Небесная птаха

Диана Рейдо, 2011

Одиночество Мирабель, которая живёт на ферме настоящей отшельницей, нарушает странствующий авиатор Дик. Попав в дом девушки под безобидным предлогом, он надолго задерживается. От фермы давно осталось одно название, а муж Мирабель умер пару лет назад. Дик пытается помочь ей, вытаскивая из затяжной депрессии. Но каковы истинные причины его внимания к Мирабель? Свет на это проливает завещание, найденное Мирабель в вещах Дика: в завещании её ждет неприятный сюрприз…

4

Мирабель открыла глаза и блаженно потянулась.

Впервые за столько дней она наконец-то почувствовала себя лучше…

Боль в ноге перестала беспокоить ее уже наутро, особенно после того, как Дик натер ее щиколотку разогревающей мазью и замотал старым шерстяным шарфом. Мирабель радостно вскочила с постели, ощутила, что твердо стоит на обеих — здоровых! — ногах, но тут же пошатнулась. На нее навалилась страшная слабость, спросонья оставшаяся незамеченной. Немного погодя начало ломить виски, шуметь в ушах.

Когда ко всем вышеперечисленным симптомам добавилась и головная боль, и жар вперемешку с ознобом, Мирабель решила, что теперь ни за что не покинет свою теплую постель.

Собственно говоря, это ей уже и не удалось бы без посторонней помощи. Когда Мирабель захотела предпринять попытку спуститься на кухню и нацедить себе стакан воды из-под крана, она поняла, что ноги её не держат — и это не было красивым книжным преувеличением.

После полудня к ней зашёл Дик.

Вместо Мирабель он обнаружил лишь её нос, сиротливо торчащий из одеяльного кокона и груды подушек.

— Ну, как мы чувствуем себя сегодня утром? Как нога? Надеюсь, прошла? Гарантирую, что никакого перелома там и в помине нет…

— Перелома нет, — жалобно простонала Мирабель, — но, кажется, я немного заболела…

Дик нахмурился. Он подошел к постели, наклонился и губами коснулся её лба — Мирабель даже увернуться не успела.

— И не кажется, а точно заболела, — констатировал он. — У тебя высокая температура. Как ты умудрилась? Сейчас, если мне не изменяет память, разгар лета…

— Я очень рада, что ты это заметил, — огрызнулась Мирабель, — но болезнь не спрашивала меня, какое сейчас время года, перед тем, как свалить с ног!

— Тихо, тихо, не злись. Это тебе сейчас вредно. Принести тебе что-нибудь? Воду, чай, сок?

— Сока в доме нет, а чай… Нет, пожалуй, я ничего не хочу. — Мирабель сморщилась от очередного приступа головной боли.

— Как ты думаешь, что у тебя?

— Кажется, грипп, или простуда, хотя я точно не уверена…

— Тело ломает? — деловито осведомился Дик.

— Ты что, не просто авиатор, но еще и доктор? Нет, сэр, не ломает.

— Неважно. Этот симптом может проявиться и позже.

— Вчера я долго сидела на земле, — вспомнила Мирабель, — но вообще-то земля была совсем не холодная.

— Может, ты понервничала, вот иммунитет и дал сбой. Так, тебя можно оставить одну?

— Не припомню, чтобы тебя тут кто-то держал насильно, — у Мирабель всё-таки хватило сил на возмущенный голос и выражение лица.

Дик вздохнул. Весь его вид выражал: угораздило же связаться с капризным и невыдержанным ребенком…

— Я ненадолго оставлю тебя одну и съезжу в магазин.

— Вызовешь такси? — осведомилась Мирабель.

— О, черт. Хорошо, если тебе так угодно, я возьму такси. Если ты считаешь, что мне нельзя доверить «Субару».

Мирабель хотела было высказаться фразой наподобие «А почему я должна тебе доверять, уедешь на машине, и поминай, как звали», но взглянула на Дика и передумала.

К тому же она вовремя вспомнила о его биплане, одиноко стоящем на заброшенном поле. Зачем ему машина — разве он сможет бросить свой самолет?

С этим парнем определенно что-то было не так (а, может, что-то не так было с самой Мирабель), но вряд ли ему понадобилось бы угонять старенький, хоть и безотказный автомобиль?

— Бери, — выдавила из себя Мирабель, — ключи на гвоздике над входной дверью. — Только постарайся не попасть на глаза дорожной полиции.

— Не беспокойся. Какой сок ты хочешь?

— Апельсиновый, грейпфрутовый, яблочный… Что-нибудь.

Выходя, Дик помедлил и обернулся:

— Так как, Мирабель? Может быть, мы позвоним кому-нибудь из твоих родственников? Тебе сейчас нужно, чтобы рядом был кто-то, кто может позаботиться о тебе.

С видом маленького упрямого ослёнка она отрицательно покачала головой.

— Тогда я останусь здесь, — резюмировал Дик и вышел, пока Мирабель не успела что-либо возразить.

Позже она уже ничего не могла ему возразить, поскольку впала в забытьё. Дик вернулся, поставил на тумбочку рядом с ней несколько стаканов — с чистой водой, с минеральной, с соком, — а сам устроился с книгой в кресле у окна.

Когда Мирабель в очередной раз разлепила глаза, уже стемнело.

— Ну как, пришла в себя?

Она осторожно пошевелила рукой, ногой.

В теле была свинцовая тяжесть…

— Не очень, — честно призналась она.

— Давай мы всё-таки вызовем тебе врача.

— Я не хочу.

— Но почему?

