона взгляд. На его лице отражается досада: все-таки понимает, что ляпнул что-то не то, но сожаления нет. Только досада из-за невовремя сказанных, невыгодных сейчас слов.

Во мне резко и оглушительно вскипает обида, в груди что-то взрывается и бьет в голову, отрезая связь между речевой функцией и сознательностью, и я срываюсь:

— То есть, если я решилась на брак без любви, так все — не котируюсь за привлекательную женщину? А что насчет тебя в таком случае? — Мои вопросы преисполнены язвительности. — Или как обычно в патриархальном мире уже есть оправдание, восхваляющее самца? Что ты там мне плел тогда в кафе? Истерички тебе надоели? И, — я делаю истерично-насмешливую паузу и картинно морщусь, — дай вспомнить… Требовательные «соски» еще там были, да? Джентльмен ты мой. Мистер рациональность. Так вот, — теперь я почти кричу, пусть и шепотом: — Иди к черту. Я не хочу и дальше жить с куском льда под боком, мнящим себя почетным призом для женщин.

— Что за дичь ты сейчас несешь? — спрашивает Антон холодно, выплевывая слова через сжатые зубы.

Мы снова встречаемся взглядами, и на миг я, кажется, успеваю побывать в роли сказочной Герды: мне теперь наверняка известно, как больно смотреть в глаза заколдованному Каю.

— Правду, Антон, — отвечаю я устало, но не без язвительности. — Я «несу» правду. Не беспокойся, через полчаса меня здесь не будет. И правды — тоже.

Быть может, ссора выматывает каждого из нас, но остановиться уже не получается. Стоя в разных концах комнаты, мы продолжаем попытки задеть друг друга, вбрасывая в воздух бессмысленные фразы с заведомо наполненным упреками подтекстом.

— Вот уж от тебя не ожидал подобной херни, — заявляет Антон грубо и чертыхается, а после с видом оскорбленной добродетели, решившейся на самоотверженный акт милосердия, уточняет: — Не желаешь успокоиться и поговорить утром?

— Нет. — После сказанного им недавно развод кажется особенно верным выходом из сложившейся ситуации. Для меня так точно. — Я уже все обдумала.

— Ну и дура. — Выплюнутое напряженными губами оскорбление обходится мне новым спазмом боли в области груди. — По хрен, — Антон резко взмахивает руками, словно в порыве желания что-нибудь ударить, но до любой твердой поверхности все равно не меньше метра, и движение остается пустым. — Делай что хочешь. Не ной потом.

— Не буду, — бросаю я в ответ и, развернувшись, иду в спальню, не желая больше ничего слышать. — Можем не волноваться.

К счастью, за моей спиной не раздаются шаги. В комнате я наконец могу побыть одна.

Дышать становится легче, тело чуть расслабляется, получив шанс выпустить из себя хотя бы часть накопленной боли. Согнувшись, я опираюсь локтями о кровать и головой врезаюсь в упругий матрас. Плечи прижимаются к ушам, заглушая звуки вокруг и мечтая заодно отключить громкость на канале мыслей.

Мне хочется кричать, но я не могу. Не потому что намеренно себя сдерживаю — нет, именно физически не могу. Ни сейчас, когда за стеной Антон, ни наедине с собой.

Рвущийся наружу вопль нарастает внутри, распирает ребра, давит на органы и сосуды, но ему не под силу преодолеть незримый барьер сопротивления. Моя боль сейчас запредельна и нестерпима, и избавиться от нее невозможно. Остается лишь смиренно переждать, когда закончится этот эмоциональный штопор[1].

Отдышавшись, я выпрямляюсь и иду к раздвижному плательному шкафу. Разложив на кровати маленький чемодан, я спешно и бессистемно собираю одежду и другие нужные вещи.

Мне слышно, как Антон чем-то ужасно грохочет на кухне, перемежая звон ударяющихся о столешницу тарелок и кастрюль ругательствами особого порядка — в моем присутствии он подобного себе не позволяет… Не позволял. Его ярость ощутима сквозь стены и закрытую наглухо дверь, но я стараюсь абстрагироваться, отстраниться от происходящего и к ближе к концу сборов достигаю некоторого успеха. Достаточного, что не заметить появления Антона на пороге спальни.

— Ну и куда ты пойдешь посреди ночи? — интересуется он безразличным тоном, и я, вздрогнув всем телом, на секунду оборачиваюсь и натыкаюсь на его пристальный, гневный взгляд.

— Я сняла квартиру. — Мои руки вновь заняты укладыванием одежды в чемодан, на Антона я больше не смотрю.

Он презрительно фыркает.

— Вот как.

— Да, — я киваю, игнорируя насмешку, застегиваю чемодан и хватаю тот за ручку. — Такси уже ждет. Я пойду.

— Так и не снизойдешь до объяснений своего «обдуманного решения»?

— Не считаю нужным. — Я приближаюсь к дверному проему, но Антон не двигается с места.

— А я не считаю нужным разводиться, — сообщает он, игнорируя мои попытки его обойти.

Очевидно, что Антон уже совершенно открыто не дает мне покинуть спальню, заняв собой пространство от одного косяка до другого.

На секунду я закрываю глаза, стараясь вернуть контроль над эмоциями, и пытаюсь дышать глубже и ровнее. Безобразный скандал маячит на горизонте, подергивая за струны мою нервную систему и поторапливая скорее начать концерт. Однако мне хочется уйти достойно. Не потеряв лица и не утратив достоинства.

— Обсудим формальности позже, — произношу я на рванном выдохе и снова делаю шаг вперед. — Сейчас меня ждет такси.

Антон движется следом, как маятник.

— А я жду объяснений.

— Просто… Дай мне уйти.

— Что, — спрашивает он едко, — уже и стоять рядом со мной не можешь? Быстро тебя перемкнуло.

— Просто. Дай. Мне. Пройти.

— А если не дам?

— Дай мне пройти! — теперь я кричу. — Тебе все по боку, что ты пристал ко мне сейчас? Я много прошу?! — Возможно, я уже плачу, не знаю, не могу понять. — Просто дай мне пройти! — Толкнув Антона то ли в грудь, то ли в живот — не разобрать, — я вылетаю из спальни, с противным скрежетом задевая пластиковым чемоданом дверь.

Я хочу уйти.

Мне необходимо отсюда уйти.

Сию же секунду.

_________

[1] Здесь: фигура высшего пилотажа.