— Это моё личное дело…

— Всё-таки ты девушка со странностями, — заявил Дик, вздыхая. — Ладно, тогда придется тебе выпить горячий чай с малиновым джемом…

–…фу-у-у, косточки…

— И выпьешь лекарство.

— Ладно.

— Ты мне не возражаешь? Я удивлен. С твоего позволения, я принесу тебе чай, а потом соображу что-нибудь поесть.

— Есть я не хочу.

— Зато я хочу. С утра во рту крошки не было…

— Ты не ел?

— Нет. Как пришел тебя проведать, так и забыл про завтрак. Я скоро вернусь, ты еще не успеешь про меня забыть.

Мирабель пролежала с высокой температурой и сильной слабостью в конечностях около шести дней. Всё это время Дик изображал заботливую сиделку — приносил и уносил стаканы с минералкой, протирал ей лоб влажным полотенцем, проветривал спальню и заваривал в термосе всякие лечебные травки.

— У тебя что, нет других дел, кроме как за мной ухаживать?

— А я еще и не начинал, — Дик широко улыбнулся.

— Ты же понимаешь, о чём я.

— Ага, понимаю.

— Неужели тебе так интересно бесконечно читать Сэлинджера у постели тяжело больной?

— Ничего, ты уже пошла на поправку. Скорее всего, это было что-то вроде гриппа.

— Я серьёзно… Ты же вроде как собирался заправиться и лететь дальше, путешествовать по стране. А вместо этого застрял тут надолго.

— Полеты могут немного подождать, — спокойно ответил Дик. — Кроме того, разве я могу оставить человека в бедственном положении?

— Но я не при смерти и не бедствую.

Дик подтащил тяжёлое кресло поближе к постели девушки, уселся в него и внимательно посмотрел на Мирабель:

— У меня тоже есть к тебе вопросы, — неожиданно заявил он.

— Может, не стоит? — осторожно поинтересовалась Мирабель.

— Стоит… Когда окончательно поправишься, первое, что сделай — подойди к зеркалу и внимательно посмотри на себя.

— Зачем? Я прекрасно знаю, как я выгляжу.

— Точно?

Дик прищурился.

— Ага, — кивнула Мирабель. — Зеленая… ну, или, во всяком случае, бледнющая после болезни, волосы спутанные, под глазами темные круги.

— Брось, ты ведь и сама прекрасно знаешь, какое впечатление производишь на мужчин.

Мирабель не собиралась смущаться, но всё-таки смутилась. Дик продолжал:

— Юная, красивая, одинокая… У тебя должна быть уйма друзей и целый штат поклонников. Я пробыл здесь неделю и за это время не увидел ни одного человека, не считая, разумеется, себя самого. Ни звонка, ни стука в дверь… А ведь у тебя, в отличие от меня, даже есть мобильный.

Мирабель вздохнула:

— Не мог бы ты сварить для меня пасту? Что-то аппетит вдруг проснулся…

— Ничего удивительного, — спокойно ответил Дик и поднялся. — Ты столько времени ничего не ела. Я понял, ты не хочешь об этом говорить. Что ж… твоё право. Но всё это выглядит очень странно… Слушай, а, может, ты просто-напросто колдунья?

Мирабель дотянулась до подушки и изо всех сил — насколько могла — запустила ею в Дика. Одного шага, незаметно сделанного им, было достаточно, чтобы она промазала мимо своей насмешливой цели…

Дик вышел из комнаты, а Мирабель уселась среди подушек, натянула на себя длинную футболку, откинула одеяло и босиком прошлепала в ванную. Там она уставилась на себя в зеркало, словно и вправду увидела впервые…

Черные волосы были спутанными, но всё такими же шелковистыми. Синие глаза смотрели недоверчиво и хмуро, нежный ротик был слегка приоткрыт, словно его хозяйка пыталась выговорить «Не верю»…

Может быть, Бернингтон прав, и в его словах есть свой резон?

Превратилась в живую мумию, добровольно поставила на себе крест и вот уже год не движется ни вперед, ни назад.

Вперед — чтобы начать новую жизнь. Назад — хотя бы для того, чтобы разобраться с прошлым. Должно же оно когда-нибудь отпустить её? Или же это она сама его не желает отпускать?

Каким образом она, цветущая и юная, когда-то жизнерадостная и весёлая девушка, оказалась в полной изоляции от мира и близких людей? Почему не пытается хоть немного изменить ситуацию к лучшему?

Она осталась одна, совсем одна… Если бы за кружкой воды на днях к ней не занесло пилота, у которого закончился бензин, лежала бы тут без возможности поесть, попить и сказать хоть кому-нибудь, как она себя чувствует…

Заслышав на лестнице легкие шаги авиатора, Мирабель стремглав помчалась в постель и даже успела принять прежнее лежачее положение, прежде чем он появился в комнате.

— Садись, — велел он, — и осторожно: горячее.

…И вот теперь наконец-то она проснулась, ощущая себя относительно здоровой, относительно всех прочих дней, разумеется. Голова больше не болела, за окном было ясное висконсинское утро, слабость в теле прошла, и даже как будто прилив сил появился.

Мирабель осторожно села на кровати. Не почувствовав привычного головокружения, она улыбнулась и поднялась. Сейчас, сейчас она наконец-то примет душ, а еще, конечно, вымоет голову. Сколько дней она ждала этого момента истины! Можно, в принципе, даже ванну принять. Но это дело небыстрое, а если Дик проснется и заявится проведать её прежде, чем она вынырнет из душистой пены, то велик риск нарваться на очередные нотации.

Мирабель захватила нарядный шелковый халатик и отправилась в душ…